Клуб "Преступление и наказание"

Это такая себе синтетически-фантастическая история на основе вполне реально услышанного и прочитанного...

*************

Меня зовут Дороти Рей Гастингс. Вчера мне исполнилось восемнадцать лет.

Я не красавица, но и не дурна собой: чуть ниже среднего роста, хорошо сложена, без лишнего веса - правда, тружусь ради хорошей фигуры, занимаюсь гимнастикой и плаванием, - светлорусая, с довольно большими светло-серыми глазами.

Я всегда хорошо училась в школе. Мой любимый предмет - история, и особенно история моего родного американского Юга. В моей комнате на почетном месте портреты Джефферсона Девиса, Александра Стивенса и генерала Роберта Е. Ли. Я всегда читаю запоем все, что попадает под руку о Юге, о войне против Северной агрессии, о наших традициях, о наших чудесных семьях, старых аристократических родах. При этом я вовсе не похожа на какую-нибудь Скарлетт О'Хара. Я по натуре спокойная, уравновешенная, не выношу истерик и манипуляций людьми.

У меня есть один хороший, верный друг, мой парень, мой Джек. Его полное имя Джон Джефферсон Девис Паркер, но его с детства зовут всегда Джек. Он высокий, широкоплечий, прекрасный квотербек в нашей школьной футбольной команде. Мы с ним вместе с позапрошлого года. Скорее всего, если Господь даст, мы с Джеком поженимся через два года, после окончания школы и местного комьюнити-колледжа. Мы тогда переедем в большой город, может быть в Рейли, или в Гринсборо. Наш Каугилл - прелестный уголок земли, но нам с Джеком здесь уже тесно, нам хочется большего, новых мест, новых людей, новой жизни.

Н-да, но вот в этой жизни меня сегодня должны наказать, наказать телесно.

Все из-за моей страсти к курению. Не могу не выкурить хотя бы полпачки "Мальборо" в день. Курю уже четыре года. Родители знают, и уж как мне от них доставалось за эту мою страсть...

Всего c полгода назад я была в последний (ли?) раз наказана за курение моей мамой. Она очень сильная, властная женщина, не выносит никаких отступлений от правил. На таких, как она, держится наша южная цивилизация! С раннего детства моя младшая сестренка Полли и я знали, что ослушаться маму - это означает практически неизбежно быть отшлепанной рукой или щеткой для волос, или выпоротой тоненьким и гибким персиковым прутом. Мы знали, что в доме нельзя ругаться - за "гнилые слова" мама сначала читала нам вслух отрывок из послания к Эфесянам, потом вкладывала нам в рот кусок мыла, а потом шлепала или порола. Нельзя забывать о своих обязанностях - вымести комнату, помыть полы, накрыть на стол, убрать со стола, помыть посуду. За небрежное отношение к этим обязанностям нас тоже всегда ожидали мамина щетка или персиковый прут.

Но все это пустяки в сравнении с тем, как нас наказывал отец. В отличие от мамы, он порол меня и Полли очень редко - может быть, всего раз пять или шесть за все те годы нашей жизни, которые мы помним. Но он очень страшен и безжалостен, когда по-настоящему рассердится. Порет он, перегнув нас через свое колено или кровать, и бьет своим тяжелым, жестким ремнем по попе со всего размаху, до тех пор, пока мы не перестанем кричать и сопротивляться его властно лежащей на нашей шее железной руке. Боль во время такой порки ужасная, и чувство страха перед этим большим, угрюмым, невероятно властным мужчиной усиливает эту боль до предела...

Вот и в тот раз, когда мама поймала меня на курении в саду за нашим домом, она задала мне этот страшный вопрос:

"Дороти Рей, хочешь быть наказанной мною сейчас, или подождем, когда придет домой отец?"

Почти не колеблясь, я ответила, "Мамочка, тобой, и сейчас." И была по заведенному в нашем доме обычаю наказана старенькой, видавшей виды маминой щеткой из кленового дерева. (У меня всегда возникают, гм... ассоциации, когда я смотрю на канадский флаг.) Как обычно, мама села на краешек кровати в родительськой спальне, а я расстегнула и спустила джинсы и покорно легла на ее колени. Мама приспустила мои трусики и мерно, ритмично отшлепала меня плоской стороной щетки, не пропустив ни одного квадратного дюйма моих "нижних щечек." Когда наказание закончилось, я была вне себя от радости: удары щетки весьма болезненны, и следы от них остаются заметными как минимум пару-тройку дней (так что не пропустить пару занятий в гимнастическом зале и в бассейне будет невозможно), - но это сущие пустяки по сравнению с тем, что я перенесла бы под отцовским ремнем.

Теперь это школьное наказание. Опять из-за сигарет. Надо же, меня с моим одноклассником Майклом застукал на курении наш весьма противный замдиректора. И этот Майкл, этот слизняк, негодник, тряпка, когда увидел, что замдиректора приближается к нам, бросил окурок и быстро засунул пачку "Мальборо" в мой карман. Я не выдержала наплыва злости и треснула его по башке за такую подлость. И этим все было решено. По правилам нашей школы, за курение ученик может выбирать междy телесным наказанием и оставлением после уроков. Но за драку в нашей школе всегда полагается телесное наказание.

И вот я стою в коридоре возле офиса этого нашего замдира. Сейчас там одна девица из параллельного класса, брюнетка, кажется мексиканка или что-то такое. Слышу приглушенный голос замдира за стеной, а потом характерный звук опустившейся на сидение джинсов дощечки-"пэддла." И глухой, утробный звук, который издает эта девица. И еще. И еще. И еще.

Вот двери офиса открылись, и наказанная брюнетка выходит оттуда - физиономия вся горит, глаза заплаканные. Здорово ей досталось. Что же меня ждет?

Захожу. Замдир сидит за своим столом, улыбается (вот мерзавец), а рядом с ним стоит дама, которая преподает у нас физкультуру и уроки охраны здоровья. Здоровенная такая бабенция, мощная, и взгляд у нее тяжелый. Не женщина, а просто молот какой-то. В руке у нее "пэддл." Большой - больше полуярда в длину, широкий, из отполированного до блеска (об наши попки...) соснового дерева. И тяжелый. Мне ли не знать. Имела случай весьма интимно пообщаться с этим пэддлом раз, так, наверное, восемь или девять. А до того испытывала на себе "пэддл для среднеклассников" - тот поменьше и полегче, хотя тоже дай Бог как лупит. А совсем малышкой, в начальной школе, мои дисциплинарныe проблемы лечила маленькая плоская и округлая дощечка для игры в ио-ио, только без мячика.

"Мисс Гастингс," - воркует замдир (сволочь, хоть бы какое-то сострадание выразил, что ли). "Вы знаете, почему Вы здесь. Вы одна из наших самых лучших учениц, и наш директор, как и я сам, с удовольствием напишет Вам рекомендательное письмо в Каугилл Комьюнити Колледж, где Вы, безусловно, заслуженно получите степень ассоциата искусств. Однако Ваша дисциплина оставляет желать лучшего. Как Вы знаете, мы здесь, в отличие от либералов-янки, относимся к проблемам дисциплины со всей серезностью. На хорошей дисциплине держался старый Юг, и на такой же хорошей, пусть и старомодной, дисциплине должно держаться все наше общество. Займите позицию."

Я становлюсь в позицию. О, как она мне знакома! Но вот почему, хоть уж столько раз меня наказывали в этой школе, и я точно знаю все, что сейчас случится - мне все равно очень страшно, и мои коленки дрожат, и дыхание сперло? Не знаю... Подхожу к краю замдирского стола, поворачиваюсь сначала попкой к сидящему замдиру, чтобы он удостоверился, что у меня в задних карманах джинсов нет ничего, что могло бы во время наказания меня травмировать; потом поворачиваюсь к нему лицом и ложусь грудью на его стол.

Дама-молотобоец подходит ко мне вплотную и прицеливается, поглаживая мой обтянутый Ренглерами зад своим пэддлом, а затем отводя кисть руки и нанося пробный шлепок. Наконец, я чувствую (именно чувствую!), что она занесла пэддл для всамделишного первого удара. И вот звук - сначала именно звук. И потом боль.

И это всего раз. А мне уже так больно, что невмоготу. Боль растет, и уже кажется, что ничего нет, кроме этой боли.

Но вот опять "чувство" занесенного пэддла, и звук, и новая боль.

На этот раз я вскрикиваю. и чувствую, как слезы текут по моим щекам. А дама-молотобоец снова замахивается - и снова звук, и снова боль.

После четвертого удара я, как писал один хороший русский писатель, вижу небо в алмазах.

Больше нет моих сил. Я разгибаюсь и стою в полный рост, рыдая.

Вдруг слышу, как дама-молотобоец говорит мне что-то на ухо. У нее на удивление приятный, очень теплый, очень женский голос. "Милая Дороти," - говорит это неожиданно превратившееся в ангела создание, "Вы должны вернуться в позицию. Для Вашего же блага. По правилам, Вам полагается шесть ударов. Если я не нанесу Вам все шесть - а согласно правилам, я должна нанести положенное число ударов с достаточной силой, - наказание не будет засчитано, и Вы должны будете еще раз явиться в этот оффис, и получить ВСЕ положенные Вам шесть ударов. А сегодня ведь Вы уже получили четыре. Осталось всего два, и Ваши ягодицы уже, скажем так, потеряли часть присущей им чувствительности. Будьте мужественной. Я знаю Вашу прекрасную семью - все Гастингсы, да и все Террилы со стороны Вашей матушки, всегда были мужественными, сильными людьми, столпами каугиллского общества, настоящими южанами."

Я возвращаюсь в позицию, и мой "ангел" влепляет мне два таких удара напоследок, что, как мне кажется, небо уже не висит надо мною, покрытое алмазами, а обрушивается на меня и покрывает все мое существо кошмарной болью.

Но вот все кончено. Мерзавец-замдир приглашает меня присесть (ну не утонченный ли он садист), и расписаться в его дисциплинарной книге. Конечно же, мои родители будут извещены, как всегда. Можно не сомневаться, что последствия их извещения будут, гм, соответственными. Мне уже восемнадцать, я совершеннолетняя, но, как говорит мама, "пока вы с Полли живете под моей крышей, вы будете соблюдать мои правила." А одно из правил семьи Гастингсов гласит: получил взбучку в школе - получишь еще одну дома.

Но я не жалуюсь. В конце концов, я заслужила, чтобы моя задница немного поболела. (Интересно, что ни после прута, ни после щетки, ни даже после отцовского ремня ягодицы не болят так долго. Боль от порки прутом или ремнем, или от шлепанья щеткой - максимальна именно в момент наказания; но вот от пэддла боль не проходит несколько дней; время от времени ощущение именно боли сменяется ощущением жжения, как от солнечного ожога, но потом боль снова возвращается. Комфорт в наказанном месте полностью возобновляется только где-то через неделю. Во всяком случае это именно так тогда, когда наказывает дама-молотобоец.)

Нет, нет, нет. Я не жалуюсь. Я нарушила правила - я же и потерпела последствия.

Так должно быть. Так всегда было на нашем старомодном Юге.

На этом основано все, что люди называют западной цивилизацией.

Грустно... Вырождаются у нас тематические писатели.
Порка хороша для поворота сюжета, раскрытия той или иной грани характера героя, их поведения в трудную минуту, в конце концов для эротических переживаний или криминальной линии, а тут все плоско, как в переводах уважаемого господина Белякова:
выкурила - получила!
Очень грустно!
Однако хочется поздравить автора с почином и пожелать ему дальнейших творческих успехов.

_________________
С наилучшими пожеланиями

Вот все - таки, мне интересны сами психологические мотивы англо - американцев, которые пользуються именно тростью, и именно "пэддлой". Но и ударов- то не сильно много, хотя орудия при этом смотряться внушительно, они наверное очень жесткие и болезненные. Вообще, в теме эти трости и пэддлы- они убавляют эротичность.

_________________
Страшно добрый пупс