Клуб "Преступление и наказание"

Привязка

Прежде я никогда не писал. У меня просто не было времени. Я был молод, умен, мной гордилось начальство, мне завидовали друзья. Передо мной открывалось блестящее будущее. Три года пять месяцев и два дня назад, в два часа пополудни на пересечении Октябрьской и проспекта Свободы мое будущее смяли колеса пятнадцатитонного грузовика.

Я помню аварию – отчетливо, до мелочей. Помню запах палаты, вкус больничной еды, отчаяние, охватывающее меня по утрам, когда из окна долетало деловитое оживление города. Помню книги, прочитанные за долгие месяцы, проведенные в гипсе, – я читал все подряд, от коротких рассказов до многотомных романов, классиков и современников, прозу, стихи, документальные очерки. После чтения ко мне в голову приходили забавные мысли – я записывал их, как попало, безо всякого умысла…
Эти записи служат мне до сих пор. Третий год я пишу свой роман. И я счастлив!

Я снимаю мансарду в старом доме, нуждающемся в капитальном ремонте. Вечерами я любуюсь закатами, по утрам под окном собираются голуби, покрывая ржавый скат свежим слоем помета. Я хромаю на правую ногу и нечасто спускаюсь на улицу – в нашем доме нет лифта, а лестницы довольно круты. Иногда меня навещает соседка, миловидная девушка лет двадцати, и приносит продукты. Когда я предлагаю ей деньги, она обижается - похоже, она влюблена. В другое время я бы уделил ей внимание. Но сейчас не могу. Я дописываю последние главы.

Мой единственный критик и слушатель – странный тип, отражающийся в темном оконном стекле. Я не знаю, кто он такой. Возможно, когда-то он был гладко выбрит и носил светло-серый костюм, но те времена давно канули в лету. Я не помню, где мог его видеть, - и не хочу вспоминать. Единственное, что я хочу – поскорее закончить главу. И если б не парень, с завидным упрямством колотящий мне в дверь, я давно бы уже с этим справился.

Он кричит, что его зовут Гена, и что я обязательно должен открыть. Я киваю, дописываю последние строки, поднимаюсь из кресла и направляюсь к дверям, чтобы спустить Гену с лестницы.

Гена молод, невысок, худощав. На нем узкие джинсы и футболка с безграмотной надписью, у него гладкое, будто из воска, лишенное выражения лицо, аккуратная стрижка и бессмысленный взгляд. Не помню, чтобы я был с ним знаком.
- Димка! Ты должен вернуться! – кричит он, едва я появляюсь в дверях. Лицо парня остается бесстрастным.
- Вы ошиблись, молодой человек. Я не Димка.
- Ты должен вернуться! - повторяет он, как автомат и медленно лезет в карман.
Я выкручиваю парню запястье прежде, чем его палец ложится на кнопку.
- Ты пришел не по адресу!
Парень хрипит, – наверное, я слишком сильно сдавил ему горло. Вывернутая ладонь по-прежнему крепко сжимает парализатор. Либо парень под кайфом, и не чувствует боли, либо у моего посетителя железная воля.
Я тащу его к лестнице. Он упирается, все еще пробуя ткнуть в меня парализатором.
- Не дури! – хрипит он, - Идиот!
Докручиваю запястье до хруста, легонько толкаю настырного визитера на лестницу. Он пробует удержать равновесие, машет руками – и в последний момент прижимает парализатор к предплечью моей левой руки. Сильнейшая боль прошивает меня от макушки до пят. Последнее, что я замечаю – качнувшийся пол и склоненное надо мной восковое лицо паренька.

***

Когда я открываю глаза, в моих пальцах еще дергается чей-то кадык. Я лежу на широком столе, в комнате с белыми стенами и огромным экраном. На расстоянии вытянутых рук - красное от удушья лицо моего оператора.
- Отпусти! – хрипит Генка, - Ты мне шею свернешь!
Я с трудом разжимаю онемевшие пальцы. Генка валится на табурет.
- Псих! Я же только проверить хотел...
- Что случилось?
- Что случилось?! - взрывается Генка и перемычка очков подпрыгивает на горбатом носу. – А вот что случилось! Ты был на волосок от слияния! Кретин!!!
Генка бешено вращает глазами:
- Ты не шел на контакт… Я уж думал – конец. Ты хоть знаешь, что бы было, если б я не успел?
- Мне расплакаться? – морщусь от боли. – Или сразу упадешь мне на грудь?
- Во дурак! – обижается Генка, - Я в тюрьму за тебя не хочу! Или будешь работать с привязкой, или я увольняюсь, и пошел ты…
В отличие от других операторов, Генка не матерится. Почти.
«Почти» длится четыре минуты. Красочный монолог содержит весьма обстоятельное описание тех направлений, куда мне, по мнению Генки, обязательно стоит пойти.
- Полегчало?
Он все еще злится. Грубо вкалывает в вену иглу – я шиплю через сжатые зубы.
- Больно? – спрашивает мой оператор с плохо скрытой издевкой.
- Ничего, потерплю. Скажи лучше, кто это был? Что за хрень?
- Прерыватель.
- Неужто доделали?
- Не доделали. Бета-версию из лаборатории спер. Для тебя, дурака!
- То-то, думаю, он левый какой-то. И совсем на тебя не похож. Надо бы поработать над образом.
- И за этот спасибо скажи.
- Спасибо! – говорю совершенно серьезно, без тени иронии. – Генка, я твой должник!
- Убирайся. – Огрызается Генка. – Из-за тебя вся система слетела. Теперь до утра тут сидеть…
Я встаю со стола. От долгого лежания на твердой поверхности ноет спина. Комбинезон липнет к телу, царапает датчиками. Генка сутулится в кресле, колдует над кнопками, нервно протирает очки. Сегодня он дважды нарушил инструкцию – первый раз, когда допустил меня без привязки к работе, и второй – когда ввел в систему непроверенного «прерывателя». Не введи он его, и сейчас мое тело упаковывали бы в черный мешок.

- В следующий раз без привязки на стол не пущу! – злится Генка у меня за спиной.

Я знаю, что виноват. Я работаю без привязки. Третий месяц подряд. Мой оператор вопит о беспрецедентном нарушении правил, но шеф закрывает глаза: правил много, а трейсер – один...

Привязка для трейсера как лонжа для акробата: не очень-то и нужна до тех пор, пока не случится беды. А случается она только тогда, когда трейсер, увлекшись, начинает терять связь с реальностью. Забывает, кто он и откуда пришел, принимая чье-то будущее за свое настоящее. Я не забывал никогда – вплоть до этого случая. Но еще никогда я не чувствовал такого абсолютного счастья…

У меня нет привязки. Нет подруги, ожидающей моего возвращения, нет жены и детей, нет родителей, нет кредиторов, которым бы я задолжал, - никого, кто бы думал обо мне день и ночь. Кому позарез было б нужно, чтобы я, трейсер Димка, обязательно вернулся домой. Как в стихах: «Жди меня я и вернусь, только очень жди»… Меня ждет только пиво и старый диван. Есть как минимум сорок причин, по которым пиво лучше, чем женщина. Но – увы, – оно не годится в привязки!

Когда Генка цепляет мне датчики, в глазах у него застывает вселенская скорбь, словно он только что принял решение об усыплении любимой собаки. Он уверен, что трейсеры обладают особенным даром, позволяющим влиять на людей, и не может понять, почему я до сих пор не «привязан»?
- Неужели так трудно влюбить в себя первую встречную? - сокрушается Генка, поправляя сползающие к кончику носа очки. - Да с твоей-то харизмой! Необязательно, чтобы она тебе нравилась – главное, чтобы ты нравился ей!

Последняя, кому я пытался понравиться, сбежала от меня без оглядки на вторую неделю знакомства. Не скажу, что я был огорчен.

***

Генка ловит меня на выходе из раздевалки.
- Доигрались! – шепчет он суетливо, - Все отчеты – насмарку. Зависло… Техники обещали починить через день. Так что завтра будешь лично работать с клиентом. Отчитаешься устно. Но только без фокусов!
Я снимаю с головы воображаемый черный цилиндр, достаю за уши воображаемого белого кролика и выбрасываю в корзину для мусора.
Генка смотрит на меня с осуждением.

С работы я возвращаюсь пешком. Медленно бреду по проспекту, любуясь сиянием ночных фонарей, перемигиванием неоновых вывесок, подсвеченными щитами реклам. В это время они единственные мои провожатые – город спит, и никто не тревожит торжественного спокойствия улиц.
Рекламы линолеума сменяются рекламой такси. Зеленый павлин предлагает тротуарную плитку. Огромный бигборд агитирует за кандидата. «Он – думает!», уверяет плакат, состоящий из белого фона и черных внушительных букв. Я знаю, чем закончатся выборы, но поневоле задумываюсь, за кого агитируют. Из восьми кандидатов, по понятным причинам, отметаю одну, и спустя пять шагов делаю вывод, что «он» – образ, скорей, собирательный. Эдакий скрытый намек: неважно, кто, лишь бы ОН. Потому что ОН – думает. Отчасти я с этим согласен.
«Он – знает!» - голословно уверяет соседний плакат.
«Она – делает!». И с этим не спорю.
Он – думает, она – делает. Он думает, что он знает, что она делает…
Когда столько знаешь о будущем, жить становится не так интересно.

Пока я иду, на горизонте рождается свет…

***

После смены меня в первую очередь интересует диван. Неприхотливый уют холостяцкой квартиры, бутылка холодного пива, теплый душ, тишина.
Я хочу отдохнуть от ворчания шефа и нотаций моего оператора, от назойливого жужжания датчиков, от клиентов, в чьем будущем мне пришлось побывать.

Я закрываю глаза, и мне снится белый генкин халат. Блестящая сталь протыкающей вену иглы, бесконечные цифры на широком экране, параллели, меняющиеся одна за другой… Входить в параллель неприятно. Как проснуться после долгой попойки в незнакомой квартире, без шансов на опохмел.

Многие думают, что мы организовываем путешествия в будущее. Это не так. Наша цель – организовать само будущее, скорректировать, выбрать из множества вариантов тот, что удовлетворяет запросам клиента. Мои «путешествия» напоминают прогулку паралитика в инвалидной коляске – с той лишь разницей, что у паралитика есть тело, но нет ощущений, а у трейсера – наоборот. Ощущения налицо, а физическое тело отсутствует – лежит себе в прошлом, в белой комнате, на жестком столе, опутанное проводами и датчиками. В грядущем я призрак, мираж, бестелесный фантом, непрошеный гость в чужом теле. Я могу знать и чувствовать все, что однажды узнает и почувствует мой клиент. Я дерусь, умираю, беременею (половина заявок от женщин предусматривают такой вариант), лезу в пещеры, карабкаюсь на горные склоны. Я осваиваю сотни профессий, от сторожа до президента. Я смотрю, вспоминаю и сравниваю, – но я ограничен во времени. За час-полтора я должен успеть изучить параллель, найти то, что послужит причиной ее появления, и удостовериться, что клиент получил, что хотел.

Сегодня их было пять. Пять параллелей, пять возможных вариантов развития будущего.
В первой мой клиент получил повышение и скончался от сердечного приступа на праздновании в баре отеля. Во второй - пристрастился к рулетке, разорился, скатился на дно, но до конца своих дней не испытывал нужды в докторах. В третьей познакомился с дочкой богатых родителей, получил долгосрочный контракт, нелюбимую женщину, пентхаус, сухое шампанское в ведерке со льдом, возможность спать по двенадцать часов и столько же предаваться депрессии. Я покинул его, когда он обдумывал безболезненное самоубийство.
В четвертой я застал его на полпути в зал суда. Бойкая девушка сунула ему микрофон и поинтересовалась, сожалеет ли он о содеянном? Кажется, он сожалел.

В пятой мне повезло. Пережив ДТП и оставив работу, мой клиент сочинил уникальный роман. Не ведая, что написал, он собрался продать все права небольшому издательству, по цене, несоизмеримой с грядущей популярностью книги: рассчитаться с долгами, пригласить на свидание соседку и купить скромный дом на окраине…
Он еще не догадывался, что после выхода книги его имя будет у всех на устах. Что ему надоест узнавать себя на рекламных плакатах. Что его ящик распухнет от писем читателей, в чьих судьбах книга сыграет переломную роль.

Он писал, ни о чем не догадываясь, и был просто, по-человечески счастлив. И меня зацепило. Его счастье подействовало на меня, как наркотик, - я раздумал возвращаться назад…

***

Чем крепче я сплю, тем сильней не люблю просыпаться. Особенно от звона стекла.
У меня бельэтаж, с видом на футбольное поле - если, разумеется, можно назвать полем асфальтированную площадку с воротами. Ворота расположены точно напротив окна. Предыдущий владелец советовал поставить решетку, но я не спешил – за окном лежал снег, и опасность получить мячом в окна сводилась к нулю.

Виновник переполоха лежит посредине гостиной, рядом с разбитым цветочным горшком. Мяч достаточно старый, потрескавшийся, со стертым рисунком. На белых заплатах видны отпечатки подошв.

Стараясь не наступить на стекло, пробираюсь к окну. Быстро выглядываю, успевая заметить прыснувших в кусты пацанов. На площадке остается один, самый старший и самый нахальный. В коричневой крутке, с надвинутым до бровей капюшоном, в джинсах, подкатанных выше колен. Тощие голени сиротливо торчат из широких кроссовок. Руки в карманах, дерзкий, прищуренный взгляд…

Пока я обдумываю, с чего бы начать разговор, парень подбирается ближе. Останавливается под самым окном, вытягивает тощую шею, пытаясь заглянуть ко мне в комнату.

- Добрый день! Вы не бросите мяч?
Пожалуй, впервые я не нахожусь, что ответить, ибо все, что в такой ситуации приходит на ум, не годится для детских ушей.
- Вы нас извините, мы больше не будем! – без тени раскаяния продолжает пацан, – Только мяч заберем - и уйдем!
- Вот как? А подняться слабо?
Мальчишка колеблется, не веря добродушному тону. И правильно делает – нет во мне добродушия. Тем более, спросонья.
- Ну? Идешь?
- А вы мяч отдадите?
- Отдам. – Говорю, не вдаваясь в подробности.
- Хорошо, я сейчас забегу…

Он действительно забегает, минуту спустя – останавливается в дверях, глубже прячется в куртку. Теперь, когда нас не разделяет окно, вся его дерзость окончательно сходит на нет. Я хватаю мальчишку за шиворот, - он оказывается на удивление легким и не пробует сопротивляться, - волоку его в комнату, ставлю перед разбитым горшком.
- Видишь, что вы наделали?
- Вижу, – кивок головой. – Мы случайно!
- Еще б не случайно! И что делать будем?
- Наверное… - он мнется с ответом, возит ногой по ковру, – Думаю, надо убрать…
И сейчас же, на выдохе:
- Можно, я мяч заберу, да пойду, чтобы вам не мешать?
- Ну уж нет! Просто так ты его не получишь!
- А как получу?
Ох, думаю, будь моя воля, как бы ты у меня получил!
- Тебя как зовут? – начинаю издалека.
- Велька.
- Вот что, Велька… Велька – это что, Велимир? Так вот, Велимир. Вы мне стекло – я вам мяч.
- Это вряд ли, – сопит Велимир, - у нас денег нет…
- Думаешь, меня это волнует?
- Я не знаю…Волнует?
- Ни капельки. Нет у вас – значит, есть у родителей.
Велька тяжко вздыхает.
- У родителей, может, и есть. Но родители в отпуске…Может, мы отработаем?
- Это как?
- Ну…посуду помыть… подмести…
- Нет, спасибо, я как-нибудь сам.
- А хотите, я скажу, кто разбил?
Как-то быстро он сдался. Легко.
- Ну, скажи.
- А вы мяч отдадите?
- Так и быть, забирай.
Велька пробует заглянуть мне в глаза – недоверчиво, как дикий котенок.
- Обещайте, что сразу отпустите?
- Слишком много условий, молодой человек.
- Обещайте! – настаивает.
- Хорошо, отпущу.
- Это я.
- Что - ты?
Парень тянется к капюшону, откидывает его с головы, решительно встряхивает копной светло-русых волос. Длинных, по самые плечи.
- Я разбила…
Велька пятится от меня в коридор. Я слышу, как хлопает дверь, как стучат по ступенькам шаги – и не двигаюсь с места.

Появление Вельки с мячом, целой и невредимой, вызывает под окнами волну ликования – ее хлопают по плечу, поздравляют, сочувствуют.
- Отпустил? Просто так?! Во дает! А ты классно влупила!
На площадке она оборачивается, прикладывает ладони ко рту:
- А вы лучше решетку поставьте! Ей-богу, надежнее!
- Он думает, что он знает… – горько хмыкаю про себя, вспоминая недавний плакат.

***
Через час у меня встреча с клиентом. Забегаю к соседке, - перед тем, как открыть, осторожная женщина долго смотрит в глазок, раздумывая, стоит ли связываться с таким типом, как я? Наконец, она меня узнает. Описываю ей ситуацию – так, мол и так, ухожу, оставляю квартиру на радость грабителям. Соседка оглядывается, недоумевая, что тут можно украсть. Я даю ей ключи и прошу последить за квартирой до моего возвращения.
Вызываю такси и, не выспавшись, мчусь на работу.

***
- Расскажи, что тебя зацепило? - просит Генка, пока мы идем по коридору на встречу с клиентом. – Лоханулся, как новичок!
Я вижу, как он представляет проносящиеся по дороге Феррари и роскошные золотые дворцы, и меня раздирает желание рассказать про мансарду.

У двери в приемную я останавливаюсь и долго смотрю на плакат, размещенный в торце коридора: «Что день грядущий нам готовит?». Усатый мужик в поварском колпаке, улыбаясь, печет календарь.
- Генка, что бы ты предпочел: быть богатым – или счастливым?
- И с маслом! - улыбается Генка.

Следующие полчаса я провожу в кожаном кресле Сан Саныча, на время ремонта установленного в нашей приемной. У шефа удобное кресло – с подлокотниками из натурального дерева и регулируемым положением спинки. Напротив меня, через стол, сидит мой клиент в светло-сером костюме и фисташковом галстуке. Он молод и не слишком богат – я знаю, что он продал квартиру, чтобы оплатить свой заказ. У него неплохая работа, но он грезит о крупных деньгах.
- Понимаете – о действительно крупных! – говорит он, подавшись вперед, и в глазах у него возникает пентхаус с видом на океан.
- А счастье? Его вы не купите…
- С такими деньгами я куплю, что угодно! – смеется клиент, нервно щелкая костяшками пальцев.
Щелк-щелк…
Я рассказываю ему о повышении и о рулетке. И еще о суде.
- Это все? – Он заметно расстроен. – Мне не из чего выбирать?

Одна мудрая женщина как-то сказала, что коррекция будущего сродни пожизненному заключению с правом прогулки по периметру камеры. Суть только в том, чтобы выбрать просторную камеру на солнечной стороне…

- Нет, почему же.. Есть один вариант.

Я стою перед выбором оставить его без пентхауса или лишить человечество лучшей из когда-либо написанных книг…

Щелк…

- Послушайте, Игорь… Вы хотите прославиться?

Он кивает и щелкает пальцами. Для него слава синоним богатства.

- И на что вы согласны?
- На все.
- Даже если это кардинально изменит вашу предыдущую жизнь?
- Разумеется!
- Тогда завтра в два часа дня будьте на перекрестке Октябрьской и проспекта Свободы…Вы знаете, где это?

Я показываю, где он должен стоять, и ни слова не говорю про аварию.
В больнице он впервые задумается о написании романа. После выписки увидит отчеты и поймет, что я был не до конца откровенен. Надеюсь, он не станет подавать на нас в суд…

***
После встречи с клиентом я беру выходной. Саныч сетует на срочный заказ и отсутствие сменщика, но я непреклонен – оставить на ночь пустую квартиру с разбитым окном все равно, что размахивать мясом перед носом голодной собаки. Со стекольщиком удается договориться на утро. Собрав с пола осколки, валюсь на диван с пультом, книжкой и бутербродом. Лениво переключаю каналы, не зная, чем еще занять вечер. Через дырку в стекле ветер дует в занавеску, как в парус.
Только я собираюсь заснуть, как в прихожей трезвонит звонок.

На пороге мнется Велька, в мягких тапках и домашнем халате. Пальцы крутят блестящую пуговицу, ресницы опущены, на скулах румянец.
- Я к вам… - шепчет девочка, не решаясь ступить за порог.- На минутку.
- Ну-ну… Заходи.
Велька быстро проскакивает между шкафом и мною,– в узкой прихожей мало места для сложных маневров.
- Дмитрий Павлович, простите пожалуйста, что я так себя повела...
- Как? – удивляюсь. – И откуда ты меня знаешь?
- Как трусиха. – Напряженно улыбается Велька. – А ваше имя мне соседка сказала. Я хочу заплатить за стекло…
Не успеваю опомниться, как Велька тянет мою руку к себе, разворачивает и высыпает в ладонь горку блестящих монет. В россыпи попадаются свернутые квадратом купюры.
- Я копилку разбила, – торопливо поясняет она.
- Мячом? – пробую я пошутить.
Возникает неловкая пауза.
- Вы не думайте, тут приличная сумма. Это все, что у меня есть. Мама с папой в отъезде, а бабушка попала в больницу, и мне не у кого занять.
Велька смотрит на меня снизу вверх, и я чувствую себя Карабасом, отнимающим у Буратино монеты. Вспоминаю, что в сказке было наоборот – Карабас дал монетки и велел отнести папе Карло, чтобы тот не болел…
- Нет, я не буду брать с тебя денег. – Ласково говорю я девчушке, возвращая монеты. – Лучше завтра сходи в магазин и купи что-нибудь бабушке. Чтоб не болела.
Сходство с Карабасом усиливается.
- Нет, возьмите, – упорствует Велька. – Или я не уйду.
Аккуратно беру ее за ухо и выставляю за дверь.
Всю ночь горсть монет на ладони не идет у меня из головы.

***
Саныч принял стажера. Обещает за месяц натаскать до приличного трейсера. Говорит, у стажера чутье и весьма неплохая привязка. На слове «привязка» шеф выдерживает долгую паузу – я делаю вид, что не понял намека. Интересуюсь, нужна ли ему моя помощь в обучении сменщика? Он уверяет, что справится сам.
Что ж, тем лучше – возможно, у меня наконец-то появится отпуск. Махну в Крым, к можжевеловым рощам. С палаткой.

У соседей гульба. Громыхает «Металика», лихо пляшут подвески на люстре, по потолку дружно топает стадо слонов. Я не спал восемнадцать часов. В голове – барабанная дробь. В таком состоянии меня не допустят к работе – мы нарушим контракт, и шеф вычтет из меня неустойку. Я принимаю снотворное, затыкаюсь берушами – пилюли не действуют, музыка проникает сквозь вату. Беру швабру и стучу в потолок. Возвращаюсь к дивану: музыка становится громче, к хрипу солиста добавляются громкие вопли - компания перешла к караоке…
Я терплю еще тридцать минут. Затем одеваюсь, вынимаю беруши и выхожу в коридор.

В коридоре пахнет хлоркой и кошками. На ступеньках высыхает след недавней уборки. Под батареей, куда не достала тряпка ленивой уборщицы, валяется засохшая кочерыжка от яблока.
Поднимаюсь к соседям, останавливаюсь у двери, оббитой весьма непрактичным, бежевым дерматином. Давлю кнопку звонка.
Мелодичный звонок разливается соловьем. Считаю до десяти и опять нажимаю на кнопку. На сей раз звонок деловито осведомляется голосом галчонка из мультика: «Кто там, кто там, кто там?»
Музыка становится тише. Для уверенности звоню в третий раз. Звонок взревывает раненым зверем. Дверь распахивается - на пороге подгулявший молодой человек обнимает наряженную в черное платье девицу. У девицы сине-черные губы и печальные, подведенные темной тушью глаза. Парень пьян и безлик – неопрятные длинные волосы, рассеянный взгляд, выпущенная на джинсы футболка с надписью «I’m the best».
- Ты кто? – осведомляется парень, с неохотой отстраняя девицу. Мой возраст и вид не позволяют отнести меня к числу приглашенных, но уверенность, с которой я шагнул за порог, заставляет его усомниться.
- Я сосед.– великодушно прекращаю терзания парня. – Кто хозяин квартиры?
К парню мигом возвращается наглость.
- А че надо? – хмурится он.
- Не могли бы вы сделать потише? Я пытаюсь уснуть.
- Не могли бы.
- А если попробовать?
- А мы пробовали.
Девица за плечом подхихикивает, умудряясь сохранять на лице выражение глубокой печали. Или это так падает свет?
- Хорошо, я попробую сам.
Парень подходит вплотную, выпрямляется, оказываясь на голову выше меня.
- Шел бы ты, дядя…
Я киваю головой и иду. Паренек у меня за спиной оседает на пол, подвывая, баюкает руку. Девица некрасиво ругается.

В комнате еще несколько пар. Двое сидят на диване, четверо резво выплясывают под гремящую музыку. У стола суетится хозяйка – я не сразу узнаю ее в платье.
Огибая танцующих, прохожу через комнату, выключаю проигрыватель. Музыка замолкает на пронзительной ноте. Велька удивленно оборачивается от стола, поднимает глаза – и удивляется еще больше.
- Дмитрий Павлович? Не ожидала!
Я тоже - не ожидал.
- А у меня - день рождения…– тянет Велька, и я вдруг понимаю, как осточертели ей гости.
- Так! – объявляю собравшимся, громко хлопнув в ладоши. В тишине мой хлопок звучит резко, как выстрел. – У вас пять минут. Кто задержится, будет пенять на себя.
- А ты не загнался? - интересуется один из гостей, коренастый, плечистый, уверенный в собственной силе. Я спокойно пожимаю плечами. Черная девица подлетает к нему, принимается что-то шептать. Шепчет весьма убедительно: квартира пустеет даже раньше, чем я ожидал.
Велька пробует улизнуть за гостями. Ловлю ее за руку, возвращаю в гостиную, - не зная, чего от меня ожидать, она забивается в угол и смотрит оттуда влажным взглядом тюленя-белка. Подведенные тушью глаза кажутся непропорционально огромными.
- Можешь не благодарить. – Ухмыляюсь, кивая на дверь.
- Зря вы так! – упрекает хозяйка, - Они неплохие. Просто шумные. Мы вас разбудили?
- В том-то и дело, что нет…
В гостиной накурено. Открываю окно, разбавляя тяжелую смесь табака и спиртного свежей порцией вечернего смога. На длинном столе выстроились пустые бутылки от пива, недопитое «Крымское», закуска на скорую руку – чипсы, бутерброды, салат. Ближе к краю – дорогущий коньяк и початая бутылка текилы. Недурно, для детской копилки.
- Это папино – подает голос Велька, проследив мой задумчивый взгляд. – Друзья попросили… Хотите?
- А не рано, друзьям?
- Нет, не рано… Витьке двадцать, но он это не пьет. Мише двадцать четыре. Максу, которому вы руку сломали, двадцать один.
- Я никому ничего не ломал.
Велька пропускает мое уточнение мимо ушей.
- Девочкам по девятнадцать. Но мы пили шампанское.
- А тебе?
Быстрый взгляд на часы:
- Через час будет двадцать один.
- Врешь!
Она роется в сумочке и протягивает паспорт в темно-синей обложке. Так и есть - ровно двадцать один.
- Извини…
- Ничего, я привыкла. Может, что-нибудь выпьете?
- Кофе есть?
- Да. Сейчас принесу.
Пока Велька отсутствует, принимаюсь осматриваться: добротная мебель, стилизованная под старину, широченная «плазма», хрусталь. Светлый ковер на полу – относительно новый, не затоптанный и не запятнанный. Кожаный широкий диван…
Велька возвращается с дымящимся кофе. Ставит чашку на стол, принимается нервно накладывать в тарелку салат. Она все еще не решила, приятно ли ей мое общество, – скорее всего, неприятно, но вежливость вынуждает терпеть.
- Не волнуйся. Я скоро уйду.
- И я встречу день рождения одна… – говорит она с неожиданной грустью, подвигая тарелку с салатом.
- Ешьте! – требует Велька. И ворчливо добавляет: – Пожалуйста!

Я и не думал, что так проголодался! Велька садится напротив, подпирает кулаком подбородок и смотрит, как я ем салат. Зеленое платье удивительно подходит к ее волосам – куда больше, чем бесформенная теплая куртка. Велька морщит веснушчатый нос, оглушительно чихает в ладошку.
- Извините… сквозняк. Пиво будете?
Пиво льется в стаканы, обрастая шапкой белой, устойчивой пены. Возраст в паспорте не желает вязаться с внешностью девятиклассницы.
- Дмитрий Павлович, а кем вы работаете?
Почему-то мне кажется, что лучше соврать – выбрать какую-нибудь скучную до зевоты профессию…
- Вы работаете по ночам? - Она пробует догадаться, морщит лоб, пробегая в уме длинный список профессий. - Вы врач?
- Я?! С чего ты взяла?
- Когда я зашла за мячом, от вас пахло медпунктом.
Я закатываю рукав и демонстрирую следы от инъекций на внутренних сгибах локтей. Непосвященные могут принять меня за наркомана – Велька отшатывается, округляет глаза.
- Не пугайся! Это не то, что ты думаешь…Я трейсер.
Она огорчается.
- Я не знала…Лучше бы вам быть врачом!
- Почему?
Велька медлит с ответом. Я почти доедаю салат, подбирая последние крошки.
- Потому что это опасно, – наконец, отвечает она. – А я не хочу, чтобы с вами что-то случилось…
- Почему?
Теперь ее щеки краснеют. Велька избегает смотреть мне в глаза, вертит крышку от пива.
- Потому что вы хороший сосед. А хороший сосед - это редкость.
Я засчитываю ее попытку красиво уйти от ответа.
- Что ты знаешь о трейсерах?
- Почти ничего… Знаю, что вы торгуете судьбами. Ходите в будущее, как в супермаркет, и выбираете нужный товар. А ненужный – выкидываете.
Точность ее аллегории меня удивляет – такое сравнение никогда не приходило мне в голову.
- Ты считаешь, что это безнравственно?
- Почему? Мы не вправе менять наше прошлое, но вольны выбрать будущее, - цитирует Велька. - А вы любите вашу работу?
- Люблю.
- Расскажите, как все происходит?
Объясняю, не вдаваясь в подробности, - незачем ей знать о привязках, о психических срывах, о телах незадачливых трейсеров, остывших на рабочем столе. Велька слушает, не шевелясь. Ей все интересно, - и как выглядит стол, и как сильно царапают датчики, и на что похож комбинезон? Больно ли делать укол? Раздельные ли у нас раздевалки? Усмехаясь, объясняю, что общие.
– Во-первых, потому, что я – единственный трейсер на фирме, а во-вторых – женщин в трейсеры редко берут.
- Почему?!
Вспоминаю плакаты и не могу удержаться:
- Потому что мы - думаем. А вам это вредно.

По-моему, она обижается.

***
Сан Саныч дает нам отгул, собираясь проверить стажера, и Генка зовет меня в бар.
Он первым замечает длинноногую блондинку у стойки – девица пьяна и пытается строить нам глазки. Мне неохота знакомиться – я холодно киваю девице, собираясь уйти, но Генка заступает дорогу и шепчет, что я полный кретин, и не замечаю, как удача плывет ко мне в руки. Так же шепотом возражаю, что удачу представлял по- другому, – пока мы дискутируем, блондинка покидает уютный насест и нетвердой походкой направляется к нам…
- Привет. – Улыбается Генка. – Станешь для Димки привязкой?
- В таком состоянии, - кивает девица, - я могу стать как угодно!
Мне нравятся девушки с юмором. Пусть даже блондинки.

Она очень даже неплохо целуется. Генка заказывает две текилы и пару коктейлей. Спустя полчаса блондинка рыдает у меня на плече, вспоминая какого-то Макса, который подлец, прерывая рыдания икотой. Подхватываю девицу под руки и веду подышать в коридор. В коридоре блондинку тошнит – я держу ее волосы, пожертвовав новыми брюками.
Ей становится легче. Она говорит, что я мил. Возможно, когда-нибудь, то же самое я скажу про нее. Если, конечно, мы еще когда-нибудь встретимся. Она пишет свой телефон на салфетке и пытается положить мне в карман.
Я сажаю блондинку в такси.
- Ты дурак! – сокрушается Генка по дороге домой. – Такая хорошая девушка!
- Еще б не хорошая - после стольких коктейлей!
- Она-то к утру протрезвеет. – Вздыхает напарник, - А ты так дураком и помрешь…

***

К полуночи я возвращаюсь домой. Еще в коридоре мне мерещится дробь весенней капели. Снимаю ботинки и сейчас же наступаю носками в холодную лужу. Из-под двери на кухню сочится вода. Наплевав на носки, бегу в кухню – весь потолок усеян дрожащими каплями, капли зреют, срываются, звонко шлепаются на кафельный пол. Мокрое пятно расползается по потолку.
Велька!!!
Прыгая через ступеньки, несусь к велькиной двери. Принимаюсь звонить – выслушиваю все 16 мелодий, стучу кулаком, чертыхаюсь, вспоминаю милицию. Снова звоню – на сей раз милицию вспоминают соседи. У Вельки очень громкий звонок – особенно в полпервого ночи.
За бежевой дверью отчетливо слышен шум льющейся из крана воды. Отчаявшись достучаться, выбегаю во двор: Велькины окна темны. Возвращаюсь, прислушиваюсь – ни единого шороха.
- Велька – уговариваю в замочную скважину, – Будь умницей, открой дверь! Обещаю, что не стану ругать!
- Ну, не хочешь – не открывай! – соглашаюсь минуту спустя. – Только воду закрой!

Через час в моем доме не остается свободных кастрюль. Я прислушиваюсь к шагам в коридоре и смотрю на часы. Я не знаю, где можно так поздно гулять!!!

В подвале, сразу около входа, есть кран, перекрывающий доступ воды. Но у меня нет ключей от подвала…

В шесть утра я отлавливаю сонного дворника, отбираю ключи, открываю подвал и перекрываю трубу. Возвращаюсь в квартиру и слушаю, как хлопают двери возмущенных соседей.

Велька возвращается в семь…

***

- Дмитрий Павлович, честное слово, я не нарочно! - хнычет Велька у меня за плечом. – Я не знаю, как оно получилось…

Мы стоим на Велькиной кухне, по щиколотку в воде, и любуемся неожиданным паводком. Раковина забита посудой – вода стоит вровень с краем, с каждой каплей готовая выплеснуться на залитый пол. Остатки салата плывут над тарелками, огибая лоснящийся бок затонувшей кастрюли. Сливное отверстие аварийного стока плотно заткнуто тряпкой.
- Не нарочно… - повторяю за Велькой, поддевая тряпку на вилку. – Само засосалось…
- Если б само… - ее подбородок начинает дрожать. – Почему, почему я такая?!…
- Безголовая?
- Невезучая!!!
Велька всхлипывает, ныряет в ладони, опускается на табурет.
- Надоело… - глухо доносится сквозь прижатые пальцы, - За что не возьмусь – все не так!!! Телевизор сломался… В ванной свет не горит. Утром мойка забилась…
- Не утром, солнышко, – Поправляю, с издевкой. – Вечером.
- Утром! – упрямится Велька. – Вчера. Я ее прочищаю – а ей хоть бы хны! Полдня провозилась, вылезла в интернет – там написано, заткните отверстие верхнего слива… Ну, я и заткнула. Прочистила, сложила посуду, собиралась помыть… Тут Ирка звонит, ее папа подвез. Говорит, собирайся, поедем готовиться к модулю. У них дом, на Кульпарковской. Места там – завались! У нее все девчонки ночуют… Ну, я и поехала…
- А воду забыла. - заканчиваю за Вельку рассказ.
- Наверное. Но мне показалось, что выключила. Может, с краном что-то не так?
- С головой у тебя что-то не так! Тащи вантуз. И ремень, заодно.
Велька быстро выходит из кухни. Я слышу, как она возится в комнате – скрипит дверцей одежного шкафа, звякает пряжкой ремня.
К ее возвращению я успеваю выудить всю посуду из раковины. Велька мнется в дверях – в одной руке кожаный пояс, широкий, с заклепками, в другой полотенце.
- А вантуз?
- А вантуза нет…
- Как же ты чистила раковину?
- Вот так… - Велька рвется показывать, поскальзывается, врезается головой мне в плечо. Ремень падает в лужу.
– Я ладошкой… сложила, вот так…
Велькина голова все еще лежит у меня на плече. Я невольно ловлю ее запах – фруктовый шампунь, и чуть слышный, холодный аромат молодежных духов, - и пытаюсь на нее разозлиться. Злиться не получается.
- Вот что, затейница… Дуй за тряпками и ликвидируй потоп. А вантуз я, так и быть, принесу.

Спустя полчаса вчерашняя сцена под дверью повторяется с точностью до интонаций – с той лишь разницей, что за Велькиной дверью не слышно шума воды, а у меня в руках вантуз, потерявший свою актуальность.
Не знаю, как бы я поступил, если бы мне угрожали ремнем, – но мне определенно надоело проигрывать сопливой девчонке.


***

Не могу объяснить, почему, но мне нравится думать о Вельке. Нравится вспоминать, как потешно она пряталась после истории с раковиной, как норовила проскользнуть незамеченной. Как несколько раз получилось ее напугать - резко войти и столкнуться нос к носу у двери. Однажды я поймал ее за руку и предложил мировую. Хитрюга чуть не бросилась меня обнимать. Оказывается, она и сама собиралась извиняться за свое поведение – на сей раз, она обозвала его малодушным. Но меня, видите ли, так непросто застать!
Еще бы! Если бегать от меня всю неделю…

Теперь Велька всегда улыбается – у нее заводная улыбка персонажей диснеевских мультиков, с ямочками на щеках. Когда Велька играет в футбол, я распахиваю окно – удачная альтернатива решетке. Она часто бегает для меня в магазин, а я покупаю ей книги о теории параллельного будущего и сборники рассказов о трейсерах. По прочтении она долго ко мне пристает с просьбой объяснить ту или иную деталь. Иногда я берусь объяснять – реже, чем ей бы хотелось, но подробней, чем стоило бы. Велька смотрит на меня с обожанием. В глазах этой девочки я давно и надежно причислен к лику святых. Впору поинтересоваться, не жмет ли мне нимб.
Единственное, о чем Велька не спрашивает, – могу ли я заглянуть в ее будущее? Каждая из представительниц прекрасного пола, с которыми я провел более часа, задавала мне этот вопрос. Кто кокетливо, кто осторожно, кто намеками, а кто просто в лоб – как, мы вместе вторую неделю, а ты все еще не заглянул в мое будущее?!
А Велька молчит.

***

- Тебя ждут. – Сообщает мне Генка, едва я открываю глаза.
Приподнимаюсь, стараясь заглянуть в коридор, перебираю в уме варианты: шеф? Девица из бара? (это вряд ли, она даже имени моего не спросила)…Курьер?
Генка отключает компьютер, улыбается, как Петрушка на ярмарке.
- Во балбес! Да не здесь.
- А где?
- Там. - Генка неопределенно кивает за спину. За спиной у него картотека, куча папок в железном шкафу. Вряд ли он кивнул на него.
- Похоже, у тебя появилась привязка!
В голосе друга радость вперемешку с обидой. Теперь я действительно чувствую себя дураком. Ждут? Меня? Почему?!
Генку не так-то просто в чем-нибудь убедить – он верит только приборам, а приборы подтверждают ментальный контакт. Достаточно сильный, чтобы вытянуть из параллели.

- Колись! – в сотый раз просит Генка, суетливо протирая рубахой запотевшие стекла очков. – Неужели Марина?
Я пью третью кружку холодной «Балтики», и не испытываю никакого желания играть в угадайку.
- Какая Марина?
- Ну, эта, из бара… С ногами.
Надо отдать Генке должное – определение сейчас же вызывает в памяти нужную девушку.
- А-а! Так ее звали Марина?
- Ты животное. – Резюмирует Генка, отхлебывая из моей кружки. Пиво Генка не жалует, не считая его тем напитком, на который стоит тратить деньги и время. По крайней мере, свои.
- Думай, – изнывает он от любопытства. – Кто еще?
- Хозяин черного джипа, припаркованного у меня под окном…
- А он-то с чего?
- Понимаешь, мы с Велькой вчера сбили ему левое зеркало. Случайно, мячом…Я сегодня обещал заплатить.
- Ты играешь в футбол?!
- Иногда…
- А кто этот Велька? Племянник?
- Велька! – от неожиданности я опрокидываю недопитую кружку. Генка проворно отшатывается - пиво, шипя, скапывает со стойки на пол.
- Точно, Велька! По соседству живет…
- Ну ты чокнутый! Привязаться к чужому ребенку! К пацану! Да у них чёрти что в голове! Найдет себе другую компанию, заиграется, забудет – и прости-прощай, трейсер Димка, доверчивый человек. Вечная тебе память…
- Она не пацан.
Улыбаюсь, как последний дурак. Генка подозрительно хмурится.
- Окстись! Тебе скоро тридцатник! Она что, сирота?..
- Она – Велька! – кричу от двери.

***

Велька топчется на лестничной клетке. Заслышав шаги, оборачивается, подбегает ко мне, повисает на шее. Я пытаюсь заглянуть ей в глаза – Велька прячется у меня на груди, глухо всхлипывает… Плачет?!
- Что случилось?
Молчание. Всхлип.
Чувствую, как в желудке растекается холод. Отчетливое ощущение беды…
- Велька? Бабушка?
Отрицательный кивок головой.
- Что–то с родителями?
Велька снова возит лбом по рубашке – нет, с родителями все хорошо…
Только сейчас замечаю у нее под рукой книжку в мягкой обложке.
- Ну-ка, дай посмотреть.
Любопытная книжица. Некто Лукошкин, П.И. «Записки мертвого трейсера»…Нет, не помню такой…
Велька поднимает заплаканные глаза.
- Он умер, потому что его перестали ждать. Он думал, что справится… Он хотел доказать… А ты мне никогда не рассказывал… - Она быстро шепчет, вцепившись в ворот рубашки, сбиваясь то на «ты», то на «вы»: - Дим… Дмитрий Павлович… Поклянись, что у тебя есть привязка!
Я прячу книжку в карман, притягиваю Вельку к себе и целую в затылок:
- У меня есть привязка! Клянусь.

***

Саныч запускает стажера, так что до пятницы я могу быть абсолютно свободен.
Я больше не возвращаюсь пешком. Я сажусь в припаркованное у тротуара такси, и прошу побыстрее доставить меня домой. После отпуска я собираюсь работать исключительно в первую смену, чтобы Велька могла спать по ночам. У подъезда, освещенного тусклой, обсиженной мухами лампочкой, я расплачиваюсь с шофером, перепрыгиваю низкий забор, огораживающий участок соседей, и ломаю сирень.
Ветки гнутся под тяжестью грузных соцветий. Велька любит сирень – в ее комнате постоянно стоит свежая веточка.
- Ты рано! - с искренней радостью восклицает она, появляясь в проеме окна.- А что ты там делаешь?

На велькиной кухне по обыкновению царит кавардак. Я ставлю чайник, собираю посуду, сгружаю в глубокую раковину. Велька мгновенно оказывается у меня за спиной.
- Брось сейчас же! Еще не хватало! Я хотела убраться, но у меня все валилось из рук...

Я знаю, что Велька не спит, пока я не приду. За несколько дней у нее появились круги под глазами. Я ругаюсь, объясняя, что необязательно торчать у окна, что ждать можно и лежа в постели, можно даже уснуть, – это никак не ослабит привязку. Но Велька не слушает.
Велька носится по маленькой кухне, торопясь накормить меня завтраком. Больше всего это напоминает ворвавшееся на кухню торнадо – сахарница слетает на пол, раскаленная сковородка плюется брызгами масла, Велька выныривает из холодильника с кучей банок и пакетов в руках. Вываливает запасы на стол, принимается искать доску, нож, миску, терку, снова нож, снова терку…Я пытаюсь помочь.
- Сядь! – распоряжается Велька, по дороге роняя яйцо. Яйцо сочно хлюпает на пол. – Видишь, что ты наделал?
Я послушно сажусь в уголок и наслаждаюсь замечательным шоу. Велька густо мажет масло на хлеб, оборачивается за колбасой, поскальзывается на разбитом яйце… Бутерброд вылетает из рук, шлепается, согласно общеизвестному закону, на пол, прилипает к линолеуму. Пока Велька наводит порядок, яичница на сковородке превращается в угли…

Сегодня я предложу ей перебраться ко мне. Так нам будет спокойнее. Мы будем вставать по утрам, как нормальные люди, едва солнце прогонит от окон тень соседнего дома. Будем вместе готовить и ходить в магазин…
- Ты уверен? - тихо спрашивает Велька и пристально смотрит в глаза. – Ты не будешь жалеть?
Я притягиваю Вельку к себе, на мгновение зарываюсь лицом в ее волосы, по-прежнему пахнущие фруктовым шампунем, и предлагаю ей то, что не думал никому предлагать.
- Хочешь, я загляну в твое будущее?
Велькины глаза расширяются от удивления. Даже если она согласится, это не скажется на моем отношении к ней. Я действительно постараюсь заглянуть в ее будущее (в наше будущее?), чем бы это мне ни грозило.
- Нет, – шепчет Велька, тесней прижимаясь ко мне. – Нет, я не хочу. Мне нравится мое настоящее!

- А чем мы сегодня займемся? - спрашивает она погодя, глядя, как я уплетаю салат. Салаты ей удаются на славу. В отличие от яичницы, остывающей в раковине - мы решили, что соскребем ее позже.
- А чем бы ты хотела заняться?
- Не знаю… Пойти в зоопарк?
- Почему в зоопарк?
- Я животных люблю… Меня папа водил. Посмотреть на жирафа.
- А меня на рыбалку возил…
- А я не была на рыбалке, – сокрушается Велька. – Никогда-никогда… И палатку не ставила. И уху не варила…
- И не надо!
Велька пробует дуться.
- Думаешь, у меня не получится?
- Что ты, нет, - тороплюсь я загладить вину. - Потому что я сам с удовольствием для тебя наварю!
- А когда? - оживляется Велька.
- Да хоть прямо сейчас! Собирайся – на рыбалку поедем.
- Далеко?
- Два часа на попутке..
- Я рыбалку люблю! – улыбается Велька, опровергая свои же слова.

***

Если бы я был писателем, я писал бы рассказы про Вельку. «Велька и лес», «Велька ставит палатку», «Велька и котелок»…Даже если бы я просто записывал то, чему был свидетелем, ничего не придумывая, - мои книги с лихвой переплюнули бы рассказы Джерома.
А сборник я бы назвал «Велька и рыбная ловля».

-Умеешь ловить кузнечиков? - спрашиваю я, останавливаясь у края полянки. Велька смотрит на меня с укоризной – что за глупый вопрос?
- Только лови аккуратно - они очень хрупкие.
Велька рвется вперед. Придерживаю ее за рукав теплой куртки - месяц выдался на редкость дождливым, во второй половине июня в лесу все еще сыро, и я настоял, чтобы Велька оделась теплей.
- Погоди. Я тебе покажу.
Впереди запевает кузнечик. Всматриваюсь в густую траву. Песня смолкает – в двух шагах от меня начинает шататься травинка. Складываю руки «ковшом», резко бросаюсь вперед. Травинка проходит меж пальцев, в кулаке бьется первый трофей.
- Теперь ты.
Велька рассекает траву с грацией миниатюрного танка. Кузнечики бегут врассыпную – я вижу, как они выстреливают у нее из-под ног и грузно плюхаются обратно на землю. Добежав до середины полянки, она останавливается. Долго вглядывается перед собой. Падает на колени, хлопает рукой по траве. Разочарованно разжимает кулак. На ладошке – две примятых травинки. Велька встает, терпеливо повторяет попытку. Теперь ее движения медленны – слишком медленны, чтобы кого-то поймать. Она словно танцует – поворачивается вокруг оси, плавно поводит руками, как в замедленной съемке. Я невольно любуюсь, не замечая неловких движений, бесформенной куртки, старых потрепанных джинсов. Передо мной самое совершенное создание на свете, занимающееся самым важным занятием – отловом кузнечиков…
Снова запевает кузнечик – Велька прислушивается, замирает, складывает руки ковшом… Находит в траве вытянутое серо-зеленое тельце и делает шаг… Подошва сапога увязает в раскисшей земле – Велька теряет сапог, падает носом в траву. Поднимается, испепеляя меня василисковым взглядом. Я делаю вид, что увлекся осмотром противоположного края полянки.
С третьего раза ей все-таки удается поймать насекомое. Велька вскидывает кулак, чмокая сапогами, несется через все поле, останавливается, не добежав до меня пары шагов, с тревогой глядит на кулак
- Дим, а ты точно уверен, что они не кусаются?
- Точно. У них жала нет.
- Если бы у них было жало, они бы им жалились. А я спрашиваю, могут ли они укусить.
- Не волнуйся. У них нет кусал.
- Жвал! – поправляет дотошная Велька. – И они у них есть. Еще как! Значит…ой!!!
Велька разжимает ладонь – я не успеваю схватить беглеца, и кузнечик исчезает в траве. Отличный, к слову, кузнечик…
- Зачем ты его отпустила?
Велька смотрит с укором:
- Он мог меня укусить!

Спустя час в нашем активе три кузнечика и банка червей.
Я иду впереди, с удочками на плече и раскладным креслом под мышкой. Велька тащит сумку со снастью и коробку с приманками.
Доходим до конца переката. Речка тут неглубокая, но течение быстрое. Я останавливаюсь около ямки, - в прозрачной воде отлично просматривается каменистое дно. Маню Вельку пальцем и начинаю короткий ликбез:
- Дело в том, - говорю я с профессорским видом, поправляя на переносице несуществующие очки, - что хорошо освещенные солнцем, прогретые перекаты с проточной водой и укрытиями из камней служат идеальным местом для развития насекомых. Насекомые привлекают сюда мелкую рыбу, та в свою очередь – хищников. Нас с тобой интересует голавль…
Велька делает вид, что внимательно слушает.
- Теперь о наживке. В середине июня голавль лучше идет на кузнечика. Крупного кузнечика следует насаживать на крючок одного, мелких – по несколько штук. Вот смотри – извлекаем кузнечика, вводим крючок… аккуратно, со стороны спинки…вот так…

Наживка падает в воду. Велька смотрит на поплавок – краем глаза я замечаю, что у нее дрожит подбородок.
Не проходит и трех минут, как поплавок резко уходит под воду.
- Клюнуло! – шепчет Велька, с похоронной интонацией в голосе. – Клюнуло, подсекай…

Опуская крупную – не менее двух килограммов, - рыбу в садок, ловлю взглядом притихшую Вельку. Она только закинула удочку и теперь хмуро смотрит на свой поплавок. Поплавок сносит течением к берегу.
- Не расстраивайся. Сейчас обязательно клюнет.
Голавль не клюет. На пятой минуте решаю проверить наживку. Так и есть – сорвалась. Велька ловит на голый крючок.
- Ну-ка, дай мне кузнечика…
- А их больше нет…
- Как же нет?
- Одного я истратила, а второй убежал. Я коробку слишком сильно открыла…
Велька мастерски испускает тяжелый, полный раскаяния, вздох.
– Извини…
- Ничего. Значит, будем ловить на червя.
На червя попадается некрупный судак, и еще один мелкий голавль. Судака ловлю я, голавль заглатывает наживку у Вельки. Показываю, как подсекать, как выуживать и освобождать от крючка. Велька смотрит без интереса - я чувствую, как ее настроение сходит к нулю, и сам начинаю расстраиваться. Вельке вскоре надоедает торчать с удочкой на берегу. Она бродит у меня за спиной, поднимает мелкие камушки, швыряет их в реку. Почему-то все они норовят попасть в мой поплавок. Я делаю ей замечание – Велька сразу щетинится, выпускает иголки, как рассерженный дикобраз.
- Я устала! – капризно заявляет она. – Надоело…
- Погоди, – уговариваю, пока терпеливо, - ну что ты как маленькая? Рыбалка – дело серьезное, вдумчивое. А мы только пришли…
Велькин кулак вдруг со свистом проносится у меня над плечом, - я едва успеваю отпрянуть.
- Ты чего?
- Ничего… - Велька быстро раскрывает ладонь, стряхивает на песок оглушенного овода. – Эти точно кусаются. То есть, жалят. Или все же кусаются? Как ты думаешь – они жалят или…
Я давлю овода сапогом.
- Знаешь, – доверительно сообщает мне Велька, - Думаю, нам вполне хватит этих рыб на уху. А не хватит – наловим еще.
Теперь она смотрит на меня заскучавшим по ласке котенком. Или кошкой – хитрой опытной кошкой, спрятавшей коготки.

***

- Сходи за дровами, – просит Велька, когда мы возвращаемся в наш маленький лагерь.- А я с рыбой пока разберусь…
- А ты сможешь? Давай покажу.
- Нет, я справлюсь! Иди. Должна от меня быть какая-то польза!

Вот глупая. Для меня польза в том, что ты рядом! Умиляешь, смешишь…Ловишь оводов, из параллелей вытаскиваешь… А то, что капризничаешь – так со всяким бывает. Как-нибудь перетерплю…
Неожиданно замираю, как вкопанный. Отгоняю видение - крупный овод лежит на песке, перебирает короткими лапками… Велька сбила его на лету, на рефлексе – раз, и кровопийца зажат в кулаке.
Тогда что она вытворяла с кузнечиками? То, что выглядело смешной неуклюжестью, на поверку оказалось притворством. Она вовсе не ловила кузнечиков. Нет, она их…распугивала!!!

Обратно я уже не иду, - несусь, с треском ломая подвернувшиеся под ноги сучья. Врываюсь на место стоянки – ни Вельки, ни рыбы. В сторонке лопочет река и надсаживает горло сорока. Подсказывает, где нужно искать.

***
Пока я иду, ярость сменяется холодным расчетом. Я знаю, что сделаю – я придумываю на ходу, что скажу, и фразы в моей голове складываются сами собой.
Велька сидит у реки, сосредоточенно смотрит на воду. Речка полощет опустевший садок. Мне не надо его проверять – я догадываюсь, где сейчас плещется наша уха.

Оглядываюсь, в поисках убедительных доводов, замечаю роскошный ореховый куст, молча принимаюсь резать длинные прутья – медленно, напоказ, искоса наблюдая за Велькой. Велька кусает губу, старательно не замечая моих приготовлений. Нарезав солидный пучок, выбираюсь из зарослей. К сапогам прилипают прошлогодние листья, цвета темной, коричневой ржавчины. Сапоги приближаются к Вельке – она смотрит на них, не решаясь взглянуть мне в лицо. Крепко беру ее чуть повыше локтя, помогаю подняться.
- Пойдем.
В двух шагах от палатки Велька вдруг вырывается, начинает бежать. Натыкается на котелок, отшвыривает его ко мне под ноги. Перепрыгиваю и продолжаю погоню. У беглянки нет шансов, но есть удивительное для девчонки упрямство – даже когда начинается резкий подъем, она все еще продолжает бежать. Ноги скользят по земле – прелые листья, словно губка, пропитаны влагой. Скользкая ветка выворачивается из-под ноги – Велька вскрикивает и летит ко мне в руки.

Я не вижу причин возвращаться к палатке – полянка, попавшаяся нам на пути, вполне отвечает моему прихотливому вкусу. От пучка остается четыре прута – остальные растерялись в погоне.
- Дим, я больше не буду… - шепчет Велька, уткнувшись в плечо. – Вот увидишь, я буду хорошая!
С удивлением замечаю, что больше не злюсь. Но прощать не спешу – вкус горячей ухи еще дразнит обманчивой близостью. Ее сердце бьется гулко и часто – я чувствую его через куртку.
- Дим, пусти!
- Значит, будешь послушной? – уточняю, опуская ее на траву.
- Буду!- клянется плутовка, не видя подвоха.
- Вот сейчас и проверим. Разденься.
Велька округляет глаза.
- Зачем?
- Как насчет быть послушной?
Пальцы неуверенно тянутся к молнии куртки.
- Ты серьезно? – не верит она.
Я киваю, еще не решив, чем закончу игру. Почему-то мне кажется, что Велька меня провоцирует, и вся ее робость чистой воды выпендреж. Куртка падает с плеч – Велька ловко подхватывает ее на лету, протягивает мне, замирает.
- Дальше – командую я.
Дальше Велька колеблется – джинсы или вязаный свитер?
- Джинсы – подсказываю, пряча ухмылку. – А свитер оставь.
Велька хлюпает носом.
- Дим, вернемся к палатке?
- Потом.
Джинсы медленно ползут по ногам. Наконец-то она замечает, что еще не сняла сапоги. Вопросительно поднимает глаза – я кивком головы разрешаю оставить, как есть. Джинсы, спущенные ниже колен, заставляют ее покраснеть. Под джинсами – ажурные трусики, более чем неуместные в холодном лесу. Неожиданно понимаю, что не я режиссер происходящего действа – я злой Арлекин, ведомый за ниточку талантливым кукольником. Велька стоит, прикрываясь руками – на ветру ее кожа покрывается слоем мурашек. Смотрит из-под ресниц, произвела ли на меня впечатление. Что же, я впечатлен.
- Руки за голову.
Выполняется беспрекословно. Теперь ничего не мешает мне любоваться ее стройной фигуркой и отличной актерской игрой. Насладившись, расстилаю перед Велькой штормовку, скатываю куртку в рулон, кладу поперек. Велька смотрит с нарастающим страхом – «кукла» действует не по сценарию. Приглашающим жестом указываю на лобное место.
- Прошу!
Отбросив притворство, Велька цепко хватает меня за рукав.
- Дмитрий Павлович!
Осторожно высвобождаю рукав, перехватываю Велькину руку. Улыбаюсь, как можно добрей.
- Не волнуйся. Я не буду наказывать тебя за кузнечиков. И за рыбу не стану. Если хочешь остаться без ужина - дело твое.
Велька быстро кивает, соглашаясь с разумным решением. Я держу паузу, достаточно долгую, чтобы дать ей возможность усомниться в моей доброте.
- Но я собираюсь как следует всыпать тебе за вранье.
Велька пугается – на сей раз, натурально.
- За …вранье? – уточняет, перебирая в уме варианты.
- Ты сказала, что любишь рыбалку…
- Ах, это! – облегчение в голосе заставляет меня призадуматься – неужели есть что-то еще?
- Мне хотелось, чтобы ты отдохнул…
Я беру ее на руки. Велька пахнет весенними травами и немного – рекой.
- Знаешь, – объясняю, после краткой борьбы поворачивая ее вниз лицом. – Есть куча способов отдохнуть без рыбалки.
- Как этот? – язвит Велька, продолжая выкручиваться.
- Почему бы и нет?
Мягкий валик из куртки сминается, становясь бесполезным.
- Назовем это кратким историческим экскурсом. К слову, в некоторых параллелях розги очень даже в ходу!
- В хламе? – фыркает Велька.
Хламом шеф зовет параллели, не пригодные для дальнейшей работы. Обычно их называют резервными, но Саныч не любит расплывчатых определений.
- Где, прости?
- В хламе… или в отбросах? Извини, я не помню, как ты их называл. Непригодные параллели…
- В хламе. Но тебе это вряд ли поможет.
Неожиданно Велька сдается. Слишком быстро – я еще не готов продолжать.
- Мне считать? – обреченно уточняет она, поудобнее располагаясь на куртке.
Я не знаю, что ей отвечать. Пожимаю плечами – лежа носом в штормовку, Велька не видит мой жест, как не видит растерянности у меня на лице. Я почти соглашаюсь с ее предложением – почему бы и нет? - как из леса доносится четкий, узнаваемый звук. Я прислушиваюсь, - и улыбаюсь от уха до уха.
- Слушай!
Звук повторятся совсем близко к полянке.
- Кукушка?
- Кукушка. Ты ведь любишь кукушек?
Велька смотрит на меня с подозрением. Аккуратно собираю оставшиеся прутья в пучок.
- Дима, что ты задумал?
- Помнишь детский стишок? Про кукушку?
- Который?
- Отважный мальчишка, исполненный сил… нет, постой, лучше так:
Сердитый…эээ…рыбак, преисполненный сил,
Врунишку под розги в лесу разложил.
Но прежде, чем злым замахнуться прутом,
Услышал кукушку в концерте лесном.
Врунишка глядит на карающий прут.
- Ах, сколько ударов сейчас мне дадут?
Рыбак, усмехнувшись, кукушку зовет –
Кукушка, кукушка, начни этот счет!
Молчала кукушка, на первых порах,
И розга молчала, в суровых руках…
Вновь стала кукушка в лесу куковать…
- Он сбился со счета и начал опять… - мрачно подхватывает смышленая Велька, –Тебе уже говорили, что ты – извращенец?
Я довольно киваю:
- Что ж, посмотрим, насколько ты, Велька, везучая!
И резким движением спускаю с ее попы трусы.
- Так надо! – пресекаю ее возмущение. – Терпи…
- И долго мне так лежать?
Велька послушно лежит, крепко сжав напряженные ноги. Я смотрю на ее смуглую кожу, на границу между летним загаром и белой полосой от купальника и пытаюсь отвлечься от непедагогических мыслей.
Выручает кукушка.
- Ку-ку!
Велька вздрагивает, вжимаясь в штормовку. На попе одновременно вспыхивают четыре полоски. Аккуратные, но недостаточно яркие.
- Ку-ку!
- С-с-садист! – шипит Велька.
- Все претензии к птице.
- Ку-ку!
С каждым ударом у меня получается лучше.
- Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Смуглая попа бодро пляшет под прутьями.
- И бедра ее метались, как пойманные форели…
- Заткнись. – рычит Велька, кусая кулак.
Кукушка берет перерыв.
В траве распевают кузнечики, вечернее солнце прорывает пелену облаков, опускает ладони на расчерченную тонкими полосами Велькину попу. Кукушка молчит.
- Улетела? – хрипло спрашивает Велька.
- Возможно.
- Ненавижу куку…
- Ку-ку! Ку-ку, ку-ку-ку-ку-ку-ку…
И бывают же такие болтливые птицы!
Отбросив стеснение, Велька взревывает пароходной сиреной. Кукушка смолкает – теперь уже наверняка. Удивляюсь, как ей не пришло в голову спугнуть птицу раньше?

Этой ночью звезды светят особенно ярко. Мы лежим у костра, под большим одеялом -
Велька трогает вспухшие полосы, одну за другой, обгоняя мой палец, повторяющий тот же маршрут.
- Смотри – шепчу я, - параллели!
Велька хмыкает, осторожно касаясь губами уголка моих губ.
С этой ночи определение «прощупывать параллели» обретает для нас новый смысл.

***

Мы спим непростительно долго – все рыбные места уже заняты. Меня будит писк комара. Аэрозоль лежит в правом кармане Велькиного рюкзака. На ощупь, не разлепляя глаза, пробую до него дотянуться. Пальцы натыкаются на гладкую стену палатки. Просыпаюсь, уже окончательно, и долго смотрю на оранжевый скат. По скату барабанят проворные капли. Так вот почему мне так крепко спалось! Мой рюкзак лежит там, где лежал – в изголовье, на расстоянии вытянутой руки. Велька свой переставила. Упрямый комар пробует атаковать мою щеку. Оборачиваюсь спросить, куда Велька дела рюкзак – и вижу пустой каремат. Еще вчера тут лежал Велькин спальник. Еще вчера в спальнике, свернувшись калачиком, дрыхла Велька…А Велькин рюкзак, с аэрозолем в кармашке, стоял в изголовье, бок о бок с моим рюкзаком…
И дался мне этот чертов рюкзак!
- Спокойно – говорю я себе. – Паника сейчас ни к чему. Обычное дело – человек отошел по делам…
С рюкзаком?!
Медленно начинаю зашнуровывать берцы, прислушиваясь к шуму дождя…Сейчас мокрая Велька ворвется в палатку, встряхнет волосами, поежится – бррр! ну и холод!– и полезет греться под теплое одеяло…
Рядом с палаткой с треском ломается ветка. Оставив правый ботинок зашнурованным до половины, вылетаю под дождь. Снаружи свежо – резкий ветер мгновенно залезает за шиворот. От земли пахнет мокрой травой. Рыжая тень улепетывает в кустах – я едва успеваю заметить разлохмаченный хвост. Лес оглашается резким свистом и ответным, восторженным лаем.
Накидываю капюшон, тороплюсь за собакой – возможно, они видели девушку, светловолосую, в коричневой куртке, с маленьким рюкзаком?
Хозяин собаки бородат и угрюм. Он слушает, молча осуждая мое нетерпение. Нет, он не видел девушки с рюкзаком. Но первая электричка уйдет через десять минут, и если я поспешу…

Возможно, мне следует взять себя в руки и пройтись по окрестностям. Возможно, она заблудилась в лесу, подалась в деревню за парным молоком, встретила других рыбаков и решила скупить у них рыбу … Зная Вельку, я могу допустить что угодно – но я бегу к станции.
Поезд уйдет через десять – нет, уже через восемь минут. Если Вельки не будет на станции, я вернусь и по сантиметру прочешу весь лесок. Я пройду вдоль реки, до порогов, опрашивая каждого встречного. Я выйду к деревне…

Лес внезапно заканчивается. На узкой бетонной платформе топчется с десяток людей. Несколько местных, с корзинами, накрытыми марлей, два рыбака, одна престарелая пара. Электричка еще не пришла.
У противоположного края мерещится знакомая куртка. Вскакиваю на платформу, верчу головой, вглядываюсь в удивленные лица. Люди предпочитают уступить мне дорогу. Платформа заканчивается. Худая старушка, кутаясь в коричневый плащ, горбится над корзиной с клубникой.
- Погодка… - хрипят у меня за спиной. Оборачиваюсь – дородная тетка в мокром пуховом платке, рассевшись на клетчатой сумке, улыбается двум рыбакам. Сумка набита футболками в полиэтиленовых прозрачных пакетах – старая молния давно разошлась, и футболки торчат, словно внутренности раздувшейся рыбины.
- Может, оно и на пользу, – раздумчиво продолжает торговка, - Спокойнее. В прошлом году было жарко, так за месяц семеро тут потонуло. В Быстрянке. И все городские…

Я бегу через лес, наплевав на тропинки, и в ушах продолжает звучать сиплый голос торговки…

В деревне никто Вельку не видел – я обхожу все дворы, сопровождаемый истерическим лаем. Дождь наконец-то утих, только в лесу с веток еще продолжают срываться тяжелые капли. На речке остались только самые стойкие: одного я нахожу у излучины, второго – за перекатом, на месте вчерашнего лова. Тот, что стоит у излучины, вспоминает, что видел девчонку, спешащую в город – она еще голосовала на трассе. Но была ли на ней коричневая теплая куртка и синий рюкзак, утверждать не спешит.
Слегка успокоившись, возвращаюсь в палатку. Вельке в такую погоду хватит ума держаться подальше от речки – остальное терпимо, лесок можно пройти за пару часов, народ тут незлобный, водители рады туристам, - разумеется, если тем есть, чем платить. У Вельки в рюкзаке кошелек – мы сложили туда все самое необходимое в дороге, чтобы не рыться в моем. Я быстро собираю палатку, упаковываю на дно рюкзака. Складываю удочки, цепляю к рюкзаку котелок, собираю в пакет разлетевшийся мусор – фантик от шоколадки, консервную банку, вымокшую страницу блокнота… На странице – потеки чернил. С трудом разбираю искаженные буквы:
Дима, про… очно вызва… в …род.
Жд...(жди или жду?), твоя В.

Камень падает с плеч и невидимый, катится, катится по размокшей траве, к берегу беспокойной Быстрянки.

***

В город меня подвозит разговорчивый мужичок на синем потрепанном Вольво. Он деликатно не спрашивает меня про улов. За полуторачасовую поездку мы успеваем обсудить все спортивные новости, вскользь коснуться политиков, посокрушаться о беспределе в росте цен на продукты питания – вечные темы, на которые каждый найдет, что сказать. К окончанию поездки я знаю, сколько у него детей, сколько родственников, кто кем работает, и как дорого нынче ставить новую крышу - он же знает, что я заядлый рыбак, и что мы разминулись с подругой. Она не дождалась и уехала раньше меня.
- Бывает… – Задумчиво говорит мужичок, пересчитывая купюры. – Дать вам мой телефон?
Расплатившись с водителем, врываюсь в подъезд.

Со времени моего пробуждения не прошло ни минуты, чтобы я не подумал о Вельке. Я хочу, чтобы она была дома. У меня, у себя, – где угодно, только чтобы была…

Ее двери заперты. Я звоню – все 16 мелодий. После каждой мне слышится тихий, крадущийся шаг. С трудом убеждаю себя отойти от двери и спуститься к себе на этаж.
Я не успел сделать Вельке дубликаты ключей – но я все равно принимаюсь звонить, глупо надеясь, что она вдруг окажется по ту сторону двери. Мокрый свитер прилипает к спине. Я не чувствую холода…
Открываю квартиру, вхожу в коридор - с кухни тянет позавчерашними пригоревшими тостами. Сваливаю в угол рюкзак, не переодеваясь, выбегаю во двор. Я не знаю, где буду искать. В институте? В больнице? В милиции – пусть опросят водителей, проезжавших по трассе в интервале с четырех до восьми? За три года работы я свел много полезных знакомств и вправе рассчитывать на какую-то помощь…

Синее Вольво все еще стоит у подъезда. Завидев меня, водитель распахивает переднюю дверцу, настойчиво машет рукой. Мне сейчас совершенно не хочется уделять ему время.
- Эй! – кричит мужичок. - Эй, а как она выглядела? Ваша подруга?

***

- Вы точно ее не обидели? – озабоченно спрашивает мой новый знакомый, выруливая на проспект.– Она чуть не плакала…

…Когда Велька уснула у меня на плече, я взял ее на руки и отнес в нашу палатку. Она обвила мою шею руками и долго не желала меня отпускать.
- А если бы я была трейсером, - бормотала она, еле слышно, - ты бы стал меня ждать?
Я ответил, что ждал ее всю предыдущую жизнь. Она счастливо улыбнулась во сне…

- Я делаю по несколько рейсов – сами знаете, лето. Дочке на свадьбу коплю... Только высадил одного рыбака, тут она…часов в пять утра. Шла к машине и постоянно оглядывалась, словно боялась кого….
- Она написала записку. Сказала, что вызвали в город… Вы уверены, что мы едем в нужную сторону?
- Молодой человек, я без малого двадцать лет за рулем – обижается он. – Я в состоянии запомнить маршрут.
Вольво сворачивает на боковую дорогу, петляет короткими улочками. Выбирается к парку, тормозит перед серым приземистым зданием, с футуристической вывеской из стекла и бетона: АО «Coming Day»
- Тут – кивает водитель. – Тут она и сошла. Вон туда.
Палец водителя указывает на железные двери.
Что сумасбродной девчонке понадобилось у меня на работе?! Тем более, когда у меня выходной?

Водитель уехал, расхваливая щедрость влюбленных. На сей раз, я взял его телефон.

***

Первый, кто встречает меня на работе – Катюха. Блондинка лет тридцати, симпатичная, стройная. Менеджер по работе с клиентами. Особа весьма впечатлительная – любое замечание шефа повергает Катюху в состояние, близкое к панике. Успокоить ее может только чашка горячего кофе, которое она тотчас отправляется пить в компании Генки, болтливого и бесцеремонного, как и все операторы. Питие продолжается тридцать минут, - успокоившись, она возвращается на рабочее место, получает втык от Сан Саныча, и бежит за очередной чашкой кофе. Обычно я встречаю ее в коридоре, – Катины каблучки особенно гулко выстукивают в тишине переходов. Сейчас я застал ее за рабочим столом.

Катины глаза заползают на лоб, когда она видит меня - в мокром свитере и грязных ботинках, - на пороге приемной.
- Дима?
Кроме меня и Катюхи в помещении нет ни души.
- Катя, меня кто-нибудь спрашивал?
- Кто? – удивляется Катя.
Формулирую вопрос по-другому.
- Никто меня тут не искал?
- Ты же в отпуске! – восклицает Катюха.
А я уже стал забывать, почему до сих пор не женат!
- Катя!!! – говорю выше тоном, разделяя слова. – КО МНЕ. КТО-НИБУДЬ ПРИХОДИЛ?
У Кати кривится губа.
- Нет! – рявкает она в раздражении.– Кто тебя будет искать, если ты в отпуске?
И помолчав, сообщает:
- Я на кухню. Тебе кофе нести?
Мне не хочется кофе. Мне хочется, чтобы Велька, сию же минуту, появилась в дверях.
- Хорошо – соглашаюсь, - Неси.
Неожиданно находит прозрение – как я раньше не сообразил?!
- Стой! – кричу, выбегая за Катей. – А клиенты у Саныча? Были сегодня? Девушка, невысокая, смуглая, лет 16 на вид?
- Не было никого, – не оборачиваясь, отвечает Катюха. – Только наши. Шеф и стажер.

Неужели таксист обманул?

Принесенное Катей кофе горчит. Я забыл положить в него сахар.
Каждые пять минут я названиваю Вельке домой. На мобильный не пробую – он, разряженный, со вчерашнего вечера лежит у меня в рюкзаке. Ну что за привычка не следить за своими вещами? Почему у нормальных людей все работает, все всегда при себе… У меня, например.

Саныч входит в приемную, довольный как слон. Он действительно похож на слона – добродушный, большой.
- Димка! Что, заскучал?
Я натягиваю на губы улыбку.
- Ты, я вижу, с рыбалки? Ну давай, заходи. Чай попьем, познакомлю со сменщиком…
- Саныч, я на минуту…
- Замечательный сменщик! Во такой! – шеф не слушает, все еще пребывая под впечатлением от работы стажера. – Параллели – как семечки! А какая привязка! Мгновенная! Семь параллелей за три с половиной часа! Каково?
- Саныч, тут должна быть клиентка…Девочка. То есть, девушка, лет двадцати, невысокая, в куртке…
- Девочки, девушки… любые капризы! Теперь валом повалят!
Шефа явно несет – он хватает меня за рукав и тянет к себе в кабинет.
– Фу-ты, мокрый какой! Ну пойдем, покажу. Теперь, Димка, у нас новая эра. Как ее…эмансипация! Индивидуальный подход!
Все еще не понимаю, к чему он ведет. Шеф врывается в кабинет, подлетает к столу. Открывает верхнюю папку – я едва успеваю прочесть первые буквы фамилии – не то Ба-, не то –Бе. Перелистывает страницу, поворачивает ко мне фотокарточкой.

- Вот, знакомься, – наша новая смена!

Саныч все еще говорит про моральный аспект, возникающий в работе с клиентками, про необходимость идти в ногу со временем и отказ от стереотипов, - а я, молча, смотрю на фотографию в личном деле стажера, - нет, теперь уже сменщика.

Я всегда знал, что Велька фотогенична…

Интересно, а порол он Вельку, что бы отучить от любви к флоре и фауне?

"....Слушай!
Звук повторятся совсем близко к полянке.
- Кукушка?
- Кукушка. Ты ведь любишь кукушек?" - не, ну он еще и издевается!!!!!

Зато, можно догадаться, что ждет кукушку... С первой зарплаты Велька купит пневматическую винтовку и пойдет в лес кукушку слушать
Спасибо за классный рассказ

Хорошо, но мало.
Интересная фантастическая идея, хотелось бы видеть, как автор с ней поиграет, какие коллизии изобретяте. Но объема не хватило. Тема же никак органически не вписывается. Если тематическую сцену выкинуть, ничего не изменится.

_________________
Потому что Я так сказал.

Ох, хорошо-то как! Почему-то мне кажется, что этому автору мой гамбургер совсем не нужен - и уже давно, но было бы свинством не предложить Не знаю, войдет ли рассказ в библиотеку, но себе лично сохраню. И буду иногда перечитывать. Чтобы мечталось светлее

Десятка. Одного этого рассказа достаточно для того, чтобы считать конкурс состоявшимся. Идеальное соответствие теме, интересный сюжет, юмор, хорошо прорисованные персонажи, наконец, просто большой объем работы. Написано хлестко, с оттяжкой (тематической сцены) .
Бестелесная мужественность главных героев позволяет заключить, что «Привязка» написана женщиной.

_________________
Потому что Я так сказал.

А мне тоже показалось, что писала женщина...
Темы (нашей) немного маловато, на мой взгляд , но рассказ замечательный! Даже с героями расставаться не хочется. Спасибо!

О! Какой рассказ!
Великолепно!

Девятка! Однозначно!
Кукушка больше 12 раз не кукует!

_________________
С наилучшими пожеланиями

До самой концовки был уверен, что сюжет повторит "Леопарда с вершины Килиманджаро" Ларионовой. Ошибся.
Что тут сказать?
Безусловно большая работа. Хорошо прописанная, для многих явно "вкусная" и, конечно, чрезвычайно "добрая" история. Конфликт минимален, что-то по-настоящему интересное, на мой взгляд, должно было начаться как раз после - два живущих вместе путешественника в будущее, возможное пересечение интересов и страстей и т.д.
Мне в целом не понравилось. Прочитал как мелодраму с ее многочисленными условностями: скучающий супермен-трейсер, примеряющий на себя роль "папочки", 21-летняя девушка, хронически ведущая себя как 13-летний подросток, какая-то лучшая в мире книга , которую с помощью героя напишет некий амбициозный юноша, пиво "Балтика" в будущем . И т.д.
Теме вполне соответствует, но сцена порки тут совершенно ничего не добавляет, без нее можно было смело обойтись. Жаль, когда такое приходится писать о наиболее вероятном победителе спанкофильского конкурса.

Спасибо, Автор!
Ваш рассказ захочется перечитать ещё не раз.
10 баллов!

удивительно, но неуклюжесть и умение попадать в неприятности- это ведь действительно главные черты образа прекрасной возлюбленной:)) сегодня изо всех сил пыталась вместо завтрака изобразить на кухне маленький пожар с потопом, мне кажется у меня получается!
А рассказ замечательный. трогательный и чувственный. очень хочется продолжения...

_________________
Бисер есть? А если найду?