Клуб "Преступление и наказание"

Батяня, здравствуй!

У нас в деревне так издревле заведено, радость и печаль вместе живут, поочередно сменяя друг друга. Мир и согласие в семье на доброте и строгости зиждется, от того семья крепостью произрастает.
В далеком 24-м году я маленькая была, но хорошо помню - ранней весной вернулся с заработков отец. Вот уж праздник выдался!
- Привет, батяня+батяня, здравствуй! Маманька, тятя вернулся, - неслось со всех сторон в нашем небольшом деревенском дворике.
Кроме меня в семье еще пятеро сестер, мама, бабушка, а теперь вот и папа вернулся. Братиков господь маме не дал.
- А что ты нам привез? Ага, а мне ленты.
- А мне пряников. Смотри, Натаха, какой фартучек.
- А мне, а мне чего? - расталкивала сестер самая младшая Катюша.
- Всем привез, всем достанется. Да угомонитесь вы, не рвите мешок. А это, Глаша, тебе.
Старшей 16-летней Глафире досталось шикарное ситцевое платье. Как сейчас помню, красное в белый редкий горошек с модными тогда плечиками. Глашка обомлела, прикинула обнову на грудь, глянула в зеркало.
- Будет теперь в чем на вечерку бегать. Спасибо, батяня, - и чмокнула отца в щеку. С высоты ее роста это было легко сделать.
- А я+а мы тоже хотим целоваться+
- Ну, будя, будя с вас, дайте умыться. Шура, собери чего пожрать. Там я привез кой чего на стол.
Пир закатили на весь мир. Мужиков в деревне было мало, отец вернулся одним из первых. Из гостей одни бабы, поэтому пили мало. В тот день я впервые в жизни попробовала грудинку и ветчину. Достался и один сахарный шарик с клюковкой внутри - вкуснотища!
После обеда отец отдохнул. Проснулся, пора было вечереть. Мы-дети, заранее отмытые в бане, ждали его с нетерпением и тревогой. Неторопливо покурив спросонья, батяня обратился к нам.
- Ну, как жили-поживали девушки-воробушки. Много, поди, грешков накопили? Что насупились? Как подарки получать - веселились без меры, а как ответ держать, так носы повесили.
- Скажи-ка, мать, розги замочили?
- Да уж как водится. Третий день тебя ждем, как весточку получили.
- Ну что ж начнем, богу помолясь.
Обвел нас посуровевшим взглядом, остановив его на краю.
- Катюша, радость моя, что натворила за этот срок?
Катя захлюпала носом, но молчала. Характер еще тот. Ее по малолетству еще никогда не драли. Но такое впечатление, что сегодня уже не отвертеться, годы-то идут.
- Шалила?
Малышка утвердительно кивнула головой.
- Тогда не обижайся.
Батя с легкостью привлек ее к себе, положил животом на колени, задрал рубашку и звонко отшлепал, приговаривая.
- Не следоват шалить. Сказано тебе было слушать маманю, значит, надо было слушать. Вот за то и получай.
Малышка визжала, смешно тараща глазенками. Сестры захихикали.
- Хватит ржать. Сейчас и до вас доберусь.
Раскрасневшуюся попку спустил на пол. Вытер рукавом сопли дочери.
- Шагом марш в угол. Встань там на колени и чтоб я тебя не слышал. Следующая!
Следующая по старшинству была я. Набравшись храбрости, шагнула вперед и выпалила скороговоркой все грехи, что помнила.
- Шура, Клавка обо всем поведала?
- Вроде да.
- Вроде на огороде, а мне нужно в самый аккурат.
Мне 8-летней, в отличие от Кати досталось ремешком. Батяня вытянул его за пряжку из брючины, приказал мне раздеться догола. Поставил на колени, зажал голову между ног и отхлестал с размаху. Не жалея своих сил и мою попку. Задница моя, до того давно не помнившая ремня, оказалась полностью раздавленная под его жестким натиском. Все меркло перед глазами, когда "его величество" со свистом достигал цели. Каждый хлест я сопровождала досадливым стоном. Иногда стон переходил в визг, и я вздрагивала. Но держалась, покорилась судьбе. Уж лучше, долгожданный батяня пусть выпорет, чем строптивая мать. Он и постарался, чувствовалось, заждался родимый по "отеческим" ласкам. В конце порки перед глазами чуть ли не красные круги поплыли. Всыпали мне тогда горячих штук 18-20, точно не помню. Помню, как на деревянных ногах прошагала в угол и устроилась рядом с зареванной Катей. Осторожно опустилась на колени с мокрым от слез лицом. Порка ремнем сама по себе не опасна, с розгами не сравнить. Но и от нее "пострадавший" орган долго свербит, не давая принять сидячее положение.
Печка наша старая немного прогорала, красные угли испускали синие последние языки пламени.
- Шура, дровишек подкинь, студено. Девчонки простудятся.
Как наказывали Наташу, я плохо помню. За себя переживала. Слышала только, как звенел тонкий искренний голосок моей погодки, переливаясь стыдливой дрожью. Натахе досталось также ремнем, только побольше. Когда зареванная Натка плюхнулась рядом, мы с Катей уже успокоились и с нескрываемым любопытством наблюдали, как секут старших сестер.
Шустрая Маня провинилась больше остальных, ее уличали долго и серьезно. На середину избы выдвинули лавку.
- Как следует отодрать за воровство, чтобы другим неповадно было. И это будет справедливо, - проворчала бабушка.
Маня стояла, переминаясь с ноги на ногу, покрываясь пятнами густого румянца.
- И в подвал ее до утра. Поморозится, глядишь, к утру и поумнеет, - прибавила мать.
- Эка, хватила, будет с нее и розог. Ложись, милая, кончилась эта канитель.
При порке розгами очень важно жестко зафиксировать тело. Обязательно привязывали битую к лавке. Маня хоть и терпелива, но не железная. Выдержать настоящую порку до конца довольно трудно, а привязанной, хочешь - не хочешь, деваться некуда. С повелительной силой батя распластал дочь на лавке и тут же пронзил ее березовым прутом. Порол Маню достаточно сильно. Не жестко, а именно сильно. Чтобы помнила суровую отцовскую руку, чтобы своя к воровству не тянулась, чтобы знала и боялась. После дюжины ударов обязательно давал отдых.
Голосила сестренка так, что и на улице, наверное, слышно было. Прут свистел в воздухе все чаще и чаще. На третьем десятке Маня с криком перешла на непрерывный вой.
- Ничего, ничего, терпи+. Меня еще не так драли, когда баловал, - приговаривал отец тоном увещевающего учителя.
После перерыва свежие розги снова заставили девушку извиваться, бурно вздыхать, сопровождая каждый удар долгим стоном.
Влетело Мане в тот вечер никак не меньше пятидесяти розог. В деревнях по сию пору за воровство жестко наказывают. А в те времена, что и говорить.
Надолго я запомнила этот урок, а уж о Мане и говорить нечего. В угол к нам ее провожали под руку. Отец сменил розги, покурил и продолжил.
- Следующая.
- Я думаю, Иру надо освободить от наказания, - затараторила мама. (Ирка была ее любимицей.) - ничего такого, за что надо пороть она не натворила. Мне помогала.
- А мне нет, - вставила бабушка. - Просила ее давеча воды принести, а Ирка только фыркнула. Ты, Шура, ее не защищай. Ирка не лучше других.
- А вы, мама, сами хороши.
Началась обычная бабья перепалка, обиды понеслись с обеих сторон.
- Хватит! - грозный кулак чуть не проломил лавку. - Раз ничем не лучше - выпорю, как остальных. Раз ничего такого не натворила - помилосердствую.
Соломоново решение обжалованию не подлежит. Не по-деревенски белое лицо, обрамленное волнистыми каштановыми волосами, стало еще бледнее. Ира заметно отличалась от румяных и пышных сестер. "Мамкина порода", - как звали ее за глаза в семье. Отца не обескураживало ее оцепенение, и он "ласково" увлек дочь на лавку. Сестры, легко преодолев слабое сопротивление, быстро лишили Ирину сарафана, онучей и чулок. Она и не заметила, как оказалась в одной тонкой сорочке.
- Рубашку тоже долой, - голос отца заметно огрубел. Ему не нравилось особое положение этой дочери. Появилась причина ее наказать, и он накажет со всей строгостью хозяина дома. - Ах ты, негодница, ты мне еще будешь время тянуть. Держите ее, девки, да покрепче.
Без злости, но с кощунственной веселостью вытянул дочь за ноги по всей длине лавки.
- И чтоб не вертеться мне, поняла?
Ирина замерла в дрожащем трепете перед неумолимой расплатой.
- Ма-а-а-ма, - разнеслось по дому, но мать вмешиваться не решилась.
Порку Ира переносила тяжело. С причитаниями и стонами она ерзала по лавке, обвивая руками высокие ножки. После первой дюжины начала орать, замотала головой, захлестала волосами из стороны в сторону.
- Шура, свечи зажги, ни черта не вижу, куда бить.
В избу хлынул таинственный свет, окружив мягким ореолом обнаженную фигуру сестры. Ирина закрутилась еще больше, чем только разгневала отца. Она вертелась, как попавшаяся на крючок рыбешка, которая вместо того, чтобы освободиться, только глубже заглатывает наживку. На удивление быстро, неожиданно наказание прекратилось. Ирка кубарем скатилась с лавки, одернулась и радостно засеменила в угол, как ни в чем не бывало, Растолкала нас, устроившись посередке.
- Легко отделалась. Вечно ей везет. Нам за такое никогда бы десятком не отвертеться, - зашумели дети, недовольные наказанием сестры.
- Цыц, мокрохвостые, не ваше дело. Ну, вроде все.
- Вот еще, а я что - рыжая? - старшая Глаша, подбоченясь, подошла к отцу. - Или за мной никаких грехов не водится. Бабушка, мамань, ну скажите. А за огород. Помнишь, мам, я на прошлой неделе+
- Ну, хватит комедию ломать. Желаешь - ложись. Но чтоб не пищать мне, раз сама напросилась, - сказал и вытянул из кадки три новых здоровенных прута.
Их взгляды встретились. В лукавой улыбке Глаши читалась наигранная веселость. В глазах отца недоумение. Не было сомнения, что девушка охвачена странным чувством. И даже не стыдится и не пугается его. Как только Глашка начала растелешиваться, все невольно залюбовались ею. Пышные золотистые волосы упали волнами по плечам. Под высоким лбом умные, чуть раскосые глаза и немного веснушек. Ничуть не смущаясь позорного испытания плоти, эта взрослая озорница разделась догола и улеглась по всем правилам.
- Добровольцев привязывать не буду.
Отец деловито обломал о широкую задницу два пучка розог. Глашка держалась стойко, только изредка охала и стонала.
- Последний раз порю, так что держись. К осени замуж тебя отдам. Жених-то, небось, есть?
- Есть, есть, - давно уже заглядывает, оживились домашние.
Закончил стегать, когда сломалась последняя розга.
- Вставай, дочка, - отец потрепал ее по загривку.
Глаша отзывчиво шелохнулась от теплого прикосновения.
- Вставай, давай. Ишь, разголилась, чай не в баню пришла, - голос матери был куда строже.
- Ступай к сестрам. Прощена-невеста.
После порки лавку убрали, веником смели остатки прутьев. Родители ушла в баню, а мы красовались друг перед другом разрисованными попками - у кого краше. Победила Маня. Причем, даже у нее обида быстро прошла. Потом доедали гостинцы, потом улеглись спать.
Потом проводили порку один-два раза в месяц. Бывало, что мать настаивала, бывало, сам переламывал нашу волю. Я догадалась позже, что по большому счету приятно, когда есть тот единственный настоящий мужчина, которому хочется повиноваться, не задумываясь, по первому зову. Искала подобного в юности. Все гадала "А может быть этот?!+а может быть тот?!+вдруг с этим повезёт?!". Но это позже. А в тот день и предположить не могла, что в тишине, полной волнующего смысла, когда все улеглись, гнездилась под крышей нашего дома настоящая отеческая любовь.

Вот спасибо, хорошо.

Мне понравилось

Из восьми первых рассказов хоть один приличный попался!

_________________
С наилучшими пожеланиями

Написано хорошо. Немножко похоже на А-Викинг, но вполне самобытно, у автора есть собственное лицо и стиль.

Тематически и идейно - очень не моё, но верю, что многим понравится.

Тема конкурса - пожалуй, допускает и такую трактовку, особенно учитывая концовку ("Искала подобного в юности. Все гадала "А может быть этот?!+а может быть тот?!+вдруг с этим повезёт?!")

Хороший "деревенский" рассказ .
Однако связи с темой конкурса не увидел.

А мамашу почему не выпороли? Или ее отец не любит? Упущение, однако...

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...

Эх, я же это хотел написать - опередили!

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...

Добротный рассказ, - я уж боялась, что классическая «деревенская» тема на конкурсе несправедливо забыта. Ан нет!
Много темы, правда, увы, не моей. Отец строгий, но справедливый
А вот мать какая-то уж слишком неадекватная. Как-то не укладывается у меня в голове вымораживание собственной дочери в погребе – даже за воровство…
По-моему, за это высказывание она тоже вполне заслужила порцию мужниной суровой любви!

Рассказ хорош. Обычный вечер обычной семьи. В деревнях всегда нравы были жесче. Только вот с каких зарабатков мог вернуться батя весной 24 года большой вопрос, но это к теме не имеет отношение.
Простенько, но со вкусом.

У меня есть товарищ, фамилия "Крючников", так вот его прапрабабушку его прапрадедушка именно так и ссадил с поезда - семейное предание

Вполне панданит к №1.

Когда читаешь про подобную идиллию , особенно про то, как девушки сами под розги напрашиваются , возникает непреодолимое желание выпороть одиночными розгами явно ни разу как следует не поротого автора , а потом попросить его ещё раз описать сцену субботней порки
Да этих порок по субботам что в семьях, что в господских домах как огня боялись!!!!
А тут какой-то благоговейный трепет