Клуб "Преступление и наказание"

Дело перекатилось за Рождество, а я по-прежнему ничего не мог написать.

- Ну хорошо - дипломатично предложил авторский голос - Не пиши. Подожди.

- Чего? - я завалился в Ирландский паб прямо напротив здания Мариинки и через пару минут уже задумчиво смотрел в бокал темного лагера. Напиток внешне напоминал квас, которым по вкусу сейчас казалось все мое творчество. Слово вязло на языке, вызывая чувство брезгливости

- У моря погоды? Вообще-то я обещал..

- Понимаю... - терапевтично согласился авторский голос, уходя интонациями куда-то в область паллиативной медицины душевнобольных

- Умеешь ты - я щёлкнул зажигалкой, но потом вспомнил, что в пабах теперь введен запрет на курение

- Чтоб вы там - сказал я безэмоционально и сделал первый глоток, ожидая немедленного наркоза

- Да ладно тебе, ты же не писатель, да и не сошёлся свет клином

- Так-то оно да, но я ж всё-таки обещал - перспектива начать новое десятилетие с невыполненных обещаний ощущалась колюще неприятной, как шерстяной свитер из грустных детских воспоминаний

- Понимаю - очень мягко проговорил голос

- Троллишь? - снова беззлобно повторил я и уставился в окно - мимо катились пряничные машинки, ныряя в снег неопределенного цвета

- Красиво как в Петербурге - задумался авторский голос - А помнишь, здесь ведь родился наш первый роман? Ты был так счастлив тогда...

Тон голоса стал отчего-то трогательно беззащитным и я поспешил взбодриться чесночными гренками.

- Ну всякое было, я вот помню наш первый проект, мотор от лодки в своем кабинете, и первый канабис, и первое шампанское первого января - там, где Нева ещё не была одета в гранит - патетика ворвалась в формулировки сама собой, снова вернув меня к мысли о рядовой бездарности всех написанных текстов.

Захотелось перейти на водку и ностальгию одновременно.

- А я помню, как ты просыпался в шесть утра, чтобы приехать в офис к семи, и иметь два свободных часа - помнишь, на что?

- На творчество - слово опять загорчило - Возможно, я, действительно, графоман - выдал на выдохе, запивая темным лагером вкус давящего унижения

Авторский голос молчал, пряничные машинки по-прежнему катались по заснеженным улицам. Мариинка стояла, небо над Петербургом висело в сливочном-лиловом оттенке празднично-серого. Всюду мерцали гирлянды, ёлочные игрушки и я вспомнил зачин для своего рассказа для зимнего конкурса ПиН:

Город сиял Рождественскими огнями, звучал праздничными мелодиями, скрипел свежим накатанным снегом под деревянными санками, звенел леденцами и колокольчиками в ярких витринах. Я был влюблен в этот город словно мальчишка.

Вот оно, самое волшебное время в году, которое я так не любил раньше, когда жил в Детройте, и которое полюбил сейчас всей душой, как только переехал на север. Год снова обернулся вокруг земной оси, дело снова шло к декабрю, а я предвкушал свой законный отдых вдали от шума и суеты. Мысленно прокрутив в голове список подарков и поздравлений, и, убедившись, что ничего не забыл, я взял с пассажирского сиденья пальто и нырнул прямиком в снегопад. В ботинки сразу набрался снег и я, фыркнув, как в детстве, начал перескакивать через сугробы к витрине знакомого магазина.

- Неплохо - снова завел утешающую волынку авторский голос - Хотели создать сказу, но дальше ты не пошёл

- Не пошел

- А почему?

- Потому что предполагалось тематическое насилие - заученно проговорил я, подпирая щеку рукой - Да ты и сам знаешь, к чему эти вопросы

- И откровенность... - немного грустно добавил внутренний голос

Дело зашло в тупик. Я посмотрел на часы и вызвал такси в отель. Внутри билась какая-то важная мысль, разом дающая ответы на все вопросы и инструкцию к применению, но соприкоснуться с ней пока ещё было слишком невыносимо.

Я вытащил телефон и набрал привычное СМС:

"Не переживаю, что перестал быть тематиком. Не переживаю, что перестал быть писателем (возможно и не был). Переживаю...".

Хотелось быть честным, но встретиться с мыслью пока что не мог. Отправил сообщение с троеточием, зная, что терапевт поймет меня правильно.

Уже в салоне такси, прислонившись к стеклу, я услышал сигнал входящего сообщения. Открывать его нужды не было, я и так знал, какие там рекомендации и ответ.

Пока мой литературный герой замер в сугробах волшебного поющего маленького города в Рождество, я должен был убрать палец с кнопки "пауза" и дать противной мысли поглотить себя целиком.

Она была очевидно лаконичной в своей простоте.

Я больше не мог писать из-за хейтеров.

Слова рассыпались, стоило протянуть руку. Буквы падали с экрана на пол, как когда-то падали сбежавшие ноты и я смотрел на это в отчаянии. Времени было мало, нужно было собрать из них любую конструкцию. Будь домом - ворожил я, но они только мешались между собой, образуя странное подобие пазла. Будь морем - просил, но в ответ знаки кривились, подрагивали следами дождя на стекле, сползали вниз непонятными символами. Соберись, соберись - ходил по комнате отеля. Вначале задумчиво, обмотав бутылку Jameson светодиодной гирляндой. Потом сгрузил весь алкоголь в мусорный бак, уехал в Александрию, где пробежал под мелким падающим снегом несколько километров, мысленно собирая, собирая слова в смысловые конструкции. Те дрожали от холодного ветра с залива и неизменно распадались на части.

За что ты так со мной?

Дача Романовых мрачно простирала каменную террасу на север. Остановился возле центральных ворот и провел рукой по кованному железу, вспоминая сколько раз заковывал чужие руки в наручники.

Спустился к воде и вышел на песчаный пляж навстречу ветру со льдом. Я знал историю земли, на которой стоял, и потому больше не мог видеть в ней красоту. Видел печаль.

Будь ветром - просил, закрывая глаза. В мыслях вихрями клубились сюжеты, слова мерцали и сияли красивой арабской вязью, таили знание и дарили свободу, но исчезали видением, стоило протянуть руку. Живые образы замирали фигурами мадам Тюссо и рассыпались на буквы как сломанный старый конструктор. Прикасался и волшебство исчезало словно туман.

Вернулся в машину, снял мокрую от снега толстовку, подставил лицо дождю, стоял, считая от пятнадцати в обратном порядке.

Без тебя я словно в безвременном нигде.

Выехал на объездную и ушел в левый ряд, удерживая запрещённые 150. Мокрый снег разрезался шипованным континенталем и я наклонил голову, борясь с искушением закрыть глаза и вывернуть руль в ограждение.

Вернись ко мне, вернись - взмолился, сбрасывая скорость возле Стрельны, влетая под камеры с очередным, новым штрафом. Вернись - прошептал медленно, бросая взгляд в зеркало заднего вида, словно рассчитывая увидеть ее в темном салоне.

Вернись, вернись, вернись - твердил как упрямец, потом сдался и нырнул в вечерний поток на Обводном. Выгнутый мост через Фонтанку и на Декабристов, мимо вчерашнего паба. Налево, вдоль университета и через Мойку к Неве, на остров, знакомый до слез.

Его руки в наручниках, крики и стоны в квартире возле Приморской. Ее бедра под простым платьем в цветочек, помада цвета брусники и моя ухмылка, когда руки скользили вверх, к влажному насквозь белью. Ее мольбы, шепот, надрывный плач и всхлипы в углу, где она стояла, воплощая все мои архетипичные фантазии в жизнь.

Ты - мой город, пропитавший меня насквозь. Ты со мной с самого детства в наших вымышленных мирах. Вернулся к тебе, чтобы успеть закончить роман, а меня предают буквы.

Снова апарт-отель, горячий душ, обжигающий американо. Сажусь на широкий подоконник, смотрю на мерцающую огнями Неву. Долго собираю последнее заклинание.

Будь мною.

Обладенно! Ну, если это называется гаммы поиграть, то я в восторге.