Клуб "Преступление и наказание"

Похождение красотки Карен

Автор Бой Теллер.
(вольный перевод А. Новикова, подстрочник господина Белякова)

Глава первая Порванная футболка.

Госпожа Карен, как ее почтительно звали клиенты, сидела и листала старый альбом с фотографиями. Это все, что осталось от прошлой жизни. Где-то там, в одноэтажной Америке теплого штата Калифорния остался старый дом, папа, и мечты о жизни нормальной женщины, мамы семейства, расписанием школьного автобуса и прочих семейных радостей нормальной американской женщины. Но этот путь был уже много лет назад отрезан раз и навсегда.
– Вот мне шесть лет, – Карен перевернула страницу. – Последняя фотография вместе с живой мамой! Бедная мамочка, надеюсь, ей хорошо на небесах. Во всяком случае, лучше, чем мне без нее!
После смерти матери воспитанием ребенка занялся отец Карен, Билли. Огромный и толстый, он мог бы послужить рекламой бочонка с пивом, которое он, кстати, очень любил, но, к сожалению, этот древний напиток не сделал папу добрее к сироте.
И надежным единственным методом поддержания должной дисциплины толстяк Билли считал порку. Еще при жизни мамы, пока Карен не исполнилось 5 лет, папа начал использовать старый спортивный шлепанец, затем за более серьезные проступки решил пустить в ход свой толстый кожаный ремень. Вскоре после того, как Карен исполнилось девять, она впервые испытала на себе ореховый прут, а в 13 лет претерпела первую порку старым хлыстом для верховой езды.
– Боже, какая я была маленькая! – женщина открыла страницу, где на большой фотографии плакала голенькая девочка, закрыв ладошками глаза. – Папа увековечил, после первой моей настоящей порки! Даже на плохой любительской фотографии было видно: ребенку досталось крепко. Несколько раз Карен хотела вырвать это фото из альбома, но в последнюю минуту передумывала.
Началось все еще тогда, когда могила матери не успела зарасти травой. Карен, тогда еще шестилетняя девочка, забыла снять на пороге дома обувь, была тут же сурово наказана строгим папой.
– Сколько раз тебе говорить, что дома надо ходить босиком! – Отец взял девочку за левую ногу, легко оторвал ее от земли, снял с нее сандалию и небольшой белый носочек. То же он повторил и с правой ногой. Затем он ухватился за платьице ребенка и стянул его через голову, швырнув на кровать к сброшенным носкам. Далее настала очередь трусиков.
– Папа, не надо! Я больше не буду! – Кричала девочка, брыкаясь, как пойманный поросеночек, и голося на весь дом.
В этом возрасте она еще не испытывала стыда, раздеваясь перед папой, но предвкушение наказания наполнило ужасом маленькое сердечко.
– Всем девчонкам нужна строгая дисциплина! – Папа, тяжело дыша, вытащил из брюк кожаный ремень и сложил его вдвое. – Сейчас ты это поймешь!
Девочка посмотрела папе в глаза и зажмурилась от страха: лицо родителя было перекошено от злобы так сильно, что он мог без грима сыграть черта в детской телевизионной передаче.
Потом было шесть первых, самых страшных в жизни ударов отцовским ремнем.
– Мама! Ма- Мочка! – отчаянно верещала девочка, болтаясь головой вниз. Папа держал ее за ноги левой рукой, а правой безжалостно стегал.
Она не помнила, как оказалась на диване и когда подушка успела промокнуть от слез.
– Да, были времена! – Карен встала и прошла по комнате. – Видимо черт действительно вселился в моего папочку, чтоб его (грубое американское ругательство)
С той поры много времени утекло. Было все, регулярные и не очень наказания, страх боли, унижения, а потом побег и жизнь, правда, не долгая на самом дне общества, где услуги малолетки стоят всего лишь гамбургер и двадцать баксов. Скорее всего, сгинула бы девочка в этой клоаке, если бы не встреча с госпожой Эллин.
– Я возьму тебя в ученицы, – Эллин оттащила ее от окна высотного здания в последнюю секунду. – Я научу тебя многому! Научу, как не только мстить мужикам, но и вынимать из их карманов деньги. Я научу тебя всему, что сама умею, но для этого придется пройти и через боль и через унижение.
– Мне все равно! – Карен пошла вслед за женщиной, жалея в душе, что затея с прыжком в бездну не удалась: банда молодых негров не только отняла честно заработанные деньги, но и изнасиловала самым жестоким образом во все щели.
– Не беспокойся, у меня дома тебя никто насиловать не будет! – Эллин привела девушку к себе в офис. – Для начала мы пойдем в ванну, помоемся, потом я покажу тебя врачу, и будем работать!
Так в неполные шестнадцать лет Карен оказалась в одной ванной с сорокалетней госпожой Эллин и познала много из того, что было для нее загадкой. Оказывается, женщина может быть нежной и ласковой. В ее руках девушка поняла, что еще не все потеряно и жизнь имеет кое-какой смысл.
– Эх, моя любимая Эллин! – Карен посмотрела на фотографию, где они снялись вместе на отдыхе в Майами. – Спасибо тебе за науку! Завтра я вышлю чек в твою больницу.
Эллин, наставница, подруга и компаньонка умирала от рака в клинике, но Карен честно высылала ей причитающуюся долю доходов. Размышления Карен были прерваны телефонным звонком. Билл, один из постоянных клиентов просил выделить ему время на порку розгами.
– Жду! – Девушка сама была не раз порота в детстве, и считала, что знает, как надо пользоваться прутьями в воспитательных целях, но, если бы не любимая Эллин, никогда бы не видать девушке доходов от порки на практике.

Порванная футболка.
– Настоящая госпожа должна знать на себе, что такое эротическая порка и как ее проводить! – Наставляла Эллин юную ученицу. – Ты говоришь, у тебя есть опыт общения с розгами?
– Да, папа не раз и не два сек меня прутьями из орешника или бузины. – Карен поморщилась от неприятных воспоминаний. – Впервые он взял прут, когда мне было девять лет, и я нечаянно порвала футболку! Я тогда была очень перепугана: полезла на дерево за яблоками, а папа запрещал мне это делать, так я еще, и зацепилась на одном из них своей почти новой футболкой, та и порвалась. Зная характер отца, я дрожала от страха…
Конечно, она много раз уже ощущала вкус кожаного ремня, частенько за то, что многие расценили бы как незначительные проступки, не стоящие даже десяти минутного стояния в углу. К сожалению, отец Карен был иного мнения.
– Девочки без розги не понимают слов! – Папаша срезал с деревьев длинные прутья и очищал от листьев. – Сейчас будем загонять тебе ум через задницу!
Очень и очень часто наказания прутом происходили за то, что, по мнению Карен, было безобидными мелкими вещами. Например: позабыла выключить свет или пренебрегла небольшой работой во дворе. Карен понимала, что на этот раз пощады не будет, а после ужина ее ждет очень неприятный сюрприз.
– Папа всегда имел запас розог на случай моей провинности, – вздохнула она, – удивительно, что я вообще оказалась дива!
– Да уж, папочка твой тот еще фрукт! – Эллин погладила Карен по волосам. – Впрочем, он был ограничен как любой мужлан из деревни! Вот, смотри, сколько разнообразных инструментов используется для эротической порки: Эллин стала показывать девушке свою коллекцию. Вот эти плетки, изобретение итальянских мазохистов: видишь, к деревянной ручке крепятся много кожаных ремешков, и получается ужасающего вида хлопушка. При ударе действительно получается громкий хлопок. Кожа после такой плетки быстро краснеет, но так же быстро приходит в исходное состояние. Сама понимаешь, мои клиенты не горят желанием демонстрировать где-нибудь следы наказания, и такая игрушка долго не залеживается на полке. Вот канадские кожаные розги, – госпожа показала несколько широких полос из толстой, склеенной из нескольких слоев кожи, разрезанных с одной стороны вдоль на две или три части. Раньше такими кожаными розгами пороли в канадских школах. Впрочем, не только в канадских! Такими розгами я буду позволять клиентам обрабатывать и твою попопочку! Честно, вреда от них никакого, а после того, как по наказанной попе погонять льдинку, уже через час можно будет звать следующего.
– Да? – Карен подумала, что госпожа сильно преувеличивает безопасность кожаных изделий.
– Тут не обходится без некоторых хитростей, – улыбнулась Эллин, – например попу перед поркой пропитывают кремом, но артистизм от рабыни определенный тоже требуется! Надо так подыграть мужчине, чтобы тот в штаны кончил! А вот настоящие розги: тут и пластиковые, школьные указки, пищеводный буж и, разумеется, коллекция натуральных изделий, ждущих своего часа в крепком рассоле с добавлением русской водочки. Ими я секу сама, и допускаю до тела рабыни только опытных в обращении с розгой клиентов. Кстати, после порки твоим отцом захлесты на бедрах были?
– Были, честно созналась Карен, часто до крови просекал.
– Значит, ему бы я не позволила! Чтобы не было захлеста, необходимо рассчитывать удар так, чтобы кончик прута ложился или в ягодичную щель или на середину противоположной от секущего ягодицы. Полоски должны ложиться параллельно и по возможности не пересекать одна другую. Конечно, следы будут видны, но недолго! А теперь покажи свои знания!
– Вот это ореховая, – Карен вынула из рассола знакомый до боли прут, – а вот это из бузины! Папа всегда держал запас таких прутьев в подвале!
– Значит, кое-какой опыт общения с этими инструментами у тебя есть, однако, тебе предстоит все постичь заново!
– Это еще почему? – не поняла Карен.
– Эротическая порка сильно отличается от домашней, и тем более воспитательно-профилактической! Тут момент унижения, предвкушения боли, и, наконец, радость от того, что порка кончилась, действуют на садомазохистов как наркотик на наркомана! Тут еще очень важно соблюсти меру, чтобы клиент не получил ранений кожи, и в то же время не считал, что вместо порки получил всего лишь массаж! Боль должна быть настоящая!
– Да, Карен вспомнила свои встречи с розгами, – мой папа считал, что бить надо так, чтобы неделю потом сесть не смогла!
Она снова вспомнила ту, суровую порку за разорванную футболку, стоимостью меньше трех долларов!
Этим вечером Карен не получила от ужина никакого удовольствия: вся еда просилась назад, так как организм не мог смириться с предстоящим наказанием.
– И не вздумай переодевать разорванную футболку! – Отец послал Карен в комнату, приказал ждать его возвращения.
Глядя в окно, она видела, как папа срезает гибкие прутья орешника в саду. Плодов орех не давал, но гибкие ветви не пропадали даром.
Впрочем, папа не спешил наказывать дочку и прутья успели до позднего вечера помокнуть в крепком рассоле.
В конце концов, матч по бейсболу закончился, отец выключил телевизор приказал Карен встать.
– А ты знаешь. Девочка, Эллин прервала рассказ Карен. – я понимаю твоего папу. Он не преследовал никаких педагогических целей, а просто тайно наслаждался небольшим спектаклем по собственной пьесе. Кстати, она не отличается разнообразием! Твоя порка было воплощенной в жизнь сексуальной фантазией.
«Так следует поступать так всякий раз, когда ребенок переходит черту!» – Думал он и в тайне ждал, когда же ты провинишься.
– Откуда вы узнали? – Карен не могла понять, каким образом Эллин догадалась о том, что сама Карен поняла лишь годы спустя?
– Просто я много лет работаю госпожой и в психологии своих клиентов немного разбираюсь! Честно, интерес у него был явно сексуальный!
– Когда я стала взрослее, – на глаза Карен навернулись слезы, он… тут она решилась и рассказала Эллин то, что хранила в тайне от всех, он меня изнасиловал!
– Этого и следовало ожидать, – Эллин погладила Карен по растрепавшимся волосам, – мой отчим сделал со мной то же самое!
Карен не выдержала и разревелась. Эллин, поняв, что происходит с девушкой, пошла на кухню за успокоительным.
Карен зажмурила глаза, и отвратительная сцена расправы за порванную футболку вновь встала перед глазами.
– Ну что, девочка, ты испортила почти новую футболку! – голос отца был спокойным, но это не предвещало ничего хорошего. – Ты разорвала ее на дереве, на которое залезла, хотя я запрещал тебе лазать по деревьям.
– Но папа… – Карен хотела объяснить, что ей очень хотелось нарвать самых лучших яблок для пирога.
– Я надеялся, что ты смотришь за своей одеждой, Карен, а не портишь ее. Тебе также известно, что случится с тобой, если ты сделаешь то, чего тебе говорили не делать! Понятно?
В комнате повисла нехорошая пауза. «Суд завершен, прения отменяются, сейчас будет приговор!» – поняла девочка.
– Я собираюсь высечь тебя прутом, Карен, – произнес папа в своей обычной манере. – За свою разорванную футболку ты получишь 8 ударов, за неподчинение – еще 8! Раздевайся!
Эти минуты перед наказанием девочка ненавидела больше всего. Боже, как стыдно раздеваться перед отцом!
Впрочем, она знала, что промедление только увеличит и без того жестокое наказание.
Карен сняла порванную футболку, положила ее на стул, на котором сидела за ужином. Затем настал черед небольшой синей юбочки, которую она положила рядом с футболкой. Потом на них сверху легли носки. И затем самая унизительная часть ритуала, – окончательное обнажение.
Зажмурившись, Карен стянула желтые трусики, положив их к другой одежде, и встала, положив руки на низ живота, по обычаю лицом к отцу. Табуретка стояла в центре комнаты, а отец поднялся и обошел вокруг стола, направляясь туда, где стояла Карен.
– Занять позицию! – это все, что ему нужно было произнести. Карен легла животом на табуретку.
В комнате стояла полная тишина за исключением жалобного сопения испуганного ребенка.
– Пожалуйста, папочка, – умоляла она, – пожалуйста, не секи меня!! Я обещаю быть хорошей и не рвать вещи. Я действительно такой стану!
– Как я говорил, Карен, ты получишь 16, – папа выбрал прут и стряхнул с него капельки воды. – Считай удары, и ошибаться не советую!
– Раз! – Карен рыдала и вела счет, в то время как прут со свистом рассекал воздух.
Папе не понравилось, что плохо вымоченный орешник ломался во время экзекуции. С той поры всегда был пополняемый запас: в подвале стояла бочка с соленой водой, где прутья доходили до нужной «кондиции», а запас прутьев с кустов орешника и бузины, росших во дворе, пополнялся регулярно.
– Ну и сволочь, был мой папа, подумала госпожа Карен, закрывая альбом. Сколько прутьев об меня поломал и главное, ни за что, просто потому, что ему было приятно меня наказывать! Права была Эллин, он просто извращенец!
Она прошла из угла в угол своей знаменитой комнаты, переоборудованный в зал для наказаний. Приспособления для порки ждали своего часа в шкафу, розги набирали гибкость в синей пластиковой бочке, а в зале, чем-то напоминающем тренажерный были разнообразные приспособления, призванные удовлетворить самые строгие эстетические запросы: скамейка, массажный стол, шведская стенка, козлы, а с потолка свешивались веревки и цепи.
Стены комнаты были обиты звуконепроницаемым материалом.
– Не любил папочка шума! – Карен погладила пластик на стене. – А я с тех пор ненавижу всех мужиков без исключения!
В углу комнаты стоял шкаф с одеждой. Сапоги, перчатки из черного и красного латекса, кожаные корсеты и даже кольчуга! Все это Эллин заказала для Карен по каталогу.
– Запомни, – госпожа Эллин, у которой она после побега из дома жила, исполняла обязанности рабыни и набиралась опыта, обожала наряжать девушку, – все мужики козлы, а нам необходимо вынуть из их карманов как можно больше денег! Часть из них надо обязательно откладывать на черный день. К сожалению, красота не вечна. Мне сорок лет и скоро, очень скоро мне надо будет уходить на покой. Надуюсь, у нас с тобой получится замечательная команда.
«Хороша команда, – подумала Карен, – она с розгами, а я в ошейнике, она в черном кожаном костюме, а я голая!
– Ты будешь получать сорок процентов чистого дохода! – Эллин поняла мысли девушки. – Со временем, я и тебе буду доверять воспитание постоянных клиентов.
Вот уже два года Карен работала самостоятельно. Клиенты записывались к ней за неделю вперед.

Уроки госпожи Эллин

– Судя по всему, твой папа был тот еще козел! – Вздохнула Эллин. – Но у меня тут эротическая порка, и клиенты после нее возвращаются к женам, получив тут витамин, которого им не хватает в семейной жизни! Поэтому работая розгой, нужно придерживаться некоторых правил. Раздевайся, покажу! Легче и проще всего осваивать науку поведения под розгой на скамейке! Впрочем, сечь я тебя буду не сейчас, а немного погодя!
Карен поняла смысл этих слов только тогда, когда раздался звонок в дверь и вошел мальчик немного старше Карен по возрасту.
– Вот, – она протянул Эллин смятые баксы, явно сэкономленные на школьных завтраках.
– Занимай свое место! – Эллин показала на потайную дверь.
Скамейка была развернута так, чтобы зритель мог видеть наказание во всех подробностях.
– Сейчас веди себя так, как вела под папиными розгами, – тихо сказала Эллин, путь мальчик полюбуется, а потом будем делать разбор полетов!
Карен покорно разделась и легла животом на скамейку.
Ей вдруг вспомнилось, как много лет назад ее впервые высекли публично.
Девятилетняя Карен пригласила поиграть к себе домой нескольких подруг. Были летние каникулы, и дом находился в ее распоряжении, поскольку папа был на работе.
Папа Карен был строгим, и не позволял приглашать подруг из-за шума, который те производили, но девочка знала, что папы не будет дома до половины шестого, и поэтому играла с тремя школьными подругами в своей спальне.
К сожалению. Небеса были против несчастной сироты. Папа должен был в обеденный перерыв уплатить по счету за газ и забыл счет, когда уходил на работу. Сердце Карен застыло, когда он услышал, как папа открывает дверь.
У девятилетней девочки не было времени сказать подругам, чтобы они держались тихо, в надежде, что папа не заметит их нахождения здесь.
Отец услыхал звуки голосов, как только вошел. Он целенаправленно прошел вверх по лестнице и ворвался в комнату.
– Что здесь происходит, девочка? Ты знаешь, что тебе не позволено приводить твоих подруг сюда в свою спальню?
Карен была в ужасе. Она промямлила извинения. Папа, однако, ни на одно из них не отреагировал.
– Тебе известно о последствиях проступков, так что теперь, я думаю, мы должны будем показать твоим подругам, что случается с непослушными маленькими девочками, не так ли, Карен?
«Конечно, папа не побьет меня перед подругами!» – Карен была подавлена.
У папы, однако, были другие мысли.
– Тебе знакомы правила, девочка, готовься к своему наказанию!
На этот раз сердце Карен задрожало от ужаса: попа решил наказать ее, не выгоняя из дому подружек!
– Пожалуйста, не наказывай меня здесь при моих подругах! Папа, пожалуйста, о, пожалуйста, папа! – причитала девочка. – Позволь им уйти!
Папа, тем не менее, был непреклонен.
"Готовься, немедленно! Или ты пожалеешь об этом даже больше, чем собираешься", – выкрикнул папа.
Пока это происходило, подруги Карен изумленными глазами взирали на эту печальную сцену. Многих их них дома тоже наказывали, но ни разу не делали этого при посторонних. Карен еще раз жалобно попросила папу, но тот просто приказал дочери "подготавливаться".
На глазах подруг, наблюдающих это с открытыми ртами, Карен стала раздеваться. Она сняла хлопковое платье, сложила его и положила на кровать. Потом она уселась на кровать и сняла белые носочки, которые положила рядом с платьем.
В этот момент она умоляюще взглянула на своего папу, но мужчина оставался непреклонен.
Карен встала с кровати и печально сняла небольшие синие трусики, так что стояла теперь полностью обнаженной. Не говоря ни слова, она прошла к своему небольшому столу в углу комнаты, и вытащил стул с жесткой спинкой, на котором она сидела, делая домашнюю работу, на середину комнаты.
Притихшие гости сидели на диване.
Теперь она только жалобно всхлипывала. Потом она оставила комнату и, осторожно спустившись вниз, отворила дверь подвала и вытащила из бочки три длинных прута из орешника.
Она взяла их в руку и поплелась путь обратно в комнату. Глаза подружек, сидевших тихо как мышки, стали круглыми от ужаса, когда голая Карен вошла и передала орудия наказания своему папе. По-прежнему не произнося ни слова, она встала коленями на сидение стула, а руками взялась за спинку.
Ее подруги при виде этого теперь тревожно ерзали. Дома их наказывали, но никогда так публично и унизительно.
Папа выбрал самый длинный и ровный прут, зашел к дочери за спину и любовался открывшимся видом. Он принял решение о серьезности наказания и должен был теперь объявить об этом всем присутствующим.
– Я не допущу твоего неподчинения моим указаниям, Карен! – Он повернулся к подругам дочери. – Карен прежде приглашал вас сюда?
Небольшие девочки не способны соврать, и беспокойные переглядывания между подругами Карен дали ему ответ.
– Сколько раз твои подруги бывали здесь против моих предписаний, Карен? – потребовал ответа мужчина.
Девочка ответила, что это было примерно 3 или 4 раза.
– Очень хорошо! – сказал папа. – Скажем, четыре, плюс сегодня, это пять. Пять раз ты не подчинялась мне. Ты получишь 6 ударов за каждый случай неподчинения. В сумме это 30 ударов. Впрочем, это многовато для твоей маленькой попки! Ты получишь 10 сейчас, 10 сегодня вечером, когда я вернусь с работы, и 15 в воскресение. Пять в кредит за рассрочку! Это ясно?
– Да, сэр! – Карен посопела, и успела прочитать коротенькую молитву, чтобы укрепить себя перед первым ударом.
– Ну, девчонки-печенки, смотрите! – Папа без дальнейших предупреждений хлестнул тонким прутом по заду дочери, вызвав у той отчаянный визг.
– На у вы, гостьи, что сидите молча, считайте!
Девочка, приняв на себя первый удар, отчаянно виляла попкой, но не смела слезть со стула.
– Раз! – Хором считали подружки.
Каждый последующий удар имел результатом чрезвычайно громкие вопли и крики девочки. Слезы струились вниз по ее лицу, которое являло собой воплощенное страдание. Наконец, мужчина нанес все десять.
Потом он сказал дочери встать, ухватил ее за руку и повел вниз, все еще голую. Он открыл дверь в подвал, положил два неиспользованных прута обратно в бочку, и приказал Карен забираться в подвал. Затем он закрыл дверь и запер ее. Карен знала, что ее выпустят, только когда папа вернется вечером с работы, но она ненавидела этот подвал. Она начала безмолвно рыдать в темноте маленькой тюрьмы.
– А теперь, девчонки, вам пора домой! – Приказал папа, затем взял счет за газ, за которым приходил домой, и покинул дом.
«Так меня опозорить при подругах! – думала девочка, и из ее глаз текли слезы. – Боже, как болит моя попка, а вечером придется еще раз прута отведать! Ну, может быть, папа смилуется и простит?» К сожалению ее надежды не оправдались.
– Значит, твой папа устанавливал определенный правила? – Эллин выслушала рассказ девушки и вздохнула. – У меня тоже есть определенные правила. Правило первое, самое главное: госпожа может разнообразными способами довести клиента до оргазма, но никогда с клиентом не спит. Запомнит это правило раз и навсегда.
– А рабыня может спать с клиентом?
– Рабыня может, но и в этом случае она должна себя вести как рабыня. Ей нельзя проявлять инициативу, а делать только то, что хочется господину. Очень часто ей приходится работать в цепях или на любом из вот этих замечательных приспособлений. Кровать для настоящей рабыни не место! Кстати, за секс с садомазохизмом клиент платит огромную наценку. Знаешь, сколько стоит минет в исполнении рабыни в цепях?
Услышав сумму, Карен отбросила всякие сомнения.
Сейчас, пока Эллин возилась, привязывая девушку к скамейке, Карен вновь вспомнила ту злосчастную порку из детства.
Вечером отец взял прут, и выпустил девочку из заточения.
Можно, я оденусь, несмело спросила Карен.
– Нет! – Голос отца, выбирающего прут был строгим. – Вначале за тобой должок!
Девочка уныло поплелась за отцом в гостиную.
Папа положил девочку спиной на диван, левой рукой взял обе ножки и поднял их вверх.
– Начнем! – Он и нанес первый из 10 ударов, что он должен был дать дочери туда, где зад соединялся с ногами.
«Крути попой как следует, – шепнула Эллин, сковывая девушке запястья наручниками под скамейкой. – Так надо!
Карен пронзительно вскрикнула, но она понимала, что ни на какую снисходительность рассчитывать не приходится. В конце концов, лежать животом на скамейке удобнее, чем вверх тормашками, любимой папиной позиции.
Карен ненавидела, когда ее секли прутом в этой позе, поскольку так он могла видеть и отцовское лицо, и опускающийся прут, а папа видел самое непоказуемое местечко.
По крайней мере, если отец не принуждал ложиться на табуретку, или лицом вниз на диван, она не могла видеть, что ожидается дальше, и предпочитала такое наказание.
– Ох, и глупой я была девочкой, – вздохнула госпожа Карен, – не понимала, что все эти наказания были самым любимым спектаклем, где папа и режиссер и исполнитель главной роли!
Учитывая, что попе уже сильно досталось днем, вторая порция пришлась на область нижней части зада и верхней части ног, делая паузу в несколько секунд между каждыми двумя ударами, так чтобы он мог наблюдать слезы дочери, бегущие вниз по щекам. Он действительно наслаждался этим делом. Закончив, он приказал отнести прут обратно в шкаф.
Свист прута над головой заставил Карен забыть об отцовских розгах и сыграть в мини спектакле для юного клиента.
– Для начала неплохо, Эллин развязала девушку и проводила паренька до дверей. Лежишь, правильно, попу расслабляешь, но… Для эротической порки мало лежать пластом, надо извиваться под розгами, вертеть бедрами, насколько позволяют веревки или цепи, стонать так, как будто из тебя тянут жилы.
Вот тогда клиент кончит прямо в штаны и после порки у тебя, как у рабыни, будет меньше неприятной работы. И запомни, госпожа может довести клиента до оргазма, но с клиентами никогда не спит. Рабыни другое дело, но работать без прикрытия госпожи очень опасно. Бывали рабыни одиночки, которые нарывались на маньяков. Те не только драли во все щели, но и выпускали несчастным кишки, считая, что это тоже оплачено! Госпожа всегда контролирует ситуацию, смотрит, чтобы рабыню мучили и унижали только так, как предусмотрено в контракте. Ну и конечно за тем, чтобы клиент не забыл надеть презерватив и заплатить. Так, в паре, работать безопаснее! В свое время я тоже была рабыней и прошла полный курс обучения. Без этого быть настоящей госпожой никак не получится. В первую очередь, надо знать предел допустимости наших игр, чтобы клиент не получил телесных повреждений. Например, как грамотно связать и повесить мужчину к потолку, чтобы от нарушения кровообращения концы не отдал? Как видишь, тебе очень многому придется научиться!
Мужчины, приходившие к строгой госпоже расслабиться чаше всего заказывали «детские» наказания ремнем или розгами, но были такие, что требовали унижений с медицинским уклоном, клизм, банок и горчичников. За годы работы девушка уже ничему не удивлялась. В стене было проделано несколько застекленных окошек. Многим клиентам нравилось наблюдать, как работает госпожа Карен.
– Вот и сегодня придет клиент, обожающий смотреть на порку! – Женщина выбрала костюм, подходящий для этого случая.

Глава вторая Опоздание домой на 40 минут.

Двенадцатилетняя Карен неистово жала на педали, пытаясь выжать максимум скорости из своего велосипеда. Она опаздывала. Ее папа приказал вернуться домой к 6 часам, но она позабыла о времени, пока один из ее подруг не заметила, что уже почти 6.30. Карен слишком хорошо знала о последствиях неподчинения отцу.
В лучшем случае, это порка прутом. Ее отец был чрезвычайно строгим человеком и наказывал Карен любое непослушание или проступок. Карен, тогда еще юная девочка, не понимала, что отец получал удовольствие от сеансов экзекуции. Ему нравилось видеть, как наполнялись слезами глаза дочери, когда он читал нотации, прежде чем произвести неминуемую порку. Он наслаждался просьбами о прощении. Особенно ему нравился переживания девочки, когда она приносила домой домашние задания, выполненные ниже стандарта. Когда тем же вечером он проверял школьные тетради, поведение дочери подсказывало ему, что должен последовать сеанс в кабинете.
Карен, однако, тогда не раздумывала над этими вещами. Она была озабочена только возвращением домой. Он надеялся, что может быть папа занят, и еще не заметил ее отсутствия.
На это не было никакой надежды. Папа действительно, как и всегда, надеялся, что дочь опоздает и даст повод для родительского гнева. Вот уже месяц, как девочка вела себя безукоризненно, и поводов высечь дочку просто не было. Теперь Карен наконец-то проштрафилась, и как только родитель понял, что 6 часов уже минуло, он принялся смаковать предстоящую встречу.
Карен приехала домой и сразу убрала свой велосипед в гараж.
В альбоме Карен хранилась фотография: очень привлекательная девочка, с прической «хвостиком», в белой футболке рукавов и очень коротко обрезанных джинсах, которые выгодно подчеркивали бедра. В таком костюме она обожала кататься на велосипеде, доставшемся ей еще от покойной мамы.
Тайно от Карен, отец смотрел за дочерью из окна кабинета и начал испытывать знакомое чувство, которое всегда предшествовало порке. Он слышал, как Карен входит в дом и останавливается, чтобы снять на пороге кроссовки.
«Может, я успею проскочить прямо в свою комнату! А вдруг папа не заметит опоздания?» К сожалению, ее надежды не оправдались! Когда она проходила мимо дверей папиного кабинета, зычный строгий голос отца выкрикнул:
– Карен, сюда СЕЙЧАС ЖЕ!!"
Карен постучала в дверь в соответствии с отцовскими правилами.
– Будет бить! – Ноги девушки дрожали от усталость после велосипеда и от предвкушения порки.
Несколько шагов до отцовского стола, казалось. Удлинилась на целую милю. Карен понимала, что расправы не миновать и молчала, ожидая, что папа начнет говорить первым.
Мужчина несколько секунд свирепо рассматривал дочь и обратил внимание, что Карен не в состоянии взглянуть ему в глаза. Он также заметил, что девочка начинает хныкать, что было для него самого частью удовольствия.
– В какое время тебе сказали быть дома, Карен? – в конце концов спросил отец, и Карен тихонько пробормотала, что он должен был быть в 6.
– И сколько времени сейчас, девочка, – продолжил отец.
Было 6.40, и Карен робко прочитала время, что показывали отцовские электронные часы.
– На сколько минут это позже, Карен? – настаивал отец, и Карен, вполне хорошо осознавая, что за опоздание на 40 минут ждет нешуточная взбучка.
– И что это означает, девочка? – продолжал отец, смаковавший каждое мгновение этого разговора. Он наслаждался сопением свою дочь, тем, как тот нервно ерзает перед ним. Карен, теперь непрерывно всхлипывающий и будучи не в состоянии встретиться со стальным взглядом отца, ответил:
– Сорок ударов соленым прутом, папа!
Папа достаточно хорошо услыхал девочку, пусть даже та адресовала фразу в направлении собственных ног, но сообщил дочери, что не расслышал, и приказал тому смотреть в глаза и произнести это снова.
– Сорок ударов прутом! – ответил девочка.
Без дальнейших слов отец поднялся на ноги пошел к шкафу, что находился у него за спиной. С торжеством распахнув его дверцу, он достал заранее приготовленный прут только не из орешника, а из красной бузины.
Карен ничуть не обрадовалась этому нововведению. Новый инструмент для порки, темно-красного цвета, был тонкий и гибкий, длиной более метра!
По-прежнему ничего не произнося, папа ухватил любимый деревянный стул с жесткой спинкой, регулярно использующийся в воспитательных целях, и установил его прямо в центре кабинета, после чего обернулся к дочери лицом.
– Снимай свою футболку шорты, – приказал он.
Отец наслаждался этой частью наказания. Карен в слезах сняла через голову футболку, обнажив набухающие грудки, расстегнула молнию на шортах, отстегнула на них верхнюю пуговицу и позволила им упасть к ней на щиколотки. Вышагнув из них, она их подняла и положила на стул. Теперь она была одета в узенькие красные плавочки, купленные в магазине за три доллара. Отец пристально взирал на них в течение нескольких секунд, прежде чем приказать Карен их снять.
Папа все еще стоял рядом со стулом, наслаждаясь дочерними страданиями.
– Животом на стул, девочка! – приказал он, и Карен легла животом на стул уперлась коленками в пол и схватилась руками за передние ножки. Она поняла, что отец нарочно решил затянуть эту порку надолго. Она также знала, что должна оставаться в такой позе на всем протяжении тяжелого испытания, или папа увеличит суровость порки. Отец, однако, решил продлить ожидание.
– Я думаю, что тебе лучше бы посетить туалет! – сказал он.
В конце концов, он не хотел никаких неприятностей со своим любимым ковром, а девочки, как известно, теряют контроль над мочевыми пузырями, когда их сурово наказывают.
– Да сэр, – Карен послушно оставила кабинет и сходила в уборную, прежде чем вернуться и вновь занять свою позицию над стулом.
Девочка приняла прежнюю унизительную позу и ухватилась за передние ножки стула.
Сейчас такой же стул красовался на почетном месте в ее рабочей комнате. Многие клиенты обжали подвергать себя порке именно на этом стуле. Сегодняшний гость был не исключением. Правда, на этот раз он привел с собой подружку, чтобы та полюбовалась его унижением, а потом и сама заняла почетное место.
Госпожа Карен хорошо помнила эту суровую экзекуцию. В двенадцать лет кричать ей было уже стыдно, и она решила мужественно перенести наказание от начала до конца хотя бы для того, чтобы папа не растянул его и не добавил десяток розог в качестве кредита.
– Только не кричать! – Она так крепко схватила ножки стула, что суставы пальцев побелели от усилия.
– Ну что, – Карен посмотрела на клиента, растянутого на стуле, и на раскрасневшуюся его подружку, с интересом ожидающей начала спектакля.
Если он поднимется из этой своей позиции прежде, чем я прикажу ему встать, – Карен, затянутая в кожаный костюм, черные сапожки-чулки на каблуках, решила пояснить девушке-зриельнице правила игры, – твой возлюбленный будет зарабатывать по два дополнительных удара. Мало того, всякий раз, когда попытается прикрыть руками свой зад, я добавлю еще один удар!
– Да, меня также родители воспитывали, – девушка раскраснелась, а грудь тяжело вздымалась, накануне моего семилетия четыре удара прутом только по этой причине превратились в восемь, а тут целых сорок! Неужели он выдержит?
– Мне в двенадцать лет больше доставалось! – Улыбнулась госпожа, и вспомнила ту, страшную порку.
Папа, полюбовавшись вздрагивающим телом дочери, поднял прут и прицелился, выискивая место на привлекательной мишени.
– Ты можешь растянуть наказание на два или три раза, – улыбнулся папа, – но в этом случае пять ударов сверху в качестве процентов! Тебе достаточно просто сказать слово «Кредит»!
– Да сэр! – Карен поняла, что все предметы вокруг стали расплывчатыми из-за набежавших слез.
«Укрепи меня, Господи!» – Карен собралась с духом и ждала первого удара.
Когда тот поступил, она не стало кричать, как обычно, а стиснула зубы и только зашипела.
«Значит, ты так?» – подумал папа и без предупреждений, положил второй удар. Потом третий. Потом четвертый. После каждого удара отец делал паузу и прислушивался к исходящим от Кати звукам. Не смотря на суровость порки, девочка молчала.
– Ну, я заставлю тебя голосить! – Папа стал быть так, чтобы полосы скрещивались друг с другом. В местах, куда попадал кончик прута, стали появляться капельки крови.
К десятому удару Карен сдалась. С каждым последующим ударом она издавала все больший и больший шум, так как боль постоянно нарастала.
«Теперь надо заставить дочку взять кредит!» – Папа, добившись своего, ждал между ударами, чтобы дать дочери возможность восстановить самообладание, а за одно и спровоцировать ее на попытку побега или защиты.
– Может, прервемся. – К двадцатому удару папа не выдержал, и сам предложил дочери коммерческую сделку. – Я так и быть, понижу процентную ставку до трех ударов!
– Не сэр! – Всхлипывая, простонала Карен.
Папа выбрал новый прут взамен измочаленного и полюбовался своей работой: попка напоминала сетку от гриль сковородки.
– Не хочешь брать кредит, – дело твое!
Папа ударил, на секунду задержал прут на теле девочки и дернул его на себя.
– Мама! – Девочка забыв обо всем, прикрыла попу руками, за что получила штрафной удар.
Ей понадобилось несколько минут на то, чтобы выровнять дыхание, и папа, поняв, что происходит с ребенком, не торопился.
К концу порки Карен заслужила еще три удара, доставшихся ее ляжкам: на попе уже не было живого места.
– Главное, что я удержалась и не взяла рассрочку! – Решила она, всхлипывая в своей комнате.
Сейчас Карен, вспоминая отцовский опыт, обрабатывала клиента точно таким же образом.
В результате «сеанс» продолжался свыше 30 минут, так как интервалы между ударами, особенно ближе к концу, часто превышали минуту.
Когда был исполнен весь приговор, крики возросли в силе. Наконец, наказание завершилось, и отец просто приказал дочери подняться.
Тем не менее, суровое испытание в конце концов, закончилось, и его отец, слегка запыхавшийся из-за своих усилий, вернул прут на место в шкаф и отпустил рыдающего теперь дочь из своего кабинета.
– А теперь твоя очередь! – Карен посмотрела на девушку. – Твой парень оказался молодцом. Впрочем, ты можешь и отказаться, но денег за сеанс я в этом случае не верну.
– Нет! – Девушка тяжело дышала, глаза ее блестели, а на лбу выступили бисеринки пота. – Раз смог он, то смогу и я!
С этими словами девушка сняла через голову платье. Под ним оказался купальник «бикини» настолько маленький, что ничего не скрывал. Подумав, девушка сняла и его. Теперь настала очередь краснеть клиенту. Впервые подружка вот так вот обнажалась перед ним для наказания.
– Тебя привязать? – Спросила Карен.
– Нет! – Так будет не честно! – Девушка легла животом на стул.
Сеанс продолжился.

Глава третья
Порка на дереве.

«Счастливые они. – Думала Карен, закрывая за посетителями дверь. – Подумать только, я так крепко высекла обоих, а они попросились вдвоем принимать душ. При этом я отсняла весь процесс на видео. Неплохо они начали медовый месяц, будет, что вспомнить или деткам потом показать. Впрочем, если эту видеопленку продать, можно срубить кучу баксов и отдохнуть как следует на Гавайях! Меня папа никуда не возил, кроме розог – никакой родительской заботы. Обидно!
Мысли Карен сами собой вернулись в не столь уж далекое детство.
«Вот влипла, так влипла, – думала Карен, тринадцатилетняя девочка, – сидя в полицейской машине. – И какие черти меня дернули увязаться за мальчишками? Теперь факт папа шкуру с меня спустит!»
Девочку привезли домой в полицейской машине, и сдали отцу с рук на руки.
– Получите и распишитесь! – Сказал дежурный патрульный, – ее поймали вместе с парнями, кидавшими камни в проходящие поезда! Плохо вы воспитываете свою дочь!
Полицейские сообщили отцу, что она не попадет на сей раз под надзор полиции, но при любом повторении следствием станет судебное дело. Полицейские также упомянули, что девочка, соврала сперва на допросе о своем имени и адресе, явно думая, что ее просто отметят и скажут добираться домой собственным путем.
– Не волнуйтесь! – Отец заверил полицейских, что разберется с дочерью по всей форме.
Полицейские оставили девочку с отцом. Офицеры предполагали, что девочка получит порку отцовским ремнем или прутом: девочка честно рассказала полицейским, какого наказания она ожидает, по возвращении домой.
Когда полицейские ушли, единственные слова, которые мужчина сказал дочери, были: "Разденься до трусов, затем спускайся обратно сюда".
– Похоже, будет бить! – Девочка ушла в свою комнату и выполнила приказание, вскоре вернувшись в гостиную, где отец всегда проводил порки.
Девочка вошел в гостиную, прикрывая маленькие холмики грудей, одетая только в пару плотных белых трусов.
Не говоря ни слова, отец ухватил дочери за руку и повел ее в сад. Он вел теперь уже озадаченного ребенка, которая удивлялась, почему она в данный момент не лежит лицом вниз на диване с подушкой под животом, получая порку прутом в гостиной, к одинокой старой яблоне, что росла в саду.
– Стой здесь и жди меня! – Приказал он. – Я скоро вернусь!
Отец работал на ферме, и дом, в котором они проживали, был очень уединенным и располагался в лесистом уголке имения.
Потом отец зашел в сарай и вышел оттуда, неся длинную веревку. В молчании он шагнул обратно к дочери, привязал к дереву запястья девочки, оставив ее ноги висеть в шести дюймах от земли.
Потом отец вернулся в сарай, и девочка ужаснулась, увидав, что отец вынес длинный хлыст для верховой езды.
– Папа, не надо! Папа, я больше не буду!
– А больше и не надо! – игнорируя заявления ребенка, что та сожалеет, отец встал перед своей дочерью. В тишине он вставил пальцы под поясок трусов, спустил их до колен, затем до щиколоток и снял. Он пренебрежительно швырнул их на землю. Девочка, уже начавшая превращаться в девушку, покраснела от стыда.
С каждым годам раздеваться для порки было все тяжелее и тяжелее!
Пучок курчавых черных волос над ее лобком привлек взор мужчины.
– У меня не будет дочери, которая попадает в неприятности с полицией, – папа вынул из брюк старый кожаный ремень. – Когда Карен была маленькой, папа часто пускал его в ход, но теперь для наказания было выбрано куда как более страшное орудие.
Такое со мной не пройдет! – С этими словами и без дальнейшей суеты мужчина связал девочке брючным ремнем ноги в области щиколоток. – Твое наказание отразит, насколько серьезным я считаю твое сегодняшнее дурное поведение.
Затем отец поднял хлыст, который он положил вниз, пока снимал трусы со своей дочери, и связывал ноги, чтобы продолжить короткую речь.
– Тебе прежде говорили не общаться с парнями, с которыми ты была сегодня. Ты не только опозорила себя саму, будучи арестована, ты умышленно мне не подчинилась. К тому же ты попыталась выйти из неприятностей с помощью лжи, дав полиции чужое имя. За это ты получишь 10 плетей, за неподчинение моим указаниям не общаться с парнями, о которых я тебе говорил, еще 10 плетей и за наиболее серьезный проступок бросания камнями в поезда – 20 плетей. В целом это составляет 40!
Папа отошел на шаг от дочери и нанес первый удар хлыстом поперек судорожно вздрагивающего зада.
– Ай! – Девочка слегка закачалась на ветке, к которой была привязана, как червяк, наколотый на рыболовный крючок.
– Это только начало! – Мужчина вытянул девочку поперек спины.
– Папа! – Просипела Карен сквозь слезы, – Я больше не буду!
Девочка затем плотно зажмурила глаза в ожидании нового удара.
Папа спокойно ждал, пока девочка вытянется в струнку, и снова раскрутил над головой хлыст.
Девочка услышала противный свист прежде, чем гибкий хвост охватил ее тело.
Боль была такая сильная, что девочка не смогла даже кричать. Лишь тело вздрогнуло так, что коленки подтянулись к животу. Сознание на миг покинуло Карен, но со следующим ударом вернулось.
На этот раз девушка отчаянно взвизгнула. Быстро опустились третий и затем четвертый удары, и девочка стала умолять папу прекратить, но тот был непреклонен.
– На этот раз никакого кредита не будет! – Отец методично наносил хлыстом удары через каждый дюйм зада, каждый удар исторгал вой от боли или вопль о прощении.
– Не сладко? – После двадцатого удара, завершающего первую половину наказания, отец заметил, что девочка обмочилась, по-видимому, от страха и боли.
– Ну вот, половина наказания пройдена! – Он непреклонно продолжил осуществлять свой приговор. Теперь он принялся за верхнюю часть ног и бедра девочки.
– Больно! – Девочка продолжала отчаянно вопить, раскачиваясь на ветке.
Боль заставляла ее дергать ногами, и эти движения увеличивали силу качания. Десять ударов были нанесены по ногам девочки, прежде чем отец сделал еще одну короткую паузу.
"ПОЖААЛУЙСТАА, ПАПА, НЕ НАДО Б-Б-БОЛЬШЕ ЭТО... ААААААЙЙЙЙЙЙ!!!" – раздалось, когда опустился пятый удар. "ПОЖААЛУЙСТАА, ОЙЙЙ ПО-ПО... ААААЙЙЙЙЙ!!!" – Шестой удар.
Папа был методичен, а опыт у него был огромный. Удары приземлялись близко друг к другу, но ни разу, кажется, не опускались на след от предыдущего удара. Наконец, первые двенадцать ударов были нанесены, и папа опустил хлыст. На попе и верхней трети бедер уже не было живого места: вся она была украшена полосками.
Отец решил, что последние десять должны быть нанесены по спине девочки. Теперь парень выл. Если бы рядом с домом оказались любые другие цивилизованные люди, они предположили бы, что здесь совершается убийство. Каждый удар плетью влек за собой новый вой, но все они, казалось, сливались в один. Каждый удар извлекал новые слезы, которые теперь потоком текли по лицу девочки, на ее грудь, вниз по ногам и на землю.
Наконец, все 40 ударов были нанесены, и отец обошел вокруг, чтобы встретиться с девочкой лицом к лицу.
– Я оставлю тебя здесь, чтобы ты поразмышляла над наказанием и тем, что ты натворила. Когда я посчитаю, что ты полностью усвоила урок, я развяжу тебя".
Без дальнейшей суеты он подобрал трусы девочки, ослабил веревку так, чтобы дочка могла стоять носками на земле, прошел в сарай, вернул хлыст на место и возвратился в дом. Было лето, и он оставил окна открытыми, так что он мог слышать мучительные всхлипы, все еще исходящие от несчастной дочери.
Всхлипы постепенно затихли, когда жгучая боль на большей части спины, зада и ног девочки стала тупой и пульсирующей. После примерно 30 или 45 минут звуки полностью прекратились. Отец продержал там девочку до сумерек, всего около двух часов, затем вышел за дверь, чтобы освободить ее от уз.
– Надеюсь, – урок пойдет тебе на пользу! Он провел девочку в дом.
Та только кивнула в подтверждение.
В довершение несчастий девочки, этим вечером отец приказал ей стоять, по-прежнему обнаженной в углу и с руками на голове, повернувшись к отцу лицом.
Он был пленен приближающимся созреванием своей дочери и решил, что должен максимально использовать этот момент.
«Никогда не буду доводить дела до порки!» – решила девочка, но обещания сдержать не смогла.

Глава четвертая
Работы по дому первым делом, девочка!

– У меня все хорошо! – Голос Эллин в телефонной рубке был как никогда бодрым. – Я еще вылезу из этой больницы!
– Удачи тебе! – Карен повесила трубку и в ожидании клиентов предалась воспоминаниям.
Тринадцатилетняя Карен вернулась домой с баскетбольного матча. Это была первая неделя долгих летних каникул, и погода стояла хорошая и теплая. Карен жила одна с отцом, и девочка выполняла все женские работы по дому без скидки на нежный возраст. Предполагалось, что Карен должна сделать работы по дому прежде, чем получит право уйти играть. Сегодня, однако, она решила, что поскольку папы не окажется дома до вечера, то не будет никакой беды, если она поиграет в баскетбол утром, а работы выполнит во второй половине дня.
К несчастью, она позабыла одну вещь. Одним из заданий на этот день было посетить сельский магазин и купить кое-какие бакалейные продукты. Магазин сегодня рано закрывался, и Карен, проходя мимо магазина по пути домой с игры, была искренне огорчена, обнаружив, что тот закрыт.
«Боже!! Что я должна сказать папе? Карен знала о последствиях неподчинения, поскольку отец был очень строгим родителем. Малейший проступок всегда означал порку, и болезненный сеанс вне зависимости от того, какое инструмент отец решит к нему применить. Не так давно ее уже высекли хлыстом для верховой езды за хулиганство на железной дороге. Карен размышляла над всеми этими вещами, сворачивая на улицу, где она жила. Она ужаснулась, увидев, что в проезде припаркован старенький отцовский автомобиль. Она вошла в дом. Ее отец, предполагая, что дочь как раз вернулась из магазина, крикнула ему принести продукты на кухню. При виде того, как Карен входит в кухню в баскетбольной майке и шортах, отцовское лицо приобрело разъяренное выражение.
– Где продукты, Карен. Подойди сюда! – Карен робко приблизился к отцу и получил две очень крепких пощечины, прежде чем смог ответить. Девочка втянула носом слезы.
– Извини, папа, мои подруги позвали меня, и я пошел поиграть в баскетбол. Я собиралась купить эти вещи днем, но забыл, что магазин закрывается. Ох, папа, я очень, очень сожалею!
– Ты ведь знаешь, Карен, я рассчитываю, что ты проделаешь работу по хозяйству, прежде чем играть. Как тебе хорошо известно, я не потерплю неподчинения. Когда ты, наконец, это поймешь? Сейчас же ступай наверх в мою спальню Карен, весь в слезах, повернулся и проделал путь вверх по лестнице в отцовскую спальню.
Она вошла в комнату и, как обычно, разложила диван с жесткой спинкой. Встав за диваном, она ожидал отца, и гадала, как долго тот заставит его ждать.
Иногда ей казалось, что надо ждать целую вечность, но сегодня, минут через пять, он услышал, как папа звонит по телефону, очевидно к себе на работу, говоря, что он немного опоздает с возвращением, так как у него "небольшая проблема дома, с который нужно разобраться".
Карен услышала, как положили телефонную трубку, а затем и звук, которого она страшилась: тяжелые шаги папы, поднимающегося по лестнице.
– Значит, так ты меня слушаешься! – отец вошел в комнату, все еще хмурясь.
Не говоря ни слова, она подошел к шкафу, где, как известно, было Карен, хранились орудия наказания. Папа наклонился и выбрал старый хлыст для верховой езды. Он определенно считал произошедшее серьезным проступком со стороны дочери. Выпрямившись, он встал лицом к девочке.
– Ты еще одета? Снимай шорты, – холодно приказал он. Карен подчинилась. Она глядел в пол, не в состоянии встретиться со стальным взглядом отца.
– Трусы, – скомандовал затем отец, и Карен удалил узенькие зеленые трусики, которые она носила. – И футболку!
– На диван! – такова была следующая команда, и Карен легла животом на диван, вытянула руки вдоль туловища. Она лежала покорно, так как знала, что если она встанет без приказа, то суровость порки будет увеличена.
Он не сообщил Карен, сколько ударов та должна получить.
– Будешь считать сама! – Приказал папа.
Она осознавала, что если попытается защитить свой зад, папа выдаст дополнительные удары, то же самое он сделает, если Карен попытается встать до того, как ей это прикажут. Порка началась. При каждом треске от врезающегося в зад хлыста девочка с визгом выкрикивала порядковый номер удара.
После каждого удара отец ждал, пока стихнут рыдания, прежде чем нанести следующий. Тогда Карен этого не знала, но отец испытывал удовольствие от этих сеансов на диване. Он наслаждался безграничной властью, которую имел над дочерью. Ему нравилось видеть страх в девчоночьих глазах, когда та готовится к наказанию. И более всего он наслаждался слезливыми всхлипываниями и мольбами, каковые всегда сопровождали порку. Он обычно увеличивал свое наслаждение, растягивая сеанс насколько только возможно.
Вот почему перед каждым ударом он ждал, пока Карен восстановит дыхание и слегка успокоится. Когда Карен выкрикнула "12", сеанс длился уже приблизительно 5 минут. Но это был еще не конец. Хлыст продолжал производить свою работу. Примерно минут через 10 Карен плаксиво выкрикнула: "20". Отец внимательно изучил дело рук своих и бросил пристальный взгляд на покрытый рубцами девчоночий зад. Еще 10 и будет достаточно, подумал он про себя и вновь опустил хлыст на нежную плоть. Заключительные 10 ударов (хотя, конечно, Карен не знала, что они были последними) заняли примерно 15 минут, поскольку Карен теперь значительно дольше вопила от боли после каждого удара. Его лицо было мокрым от слез, потоком льющихся с его щек. Услышав, как дочь выкрикнула "30", отец сказала вставать и спросил, поняла ли та урок. Карен, неудержимо рыдая, ответила, что поняла. Без дальнейших замечаний, отец вернул хлыст в шкаф и холодно сообщил дочери, что возвращается на работу.
– Умойся и одевайся! – приказал он, взял стул в одну руку, прут в другую и повернулся, чтобы покинуть комнату, оставив свою дочь, который с заплаканными глазами лежал на кровати вниз лицом, похоронив его в подушку, и держалась за свой пылающий, исполосованный зад.
Карен встала с дивана, сгребла одежонку, все еще плача от боли, ушла в свою собственную спальню и повалилась там вниз лицом на кровать, обеими руками неистово массируя хорошо высеченный зад.

Продолждение следует

_________________
С наилучшими пожеланиями

а нельзя ли при автопереводе хоть глазком бросить на результат?????при всем уважении к весьма спорному творчеству г.Новикова,но фраза:девочки,вы молчите и считайте - кроме глупого(sic!) смеха ничего не вызывает.....слабо до невозможности.

О, этот сладостный фирменный стиль г-на Новикова, о, эта прелестная деталь, по которой узнаешь руку автора безошибочно - эта путаница с полом героев!!!

Автор словно не в силах окончательно решиться и склонит свое перо , свою душу на какую -либо сторону, он мечется в тисках амбивалентности - то ли гомоэротизма, то ли гетеро...

Всякий раз ждешь с замиранием сердца - что же Карен - лег или легла?...

Ах, как это интригует!!!

_________________
С наилучшими пожеланиями

ох, даже если переделки пола на здоровье героев и не сказываются, то изобретение совершенно нового девайса надолго пошатнуло мою картину мира... КОЖАНЫЕ РОЗГИ!!! притом, по описанию - тоуз... но все равно, одно словосочетание чего стоит)