Клуб "Преступление и наказание"

Поздняя осень. Конец ноября. Дни стали короткие и холодные, то и дело завевал сильный ветер, а моросящий дождь сменялся мокрым снегом. Этим вечером температура снова опустилась ниже нуля, и лужицы на городских мощеных мостовых понемногу затягивались тонким льдом. Мокрая брусчатка поблескивала тонкой ледяной глазурью.
Часы на городской ратуше уже пробили одиннадцать вечера. В это время, да еще в такую погоду, встретить прохожего было почти нереально. Только загулявшие пьяницы, или солдаты гвардии на лошадях могли оказаться на улице. Но нет – вот двигается какая-то тень. Она то появляется, то исчезает всполохами на стенах домов и брусчатке мостовой.
По темной улице города, которую слегка освещали качающиеся от ветра редкие фонари, торопливо шла босоногая девушка. Ступни девушки не выбирая дороги, смело наступали в лужи, кроша первый тонкий лед. Создавалось впечатление, что девушка специально идет босиком, а ее ноги привычны к ходьбе по грубым камням и к холоду.
Девушка была почти голая, если не считать надетого на ней бесформенного балахона серого цвета, сотканного из грубой мешковины. Низ балахона едва доходил ей до колен. В талии ее одеяние в несколько оборотов было перепоясано пеньковой веревкой, концы которой спускались почти до земли. Короткие рукава балахона едва прикрывали руки девушки. Левой рукой девушка прижимала к подмышке связку длинных прутьев, которые были перехвачены в двух местах тоненькой бечевкой. Густые длинные волосы девушки были завязаны у основания, и хвост из волос она то и дело поправляла правой свободной рукой, перекинув на левую сторону, чтобы его меньше трепал промозглый ветер.
Кто же эта стройная красивая девушка в балахоне? Почему в такой холод она идет босиком и почти без одежды? Куда и зачем ей надо в такую пору?
Это и есть наша Лея, которая, вот уже целый месяц прошел, как вернулась в свой город, после отбытия трех лет содержания в исправительной пыточной тюрьме. Она искупила свою вину, и полностью восстановлена во всех правах. Но все ли для нее закончилось уже? Не оставила ли тюрьма неизгладимых следов на ее теле и душе?
- Девять … десять … одиннадцать, - лежа в кровати, Лея считала удары городских часов.
– Пора, - сказала девушка, откидывая одеяло. Лея спустила ноги на пол. Длинные пальцы ног девушки коснулись холодных досок пола. Встав на носки, и потянувшись, чтобы сбросить с себя остатки дремоты. Стоя на носках ног Лея вспомнила, как в тюрьме была вынуждена долгое время ходить именно так по острой каменной крошке.
– Как мне этого теперь не хватает, - подумала Лея, пройдясь несколько шагов на. Лея посмотрела на свои ноги. В течении этих трех лет постоянного хождения босиком, ее пальцы стали полностью прямыми, а когда она становилась на носочки, принимая вес тела на плюсны ступней, ее пальчики немного расходились в стороны.
– Ходить босиком теперь для меня гораздо удобнее, - подумала Лея, поставив на подоконник правую ногу с оттянутым носком. «Даже в такой позиции пальцы не лезут один на другой, как, раньше, до моего исправления, когда мне приходилось носить тесную обувь». Лея чувствовала, как наряжены сильные икроножные мышцы ее красивых ног, как рельефно выглядят ее бедра. Еще бы, три года тяжелого труда придали силу ее ногам. В тюрьме ей, как лошади приходилось тягать тяжелую повозку с водой или другим грузом.
Совершенно голая девушка распахнула окно, и в комнату ворвался холодный ветер. – Да, да, вот так, как раньше, - Лея вспомнила, как во время своего тюремного исправления, она всегда работала обнаженной, только в одной повязке вокруг бедер. Даже на морозе и при снегопаде. Только, в самые сильные морозы, когда руки заключенных женщин уже синели, и не могли держать инструмент, им выдавали суконные штаны до щиколоток, шапку и рукавицы. Ноги же женщин всегда оставались босыми, потому, что обувь не была положена в этой пыточной исправительной тюрьме. Также и верхняя часть тела должна была быть всегда обнажена. Лея, после трех лет, проведенных там, прекрасно знала, почему. Это была двойная пытка: во-первых, моральная – женщины всегда были полунагими перед взорами охранников, и физическая, пытка холодом и жарой. А самое главное, что по обнаженным телам, женщин за малейшее нарушение или замедление в работе, надсмотрщики могли сразу же стегать плетьми.
Закаленное тело девушки сразу же покрылось гусиной кожей, и мелко задрожало, но не от холода, а от нахлынувших воспоминаний, и предвкушения сегодняшнего действа. Лея, как и во время пребывания в тюрьме, повязала на талию кусок мешковины, который послужит защитой ее наготы от посторонних взглядов. Идти по городу в таком виде она не решилась, чтобы не попасть в участок за оскорбление публичной нравственности, поэтому она купила у бродяги мешковатый балахон, который припоминал ей тюремное одеяние, которое она носила во время предварительного заключения и суда, и перед тем, как отправиться в пыточную тюрьму. Одев его, Лея подпоясалась веревкой, которая тоже будет нужна ей сегодня. Обуви у девушки вообще не было никакой. От того момента, когда, был объявлен приговор, и в зале городского суда, ей было приказано снять обувь, и аж до выхода за ворота тюрьмы, и месяца, проведенного на свободе, ее ноги всегда оставались босы. Лея даже не задумывалась насчет приобретения пары башмаков или туфель. Ей просто стало нравиться ходить босиком, даже теперь, в преддверии зимы, девушка не беспокоилась об обуви, будучи уверенной, что привычные к холоду ноги, перенесут и еще одну зиму.
Со свечой в руке, Лея спустилась вниз на первый этаж, а оттуда еще ниже, в подвал. Здесь находилось самое главное для сегодняшней ночи. В корыте в воде лежали длинные ивовые прутья. Они были толщиной в Леин мизинец у основания, и немного тоньше в конце. Девушка сама нарезала их сегодня утром, за городской стеной у рва. Все две дюжины прутьев были почти одинаковы по толщине, Лея сама сравнивала каждый со своим мизинцем. На некоторых она срезала сучки отростки. Эти прутья были точь в толь, как тюремные розги, которыми так часто полосовали ее тело. Только в тюрьме использовали березовые. Отобрав дюжину, Лея положила их на пол, припоминая, какой длины они были в тюрьме. – Ага, пять стоп, - вспомнила девушка, когда однажды при ней, тюремный палач приказал своим помощникам приготовить новую партию. Положив прутья под стену, Лея ступнями отмерила пять шажков, это получилось около 1,3 метра, и взяв топорик, около большого пальца ноги, надавила лезвием на прутья, отрезая лишние концы. Теперь в ее распоряжении была дюжина отборных ровных вымоченных розог. Лея два раза перевязала их шнурком, сунула под мышку, и вышла на улицу из дома.
Привыкшие к холоду подошвы ног девушки, ступили на неровную брусчатку улицы. Камни были плоские, только уложены вкривь и вкось. – Ну, почему-же, в городе нет того острого гравия и каменной крошки – думала Лея. Той, по которой привыкли ступать ее ноги за этоти три года. Леи припомнилось, как ее и других заключенных, когда они только прибыли в тюрьму, заставляли часами ходить и бегать по тюремному двору, посыпанному толченой острой каменной крошкой, чтобы босые ноги женщин привыкали к таким поверхностям. Как она падала в изнеможении, и ударами плети ее поднимали, и снова водили по осколкам. Как на ее ступнях не было живого места, все они стерты до крови и больше походили на сырое мясо. Только потом, после нескольких недель таких пыток, ее подошвы стали твердые, и кожа загрубела, так, что она без проблем смогла, идя по горным каменистым дорожкам, запряженная в тележку, тянуть бочки с водой, которые заключенные набирали для нужд тюрьмы из источника, расположенного высоко в горах. Таких способностей достигали ноги всех женщин, которые были на исправлении вместе с ней. Если женщина, особенно из города или высшего сословия, не могла в течении пару месяцев научиться полностью обходиться без обуви, ее безжалостно пороли и ежедневно в течении всего дня водили под ударами кнута по тюремному двору.
Быстро перебирая босыми ногами по обледенелой мостовой, Лея чувствовала, как разогреваются ее ноги. Она знала, что пальцы от приплывшей к ним крови, приобрели розоватый или даже красный цвет, а подошвам совсем не трудно идти по булыжникам. Только мерзнут пальцы рук. Лея время от времени дышала в кулаки, отогревая ладони. Полуобнаженное тело как-бы и не чувствовало холода – молодой женский организм был уже привычен обходиться без теплой одежды.
Через полчаса ходьбы перед ней появился тот самый, освещенный фонарями дом. Это был дом одного из богатейших людей города, купца Сержио Луизио, члена городского магистрата. Лея, подойдя к входной массивной двери, робко постучала молотком. Ответа не последовало. Девушка постучала настойчивее и громче.
– А если не откроют? - пробежала мысль. Она начала сильно колотить по деревянному кругу. Наконец, через пять минут загорелся свет в окошке над дверью, а еще через минуту, недовольный голос по ту сторону произнес:
- Кого еще принесло в такую пору?
- Сеньор Луизио, откройте, это я, Лея, - ответила девушка.
- Какая еще Лея, убирайся, нищенкам не подаем.
- Я та самая воровка, которая три года назад ограбила вашу лавку, - Лея, попыталась объяснить, кто же она такая.
- Я не помню, пошла прочь.
- Сеньор Луизио, меня тогда приговорили к трем годам исправления в тюрьме на горе Оттан, припомните, пожалуйста, тогда меня еще выпороли у вас на глазах, а вы постановили, что я должна свое наказание провести без обуви, потому, что я обворовала вас босиком.
- Так это снова ты, пошла вон, или снова на дармовщину потянуло?
- Сеньор Луизио, я исправилась, теперь имею все права, как жительница этого города.
- Это радует, но что тебе от меня надо? Приходи завтра, ночь на дворе, - голос за дверью несколько потеплел.
- Я прошу вас, откройте, я все объясню вам, - с последней надеждой произнесла Леа.
- Ну хорошо, только без глупостей, воровка, - послышался скрип замка и дверь открылась. В холле было тепло и горело несколько свечей, так, что Лея, войдя, могла довольно хорошо разглядеть помещение. За ней подозрительно наблюдал 60-ти летний купец Сержио Луизио, держа подсвечник на три свечи в одной руке, и небольшой тесак для обороны в другой.
Босоногая девушка, переступив порог дома, произнесла:
- Сеньор Луизио, прошу вас, выслушайте меня, помогите мне.
- А ты похорошела, видно это время пошло тебе на пользу, - произнес Сеньор Луизио, глядя на Лею. – Но почему ты так легко одета и где твоя обувь? Пришла попросить у меня одежды? А что это у тебя под мышкой? - старик выразительно кивнул на прутья.
- Сеньор Луизио, вот моя история, - Леа поднялась на носки босых ног, немного переступив ими, а на полу остались мокрые полуследы ее ступней.
- Занятно, ну и что ты мне расскажешь? – купец был явно заинтригован как появлением, так и рассказом девушки.
Поставив к стене пучок прутьев, Лея начала:
- Я, когда решила вас обворовать, пришла, как вы помните босиком. Я ходила на пальцах, как и теперь, стою перед вами. Видите, такие же следы были и в тот раз. Вы, когда схватили меня, были очень злы на меня, вы догадывались, что я все хорошо продумала для кражи, и на суде попросили, чтобы свое исправление я отбывала босиком. Там в тюрьме все женщины ходят только босиком. Вы еще сказали, что я, чтобы меня не услышали, ходила на цыпочках, и судья вам посоветовал предложить, чтобы я также ходила и в тюрьме. Первые три месяца мне было запрещено становиться на пятки. За несоблюдение этого постановления, вечером мне полагалось по одному удару плетью за каждый раз, когда надзиратель видел, что я коснулась пятками земли. Иногда я получала по полусотни ударов. Сначала мне было очень трудно, по потом мои ноги привыкли, мышцы окрепли, и мне даже стало нравиться ходить на пальцах.
- Да, занятно, но что-же далее, - купца стал еще больше интересовать рассказ Леи, - присядь-ка, чего стоишь, - он указал на скамейку у стены.
- Сеньор Луизио, позвольте мне перед вами всегда стоять на пальцах, так меня воспитали в тюрьме. Леа сделала несколько шагов за Луизио, который уселся на кресло, поставив подсвечник на столик. – Когда вы меня поймали на краже, вы сразу же хотели высечь меня розгами, но не сделали этого, вызвав полицию. Там в участке меня выпороли перед вами, дав двести ударов розог, помните, как последние восемьдесят мне нанесли уже плетью по спине, потому, что мой зад был весь в крови, а вы не хотели смотреть на кровь? Затем меня приговорили к трем годам исправления в пыточной тюрьме, и в качестве пытки мне была назначена еженедельная порка. Вы, сумму всего того шелкового и атласного материала оценили в три тысячи дублонов, вот мне и предписали получить три тысячи ударов плетью в течении первого года. Меня пороли пятьдесят раз, давая каждый раз по пять дюжин ударов. Сначала я не выдерживала всей порки, но со временем мое тело привыкло к наказаниям. Тюремная плеть не рвала кожу, от нее лишь оставались вспухшие синие рубцы, которые сходили за неделю, так, что можно было пороть снова. Всего на мою спину тюремная плеть опустилась ровно три тысячи раз. Это не считая ударов кнутом, когда я возила тележку с водой, и наказаний за плохую работу или несоблюдение дисциплины. Мы все были постоянно, в любую погоду обнажены до пояса, чтобы охраннику сразу можно было применить плеть к нашим голым спинам, а вечером нас пороли за дневные проступки. Мне иногда перепадало по максимуму – пятьдесят плетей. Секли меня даже по свежим следам от предыдущей порки. Теперь, когда я на свободе, я поняла, что мне нужна постоянная порка. Вот уже месяц, как меня никто не порол. Сеньор Луизио, помня свой проступок, я пришла к вам с просьбой наказать меня, может так вам станет легче, и вы сможете меня простить, - Леа закончила свой рассказ, с мольбой во взгляде посмотрев на купца.
- Видно, тебя хорошенько перевоспитали, - Сеньор Луизио был явно озадачен. – Я на тебя не держу зла, ущерб мне возместили, да и ты получила сполна, странно, что меня просишь об этом, я не городской палач, чтобы пороть вас.
- Сеньор Луизио, - Леа взяла в руки пучок прутьев, - посмотрите, что я принесла. Эти розги такие же, какими меня наказывали при вас, и такими же наказывают женщин в тюрьме. У меня еще пока нет плети или кнута, но я найду их очень скоро. Когда я собиралась идти к вам, я не знала, есть ли у вас плеть. Поэтому я сама приготовила эти розги. Если вы изволите, вы можете выпороть меня вашей плетью или хлыстом. Пожалуйста, сеньор Луизио, накажите меня, ведь я так виновата перед вами и раскаиваюсь в содеянном.
- Ну-ка, дай сюда свои розги, - Луизио потянулся рукой за пучком, - да, сработано на совесть, - он провел рукой по прутьям, - сучков нет, да и вымочены неплохо. - Что-же мне с тобой делать, воровка? А зовут тебя как?
- Леа, сеньор. Сеньор Луизио, я прошу вас, вы только взгляните на мое тело, - стоя перед купцом все в той же позе на пальцах ног, Леа стала развязывать веревку на поясе. Затем стянула через голову балахон и положила его на скамью. Девушка привыкла за время, проведенное в заключении, не стесняться своей наготы всегда, будучи с обнаженным торсом. Это выработалось у нее за три года. Оставшись в повязке вокруг бедер, она выпрямилась, подняла руки и сцепила их за головой. Кожа на животе натянулась, кубиками пресса проявились брюшные мышцы. Четко обозначилась грудная клетка и ребра, над которыми не было ни грамма жира, только кожа, покрытая едва заметными пупырышками от возбуждения. Налитые крепкие груди с крупными выделяющимися темными ареолами сосков, как-бы встали на караул, когда Леа выгнула спину, сведя лопатки, а локти сцепленных рук максимально развела в стороны.
Луизио аж открыл рот, видя такую красоту нагого женского тела. Когда, в его присутствии эту воровку подвергли порке, он видел перед собой только негодяйку, которой следовало всыпать как можно больше. Сейчас перед ним стояло само совершенство женской красоты.
- Сеньор Луизио, посмотрите на мою спину, - Леа неторопливо повернулась к купцу спиной, правой рукой она через левое плечо убрала хвост волос, чтобы от взгляда Луизио не скрылся ни один кусочек ее тела. – На ней только по приговору суда, тюремная плеть оставила более трех тысяч полос, прикоснитесь к моей коже, вы почувствуете, что на ней почти нет рубцов, только несколько отметин на боках и лопатках, когда во время наказания, кнут или плеть все же просекали кожу. Ну же, смелее, прошу вас - Лея подошла к сидящему в кресле Луизио, и опустилась перед ним на колени, оставаясь держаться на пальцах ног.
- Сеньор Луизио, прошу вас, вы только дотроньтесь до моей спины, и, уверяю вас, вы не откажете себе в удовольствии исполосовать ее вот этими розгами. У меня сильное, привычное к регулярным наказаниям тело. Я обещаю вам, что пока вы будете сечь меня, я не издам ни одного звука, потому, что я научилась молча терпеть порку. Никто в вашем доме не услышит из моих уст даже крика, или стона. Ваш слух будет ласкать только свист прутьев и звук ударов по моему телу.
Луизио положил две теплые мягкие, не знающие физического труда ладони на плечи Леи. Чувствуя возбуждение, он провел ладонями по спине девушки от лопаток до талии. Да, действительно, смуглая загоревшая кожа на стройной спине Леи была гладка. Кожаная плеть, которой каждую неделю стегали Лею, не рвала кожу. После каждого удара она оставляла длинный припухший, сначала беловатый след, который наливался кровью и расцветал на теле в виде синей, темнеющей полосы. Искусство палача, который порол Лею требовало, чтобы даже еженедельные шестьдесят ударов, причиняя девушке сильную боль, не уродовали постоянными рубцами ее тело. После каждой порки, полуживая, почти в бессознательном состоянии, на грани болевого шока, наша героиня оставаясь с опухшей иссиня-черной исполосованной спиной, могла быть уверена, что через неделю рубцы спадут, пожелтеют и рассосутся, и ее спина будет готова к очередной порке.
В некоторых местах на спине девушки взору сеньора Луизио были видны белесые точки размером с булавочную головку, или как-бы следы от небольших порезов. Его ладони тоже ощущали эти неровности кожи. Таких беловатых или розоватых точек новой, еще не успевшей загореть или принять естественный цвет кожи было особенно много на правой лопатке Леи, на ее боках и ребрах. Это были следы от длинного кнута, который своим концом просекал кожу до крови. Кнутом женщин стегали, чтобы они быстрее двигались, когда они были запряжены в повозки, по две в каждую. Так женщины возили в тюрьму продукты из города, который располагался у подножья горы, и воду из источника высоко в горах. По вечерам женщин снова пороли плетьми за нарушения дисциплины, которые они допускали в течении дня. Иногда Лее приходилось получать до полусотни плетей, даже по свежим следам после еженедельной утренней пытки поркой, или по рубцам, оставленных плетью надзирателя в течении дня. Тогда, от нескольких ударов, попадающих в одно и то же место, кожа на спине девушки не выдерживала, и по ребрам, и по ложбинке позвоночника, стекали тонкие струйки крови. После наказания окровавленную спину девушки протирали тряпкой, смоченной уксусом, смешанным с дешевым ромом, чтобы остановить кровь и дезинфицировать раны.
- Хорошо, я высеку тебя твоими розгами, но сколько же ударов будет тебе достаточно?
- За один раз я получала пять дюжин ударов плетью, но палачи в тюрьме полагали, что удар розги в два раза слабее плети, поэтому десять дюжин было бы в самый раз для меня. Здесь ровно дюжина прутьев, каждого хватит на десяток ударов, - ответила Леа, стоя на коленях спиной к Луизио.
- Вставай, мы пойдем на задний двор за домом, там есть сарай, где я и выпорю тебя. Я не хочу поднять на ноги весь свой дом.
Леа поднялась с колен, оставаясь стоять на пальцах, с благодарностью посмотрела на купца.
- Спасибо, Сеньор Луизио, я вам так благодарна, что вы не отказали мне в моей просьбе. Поверьте, мне так нужна эта порка.

Пневмония, облитерирующий эндартериит, аднексит, отморожение, общее охлаждение... Эротики маловато, а медицинских диагнозов многовато! Даже закаленная девушка не застрахована от этого букета....

_________________
С наилучшими пожеланиями

Если бы я хотел описать простудные заболевания, я бы их описал. А так не надо быть занудой в чтении подобных рассказов. Здесь главное порка, и не эротическое шлепанье по попка, а иная. Это скорее для небольшой аудитории любителей порки по спине.

Круто. Но и жестко все-таки. Босые ноги, разбитые в кровь мелкими камешками - аж мурашки по коже, как жаль девушку. В реале - то у нее бы не было шансов на адаптацию.

_________________
Страшно добрый пупс