Клуб "Преступление и наказание"

Сурово!
Кстати, для нерадивых девиц есть технология порки без синяков. Она обсуждалась на одной из веткок этого форума.
Моими постами о порке без следов можете пользоваться в качестве литературного материала, когда будете писать продолдение.

С уважением А. Новиков

_________________
С наилучшими пожеланиями

Сурово!
Кстати, для нерадивых девиц есть технология порки без синяков. Она обсуждалась на одной из веткок этого форума.
Моими постами о порке без следов можете пользоваться в качестве литературного материала, когда будете писать продолдение.

С уважением А. Новиков


"Сурово!
Кстати, для нерадивых девиц есть технология порки без синяков. Она обсуждалась на одной из веткок этого форума.
Моими постами о порке без следов можете пользоваться в качестве литературного материала, когда будете писать продолдение.

С уважением А. Новиков"

Спасибо!
Но предложением воспользуюсь вряд ли. Если Вы заметили, пока что речь идет именно о наказаниях. А синяки имеет смысл рассматривать в качестве их составной части
Ant, однако

Крестовая дама-7

Глава 7.

Если Витька и предполагал, что Аллочка, поразмыслив, придет к выводу, данное общество из ее планов на будущее исключающему, следует признать, что он ошибался. Уяснив для себя, что куратор в лице Татьяны ее не устраивает, девчонка занялась поиском возможности изменить ситуацию. Полученное наказание по прошествии некоторого времени страшным казаться перестало. Особенно после того, как стало ясно, что про него никто ничего не знает. Зато оно же навело на мысль, показавшуюся ей стоящей. В конце концов, за что ее пороли? За то, что, даже в ущерб своим желаниям, позволяла принимать решения за себя. Если так, почему бы ей не сказать магистру прямо, что она хочет видеть своим куратором именно его? Правда, он говорил о правилах. Получается, она с самого начала собирается их нарушить. Как-то плохо одно с другим совмещается. Или это только у нее? Что еще сказано было?
Перебирая в памяти весь долгий разговор, Аллочка упорно искала те слова, которые позволили бы ей оказаться правой. Точной цитаты не обнаружилось. Но итогом стала формулировка другого правила: «Решения следует принимать самой. И быть готовой за них отвечать». Перспектива, конечно, не из приятных. Зато концы с концами сходятся.
Отправляясь к магистру, Аллочка всю дорогу готовилась к своей речи, как к экзамену. Слова, как назло, не складывались. Хотелось аргументов – получались какие-то оправдания. Мысли с формулировок соскальзывали за пределы предстоящего разговора, к тому, что должно произойти после него. На расстоянии рассуждать про готовность к ответу просто. Когда же это расстояние сокращается с каждым шагом, начинает протестовать тело. Приходится чуть ли не заставлять его двигаться в нужном направлении, стараясь отвлечься. И все равно ничего из этого не получается. Ремень, как та белая обезьяна, непременно выскакивает из закоулков сознания, сколько не запрещай себе о нем думать, складывается, ехидно напоминает: «Дойдешь, и я тебя выпорю!» Можно сколько угодно напоминать себе, что приняла такое решение сама, все равно ноги становятся слабее, шаги короче, а руки, нащупывающие запор на калитке, норовят сделать вид, что его не находят. Потом замирают над кнопкой звонка, и требуется сделать немалое усилие, чтобы ее нажать. Обычные слова приветствия едва не застревают в горле. А спасительный стул, как и прежде, стоит напротив дивана. Того самого, на который она скоро ляжет. Только место на нем пока занято.
Для Витьки пока очевидно было одно: девчонка все-таки решила стать членом организации. Иначе и носу бы сюда не показала. В принципе, это ему даже нравилось. И нравилось бы еще больше, не будь при этом необходимости изображать из себя магистра несуществующего сообщества. Тем более что запланированный ритуал все равно полетел ко всем чертям. Не изображать же из себя «приемную комиссию», задающую из полумрака ярко освещенной претендентке многозначительные вопросы, в одиночку. Последующие действия тоже требуют хотя бы минимального коллектива: одно дело – просто раздеться для порки, совсем другое – при свидетелях. Порка в четыре (или, правильней – в две?) руки тоже отличается от обыденной. Не говоря уже о заключительной сцене, в которой для наглядности намечено было выпороть Татьяну – за разглашение тайны существования «Крестовой дамы».
Теоретически для исполнения всех остальных пунктов старинную подругу, конечно, можно было бы пригласить. Ее это вполне устроило бы. Того и добивалась, чтобы Аллочка была раздета и выпорота в ее присутствии. Но Витьку публичность не привлекала. Да и на последнем пункте он на самом деле настаивал вовсе не из соображений поддержания «режима секретности». Психологически «новообращенной» легче перенести порку при свидетелях, если наказана будет не она одна. Татьяне про эти соображения, понятное дело, знать было вовсе не обязательно. Важно другое: раз уж она выговорила для себя наказание один на один, элементарная справедливость требует, чтобы Аллочка имела те же условия.
Альтернатива между справедливостью и ритуальной церемонией безоговорочно загоняла Витьку в угол. Хорошо было обещать: выкручусь как-нибудь. А как? Что за тайное общество без ритуала? Несерьезно. Так выглядела первая тучка.
Но маячила на горизонте и вторая. Сам же сказал девчонке, что ее куратором станет Татьяна. Не исключено, что такой вариант ее и устроил. Это ему приятно наблюдать, как она раздевается. Ей же, надо полагать, приятнее разоблачаться в женском обществе. Вообще-то, приятнее – не то слово, поймал себя Витька на мысленной оговорке: раздеваться для порки – удовольствие ниже среднего. Скажем так: комфортнее. Только сути это не меняет. Сейчас сойдутся две эти тучки, и окажется, что зря он обрадовался, обнаружив Аллочку перед своей дверью…
Двусторонняя неопределенность мешала начаться решающему разговору. Но не ей же этот разговор начинать, подумал Витька.
- Надо полагать, ты пришла к какому-то решению?
- Да, - отозвалась Аллочка. – Только боюсь, что оно вам не понравится.
- Может, не станем спешить с выводами? Давай сначала с ним ознакомимся.
Заготовленная речь куда-то пропала. Но прийти и отмалчиваться – тоже не лучший выход. Что он про нее подумает?
- Понимаете, вы же сами говорили, что я должна принимать решения сама. Я… я решила, чтобы моим куратором были вы…
Вторую тучку такое решение отметало напрочь, но перевоплотившийся в магистра Витька не упустил случая сыронизировать:
- Вообще-то, мы говорили о том, что тебе следует решать за себя. А то получится свой устав и чужой монастырь, не находишь?
- Извините, я неправильно выразилась. Я хочу попросить вас об этом. Понимаю, у вас есть правила. Но… Не могу представить, что Таня будет чему-то меня учить. Неужели нельзя сделать исключение…
Витька к исключению был готов. Магистр придерживался мнения, что это преждевременно: не успел человек членом организации стать – и норовит порядки пересматривать. Согласишься, сам в ее глазах нарушителем окажешься. Какой после этого авторитет? Требовался иной путь к тому же результату. Только ни Витька, ни магистр пока что его не видели. И не нашли ничего лучшего, как покачать отрицательно своей единственной головой.
Аллочка уловила движение. Но вслух отказа не прозвучало. Это оставляло надежду.
- Я подумала, я же еще не член организации…
- А я? – отозвался Витька. – Хочешь не только правила нарушить, но еще и на меня ответственность переложить?
С этой стороны Аллочка на ситуацию не смотрела. Как это, магистр – и вдруг нарушитель?
- Так ведь это я нарушаю!
- Что бы ты сама сделала на моем месте?
Ответ Аллочка знала. Оставалось только его выговорить:
- Накажите меня…
- С этой мыслью ты сюда и пришла?
- Да.
И тут Витька понял, как избавиться от первой тучки.
- Какое именно наказание ты имела ввиду?
- Ну… Как в прошлый раз…
- Если я на это пойду, повторения прошлого раза кое в чем не получится. И потом, официальную церемонию приема придется на некоторое время отложить. До тех пор, пока я не сочту, что ты для этого готова. Только при этом условии я могу взять кураторство на себя. Устраивает?
- Спасибо! – искренне отозвалась Аллочка.
- Даже не хочешь спросить, что это означает?
Вообще-то она об этом не думала. Главное – она добилась того, чего хотела. Но если он считает это важным, почему бы не послушать?
- Во-первых, ты не будешь знать других членов организации. Во-вторых, у тебя не будет возможности обжаловать мои действия в том случае, если ты с ними не согласна. Разве что мне самому. В третьих, ты не сможешь сама стать куратором, если кого-то сюда приведешь.
- И не надо!
Могло показаться, что этот ответ относится только к третьему пункту. На самом деле ей не хотелось, чтобы знали про нее. Никого приводить она вообще не собиралась. А пункт об обжаловании и вовсе представлялся ей бессмысленным: пока что магистр был для нее непогрешимым. И потом, идти и жаловаться кому-то, что ее не так выпороли – это вообще в голове не укладывалось.
- Хорошо, пусть будет так, - отозвался магистр, поднялся с дивана и растворился в черном проеме двери.
«За ремнем пошел» - подумала Аллочка и покосилась на диван. Настоять на своем, конечно, приятно. Однако про ближайшие минуты этого не скажешь. До того, как отправиться сегодня к Витьке, она считала, что принять наказание во второй раз будет проще. Но еще на подходе к его дому осознала: если первая порка страшна неизвестностью, то вторая – памятью о первой. За разговором страхи отступили. Теперь вернулись. Да еще проскользнувшая было мимо сознания поправка магистра вспомнилась, что сегодня будет не так, как в прошлый раз. В чем?
Ремень Витька действительно принес. Пристроил его на столе не столько демонстративно, сколько небрежно. А рядом – стандартную тетрадь на 48 листов, с какими Аллочка вечерами бегала в институт. Вывел на обложке ее имя и фамилию, пропустил первую страницу. На вторую старательно занес анкетные данные: ФИО, год рождения, адрес, номер служебного (за неимением другого) телефона, места работы и учебы. Велел подсесть к столу ей, и только после этого пояснил:
- Будем обязательство составлять. Сама управишься? Или продиктовать?
Слегка вздрогнув от того, что пришлось отодвинуть ремень в сторону (Какие еще обязательства, если сейчас он этим ремнем ее стегать будет?), Аллочка принялась писать под диктовку:
«Я, Алла Калинова, принимаю руководство своего куратора и обязуюсь следовать его рекомендациям. Обязуюсь также заносить в настоящий дневник все свои поступки, этим рекомендациям противоречащие и представлять дневник для ознакомления в назначенное куратором время. Признаю за куратором право наказывать меня за проступки так, как он сочтет необходимым. О формах возможных наказаний в известность поставлена и с ними согласна. В чем и расписываюсь. Подпись. Дата».
- Здесь же, - пояснил магистр, - будут содержаться сведения обо всех полученных тобой наказаниях. Не уверен, что его стоит держать в общежитии. Мало ли, кому он там на глаза попадется. Впрочем, это решать тебе.
- А где его еще можно держать?
- У меня. Могу гарантировать: сколько не ищи, ни одного такого дневника ты здесь не найдешь. Свой будешь получать для заполнения, когда он тебе потребуется.
- А что значит сведения о наказаниях?
- Это ты сейчас увидишь. Я ведь сказал: обо всех. Не забыла, надеюсь, что одно из них состоялось?
Перевернув еще страницу, Витька для начала проставил дату. Под ней вывел слово «Основание» и расшифровал: «За уклонение от принятия решений, касающихся собственной жизни». Далее последовало:
«Форма наказания – Порка».
«Орудие наказания – Ремень».
«Позиция – Лежа на диване ягодицами вверх».
«Количество назначенных ударов – 50»
«Форма одежды – Задранная юбка, спущенные трусы».
«Штрафные санкции – 4 дополнительных удара за то, что прикрывала ягодицы руками».
«Оценка куратора – Претензий не имеется».
«Оценка наказанной – Сочла, что вела себя недостойно и предложила наказать ее за это повторно».
«Примечание: Замечание наказанной оставлено без последствий по причине неверной самооценки поведения. Предупреждена, что в дальнейшем подобные пожелания будут исполняться в обязательном порядке».
«Подпись куратора».
«Подпись подопечного».
Да, подумала Аллочка, оставляя свой автограф, держать такую тетрадку в общаге я бы не решилась. Но куда в большей степени ее заинтересовало другое.
- Эти тетрадки кто-то проверяет?
- Работу куратора тоже надо контролировать. Особенно когда его мнение расходится с точкой зрения подопечной. Кстати, этот пункт я заполнил с твоих слов в первый и последний раз. Дальше – сама.
- И что бывает, если куратор что-то сделает не так?
- Подозреваю, что ты опять хочешь узнать больше, чем тебе сейчас положено. Но если подумать – сообразить несложно. Ты ведь уже знаешь, что в кураторов превращаются те члены организации, которые приводят своих подопечных. При этом сами они тоже остаются подопечными. То есть, у них имеются свои кураторы, которые оценивают их действия.
- И у вас тоже есть куратор? – удивилась Аллочка.
- Ну, я все-таки магистр, - усмехнулся Витька. – Однако в свое время и меня пороли. Ты ведь это хотела спросить?
Аллочка покраснела. Она и в самом деле представила своего наставника лежащим на этом самом диване со спущенными штанами. А в роли куратора почему-то себя.
(Продолжение следует)

Крестовая дама-8

Глава 8.

На этот вечер распределение ролей было строго противоположное. Уяснив, что в ее случае контролировать действия куратора станет только магистр, Аллочка успокоилась. Третий безоговорочно казался ей лишним. Оставалось всего-то получить наказание, в заслуженности которого она не сомневалась.
Магистр между тем уже поставил в тетради сегодняшнюю дату, повторил пункты 2, 3 и 4. Над пятым немного задумался, глянул искоса на свою подопечную и неожиданно спросил:
- Раз уж ты сама решила, что тебя следует выпороть, может, и количество ударов определишь?
Такого поворота Аллочка не ожидала. Готовность подчиняться была. Неизвестность – пугала. Но назвать цифру оказалось еще страшнее. Чувствовался за вопросом подвох: себя пожалеешь – обязательно что-то потеряешь. Расхрабришься – опять не вытерпишь. Надежнее нейтральное:
- Как скажете…
Ответ вполне соответствовал только что подписанному обязательству, но Витьку не устраивал. Как магистра – по той причине, что от подопечной требовалось осознать, во что обходится нарушение устава. По человечески же хотелось, чтобы девчонка с самого начала настроилась на то, что все равно не сможет героически отмолчаться и не расстраивалась зря по этому поводу. Да и интересно было, что она надумает.
- Собственно, я уже сказал: сколько назовешь, столько и получишь. Если, конечно, штрафных не заработаешь.
- А если я скажу, что и десяти достаточно?
- Если или конкретно – десять?
- Вы же с этим не согласитесь…
- Тем не менее, от своих слов не отказываюсь.
- Но это же будет несправедливо?
- А как – справедливо? Попробуй поставить себя на мое место. Ведь не исключено, что сама со временем куратором станешь.
- Я честно не знаю.
- У меня сложилось такое впечатление, что, собираясь сегодня ко мне, ты какое-то представление на этот счет имела…
- Но чисел там не было. Просто считала, что вы меня накажете, как положено.
- Между прочим, до сих пор никто у нас кураторов не менял. Так что, нет на этот счет каких-то нормативов. Потому давай вернемся к представлениям. Пусть даже без чисел.
- Ну, я думала, что попадет мне основательно. Не так, как в прошлый раз…
- Сколько было в прошлый раз, ты теперь знаешь. Вот и определи, что будет сегодня.
Аллочка замялась, честно пытаясь сообразить, на чем все-таки остановиться. Сказать 60? Это почти столько же. 100? Он же сам говорил, что это для нее много! Наверное, надо выбрать то, что посередине. Господи! Ну зачем ей это право выбора! Она же не собиралась ни спорить, ни торговаться. А теперь, получается, торгуется сама с собой. И губы сами с трудом выдохнули:
- Сто. Только я кричать буду…
- Решение окончательное? Тогда внеси его в дневник собственноручно. Хорошо. А теперь раздевайся. Полностью.
Со вторым отличием Аллочка управилась много быстрей, чем с первым. Хотя пуговицы упорно не желали расстегиваться с первой попытки, платье угрожающе потрескивало по швам, дотянуться до застежки на спине вообще не представлялось возможным. Попросить магистра о помощи она не решилась, а сам он вмешиваться в процесс не торопился. Не по природной вредности, всего-то желая скрыть участившееся дыхание. Смотрелась девчонка эффектно. Разве что ростом малость не вышла, но это фигурку нисколько не портило. «Падение» лифчика, наконец, состоялось, и Аллочка на уровне инстинкта повернулась к магистру боком, чтобы избавиться от трусиков. Но ослабевшие ноги подвели как раз в тот момент, когда она нагнулась, чтобы перешагнуть через последний кусочек ткани, все равно не прикрывавший ее тело. Падение на какие-то доли секунды отключило ее сознание. Первым ощущением, когда способность воспринимать мир начала возвращаться, было: «Кажется, я шлепнулась удачно». Витька считал точно так же. За секунду до этого, поняв, что сейчас произойдет, он успел вытянуть руку с честным намерением поддержать подопечную. И приземлилась она точно к нему на колени.
Маленький инцидент был исчерпан ворчливым замечанием магистра:
- Поаккуратнее, однако.
Но в голосе не чувствовалось даже тени осуждения. Раскрасневшаяся Аллочка послушно перебралась с колен на диван, уткнулась носом в подушку и вытянулась, зажмурившись. Подглядывать, как Витька готовит к порке ремень, храбрости не хватало. Первые удары внушили, было, надежду, что на этот раз все окажется не так страшно. Она попыталась их считать. Даже добралась до третьего десятка. После чего цифры перестали иметь значение, а все усилия сосредоточились на том, чтобы не перевернуться, не прижать перед очередным ударом пылающую попу к спинке дивана. Руки, которые она поначалу спрятала под себя, выскользнули наружу, пытаясь время от времени прикрыть самые болящие места, после контакта с ремнем отдергивались, чтобы через какое-то время предпринять эту попытку снова. Молчать она уже не могла, но ее это и не волновало. Хотелось только, чтобы порка поскорей кончилась. Когда же она и в самом деле кончилась, так и осталась лежать, спрятав в подушку лицо.
Боль постепенно отступала, замещалась ощущением неловкости. Хотелось прикрыться, побыть в одиночестве, успокоиться, привести себя в порядок. Но для этого требовалось попасть в ванную, и больше всего ей сейчас не хватало обыкновенного халатика. Пришлось обходиться без него. Стараясь не смотреть на магистра, девчонка поднялась, торопливо сгребла в охапку одежки и рванулась туда, где ее желания можно было осуществить.
В спокойной обстановке выяснилось, что с попой не произошло ничего страшного и на этот раз. Разве что потенциальных синяков побольше, но в том, что это скоро пройдет, она уже не сомневалась. Закралась в голову уж совершенно крамольная мысль: напрасно магистр сомневался, вытерпит ли она сотню. Ревела, конечно, не без того. Но не сбежала же! Другой раз, когда снова будет всего 50, обязательно вытерпит. Вот только возвращаться в комнату все-таки стыдно…
Витька невозмутимо дожидался ее на диване. На спинке стула устроился ремень. На столе лежал открытый дневник, в котором уже были сделаны новые записи, из которых следовало, что у куратора и на этот раз не имеется претензий. По-прежнему избегая встречи с глазами магистра, Аллочка осторожно присела, приписала в своей графе: «У меня тоже претензий не имеется». Расписалась. И задумалась: дальше-то что? Хорошо, в организацию она попала. Пока кандидаткой, но все-таки… Куратора для себя выбрала. Дважды выпорота. А для чего? Вернется сейчас в свою общагу. Утром отправится на работу. Вечером снова накатит скука, потому что податься некуда и не с кем. Через неделю явится к магистру с отчетом. Тот, наверное, снова ее выпорет. И круг начнется заново. Тоска…
(Продолжение следует)

Молодец!

_________________
С наилучшими пожеланиями

Крестовая дама-9

Глава 9.

Витька дошел до той же проблемы немного раньше. И выдал своей подопечной целый набор «ценных указаний». Для рабочего места – попроще, обыкновенные рекомендации по части построения взаимоотношений с начальством и коллегами. Зато к институтской программе прибавилась масса предметов, которые следовало, как минимум, представлять.
Аллочка для начала представила другое: сколько же времени ей на это потребуется! Хорошо еще, что читать предстояло не только учебники. Не только читать: вникать, составлять собственное мнение, которое и станет основой каждого из ее еженедельных отчетов. Вобщем, было от чего приуныть: скучать над книгами или просто скучать – еще неизвестно, что приятнее. Особенно если знаешь, что оценки выставляются ремнем. А в том, что она со всеми заданиями вовремя не справится, Аллочка почти не сомневалась. Перспектива рисовалась мрачная: пара невыполненных заданий – это уже две порки. Проштрафишься на работе – третьей не миновать. Пожалуй, и в самом деле скучать окажется некогда…
Следующее утро принесло еще одну проблему. Оказалось, что ей неуютно сидеть. Точнее – садиться. Девчонке казалось, что любое прикосновение к стулу выдает всем окружающим ее тайну. На самом деле обратила на это внимание только Татьяна. Сама не так давно была в подобном положении. Однако особого удовлетворения от того, что ее план сработал, не испытала. Все таки Витька был ее «собственностью», права на которую вдруг стали сомнительными. И ведь сама же привела к нему эту дурочку! Которая, конечно, своего шанса не упустила. А мужику много ли надо? Достаточно перед ним задницей повертеть. Тем более, голой.
Настроение стремилось к температуре кипения. Теперь Татьяна почти жалела, что уклонилась от ритуальной церемонии. И от кураторства – тоже. Великое дело – выпорол бы ее. Зато с каким наслаждением она бы сейчас отодрала эту мерзавку!
Мелкие логические несоответствия, вроде того момента, что через несколько дней состоится свадьба, Татьяну не смущали. Все равно Витька был настолько свой, что делить его с кем-то оказалось невыносимо. Девчонка на фотографии? Чушь! Он ее просто придумал! На самом деле ему нужна только она, Татьяна! Ни у кого, никогда не будет с ним такой близости. По крайней мере, духовной.
Едва дождавшись окончания рабочего дня, Татьяна ринулась выяснять отношения. И только оказавшись у него, сообразила, что сказать ей, в сущности, нечего. Витька совершенно невозмутимо подтвердил: да, он, как и обещал, из ситуации выкрутился. Каким именно образом – детали, не имеющие существенного значения.
- Каким образом, это по ней сегодня заметно, - огрызнулась Татьяна. – Что-то ей на месте не сиделось.
- Помнится, именно этого ты и добивалась. Какие теперь ко мне претензии?
Претензии, конечно, имелись. Не было смысла их излагать. И все обвинения трансформировались в короткую фразу:
- Лучше бы снова меня выпорол…
- С чего вдруг такое желание?
- Ну, если уж тебе так захотелось…
- Разве я хоть раз порол тебя только потому, что мне этого хочется?
- А то тебе это удовольствия не доставляло!
- Почему? В достоинствах своей фигуры, ты, я думаю, не сомневаешься.
- А как тебе ее фигура?
- Это имеет какое-то значение?
- Для меня – да.
- Странно. Я-то полагал, что тебя больше должна интересовать фигура Славика…
- Смотри, ты у нас человек порядочный. Уложит она тебя к себе в постельку, потом и вовсе сюда переберется.
- Тебя это так сильно волнует?
- Представь себе, да.
- Похоже, у нас разные представления о порядочности.
- В том, что ты меня порядочной не считаешь, я и так не сомневаюсь.
- А что именно в своих поступках ты считаешь непорядочным?
- Весь список изложить? Зачем?
- Глядишь, разница в подходах обнаружится. Тем более, что список не так уж велик…
- Одного того, что уже не девица, тебе недостаточно?
- Никакой непорядочности в этом не вижу. Ты же никого не обманывала, направо, налево не гуляла, никому, кроме себя, ничего плохого не сделала. Глупость – была. Которую ты сама признала. И за которую, кстати, сполна расплатилась.
- Расплачивалась, между прочим, голая. Как по-твоему, Славик это порядочным посчитает?
- Сомневаюсь. Но только потому, что в причины вникать не захочет. Что-то я не приметил, чтобы ты, раздеваясь, удовольствие от этого получала.
- Было бы чему радоваться, когда тебя бить собираются.
- Тем не менее, вполне сознательно сама приходила, чтобы я тебя выпорол. Почему? Только потому, что тебя это от последующих глупостей сдерживало? Или все-таки признавала, что заслуживаешь наказания?
- Если хочешь знать, приходила потому, что ты считал, будто я его заслуживаю.
Вот это для Витьки стало новостью. Уверен ведь был, что делает доброе дело, помогая Татьяне благополучно добраться до свадебного торжества. Расставаться с этим убеждением как-то не хотелось…
- Тогда давай прикинем, как развивались бы события, не прибегай ты сюда раз в неделю…
- Наверное, не так, как сейчас. Я же с этим не спорю. И ни в чем тебя не обвиняю. Но мы же про другое говорим. В конце концов, ты мог бы с тем же результатом лупить меня одетой. Или хотя бы в трусах. По твоему порядочно было, что я даже не попробовала тебе это предложить?
- Необходимость раздеться я рассматриваю, как часть наказания. Чтобы было не только больно, но и стыдно. Если в этом раздевании и есть греховная составляющая, за нее тут же и воздается. Разве не так?
Не будь Татьяна на взводе – предпочла бы от прямого ответа на этот вопрос уклониться. Но в процессе выяснения отношений у нее всегда было так: что на уме, то и на языке.
- Стыдно, что тебя бьют. А что голую – только в первый раз. Все равно ничего нового не увидишь.
- При всем при том ничего лишнего мы себе не позволяли…
- Это ты не позволял. А я бы предпочла раздеваться для чего-нибудь другого.
- И во время порки так думала?
- Прикажешь желать, чтобы ты меня стегал побольнее? Извини, до этого моя сознательность не доросла.
- Зато доросла до того, чтобы этого не демонстрировать. Надо полагать, тоже исключительно из непорядочных соображений…
- Ничего. Молодая продемонстрирует.
- И ты убеждена, что я захочу этим воспользоваться?
- Почему нет? Если женщина хочет…
- Как я понимаю, ты тоже хотела…
- И что из того?
- Следует, что и в этом случае о непорядочных действиях с твоей стороны речи идти не может. Мы ведь, кажется, эту тему обсуждаем?
- Только не надо делать вид, будто считаешь меня святой. Все равно не потяну.
- Не считаю. Непорядочно ты поступила, когда девчонке мозги запудрила. Потому сейчас и психуешь. В конце концов, не воспользовался же я тем, чего тебе хотелось. А почему?
- Потому что я тебе про это не говорила. А сам не догадался.
- Других вариантов нет? Тогда – не сходится.
- Хочешь сказать, желания у тебя не было?
- Было, конечно. Только если бы я от своего желания плясал, ты бы окончательно себя в падшие женщины зачислила.
- Обо мне, значит, беспокоился? Или испугался?
- Да чего мне было бояться, когда ты сама заявляла, что тебе все равно терять нечего? Хотя на самом деле – было. Достоинство в моих глазах ты сохранила.
- Разве что только в твоих…
- А в своих? В Славкиных? Остальным какое до всего этого дело?
- Что тебе за дело до Славки?
- До Славки? Он меня вообще не интересует. Разве все это было для него?
- Знаешь, я сейчас не уверена, что хочу этой свадьбы…
- Предполагаю, что ты в этом не оригинальна.
- То есть?
- Ну, задумался как-то: и чего, в самом деле, невесты на свадьбах ревут. Вроде бы, чего хотели, того и добились. От счастья? Не похоже. По причине расставания с мамой? Сомнительно. Сама что по этому поводу думаешь?
- Я реветь не собираюсь.
- И другие, как я понимаю, тоже не собираются. Только это не ответ. Думаю, каждая из них до тех же сомнений добирается. Замуж она, конечно, хочет – в выборе своем не уверена. Даже не так. Когда только идешь к свадьбе, считаешь, что что-то приобретаешь. Когда дело доходит до нее – обнаруживаешь, что кое-что еще и теряется. Выбрав Славку, ты одновременно отказываешься от всех остальных. Есть, что оплакивать.
- Почему обязательно отказываться? Разве я не смогу после свадьбы к тебе в гости зайти?
- Сможешь, конечно. Но будешь при этом помнить, что у тебя муж имеется. Что такие визиты придутся ему не по вкусу. Да и в глазах окружающих они – повод для осуждения. Одно дело, когда девка с парнем встречается. Совсем другое, если жена к чужому мужику бегает.
- Выходит, теперь нашей дружбе конец?
- Скажем так, у каждого из нас дальше будет своя жизнь. Найдется ли в ней место для другого, понятия не имею.
- И тебе не жалко?
- Терять всегда жалко.
- Я так не хочу…
- Понимаю.
- Ничего ты не понимаешь! Я хочу, чтобы что-то осталось…
- Что-то остается всегда. И потом… Мало ли что может быть. Глядишь, когда и пригожусь.
В ответ Татьяна прижалась к Витьке всем телом и зашептала ему на ухо:
- Хочу, чтобы сегодня ты был моим. Ну, не будь же таким правильным. Ты же тоже этого хочешь. Пусть нам останется этот вечер. Можешь потом меня выпороть за бесстыдство. Только не отказывайся. Я же чувствую, хочешь…
Рука Татьяны дотянулась до кнопки настольной лампы, и комната погрузилась во тьму.
(Продолжение следует)

Крестовая дама-10

Глава 10.

С трудом пробившись через стартовую главу первой из предписанных для прочтения книг, Аллочка вдруг оказалась в средневековой Англии, где щедро перемешались романы и интриги, заговоры и дуэли, где надежды сменялись разочарованиями, провалы оборачивались успехами, а счастливые концы обнаруживались совсем не там, где их ожидали. Увлекшись действием, она до последней страницы даже не вспоминала, что должно в этом романе отыскаться нечто, имеющее отношение к ее образованию. Вторая тоже читалась неплохо. Но с первой ее связывала разве что эпоха: все то же средневековье, только уже во Франции. Да еще то обстоятельство, что в обоих романах весьма знатные персоны упорно стремились поменять одного короля на другого, сокрушаясь при этом, что у претендентов на троны оказывалось такое количество недостатков, которое с самого начала не сулило их сторонникам ничего хорошего.
Сожалеть о потраченном на чтение времени не приходилось. Но собираясь к магистру, Аллочка так и не уловила предмета предстоящего обсуждения. Пришла к выводу, что очередной порки ей все равно не миновать. И надеялась только на то, что наказание окажется не слишком суровым: задание-то выполнено.
Разговор в знакомой комнате начался с записей в дневнике. Совершенно нейтральных: Прочла, прочла, неприятностей на работе не имела. А потом перешел к личности и деяниям патера из первого романа. К главным героям тот не относился, но вел себя совсем не так, как полагалось бы священнослужителю. С крестом и Библией у него соседствовала шпага. Солидности и степенности не наблюдалось вовсе. Зато имелись тайники и подземные ходы, замаскированные двери, позволявшие ему возникать ниоткуда. А принадлежность к ордену иезуитов совершенно не мешала ему доброжелательно относиться даже к отступникам от «истинной веры».
Оказалось, магистра интересует ее мнение по поводу всех этих противоречий. Ответы приходилось искать на ходу, припоминая при этом, как английский король поссорился с Папой Римским. Как повела себя в этой ситуации аристократия. Какие цели преследовал не укладывающийся в традиционные представления об иезуитах патер, и какие средства для их достижения использовал. Сквозь занимательную фабулу постепенно проступало совершенно новое для Аллочки содержание, приходило понимание того, что поначалу вообще проскользнуло мимо ее сознания. И это было интересно.
- Понимаешь, - растолковывал ей магистр, - писатели всегда писали для современников. Им не было нужды толковать о том, что все и так знают. Это мы имеем весьма приблизительное представление о католической церкви и англиканской, про пуритан и иезуитов. Напрямую они нас не касаются. Потому нередко часть правды сегодня воспринимается, как целое. Но ты-то историком быть собираешься. Значит, должна представлять не только то, что в какой последовательности происходило, но и почему происходило именно так. Эти книги, конечно, не документы. Литература вообще имеет привычку отличаться от действительности. Мне сейчас хочется, чтобы ты получше познакомилась с той обстановкой, в которой разные тайные общества формировались. Научилась обнаруживать подлинные причины поступков их членов. А потом по более серьезным источникам сама свои выводы проверила и исправила. Из кусочков целое собрала…
Вечер за разговорами пролетел незаметно. И только получив новое задание, Аллочка припомнила, что самостоятельно с разбором романов все-таки не справилась. Даже рискнула напомнить об этом магистру.
- На сегодняшний день я от тебя большего и не ждал, - отреагировал тот. – Сначала кирпичи, до дома потом очередь дойдет.
Жить сразу стало легче. Настолько, что Аллочка отважилась пошутить:
- А я уж совсем настроилась. И примета была, что быть мне сегодня битой.
- Это какая же?
- Одела с утра кое-что наизнанку.
- Так и ходишь? – улыбнулся Витька, автоматически пробежавшись по ней взглядом.
- Ага. Думала: все равно же снимать, - продолжила дурачиться она.
- Придется уважить такое мнение. Снимай! – поддразнил он.
- А может не надо?
- Как это не надо? Примета же! Возьмет и в другом месте сбудется.
- В другом меня бить некому, - отозвалась она, начиная опасаться, что шутка может зайти слишком далеко.
- Ну, тогда и вовсе деваться некуда – судьба…
- И спорить с куратором не полагается, - продолжила она, прикинув, что серьезное наказание ей все равно не грозит. Вздохнула напоказ и поднялась со стула, чтобы тут же оказаться лежащей поперек его коленей.
Витька по-хозяйски задрал подол платья, хмыкнул и, посмеиваясь, отпустил ей дюжину звучных шлепков по неприкрытой трусиками части попы. Чувствительно, вообще-то. Но с ремнем точно не сравнить. И совершенно не обидно. Так что на стул Аллочка вернулась с улыбкой. Магистр же потянулся к дневнику и внес в него:
«Наказана в соответствии с приметой.
Форма наказания – шлепки.
Орудие – ладонь.
Позиция – лежа на коленях куратора.
Количество назначенных ударов – два.
Форма одежды – через трусики с задранным платьем.
Штрафные санкции – десять дополнительных шлепков за обман куратора»…
- Разве я обманывала? – удивилась Аллочка.
Витька тут же приписал: «Вопреки утверждению наказанной, предметов, одетых наизнанку, на ней не обнаружено». А в графе о своих замечаниях добавил: «Судьба, полагаю, вполне удовлетворена. Других оснований для наказания на минувшей неделе не имеется». И пододвинул к Аллочке дневник. Та подумала и аккуратно вывела: «Обещаю исправиться. Следующий раз переодевать трусики не стану». После чего отправилась домой в отличном настроении.

На следующий день Витька гулял на свадьбе Славика и Татьяны. Невеста смотрелась прекрасно. Во всяком случае, золотистый оттенок ее платья прекрасно сочетался с темными глазами и волосами. Слез и близко не наблюдалось. Нетипичный вечерок в Витькином обществе позволила себе вспомнить только раз. Танцуя с ним, спросила игриво:
- Не жалеешь, что не выпорол меня тогда?
- Не-а, - отозвался тот. – Других удовольствий хватало.
- Врешь. Знаю – хотел. Считай, что я тебе должна.
- Ладно. Договорились. Когда найдешь для этого время, - улыбнулся Витька, нисколько не сомневаясь, что ждать придется долго. И вскоре смылся домой – настроения веселиться не было.
(Конец первой части)

Первая часть закончена, наверное можно делать предварительные оценки .
Общее впечатление: читать интересно, слог хороший, автор достаточно умело и с явным удовольствием разворачивает историю.
Самым непонятным и нереальным персонажем для меня остается Виктор. Вроде бы ровесник девчонок, похоже не старше 25-ти, а ведет себя как опытный доминант с хорошим пониманием психологии и вообще как весьма умудренный жизнью человек. К тому же изрядно разбирающийся в европейской истории, построении взаимоотношений в рабочем коллективе, целеполагании и т.д. Еще и с обилием свободного времени, и в отдельном (деревянном?) доме. Действительно, магистр какой-то, а не Витька .
Не понял я также, с чего весь сыр-бор завязался. Ну трахнулась разок девица с их общим знакомым, не будучи с ним в браке. Где тут сломанная жизнь? Зачем трагедию придумывать?
По части порки тоже странновато. Герои изображают некую тайную организацию, а порка старым ремнем на диване со спинкой, где даже с другой стороны не зайти для равномерного воздействия на попу наказуемой.
Да и Аллочка вроде не совсем же дура, быстро должна бы сообразить, что на тайную организацию тут никак не тянет.
Ну и по мелочам есть проколы. Например, предметы одежды НАдевают.
В целом же, повторюсь, впечатление благоприятное. Автор неторопливо сочиняет занимательную историю по своим фантазиям и вкусу, углубляясь в особенно привлекающие его детали (рукописный дневник наказаний, например). И ДС его, похоже, интересует несколько больше, чем СМ .

Да, согласен, что Виктор должен быть постарше, судя по его манере общения. Но в остальном написано хорошо.