Клуб "Преступление и наказание"

Необходимое предисловие

Этот текст не может претендовать на звание художественного, потому что является лишь слегка отшлифованной версией игры, в которую всю последнюю неделю играли в вирте Марлен и ваш покорный слуга. Но кое-какие интересные выводы, к которым мы оба неожиданно для самих себя пришли, было бы жалко предать забвению. Авось кому-нибудь пригодятся.
Задумывался параллельный вариант биографии Рене, в которой не было происшествия, описанного в рассказе "Персей и Андромеда", а вместо этого случилась поездка в Хишарту. То есть год на дворе снова 1900-й, и Рене 24 года. А дальше герои уверенно взяли сюжетную канву в свои руки, так что игрокам оставалось только изумленно разглядывать получившийся в результате опус, который теперь мы и предлагаем вашему вниманию...



... Рассудительность и терпение - несомненно, самые скучные из всех добродетелей. Только иногда, как ни странно, лучше разок отступить от собственных принципов и прислушаться к голосу разума... Понял я это, разумеется, слишком поздно, когда уже трясся в вагоне второго класса на поезде, идущем из Чалько в пригород этого, как его... сейчас загляну в справочник...Кьена. Говорили мне знающие люди, что в стране сейчас неспокойно, гражданские волнения и все такое, но я только отмахивался, подгоняемый жгучим нетерпением воочию узреть предмет моих исследований...

История Хишарты, разумеется, идет рука об руку с европейской, и Столетняя война тоже не обошла ее стороной. Некоторые чрезвычайно важные свидетельства, необходимые для будущей книги, можно было получить только в местных архивах. Вот я и отправился первым пароходом, идущим из Марселя на Терра Рубра, и, разумеется, все предупреждения казались мне обычным бредом обывателя, напуганного последними событиями в мировой политике...

Однако Красная земля и вправду встретила меня не очень-то приветливо. Если я правильно понял, недавние волнения, имевшие место в провинции, заставили правительство ужесточить режим проверок еще в столичном порту. И до самого кьенского перрона я не мог отойти от пережитого потрясения, когда меня, пусть формально и вежливо, но впервые в жизни по-настоящему подвергли обыску...

Лишь пройдя немалый путь по заранее записанному маршруту по улицам провинциального шахтерского городка, я немного успокоился. Предстоял разговор с хозяйкой дома на... господи, ну у них и названия... короче, вон на той старинной улочке, первого с краю домика, согласившейся предоставить мне комнату на время моего пребывания здесь.

Как же ее зовут-то... дьявол, выскочило из головы, а где записано, не помню... Чужие имена, похожие на испанские или итальянские, чужой язык, где четко произносятся все буквы, в моем родном, разумеется, "немые"... Ладно,попробую по-французски, его-то она должна знать...

- Добрый день, мадам. Мое имя Рене Превер, я писал вам по поводу комнаты и получил положительный ответ...

...Достопочтенная лана Беатриса Илайре с раздражением подняла голову от счетов, проверкой которых занималась с самого раннего утра, негодуя на бестолковость кухарки, снова позволившей обсчитать себя на целых пятнадцать центино. Что эта прислуга себе позволяет, в конце-то концов? И ведь важные какие все стали - слова не скажи, сразу угрожают уволиться, а где теперь хорошую прислугу найдешь, да еще за такую небольшую, прямо скажем, плату?

Хотя волнения на рудниках и улеглись, но в городе все равно неспокойно, а все эти оборванцы из, прости Господи, университета виноваты, кто ж еще? Шастают вечно по городу, в чем только душа держится? Худющие, голодные, одежда обтрепанная - а туда же! Ура! Долой! Да здравствует! А чего долой? Кто да здравствует? Кормить вас кто будет, спрашивается, если все работу побросают и только и станут на митингах горло драть? Пошли бы сами, да поработали бы часиков десять, а то и все двенадцать, под землей, на шахте. Глядишь, потом ни до каких "да здравствует!" уже и дела не было бы...

Фамилию свою Илайре (Веселая) лана Беатриса перестала оправдывать еще на втором году замужества, когда управляющий серебряным рудником урезал жалование молодому мужу и отцу, бухгалтеру Эмилю Илайре, да еще пригрозил вообще без места оставить, если тот станет протестовать и жаловаться. Без места оставаться было страшно - дома как-никак три голодных рта ждали, один побольше, юный и свежий, с нежными припухшими губами, и два совсем крошечных - годовалой малютки Жеанны и новорожденного Доминика.

Так что поворчал лано Илайре, утешил как сумел расплакавшуюся от неожиданной вести Беатку и вернулся к своим бумагам и счетам. Только вот сутулиться стал сильнее, и кашель все чаще настигал его, особенно осенью, когда дули с гор пронизывающие ветра, заставляющие плотнее запахивать куцее пальтишко на давно вытершейся подкладке.

Прошло с тех пор ни много, ни мало - двенадцать лет. Жеанка вытянулась, локти и коленки у нее заострились и начали торчать во все стороны, как у индюшонка. Лана Беатриса сохранила остатки былой красоты, но "гусиные лапки" в углах глаз и крепко сжатые губы, порой превращавшие ее рот в тонкую ниточку, горестно свидетельствовали о том, что женский век почтенной ланы уже на исходе.

Квартиранта семейству Илайре посоветовала взять почтеннейшая лана Сильвия, два года назад переехавшая вслед за мужем в столицу, но сохранившая с подругами ту нежную и пылкую дружбу, которая порой встречается у дам, проведших общую юность в стенах одной и той же монастырской школы. Узнав, что молодой француз направляется в Эджез ради каких-то малопонятных исторических изысканий, Сильвия вспомнила о Беатке. Пара писем в ту и в другую сторону, и вот уже бюджет семьи бухгалтера может в кои-то веки хоть ненадолго оказаться бездефицитным.

Все это лана Беатриса прекрасно помнила, только по странной прихоти памяти напрочь упустила из виду, что приезжает постоялец именно сегодня. В первый момент она была готова ответить довольно резко, но имя незнакомца, его французский язык - все это разом пробудило в ней воспоминание об и вправду существовавшей договоренности.

Добрый день, лано Превер, - хозяйка изобразила на лице самую любезную из имевшихся в ее арсенале улыбок.
Очень рада, что вы добрались в наши края, невзирая на все треволнения. Вас не очень сильно беспокоила в дороге полиция?

Внимательный взгляд молниеносно обежал фигуру потенциального постояльца. Ну что ж, молод, недурен собой - это очень даже славно. Судя по внешнему виду, челоек он воспитанный и образованный, стало быть, безобразий в доме можно не опасаться.

Проходите, сударь, я покажу вам вашу комнату, - хозяйка распахнула дверь во внутренние покои, и кухарка, воспользовавшись временной передышкой, немедленно исчезла где-то в своем царстве печей и кастрюль, а лана Беатриса ободряюще улыбнулась молодому человеку - смелее, юноша, вас здесь не съедят.

Хозяйка оказалась милейшей особой, хоть и слегка нервной. Проследовав за ней по дому, я был совершенно очарован его старомодным уютом, старинными каминами, мебелью и трогательными ситцевыми обоями в полосочку. Даже некоторый беспорядок, потертая кое-где диванная обивка и разбросанные в гостиной учебники совершенно не портили впечатления. Скорее, напротив. Очень уж большой контраст все это составляло с атмосферой давно оставленного родительского дома, с его идеальной чистотой и строгим порядком, где я мог с облегчением перевести дух, только оказавшись в своей комнате. И то...

- Это детская, мадам? - вежливо поинтересовалcя я, кивая на выкрашенную голубой краской дверь.
- Да, - без энтузиазма подтвердила хозяйка, пытаясь незаметно задвинуть ногой под шкаф брошенный к коридоре детский ботинок.

И тут, как по команде, дверь распахнулась, и на меня уставились две симпатичные маленькие физиономии - не слишком чистые, но вполне жизнерадостные. Одна принадлежала мальчику лет двенадцати, вторая его сестре - видно, чуть постарше.

- Ой, мама, кто этот господин? Наш постоялец? - тут же поинтересовалась девочка, и, к моему удивлению, я обнаружил, что более или менее понимаю ее речь. По учебникам и разговорникам хишартэ показался мне труднее для восприятия, но все-таки, видно, сказываются общие латинские корни...
- Он что, по-нашему совсем не говорит? - радостно выпалил мальчик и незаметно, повернувшись к матери боком, показал мне язык.
- Жеанна! Доминик! Как вы себя ведете? - возмутилась хозяйка, - а ну марш к себе! Или вам дополнительная помощь требуется?

Дети тут же юркнули обратно, и из-за захлопнувшейся двери послыхались хихиканье и возня.

- Прошу прощения, лано Превер, - обернулась ко мне хозяйка, - нынешние дети...
- Все в порядке, мадам, уверяю вас, - ответил я довольно искренне, - к тому же лет десять назад я и сам был таким же - поэтому отлично вас понимаю...
- Тогда, уверена, мы поладим, - ответила мадам, и, как мне показалось, облегченно вздохнула, - а то, знаете ли, иностранцы иногда относятся предвзято к нашим методам воспитания... Но, видимо, в вашем лице я обрету моральную поддержку...
- Разумеется, мадам, - с готовностью кивнул я, не совсем, правда, понимая, что она имеет в виду под словами о "предвзятом отношении". Ладно, там разберемся. Но услышать слова одобрения от дамы, пусть и не первой молодости, несомненно, было приятно.
- Вот ваша комната, лано Превер, - улыбнулась мадам, открывая дверь в конце коридора, - располагайтесь, отдыхайте с дороги, а к семи часам прошу в гостиную пить чай...

... Новый жилец оказался спокойным и чистоплотным, за квартиру платил исправно, к общим трапезам не опаздывал и держал себя за столом мило и скромно, так что лана Беатриса мысленно неоднократно поблагодарила любимую подругу за столь своевременную помощь.

Дни шли за днями, весенняя прохлада потихоньку сменялась жарой, грозившей вскоре заставить все население городка прятаться в тени и с утра до вечера пить ледяную родниковую воду, благо, горных ручьев на склонах рудника было предостаточно.

В один из таких дней, когда дети были в школе, супруг на работе, а лано квартирант снова ушел по своим таинственным архивным делам, почтеная мать семейства решила достать и подготовить к началу сезона легкую летнюю одежду. С нехитрыми нарядами мужа и сына все получилось достаточно быстро, а вот с платьями Жеанны вышла какая-то непонятная история.

Лана Беатриса точно знала, на какую полку на антресолях старинного дубового шкафа в спальне дочери она убрала летние наряды. Ожидая встретить привычный порядок, она распахнула дверцу шкафа, взобралась на табурет и ахнула - вместо привычных ровных стопок одежды и белья ее взору предстала достаточно неряшливая куча, в которой смешались платьица, блузки, чулки и панталоны.

Ворча про себя на егозливую девицу, которой неизвестно зачем раньше срока потребовалось лезть в летние вещи, лана Беатриса начала наводить порядок. Как назло, антресоли были сделаны очень неудобно, поэтому, чтобы достать вещи из глубины, приходилось хорошенько орудовать рукой. Нетерпеливо потянув за край задержавшеся на полке стопки кофточек, лана Беатриса едва удержалась на ногах, а на пол с громким хлопком упал сверток, обернутый льняной тряпкой. Приглядевшись получше, лана Беатриса узнала в ней свое лучшее полотенце, подававшееся только самым почетным гостям.

Разгневавшись не на шутку на неуместные проделки дочери, почтенная матрона развернула сверток и остолбенела. В ее собственных руках желтели те самые бумажки, коими столь недавно были заклеены фонарные столбы, афишные тумбы, стены присутственных мест...

Бумажки, из-за которых начались все эти безобразия! И где? В ее собственном доме?! Лана Беатриса брезгливо отбросила от себя мерзкую пачку и вытерла руки краем передника, словно пальцы ее коснулись чего-то гадкого и тошнотворного. Минуту спустя, чуть-чуть подумав, она каминными щипцами взяла бумажки и отнесла их на край обеденного стола, предварительно сдвинув в сторону накрахмаленную скатерть.

К приходу из школы детей домашняя температура дошла уже до отметки критической. Увидев хорошо знакомое выражение материнской физиономии, многоопытный Доминик удрал к себе в мансарду, а вот Жеанне подобный маневр совершить, увы, не удалось. Стальные материнские пальцы крепко ухватили девочку за плечо, а настоятельный жест не оставил сомнений в том, куда ей нужно проследовать.

- Как. Это. Понимать. Ланчи. Иоанна? - ледяным тоном, полным едва сдерживаемого гнева, поинтересовалась лана Беатриса, входя в гостинную.
- Мама, ты о чем? - еще не догадываясь, о чем идет речь, Жеанна почувствовала, как холодеет в животе и предательски начинают подкашиваться колени.

Выразительное движение руки в сторону стола не оставило ни малейших сомнений, о чем идет речь.

- Я... я не знаю, - пролепетала девочка, до обморочного ужаса понимая, что даже под угрозой смерти не сможет признаться, откуда у нее взялись запрещенные бумажки и почему они оказались спрятаны в ее шкафу.
- Ах не знаешь? - голос ланы Беатрисы начал сравниваться по звучности с гласом знаменитой Иерихонской трубы.- Стало быть, неизвестно кто прячет в твоих вещах незнамо какие вещи, а ты ни сном, ни духом? И ты хочешь, чтобы я в это поверила?

Потупившись и неотрывно разглядывая крошечного жучка, пытающегося героически преодолеть трещину в паркетине, Жеанна, не произнося ни звука, отрицательно покачала головой...

... Войдя в гостиную, я превратился в соляной столп. К счастью, если прижмет, голова у меня начинает работать быстро, и за пару секунд, окинув взглядом девочку, мать, пачку листовок на краешке стола, я все понял. Будь ты хоть наилояльнейшим гражданином, предельно далеким от политики, но родившись в Париже, кое-какие веяния вдыхаешь с первым криком и впитываешь с материнским молоком.

Спрятанные в доме листовки явно не сулили ни хозяйке, ни девочке ничего хорошего. Ясно, все ясно. Попросили спрятать, лучшая подруга или , еще вернее, друг-ровесник, по которому бедняжка вздыхает на уроках... черт подери, когда взрослые перестанут втягивать детей в свои нечистые авантюры, платить-то за них приходится по-настоящему... Вот мать, разумеется, все и обнаружила, и сейчас кипит вполне справедливым негодованием... Что делать, что делать...

- Мадам, простите меня, ради бога, - решительно заявил я, делая шаг вперед и оказавшись, таким образом, в центре мизансцены, - это моё. Я прихватил их с собой, как исторический документ, и спрятал здесь, в гостиной, под половицей (этот тайник и правда существовал, и обнаружил я его с неделю назад, вот теперь и пригодился)... Признаю, мадам, я поступил глупо, чуть не подставил под удар вашу репутацию, простите меня. А девочка, видимо, заметила, что половица отстает, нашла, все поняла, вот и перепрятала, чтобы не увидел случайно кто-нибудь из вчерашних гостей.. (накануне у хозяев был званый вечер с танцами, и потому мои слова прозвучали почти правдоподобно). А теперь не хочет меня выдавать... Ведь так, Жанет? Признайся...

Девочка медленно подняла пылающее лицо, и увидев у нее на глазах слезы, я понял, что теперь не отступлю. Пойду на что угодно, но не допущу, чтобы она пострадала из-за своей ...стойкости? глупости? называйте, как хотите. Она этого не заслужила, да к тому же перепугана до полусмерти, для меня этого уже достаточно. Сам недавно был подростком, знаю, что такое эти родительские санкции, нотации и домашние аресты...

- Жанет? - повторил я, глядя ей прямо в глаза. - Ну скажи, я прав?

Вот чего Жеанна ожидала меньше всего - это заступничества извне. Признаться, что спрятать листовки попросил Марк - тот самый лицеист из школы Св.Лаврентия, по которому втихаря умирала половина девчонок ее класса, она не смогла бы и под пытками. Марк, сам Марк облек ее доверием, и теперь она должна была молчать как скала. Даже если... да какое там если... о том, что ждет ее совсем-совсем вскоре, Жанка догадывалась, жизненного опыта хватало.

И когда в комнату без стука вошел квартирант, она только вздрогнула, поняв, что наказание будет публичным, ведь мама точно не остановится, наоборот, позволит гостю присутствовать для пущего стыда... Но слова Рене настолько шли вразрез с тем, что она готова была услышать, что в первый момент Жанка просто не поверила своим ушам. Он? Дал ей листовки? Да что он такое городит? Но взглянув искоса на лицо матери с грозно сдвинутыми бровями и напрочь перестав соображать что-либо от страха, она тихонько кивнула, понимая одно и только одно - таким образом Марк точно будет спасен...

- Мадам, прошу вас, отошлите девочку, - пошел я в наступление, чтобы перехватить инициативу , - и давайте вместе обсудим случившееся. Я взрослый человек и привык отвечать за свои действия...
- Сударь, вы понимаете, что вы говорите? - возмущенно вскинулась на него хозяйка дома. - Если Жеанна действительно спрятала ваши листовки у себя, то она за это и ответит. С какой стати ей соваться в те дела, которые ее совершенно не касаются?
- Мадам, девочка действовала из лучших побуждений, - вдохновенно сымпровизировал я, имеющий за спиной богатейшую практику как школьных, так и домашних уверток, - она, видимо, обнаружила тайник незадолго до начала вечеринки, не хотела, чтобы ... это... заметили гости, вот и спрятала в первое место, которое ей пришло в голову... Все-таки это лучше, чем позволить чужим людям наткнуться на такую компрометирующую находку...
- Жеанна, это правда, что говорит лано Рене? - мать внимательно уставилась на низко склоненную темную головку с тоненькой ниточкой пробора.

Меж тем у Жанны в душе панически метались две мысли, два желания. Врать нельзя - это девочка усвоила еще с раннего детства. За вранье мама наказывает куда строже, чем за любые другие проступки. И сознаться сейчас в том. что первый кивок был неправдой, значило навлечь на себя еще худшее наказание. А тогда... а вдруг она не выдержит и выдаст Марка?!От этой мысли девочка ужаснулась до глубины души и снова, на сей раз более уверенно, кивнула - да, правда, мама.

Лана Беатриса подняла глаза на постояльца.

- Ну что ж, лано Рене, извольте, побеседуем с вами, раз такое дело...
А ты марш в свою комнату и не смей оттуда носа казать, пока я не позову, слышишь?

Жеанну дважды приглашать не надо было. Громко стуча башмачками по ступенькам лестницы, она умчалась к себе в комнату и, в полном отчаянии, рухнула на кровать. Что теперь будет? Она дважды солгала матери... А еще эти листовки... И лано Рене! Девочка с головой завернулась в старенькую шаль, висевшую на спинке кровати, и крепко зажмурилась, заткнув уши, чтобы ничего вокруг не видеть и не слышать.

... Когда в полном молчании прошло добрых три минуты, я понял, что заговорить первым придется мне.

- Мадам, - тихо произнес я, заставив себя смотреть ей прямо в глаза, - поверьте, я ОЧЕНЬ сожалею о случившемся ( вот тут врать не пришлось, это было чистой правдой). Я говорю это не для того, чтобы избежать ответственности. Просто поверьте мне, пожалуйста. Я не должен был так поступать. Но сделанного не воротишь. Я готов отвечать. Вы, наверное, теперь откажете мне от дома?

- Лана Беатриса помолчала, собираясь с мыслями. Ситуация была очень уж неоднозначная... Что греха таить, в первую минуту ей действительно хотелось отказать молодому человеку от дома, но... Тогда придется распроститься с дополнительными деньгами, терять которые было совсем-совсем некстати.

- Лано Рене... - за время проживания под одной крышей она перешла с молодым человеком на более короткое общение -... Но как вы могли? Как вы осмелились затащить в почтенный семейный дом эту (она брезгливо ткнула в листовки пальцем) гадость? Вы же взрослый человек, неужели вы не понимаете, что тем самым ставите под удар всю мою семью? И за что? За то, что мы дали вам приют?
- Мадам, - с трудом выдавил я, в ужасе чувствуя, что к горлу подступают слезы, - умоляю, не думайте обо мне так плохо. Уверяю вас, я поступил легкомысленно, не подумав о последствиях, но я и подумать не мог, что это НАСТОЛЬКО серьезно... Я здесь недавно, не знаю ваших законов... тем более должен был иметь голову на плечах... скажите, вы все действительно могли серьезно пострадать из-за какой-т о несчастной стопки скверно отпечатанных листков?

- Могли ли они серьезно пострадать? Да он что, издевается, этот молодой человек? Да за эти листки мужа бы со службы выгнали незамедлительно, дойди дело до господина управляющего рудником. И кому потом нужет будет не слишком молодой бухгалтер с испорченной репутацией? И это еще хорошо, если на этом все дело ограничится... А если господин начальник полиции не поверит, что они не состояли в заговоре с квартирантом? И что тогда? Муж в тюрьме... Ей самой останется только поденная работа, и то хорошо, если возьмут.

Перед мысленным взором ланы Беатрисы проскользнула картина голодных, разутых и оборванных Жанки и Доминика, скитающихся от дома к дому в поисках не то заработка. не то подаяния...

Все это на хишартэ, смешанном с плохим французским, было в мгновение ока объяснено незадачливому молодому человеку.

- Так что судите сами, лано Рене, насколько серьезно вы нас подводите, - сурово подытожила хозяйка, складывая листки в камин и поднося к ним зажженную спичку.

О ГОСПОДИ...Господи, господи... что делать... и не зря ли я ввязался... дочка отделалась бы , скажем, бойкотом, отсидкой под замком, лишением сладкого, ну что там еще можно сделать с ребенком, да еще девочкой впридачу... А мне отвечать всерьез... Но отступать уже поздно. Ложь имеет коварное свойство неожиданно оборачиваться правдой...

- Это ужасно, мадам, - тихо ответил я, опять совершенно не кривя душой, - если бы я только знал... Как я могу искупить свою глупость?
- Для начала проверьте под своей половицей, не осталось ли там чего лишнего, - хмыкнула хозяйка, с невольным уважением поглядывая на молодого человека. - Уж если жечь, то жечь все и сразу. А после этого поговорим о том, как в наших краях искупают глупости... Впрочем, полагаю, во всем мире эти вопросы решают примерно одинаково.

Тупо-автоматически, пытаясь понять смысл последней фразы, я проделал бессмысленный путь до нужного места, приподнял ни разу не тронутую мной доску и убедился, что в пустовавшем от века тайнике действительно ничего нет.

Вернувшись обратно, я наконец мысленно повторил услышанное - и тут меня прошиб холодный пот. Нет, нет... да вы что, подождите, одну минуту...

- Слушаю вас, мадам, - угрюмо произнес я, на этот раз изучая носки собственных штиблет.
- Лано Рене... - с некоторым затруднением заговорила лана Беатриса. Все-таки, ситуация была не вполне привычной, и почтенная дама постаралась как можно точнее подобрать слова.
- Вы мне очень симпатичны... И я понимаю и где-то даже разделяю порывы вашего благородного сердца. Но всему есть предел. У любого поступка всегда есть последствия, порой весьма и весьма неприятные. И иногда приходится прибегнуть к небольшим неприятностям, чтобы предотвратить бОльшие...
- Так вот... Я охотно верю, что вы не предполагали, что ваш неосторожный поступок может иметь далеко идущие последствия для всех домочадцев. Но для того, чтобы помочь вам на будущее немного лучше оценивать возможные последствия своих действий, я хочу преподать вам маленький семейный урок... Как если бы на вашем месте был кто-то из моих собственных детей.

Она внимательно взглянула в лицо молодого человека, от которого, казалось, отлила вся кровь, и внезапно спросила:

- Рене, вы догадываетесь, к чему я клоню?

Не может быть, нет, нет...Господи, но я же взрослый мужчина... пусть моложе ее, но двадцать четыре - это не четырнадцать... За обычную пощечину я заставил бы любого другого взрослого стреляться, наплевав на все условности... а тут...

- Я понимаю, - ответил я, чувствуя, что все внутри смерзлось в ледяную глыбу. Поздно отступать, поздно. Что в Париже - позор, то в Кьене - чуть ли не норма... И придется выпить до дна, друг мой, не пролив ни капли. Иначе ты погубишь девочку, которую, оказывается, ожидало вовсе не домашнее заточение... Именно поэтому. Взять на себя чужую вину - ерунда. А вот чужой стыд... боже, но я же еще никогда...

- Я понимаю, мадам.

- Ну что ж, тем лучше, - кивнула лана Беатриса. - Тем более, что, учитывая ваш возраст, с подобными наказаниями вы наверняка знакомы, и не один раз.

- Но поскольку вы в Эджезе, то и наказание вы получите на наш манер - заодно и сравните с вашими старосветскими обычаями, - не удержалась она от маленькой шутки, впрочем, кажется, не слишком радостно воспринятой молодым человеком.

- Ну что ж, не будем время терять, - почтенная дама выпрямилась, всем своим видом показывая, что переходить к делу - так переходить.

- Для начала, любезный лано Рене, извольте взять на кухне нож и срезать воон с того дерева (она указала рукой на дальнюю часть сада, где росла древняя раскидистая береза), штук шесть хороших прутьев и подготовить их как положено.

- Только извольте не халтурить, - уточнила она, увидев выражение смятения на лице Рене, - прутья должны быть нормальные, взрослые, а не как для несмышленыша.

- Виноват, мадам, - автоматически произнесли мои губы, - вам придется пойти туда со мной и указать пальцем. Я не знаю, кому какие... - тут я проглотил слово, потому что к горлу подкатил комок, - полагаются. И я понятия не умею, как их нужно готовить.

Лана Беатриса взглянула на Рене с выражением усталой материнской иронии.

- Вы что, шутки шутить вздумали? Вам сколько лет, Рене? Неужели вы думаете, что я поверю в ваши россказни? А ну-ка быстренько, нож в руки и вперед. И не говорите мне, что вы никогда в жизни не видели, как выглядят настоящие розги.

- Видел, - тупо кивнул я, - на литографиях в учебнике.

- Рене, хватит ребячиться, - нетерпеливо прервала его хозяйка дома. - Неужели вы думаете, что я поверю, будто в вашем возрасте вам ни разу не довелось познакомиться с поркой на собственном опыте? Не смешите меня, это уже становится надоедливым.

Господи, только бы не сорваться... Ну, посмотри же на нее, ну...

- Я не лгу, мадам. Франция - не Хишарта. У нас скорее исключением является обратное.
- Ну, тогда понятно все, и про революции ваши, и про все остальное, - насмешливо кивнула головой лана Беатриса. - Чему тогда удивляться, что у вас вечно все с ног на голову поставлено. Ну что ж, милейший лано Превер, в таком случае придется обучать вас искусству эджезского наказания, никуда не денешься.

Лана Беатриса вышла на кухню и через мгновение вернулась, держа в руках остро наточенный нож. Сопроводив Рене к березе, она выбрала взглядом и показала наиболее подходящие, с ее точки зрения прутья.

- Дерзайте, молодой человек. Ваша задача - срезать их длиной примерно вот такой - она развела руки, отмеривая нужный размер - и очистить от листьев и сучков. В наших краях розги для наказания каждый себе готовит сам, так что учитесь, в жизни еще наверняка пригодится.

Отойдя чуть в сторонку, почтенная матрона скрестила на груди руки и внимательно уставилась на своего ученика, приступившего к нелегкой науке заготовки розог.

...Когда ныряешь в ледяную воду, в первый момент тело обжигает, впору задохнуться, но если этот момент вытерпеть, дальше пойдет легче... Поэтому я так же ровно и неторопливо проделал все, что от меня требовалось. Со стороны, наверное, я выглядел спокойным. Руки сами двигались в нужном ритме, а свободная от мыслей голова, казалось, звенела, как пустой котел, по которому щелкнули ногтем.

Что я делаю... то же, что здесь делают все... ничего особенного... И этой вовсе не жестокой и не злой женщине и в голову не может прийти, что мне было бы легче, наверное, срезать кусок собственной кожи вместе с мясом, чем эти веселенькие прутики, унизанные нежными зелеными листочками...Что же не дает мне покоя... что она сказала, что я не могу от этого отвязаться даже сейчас... Вот оно.

- В моей стране многое устроено неправильно, мадам, - негромко сказал я, подходя к ней со своей добычей в охапке, - но все-таки она мне нравится. Прежде всего тем, что такие вещи в ней не приняты.

- На вкус и цвет товарищей нет, - хмыкнула лана Беатриса, принимая из рук Рене готовые к употреблению прутья. - Но поверьте мне, Рене, когда у вас будут собственные дети, вы на этот вопрос станете смотреть с совсем иной точки зрения.

Она оглядела с ног до головы напряженно выпрямившегося молодого человека. «А мальчишка-то нервничает, вон как у него желваки на щеках ходят, но держится отлично, молодец!» - одобрительно подумала она. – «Характер есть, настоящий наш, эджезский...»

- Ну что ж, пойдемте в дом, - с легким сожалением вздохнула она. - Вообще-то в старину у нас было приято наказывать прямо здесь, во дворе, чтобы наука доходила получше, но уж ладно, не буду вас смущать, особенно ради первого раза.

В конце концов, дома тоже вполне удобно, благо методика наказаний давным-давно отработана и проверена не одним поколением семейства Илайре.

Рене явно не торопился продолжать урок, и лана Беатриса поторопила его:

- Идемте же, я вовсе не намерена растягивать ваше наказание до вечера.

Я заставил себя очнуться. Вперед. Пусть не думает, что я медлю только от испуга. Хотя есть такое дело, что греха таить... но какая это все ерунда по сравнению с тем, что она сказала... Если раньше секли прямо вот так, во дворе... чтобы видели и слышали все соседи... мерзость, мерзость... а что я могу сказать или сделать... что я могу... Когда у вас будут собственные дети, Рене... Я поднял на нее взгляд.

- Идемте, мадам, - ответил я так же негромко, - и сделайте так, чтобы мне НИКОГДА не захотелось применить такое наказание к собственному ребенку.

- Ну что ж, насчет своих детей вам в любом случае решать самому, - с легким покачиванием головы ответствовала лана Беатриса, сочувственно глядя на молодого человека, которому явно было весьма не по себе.

Вот все они так, пока своего опыта нет, хорохорятся, думают, что умнее других, что люди чуть постарше и поопытнее - давно отжившие глупцы и ретрограды. А как до дела дойдет - откуда что берется? И вчерашний горлан - демократ, убежденный противник наказаний, превращается в добропорядочнейшего консерватора, считающего, что без розги воспитать ребенка просто невозможно.

Но говорить это все сейчас и без того напряженному, из последних сил держащему себя в руках Рене - нет уж, увольте. Дойдет до собственного родительского опыта - разберется, не маленький, чай. Она сама была как раз примерно его лет, когда родилась Жанка. И ничего, справились же...

- Ну что ж, лано Превер, приступим. Надеюсь, как готовиться к наказанию, вы знаете... хотя бы теоретически... не так ли? У нас в Эджезе не принято наказывать поверх одежды, так что будьте любезны избавиться от лишних элементов туалета, а затем перегнуться через спинку вот этого стула.

Она указала рукой на старинный массивный стул со сравнительно невысокой спинкой.

- Именно так я наказываю моих детей, когда хочу, чтобы воспоминания о происшедшем сохранились у них как можно дольше.

- Будете готовы - дайте знать, а пока не смею вам мешать, - и почтенная матрона повернулась к несчастному юноше спиной, давая понять, что заоконный пейзаж интересует ее куда сильнее, чем освобождающаяся от одежд жертва собственного благородства.

...В детстве, начитавшись книг о Революции, я не один раз представлял себя на помосте гильотины. Как я гордо отвергаю последнее причастие. Как помощник палача состригает мои длинные (как у Камилла Демулена) волосы. Как приходится расстегнуть рубашку, дать связать себе руки, улечься на доску...

Господи, каким дурачком я был... В этих детских книжках, изданных с одобрения министерства просвещения, не говорилось ничего такого, что могло бы покоробить будущего французского патриота. Не говорилось, что приговоренному попросту, без затей накануне состригали волосы независимо от пола. Что сопротивляющихся укладывали на доску насильно, придавливая коленом, вдвоем или втроем, под свист и улюлюканье толпы. Что никакого священника не было и в помине. Что отрубленную голову с застывшей на лице смертной гримасой после казни поднимали над помостом, чтобы показать зрителям. И что потом в гробу эту голову укладывали казненному между раздвинутых ног. Революционным трибуналом явно командовали большие затейники, не лишенные чувства юмора...

Поэтому я больше не верю в Революцию. Что ж, будем считать, что меня наказывают за то, что я отступил от своих убеждений.

Но как сделать это немыслимое, как раздеться... Невольно вспомнился тот обыск на границе - теперь он показался мне сущим пустяком - подумаешь, обхлопали ладонями сверху донизу прямо через одежду... А тогда чуть не стошнило от липкого страха и стыда. Что делать, что...

Есть только один способ заставить себя. Я знаю, какой.

Это всё не по-настоящему. Это неправда, Рене. Потом ты проснешься, и все окажется ночным кошмаром. Вперед.

Скорее, руки трясутся, сердце колотится... Тихо, тихо, это не взаправду... сюртук долой, так, теперь жилет... рубашку оставить, хоть какая-то иллюзия, что одет... Дальше... Пуговицы брюк - почему они такие тугие, не поддаются пальцам... одна, вторая, третья... ну!

Зажмурившись, я рывком освободился от последнего, что оставалось, и, плохо соображая, что делаю, заставил себя нагнуться, лечь животом на спинку стула и взяться за подлокотники... Это не по правде, это не...

- Я готов, мадам.

Лана Беатриса нехотя оторвалась от созерцания буйного весеннего цветения за окном. Готов? Ну что ж, перейдем к основной части нашего урока.

Взяв из лежавшей на столе охапки три наиболее приглянувшихся ей прута, достойная лана сложила их вместе, подровняла концы... Немного помедлив, пропустила весь пучок через кулак и для разминки пару раз взмахнула рукой вхолостую.

- Лано Рене, я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили нынешний урок... - чуть торжественно начала лана Беатриса. - И чтобы на будущее вы сначала задумывались о последствиях, и только потом совершали какие-то поступки.
- По идее вам полагалось бы получить по одному удару за каждый листок из той пачки. Но увы, слишком поздно... Она немного помедлила, раздумывая, и продолжила более решительно. - Полагаю, две дюжины хороших эджезских розог пойдут вам на пользу...

-------------------

продолжение следует

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...

Сэр Айзик, вы дразнитесь. Вы же не собирались больше писать про Рене:))

Так я и не собирался... само вышло. Нечаянно.

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...

Действительно, альтернативный вариант. И очень хишартский рассказ.

В основном рассказ повторяет канву английского - пожалуй даже, учитывая реалии Хишарты, в данном варианте в сюжет более верится .

Главное отличие рассказа и, на мой взгляд, главное его содержание - в спорах в конце. Которые, увы, являются спорами не только героев, ведутся и поныне на многих отнюдь не тематических форумах, и имеют не больше шансов разрешиться победой одной стороны, чем споры убеждённого атеиста с глубоко верующим человеком. Самую чуточку эти споры напоминают разговор лано Марка и Белки в другом хишартском рассказе - "Эджезской истории". И тут, и там защищает эджезскую педагогику человек, у которого в руках розги, а нападает на неё тот, кто их либо попробовал (Рене), либо вот-вот попробует (Белка). В данном случае, впрочем, получился в гораздо большей степени диалог равных, несмотря на фактическое ...ммм... неравноправие. Умный, образованный и, главное, невинный Рене - куда более достойный выразитель идей гуманизма, чем малолетняя, наивная и очень не идеальная Белка . Куда его, Рене, интересно, ещё занесёт...

Товарищи, не ссорьтесь. Expat, похоже, имел в виду, что у Белки в этом споре уязвимая позиция - маленькая, наивная и с плохими отметками - против взрослого, правильного и мудрого дядюшки... читатель с большей вероятностью прислушается к его, а не ее доводам. Разумеется, Белка имеет право голоса, тем более что здесь она выражает интересы угнетаемого класса - детей

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...

А мы и не ссоримся вовсе. Мне просто понравилось, как фраза звучит.

И вправду хороший рассказ. Споры философские, и стиль хорош...