Клуб "Преступление и наказание"

Сцена первая. Нечто среднее между детской комнатой милиции, палатой в неврологическом диспансере и кабинетом психоаналитика.
Присутствуют: Посредник в белом халате за столом, Родитель и Ребенок - напротив на стульях. Родитель сидит, нервно постукивая пальцами по столу, под мышкой дерматиновый портфель времен нашего детства. Ребенок - хмурый, длинный, патлатый - сьежился на стуле нога на ногу, свернувшись, как улитка, и натянув на голову капюшон ветровки.


Посредник: - Значит, говорите, у вас с ним не ладится?
Родитель : - Не ладится - это мягко сказано. Он у меня уже - вот где сидит (показывает на горло). Сколько лет с ним бьюсь - и стыдить пытался, и ругать, и пороть - как горох об стенку. В глаза не глядит, слова клещами тянуть приходится - одни междометия, "да", "нет", а чаще всего "не знаю".
Ребенок: - А чего мне говорить? "Не знаю" - это хоть безопасно. А попробовал бы сказать "не хочу"! Попробовал бы сказать "нет"!
Родитель: - О, а словарный-то запас, оказывается, у нас есть, кто бы мог подумать... Осмелел. Знаешь, что сейчас, при постороннем, ничего тебе не будет.
Ребенок (огрызается): - Да какая разница, сейчас или потом...
Родитель: - ЧТО?!
Посредник: - Терпение. Вы же взрослый, помните.
Родитель( переводя дух): - Да на него, поганца, никакого терпения не напасешься...
Посредник: - А если попробовать первому, ну... руку протянуть для переговоров? Не дожидаясь, пока заслужит?
Родитель (изумленно): Ну вы даете... вот вам, скажем, на рынке бесплатно товар дадут? Нет, пусть он первый. Не заслужил - не получил, на том мир стоит.
Посредник: - А если так никогда и не заслужит? Так до старости и не поговорите по-человечески?
Родитель: - Значит, сам виноват. Может, да не хочет, ждет у моря погоды. Нельзя к такому приучать, этого жизнь не простит. Он и так инертный.! Не пнешь - постель за собой не застелит, комнату не приберет... А уж уроки...
Ребенок (под нос) Да провались ты со своими уроками...
Родитель(торжествующе): - Вот! Видите! Лишь бы наперекор!
Посредник: - А если это защита?
Родитель: - Что? Лодырничать и хамить - это защита? Бедная детка, его обижают... Живет на всем готовом, за родительской спиной, отчего не пострадать всласть... А я, между прочим, тоже живой человек! У меня нагрузка на полторы ставки! Если бы я себе мог позволить такую защиту...
Посредник: - Вот вы и сказали что-то дельное.
Родитель: - Это вы о чем?
Посредник: - Что вы тоже живой человек.
Родитель: - А ему же наплевать! Я, живой человек, ему вообще не нужен, не интересен, я для него - кошелек, ну или на машине подбросить...
Посредник: - Нет.
Родитель: - Да не смешите! Нужен я ему - старый зануда... Я что, не вижу, у него одна мечта - лишь бы я его в покое оставил, лишь бы не трогал, от компа не отрывал и от дружков его дурацких...
Посредник: - А как он может еще утвердиться? Чтоб человеком себя почувствовать, а не объектом воспитания? Хоть чему-то в жизни порадоваться?
Родитель: - Шутите? Чтоб я его за это уважал? Что он в игрушке своей врага победил или результат новый показал? За что тут уважать, какая польза, какой смысл? Вот пусть отметку приличную хоть раз принесет, по дому матери поможет, от пола отожмется хоть десяток раз - тут есть за что уважать.
Посредник: - То есть будь, как я, тогда еше ладно... От вас он одобрения никогда не получит, это он уже понял.
Ребенок (потрясенно):- Откуда вы знаете?
Родитель(слегка растерянно):- Не заслужил, так не получит... (осекается под насмешливым взглядом сына) Значит, ему и не нужно, раз не старается...
Посредник: Нужно. Очень. (после паузы) А ведь в компании от него совсем других достижений ждут, чтоб хоть равным считать, репутацию поддержать, не говоря уже о большем... Парни и тем более девочки его за отметки и чистые полы не уважат, а то и посмеются. Ему не только ваше признание нужно, но и ровесников. Ему жить с этим среди людей - всю жизнь, до смерти...
Родитель (озадаченно) Так я, выходит, что - не только с ним, а еще и с его дружками считаться должен? Их ценности уважать? Это что же тогда начнется, мир с ног на голову встанет...
Посредник: - А вам самому не было пятнадцати?


Сцена вторая. Посредник за столом, Ребенок с другой стороны - сидит, глядя в пол и окончательно уйдя под капюшон. Родитель поодаль, стоит у окна, заводит часы, одновременно поглядывая, не угнали ли его машину.

Посредник (вполголоса Ребенку): Ну, как тебе игрушка?
Ребенок (смешавшись от неожиданности - он ожидал услышать совсем другое) Ничё... Нормально. Только там когда на третий уровень переходишь, лупить по тебе начинают без продыха - из миномета, очередями, только успевай уворачиваться...
Посредник: - Но все равно хочется прорваться. Пройти до конца.
Ребенок: - Да...
Посредник: - А что там, в конце? Я пробовал узнавать на фирме-изготовителе, но какое там. У них с этим строго. Говорят - если игрок будет знать, что в конце - желание пропадет драться...
Ребенок: - (напряженно) А я узнал.
Посредник : - Да ну?
Ребенок: - Кто прошел до конца - тому дается новый шанс. Можно тогда все переиграть заново. (с тоской) Хорошо...
Родитель (оторвавшись от пейзажа за окном) - Простите, вы чем там занимаетесь?
Посредник: - Работаем. Тише, пожалуйста.
Ребенок (шепотом, кивая на отца ) - Ну вы даете. Поверил...
Посредник: - А я правду сказал. Мы с тобой в данный момент работаем.
Ребенок: - Да ну, работаем. Слышал бы батя, над чем мы тут работаем, голову бы оторвал...
Посредник: - Неважно, о чем речь. Важно, что есть она, эта речь. Что я говорю, ты отвечаешь. Сам, заметь, не из-под палки.
Ребенок:- Ага, добровольно и с песней...

Взрослый подозрительно оглядывается.

Ребенок: - Ну, вот видите.
Посредник(слегка смущенно):- Да, брат... Погорим мы с тобой...

Оба улыбаются.

Посредник: - Слушай, но ведь скоро ты все равно будешь свободен. Немного уже осталось, и тогда - хочешь не хочешь... Не думал об этом?
Ребенок (с тоской) Еще бы не думал... Блин, как вспомнишь, что скоро в свободный полет...
Посредник: - Не по себе?
Ребенок: - Не то слово.
Посредник: - Ты ж говорил... прости, что напоминаю... Говорил, хуже всего - это...
Ребенок: - А, вы про это... (нервно оглядывается ) Нет уже. Там все-таки привык. Знаешь, как держаться, как орать, чтоб полегче. И знаешь, что рано или поздно все кончится, дотерпеть только. А тут...
Посредник: - Понятно. Думаешь, жизнь еще злее?
Ребенок: - Чем ремень? Ясное дело.
Посредник: - Сильнее кошки зверя нет?
Ребенок (обиженно) Не смейтесь... Я что, сам не понимаю... Я же вижу - люди вон живут, и ничего... И знаю ведь, что не дурак, что не хуже других... вроде... (снова оглядывается на отца).
Посредник: - То есть понимаешь, но все равно?
Ребенок : - Ну да. (шепотом, наклоняясь к столу) . Я знаете, что заметил... Стоит только кому-то на меня посмотреть косо...
Посредник: - ... а тем более не одобрить...
Ребенок: - Ну вот, сами все понимаете.
Посредник: - ... сердце частит, душа в пятки, руки потные...
Ребенок: - Откуда знаете?
Посредник: - По себе, откуда же еще...
Ребенок: - Да ну.
Посредник: - Думаешь, взрослый - значит супермен? Не трудно, не больно, не страшно...
Ребенок (оглядываясь на отца, потрясенно) - И он... тоже?
Посредник: - Тссс... это его самая большая тайна. Увидит, что ты ее разгадал...
Ребенок: - И тогда что?
Посредник: - А вот это уже от тебя зависит.
Ребенок: - От меня?
Посредник: - Непривычно звучит? Привыкай. Ну-ка, зови отца, а то заскучал там один...


Сцена тертья. Посредник и Родитель за столом. Ребенок, сидя на подоконнике, напряженно поглядывает на беседующих.

Посредник: - Можно вас попросить?
Родитель: - Да?
Посредник (вставая) - Сядьте-ка на мое место. Ненадолго. До конца беседы.
Родитель (удивленно) Ну, если для дела...
Посредник: - Для дела.

Меняются местами.

Посредник: - Ну как?
Родитель (оглядывается) - Ничего так. Удобно.
Посредник: - А обычно не очень?
Родитель: - Обычно да, не очень...(спохватившись) Да мы же не обо мне говорить пришли - о нем...
Посредник: - О нем, о ком же еще. Он ведь у вас вот тут сидит - сами сказали... (показывает на горло)
Родитель (невесело смеется) Да я не в том смысле... Ну, да, в общем, так его в себе и таскаю... куда денешься.
Посредник: - Скажите... Он же у вас один...
Родитель (смущенно) Да ну... про это не говорят...
Посредник: - И ему не говорите?
Родитель (окончательно смешавшись) Да ну... не положено, избалуется. (чувствуя, что неубедительно) Да кому такое скажешь, когда и себе-то...
Посредник: - Так приучены?
Родитель: - Да, батя у нас был... того. Не забалуешь.
Посредник (после паузы) А скажите... вы говорили, обычно вам по жизни... не очень.
Родитель (вздыхает) Да не то слово... знаете... (подался вперед) как на тонущем корабле... Не резко тонущем, как Титаник. Постепенно так, но погружается, сволочь... так и чувствуешь, как все в разные стороны ползет, и хоть тресни, за всем не уследишь...
Посредник: - А если сына позвать?
Родитель:- Какое там... за ним самим глаз да глаз нужен, все погоняешь, все требуешь... А он... Знаете, лучше бы заорал в ответ, в драку полез, дверью хлопнул... Тут бы я знал, что делать. А он... смотрит вот так - и нет его. Пусто. Об стенку бьюсь.
Посредник: - Слушайте. Вы где сейчас сидите?
Родитель: - За столом...
Посредник(неожиданно и страстно) - На моем месте. А я на вашем. Все, что вы мне сейчас рассказали - это я вам рассказал. Мне ваш совет нужен, очень нужен, у меня жизнь по швам расползается... Помогите.
Родитель (ошарашенно) - Да ну...
Посредник: - Очень прошу, помогите. Вот, видите (указывает на Ребенка) - мой сын. Видите, смотрит на нас, слушает. Ему моя помощь нужна, очень. Что делать, посоветуйте.
Родитель: - Гм... Ну... Наверное... Давайте его сюда. Я сам с ним поговорю.
Посредник: - Сынок... Подойди.

Ребенок подходит и настороженно садится на край стула. Вопросительно смотрит на Посредника. Тот делает ему знак - спокойно.

Родитель: - Тут такое дело... Давай знакомиться, парень. Тебе сколько лет?
Ребенок (ошарашенно): - Пятнадцать.
Родитель: - Взрослый совсем.
Ребенок : - А ты говорил...
Родитель: - Это не я говорил. Забудь.
Ребенок (осторожно) И другое... тоже?
Родитель: - И другое. Ты теперь взрослый. Без паспорта пока, но тут дело не в паспорте. Понимаешь?
Ребенок :- Ну... да.
Родитель: - Ты мужчина. Тебе много дано, но много и спросится. Страшновато?
Ребенок: - Э... Есть немного.
Родитель: - Ничего. Справимся. Будем шишки набивать.
Посредник (в дверях): - Ну я, пожалуй, пойду?

Оба оборачиваются.

Родитель: - Да, конечно. Приходите, если что...

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...

Понравилось однако

_________________
Beat it.

да... здорово, однако. Знакомо очень, только не у всех такой посредник в жизни встречается.

_________________
Memento doloris

Очень хорошо написано. Ассоциации из памяти так и поперли.
Есть поговорка: "Чужую беду руками разведу, со своей только никак не справляюсь."
Или вот еще: цитирую по памяти (начало цитаты)
- Главная задача психолога консультанта состоит в том, чтобы заставить Клиента самого сделать то, что Клиент хочет, чтобы ему сделал психолог консультант.
Вы не поняли? Тогда повторяю:
- Главная задача психолога консультанта состоит в том, чтобы заставить Клиента самого сделать то, что Клиент хочет, чтобы ему сделал психолог консультант. (конец цитаты)
И еще: (начало цитаты)
- А самое интересное, что психолог-консультант даже не поинтересовался, в чем состоит ваша проблема! Ему это не нужно. Он знает, что лучшие мозги для решения вашей проблемы - это ваши собственные (конец цитаты) Это Козлов Н.И. Взял из его книги "Истинная правда" глава "Я расскажу вам о психологах"

Решил скопировать сюда фрагмент из книги "Принцип сперматозоида" (Принцип изворотливости - injener12), автор Литвак Михаил Ефимович, психолог. Он однажды решил себя в средней школе преподавателем попробовать:
(Начало цитаты)
Среди моих пациентов были и учителя. Освоив приемы психологического айкидо, они придумывали свои собственные приемы. В результате педагогический труд стал приносить им радость, и они переставали болеть. В последние годы я проводил семинары с учителями. Кое-что они принимали, но кое к чему относились с холодком и против многого возражали. Мои приемы педагога факультета усовершенствования врачей, основанные на принципах нестеснения, равноправных отношений, исключающих крик, наказания и пр., они отвергали: «А вы сами с «ними» работали?» Крыть было нечем, и я решил попробовать. Итак, с сентября 1995 года я стал преподавать в двух 10-х классах психологию. И вскоре мне стало стыдно, что я советовал учителям, как вести занятия, не попробовав сам преподавать в школе.
Первое занятие, где я рассказывал о значении психологических знаний в современной жизни, о том, чем мы будем с ними заниматься, прошло относительно спокойно. Они меня слушали с увлечением, и я ушел после урока весьма довольный собой. Но на следующем занятии, когда я приступил к изложению материала, который нужно было усвоить, внимание мне удалось удержать не более трех минут. Чтобы завладеть их вниманием, мне пришлось вновь применять много ораторских приемов, отвлекаться на посторонние темы. В результате необходимый материал не был разобран. Может быть, при преподавании психологии это еще и не страшно. Кроме того, программу разрабатывал я сам и понимал, что никто меня контролировать не будет. Но ведь это совершенно недопустимо при преподавании химии, математики, физики и биологии. Ведь ученики не смогут потом поступить в институт! И тут мне стало жалко школьного учителя. Я понял, что от бессилия навести порядок мирным путем так и хочется перейти на крик и к военным методам руководства (ими я неплохо владею, ибо в течение шести лет в начале своей трудовой деятельности служил в армии офицером). На занятиях я крепился и замечаний не делал, хотя и проводил психологический анализ поведения учеников, попутно стараясь изложить материал программы.
Я решил отойти от традиционного изложения материала, где вначале рассказывается о психических функциях, а потом уже о структуре личности, и сразу начал говорить о личностных характеристиках человека (задатки, темперамент, характер и т. п.). И этот материал часть учеников уже слушала. Но многие что-то малевали в своих тетрадях, один ученик вальяжно сидел на стуле, откинувшись на его спинку, другой лежал на столе, всем своим видом показывая, что ему «до фонаря». Но те ученики, которые все же хотели меня слушать, не решались делать замечания нарушителям дисциплины. Тогда я решил избавиться от мешающих мне людей. Через 20 минут после начала урока (занятие продолжалось два часа) объявил перерыв на 40 минут, а тем, кто хочет меня слушать, предложил остаться. Занятие прошло идеально. Но что самое интересное, минут через 15 стали приходить те, которых я отпустил на 40 минут, и через 20 минут класс был в полном сборе.
Как мне хотелось бы написать, что после этого все пошло нормально! Нет, минут через 10 вернувшиеся вновь стали нарушать дисциплину. Но у меня появился новый материал для размышлений.
Во-первых, у меня сформировалось убеждение, что следует дать право на образование всем, но не делать это обязанностью человека. Пусть, кто хочет, учится, а кто не хочет, не учится.
Во-вторых, я пришел к выводу, что необходимо дать право ученику выбирать учителя, но и учителю дать право отказываться от того или иного ученика. А зарплату учителю платить в зависимости от числа учеников в его классах. Думаю, что я при таком подходе не проиграл бы. Я преподаю в двух классах. Все-таки 70 % учеников хотели заниматься. Ну, а если бы никто не захотел заниматься, я бы просто остался без зарплаты, и директору школы не нужно было бы нервничать, как это часто бывает, когда хочется избавиться от неквалифицированного учителя. Пусть ученик учится у того, у кого хочет, и пусть учитель учит того, кого хочет.
Не думаю, что при таком подходе количество учащихся станет меньше, но то, что появится больше квалифицированных учителей и знающих учащихся, не вызывает сомнений. Опыт преподавания на факультете усовершенствования врачей подтверждает это (у нас тоже образование бесплатное и в некотором роде обязательное, ибо без него невозможно получить более высокую категорию и, следовательно, прибавку к зарплате). Мы уже много лет решительно избавляемся от нарушителей дисциплины. И в результате наборы стали больше, а отчислений за нарушение дисциплины — меньше. Просто к нам нарушители дисциплины не приезжают, и на занятиях царит творческая атмосфера.
Но не мне менять законодательство об образовании; мне следует к нему приспосабливаться или уходить из школы. Признаться честно, мысль послать все это ко всем чертям у меня возникла уже через месяц. В материальном отношении мне это ничего не давало, нервов затрачивалось много, да и времени уходило достаточно. Ведь и после уроков все время думаешь об этих маленьких негодяях. Уже на третьем занятии меня так и подмывало применить автократические методы. И мне стало жаль всех учителей. Я-то могу уйти, так как не связан со школой ни материально, ни морально, ни в плане карьеры. А каково учителю, если ему идти некуда? И стал я понимать, почему учителя средней школы можно узнать сразу по внешнему виду. В принципе я — человек успеха, у меня очень много радостных событий происходило и происходит. Но когда я стал преподавать (а я ведь преподаю всего один раз в неделю четыре часа!), то перестал замечать все радости жизни. Я не видел смысла в своей работе.
Сдаваться не хотелось.
Но как вызвать у себя положительные эмоции и вынести этот ад? Ведь я — психотерапевт и считаюсь специалистом высокого класса. И я применил по отношению к себе метод экзистенциального анализа в собственной модификации. Одно из основных положений этого метода заключается в том, что человеческая жизнь имеет смысл в любых своих проявлениях: и когда мы работаем, и когда любим, и когда страдаем. И жизнь сразу становится легче, когда человек в страданиях видит смысл. Только страдая, человек растет.
И я нашел смысл своей работы в школе.
Во-первых, я приобрету новые навыки преподавания и разработаю новые. Разберусь же я в конце концов во всей этой катавасии! Это даст мне возможность разработать программу и написать учебник по психологии для средних школ. Ведь если наше общество пойдет по демократическому пути преподавания, психология станет в школе обязательным предметом. Тогда я смогу компенсировать свои материальные убытки. Плюс моральное удовлетворение, которое получу от того, что у меня выйдет новая книга.
Во-вторых, мне станет легче проводить семинары с учителями: им теперь будет понятно, что они имеют дело со своим человеком, который все это испытал на своей шкуре. Кроме того, мне будет легче их лечить.
В-третьих, мне будет легче лечить детей. Я понимаю, почему они со взрослыми ведут себя не так, как с детьми, почему их поведение на приеме прямо противоположно тому, о котором рассказывают их родители. Конечно, у меня на приеме ребенок несколько минут может вести себя достойно. Так что это не столько мое умение, сколько модификация поведения, связанная с ситуацией. Теперь я понимаю, что вижу оборотную сторону медали и не буду упрекать родителей и учителей в неумении обращаться с детьми.
В-четвертых, приобретенный опыт сделает мои рекомендации жизненными и эффективными. А если я все-таки сдамся, то хотя бы не буду браться за лечение детей и отошлю их к другим специалистам.
Мои ученики продолжали надо мной издеваться, но мне стало полегче и немного понятнее, почему они так себя ведут.
Прошел месяц. Мне надо было ставить оценки. А мы еще почти ничего не прошли из того, что намечалось. И я провел эксперимент, который был предложен одним из видных педагогов высшей школы. Я сказал ученикам следующее: «Мы прозанимались месяц, и я должен поставить оценки. Что-то вы освоили. Поэтому тройки можно поставить всем без опроса. Но я не хочу портить вам настроения и поставлю всем четверки без опроса. Те, кто претендует на пятерки, должны будут отвечать». В обоих классах из 20 учеников 13 сразу же согласились на четверки. Тогда я продолжил: «Те, кто претендует на пятерки, надо думать, имеют прочные знания. Поэтому я вам ставлю пятерки без опроса». Так я за три минуты выставил всем оценки. Надо было видеть огорчение тех, кто сам себе поставил четверки!
В одном классе ко второму месяцу я почти добился того, чего мне хотелось. Во втором классе дела шли все хуже и хуже. И я понял, что утверждение учителей, что бывают разные классы, соответствует действительности. И поэтому то, что проходит в одном классе, может не пройти в другом.
К концу второго месяца они меня «достали», и я стал проводить опрос и ставить то, что они заработали. В классе установилась мертвая тишина. Через какое-то время кто-то сказал, что я поступаю несправедливо. Я на это заметил, что не им говорить о справедливости: «Почему никто из вас не отказался от незаработанных пятерок и четверок? Ведь это тоже было несправедливо!» На какую-то минуту они оторопели, а затем пришли в себя и стали шуметь. Но, к моему стыду, я заметил, что мне стало легче. Потом, когда я проанализировал, кто что получил, оказалось, что двойки я поставил тем, кто плохо себя вел. Нет, двойки они заслужили. Тем, кто вел себя неплохо, я поставил более высокий балл. Им я давал шанс в виде дополнительных вопросов. К нарушителям дисциплины такого снисхождения не было. Появился материал, который можно проанализировать. Для меня вдруг по-новому высветилась работа Э. Фромма «Бегство от свободы». Я понял, что имею дело с рабско-тираническими личностями, и воочию увидел, как зарождаются и формируются лицемерие, садизм, тирания и рабство. Ведь я дал ученикам свободу. Я не делал замечаний и разрешал уходить с уроков. Но что они сделали со своей свободой? Они стали тиранить меня и вынудили применить хлыст. Так они потеряли свободу, а я сам стал тираном. Политикой я не занимаюсь, но напрашивается аналогия. Ведь нам дали свободу для того, чтобы заниматься своим делом с выгодой для себя и пользой для других. Но рабы получили свободу от своих обязанностей и ведут себя так, что рано или поздно появится сильная личность, которая их поработит. Рабы тоскуют по тирании.
Конечно, если у меня ничего не получится в этих классах, то или вообще отменят психологию, или подберут педагога с автократическим стилем преподавания, и ученики будут знать, но не будут уметь. Они будут знать, что следует соблюдать диету, но не будут уметь ее соблюдать и будут страдать от ожирения. Они будут знать, что следует заниматься физкультурой, но не будут уметь ее делать и, следовательно, будут задыхаться при подъеме на второй этаж. Они станут врачами, и больные не будут им верить и не будут выполнять их рекомендаций.
И еще один факт, о котором я уже упоминал. Дети тянут руки, чтобы ответить на тот вопрос, на который не смог ответить их одноклассник. Мне вдруг стало ясно, что мы неосознанно стравливаем детей друг с другом. Ведь тот, кто сидит, имеет явное преимущество перед тем, кто стоит у доски и отвечает. У него нет элемента волнения. Он может посмотреть в учебник или тетрадь. И, наконец, ответ его доброволен, а тот, кто стоит у доски, вызван принудительно. После этого мы еще хвалим того, кто сделал дополнение: «Молодец, Вова! Вот видишь, Саша, могут же другие хорошо учиться. Что же тебе мешает...»
Как ты думаешь, как будет относиться тот, кто отвечает у доски, к тому, кто его дополняет, стоя у парты и подглядывая в тетрадь? И как он будет осознанно или неосознанно относиться к нам, учителям? А злость свою, которая у него накапливается к нам, учителям, на ком он может сорвать? На том, кто его дополняет! А если и на нем не может? То на младшем брате или сестренке или вообще на том, кто послабее.
Я все это рассказал ребятам и попросил, чтобы они не тянули рук, когда их одноклассник «плавает» у доски. Кроме того, я разработал вопросы для программированной проверки знаний. Обучающемуся предлагаются альтернативные варианты ответов и критерии оценки. На курсах повышения квалификации врачей мы уже так несколько лет работаем. Наши курсанты сами себе ставят оценки. Мы дополнительно опрашиваем их и в случае удачных ответов повышаем оценку. Все проблемы этого плана снимаются. Я как преподаватель перестаю быть карающей рукой. При устных ответах, если тема раскрыта неправильно или не полностью, я исправляю и дополняю сам.
Мне очень нравится система обучения, которая разработана Скиннером, родоначальником поведенческой психотерапии, где каждый ученик продвигается по пути овладения знаний в собственном темпе. Учителям не приходится наказывать детей, надо просто ободрять, консультировать их и организовывать внеклассную работу. Но для этого необходимы соответствующие программы, да и желательно, чтобы класс был оборудован персональными компьютерами. Но что-то можно сделать и сейчас.
Все прогрессивные педагоги выступают против наказаний учащихся, и я с ними солидарен. Наказание информирует лишь о том, чего не надо делать, но не сообщает о том, что делать нужно. Наказание является основным препятствием к научению (так, чтобы не только знать, но и уметь).
Скиннер писал, что наказываемые способы поведения не исчезают; они почти всегда возвращаются замаскированными или сопровождаемыми другими формами поведения. Эти новые способы поведения позволяют избежать наказания или являются ответом на наказание. Тюрьма — прекрасная модель, демонстрирующая неэффективность наказания. Если заключенный ничему новому не научился, то нет никакой гарантии, что в той же среде с теми же соблазнами он не будет вести себя по-прежнему.
Кроме того, наказание поощряет наказывающего. Учитель, угрожая ученику плохой отметкой, добивается того, что тот становится внимательным или по крайней мере сидит тихо. Для учителя это как бы подкрепление, и он все чаще прибегает к наказанию, пока не возникнет бунт. В конечном итоге наказание не удовлетворяет наказывающего и не приносит пользу наказуемому.
Что же делать?
И тут я вспомнил золотое правило педагогики, которое утверждает, что дети хорошо учат тот предмет, который преподает любимый учитель. А будет ли современный ученик любить учителя, захочет ли он сам стать учителем? Будет ли учитель для него героем? К сожалению, на эти вопросы следует ответить отрицательно. Да и как любить его, как он может стать героем, как хотеть самому стать учителем, когда социальное положение учителя ниже социального положения родителей многих учеников, особенно в престижных школах и лицеях? Учителя мало зарабатывают, хуже одеты, чем их ученики, у них часто неблагополучные семьи и неблагополучные дети. Многие учителя-женщины не имеют своей семьи и детей.
Давай вспомним, что в царской России статус рядового учителя приравнивался к статусу действительного статского советника, что равно было воинскому званию полковника. И учитель на социальной лестнице зачастую стоял выше своих учеников и их родителей.
Я мучительно искал причину своих неудач. Изучая работы А. Адлера, видного психолога и психотерапевта, который много и эффективно работал на поприще педагогики, я вычитал следующую фразу: «Обучение будет только тогда эффективным, когда оно будет тесно связано с сегодняшними непосредственными потребностями учащихся». И как-то сразу стала понятна причина моих неудач. Почему меня внимательно слушают больные и клиенты? Потому что все то, что я им говорю, они тут же пытаются использовать на практике. А ученик 10-го класса никак не возьмет в толк, зачем ему знать, как управлять большим коллективом, выступать на митинге во время избирательной кампании. Ему еще незачем копаться в собственной личности, потому что крупных неудач у него еще не было. Химию, физику и биологию он учит, так как понимает, что через год ему поступать в институт. А вот зачем психология? Как развлечение это понятно. Но чтобы все это выучивать? Нет, это уж слишком!
Я стал думать, как связать преподавание с непосредственными нуждами учеников. И дело пошло веселее.
Но это уже другой рассказ. (конец цитаты)
Замечание: Высокопрофессиональный психолог запросил себе право отказаться от неподдающихся учеников. Родитель себе такого права просить НЕ МОЖЕТ! Он не имеет права отказаться от воспитания своего ребенка, каким бы тот не был! И что тогда родителю остается делать ненасильственными методами!?
И вообще, почему-то Литвак не вспомнил свое же утверждение, что у ВСЕХ людей есть стремление к власти над другим человеком.
Это утверждение с его сайта. Он для доказательства этого утверждения прикол придумал. Обращение к аудитории:
- Поднимите руки, кто хотел бы без особых трудов овладеть гипнозом!
Руки подняли все.
- Вы по-прежнему утверждаете, что не имеете стремления к власти над другим человеком!?
А здесь он добровольно на уроке власть из своих рук выпустил, ученики ее подобрали, а он на этот факт даже не обратил внимания! Непоследовательность, однако! Возможно вызванная его внутренним отвращением к насильственным методам воспитания и управления. Осмелюсь предположить, что отвращение вызвано его собственным стремлением к БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ. Типа, я ничего не приказывал. Подчиненные САМИ так ЗАХОТЕЛИ.
Вот, память выкинула.
Игнатий Лойола называл три уровня повиновения
- Просто выполнить приказ Начальника
- Заменить свою волю волей Начальника и выполнить приказ.
- Заменить свой разум разумом Начальника и выполнить приказ.
Но Макаренко Антон Семенович оказался еще круче: "У хорошего Воспитателя Воспитанник делает то, что сам хочет, но хочет он именно то, что нужно Воспитателю." То есть уровень повиновения такой:
- Сделать желания Начальника своими желаниями и удовлетворить их.
Это я к тому, как предоставление Подчиненному все большей свободы сочетается с требованием все более глубокого порабощения. От грубого принуждения просто выполнить приказ к подчинению своих желаний Начальнику. Важным считаю то, что при этом неукулонно снижается ОТВЕТСТВЕННОСТЬ Начальника! Ответственность все больше перекладывается на самого Подчиненного! От простой ответственности за невыполонение приказа Начальника к ответственности за СОБСТВЕННОЕ желание.
Литвак где-то написал, что от чтения почти нет пользы, если оно не вызывает появление своих мыслей. Я запостил свои мысли, вызванные чтением его текстов.