Клуб "Преступление и наказание"

А потом это возвращалось. Поначалу мелькало двадцать пятым кадром на самом краешке воображения, но этого было достаточно - Марина спотыкалась, путала слова, могла невпопад засмеяться. Кто-то трогал неосторожной речью ее тайный букварь, запуская сны, которые она, казалось, навсегда оставила в незнакомой квартире. Слова выскакивали из чужого рта, невинного и глупого, как детский мячик, что, разгулявшись, прыгает на открытые клавиши пианино. Это нельзя было предотвратить. Марина боялась покраснеть во время разговора, боялась, что ее каким-то образом выдадут глаза. Ей казалось, внимательный собеседник мог заглянуть в них, как в бинокль, вроде тех, что крутятся на одной ноге на самом краю смотровой площадки, и рассмотреть в монотонном ландшафте то, что она никому и ни за что... Заглянуть и все увидеть. Марина вспоминала как в детстве подруга, дождавшись, пока она слезет с качелей, подошла к ней и серьезно сказала - «ты знаешь, у тебя такая юбка - все видно». Все. Тогда это слово так удивительно ее напугало.

Потом, лет в пятнадцать, Марина подолгу стояла у зеркала, то приближая то отдаляя к нему свое бледное курносое лицо и смотрела в собственные зрачки, то в один, то в другой, и, расфокусировав зрение - сразу в оба. Где-то там, в самой глубине, плескалась ее маленькая стыдная тайна, но ключа к ней не было ни у кого. Тогда ничего еще не воплотилось, ничего не было, ничего и никогда. И порой взрослой уже Марине казалось, она бы дорого отдала, чтобы все так и оставалось.

Бывало, она замирала от ужаса внезапного разоблачения, просто услышав рядом что-то вроде  «Чуть не забыла! Надо посмотреть ремень». И лицо кассирши становилось мутным, а слова непонятными, и той приходилось почти насильно забирать у Марины ее хлопковый улов, чтобы провести сканером и разложить все по новеньким, гладеньким пакетам.

В какое-нибудь неосторожное воскресенье поезд метро вырывался из подземелья в дивный летний парк, оборачиваясь тихой электричкой, и Марина, только что глядевшая на саму себя в кофточке с надписью «не прислоняться», видела одну, две, сорок две ослепительных березы, быстро бегущих справа-налево. И все пассажиры, все как один думали о родине, о березовом соке, подберезовиках, берестяных грамотах, дивных хороводах. Никому в голову не приходило слово "каша". Марина закусывала нижнюю губу и боковым зрением пыталась заприметить тех, кто издевательски усмехался, прочтя ее мысли. А потом поезд снова уходил в черноту, в инкогнито, и было даже приятно воспользоваться этим шумным хаосом, прикрыть глаза и поиграть картинками. Камера, мотор, крупный план. Свежие прутья перочинным ножом очищали от листьев, от мелких веточек. Проверяли на гибкость уверенным взмахом, от которого у зрителя, режиссера и всей съемочной группы по спине пробегал мороз. Хотя дело происходило в хорошо натопленной бане. Свежие голые прутья мокли в дубовом тазу, напитываясь каким-то древним паром, ломоносовским ученым духом, а попавшая в этот секретный терем Марина стояла, скинув, разумеется, сарафан, и ждала, когда скрипнет дверь. Как в сказке. Но дверь не заскрипела, а дернулась разъехавшимися створками, и кто-то ткнул ее в спину, суетливо пробираясь наружу.

Бороться с этим становилось все обременительнее. Наступал день, когда Марина заново изобретала способ, дававший ей почти полный контроль над ситуацией. Она разрешала себе фантазировать о порке дома, по вечерам, в своей уютной комнате. Стыдные образы переставали настигать ее внезапно. Мир становился безопасен. Березы невинно шелестели листочками, протягивая их в ясную синеву, откуда кто-то добрый снова улыбался Марине, снова считал ее своим чадом. Ремень - Марина равнодушно пожимала плечами - такая штука, чтобы удерживать джинсы на бедрах. Бедра? Часть тела. Попа? Тоже всего лишь часть тела. И, с ужасом понимая, что вытащила из бомбы не тот проводок, что улыбка медленно сползает с небесного лика, Марина хваталась за какую угодно мыслительную белиберду, только бы дотянуть до вечера, а там, под одеялом, разобраться с этим недоразумением. 

Иногда, провозившись минут пять среди скомканных покрывал и так и не собрав разбегающиеся образы в одну плотную, закручивающуюся внизу ее живота воронку, Марина решалась прочитать рассказ. Один, коротенький. Чтобы полностью высосать и выплюнуть яд, сжавшись в знакомой судороге. Но сложно было найти правильный, бьющий в цель. А в другой раз находилось сразу несколько многообещающих, и они были все как указатели, ведущие Марину к какому-то полному, абсолютному счастью. И вот Марина обнаруживала себя в самой сердцевине ночи, окруженную тишиной, темнотой, с почти разрядившимся телефоном и влажным бельем, доползшим уже почти до лодыжек.

Торжественно и вальяжно, как знамена победителей в покорившемся городе, появлялись еще через несколько дней рисунки и фотографии. Рисунки Марина любила больше. Даже такие, где карандаш, едва скользнув по бумаге и наметив одну лишь идею художника, исчезал в белизне. Такие, быть может, больше всего.

А иногда, если Марине случалось выпить с подругой, или на работе отмечали чьё-то давнее рождение, она приходила поздно, минуту постояв под теплой водой, запиралась у себя и, прибрав на телефоне звук, пересматривала несколько старых, сохраненных глубоко в закладках, роликов. А потом наступал такой день, или лучше сказать ночь, когда Марина ставила ролик на паузу (спасая безымянную девушку от очередного хлесткого взмаха), рассеянно клала телефон на стол и продолжала сидеть почти в полной темноте со спущенными до колен трусами. Чуть подрагивала её грудь, бесстыже светил на нее близкий уличный фонарь, и было ясно, что озноб, жар, мельтешение образов в уме никогда не пройдут. Если только она не.

Находить правильных людей Марина научилась. Лучше, если это была женщина, старше ее, желательно раза в два, но тут бывали возможны исключения. Марине запомнилась одна молодая, почти одногодка, вызывавшая трепет сильнее подзабытого школьного завуча. Но все же она писала "тридцать пять плюс". Новый аккаунт, старый текст. Фотографии (без лица, но, черт побери, как это страшно) воскрешены из тайного почтового ящика с полузабытым паролем. Продраться через реверансы налетевших на свежак кавалеров. Читайте анкету, пожалуйста. И вот, кажется, она. Пишет строго, но вежливо, уважительно, Марина знала это сочетание и искала именно его. Об остальном можно было договориться. Ей нужен только один сеанс. Да, розги или ремень. Можно и то и другое. Сто. Нет, двести. Уверена. Да, есть. Нет, без секса. Она может в выходные, в любое время. Предварительная встреча - короткая, просто убедиться. А потом наступала та самая суббота или то самое воскресенье, когда Марина просыпалась от рваного бесполезного сна и почти полдня была уверена, что отменит встречу. Но к назначенному времени появлялась на пороге незнакомой квартиры с застрявшим в горле трепыхающимся сердцем, все еще сомневаясь в реальности происходящего.

Она уходила оттуда спустя час или два. Легкая, безымянная, новая. Оставляла в этой квартире весь свой позор. Оставляла эхо собственного голоса, его неожиданных обертонов, странные неуклюжие позы, которые ей приходилось принимать, извиваясь, и стыдные неловкие слова, которые она там произносила со свободно пылающим лицом. Оставляла охваченное диким азартом и еще каким-то неизвестным Марине чувством лицо малознакомой женщины, чужой запах ее парфюма, становившийся там все сильнее. Уносила свою онемевшую, исчерченную алыми буграми крепкую попу и такое же крепкое, нет, куда более крепкое обещание, что это в последний раз.

Отлично, психологично.
Пишите ещё.

[quote="В. Спящий"]
В какое-нибудь неосторожное воскресенье поезд метро вырывался из подземелья в дивный летний парк, оборачиваясь тихой электричкой,[/quote]
Измайлово штоле?

_________________
Бисер есть? А если найду?

Спасибо!
Не стану воздерживаться )

[quote="Herъ Хрюкиндъ"][quote="В. Спящий"]
В какое-нибудь неосторожное воскресенье поезд метро вырывался из подземелья в дивный летний парк, оборачиваясь тихой электричкой,[/quote]
Измайлово штоле?[/quote]


)

автор, Вы точно мужчина?
Такое изысканное препарирование женских эмоций и переживаний ..... это ж надо быть "внутри" души, мозга, сердца? или где там чувства зарождаются. Как можно догадаться и облачить в слова, если просто наблюдаешь со стороны?
Очень понравилось, очень, спасибо

Очень здорово, спасибо, автор!
Меня только чуть кольнуло последнее предложение - "крепкая попа ... и такое же крепкое, нет, еще более крепкое обещание" - вот эта игра прямого смысла с переносным показалась немного натянутой. Но это мелочь, а рассказ замечательный.

[quote="Niza"]автор, Вы точно мужчина?
Такое изысканное препарирование женских эмоций и переживаний ..... это ж надо быть "внутри" души, мозга, сердца? или где там чувства зарождаются. Как можно догадаться и облачить в слова, если просто наблюдаешь со стороны?
Очень понравилось, очень, спасибо[/quote]

Большое спасибо, от таких слов хочется не только писать, но и жить. )
Насчет пола - давайте пока считать, что мужчина. )

Спасибо, спасибо )
Про концовку - соглашусь, эту задачу можно было решить более гладко .)

А меня не вставило. Показалось как-то уж очень прянично-карамельно и нарочито-кружевно. А главное, я смысл не вкурил.
Я тупой? Хрю.

_________________
Бисер есть? А если найду?

Да, Хрюкинд, вот похвалы у тебя не дождёшься, как снега в пустыне.

[quote="Herъ Хрюкиндъ"]А меня не вставило. Показалось как-то уж очень прянично-карамельно и нарочито-кружевно. А главное, я смысл не вкурил.
Я тупой? Хрю.[/quote]

Я не знаю )
Все равно спасибо за обратную связь

Да не! Я не ругал же. Хрю. Я честно написал, что не понял. Не все же умеют в параболы с аллегориями.

_________________
Бисер есть? А если найду?

[quote="Herъ Хрюкиндъ"]Да не! Я не ругал же. Хрю. Я честно написал, что не понял. Не все же умеют в параболы с аллегориями.[/quote]

Главное, что, по всей видимости, вы искренне любите литературу. Об остальном, я думаю, со временем договоримся.