Клуб "Преступление и наказание"

ОСКОЛКИ ОБЩЕСТВА-7,8
(Крестовая дама-3)

Глава 7.

Последующие дни недели все-таки пришлось посвятить исключительно теоретической подготовке, и Тамаре оставалось только удивляться, сколько всего можно нагородить вокруг такого простого явления, как порка. Тут тебе и позы, и орудия наказания, и степень раздетости. Даже стилистике общения место отыскалось. Довольно забавный предмет оказался. Стоило только представить себя аристократической дамой, которой последовательно говорят:
- Извольте пройти в комнату для наказаний, сударыня. Будьте добры обнажить ягодицы. Пожалуйста, вытяните руки вперед, иначе мне их к лавке не привязать. Надеюсь, вы помните, в чем провинились? Признаете порку заслуженной? Благодарю вас. Тогда, если не возражаете, приступим…
- А если она возражает? – поинтересовалась Тамара.
- Еще чего! – засмеялся Витька. – Она же понимает, что от наказания не отвертится. В таком случае сознательность проявить выгоднее. Глядишь, меньше достанется. Хорошо воспитанная леди еще и поблагодарить не забудет, за то, что ее выпороли.
- Со мной ты так не разговаривал.
- А тебе хотелось бы?
- Не-а! Как-то это не по-настоящему.
- Я тоже так думаю. Времена не аристократические. Хотя сочетание подобных речей и основательной порки – в этом, согласись, что-то есть.
- Мне все-таки другого хочется.
- Чего же?
- Ну… Чтобы мужик по мужски и подходил. Без политеса.
- Типа: Томка! Ах, ты, такая-сякая! Давно задницей под ремнем не вертела? Сымай штаны, стерва!
- И лучше без «такой-сякой». Прямым текстом.
- Крепкие выражения нравятся?
- При определенных условиях…
- Перед отъездом пороть буду – учту.
- Страшновато что-то, - невольно поежилась Тамара. И было от чего: перспектива предстоящего нового общения с ремнем тут же заставила попу сжаться. А резкие движения ей пока не рекомендовались.
- Это радует, - отозвался Витька. – Что за порка, если не страшно.
Тамару такой ответ не особенно успокоил. Но в, конце-концов, впереди еще были два дня. И имелась надежда, что к тому времени все образуется.
Относительно одежды у наставника тоже имелась теория. Тамара грешным делом была убеждена, что любой мужчина предпочтет пороть ее голой. Разве что застесняется. Витька насчитал аж пять вариантов: одетая, полуодетая, полураздетая, раздетая и форменная. Правда, при этом оговорился, что первый из пяти к настоящей порке отношения не имеет. Припомнив, как он ее отшлепал в первый раз, Тамара согласилась. Все, что она тогда испытала – легкое приятное возбуждение, сочетавшееся с некоторой долей разочарования: настраивалась на другое, все-таки. И не больно совсем.
- Отстегать и через одежду можно, - не согласился с ней Витька. – Много твои трусы и юбка тебя защитят! В другом дело. В том, что специально для порки раздеваться приходится. Не столько важно, что снимать, сколько – для чего.
- Тогда объясни, в чем разница между мной полуодетой и полураздетой. Разве это не одно и тоже?
- Половины разные, - засмеялся Витька. – Полуодетая Тамара укладывается на диван с задранной юбкой, но для приличия в трусиках. Которые полураздетой спустить придется. А можно и иначе. Если, скажем, я намерен выпороть тебя посильнее, могу потребовать снять все и остаться в одних панталонах. Чтобы попу полностью прикрывали.
- Разве по голой не больнее?
- Отдельно взятый удар, может, и больнее. Но когда через панталоны порешь, попы не видно. И не жалко. На твою реакцию ориентируешься.
- Я могу и притвориться. Повертеть попой. Постонать. Начать просить прощения. Тебе же этого хочется?
- Возражать, во всяком случае, не стану. Только не надо надеяться, что я на эту уловку попадусь. Имел случай наблюдать твою подлинную реакцию.
- Кстати, ты тогда меня голую порол. Не понравилось?
- Почему ты так решила?
- На следующий день раздеться не велел…
- На следующий день я сам с тебя штаны спускал. Не был уверен, что у тебя храбрости хватит.
- Да уж! Боялась, что ты меня в лучшем случае до больницы излупишь. А оказалось – вполне терпимо.
- Но на повторную порку ты все-таки больше напрашиваться не стала.
- Знаешь, мне кажется, что сейчас я уже готова напроситься…
- Можем проверить.
- На практике?
- Спусти трусы.
- А где ремень?
- Не думаю, что он понадобится.
- Для чего же тогда раздеваться…
- Хочу взглянуть на твою попу.
- И только?
- Дальше будет видно.
- Ладно, любуйся…
Детальный осмотр подтвердил Витькины опасения: синяков на попе хватало. А чтобы Тамара с ним согласилась, оказалось достаточно одного полновесного шлепка.
- Еще пару дней посвящаем теории. А перед отъездом выпорю хорошенько. На чем мы остановились?
- На форме одежды. Интересно, что ты про категорию «Раздетая» скажешь. Надо полагать – твоя любимая.
- Вовсе нет. Предпочитаю задранную юбку и спущенные трусы. Сразу видно, что для порки. А голая, это еще вопрос, для чего она раздевалась…
С позами на практике Тамара успела познакомиться только с двумя. Собственно, иными Витька и не пользовался. Но раз уж попалась столь заинтересованная ученица, пришлось покопаться в памяти, откуда извлеклась зажатая между ног голова наказуемой, перегиб через кресло, использование подкладок, чтобы у лежащей дамы попа оказалась повыше, примитивный стоячий вариант. Когда же память взбунтовалась – на помощь пришло воображение. Жалко, что ли, если человеку экзотики хочется? Да и поддразнить гостью было интересно, на ее реакцию посмотреть.
Так в набросках Тамары появилась позиция для наказания неверных жен, для создания которой использовалась стоявшая в дальней комнате старая кровать с гнутыми спинками. Пропущенные сквозь прутья этой спинки руки уложенной на спину «изменщицы» связывались между собой, задранные до упора ноги привязывались к каждой из стоек у нее над головой, оставляя открытым ремню или плетке самое провинившееся место. Но ожидаемого возмущения Витька не дождался. Прикинув, как это будет выглядеть, Тамара совершенно серьезно сказала:
- Это я тоже хочу попробовать.
Ему даже как-то не по себе стало, но возражения Тамара отмела кардинально:
- Ты что, верной женой меня считаешь?
Впрочем, попробовать ей хотелось буквально все, во всех позах, с использованием плетки, розги, крапивы, резинового шланга, поскольку Витька как-то упомянул про соседского мальчишку, которого отец именно этим орудием воспитывал, предварительно убедившись, что ремень достигнуть поставленной цели уже не позволяет. Как не достигали цели все Витькины попытки хоть чем-то Тамару напугать. Теории только разжигали ее воображение. Которое настоятельно требовало возвращения к практике.

Глава 8.

Когда кончилась предпоследняя ночь, Тамаре утром уже не спалось. Правда, Витька все равно поднялся раньше нее, успел соорудить завтрак. А перед уходом на работу бесцеремонно задрал подол халата, придирчиво осмотрел попу, убедился, что синяки уже болью не отзываются. И коротко предупредил:
- Вечером выпорю. Настраивайся.
А потом, Тамара даже спросить не успела, что именно ее ждет, исчез за дверью.
Оставалось гадать, какая из теорий воплотится вечером в жизнь. Набросков в альбоме хватало. И исключить из числа возможных вариантов можно было разве что плетку. Что ее в доме не водилось, Витька скрывать не стал. Зато имелись во дворе и шланг, и потенциальные розги, и крапива. Имелась и кровать с гнутой трубчатой спинкой. Навестив ее, Тамара попробовала лечь строго в соответствии с инструкцией, представила, как Витька становится за противоположной спинкой и стегает ее ремнем точно между ног. Настолько живо, что ноги непроизвольно рванулись навстречу воображаемому удару. Нет, к такому наказанию она еще была не готова.
Кресло таких эмоций не вызвало. Ни в том случае, когда она прилегла сбоку на его ручку, ни когда перегнулась сзади через спинку. Скатанное валиком одеяло, подложенное под живот – тоже. Разве что представить свою голову зажатой между Витькиных ног не смогла. Эту позу она немного переросла…
Витька же еще и сам не решил, как именно поступит. Просто понимал, что откладывать больше некуда. Смущало то, что, по его понятиям, пороть Тамару было не за что. С провинившимися Татьяной или Аллочкой все было ясно. Сначала рассердишься на них, потом отстегаешь – и всем все понятно. В том, что Тамара всерьез возражать не будет, не сомневался. В себе уверенности не было. Не наказание – что-то другое получается. И никакого морального оправдания. Получается, выпорет он ее исключительно ради удовольствия. Даже не своего. Или своего – тоже? Нет, сегодня эта перспектива ему удовольствия не доставляет. Хм, а кто, собственно, сказал, что порка обязательно должна доставлять удовольствие? Татьяна, сколько он понимает, никакого удовольствия не получала. Но это-то как раз было нормально. А тут вообще какой-то парадокс: требуется выпороть женщину, чтобы она была довольна. Однако не отказывать же ей в этом! К тому же, обещал… В конце концов, смирившись с превращением благородного искусства воспитания в обыкновенную игру, Витька решение принял.
После ужина, до завершения которого о предстоящей порке не было сказано ни слова, истомившаяся ожиданием Тамара уже была готова ко всему. И когда Витька бросил короткое: «Пошли!», - следила только за тем, куда именно он ее поведет. Во двор выходить не стали, и из имеющихся возможностей она тут же исключила шланг, розги, крапиву. В комнату со старой кроватью тоже не свернули, отложив на время разборку с ее супружеской неверностью, и это, если честно, ее устраивало. На кресло Витька вообще ни с какого боку даже не взглянул, просто оставил его за спиной. Диван в большой комнате тоже проигнорировал, сузив пространство до той комнаты, в которой состоялось их знакомство. К руке и ремню тут мог добавиться разве что обрезиненный электрический шнур, слишком тонкий и легкий на вид, а потому особого почтения у Тамары не вызывавший. Ремень, впрочем, Витька тоже не прихватил, так и оставил его висеть на привычном месте в раздевалке. По части же неопробованных позиций – либо валик под живот, либо голова между ног. Не самые, конечно, удобные. Но и не такие страшные. И стоило ли нервничать? – с оттенком разочарования подумала Тамара. Постаралась эту мысль прогнать – ведь ничего же еще неясно. Но когда Витька просто усадил ее на одном конце дивана, а сам устроился на другом, на расстоянии около метра, она окончательно пришла к выводу, что решено перед отъездом всерьез ее не наказывать.
С одной стороны это радовало. Можно сколько угодно желать, чтобы тебя выпороли. Но в тот момент, когда это желание вот-вот исполнится, все равно страшно. С другой же, в душе все равно назревает бунт: столько ждать, настраиваться – и все это ради того, чтобы тебя, как дошкольницу, укоризненно пошлепали по голой заднице ладошкой?
Бунтарские настроения развития получить не успели. Потому что вместо орудия наказания Витька неожиданно извлек обыкновенную колоду карт. И пояснил:
- Сейчас мы с тобой сыграем…
- Я не умею, - удивилась Тамара, и в самом деле к картам равнодушная.
- В эту игру сумеешь, - подмигнул Витька. – Освоишь быстро. Смотри: цена тузу здесь – 15 очков. Любая картинка – 10. Остальные – по номиналу, от 6 до 9-ти. И еще два джокера, которые ты можешь объявить любой картой, какой тебе захочется. Сейчас я перемешаю колоду, а ты вытащишь из нее пять карт.
- Зачем?
- Сколько очков наберешь, столько ударов и получишь.
Про такие игры Тамара не слыхивала. Но какой-то интерес в этом был.
Первым выпал валет. Витька расположил его на свободном пространстве дивана, перетасовал колоду еще раз.
Второй Тамара вытащила семерку, которая тут же легла рядом с валетом.
Третьей попалась девятка, и Тамара тут же сосчитала, что всего очков стало 26.
А четвертым из колоды появился туз. После чего стало ясно, что формальной порки не будет. Более того, еще одного туза ей уже не хотелось. Он и не пришел. Появился король. Тоже, конечно, не мелкий. Всего – 51. И Тамара сразу припомнила, что в последний раз на диване в большой комнате получила примерно столько же. После чего попе стало не совсем уютно.
Однако, как выяснилось, игра еще только началась.
- В колоде четыре масти. Каждая из них будет обозначать для тебя форму одежды. Бубны – одетая полностью. Черви – задерешь подол халата, но останешься в трусиках. Крести – трусики придется спустить. Пики – голую пороть буду.
Тамара сдвинула верх колоды, сняла оказавшуюся сверху карту, перевернула ее. Оказалось – десятка червей. Так что, трусики она отстояла. Не то, чтобы это было особенно важно, но все равно приятно.
- Теперь определим твою позу. Принцип тот же. Бубны – лежишь попой кверху на диване. Черви – становишься перед диваном на колени и опускаешь на диван голову. Крести – перегибаешься через спинку кресла так, чтобы голова до сиденья доставала. Пики – отправляешься на старую кровать.
Вот тут Тамара заволновалась. Первые три варианта устраивали ее вполне. Но полсотни ударов между ног – было чего испугаться. Витька между тем развернул колоду веером и выложил на диван рубашками вверх: выбирай, мол! И ее палец нерешительно затрепетал над этой фигурой, протягиваясь то к одной карте, то к другой, не зная на которой остановиться. Однако что-то все-таки взять следовало. И она выбрала вторую слева. Это оказалась всего лишь шестерка. Но шестерка Пик!
Внутри все похолодело. Настолько, что кожа действительно стала напоминать гусиную. Хотелось немедленно все бросить. Заявить, что это нечестно. Да что угодно сделать и на что угодно согласиться, только не на это! Витька же, делая вид, что не замечает ее состояния, невозмутимо продолжил:
- Выберем орудие наказания. Бубны – рука, черви – ремень, крести – розга, пики – шнур.
Где-то на уровне подсознания Тамара успела удивиться. До сих пор пики обозначали самое грозное. Похоже, она недооценила возможности этого черного резинового провода. Но какое это имело значение? Сейчас ее могла спасти только бубна.
Подрагивающая рука выбор сделала практически не глядя. Тамара с надеждой глянула, что же ей досталось. И обнаружила крестовую даму. После чего замерла с совершенно отрешенным видом, пытаясь припомнить, чем же он ее станет бить. И почти послушала пояснения к заключительному ходу:
- Теперь имеет значение только цвет. Черный – порю. Красный – все отменяется.
Карту вытащила не задумываясь, ту, что под руку подвернулась. И не сразу сообразила, что обозначает для нее бубновый король.
(Продолжение следует)

Концовка карточной игры забавной получилась . Но в целом все то же занудство: несчастного героя одолевают теперь уже не латентные мазы, а более чем явная, он же педантично и несколько вяло от нее отбрыкивается .