Клуб "Преступление и наказание"

Во времена, когда смертными правили жестокие и коварные боги, не было года, чтобы земля обильно не орошалась человеческими слезами. Людской род терпеливо сносил тяготы и страдания, которым подвергался по произволу высших вершителей судьбы. Плакала крестьянка в хижине, страдающая от голода в неурожайный год и потерявшая родных; плакала и служанка во дворце, обреченная на вечное расставание с любимым. Глотала слезы её хозяйка, баронесса, получившая письмо о гибели лорда где-то на краю света, в нескончаемом военном походе; рыдал навзрыд юный мечник, стоя перед телом павшего товарища, и молча, отстранённо, размышляя о погибающем деле всей жизни, сидел на троне в одиночестве старый король, а по щеке его катилась скупая мужская слеза. Боги правили миром, занимаясь бесконечными препирательствами и выясняя отношения друг с другом; устраивая войны и заключая краткие перемирия, лишь затем, чтобы после небольшой передышки возобновить вражду с еще большей силой. Казалось, люди обречены на вечную роль покорного орудия в руках всемогущих.

После очередной, особенно опустошительной войны, прокатившейся по континенту, правитель одного из небольших, утопающих в лесах, королевств на востоке, задумал бросить вызов судьбе. В строжайшей тайне проведя переговоры со знатнейшими люди государства, он оставил землю предков и с большей частью её жителей двинулся в глухие земли на крайнем востоке. Тяжелый переход через покрытые снежными шапками горные вершины преодолела едва ли половина из пустившихся в странствие. В начале лета избежавшие гибели в пути прибыли в избранный для нового поселения край. Земля эта принадлежала фее Мири, доброй и мудрой богине, властительнице снежных озер. От лица людей правитель Эован, прозванный впоследствии Легендарным, заключил с Мири договор, согласно которому люди обязуются почитать фею и её законы, отдавая вместе с тем дань уважения другим богам, не имевшим права на эту священную землю и подвергать людской род страданиям и экзекуциям. Большой мир по-прежнему сотрясали войны, в то время как королевство изгнанников ширилось и процветало. Избавленные от страха за свою жизнь, по мере становления и роста государства, жители королевства Эовия все больше посвящали свою жизнь изучению изящных искусств, познанию мудрости и тайных наук. Тринадцатый потомок Эована Легендарного украсил золотом крыши столичных храмов и башенки своего дворца, за что жители соседних государств прозвали страну феи Мири Золотым Королевством. Поколения сменялись одно за другим; никто уже и не помнил, да и не верил в страшную реальность предков. Молодые люди, смотревшие свысока на народы близлежащих государств, посмеивались над суеверием стариков, считая данное им благоденствие вечным.

Семнадцатый правитель, добрый король Грасмунд и его супруга неожиданно умерли, отправившись в паломничество, при загадочных обстоятельствах. Трон достался молодому принцу Шонхейту, быстро получившему в народе прозвище Надменный за несговорчивый характер и капризный нрав, не успевший еще трансформироваться в спокойную мудрость зрелости. По законам Эофии коронация правителя происходила лишь по достижении тридцать лет, но не смотря на предстоящий десятилетний период ожидания, Шонхейт вынашивал амбициозные планы по грандиозному переустройству собственной страны и соседних государств. Избавившись за первый год правления от чрезмерно осторожных и верных старым традициям советников отца, он окружил себя людьми предприимчивыми и лукавыми. Замышляя расширение границ государства, он рассылал эмиссаров в приграничные зоны, собиравших различные сведения и подстрекавших проживавших там людей присягать на верность правителю Золотого Королевства. Предполагая большие издержки, Шонхейт решил увеличить налоговый сбор и сократить издержки казны.

Большой королевский совет собрался за круглым столом в полном составе. Хранитель печати, Дас Гельд, жестом руки попросил слова. Сидевший на троне Шонхейт кратким наклоном головы дал понять сановнику что разрешает говорить.

- Ваше высочество! Значительная часть налоговых сборов в этом году ушла на создание железного производства, строительство кузниц, обучение мастеров, добычу металла. Ваши отец, дедушка и все предшествующие им государи, начиная от Эована Легендарного, не уделяли должного развития военной отрасли. Во времена Эована в государстве едва ли был с десяток людей, носивших меч. Даже при вашем отце мастера изготавливали от силы пару сотен единиц оружия в год. При том, что общий уровень…

- А сейчас сколько изготавливается? – нетерпеливо перебил его Шонхейт.

- За прошлый год было изготовлено семнадцать тысяч двуручных мечей, около пятидесяти тысяч луков и около тысячи арбалетов.

Глаза принца засверкали счастьем, но лицо выражало деланное недовольство.

- Слишком мало. Надо больше, как минимум, в три раза.

- Мы работаем над этим, ваше высочество!

- Работаете? Как?

- Посоветовавшись с другими участниками совета, я твердо убежден, что… я предлагаю сократить прочие расходы, в которые входят: строительство новых храмов, прокладка дорог, за исключением тех, которые направляются к соседям – их, напротив, надо значительно расширить и укрепить.

- На что еще тратятся деньги?

- По большей части, это основная статья. Еще много средств уходит на службы в храмах и жертвы Богам, но эти деньги, в каком-то смысле, неотчуждаемая собственность Богов.

- Какая такая неотчуждаемая? – Шонхейт нахмурил брови, пристально глядя на советника.

- Согласно договору, заключенному вашим предков, Эованом Великим…

- Ой, да знаю я эти истории, и куда лучше, чем ты себе представляешь, – принц с досадой махнул рукой, выразительно демонстрируя усталость на лице, - наш народ молится фее Мири. А вот зачем мы выбрасываем из казны остальным такие огромные суммы, непонятно. Пишите указ: с завтрашнего дня прекратить пожертвования всем злым Богам, а сэкономленные на этом средства направлять в государственную сокровищницу.

Услышав волю принца, советники замерли в оцепенении. По позвоночнику хранителя печати пробежал легкий холодок.

- Дурное предчувствие, ваше высочество. В старину говорили…

- Старину, старину, - передразнил его Шонхейт, - ничего вы сами не умеете делать, все приходится решать самому.

Принц от возмущения вскочил с трона, и вытянув сцепленные в ладонях руки, тряхнул головой, так, словно бы стремился выкинуть из неё возражения хранителя печати.

- Какой у нас самый главный храм злого Бога?

- Храм на черных высотах, ваше высочество!

- Собирайтесь все, едем туда, - принц позвонил в колокольчик на стене и сказал молниеносно явившемуся слуге, - седлай коня, чтобы через десять минут все было готово.

- Ваше высочество, а если настоятель храма откажется выполнить ваше повеление? Все-таки, грех великий, - хранитель печати бросил умоляющий взгляд на Шонхейта.

- Мечники!

- Да, ваше-ство! – словно великолепная статуя, выросшая из стены, в центр зала шагнул начальник королевской гвардии, стоявший в полном доспехе в небольшим углублении стены справа от трона.

- Меня будут сопровождать пятьдесят воинов. С собой брать двуручные мечи и одеть доспехи.

- Слушаюсь! – громыхая тяжелыми доспехами командир гвардейцев спустился вниз.

Перекидной мост с грохотом опустился на землю, выпуская из барбакана полсотни вооруженных всадников, десяток сановников и самого принца, ехавшего во главе процессии. Летнее солнце приветливо сияло на ослепительно чистом, без единого облачка, небе, а легкий северный ветерок нес приятную, для полуденной жары, прохладу. Небольшое расстояние до храма на черных высотах колонна преодолела за полчаса. Седой служитель храма СадоБога, узнав в чем дело, бросился на колени в ноги Шонхейту, умоляя его отменить решение. Проявляя уважение к старцу, гвардейцы взяли его под руки и аккуратно отвели в сторону. Войдя во внутрь, принц был поражен мрачным великолепием обстановки, считая в уме, сколько золота и прочих драгоценностей было потрачено на создание этого шедеврального порождения людского страха. Суровые и искаженные гримасами гнева лики богов грозно смотрели на нежданных гостей.

- А это кто? – сдвинув корону набок, Шонхейт указал пальцем на объемную скульптуру массивной дамы. Перед статуей в чаше горел черный огонь.

- Это Бастинанда, ваше высочество. Воплощение гнева всемогущих, злая волшебница, которая радуется страданиям смертных.

- Что?? И вы до сих пор еще не прогнали этот культ взашей из нашего королевства? Немедленно потушить! – принц, дрожа от негодования, даже потряс кулаком в её сторону.

Никто из сановников не сдвинулся с места. Верные рыцари остались стоять на улице, охраняя подступы к храму.

- Никак нельзя, ваше высочество! По преданиям, человек, который потушит его, будет обречен на большие страдания.

- Эх, вы, верите все каким-то сказкам… Все приходится всегда делать самому, - принц подошел к чаше и дунул на неё. Сверкавший неземным синим пламенем огонь все так же продолжал гореть. Задорно сдвинув корону на затылок, Шонхейт подул сильнее, но снова ничего не вышло.

- Есть вода? Дайте сюда бак воды, я её залью, и дело с концом.

- Предательство, ваше высочество. Воды нет в округе. – развел руками хранитель печати.

- Тьфу, блин! Почему не взяли… – принц осекся на половине фразе, глядя на искаженные ужасом лица советников. Огонь в черной чаше Бастинанды погас. Сам того не заметив, принц потушил его. На минуту в воздухе повисла давящая тишина.

- Статуя.. Она дрожит! – советник по торговле в суеверном ужасе кивнул головой на шароподобное изваяние Бастинанды. Скульптура медленно вздрагивала, издавая невнятный гул. Принц, выхватив короткий меч из ножен, выбежал на улицу. Выложенная камнем мостовая мерно вибрировала.

- Это землетрясение, такое бывает иногда, - всегда сохранявший спокойствие начальник рыцарей поспешил успокоить сановников, - я один раз уже наблюдал такое, во время похода к огненной горе. Постучит земля и перестанет, делов-то.

- Да, ничего особенного, - озадаченно сказал принц, уже без былой уверенности, - на сегодня заседание королевского совета объявляю закрытым, о следующем объявлю лично, отправив всем приглашения. Погода стала портится. За рекой появилась черная туча, а сверкавшие в отдалении молнии недвусмысленно говорили о приближении к городу большой грозы.

По дороге несколько успокоившись и придя в себя от странного трансового состояния, вызванного внезапным землетрясением, принц решил развеяться и устроить небольшой бал. Озадаченные непрекращающейся второй час тряской земли, придворные бесцельно бродили по его замку. Войдя в зал приема, Шонхейт уселся на трон и приказал музыкантам играть самые веселые мелодии. В этот самый момент за дверью послышались крики и возгласы. Не успел принц отреагировать, как мощный удар проломил стену замка и в зал ввалилось человекоподобное создание, до ужаса похожее на статую, увиденную им сегодня в храме злых богов. Повисшее на несколько секунд тягостное молчание прервал шепот арфиста:

- Бастинанда, храни нас фея.

Не обращая внимание на сбившихся в кучу музыкантов, колдовское порождение направилось прямиком к Шонхейту. Принца многие люди считали недалёким, глупым, высокомерным и надменным, но трусом он точно не был – но и у него задрожали руки от только что произошедшего. Безмолвно взирая несколько секунд, после чего справившись с волнением, он крикнул:

- Мечники! Вывести прочь посторонних из моего дворца.

Бастинанда рассмеялась хриплым голосом, сделала движение рукой, сжимавшей в кулаке нечто похожее на молнию и резким движением метнула её в бросившихся к ней на встречу двоих рыцарей с секирами. Зал заволокло едким дымом, а когда он рассеялся, на их месте не было ничего кроме оплавленных щитов. Шонхейт совершенно растерялся от этого экстремального испытания, которое ему неожиданно подарила судьба и непроизвольно сунув руку в карман и зачем-то вытащил из него зеркало. Следующую молнию колдунья метнула в принца, да так ловко, что тот едва успел спрятать голову за трон. Огненный заряд ударил прямо в корону, расплавив её до основания. Раскаленный металл потек на пол. Принц, исказив лицо от боли, встал во весь рост. Погрозив на прощание кулаком, Бастинанда испарилась в облаке дыма. В проломленную стену забежал герольд, крича на ходу:

- Дурные вести, ваше высочество! В городе пожар, горит вся центральная часть, обрушилась золотая колокольня. Народ не повинуется, говорит, наш правитель прогневал богов, пусть он уходит из страны.

Не успел Шонхейт осознать происходящее, как пришли еще более тягостные вести. Всегда невозмутимый начальник стражи с горестным лицом поклонился и молвил:

- Беда бедовая, ваше-ство. Фея Мири… Она покинула наше королевство.

Шонхейт побледнел от ужаса.

- Как так, как такое может быть? Почему?

- Древние книги гласят. что договор, который заключил с Мири Эован Легендарный, подразумевал соблюдение жертв другим богам. Фея не желает принимать участия в том дьявольском шабаше, который теперь начнут всемогущие, чтобы покарать ваше королевство. Она погрузилась в сон.

- И как-то можно это все вернуть?

- Нужно утихомирить злую колдунью и всех злых Богов. А сейчас нам надо бежать. Народ в ярости, он грозится взять дворец штурмом и сделать вам очень плохо.

Грустная улыбка отобразилась на лице Шонхейта.

- Надо бежать, пока не поздно. Соберем храбрейших воинов королевства в провинции и с ними вернем столицу.

Прошедший после оставления столицы месяц дался принцу очень тяжело. Большая часть предприимчивых людей покинула его почти сразу, другие уезжали каждый день, незаметно и скрытно, темной ночью или ранним утром. Остались лишь самые верные воины и друзья. Пребывая в полном опустошении и мучительно ища выход из сложившийся ситуации, Шонхейт каждый день ждал новостей из столицы, дни посвящая прогулкам на природе, а ночью боролся с мучительными кошмарами сновидений, в которых к нему являлись всемогущие и грозили уничтожить и его, и его королевство. Новости были день ото дня хуже – о полной гибели столичного города в пожаре, о вторжении коварных соседей в пределы государства, о неповиновении центральной власти многих провинций королевства. В прогулках по заросшему вековыми соснами лесу с охраной и проводником из местных крестьян принц находил единственный отдых от свалившегося на него кошмара. В один из дней он с провожатым пошел к небольшой заболоченной речке. Перелезая через преградившее путь поваленное дерево, принц оступился и упал в яму.

- Ну-ка, ваше высочество! На вас клеща нет? – молодой крестьянский парень заботливо смахнул с плеча Шонхейта сухую траву, и убедившись в отсутствии опасности для сюзерена, двинулся дальше, показывая дорогу. От столь простого, но трогательного выражения заботы на Шонхейта накатило горькое чувство.

- Ну почему, почему, я все прошлые годы окружал себя какими-то мудаками, которым и надо то было, единственно лишь, золото королевской казны? Почему не призвал в советники таких вот, славных и добрых людей, с которыми не ввязался бы в эту историю?

- Может быть, потому что ты и сам был таким же мудаком? – ответил внутренний голос. Шонхейт вздохнул.

Возвращаясь обратной дорогой, принц все больше чувствовал, как его охватывает что-то вроде священной ярости.

- Нет, больше так, как раньше жить нельзя. Я должен исправить эту ситуацию, и вернуть себе королевство, а простым людям – мир и достаток. Как-никак, я пока еще его законный правитель. Хоть и пока не коронованный.

С ходу посоветовавшись с оставшимися при нем феодалами, Шонхейт написал грамоту, в которой дал клятву, что человек, сумевший утихомирить злых Богов и обуздать Бастинанду, получит огромное вознаграждение. Грамоту разослали по всем крупным городам бывшего Золотого Королевства. Теперь Шонхейту оставалось только вручить свою судьбу высшим силам и ждать, надеясь на чудесное спасение в лице легендарных героев, отчаянных до безумия, готовых рискнуть своей жизнью, чтобы бросить вызов Бастинанде.



...

Это только предистория, продолжение выложу по мере написания.

Предистория немного слух резанула.
А так, ждём продолжения. У вас всегда красочные повествования очень.

_________________
Олеся Зарецкая ( хозная )
Хозяйка: Алла Николаевна

Замечательно. Слог хороший, ближе к середине даже бодренький, легкий. Пожалуйста, держите его, не отпускайте! И что-то ненавязчиво навевает даже история о либеральном зазнайке-принце . Не буду пока о прочем, дабы не перебить настрой, но после продолжения отпишусь.

У меня при прочтении возникла только одна проблема - непонятно, зачем Бастинда, заимствованное имя? Оно, мб, возникло в момент задумки, как временное, все равно что кодовое, но смотрится тут инородно и эта инородность/заимствованность снижает... В тексте итак говорится, что дама эта коварная, злая, зачем еще нужны отсылки к Стране Оз? Или, если читать прессу, так обзывали во время последних американских президентских выборовя Хиллари Клинтон)

На исходе лета на королевство Эовия, словно в довершение к ранее случившимся несчастьям, обрушилась новая беда. Как стая стервятников, поджидающих удобного момента скрытно подобраться, камнем упасть с неба и вонзить когти в ослабевшее испытаниями тело жертвы, вкрадчивой поступью явилась странная напасть. Золотисто-зеленые листья деревьев, привычным узором украшавшие леса в сентябре, усеялись едва заметными черными пятнами. Похожие на крохотные капельки земляной грязи на ботинках путника, идущего по разбитой дороге в ненастный день, они облепили крытые хворостом крыши домов селян и каменные стены замков, готовые к жатве стебли пшеницы и ветки плодовых деревьев; памятные знаки и островерхие храмы, которыми была обильно усеяна страна принца Шонхейта. В народе шла молва, что СадоБог днём и ночью с яростью наносит удары по своей небесной наковальне, крошки которой, образуясь после каждого удара, разлетаются по сторонам и падают на некогда благословенную землю Эофии. Когда орудия злого Бога будут готовы, шептались люди, три его жестоких порождения спустятся на землю, дабы под простертой дланью Бастинанды устроить кровавую жатву и преподать урок смертным.

В землях, отмеченных печатью всемогущего, всё больше крестьян, собрав довольно скромный, по меркам прошлых лет, урожай, впадало в апатию и безразличие. Работать никто не хотел, да и смысла в этом не видел. Сельские жители этих местностей предпочитали собираться в трактирах, где проводили время праздно и без всякой надежды спорили о будущем страны. Некоторые ругали принца, чья глупость уже очень дорого обходилась королевству; другие осторожно сомневались в соотношении степени его вины и обрушившегося возмездия, опасаясь, впрочем, напрямую говорить о грядущих действиях всемогущих; третьи безмолвно пили кружку за кружкой спиртного напитка, растрачивая накопленные в благополучные времена деньги на хмельное зелье.

Одним из завсегдатаев трактира был крестьянин по имени Эйфер Безессенхейт. Дом его располагался в северной части королевства, сохранявшей наибольшую лояльность принцу, на заливных лугах реки Альфингросс, чей стремительный и бурный исток, берущий начало в неподалеку от огненной горы, постепенно, спускаясь к долине, преображается в обильную и полноводную реку, протекающую через половину Эофии. Безессенхейт, недавно справивший сороковой день рождения, жил на доход от полученной по наследству небольшой каменной мастерской. Вынужденный большую часть времени посвящать добыче камня и последующей его обработке, он с ненавистью относился к источнику своего дохода, мечтая разбогатеть многократно больше односельчан чтобы пользоваться почетом и уважением самого богатого человека в королевстве. В былые годы мастерская Эйфера поставляла известняк для строительства домов, храмов и дворцов в главный город провинции. Минувшее лето принесло сплошные убытки: доход упал до нуля, как только от закупок камня отказались сотрудничавшие с ними городские головы, и Эйфер, набравший долгов и рассчитывавший значительно заработать, порядком обеднел, будучи вынужденным оплачивать простой мастерам и карьерным рабочим. В сентябре он распустил всех нанимаемых людей, и выплатив все долги городским купцам, с отчаянием осознал, что минувший год поставил его на грань разорения.

Эпизодически заглядывая в трактир в старые времена, Эйфер теперь стал постоянным гостем заведения. Он проводил там каждый день, с упорством каменотёса размышляя и предаваясь мечтам, как в будущем разбогатев, он возвысится над другими людьми.

В начале сентября в таверне на пару часов остановился державший проездом путь королевский герольд, посвятив все время стоянки написанию грамоты, в которой содержался призыв принца что-то сделать со сложившейся ситуацией. Выведенное каллиграфическим почерком послание, после непродолжительных споров было размещено не у ворот храма, как делалось в старые времена, а в трактире; месте, имеющем теперь наибольшую популярность. Грамота не вызвала энтузиазма у местного люда: сидевшие за столом селяне, поговорив немного о планах всемогущих, сошлись во мнении, что было бы неплохо получить обещанное вознаграждение, но рисковать в этом деле явно не стоит, а посему, завершив беседу, дружно подняли кружки, наполненные элем. Один крестьянин, единственный из всех собравшихся, на голове которого была надета шляпа, произнес небольшую речь, пожелав благополучного разрешения ситуации и предложил за это выпить. Его товарищи, сидевшие за столом, с громкими криками захлопали в ладоши и осушили каждый свою емкость.

Эйфер со скукой наблюдал за происходящим, сидя в самом конце стола. К своему кубку эля он даже не притронулся, лишь делая вид, что пьет вместе со всеми. Весёлые разговоры, шум и смех его не радовали. Крестьянин в шляпе, оказавшийся старостой соседней деревни, стал выдвигать разные предположения, кто из самых смелых рыцарей королевства сможет укротить гнев всемогущих. Когда было перечислено больше тридцати имен, Эйфер не выдержал, и вмешавшись в разговор, спросил, знают ли они, что будет, если всемогущие отправят несколько служителей хаоса на их землю, чтобы силой принудить правящую династию возобновить службу злым Богам на Эофийской земле? Староста, увидевший в этом отличный повод поупражняться в красноречии и произнесении тостов, поддержал странную идею. Сидевший у края стола мужчина, до недавнего времени служивший лучником в столице, поделился соображениями о силе и мощи остатков армии Эофии, а лежавший у печки бывший служка закрытого черного святилища поведал рассказы жрецов того храма про служителей хаоса. Сведения оказались ужасающими. С отсутствием у людей магического оружия, способного поразить закованных в волшебную броню всемогущих и мест на земле, где возможно было бы спрятаться от их гнева, сражение людей со злыми Богами неизбежно должно было превратиться в кровавое избиение первых. Беседа об этом была прекращена. Тревожное молчание повисло над собравшимися за столом. Весёлая атмосфера улетучилась. Крестьянин в шляпе, подложив под голову кулак, сидел, облокотившись на стол и неподвижно смотрел в одну точку. Бывший лучник нервно теребил опоясывающий руку браслет, кусая губы. Собравшихся охватило какое-то странное, тягостное чувство, словно им только что провидчески открылось их собственное будущее. Гости таверны спешно засобирались по домам. Последним ушёл староста, захватив с собой два кочана гарутской капусты, которые трактирщик не принял в качестве платы вместо отсутствующих медных монет. Оставшись один, Эйфер тяжело вздохнул.

- Я знаю, ты хочешь разбогатеть, - завесив шторы и заперев дверь, обратился к нему хозяин таверны, хранивший до той поры молчание, - я каждый день за тобой наблюдаю.

Эйфер вздрогнул от столь точного попадания в цель, и подумав пару секунд, согласился:

- Да. Но что толку мне с тобой об этом говорить?

- Потому что я тот, кто поможет стать тебе богатым.

- Ты мне помочь? Пивом, что-ли, торговать?

- Нет, есть возможность куда лучше. Как ты понимаешь, - трактирщик ему отвечал, словно не замечая грубых насмешек Эйфера, - королевская власть слаба, и шансов выжить у неё не больше как чем у пятивекового дуба под ураганным ветром.

- Что-то я не понимаю, куда ты клонишь, - недоверчиво ответил владелец каменной мастерской.

- Ты хочешь разбогатеть, но королевство не сможет сделать тебя богатым. Тебе стоит обратиться за этим ко всемогущим.

Испуганным движением Эйфер прижал палец к губами.

- Не бойся, нас никто не слышит, - невозмутимо продолжал трактирщик, - все ставни закрыты, и кроме нас тут никого. Если ты хочешь обрести настоящее богатство, обратись к Бастинанде.

- К Бастинанде??? - Эйфер безмолвно застыл с вопросительным видом, лишь глаза его алчно разгорелись.

- Да, у волшебницы Бастинанды на границе Эовии и соседнего с нами королевства, Лоцинии, находится сокровищница, где она часто проводит время, сидя на горе из черепов и золотых монет и любуясь своими богатствами. Отправься в путь, обратись к ней, и может быть, тебе повезет, как никому из смертных.

- Но почему об этом говоришь мне ты, а сам этого не сделаешь? – Безессенхейта снова охватили сомнения.

- Через некоторое время я планирую так и сделать. Наш уговор попрошу сохранять в тайне. Ты ничего не потеряешь, кроме времени, потраченного на выслушивание бесконечно пустых разговоров. А если у тебя получиться, я надеюсь, ты со мной поделишься.

Эйфер, поразмыслив немного, решил попробовать. И в самом деле! Конечно, никто не станет делиться с этим наивным дураком-трактирщиком, держи карман шире! Узнав точное место, где обитает Бастинанда, он пожелал собеседнику спокойной ночи, и сославшись на усталость удалился.

Меньше недели потребовалось Эйферу, чтобы собраться в путь. Дочки, жена и братья долго отговаривали его от опасного предприятия, но не зная и половины задуманного, а им Безессенхейт сказал, что хочет съездить в Лоцинию, чтобы договориться с местными купцами о поставках камня, в конечном счете уступили, пожелав счастливого пути.

В кромешной темноте Эйфер покинул дом, отправившись в путешествие верхом на единственой, оставшейся здоровой, лошади в их доме. За полторы недели он пересек Эофию, доехав самой границы. О том, что он находился уже на территории сопредельного королевства, подвластного Бастинанде, говорили кружившиеся в небе птицы Кут – сильные, жестокие и хищные создания, являвшие собой дурную пародию на благородных орлов Эофии, вивших гнезда в святилищах Мири. Хищные птицы Кут преследовали ослабленных и обессилевших путников, нападая на них и заклевывая до смерти.

Подойдя к границе древнего леса, живого памятника тех времен, когда по легендам, деревья умели разговаривать, Эйфер снова засомневался, но представив, как его родственники и односельчане будут насмехаться после его возвращения с пустыми руками, решительно пошагал вперед. Извилистая лесная тропинка петляла, уходя то налево, то направо. Неожиданно перед Эйфером вырос древний курган. Вход в него закрывал огромный камень, заросший мхом и покрытый руническими письменами. Каменщик подошел к валуну, и тот, словно по мановению руки, с треском откатился в сторону, открывая вход в подземелье. Безессенхейт шаг за шагом, спустился вниз по узкому проходу. Порядком пропетляв по причудливой сети лабиринтов, он вышел в просторное помещение, в котором всюду лежали играющие разными цветами драгоценности, золотые монеты всех семнадцати королевств, невероятной изящности украшения и слитки серебра. Заметив на возвышении золотой кучи мощную фигуру, он остановился в оцепенении.

- Входи, не бойся, - промолвила та, - чай, не обижу.

Эйфер шагнул поближе, со смесью страха и недоверия вглядываясь в сфероподобную даму, сидевшую на куче золота.

- Ты хочешь разбогатеть, - продолжала волшебница Бастинанда, - и я тебе подарю драгоценностей и злата всякого без счету. У тебя будет богатства больше, чем ты сможешь потратить за всю жизнь. Ты спросишь: почему? Потому что ты мне понравился.

Бастинанда неожиданно ласково посмотрела на гостя. А тот, пораженный, что колдунья так точно читает его мысли на расстоянии, стоял, не в силах молвить ничего в ответ.

- Всё, что мне нужно это твое согласие. Хочешь ли ты моего подарка?

- Да. Я хочу!

- Тебе нужно лишь одно. Отречься от феи Мири. – Бастинанда произнесла это безразличным голосом, но за кажущимся спокойствием Эйфер уловил в его нотках нечто, что заставило его испытать беспокойство. Он почувствовал, что с этого момента от колдуньи словно начала исходить злая энергия.

Осознание страшного греха скалой обрушилось на Эйфера. Здравомыслие призывало его развернуться и молча уйти. Безессенхейт решительно боролся с искушением, но демон алчности упрямо не хотел исчезать.

- Попробуй, - шептал он, - ты ничего не потеряешь. Фея в вечном сне, ты никому ничем не обязан, соглашайся, это редкий шанс разбогатеть.

Искушение росло, и под конец, стало таким сильным, что Эйфер выдохнул, и дрожащим голосом произнес:

- Да.

- Говори за мной, - сказала Бастинанда, и начала произносить совершенную тарабарщину, похожую на лай собак, рев диких животных и гортанный клич птиц.

Когда Эйфер, истратив несколько попыток, наконец произнес заклинание, Бастинанда оглушительно расхохоталась, так, что своды пещеры осыпались, покрыв пылью раскиданные по земле сокровища. Большая куча кристаллов изумруда, лежавших у стены, обрушилась, и несколько ограненных зелёных камней скатились прямо к ногам Безессенхейта.

- Теперь это все – твое. Бери сколько захочешь, забирай с собой, – окинув рукой все разбросанное вокруг богатство, она встала и еще раз хрипло рассмеялась. Внезапно появившееся облако дыма окутало злую волшебницу, а когда рассеялось, в пещере её не было, словно никогда и не существовало.

- Что за наваждение, - подумал Эйфер, и быстро оглянулся по сторонам. Золотые монеты и драгоценности по-прежнему невозмутимо лежали вокруг, тускло отсвечивая желтыми отблесками. Убедившись, что остался один, он вытащил мешок и подошел поближе к месту, где недавно сидела Бастинанда. Приглядевшись к стене, он увидел прислоненные к ней полуистлевшие тела и высохшие скелеты людей, которым, очевидно, эти богатства когда-то принадлежали. Застывшие в мученических позах, они словно напрягали последние силы в попытке поведать Эйферу нечто важное.

Алчность овладела каменщиком. Сгорбившись, он хищно носился от края до края пещеры, набивая карманы до отказа; наполнил золотом два огромных мешка, принесенных с собой, а кроме прочего, подобрал три удивительной красоты женские шапочки, инкрустированные сапфирами и прекрасное кристалитовое ожерелье, весом в несколько килограмм; в подарок жене и трем дочкам. Судя по невероятной изящности огранки камней, его изготовили мастера давно исчезнувшего в бездне прошедших веков королевства.

Согнувшийся под тяжелой ношей, он медленно поднимался из подземной пещеры. Шатаясь, он шёл, тяжело выдыхая смрадный воздух пещеры, с трудом волоча огромные мешки, но едва ли бы согласился выбросить даже самую малость. Едва он поднялся наверх, как огромный камень, прежде закрывавший вход в подземелье, переломился пополам и скатился в возникший перед древним курганом разлом земли. Эйфер, не удержавшись, заглянул туда и с ужасом отпрянул – разлом был наполнен до краев какими-то ползучими змеями. Курган начал осыпаться, закрывая зияющую пустоту. Через несколько минут ничто, кроме поваленных деревьев, не напоминало о находившейся здесь сокровищнице.

Обратная дорога была куда тяжелей, но Эйфера, изнемогавшего от непрерывной езды днем и мерзшего бессонными ночами у костра, грела мысль о богатой жизни после возвращения.

Когда Безессенхейт развернул мешки, выложив принесенное из сокровищницы Бастинанды, вся его большая семья едва-ли не обезумела от радости.

- Мы больше никогда не будем ложиться спать голодными, - радовалась его супруга, глядя на россыпи золотых монет, а старший и младший братья, осматривая драгоценные кристаллы, удовлетворенно думали, что наконец-то один сможет себе позволить купить коня, а другой – музыкальную книгу.

Эйфер вручил родным богатые подарки: жена не могла нарадоваться на кристаллитовое ожерелье, элегантно подчеркивавшее её изящную шею, а дочерям – шапки, украшенные серебряным шитьем и камнями сапфира. Шапочки оказались волшебными. Стоило надеть их на голову, как камни на них начинали светиться ярким, как свет от костра в безлунную ночь, огнем. Безессенхейту не терпелось поскорее начать торговые дела, и следующей же ночью, без долгих сборов, его старший и младший брат, захватив с собой несколько кристаллов и золотых слитков, отправились в город для раздачи взяток городским головам. Вместе с ними туда же поехал богатый купец, не имевший никаких родственников. Он жил по соседству и давно испытывал беспокойство за свои сбережения, собираясь перебраться в более защищенное место, но не решался преодолеть этот путь в одиночестве. Охваченный сладкими мечтами, Эйфер проводил братьев и быстро заснул.

Через несколько дней, утром на рассвете, Безессенхейт услышал невнятный стук за дверью, фырканье и топанье лошадей, тонущее в множестве людских голосов. Не снимая ночного колпака, он вышел из комнаты во двор и отворил дверь кричавшим за забором пришельцам. Молодой лучник со шрамом на щеке держал в руках драгоценные камни и золото. Эйфер сразу узнал их: это были те самые камни, которые увезли с собой братья. Смутно чувствуя, что случилось нечто ужасное, он нетерпеливо дернул лучника за рукав, с такой силой, что нитки кафтана затрещали.

- Что случилось? Ну?

- Вы Эйфер Безессенхейт?

- Черт побери, а кто же еще?

- Два дня назад ваши братья и купец Гринд Аэрон проезжали через мост у третьего порога Альфингросса. Мост был построен всего год назад, но он неожиданно обрушился. Ваши родные и Гринд утонули.

Юноша склонил голову, явно подбирая подходящие слова, и после минутной паузы продолжил:

- Мы выловили все сокровища которые были при них. У купца Гринда не было наследников, и по законам Эофии, все его имущество принадлежит людям, бывшим с ним в момент смерти. А поскольку они тоже погибли, но у них есть наследник, это вы, то все найденные ценности принадлежат вам.

Завершив речь, лучник махнул кому-то рукой и сказал:

- Заноси.

Полтора десятка крестьян стали раскладывать в доме Эйфера сундуки разных размеров, большие и малые. Не удержавшись от любопытства, он тут же заглянул в один из них, самый большой, и почувствовал, как дрожь сотрясает руки. Оказалось, что сундук до верху наполнен изделиями из серебра и монетами, изготовленными из того же металла. Безессенхейт потерял братьев, но вместе с тем стал еще богаче.

Справившись с потрясением, Эйфер решил заняться другим предприятием, а именно, построить большую ткацкую мастерскую, чтобы самому изготавливать для окрестных крестьян одежду и прочие изделия из льна. Строительство, ускоряемое большими капиталами Безессенхейта, шло быстро. За месяц трехэтажная мастерская была возведена, на случай пожара, на берегу реки Альфингросс, в пяти километрах от дома Эйфера. Набрав работников, он запустил производство, не останавливая его ни днём, ни ночью. В мастерской неотступно находилась одна из его дочерей, присматривая за работниками. Девушки часто ночевали там же, утомленные бесконечной работой. В одно из воскресений ноября поднялся сильный ветер, от которого шаталась даже колокольня деревенского храма. Супруга уговаривала Безессенхейта остановить мастерскую и дать работникам отдых в честь праздничного дня, но тот наотрез отказался даже слушать о простое, напомнив жене, что сейчас изделия из ткани особенно в цене, и за их продажу можно выручить неплохую сумму. Запретив девушкам покидать мастерскую, Эйфер сказал им надеть шапки, чтобы работники могли трудиться всю ночь.

Когда утром никто из дочерей не пришёл домой, Эйфер не придал этому значения, решив что девушки просто переутомились и решили посвятить день отдыху. Наличие больших запасов еды и прочих необходимых вещей в кладовых при мастерской говорили в пользу этой идеи. Никто не пришел ни вечером, ни на следующий день. Тогда Безессенхейт взяв с собой пару слуг, решил лично справиться, как идут дела в его ткацком цеху. Увидев по дороге обгоревшие головешки и чувствуя запах недавнего пожара, он непроизвольно ускорил шаг. Поднявшись на холм, Эйфер увидел на месте, где стояла мастерская, лишь остовы почерневших бревен. Еще не полностью осознав происшедшее, он почувствовал, что больше не хочет жить. В полном безразличие он наблюдал как слуги изучают пепелище, разбирая завалы. Один из его помощников обратил внимание на след на песке на берегу реки; было очень похоже, что в этом месте к земле причаливала большая лодка. Приехавший через час королевский чиновник изучил человеческие следы, ведущие от берега к месту пожара и обратно, и заключил, что верно, мастерская Эйфера стала жертвой речных разбойников. Никто не знал, кто эти люди и откуда они взялись, но в преданиях стариков, рассказывавших о временах до переселения Эована Легендарного, были частыми истории о свирепых воинах, путешествовавших на украшенных головами хищных животных ладьях и нападавших на речные поселения. Эти воины имели звериный нрав, были беспощадными в своем гневе, уничтожали все, что попадется им под руку, а уцелевших людей забирали в рабство. Судя по множеству следов, ведущих обратно к берегу, все, кто находился в мастерской, были уведены в рабство. Возможно, разбойников привлек свет мастерской, заметный темной ночью за много километров вдоль реки.

Эйфер, почувствовавший приступ тошноты, не хотел больше слушать. Он вернулся домой, без сил лег в постель и пролежал в ней, не делая попыток встать, две недели. Когда пришел деревенский староста и сказал, что раскапывая его мастерскую, они обнаружили древний клад с украшениями из топаза и платины, Эйфер отвернулся к стене и заткнул руками уши.

Стремление к богатству потеряло для Эйфера всякий смысл. Все, чем он пытался заниматься, не приносило никакой радости. По вечерам он спускал к реке маленькую лодку, на которой катался по воде вместе с супругой. Вечера эти были молчаливыми и грустными. Однажды вечером жена Безессенхейта нарушила привычное безмолвие, и тихо, но настойчиво попросила супруга рассказать, откуда ему достались такие богатство на самом деле. Слегка поколебавшись, Эйфер начал говорить. Увлекшись, он отпустил весла, и сильное течение Альфингросс стало относить лодку на середину реки. Попытавшись развернуть её, Эйфер встал во весь рост. От резкого смещения тяжести лодка зачерпнула носом воду, и не выдержав собственного веса, пошла ко дну. Видя, как машет руками жена, захлебываясь водой, Эйфер что есть силы поспешил ей на помощь. Тяжелое ожерелье из кристаллита не давало ей вдохнуть воздуха, утягивая вниз. Когда Безессенхейт, совершив несколько могучих рывков, доплыл, все было кончено. Его супруга утонула, Эйфер остался один. Обессиленный, выплыв к реке, каменщик распластался на песке, пролежав так несколько часов, пока некий шум не приковал его внимания. Из реки выбросилась огромная рыба. Подпрыгнув и перевернувшись несколько раз на берегу, не в силах добраться до спасительной воды, она затрепетала и свалилась замертво. Утром пришли дворовые люди, и положив Эйфера на носилки, они захватили и рыбу, завернув в огромные листья лопуха. Эйфер приказал отдать рыбу кухарке на разделку. Через полчаса, девушка, работавшая на кухне, громко закричала. Безессенхейт, призванный шумом, пришел на кухню, и увидел кристаллитовое ожерелье и несколько совершенной формы алмазов, лежавших в животе рыбы.

С того самого дня Безессенхейт не знал покоя. С ожесточением обреченного, он изо дня в день ходил по трактирам и недавно появившимся публичным заведениям, в которых тратил деньги на самые крепкие хмельные напитки и получая ласки самых красивых женщин. Все это не приносило никакого удовлетворения, оставляя лишь внутреннее ощущение прокатившегося по его душе испепеляющим валом лесного пожара. Так продолжалось около месяца, пока не сгорел, вместе с его владельцем, трактир, в котором заседал Эйфер. Тогда собравшиеся на сход крестьяне решили устроить над Безессенхейтом самосуд, но его спас благоразумный староста в шляпе, пожелавший каменщику удачи в других краях и вежливо попросивший его покинуть деревню.

Безессенхейт собрал в большой мешок самые большие ценности, которые добыл в кургане и ушел далеко на север. Устроив землянку в глухой чаще древнего леса, этого живого реликта старых времен, он проживал зиму, постепенно теряя человеческий облик, питаясь кореньями и травами. С собой он не носил ничего, кроме звеневшего в карманах золота и драгоценных камней. Наступала весна. По волшебному лесу между покрытых туманом стволами деревьев бродил гигантский белый олень, чей любовный клич эхом разносился по всей округе. Олень издавал крик всю ночь, и эти звуки вызвали в Эйфере странное чувство, словно что-то давно и безнадежно умершее должно было пробудиться. Выйдя из землянки, он пошел по направлению к яркой звезде на северо-западе небосклона.

На выросшей из чащи леса поляне он увидел величественного зверя и стоявшего рядом с ним монаха. Тот стоял, гладя гиганта по голове и угощая правой рукой какими-то кореньями. В левой руке адепт держал посох. Святой, увидев Эйфера, сразу понял, что с этим человеком случилась большая беда. Эйфер подошел поближе и поведал монаху свою историю. Тот опустился на колени и стал читать молитву к фее Мири об изгнании злых духов. Безессенхейт почувствовал в теле странную дрожь. Карманы, на руках, ногах и животе, где он хранил золотые монеты, начинали жечь его тело. Эйфер попытался сбросить одежду, и в этот момент она вспыхнула, а лежавшее в карманах золото, превращаясь в вязкую черную жижу, потекло по его телу к земле, оставляя глубокие раны.

Достигнув земли, жижа превращалась в ползучих змей, которые тут же исчезали в траве. Монах попытался накинуть свой плащ на Безессенхейта, чтобы погасить адское пламя, но тот, совершенно обезумев, вскочил и побежал прочь, петляя между стволов деревьев. Эйфер выбежал на круто обрывающийся склон и не успев остановиться, упал вниз. Подоспевший следом монах нашел его, лежавшим на песке, не будучи способным вымолвить ни слова. Эйфер сломал шею и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Обхватив тело, монах потащил его на себе, потратив весь день на путь до речного святилища феи Мири. Безессенхейта осмотрел имевший знания лекаря адепт и неутешительно покачал головой:

- Этот человек никогда не сможет двигаться сам, но жить он будет.

Монахи поселили Эйфера в одной из келий. Каждый из адептов святилища по очереди приносил ему пищу, и проявляя всяческую заботу, вывозил на телеге на прогулку. Знатные люди, посещавшие святилище Мири, считали добрым поступком подарить несчастному несколько монет или простенькое украшение. Но Эйфер был уже не в состоянии воспользоваться этим богатством. Днями напролет он неподвижно и безмолвно лежал на телеге, с полным безразличием на обожженном лице бессмысленно глядя вдаль.

Узнав историю этого несчастного калеки, настоятель речного святилища Мири собрал жителей округи, и рассказав её людям от начала до конца, как грозное предостережение всем, кто захочет искать милости у сил зла, завершил словами:

Это человек, которому Бастинанда обещала подарить.
И подарила.
Богатства больше, чем он сможет потратить.

Небольшая иллюстрация к I главе, выполненная на скорую руку в фотошопе ; )


Войдя вовнутрь, принц был поражен мрачным великолепием обстановки, считая в уме, сколько золота и прочих драгоценностей было потрачено на создание этого шедеврального порождения людского страха.

Суровые и искаженные гримасами гнева лики богов грозно смотрели на нежданных гостей.

Э..мда.. Прошу прощения за то, что Бастинанда у меня при беглом чтении превратилась в Бастинду. Не буду спрашивать, почему она бьет не по ногам, а по голове (по короне), не низвергает никого на колени или не выбивает почву из-под ног - мб, в будущем это как-то явственнее станет, или отчасти так есть, если смотреть под определенным углом на эту часть...

Слог изменился. Конечно, обоснованно, тут грустно и посему протяжно. Но все-таки хочется думать, что вы к бодрости той в следующих главах вернетесь. Продолжайте!

Вот насчет анализировать ваш текст, не очень поняла. Тут старая сказка (про дар Мидаса, индийская Золотая Антилопа и тд) на новый лад. И в смысловом отношении поэтому ее интерпретировать, ну, не знаю, повторяться как бы... А вот написано в целом хорошо, и потому как эпизод, как некая интерлюдия, вставка-интерпретация между основными частями - вполне приемлемо. Некоторые очень даже хороши, особенно вот это впечатлило:

Говори за мной, - сказала Бастинанда, и начала произносить совершенную тарабарщину, похожую на лай собак, рев диких животных и гортанный клич птиц.

Есть в этом что-то важное. И в родном-то языке бывают слова-отрава, которые лучше без особой нужды не произносить. Неизвестные слова из иных человеческих языков могут смущать... Есть слова, которые, становясь в определенном порядке, кажется, приобретают мистическую силу, безотносительно заклятий-проклятий... А уж выход за рамки человеческого языка действительно страшит инфернально... Это сильный образ.

На повторение такого набора из разных нечеловеческих языков должно быть какое-то не то, чтоб табу, от такого какой-нибудь стоп-кран внутри сорвет, психика разрушится... Да, есть такое африканское племя (каванго), где нет так давно еще приносили в жертву детей. Колдун сажал ребенка под деревом, наклонял над ним ветку, и что-то шептал дитю на ухо, притом у малыша глаза расширялись от ужаса. И когда колдун отпускал ветку, ребенок падал, умирал от разрыва сердца, от психического шока... Ну то есть детское сознание (или подсознание), впечатлительное, так вот может реагировать на силу слова...

Какие-то другие образы... про то, во что превратилось золото - не очень, слишком, явно вторично. С возвращением подаренного братьям и нечаянного наследства - гораздо лучше. С шапочками - оригинально, и, мб, даже хорошо, что недораскрыто, как бы что-то в тумане, где каждому видится что-то свое... Капуста, которую не удалось поставить на кон, просто улыбнула...

Короче, пишите, не забрасывайте...