Клуб "Преступление и наказание" http://clubpn.org/forum/ |
|
Хорошо темперированный клавир-4 http://clubpn.org/forum/viewtopic.php?f=2&t=1319 |
Страница 1 из 1 |
Автор: | Айзик Бромберг [ 29 мар 2009, 01:15 ] |
Заголовок сообщения: | Хорошо темперированный клавир-4 |
Я тону. Накатывающие сверху волны одна горячее другой, так что я еле успеваю перевести дыхание. Распаренный, мокрый и задыхающийся, я наугад протягиваю руку - и снова нахожу пальцы Мэри. Я уже не удивляюсь ни тому, какая у нее, оказывается, большая и заскорузлая ладонь. Ни вдруг огрубевшему голосу, употреблению в разговоре соленых словечек и новой привычке жевать табак. Ни волшебной перемене, произошедшей в наших отношениях. Теперь я сполна вознагражден за все, что было. Она не может уделять мне много времени, у нее полно дел по хозяйству, но навещает так часто, как только может. Кормит с ложки, по каплям вливает в рот травяные отвары. Стаскивает пропотевшие рубашки и обтирает мокрым полотенцем. Несмотря на мой вялый протест, помогает разрешать унизительные, но неизбежные проблемы, связанные с положением лежачего больного. Просто сидит рядом. Иногда это самое важное, потому что теперь наряду с приступами лихорадки меня преследуют странные полусны-полувидения. В них меня обвиняют в страшных грехах, осмеивают на глазах огромной толпы, приговаривают к изгнанию и небытию. Я кричу, впадаю в отчаяние и никак не могу понять, чего же хочет от меня тот, кто насылает все эти кошмары. - Мэри... - Ну, чего тебе опять? Лихорадит? - Страшно. - Чего страшно? - Не знаю. Вообще. Мэри, я грешник? - Не без того. Но жить-то все равно надо. - Нет, ты не понимаешь. - Понимаю. Все под богом ходим. Только и бояться тоже надо уметь. - Это как? - Ты бойся, но... как бы сказать... Не до потери человеческого облика. В меру. - Научи меня... - Научу. Так, четыре склянки. Я пошел. И чтоб тихо тут без меня, понял? ......................... Наутро в голове чуть проясняется. Я уже твердо помню свое имя, понимаю, что нахожусь в лазарете, и немало смущен тем фактом, что принимал высокого плечистого Найджела, кулаком вбивающего в доску полудюймовый гвоздь, за собственную мачеху. Да и за каким чертом она мне вдруг вспомнилась - хоть убей, объяснить не могу. Доктор Чейни при виде меня не скрывает своего удивления. - Я уж думал, вам день-другой остался, юный джентльмен, - простодушно заявляет он, подходя к моему ложу, - с таким обычно долго не живут. - Юнга, сэр, - поправляю я его. "Young gentlemen" на борту именуют таких же, как мы, ребятишек, только из господ. Несмотря на детский возраст, они уже носят мундир и стоят неизмеримо выше опытных моряков, годящихся им в отцы. А нас, чтобы отличить от них, принято называть просто "boys". Чейни сегодня явно в духе. - Ладно, юнга, - хмыкает он, - тогда слушай мою команду и выпей-ка вот это. Да лучше нос зажми, гадость несусветная, предупреждаю... Не успеваю я принять из его рук стакан резко пахнущего травяного отвара, как в дверь без стука просовывается круглая мальчишечья физиономия. Боз пребывает в каком-то азартном веселье, даже голос звучит на полтона выше обычного: - Мистер Чейни, разрешите тут больного навестить? Христианский долг как-никак... Я рад появлению Боза. Вид бодрого и здорового посетителя порой действует на тяжелого больного лучше всяких снадобий. Вот только почему выражение его лица вызывает у меня в памяти недавнюю сцену, когда я возвращался на палубу после знакомства с рундуком, а парни толпой поджидали меня у трапа в предвкушении потехи... - Ну ты как тут? - выпаливает он, нетерпеливо переминаясь на месте. Видно, что спрошено для проформы, ему сейчас явно хочется не задавать вопросы, а отвечать на них. - Все в порядке, - так же дежурно отзываюсь я. Да другого он и не ждет, жаловаться в мужской компании, тем более на борту, не принято. - Ну что, парень, - сразу переходит он к делу, - кажется, и правда что-то есть. - Уилкс? - спрашиваю я тихо, глазами указав на Чейни, гремящего стеклом за шкафом в дальнем углу лазарета. Боз тоже переходит на шепот: - Он. У тебя, похоже, нюх на такие вещи. - Ты о чем? - немедленно ощетиниваюсь я, готовый насмерть отстаивать свою репутацию нормального мужчины. - Не о том, - смеется Боз, - не бойся. Ладно, так рассказывать или нет? - Ну! - Короче, - серьезнеет он, - дела такие. Уилксу покойный Билли тоже стоял поперек горла. Вот и решил, видно, преподобный двух птиц убить одним выстрелом. Билли знаешь, как уложили? - По голове, - неуверенно вспоминаю я слышанное на суде, - только как он смог, слабый же, руки как спички... А тут здоровый парень, взрослый почти, он что, сам поддался? А еще его надо было чем-нибудь тяжелым хватить, да так, чтобы череп треснул. Уилксу такой тяжести, поди, и не поднять. - Все проще. В висок. Железкой какой-нибудь, ну или камнем, хватит и небольшого. Место такое, что уложишь наверняка. - Точно. Как я сам не понял. Тогда, конечно, и преподобный справится... - Ага. Знал же, на кого подумают. О Найджеле и так молва идет, вот и скажут - мол, дыма без огня не бывает, значит, и правда было у них что-то. - Ну да, - киваю я, вспоминая тот разговор с Уилксом, - ну да... Я смотрю на Боза с завистью. Это чувство еще усиливается моей собственной неспособностью связывать факты воедино. Зато когда тебе все растолкуют, картинка складывается на удивление просто. - Ну хорошо, - возражаю я больше для вида, - а доказать как? - Пока не знаю, - признаётся Боз, - вот если бы найти, чем убили. Или, может, его кто-нибудь все-таки видел. Разузнать бы, пока время есть. - Какое время? - До берега, вот какое. Скоро в Дувр заходим, дня через два. - Верно, заходим, уже уборку объявили. Парни все при деле, драют палубу, одного тебя ищут. Мы оба разом оборачиваемся. Я снова поражаюсь тому, как крупный, высокий Найджел в своих тяжелых сапогах умудряется передвигаться по скрипучему настилу почти бесшумно. - Виноват, сэр, я к больному... - Еще разберемся. А сейчас марш наверх, найдешь Бингса и доложишь ему все как было. И пусть работу тебе даст, после проверю. Как понял, юнга? - Вас понял, сэр. Боз поспешно покидает помещение лазарета и осторожно прикрывает за собой дверь. Мне жаль только что обретенного друга, но, чувствую, заступаться за него перед начальством сейчас не стоит. Особенно учтывая, что слух у Найджела хороший, и он мог еще, не дай бог, уловить из нашего разговора что-нибудь такое, чего ему знать пока не положено. - Ну и что он тут у тебя забыл?- интересуется боцман. - Да так, сэр, навестить... - Ну ясно, что из благих побуждений, а не от работы отлынивать. Он же от меня с верхней палубы улизнул, думал, я не замечу. Прав Чейни, распустили вас тут. - Что, Дик? - тут же спрашивает доктор из-за шкафа. - Да вот, Бен, - отзывается Найджел, повысив голос, - говорю, бардак развели на судне, доктор всякий день пьян, а боцман вместо дела с ним беседы ведет душеспасительные. При этих словах в углу со звоном падает и катится по настилу что-то, по звуку подозрительно напоминающее пустую бутылку. - Грех тебе, Дик, возводить поклеп на друзей, - меланхолично отзывается Чейни, утираясь рукавом, - да и какой с меня спрос, я человек маленький. Ты капитана видел? - Видел. Не в пример тебе, трезвый и при деле. - Ну да, а глаза как у покойника. - Так это из-за Дулитла. Значит, непропащий человек, совесть имеет. А ты вот свою пропил... - Да погоди, - злится Чейни, - я тебе о деле говорю. Посмотри, что на борту творится. Был бы, как ты, суеверной деревенщиной, сказал бы, что на судне лежит проклятие. - Полегче на поворотах, - сдвигает брови Найджел, - думаешь, мне плевать? Что могу, делаю. А вот сидеть, как ты, с бутылкой в обнимку, это, конечно, лучше. - Ученого человека обидеть нетрудно, - с достоинством отвечает Чейни, - главное, кулаки потяжелее отрастить, вот и будешь прав. - Ладно, прости, - бурчит Найджел, - и правда черт-те что творится, и начальство все на взводе, и матросы шепчутся... ладно, я чего пришел? Как тут наш больной, скоро встанет? Следует тяжелая пауза, свидетельствующая о том, что в душе доктора борются оскорбленное достоинство и профессиональный долг. - Еще бы денек-другой, для надежности, - нехотя отзывается он наконец, - береженого бог бережет. - Ну тогда вот что, - Найджел решительно поворачивается ко мне, - ты у нас грамотный, в школе учился? - Да, сэр. - Тогда хватит бездельничать. Держи. - Что это, сэр? - Морской устав. И чтобы назавтра первая глава от зубов отскакивала. Приду - проверю. Я вернулся домой. Я вырос, стал взрослым и сильным, как Найджел. Много лет ходил с ним на "Геркулесе", сперва помощником боцмана, потом сменил Найджела на его посту, потом дослужился до лейтенанта. И вот сейчас вновь переступил порог родного дома. Странно, Мэри совсем не изменилась. Все те же редкие серебряные нити в волосах, строгое платье и чепец. И все так же вышивает очередную белоснежную салфеточку. - Матушка... - никогда не любил так ее называть, но уж ладно, пусть. Сегодня у нас праздник. Я вернулся к ней, выиграв схватку с жизнью, на мне лейтенантский мундир, в правой руке треуголка, левой я придерживаю шпагу. И еще мне положено жалование. Я доказал ей, что не такой уж я пропащий, что теперь она может на меня рассчитывать. Как прекрасно чувствовать себя взрослым... - Матушка, это я, Роберт, вы меня узнаёте? Но я уже уловил что-то не то в ее взгляде, и хотя она не раскрывает рта, за какую-нибудь долю секунды мне все становится ясно. Ничего не изменилось. Все годы стараний были напрасны. Ни мой чин, ни жалованье ничего не стоят теперь. Я должен был раньше подумать о родителях, когда норовил чуть что улизнуть из дома, когда думал только о своем удовольствии, когда путался с Джун, когда шатался с мальчишками в порту, среди пропойц и шлюх. А отец в это время надрывался в мастерской, и некому было ему помочь. Это я свел его в раннюю могилу - своими выходками, дерзостью и ленью. А Мэри одной пришлось совсем худо, после того как я пропал неведомо куда. И ничего теперь не исправишь. Поздно. - Нет! Нет! Матушка! Послушайте меня! - Эй, парень, будет тебе орать, ночная вахта рядом, перебудишь ведь всех... Еще несколько мгновений я пытаюсь сообразить, что происходит. Вокруг сыро и темно. Койка мерно покачивается, совсем тихо, наверное, снаружи почти полный штиль. Лазарет освещают жиденькие лучи рассвета. Я жив, я снова маленький, Мэри далеко, и я теперь ни в чем не виноват. - Что, плохое приснилось? - интересуется Найджел, в утренних сумерках выглядящий совсем не так, как днем. И спина не такая уж прямая, и морщины вокруг глаз явно не только от моряцкой привычки щуриться на солнце, и еще утренний кашель, расплата за пристрастие к табаку. Отчетливо видно, что он уже далеко не молод, потрепан жизнью и порядком устал. Почему-то именно это вызывает огромное облегчение, как будто его несовершенство каким-то странным образом оправдывает мое собственное. - Плохое, сэр. Мне когда еще говорили, что я пропащий, и толку от меня никакого. Видно, так и есть. Найджел кривит рот, что, как я уже знаю, у него означает крайнее раздражение. - Так и будет, если голову себе этим забивать, - резко произносит он, вдруг чем-то напомнив мне отца. - Хватит уже, всё, дело прошлое. Сколько можно? - Виноват, сэр... - Кто тебе говорил-то такое? - неожиданно спрашивает он. - Что? А, это... Мэри, кто ж еще. - Это которую ты все по ночам звал? - Так, сэр. - И что, так с этим и носишься? До сих пор? - А что я сделаю-то, сэр, ведь и правда так, дома от меня сроду толка не бывало. Мэри не помогал почти, да еще отец думал - вырасту, так он дело мне передаст. Старался бы как следует, вот и было бы по-хорошему, как у всех... - Как у всех? Это, значит, когда все как положено? При этих словах он странно усмехается, будто увидел за моей спиной что-то забавное, но не совсем пристойное. - А хочешь, покажу кое-что? И не меняя выражения лица, запускает руку за ворот и вытягивает оттуда уже знакомый мне медальон. - Я тебя обманул давеча. Моя это семья, жена и мальчишки, в Глазго остались. Деньги шлю исправно, навещаю раз в год, денька на два, а там снова в море... все честь честью, у других и того нет... - Почему... почему, сэр... - А потому что девять лет назад тоже вот решил, что пора за ум браться. Чтобы, значит, было как у всех. А то состаришься, и будешь один как перст. Мало ли что к женщине меня сроду тянуло не больше, чем к фонарному столбу... Я сижу в койке не дыша и не зная, куда девать глаза. Но он уже не замечает меня, страстно доказывая что-то самому себе, будто продолжая начатый много лет назад, но так и не законченный спор. - Ну и женился на первой приличной девице, что подвернулась, мне же без разницы... дурное дело нехитрое. А пока понял наконец, что же я, дурак, делаю, успел уже двоих настрогать. Вот тебе и весь сказ... Наконец он снова переводит взгляд на меня, возвращая на лицо привычное выражение - уверенное и чуть недовольное. - Так что успокойся, юнга, дура она была, твоя Мэри... И всё, хватит прошлым маяться, давай лучше о будущем подумаем. Книжку давай сюда. Урок на сегодня выучил? Начинай... Найджел устало захлопывает книгу. - Не пойдет. Еще раз. Звания по порядку возрастания. - Матрос... старший матрос...это... Leading Rate... потом... Chief Petty Officer... - Petty Officer, юнга. Плохо. Так-то ты готовился... - Готовился, сэр... - Не вижу. Хотел тебе нынче вторую главу дать, да, похоже,поторопился. Голова другим забита. О чем думаешь? Я вздрагиваю, вспомнив давешние отцовские слова. Мне невыносима мысль, что он ведь тогда мог быть и прав. Вроде бы я вчера честно пытался приготовить урок. Но, что греха таить, думалось мне все больше о вещах, далеких от предмета моих стараний... - Виноват, сэр... - бормочу я, - запомнить не получается. - А говорил, память хорошая? - Хорошая, сэр, только не на такое... - Память должна быть на всё. Постарался бы, так смог. - Я старался... Найджел хмыкает. - Кого обмануть думаешь, юнга? Твое ведь будущее на кону, не мое. Или решил, что теперь все у тебя само пойдет? - Нет... правда, нет... я не хотел... - А это ведь только начало. Ремесло придется осваивать. Да не с книжкой, а по-настоящему, на палубе, в качку, в дождь, ветер... тогда тоже скажешь, что запомнить не получилось? Странно, я и не знал, что можно так стыдиться из-за такой ерунды. Обещал что-то сделать и не сделал. В первый раз, что ли? - Простите, сэр, я все понял... я правда завтра приготовлю... - Вот завтра и проверим, как понял. А сегодняшнего урока ты не выучил. Что за это полагается? Я на миг замираю. Бросаю на Найджела быстрый взгляд. И, решительно сглотнув, начинаю выбираться из койки. - Отставить, юнга. Прощаю на этот раз. Подождем до завтра... ........... Намертво вцепившись в переплет скверного серого картона, не разгибаясь, я сижу над неряшливо отпечатанными страницами и долблю, долблю так, как никогда в жизни. Я не обращаю внимания, что в лазарете стемнело, и доктор, покачав головой, поставил поближе к моему ложу зажженную лампу. Боз, ближе к ночи просунувший было голову в дверь, наткнулся на его свирепую физиономию и исчез, не рискнув войти целиком. Сам я его просто не заметил, поглощенный своим занятием. То же можно сказать и о некоем приглушенном разговоре, состоявшемся чуть позже в паре ярдов от меня. Его содержание, хоть и уловленное моим слухом, не коснулись мозга и не застряло в памяти. Знакомые голоса раздавались из укромного уголка, отгороженного от остального мира лабораторным шкафом: - ...вызвал к себе и давай пытать по новой: в какое место ударили, да чем, да с какой силой, да скоро ли смерть наступила... - А ты что? - Ну что я? Слава богу, не вчера родился. Отвечаю - все записи в сохранности, сэр, извольте сами убедиться... и журнал ему под нос. А он: записи это ладно, а вы мне скажите, по вашему разумению, кто это все-таки мог быть? Сильный мужчина или не обязательно, да с какой стороны, да каким орудием, да нет ли кого на борту, кто с собой мог иметь подходящий предмет... - Орудие тут какое угодно может быть. Да и с чего решили, что это преднамеренно? Прихлопнуть могли сгоряча, в ссоре, или палубу качнуло, да и приложился неудачно, или... - Орудие как раз не любое. Предмет маленький совсем, тут большого и не надо. Да и знали, куда били, аккурат в висок, так что не волнуйся, все честь по чести. Капитану-то я ничего не сказал, а потом уже, вечером, вспомнил, о чем тут мальчишки шушукались... - Так ты слышал? И мне не сказал? - А тебе к чему, скажи на милость? Так, вздор всякий. Сами решили найти злоумышленника. Молодежь, ясное дело, лучше всех разбирается. Даже преподобного припомнили, до кучи... - Вот же паршивец, мало ему одной взбучки... Опять за свое взялся. - Да погоди ты. Я вот тоже посмеялся тогда. А потом, позже, мне в голову и стукнуло... - Что это? - А то, что капеллан на правой руке перстень носит. Черный такой, увесистый, и размером немаленький... Вот и думаю теперь, что делать... Докладывать, или... - Давай, чины по возрастанию. - Able Rate, Leading Rate, Petty Officer, Chief Petty Officer..... - Стоп. Теперь по убыванию. - Admiral of the Fleet, Admiral, Vice Admira, Rear Admiral, Commodore, Captain Commander, Lieutenant Commander... - Состав экипажа. - Капитан, помощники, офицеры, унтер-офицеры, сержанты, капралы, боцман, квартирмейстер, штурман... - Хватит. Судовая роль. - Э-э... журнал... - Документ. - Документ, в котором значатся имена, должности и обязанности членов экипажа... - Вроде того. Ладно, будет. Вот теперь вижу, что учил. Вторую главу приготовишь на завтра. Как понял? - Все понял, сэр... - И гляди, другой раз не спущу. Все сразу припомню, и лень вчерашнюю, и болтовню не по делу... - Э... какую болтовню, сэр? - А с толстяком этим, как его... Грегори Боз, вечно нос сует куда не надо. Вахтенный говорит - вчера у капеллановой каюты его видел... ну, не у самых дверей, так, крутился неподалеку... Что ж вы его в покое никак не оставите? Наученный горьким опытом прошлого раза, не спешу отвечать на вопрос. - Парень, - спокойно произносит Найджел, - посмотри на меня. Посмотри, я сказал. Лицо у него помятое, серое с недосыпа, резче стали морщины вокруг глаз. - Давай так. Уилкса я знаю хорошо. Если я тебе скажу, что это точно не он, ты угомонишься? Я тебя когда-нибудь обманывал? Снова угрюмо опускаю взгляд. - А-а, - вдруг понимает боцман, - что я тогда с медальоном... да, было дело. Хотел, чтоб до тебя дошло как следует. Поганая эта жизнь, юнга, приходится иногда и солгать. Такого я никогда не слышал не только от взрослых, но даже от своих ровесников. И в кошмарном сне не мог вообразить, что подобные вещи можно произнести вслух. Я был бы меньше ошарашен, признайся мне Найджел, что принимал участие в черной мессе. - А как же... - растерянно спрашиваю я, забыв о саднящей душу обиде, - а как же так можно, сэр? Он невесело усмехается, обнажая желтые от табака зубы. - А тут каждый раз отдельно надо думать. И самому. По-другому не выходит. Ну ладно, хватит тебе койку пролеживать, марш наверх. Найдешь Бингса, он там с парнями, снасти учатся сворачивать. Урок вечером приготовишь. Как понял? ............ В мире взрослых что-то происходит. Это чувствуется во всем. Общее напряжение повисло в воздухе, и чем ты моложе, тем сильнее его ощущаешь. Офицеры нервничают, нижние чины с остервенением драят палубу, треплют пеньку и латают паруса. О мальчишках и говорить нечего - никто не осмеливается поднять глаза от настила. Капитан у себя на мостике, взгляд поверх голов, руки сзади сцеплены в замок. Не оборачиваясь, отдает распоряжения застывшему за спиной старшему помощнику. Он очень тих, не бранится и не повышает голоса. Никогда бы не подумал, что это может быть так страшно. Несколько часов обучения под началом Бингса проходят в унылой тишине, прерываемой только скрипом рангоута, напряженным пыхтеньем самых младших и краткими отрывистыми командами. Кто-то, нечаянно запутав снасть, получает оплеуху, но не смеет даже пикнуть в ответ. Только после четырех склянок второй помощник боцмана чуть ослабляет надзор и отлучается, и я поворачиваюсь к Бозу, который давно поглядывал в мою сторону, но заговорить не рискнул. - Эй, - шепчу я ему , - что тут у вас? - Кэп не в себе. Сейчас еще ничего, утром такое творилось... - Какая муха его укусила? Он молча и многозначительно улыбается, наслаждаясь своим преимуществом. - Рассказывай, - требую я... Через пять минут Бингс возвращается, и на баке снова воцаряется угрюмое молчание. Боз даже повернулся ко мне спиной, демонстрируя полнейшие прилежание и благонравие. Я, как и все, старательно вожусь с такелажем, но время от времени, не выдержав, бросаю быстрый взгляд в сторону мостика. Чувства, которые я сейчас испытываю, можно определить примерно так: натянутое сочувствие пополам со злорадством. И еще к этому примешивается невольное уважение. На месте начальства я бы сейчас не стоял в струнку, сдерживая себя перед подчиненными, а орал ругательства и бился головой об стену. Завтра заходить в порт, в тихую погоду и мирное время лишившись двух членов экипажа, на борту вместо капитана командует кто-то до сих пор не пойманный, в свидетельстве о смерти лейтенанта вписана наглая ложь, а сегодня утром корабельный врач явился на неурочный доклад и, пряча глаза, тихой скороговоркой... - А разве его могут судить? - спросил я Боза несколькими минутами раньше. - Вряд ли, - помотал он головой и добавил, явно повторяя чужие слова: - духовная особа, это тебе не Найджел и не лейтенант... потолкует с глазу на глаз, предложит уйти по-хорошему, пока слухи не пошли... "- Слухи, упорные слухи, - всплывает у меня в памяти, - они не появляются на пустом месте" . И взгляд Найджела из-за решетки... - Боз, - шепчу я, замирая от страха и азарта, - ты сам-то веришь, что это он? - Так для всех будет лучше, - пожимает он плечами, - а тебе что, жалко его стало? Появление Бингса избавляет меня от необходимости отвечать на вопрос. - Сутки делятся на шесть вахт по четыре часа, вахта с полуночи до четырех - самая тяжелая, именуемая "собачьей"... В восемь утра - четыре сдвоенных удара, половина девятого - одна склянка, девять - один сдвоенный удар, полдесятого - один сдвоенный и одинарный, и так до полудня, когда пробивают рынду, три троекратных удара в судовой колокол... Cижу, мерно раскачиваясь, глаза слипаются, и вдруг, на секунду провалившись в сон, вздергиваю голову и просыпаюсь. Постранство вокруг меня слабо освещено масляным фонарем, сыро, в щели задувает, по переборкам движутся взад-вперед бледные дрожащие тени. Зябко, неуютно, очень хочется спать. Оторвавшись от урока, я воровато поглядываю на собственную койку. Неудобная, полусырая и холодная, сейчас она представляется мне самым желанным на свете ложем, особенно как вспомнишь, в котором часу завтра вставать. Теперь, когда рядом нет Найджела, чувство долга слабеет, зато голос врага человеческого звучит все отчетливее. Я уже готов забыть все благие намерения и отложить книгу, когда с верхней палубы по трапу начинает спускаться пара босых и грязных ног, в точности таких же, как мои собственные. За ней следует другая, третья, и предназначенный для нашего ночлега отсек жилой палубы постепенно заполняется моими товарищами. Мне неловко перед ними, работавшими на ветру и холоде еще добрых два часа после того, как я был отпущен для приготовления урока. Привелегированное положение сделало то, чего не могло сделать наказание - превратило меня в изгоя. Угрюмо, в полном молчании, вчерашние друзья смотрят на меня. Боз прячет глаза и делает вид, что со мной незнаком. И когда я уже начинаю подозревать неладное, по трапу запоздало спускается маленький Сай, изрядно прихрамывающий и с зареванной физиономией. ....................... - Сутки делятся... сутки делятся... - Стоп. Найджел опускает книгу на стол и припечатывает сверху ладонью. - Хватит. Я тебя предупреждал. Мне не страшно. Не обидно. Мне просто никак. - Я не буду вашим помощником, сэр, - произношу я, не узнавая собственного голоса. Найджел застывает на месте, как в игре "Замри!". Медленно поворачивается в мою сторону. - Что ты сказал, сынок, повтори, я не расслышал. - Я не бу... Меня прерывает затрещина. Судорожно вздохнув, я заканчиваю: - Я не буду вашим помощником. Простите. Найджел замахнулся снова, но, видно, сообразив, что это не поможет, уставился на меня в упор. - Ты что, сдурел? В чем дело? Не выдержав, я отвожу взгляд. - Говори, по-хорошему прошу. Я молчу, сжавшись в ожидании. Проходит несколько секунд. - Ну и черт с тобой. Ты списан на берег. Завтра зайдем в порт, чтоб духу твоего здесь не было. - Слушаюсь, сэр, - тихо отвечаю я. - Убирайся. Молча поворачиваюсь и иду к двери. - Стой. Останавливаюсь. Глаза сухие, внутри все заледенело. - Что. С тобой. Случилось. Говори, парень. Найджел приблизился, обошел кругом, нагнулся к самому лицу. - Бобби. Вздрогнув, снова отворачиваюсь. Слезы подступают к глазам, но сейчас я знаю точно, что плакать не буду. - Вот оно что... не хочешь кошку брать в руки. Я не плачу, нет, проклятье, нет... Задубевшая рука смыкается на моем запястье, царапая кожу. Найджел тянет меня к хорошо знакомому месту. - Сядь, юнга. Потолкуем. Сядь, кому сказал. Ну! Приходится подчиниться. Боцман опускается рядом на застеленный парусиной широкий рундук, но заговорить не торопится. Вынимает кисет, трубку, закуривает. - Упрямый, значит. Это хорошо. Если, конечно, по делу, а не по дурости малолетней. Думаешь, ты откажешься - другого не найдут? - я не вижу его лица, но слышу, как он невесело усмехается. - Да тут, брат, только свистни... Найджел неторопливо затягивается, выдыхает табачный дым, неожиданно пряный и ароматный. - Выход тут только один. - Какой, сэр? - Дослужиться до чина, когда самому наказывать не придется. А заодно и тебя не тронут. - Это кто? - мрачно уточняю я на всякий случай. - С младшего лейтенанта начиная. Смертная казнь - это да, а вот до шкуры твоей уже не доберутся... Я смотрю на него, потрясенный. - Как... с младшего лейтенанта... а вы же... - Дошло наконец, - хмыкает Найджел, - а с чего, думаешь, я тебе долблю... Учись, парень, учись, пока не поздно. У тебя сильный козырь есть. Молодость. - Проходите, Уилкс. Присаживайтесь. - Благодарю. - Коньяку? - Извольте. - Вы не удивлены? - Я давно ждал этого разговора. Неделей раньше или позже - не имеет значения. - Полагаете, мной движет личная неприязнь? - Как можно, сэр? Офицер и джентльмен не позволит себе скатиться до сведения счетов. Рано или поздно обязательно отыщется законный повод. - Так передо мной жертва клеветы? - Я не вижу смысла, капитан, оправдываться перед тем, кто предубежден против меня. - А вы предпочитаете предстать перед беспристрастным судом? - Беспристрастен только один суд. Но я надеюсь предстать перед ним не раньше, чем сумею искупить земные прегрешения. - Все-таки вам есть в чем покаяться, Уилкс. - Да, сэр. И я заслужил все, что происходит нынче со мной. - Могу ли я узнать, чем именно? - Ненавистью, которую питал к ближним, ничуть не более грешным, чем я сам. - Вы имеете в виду меня или Найджела? - Что толку в именах, сэр. Слишком много их пришлось бы называть. - Еще рюмку? - Благодарю. - Вы ненавидели Уильяма Берри? - Как и вся команда, сэр. - Вы убили его? - Я много раз мечтал об этом. - Он вас шантажировал? - Нечем было. - Но вы были на него обижены? - Не больше, чем юнга Браунинг. - Так это он убил? - Хотел бы я так думать. Но вряд ли. Силенок бы не хватило. Впрочем, это предположение не глупей любого другого. Позволите еще рюмку? - Может, вам уже довольно, Уилкс? - А я еще рискую что-то потерять, сэр? Ваше уважение? Репутацию на борту? Доброе имя в глазах церкви? - Хотя бы самоуважение. - На что оно мне, лишенному всего остального? - Помнится, в детстве я слышал на проповеди, что любому грешнику остаётся надежда на спасение. - Я грешен прежде всего перед собой, сэр, за что и готов понести наказание. И закончим на этом. Можете быть спокойны, завтра поутру первым человеком, ступившим с трапа на берег, буду я... - Анна-Мари, Анна-Мари, прощай! Ветер в снастях поет, Русые кудри вьет. Встретимся мы через год Или нет? К весту наш курс, хей хо! Первый куплет проревел сорванным голосом невысокий, коренастый детина с голыми мускулистыми руками и лицом, изуродованным шрамами. Его собутыльники, сдвинув кружки, с чувством подхватили припев. Тянули они кто в лес, кто по дрова, но были при этом так серьезны, что никому и в голову бы не пришло улыбнуться. Веселье за соседним столом явно достигло высшей точки, и я вопросительно покосился на Найджела. Но он остался совершенно невозмутим, только слегка кивнул в знак того, что причин для беспокойства нет. - Смотри, парень, - наставлял он меня поутру, приводя себя в порядок перед торжественным сходом на берег, - сегодня день особый. Хоть ты и вырос в портовом городе, тебе многое будет впервой. В общем, держись меня, помалкивай, смотри и учись. Пей, сколько я позволю. А если почуешь, что пахнет дракой, живо ныряй под стол или отползай в угол подальше, где не достанут. Понял? - Так точно, сэр, - нервно ответил я, в сотый раз одергивая на себе единственный приличный костюм, пошитый еще Мэри год назад. И штаны, и куртка уже стали мне коротковаты, да и совсем новыми, по чести говоря, назвать их было нельзя. Но, по крайней мере, все было чистое и опрятное. Поплевав на сапоги, я тщательно натер их ветошью, стараясь придать себе чуть более праздничный вид. - Ничего, юнга, - подмигнул мне Найджел, - сойдет. Где наша не пропадала... Тут, переусердствовав в громкости исполнения, солист за соседним столом впезапно захрипел, закашлялся и вынужден был уступить партию одному из товарищей. Тот, похоже, обладал более крепкой глоткой, зато безбожно фальшивил. Анна-Мари, Анна-Мари, встречай! Ветер нас к дому мчит, Сердце сильней стучит. Черных волос твоих Вижу вихрь! К дому наш путь, хей хо! Не в пример этим горлопанам, Найджел с самого прихода держался в кабаке степенно и тихо, чем даже слегка меня разочаровал, ибо в моем понимании настоящий морской волк должен был вести себя на берегу несколько иначе. Но, к моему удивлению, его встретили дружным приветствием с разных сторон зала. Наша компания, включая, кроме самого боцмана, двух его помощников, оружейного мастера, парусного мастера, старшего плотника и прочих, была удостоена всеобщего внимания. После первого обмена новостями, вопросами и солеными шуточками все, наконец, приступили к тому, о чем мечтали месяцами, терпя начальственные взыскания, стоя в непогоду ночную вахту или часами работая помпой в трюме, по щиколотку в ледяной воде. Как ни старался я держаться стойко, голова пошла кругом после первого же стакана, и Найджел только прицокнул языком, глядя на меня. - Ну ты даешь, парень. Что, дома вовсе этого не знал? Припомнив давнюю историю, связанную с Мэри и ее настойкой, я отрицательно помотал головой. Сам боцман пил, пожалуй, побольше прочих, но выпивка, казалось, совсем на него не действует. Да и остальные мужчины, поражая мое воображение, осушали кружку за кружкой, почти не меняясь при этом в лице. Разве что их обветренные красные физиономии приобретали какое-то задумчивое выражение, да разглаживались морщины вокруг глаз... Если ж вкруг мыса Горн Выпали мне пути, Мне не помогут черные, Русым меня не спасти. Зелень твоих волос Льется тугой волной. Голый Ганс, О голый Ганс, Попляши со мной! С последними словами песни, бог весть отчего, я вдруг ощутил дурноту и сильное головокружение. Пол под ногами качнулся, вновь превращаясь в палубу, и плохо соображая, мало что видя, я только почувствовал, как две пары крепких рук волокут меня по направлению к двери... - Эй ты, как там тебя, Боз, ну-ка прямым курсом сюда! Вот, посидишь с ним, пока не очухается. Да смотри, случится что - голову оторву, - донеслось до меня вместе с обрывком последнего куплета, прогремевшим из раскрытой двери кабака: - Голый Ганс, О голый Ганс, Попляши со мной! - Давай, парень, пусть прочистит до конца, легче станет. Я испытывал сильное желание заткнуть Бозу рот, но не мог, занятый более важным делом. Я стоял, перегнувшись через деревянные перила, отполированные животами моих предшественников, и возвращал все съеденное и выпитое за сегодняшний вечер. Волны дурноты накатывали одна за другой, и оставалось только терпеть и молиться, чтобы все это когда-нибудь закончилось. Боз сидел рядом на крыльце, деликатно отвернувшись, чтобы не смущать меня. Дождавшись, наконец, окончания шторма, я со стоном разогнулся, помедлил еще секунду и на нетвердых ногах направился к Бозу. Тот подвинулся, освобождая мне место: - Отпустило? Плюнь, все новички поначалу так, а потом ничего, привыкают. - Чего пристал, - буркнул я в ответ, задетый его снисходительным тоном, - тебя просили? - Так Найджел и Бингс тебя наружу волокли, подышать, а тут я на грех попался. Совсем, что ли, не помнишь? - Нет. Стакан брал - помнил, а потом как отрезало... Ну и дрянь, - с чувством добавил я и смачно сплюнул в сторону. Мы помолчали. Сидеть на крыльце было зябко, но пока терпимо, да и возвращаться в кабак совсем не тянуло. Ночной ветерок приятно освежал ноющую голову; желудок, добившись своего, тоже угомонился. Теперь хотелось только одного - замереть и не двигаться, чтобы не спугнуть это блаженное состояние. Тут из-за неплотно прикрытой двери снова донеслись крики, смех и хриплый голос, уже выводящий новую песню. О несчастный Ройбен Ренцо! Ренцо, парни, Ренцо! В матросы Ренцо устроился, Попал на борт китобойца. Но не знал он в жизни удачи: Разложили его однажды у трапа И всыпали сорок горячих… На последних словах Боз многозначительно хмыкнул. Я мрачно потупился, снова вспоминая, к какой касте корабельной иерархии теперь принадлежу. - Ну и как он, - внезапно произнес Боз, - не очень зверствует? - Кто? - спросил я удивленно. - Кто-кто, Найджел твой. Ему, если раз попадешься, неделю чесаться будешь. Так каково у такого в учениках... - Да ты что, - возмущаюсь я, - он не такой, что ты вообще понимаешь... - Ага, как же. Может, скажешь, у нас на борту в боцманах святой ходит? - Ну... нет, конечно. Всякое бывает. И дерется иногда... Но все равно... А что он... ну, это... - Содомит, - с ухмылкой подсказывает Боз. - Ну да... ну и что... знаешь, не сказали бы, сроду не догадался. Человек как человек... - Ты много таких знал? - странно изменившимся голосом спрашивает Боз. - Нет, - вынужден я признать, - никогда. - Вот и помалкивай, - с неожиданной злостью отвечает он, - еще узнаешь, каково это - у такого под началом ходить... - А что? - осторожно спрашиваю я, чувствуя себя последним дураком. - А то, что пока ты в юнгах, цена тебе на борту грош. Покалечишься или концы отдашь, никто слова не скажет. А бывает и хуже того. - Куда уж хуже... - я осекаюсь, внезапно поняв, о чем речь. - Бывает, не бойся, - заверяет он меня, - тут к кому попадешь. Если старший совесть имеет, считай, повезло. А то... нет-нет да перехватит на галерее, когда нет никого, ножиком потычет, не сильно, так, припугнуть... И ухмыляется вот этак - ну что, надумал? Нет? Смотри, парень, у меня терпение кончается... Даю сутки на раздумье, а потом уже спрашивать не буду... - С тобой что... правда такое было?- задаю я идиотский вопрос. - Не твое дело, - зло отвечает Боз, и по звуку голоса я ошарашенно понимаю, что он вот-вот заплачет. - А ты что?- снова спрашиваю я, не в силах остановиться. - А я... - начинает он, но внезапно удивленно поднимает брови и, указывая на что-то за моей спиной, неестественно таращит глаза, - эй, смотри, парень, это за тобой, наверное. Я поспешно оборачиваюсь к дверям - и вдруг, оглушенный ударом в затылок, мешком оседаю на занозистые доски крыльца... -------------- продолжение следует |
Страница 1 из 1 | Часовой пояс: UTC + 4 часа |
Powered by phpBB® Forum Software © phpBB Group https://www.phpbb.com/ |