Клуб "Преступление и наказание"

Глава 3 Байкерша
Как уснет деревня, выйду я за лес
Там в кустах пасется вороной мой бес…
Орал женский голос в наушниках плеера.

Так уж устроено небесами, что никто из нас не знает, когда и где прервется жизненный путь, думал Дима, собираясь на работу. Старички и старушки лежат на столах тихо, с умиротворенными лицами, а молодые… Смерть не сразу прибирает их к себе. Тут его облила с головы до ног грязью девушка на крутом мотоциксе. «Попадешься ты ко мне на стол» - Дмитрий грязно по-солдастви выматерился и пошел на работу. Настроение было безнадежно испорчено.
«Катаются девочки-мажоры, а ты перебиваешься кое-как! Факт, при таком отношении к рпвилам джорожного движения она рано или поздно попадет ко мне на стол!»
Год назад Илонка впервые опробовала великолепный мотоцикл, предмет зависти всех друзей и подруг. Конечно, для этого пришлось кое-чем пожертвовать, но игра стоила свеч.
– Я тут каталась с друзьями на мотоцикле, просто непередаваемое ощущение! Ради него стоит жить! – сказала Илонка скучающему прел телевизором отчиму.
Для этого разговора она переоделась в шелковый халат, подарок отчима, и не с потрудилась надеть под него белья. Не смотря на весьма близкие отношения некогда отчим не брал Илонку силой.
– Ты так думаешь? Я считаю, что это просто новая мода! – ответил отчим, отобрав у падчерицы английские журналы, где полуобнаженные девушки обнимали своих двухколесных друзей. – У них продажа мотобайков подскочила в прошлом году на треть до полутора миллиардов фунтов. Слушай, а может мне распилить мой «Мерс» пополам на два мотоцикла! Будем вдвоем кататься!
– Нет, тебе уже нельзя! Ты солидный мужчина. – Илонка присела рядом так, чтобы халат распахнулся и он смог видеть голые ножки. – Мерседес тебе по статусу положен!
– Знаешь, они считают, что виной моды на байки — дорожные пробки. – Голос отчима дрогнул. – Мол, насыщение автомашинами дошло до точки, на улицах — бампер в бампер, спасение одно — шнырять по узким лазейкам на мотоцикле!
Илонка села еще ближе и раскрыла журнал на развороте.
«Факт, девочка захотела мотоцикл!» – понял он, но не подал вида.
– Не знаю, я просто хочу иметь вот этот мотоцикл! – Илонка показала на фотографию в журнале.
– Это слишком дорого… – пытался возразить отчим, но Илонка уже расстегивала пуговки. – А разобьешься – шкуру спущу! Ты мненя знаешь!.
Обнимая падчерицу, Геннадий вздохнул и вспомнил свою мотоциклетную юность, когда «Иж» считался подарком судьбы. О более серьезных машинах не приходилось даже мечтать, а Илонка уже расстегивала лифчик.
Просмотр журналов пришлось на некоторое время отложить.
– Спускай… Я хочу, чтобы ты кончил мне на пупочек! – выдавила из себя Илонка, вставая на колени.
Геннадий был слишком увлечен и, забыв про просьбу Илонки, пару раз передернувшись, он
выстрелил весь заряд прямо в рот.
– Ну, я же просила! – Илонка жадно облизнулась, они вместе полежали пару минут, а потом вместе пошли в душ.
Скуповатый Геннадий Павлович был при деньгах, которые ему тратить, по большому счету, некуда, кроме как на эксплуатацию «Мерседеса» и подросшую падчерицу, оставшуюся с ним жить после смерти матери.
– Катайся, девочка! – сказал он через три дня, вручая Илонке ключи.
После жарких объятий отчима мучили угрызения совести, что помогало Илонке регулярно залезать ему кошелек.
– Вот он, – мой вороной бес! – Илонка погладила руль любимого мотоцикла и выехала их гаража. – Целых даже недели я к тебе на подходила.
– Эх, прокачусь с ветерком! – Илонка погладила руль любимого мотоцикла и выехала из гаража. – Только не так, как в прошлый раз. Получав штрафную квитанцию на кругленькую сумма отчим Илонки по привычке достал свой страшный ремень. О том, что было потом девушке вспоминать совсем не хотелось. – Подготовься к порке, и неси ремень! Время пошло! А я пока разложу диван.
Пока отчим поставил пакет сливок в микроволновку.
Ой! - мысленно почти вскрикнула от неожиданности Илона и и потянула вверх водолазку одновременно вынимая её из юбки и хватаясь за край, сняла, прихватив по пути маечку через голову, не отворачиваясь и повертев головой повесила оба предмета одежды на спинку стула.
Она переступила ногами, делая шаг назад.
Теперь джинсовая юбочка, мамин подарок, сиротливо лежала на заботливо вычищенном ковре.
Отчим смотрел на раздевающуюся девочку и думал: настоящая красавица растет! А ума мало! Надо добавить!
- Полностью – Раздевайся и не заставляй меня ждать!
Не дожидаясь дальнейших указаний, Илона подняла ее и положила на стул, стоящий рядом с креслом. Затем она взялась за резинку трусиков и стянула их.
Диван, как показалось девушке ожидая жертву.
Положив трусы поверх юбки, она почувствовала неприятный холод, овевающий голый зад и низ живота.
Илона глубоко вздохнула и забралась обеими руками под юбку, ища там резинку колготок и трусиков, чтобы снять и то, и другое вместе. «Может мой стриптиз его возбудит и я отделаюсь меньшими муками! А его сальности я потерплю! Не впервой!»
Спустив трусики до коленок, девушка подняла по-очереди ноги и освободилась он них от одежды. На этот раз отчим был настроен решительно и не собирался прощать падчерицу.
«И пощады ждать не приходится! Но я ведь уже почти взрослая!»
Илона расстегнула пуговицы на юбке и позволила ей свободно упасть на пол, обнажив тело полностью.
"Хорошие волосы у девочки! прямо как у ее покойной мамы! Оставшись в платье Евы, Илона побежала к шкафу, откуда быстро достала ремень и на втянутых руках отнесла его отчиму, перед тем как протянуть, опустившись, по заведенному обычаю на колени.
Вот скрипнула дверца, открываясь.
Старый офицерский ремень висел на крючке.
«Нарвалась!» - Илона опустила взгляд и прикусила губу.
- Взрослые девушки соблюдают правила дорожного движения! – Отчим сложил ремень вдвое.
"Хорошие волосы у девушки! прямо как у мамы! "
Четыре шага до шкафа показались Илонке ужасно длинными. Вот скрипнула дверца, открываясь.
Старый офицерский ремень висел на крючке.
«Нарвалась!» - Илона опустила взгляд и прикусила губу.
Теперь в маленьком домашнем театре появился еще один актер, терпеливо дожидавшийся среди нафталиненных вещей своего выхода.
- ОЙ! - вскрикнула на этот раз наяву Илона и вскочив с дивани побежала к шкафу, откуда быстро достала ремень и на втянутых руках отнесла его отчиму, перед тем как протянуть, опустившись на колени.
Отец, бывший прапорщик, а ныне военный пенсионер, дано не носил форму, а ремень главным образом доставался того, когда надо было поучить любимуюИлонку уму-разуму.
Девушка впервые ощутила укусы папиного ремня вскоре после своего седьмого дня рождения. До этого родители обходились шлепками.
– Вот, Илонка, – отчим показал ребенку ремень, – отныне и в дальнейшем он будет помогать тебе в учебе и других делах.
Сам по себе ремень длинным, толстым и очень страшным на вид. Две крючка в пряжке придавали ему сходство с головой сказочной змеи, готовой прокусить нежную кожу до крови, но отчим пряжкой не пользовался, считая, что «селедки», полуметрового хвоста из намотанного на руку ремня вполне достаточно.
– Илонка продолжала стоять, ожидая пока у неё возьмут из рук ремень, но отчим отдал новое распоряжение и пришлось с ремнём в руках идти и укладываться на дивану, стараясь не прикасаться им к телу. Такие прикосновения вызывали у девоки странные эмоции. Приятные эмоции и делали тепло и влажно.
Илонка вытянулась на диване продолжая держать ремень теперь уже на вытянутых вперёд руках.
– Так-то лучше! – Отчим пристегнул девушку ремешками к дивану. – Теперь особо не побрыкается!
«Пожалуй, я сегодня совмещу приятное с полезным, а за одно сделаю профилактику простатита! – решил отчим.
– А теперь, отчим усмехнулся, подготовим твою шкурку! – С этими словами она принялся размазывать горячие сливки по телу от шеи до пяток. Но больше всего досталось попе и бедрам.
Илонка подёргала по старой привычке руками и ногами, чтобы убедиться, что эти дёрганья совершенно бесполезны и ещё раз потянувшись - расслабилась.
Несколько раз Катя, двоюродная сестра Майи, шалившая с ней на пару, оказывались этой же самом диване, позволяя девушке как бы взглянуть на себя и на весь воспитательный процесс со стороны.
– Вы не имеете права меня бить! – Кричала Катя.
Тогда Илонка видела, как извивается и кричит Катя, получая вполне заслуженную порку селедкой по голой заднице, как постепенно попа розовеет, а потом краснеет.
– Это тебе за право! – Говорил отчим, орудуя селедкой.
– Ай! – Девушка отчаянно мотала головой, наивно пытаясь вырваться.
«Ох и больно же от ее лупит!» – Думала Илонка, прислушиваясь к Катькиным воплям. Но потом настал ее черед получать должное, и влетело ей куда как крепче. Теперь ей придется терпеть наказание в одиночку, и нет никого, даже мамы, чтобы прийти ей на помощь.
Катина мама ничуть не обиделась на папу, и только посоветовала впредь мазать жирными 35 процентными сливками девочек перед поркой. Чтобы крепче ум входил!
– Сейчас твоя попа получит то, что заслуживает! – Втирая в попу сливки, он наслаждался мягкостью юной плоти.
Девушка постанывала и вздрагивала в течении этого приятного процесса и потягивалась, сколько позволяли её путы.
«Подумать только, – думал отчим, - как она хороша. Так что глубокий массаж ей не повредит!»
От сжатия ягодицы девушка невольно напрягла бёдра. Но пока натирание сливками действие было скорее приятно, чем болезнененно...
Мужчина ощущал, как жертва шевелится в ожидании и ждет неминуемого наказания.
Он увидел, как кожа спины и плеч дочери стала покрываться мелкими пупырышками: явный признак того, что Илонка боится.
– Ты ничего не хочешь сказать? – Спросил отчим.
– Прости! – успела произнести Илонка и крепко зажмурилась.
«Подожди, лапочка! Твой ремень никуда не денется. А вот шкурку, да и другое место надо приготовить!»
Илонка не понимала, что происходит: руки и сливки были теплые... Но она знала, что отчим наказание никогда не отменяет!
«Ну вот, промаслена, как положено! – Отчим поднял вверх ремень и с треском опустил на голый зад, непроизвольно сжавшийся в предвкушении наказания. – А вот и первый бонус!»
- ЫЫыы!!! - стиснула зубы девушка, сдержав вскрик от довольно неожиданниго удара.
Отчим увидел, как тело несчастной вздрогнуло, но ремешки держали крепко. – Будешь знать, как надо ездить по улицам! – Отчим не торопился продолжать порку.
Как больно, - подумала Илонка когда боль схлынула.
Илонка, сколь могла, сдерживалась от криков, стискивая зубы, вскидывая голову и виляя попой.
«Как она бьется на диване… - отчим любовался восхитительным зрелищем: на попе расцветала первая широкая полома. – А у нас все еще впереди!»
Душа девушки провалилась в пятки, и наверняка покинула бы ее тело, если бы не белые носочки, единственная одежда, которые отчим позволял оставить. Они как сетью поймали дрожащую душу.
– Это только начало! – Улыбнулся отчим, снова поднимая и опуская ремень.
Постепенно под добрыми папиными ударами попа разогревалась всё больше. На глазах появились слёзы, а нос стал хлюпать.
– Ай! Ой! – Девушка тихо вскрикнула, тело непроизвольно дернулось вновь, но мужчина не выказал никакого милосердия.
– Что заслужила, то и получила! – Медленно, методично и очень сильно, мужчина хлестал, стараясь 2 раза не попадать по одному и тому же месту.
Илонка устала терпеть молча через немогу и стала сначала тихонько, а потом всё громче, повизгивать, затем покрикивать и, наконец, отпустив себя, начала визжать.
Односложные слова сменились непрерывным воем и всхлипыванием.
«А вот и ушки покраснели! – Отчим увидел, что уши ребенка стали ярко-красными. – верный признак того, что и слезы текут обильно!»
Попу уже жгло нестерпимо. Из глаз лились слёзы, из носа - сопли. А наказание не прекращалось...
Майю одолевали неуклонно усиливающиеся волны боли, возникающие в заду по мере того, как ремень делал свою работу. Ей показалось, что попа стала большой как воздушный шарик. Еще несколько ударов и он лопнет!
Илонка на минутку приоткрыла плотно зажмуренные глаза, и поняла, что слезы сбегают вниз по носу и капают на ковер.
– Больно! – тело не могло смириться с унижением болью и позором.
Попу уже жгло нестерпимо. Из глаз лились слёзы, из носа - сопли. А наказание не прекращалось... «Пожалуй, надо дать ей небольшую передышку! – решил отчим. – А то все слишком скоро кончится. Тем паче, что сливки у меня остались!»
Отложив ремень, отчим принялся намазывать иссеченные места сливками, не забывая сжимать их ладонями.
Постепенно успокоившись и осознав, что её больше не порют, Илонка не прекратила, однако, повизгивать от прикосновений к напопротым местам и их сжимания. Только вот сказать от чего повизгиваний было больше, сказать трудно. Было больно, но почему-то и чем-то приятно.
– Ну, дочка, четверть наказания позади! Продолжим! Не возражаешь?
Илонка получила возможность немного расслабиться. Сливки вроде и облегчили страдания попы, а вроде и наоборот...
Ты можешь уменьшить наказание, но не сейчас! - Отчим усмехнулся. - пока рано! С этими словами ремень впился в беззащитную, хоть и слегка отдохнувшую плоть.
- ЙЙЙййй!!! - взвизгнула Илонка от стежка, пришедшего как раз тогда, когда она собралась задать вопрос "как" и узнать, "почему".
- Хорошо поешь! - Отчим не без удовольствия смотрел на вздрагивающее тело. Десять ударов могу скинуть, если не пойдешь жаловаться маме! - отчим снова ударил так, чтобы хвост селедки попал в щель между половинками
"Пожалуй, порку надо кончать! Еще немного и я кончу в штаны! - подумал суровый воспитатель. - А это в мои планы не всходит! Придется девушку чуть-чуть недопороть! не беда, наверстаю!"
- Последний десяток! – Отчим расправил плечи, прицелился и смачно опустил селедку наискось, по ягодицам.
Отчим тяжело дышал. Избитая девушка казалась такой вкусной, такой соблазнительной и... по всем человеческим законам недоступной!
«Еще немного и я не выдержу!» – Успела подумать девушка между ударами, и вдруг все кончилось.
А теперь начнется самое интересное: отчим вынул член и провел им по вздрагивающим ягодицам.
«Слава Богу, попа не лопнула, только болит сильно! – Подумала девушка. – Похоже, иметь будут в задницу?»
– ты как, расслабишься или продолжить порку?
- расслаюлюсь! - Своим непроизвольным движением она отчаянно пыталась хоть немного убрать боль из пульсирующего зада, а тут пришлось принимать в себя не хилых размеров орган.
Наконец, отчим кончил и наказание закончилась.
– Можешь встать и идти в свою комнату!
Девушка схватила одежду со стула и пошла в свою комнату. Сил одеться, просто не было.
«Славно пробрал! – Думал отчим, прислушиваясь к жалобным всхлипываниям из соседней комнаты. – Думаю, порка ей только на пользу!»
Но вдруг в его сердце проснулось что-то человеческое. Он встал, пошел в ванну, намочил полотенце холодной водой, и пошел в комнату.
Девушка лежала животом вниз и горько плакала.
– Ты же понимаешь, Илонка, я должен был это сделать! – Отчим положил полотенце на малиновые ягодицы. – Штраф – бог с ним! Я не хочу потерять тебя! Сейчас все пройдет!
Илонка почувствовала, как боль от холода действительно уходит, а мужская ладонь нежно гладит ее по курчавым светлым волосам.
Впрочем, трусики она смогла надеть только на следующий день, а еще несколько дней ей было не до мотоцикла. Наконец, синяки на попе рассосались и можно снова сесть за руль.
Через полчаса она заправила бак и, облив нескольких прохожих грязью, вылетела на шоссе, где вороненый друг мог показать себя во все красе. Между ног ревел не какой-нибудь хилый «Иж», не говоря уже про «Яву», а сверкающий никелем красавец «Кавасаки». По мотоциклу был и прочий прикид. Машина летела, обгоняя четырехколесные коробки. Глубоко внутри Илонки бились «бирманские колокольчики», усиливая и без того приятные ощущения единения со сверхмощной машиной и кожаным сидением.
Дома-то Илонка была смирной девушкой, прилежной студенткой, а как зажмет между ног своего железного жеребца, так сразу — плохая девчонка! Честно говоря, сейчас она с трудом понимала, кто же ей нужен больше: мужчина, не дающий скучать в постели, или тот, кто стоит, сверкая лаком, в гараже? Ждет не дождется жаркого, пыльного, потного, на одном вздохе свидания...
– Н-да, всегда приходится чем-нибудь жертвовать! – Илонка подарила двухколесному спутнику чарующую улыбку. – Геннадий Павлович, конечно блудливый кобель, в детстве меня ремнем драл, но и я ничуть не лучше. Подумай, я сама затащила его в постель, попросила научить всему, что он сам умеет, еще когда мама была жива. А потом нагло стала шантажировать. А еще в сексшопе колокольчики на батарейках купила, чтоб чаще оргазм испытывать. Кто я после этого? Правильно. Я б… А ты тоже так думаешь?
Но ни о чем таком мотоцикл не думал. Илонке казалось, что верной и мощной машине тоже надоело стоять в темном гараже, и он с радостью вырвался на трассу.
Стальной конь, вздрагивал как конь живой и нес беспечную амазонку в кожаной куртке сквозь дождь и ветер.
— Все дело в единении со стихией! За нее не жалко и кое-что подарить отчиму в кредит! В конце концов, все байкеры делают это!
«Беспечный ездок», так и назывался американский фильм 60-х про парочку разгульных мотоциклистов с Питером Фондой и Деннисом Хоппером. Культовый фильм для Илонки, как и для каждого уважающего себя байкера.
– Ничего, – говорила она ревущему другу, – пусть Геннадий Павлович лакомится моим телом, зато я из него могу вить веревки! Мой парень лишний раз в кафе не сводит, а отчим балует, как может!
Милицейский «Жигуль» попытался преследовать отважную байкершу, но неудачно. Свернув на проселок, он без труда ушла от погони. Илонка вспоминала, как в прошлом году удалось уговорить отчима взять с собой в Америку и попасть на юбилей культового байка «Харлей Дэвидсон».
– Да, пришлось сходить вместе с папиком в баню! – рассказала она мотоциклу о способе уговорить Геннадия Павловича. – Если честно, я от намыливания его тела не получила никакого удовольствия, зато своими глазами видела, как на хайвэй выехали тысячи людей в черных кожанках. При этом было выпито море пива, а чем только они не занимаются, сидя на своих сверхмощных лошадках!
Мотоцикл мерно урчал в ответ и наматывал километры. «Мне так нет!» – подумала Илонка, вылетая на трассу.
«Свобода, которую дарит мотоцикл, стала еще дороже. – Думала девушка, выжимая из стального коня все силы. – Отчим заколебал! В институт понимаете, требует ходить, зачеты сдавать. Мало того, грозится выпороть по старой памяти или сократить карманные деньги! Парни только руки норовят совать, куда не надо! Трава – гадость. Все будущее разложено по полочкам. Не жизнь — каторга!»
Против размеренной и распланированной на годы вперед жизни и бунтовала девушка на мотоцикле. Против контроля, против общества, где идет тотальное промывание мозгов. Им там, наверху, подавай армию клонов. Но есть люди, для которых дорога — их индивидуальность. Люди на мотоциклах...
Послышался визг тормозов тяжелого грузовика, никак не ожидавшего появления ведьмы в кожанке на сверхмощном чуде техники.
«Смотреть по сторонам надо! – подумала Илонка. Правила дорожного движения не для таких, как я!»
Черная кожа сидения нагрелась и приятно ласкала сокровенное место девушки, прикрытое только узкими трусиками. А внутри продолжали биться бирманские колокольчики, усиливая приятное ощущение скорости и движения. Шарик на батарейке толкал другой, и оба вибрировали в самом сокровенном женском месте, вызывая ощущение, что мотоцикл – не стальной конь, на службе у отважной наездницы, а живой организм.
«Почему бы нет? – подумала девушка, прислушиваясь к ровному ритму железного сердца. – Мой мотоцикл мне никогда не изменит! Ощутить железного жеребца между ног — это тебе не к отчиму в постель залезть или на мужской стриптиз сходить!»
Мерно работал мощный двигатель, под колеса уходила дорога.
«Каждая уважающая себя модница носит коричневый кожаный жакетик мотоциклетной фирмы...» — прочитала Илонка в чопорной лондонской газете «Тайм», которую мусолят на Западе миллионы красивых и богатых. Объявила и даже фирму назвала. Разумеется, после ласкового ночного разговора с папенькой, у Илонки была точно такая же.
– Обожаю гонять на байке! — шепотом призналась она любимому «папочке», прижимаясь к нему обнаженным телом. Это так здорово почувствовать под попкой сотню лошадиных сил. Трясет, ревет, жаром печет! В постели не так!
– Ты стала уже совсем взрослой и такой же красивой, как твоя покойная мама! – Геннадий Павлович нежно обнял беспутную падчерицу, измены которой он терпеливо сносил.
– Только не натвори глупостей, сказал он, – профилактически шлепнув Илонку по великолепной попке, – шею сломаешь – домой не приходи!
Ласково шлепнув еще раз, он нежно укусил падчерицу и прижал к себе. Илонке не надо было изображать удовольствие: отчим был опытным мужчиной и не позволял себе заснуть прежде, чем доведет девушку до изнеможения. Он нашел волшебную в потаенном местечке, от прикосновения к которой Илонка не удержалась и сладко застонала.
– А сам? – Тело беспутной девушки выгнулось дугой, пальцы ощутили пульсацию и жар.
Вместо ответа он навалился на нее всем телом.
– Ну, ты меня раздавишь! – Она вздрагивала от удовольствия, в горячих объятиях Геннадия. В этот момент, попроси Илонка луну с неба, он бы достал.
Гоняя на мотоцикле, Илонка не заметила, как спровоцировала несколько опасных ситуаций на дороге. С высоты над нею уже летел вертолет ГИБДД. Игнорирование правил дорожного движения никого до добра не доводит. А в это время к Илонке подбиралось острое, не сравнимое ни с чем наслаждение. Горячая волна от мотоциклетного кресла передалась телу, на кожу выделился естественный женский сок, а где-то там, в глубине стала рождаться волна острого, чрезвычайно сильного наслаждения. Китайские женщины, раскачивающиеся в креслах-качалках не могли достичь и сотой доли того, что испытывала юная байкерша, сидя верхом на железном исчадии Ада.
На приказание в мегафон остановиться, Илонка только прибавила газу.
Да пошел ты… – выругалась она и не заметила крутого поворота. Мотоцикл полетел под откос. Пилот вертолета все видел и сразу же вызвал по рации медицинскую помощь. Увы, врачи приехали слишком поздно.
В больницу Илонку привезли еще живой, но врачи ничего не смогли сделать.
Дима привез из шоковой в секционный зал операционной молодую клиентку, подобранную скоряками на улице. Дмитрий, откинув простыню, внимательно осмотрел тело. Она лежала со спокойным, бледным лицом, голова немного наклонена, глаза закрыты. В шоковой операционной медсестры кое-как обмили ей лицо, но сволосл для трепанации черепа сбрить не успели.
– Ну, девочка, – обратился он к покойной, пора на стол!
Диме показалось, что кто-то невидимый, но очень страшный стоит за его спиной. По телу пробежал неприятный холодок.
– Работа как работа! – Дима не мешкая, они принялся за дело... Голова девушки безжизненно свесилась. Даже мертвая она выглядела очень привлекательной, и санитар понял, что возбуждается...
– Эх, зря мы не познакомились с тобой при жизни! – он сделал шаг назад и посмотрел со стороны. Она лежала на столе с неестественно бледным, спокойным лицом...
Страсть была настолько сильной, что он полез рукой в штаны. Облегчение было быстрым и очень бурным.
Олег Боричович, появившийся вскоре, пояснил, как надо вскрывать тело и Дима взял в руки длинный секционный нож.
Труп оказался на удивление податливым и вскоре весь органокомплекс лежал на специальном столике. А вот тут сотрудники морга испытали настоящий ужас: матка вздрагивала и дергалась.
– Сколько лет работаю, а такого не видал! – Врач, вынув колокольчики из тела девушки, выпил стакан водки, для успокоения, и занялся привычным делом, бесстастно диктуя Диме посмертные изменения. Потом взвесили на весах сердце и печень, забрали кусочки тканей на анализы и наступил вновь Димин черед зашивать и убирать тело.
– Один стежок, другой стежок! – Изогнутая игла в Диминых руках послушно впивалась в мертвую плоть.
– Получилось аккуратно! – Остановившись, он взял в руки и принялся обмывать тело.
Спешить он не стал, тем более что торопиться было некуда, поэтому делал все размеренно и аккуратно. В первый раз процесс занял у него около часа. Положив тело девушки на стол, санитар накрыл его свежей простыней. Он свое дело сделал, теперь на очереди кто-то другой...
Отчиму вместе с вещами выдали и бирманские колокольчики. Он сидел на стуле в морге и тихо плакал. В считанные дни из моложавого мужчины он превратился в дряхлого старика. Не торгуясь он заплатил столько, сколько предложили.

_________________
С наилучшими пожеланиями

Глава 4 Лишение девственности
С первой халтуры по подготовке Илонки в мир иной, Дима заказал себе девушку. "Если с ней не получится, значит, я голубой!" – решил он и стал ждать рокового экзамена. Через час в дверь постучала очень симпатичная блондинка с кукольным лицом. И на первый взгляд совсем юная. Ни дать, ни взять – старшеклассница.
– Ты знаешь, у меня проблемы! – Дима.
– А я тут для того, чтобы их решать! – Гостья сбросила с себя платье и осталась в полупрозрачном белье. – Меня зовут Аня! Запомни, если я тебе понравлюсь, заказывай диспетчеру меня!
– Водку будешь? – спросил Дима и, увидев кокетливый кивок, пошел на кухню к холодильнику. Взяв запотевшую в ожидании бутылку, вернулся и увидел, что расторопная куколка уже эротично полулежала на диване, заманчиво скрестив ножки.
– Сними с себя все! – почти робко попросил Дима.
– Мне немножко, – слегка покраснев, произнесла Аня, наблюдая, как Дима доставал большие бокалы.
Легко соскользнувшие немногочисленные аксессуары нижнего белья открыли взгляду Димы очень впечатляющую картину. Фигура у Ани оказалась первый сорт. Точеная талия, почти вертикально стоящие небольшие груди, крепкий тугой зад, роскошные бедра, загорелая до золотистого цвета кожа, на которой не было бледных следов трусиков и лифчика.
Жеманно пригубив водки, Анна посмотрела Диме пристально в глаза и убедилась в том, что ей нужно самой делать первый шаг. Она большим глотком отпила водки и со словами: – Я все сделаю сама! Облизнулась, встала на колени и расстегнула пуговицы на брюках ошалевшего от счастья Димы.
От прикосновения ласковых губ тонус санитара быстро поднялся до максимума, но девушка, найдя какую-то точку на мошонке, сдавила его так, что Дима не смог сразу кончить.
– Ну, давай! – сказала девушка и легла на спину так же, как много лет назад лежала Маринка.
– Ножки раздвинь! – Димка почти сорвал с себя одежду, хлебнул для храбрости из полупустого стакана спиртное, навалился на предложенное Анной место и запыхтел, пытаясь проникнуть в естественный ход. К его великой досаде, ни чего не получилось. Нужная щелочка все время оказывалась вне досягаемости, то выше, то ниже. Порой он упирался в пах, глее не было вообще ни какого входа. Девушка, почувствовав, генитальная удаль утомилась и обмякла, поспешила все исправить и ласковыми пальцами помогла найти путь в горячую и манящую глубину. Дима закрыл глаза и провалился не известно куда. Точнее – в неизвестное ему блаженство. И там так было хорошо, что он испугался. Ему, как профессиональному клаустрофобу, казалось, что он заперт в тесном гробу и там закончит свое существование. Ужасу не было предела. Смешанное ощущение приятного от возбуждения и страшного от тесноты переполняли его. Он потерял ориентацию. Ему очень хотелось вырваться из этой тесноты и он пятился назад, желая вырвать щуп и спрятать его. Но как только большая часть оказывалась на свободе, ему становилось жаль тех ощущений приятного и он снова внедрялся в самую глубину, пока он снова не упирался головкой во что то твердое. Тогда ему снова становилось страшно, он делал несколько попыток «пробить» это что-то твердое, пока боль не заставляла его опять спрятать член. Такие циклические телодвижения, известные каждому мужчине, он повторял с нарастающей скоростью.
– Только не торопись, а то скоро кончишь, – тихо прошептала Аня, возвращая его к действительности. Это всем знакомое киношное нашептывание, от которого повеяло пошлостью, вызвало у Димы негодование и ему так захотелось ударить проститутку по лицу, а еще больше высечь. Но до лица ему было не достать, а прерываться тоже не хотелось. Череда мыслей отвлекла его от приближающегося оргазма. Он навсегда уяснил, что первой и последней позой, в которой он будет пользоваться девушкой, станет миссионерская, что бы контролировать словопоток и не портить себе наслаждения. А в процессе, а лучше до него, он обязательно поставит девушку на колени, пригнет шею левой рукой вниз, как когда-то он видел отца Марины, а правой будет драть в свое удовольствие, пока попа не запылает огненно красным кровавым цветом. Теперь Дима размышлял: как, наверное, было бы приятно прикоснуться своими бедрами, пахом и животом к горящим, свежевыдранным ягодицам девушки, загоняя ей в ту самую сокровенную тесноту дымящийся вздыбленный член.
Думая обо всем этом, он совершал движения внутри Ани, которая была ни мало удивлена их необычностью. Представив, как эта проститутка смотрелась бы выдранной задницей, Дима кончал. Семяизвержение пульсирующего члена совпало с попыткой пробить «стену». Ощущения Димы, не шли ни в какое сравнение с теми, которые он испытывал, кончая в трусы. Удовлетворяющая мысль «ТЕПЕРЬ Я МУЖЧИНА!» навязчиво закрутилась у него в голове. Она нравилась и Дима, довольный собой, обессиленным телом придавил Аню к дивану.
– Ну вот, а ты говорил, что у тебя не получается! – Аня опять слегка испортила ему удовольствие.
Сполоснув свое тело под душем, Дима подошел к Ане в плотную и сказал, взяв за шею:
– Ни когда не говори таких слов, какие ты говорила сегодня мне. Иначе, я закажу тебя на всю ночь, и буду пороть розгами, пока ты не потеряешь голос то крика.
И в качестве демонстрации с размаха ударил по все еще голым ягодицам недавно купленным кожаным шнурком. Анна взвизгнула и присела на колени от неожиданной боли. Перед лицом возник полуживой, от предыдущих упражнений член, и не равнодушно вздрогнул.
Аня уже по опыту знала, как отвлечь клиента от конфликта и выйти из ситуации живой и здоровой. Все элементарно просто! Оставшийся час, что они пробыли вместе, Аня вела себя очень предупредительно, ласково, расцеловала его с ног до головы.
«Ты доволен?» – обычно спрашивала она у клиентов. Но с Димой она стала играть роль неопытной девочки и спрашивала:
– Я все правильно делаю? Тебе нравится? Тебе не больно? Так хорошо?
– А я что, – не понимал Дима, – должен давать письменный отчет?
Если что не понравится, так я сам тебя накажу?
Мысль о том, как НАДО женщину, пришла ему в голову и засела железным гвоздем. Во время краткого отдыха он положил на колени и несколько раз, шутя, пошлепал по заду. Аня сразу резко вывернулась, села рядом и сказала:
– Прошу тебя, никогда больше не делай этого. Обещай мне!
– Это еще почему? – Не понял Дима. – Я ведь даже не сильно! Ты так сексуально вздрогнула, что я тебя еще захотел!
Аня приняла его в себя еще раз, а потом сказала, что плохое обслуживание карается в их кругу субботниками и шлепки ей совсем не нужны.
"Главное, что у меня все в порядке! – подумал он, закрывая за Аней дверь. – Черепологи (так на военном сленге называют нейрохирургов) не порушили мне мужские рефлексы!
С тех пор Дмитрий не раз вызывал ее, за это время они почти подружились. Он узнал от Ани много нового о нравах той среды, где та вращалась, и системе наказаний провинившихся. Основным методом воздействия на провинившихся девушек чаще всего служил мордобой, отработка на "субботниках", денежные штрафы и, как крайняя мера, отправка в вологодскую область на лесоповал обслуживать одичавших без цивилизации мужиков, которые там тоже отрабатывали свои долги.

_________________
С наилучшими пожеланиями

Глава 5. Работа в больнице Виктор и Анна

Дмитрий постепенно врабатывался. Каждый день адо было вскрывать два-три трупа (а сейчас вскрывают по восемнадцать! – прим автора)
Виктор из своих двадцати шести лет три года плотно сидел на игле. На хорошие наркотики денег не было, и он пользовался экстрактом маковой соломки. Верняк (подкожные вены) уже ушел, ни одной приличной вены не осталось. Давно уже прошло то время, когда он кололся ради "полета" (состояния эйфории, приятных ощущений) и его организм постоянно требовал своей дозы просто для того чтобы хоть как-то функционировать. Когда на руках вен не стало, пришлось "открыть крышку гроба". Так наркоманы на своем языке называют уколы в глубокие вены в паховой области. Да, он прекрасно знал, что те, кто колется в пах более трех-четырех месяцев не живут, потому что "открыватели" умирают от гнойных осложнений, но жить без наркоты он не мог. Вот и оказался в больнице в крайне тяжелом состоянии.
Сам он не помнил, как сюда попал. Помнил только боль, страшную боль во всех мышцах и суставах, выворачивающийся на изнанку желудок и одно только одно желание: подлечиться (т.е. уколоться). А потом пульсирующая боль в ноге, боль, разрывающая его изнутри... Когда Виктор пришел в себя, то обнаружил, что находится в небольшой комнате с белыми стенами и потолком, на жесткой кровати.
– Смотрите-ка, живой! – сказала ему девушка в белом халате. Проснулся!
Он лежал совершенно голый, под простыней, весь облепленный проводами, а где только можно стояли трубки. Все это ему очень мешало. Он тут же попытался освободиться, но тут же понял, что привязан мягкими бинтами к кровати, а за подмышки еще и подтянут простыней к кроватной спинке.
– Где я? – спросил Виктор.
– Где, где – в реанимации! До рая еще не добрался, находился пять суток между жизнью и смертью. В итоге врачи спасли твою трижды никчемную жизнь!
Виктор снова стал испытывать бинты на прочность, но тут же медсестра и укрепила узлы, строго сказав, что в этих трубках его жизнь и велела лежать смирно. Делать нечего. Пришлось подчиниться. Ему хотелось ширнуться, но состояние терпимо. Суставы не болели, ныла нога под повязкой. Было тяжело дышать. Оглядываясь, на сколько это было возможно по сторонам, на соседней койке он увидел ее. Девушка лежала не привязанная, могла поворачиваться и садиться. Не обращая на него внимания, она доедала больничный завтрак. Больше коек в палате не было. После завтрака в палату вошло много людей в белых халатах, и дежурный доктор стал докладывать о его соседке. Ей не повезло: хотя вены на руках еще были, но грязный шприц сделал свое дело, и инфекция попала в кровь. Многих медицинских терминов он не понял, но понял, что мишенью инфекция выбрала сердце. Потом подошли к нему. Дежурный врач докладывал, что с Виктором случилось. Его общупали, обстукали, выслушали, пообщИлонкь между собой. Так он узнал, что вдобавок к ране на бедре, у него заражение крови и воспаление легких. Старый седой доктор разрешил вынуть из Виктора часть трубок, за что он проникся к нему благодарностью, а кардиомонитор после обхода сняли: он понадобился другому больному. Вот таким образом на обходе их косвенно представили друг другу. Ширмы между ними не было. Первой начала она:
– Что, дорогой, доширялся?
– От ширялки слышу! – ответил он, – вот погоди, сейчас придет медсестра, она попку то тебе попортит за твой длинный язык. Обязательно скажу, чтобы она иголку ни шприц одела потолще.
– Подумаешь, иголка! Помнится, нужны были деньги на дозу, так я и в клуб садистов заглядывала. Там как всыпали по голой заднице – мало не показалось, но за то денег дали, не поскупились! А вот тебе слабо голому выйти на сцену да на скамейку лечь? Да слабо!
Да я тебя без всякого клуба извращенцев отшлепаю! Вот только выберусь из этих завязок!
На это она отвечала, что в отличие от него уже поправляется, а он еще не известно выживет или нет. Так они беззлобно поругивались, пока не пришли молоденькие практикантки их мыть и менять белье.
– Я тебе нравлюсь? – спросила она, увидев, что он с интересом посмотрел в сторону, – по-моему, я хороша. При этом она сознательно выставила напоказ свое тело. Одежды на ней было столько же, сколько и на Викторе.
– Хороша, хороша, да тоща больно! – ответил он.
Сам Виктор отвык от обнаженного женского тела. Жена ушла от него через полгода после того как он сел на иглу. Да и сам он, признаться, предпочитал дозу женской ласке. А Анна была красива. Конечно, болезнь наложила на нее отпечаток: глаза у нее стали ввалившими, с темными кругами внизу, руки худые, на теле ребра можно пересчитать, но груди, если бы вы видели шарики, такие круглые, упругие, увенчанные розовыми вишенками! Но тут дошла очередь до него, и Виктор услышал от нее весьма не лестные замечания о своей фигуре и мужских достоинствах. При этом она вогнала в краску молоденьких сестричек. Конечно, неприятно когда о тебе так отзываются, но ему даже не прикрыться – привязан. После перестилки пришла буфетчица и стала их кормить кашей. Голода он не чувствовал, но буфетчица не любила, когда ей перечат.
Она что-то сделала с его койкой, в результате Виктор принял почти сидячее положение, и кормила его как маленького с ложечки. Он просил отвязать хотя бы одну руку, но буфетчица была непреклонна.
– Отвяжем, когда врач скажет! – строго сказала она.
Анна ела сама.
– Что, аппетита нет? – спросила она, глядя в его сторону, – ничего, сейчас он у тебя появится!
С этими словами она сознательно выпустила из-под одеяла свои прелести.
– Не отвлекайся! – велела буфетчица.
После еды их общение продолжилось. Анна рассказала, что ей двадцать два года, и она была замужем. муж, как и Виктор, сидел на игле, и склонил к этому же занятию. У них родилась дочь. Ей сейчас 3 года, а первая ломка началась у нее еще в родильном доме. Долго не могли понять, почему ребенок плачет, пока одна старая акушерка не разглядела следов от уколов на руках у мамаши, и не сделала правильного вывода. Девочка требовала наркотик! Сейчас дочка у бабушки. Муж Анны год назад вместе с очередной дозой ввел себе вирус гепатита и умер в больнице. Как ей рассказывали, он умирал долго, до последних минут вспоминал и дочку. Но и пример собственного мужа не наставил на путь истинный, в результате она оказалась здесь, в кампании с Виктором.
Ближе к ночи приехали незнакомые врачи и сестры, привезли с собой кучу ящиков.
– Зачем это все? – спросил Виктор.
– Это бригада детоксикации! – ответила Анна, – если бы не они – мы с тобой давно уже горели в геенне огненной!
– Правильно! – заметил старший чернобородый доктор. Сейчас мы будем тебе очищать кровь, чтобы ты быстрее поправился!
Медсестра сделала Виктору укол, и он почувствовал во рту знакомый вишневый вкус.
– Релашка? – спросил он.
– Угадал! – ответил доктор, – А теперь лежи спокойно! Медсестры собрали немыслимую конструкцию из трубок флаконов и еще чего-то. Из Виктора насосом стали выкачивать кровь, пропускать через уголь, светить на нее лазером, а потом закачивать в него обратно. Ему было не больно, но немного страшно смотреть, как собственная кровь течет по прозрачным трубкам.
– А меня сегодня будут чистить? – спросила Анна.
В глазах доктора мелькнуло печальное выражение, но Анна его не заметила. (Врачи уже знали о тромбах на клапанах сердца и ближайшей перспективе)
– Тебя – нет! Ты и так поправляешься! – доктор снова повернулся к Виктору.
– Считай, что тебе повезло! – сказал ему доктор, – В следующий раз тебе уже никто не поможет!
Процедура окончилась, они снова остИлонкь вдвоем. Анна стала вспоминать, как долго она не была с мужчиной и с интересом посмотрела на него. Улучив момент, когда рядом никого не было, она стащила с себя одеяло и стала поглаживать себя по бедрам и животу, выгибаясь при этом, как кошечка. Сказать по правде, не смотря на не очень хорошее самочувствие и боли в ноге, Виктор как мужчина не мог оставаться равнодушным к этому зрелищу, и это стало заметно. Глядя на красивое обнаженное тело, он даже забыл, где находится и что с ним будет дальше.
А Анна тем временем повернулась к нему спиной и выставила на показ свою попку. Следы от уколов ничуть не портили. А потом ягодицы принялись исполнять что-то вроде танца живота, только наоборот. В этот момент в палату вошла медсестра делать вечерние уколы, и Анна юркнула под одеяло. После уколов сестра выключила верхний свет, оставив дежурные ночники, а им велела спать. Действительно, что еще делать ночью в реанимации?
Проснулся он оттого, что Анна трясла его за плечо.
– Хорош спать! – сказала она, – сейчас мы с тобой займемся любовью!
– Ты что, сбрендила? – спросил он, глядя на Анну, завернувшуюся в простыню. – Нашла время и место: ходят ведь врачи и медсестры постоянно, какая тут любовь?
– Успокойся, – сказала она, – врача позвали в операционную давать наркоз, а медсестра сегодня работает за двоих, умаялась за день и дремлет на посту, а пост от нас далеко – на чистой половине! И вообще, я тебе что, не понравилась?
Она принялась ласкать его тело. Что это была за женщина! Мертвого и того возбудит!
– Не волнуйся, нам никто не помешает! – с этими словами она сняла с него одеяло, – впервые имею дело с мужчиной, который так крепко привязан! Жаль, нет ножа для колки льда, прирезала бы, не задумываясь!
– Тоже мне, Шерон Стоун нашлась, – сказал он тихо, замирая от блаженства, – забирайся сверху, но, пожалуйста, осторожней, у меня нога болит!
– Вижу, понимаю, не дура! – сказала она в ответ.
И вот их тела слились в одно. Узел на простыне развязался, а она не стала его поправлять. Он хотел достать до нее ртом, благо голова не привязана, но это у него не получилось.
– Это – потом! – сказала Анна. Женщина постепенно набирала темп, но вдруг остановилась, откинула назад голову и сладостно застонала. Блаженство и боль слились в одно целое. Но тут его стал душить кашель, Виктор начал синеть и задыхаться. Анна быстро и бесцеремонно соскочила с любовника, в этот момент его рот заполнился гноем. Анна сообразила, в чем дело, и, повернув его голову на бок, подставила полотенце, и позвала медсестру на помощь, не забыв кое-как прикрыться простыней.
– Спасибо за бдительность! – сказала медсестра, наскоро протирая глаза. Она сунула ему в рот толстый шланг, включила вакуумный аспиратор, принялась отсасывать гной. После этого стало легче дышать. А Анна, как ни в чем не бывало легла на свою кровать. Медсестра строго посмотрела на них.
– Я не скажу доктору, чем вы тут занимИлонкь, а вы не скажете ему, что я спала, договорились? – обратилась к нам медсестра.
– Нет проблем! – сказала Анна.
– Спасибо! – ответил Виктор.
Утром он почувствовал себя необычайно хорошо, температура упала, и впервые захотелось есть.
Врачи на утреннем обходе были довольны, и сказали, что после ночного кризиса у него появились шансы на спасение. Правда, они посчитали это результатом очищения крови, но он-то хорошо знал, кто его вылечил. Его развязали, решив, что он уже в состоянии отвечать за свои поступки. Днем Анна с Виктором разговаривали и строили планы на будущее.
– Боже, как хорошо жить и любить! – говорил он, – Это понимаешь только в реанимационной палате!
– Жизнь действительно прекрасна! – отвечала ему Анна, сладко потягиваясь, – а ты меня замуж возьмешь?
– Я без тебя жить не могу!
Днем Анна получила от мамы передачу. Она поделилась с ним своим бульоном и курицей. Ему показалось, что такой вкусной курицы он никогда в жизни не ел.
– Копи силы, – строго сказала она, – ночью они тебе пригодятся!
Но второй ночи у них не было. После дневного обхода Анна внезапно захрипела, посинела и перестала дышать.
На помощь! – заорал Виктор.
Остановка в септическом блоке! – Закричала дежурная медсестра, скинула с нее одеяло, принялась ритмично давить ей на грудь. Прибежавший врач запихнул ей трубку рот, подключил дыхательный аппарат. В воздухе носились страшные слова:
– Атропин! Адреналин! Сода! И еще много непонятных слов. Сестры постоянно что-то в нее кололи, а потом притащили красный ящик.
– Разряд! – скомандовал доктор, прижимая к ней тарелки с ручками. Все отошли на шаг от кровати. Раздался хлопок. Тело дернулось. Потом все началось сначала. Про Виктора в это момент просто забыли, а он не мог осознать, что происходит.
– Все! – после третьего удара сказал врач, – вызывайте санитаров!
Потом он смотрел, как ей связали спереди руки, накрыли с головой простыней и увезли из палаты...
На глазах у Виктора выступили слезы. На следующий день его перевели из реанимации на хирургическое отделение, оставив ему катетер в подключичной вене для введения лекарств. Там к нему пришли друзья. Увы, вместо бульона и курицы они принесли ему шприц с вожделенной грязью. Но доза была слишком велика, и Виктор скончался от передозировки. Перетрусившие "друзья" вместо того, чтобы позвать дежурного врача или сестру просто убежали. А, может быть, он это сделал нарочно, кто знает?
– Вот смотри, - показывал Диме патологоанатом тромб. – Это причина смерти! Сорвавшись с клапана сердца, перекрыл легочную артерию. Смерть наступила мгновенно.
– Такая молодая и умерла так быстро! – Дмитрий приводил труп в порядок.
– У тебя с каждым разом все лучше и лучше получается! – похвалил его дежурный патологоанатом.

_________________
С наилучшими пожеланиями

История вторая
Леди Макбет из общаги.

- С этой денег брать не булет, да и никто не даст! – Старший санитар поручил диме прибрать очередной труп. – Эта карсавица работала у нас медсестрой! – Хоронить будем на общественный счет! Можешь не гримировать! В закрытом гробу в крематорий поедет! А урну пошлем на Родину.
Лимита… Это страшное слово изломало жизнь ни одной тысяче людей, решивших искать счастья в больших городах. Лена не была исключением. В голодной и нищей деревне делать молодой девушке было нечего.
Но деревенская закалка и отцовские розги помогли девушке вырасти сильной.
В городе Лена окончила медучилище и работала сутками медсестрой в больнице, предоставляющей, таким как она общежитие. Конечно, денег не хватало, а проблем «выше крыши», но Лена жила и терпела, как могла. Ей было уже не шестнадцать лет, и наивной девочкой она не была.
Как и любой женщине, ей очень хотелось встретить, если не принца то хорошего человека, чтобы создать семью.
Вместо этого приходилось брать лишние сутки на работе, а потом отсыпаться под шум и гам общежития.
Дежурила она в реанимационном блоке, совмещая там же на полставки санитаркой. Стройная, подвижная, с лад¬ной фигуркой, она ловко управлялась со своими обязанностями. Пару раз она встречала Диму- санитара из морга, и видела его оценивающий взгляд, впрочем, знакомиться с ним она не собиралась. Да и после суточных дежурств решать свои проблемы не было ни времени, ни сил.
После гибели Ани и перевода на отделение Виктора, койки долго не пустовали. К ним привезли молодого человека очень «удачно» ткнувшим себя в живот кухонным ножом. Проблемы у мальчика были большие: в двадцать лет девственник. И не то, чтобы урод – все попытки близости заканчивались ничем. После последней неудачи с рыжеволосой красавицей, которая рассмеялась обозвав парня уродом и импотентом. Это была последняя капля: на кухне он взял остро отточенный нож…
Врачи с трудом вернули его к жизни. Открыв глаза, он увидел, что лежит в маленькой палате, привязанный к койке ремнями. По причине летней жары на Лене под халатом был только купальник. Время от времени, когда сестра чем-нибудь занималась, полы халата распахннулись и взору привязанного представали хорошенькие ножки.
На вечернем обходе после консультации психиатра врачи разрешили развязать ремни, удалить мочевой катетер, назначили Борису клизму.
– Сейчас мы прочистим кишечник, и честное слово, жаль, что для мозгов не придумано аналогичной процедуры, – сказала Лена, набирая в кружку Эсмарха воду, – поворачивайся на бок!
При этом Борис успел заметить кусочек женского тела в глубоком вырезе халата. В этот момент ловкие пальцы приподняли ему ягодицу, и промасленный наконечник вошел внутрь.
А теперь ложись на судно! Облегчишься – считай будешь жить, а нет – еще раз поставлю!
После далеко не аппетитной процедуры Лена принялась мыть пациенту попу, и протирать камфарным спиртом, чтобы не было пролежней. От прикосновения нежных рук у него началась эрекция.
Стоило умирать! Смотри, какой он у тебя огромный! Надо и его тоже помыть!
Лена пожалела его и решила доказать, что он рано поставил на себе крест.
– Не расстраивайся, сейчас все у тебя получится. «Все равно больше в блоке никого нет!» – подумала она и сняла трусики и расстегнула халат.
Борис лежал на спине и сладостно постанывал, а она сидела на нем, стараясь не давить на живот с еще не зажившим шрамом от операции. У Бориса осталось ощущение сладкого безумия: она мета¬лась над ним, бедра ходили ходуном, с губ срывИлонкь протяжные стоны, и, наконец, оба замерли, парализованные сладкой судорогой.
– Какая ты… – только и смог сказать Борис.
– Ну, вот и все, сказала Лена, застегивая халат, – теперь все девушки будут твои.
– А ты будешь моей? – в голосе Бориса звучала одновременно и просьба и надежда.
– Я ты знаешь, кто я? – вопросом на вопрос ответила Лена.
– Ты самая лучшая в мире женщина.
– У тебя будет время об этом подумать, – сказала она, – а сейчас лежи и помалкивай!
Остаток дежурства прошел тяжело: из операционной привезли двух пациентов, а Лена дежурила одна. Больше у них ничего не было, хотя Лена постоянно видела желание в его глазах.
Перед выпиской Борис, предложил ей зайти к нему в гости.
– Я тебя с мамой познакомлю, – смущенно промямлил Борис.
Разумеется, мамы дома не оказалось.
– Лена, Леночка моя, спасительница… Я так тебя люблю.
С этими словами Борис потащил на диван.
Будь моей женой, говорил он, расстегивая кофточку на Лениной груди.
– Погоди. Не сейчас, не надо… Мама узнает – выпорет!
Боря, опустил руку на ко¬лено спустился ниже, пробираясь под ткань самодельной юбки, и вновь пошел вверх, добираясь до вершины плотно сомкнутых ног.
– Я тебе понравилась? – спросила она и наклонилась, так, чтобы соски касались его груди, пошевелила плечами.
Рукой она тут же нашла подтверждение того, что Борис сгорает от нетерпения.
Ее нежные пальцы засновали ту¬да-сюда челноком, спус¬тя минуту Борис почувствовал се¬бя в полной боевой готовности.
Ласково поцеловав груди, он встал на колени между раскинутых ног, она уверенно направила его порыв, подалась ему навстречу, при¬подняла ноги и сплела ступни за его спиной.
Тут в замке повернулся ключ.
– Это кто? – спросила мама, увидев в доме незнакомую девушку, не успевшую привести себя в порядок.
– Это… Это Лена. Она будет моей женой!
В ту же секунду Лена поняла, что приобрела в лице мамы Бориса смертельного врага.
Свадьбу сыграли. Но, увы, счастливой жизни не получилось. Ей не надо было быть психологом, чтобы понять причину проблем молодого человека с женщинами. Мама в семье была настоящим тираном. Всем и всеми распоряжалась только она. Но Лена была не такой женщиной, чтобы во всем подчиняться. Хуже всего было то, что мужчины, муж и свекр, не смели сказать против такой тирании ни единого слова.
Ей пришлось ежедневно терпеть от свекрови обиды часто совершенно незаслуженные, заканчивающиеся обычно словом лимитчица и моралью типа: ты должна нам ноги мыть и воду пить за городскую прописку. Но этим неприятности не заканчивИлонкь.
Родители мужа любили выпить. Они постоянно требовали денег на водку или спирта с работы. Отказ приводил к скандалу. Лена терпела. Мало того, оказалось, что муж балуется «травкой». Напрасно Лена рассказывала ему, как умирают наркоманы у них в больнице. Баловство переросло в привычку, а затем и в болезнь. Через год такой жизни Лена почувствовала, что станет мамой.
Свекровь, категорически потребовала, чтобы она сделала аборт.
– Нечего нищету разводить! – кричала она, а потом пустила в ход кулаки.
– Нет, губить моего ребенка не дам! – злобно шептала Лена, вытирая кровь с разбитой губы. «Завтра за ужином у вас будет особый коктейль! Напьешься досыта, сволочь» – подумала она.
– Детоубийца, – думала Лена, отливая спирт из бутыли в сейфе в маленький флакончик. В него она добавила сухого сока, чтобы отбить вкус дополнительных ингредиентов.
Вечером, выпив все без остатка, родители мужа пошли смотреть вечерний сериал в свою спальню. Телевизор стоял как раз напротив кровати. Незаметно они уснули перед экраном.
Поздно вечером она вошла в комнату родителей и привычным движением, так как она перестилала больных, перевернула похрапывающую свекровь лицом вниз на подушку. Пьяный свекор даже не проснулся.
После этого она пошла спать. Утром автобус с замазанными стеклами увез свекровь в городской морг. Лена, хоть и чувствовала некоторые угрызения совести, но думала, что со смертью своего злейшего врага у нее, наконец, наладиться семейная жизнь. Она еще не догадывалась, какого джина она выпустила из бутылки.
Свекор был типичным подкаблучником, но смерть жены сняла с него многолетнее ярмо. Лена и раньше видела, как он бросает на нее сладострастные взгляды. А теперь он вовсе сошел с тормозов. Однажды Лена отсыпалась после суточного дежурства. Муж был на работе. Свекор вошел к ней в комнату, сорвал одеяло и задрал ночную рубашку. Лена сопротивлялась, как могла, но мужчина был гораздо сильнее. Он поймал руку на болевой прием и перевернул на живот.
– Шлюха! – кричал он, стегая несчастную ремнем, – ты только скажи, что это тебе не нравится! Это ты убила мою женщину, вот теперь и обслуживай меня за место покойницы!
Никаких реальных поводов у свекра для подозрений не было, но Лена испугалась и перестала сопротивляться. Она лежала и от каждого укуса ремня вздрагивала всем телом, а он кричал, чтобы она стонала и вертелась под ним. А потом началось самое гнусное. Из глаз Лены текли слезы.
– Ты еще скажи, что мой выродок так умеет! Он с детства только дрочиться горазд!
Когда все кончилось, Лена лежала и плакала в подушку.
Тесть оказался весьма любвеобильным. Он не упускал ни одного случая поприжать Лену, особенно, если сына не было дома. Особенно он возбуждался, приняв на грудь. Спирта он требовал все больше и больше. Лена поняла, что с ним надо кончать, и чем скорее, тем лучше. Она знала, что свекор не мог остановиться до тех пор, пока в бутылке оставалась хоть капля жидкости. Ей удалось раздобыть почти литр спирта.
Овладев ею в очередной раз, свекор прикончил весь спирт, и почувствовал себя плохо.
– Сейчас я тебе помогу! – сказала она.
Лена привычным движением закатала спящему свекру рукав, зажала его руку пальцами вместо жгута, благо вены у свекра были как канаты, и ввела ему тонкой иглой два кубика лекарства. Мужчина дернулся и затих. После этого Лена спокойно, как на работе, убрала труп, все улики, и ушла в женскую консультацию.
Она оставила мужу на столе записку с фальшивым временем и просьбой пообедать вместе с папой, а ждать к ужину.
В эту ночь муж с горя напился. Лене тоже не спалось. Нет, совесть не мучила, она думала о своем ребенке, который сегодня впервые пошевелился.
Вскрытие свекра показало смерть от острой алкогольной интоксикации. Похоронили его скромно, на поминки денег не было.
После смерти родителей муж изменился, стал ласковее относиться к жене, а она старалось компенсировать ему потерю хотя бы тем, что взяла на себя все их обязанности по дому.
Но спокойная жизнь была не долгой. Муж сначала полушутя, а потом все настойчивее предлагал ей добыть из больницы шприцы и наркотики. Лена говорила, что все препараты на строгом учете. Тогда муж стал угрожать ей побоями. Лена решилась.
Муж снова стал нежным и ласковым, но наркотиков требовал все больше и больше. Лена и это терпела. Она надеялась, что, став отцом, Борис перебесится и станет снова любить и ребенка. Но, увы…
Как-то раз, стирая трусы мужа, она увидела, что они испачканы чужой губной помадой. Слезы смешались с мылом… Мало того, в супружеской кровати нашлись чужие рыжие длинные волосы. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять: Борис водил женщину домой, пока она работала, и любил на супружеской постели. Она нашла и упаковки из-под киндер-сюрпризов с белым порошком. Вероятно, одна из клиенток доплачивала ему своим телом.
Сколько может терпеть женщина – это тайна. Известно, что терпеливее русской женщины нет. Измены Лена простить не смогла. План мести созрел у нее на дежурстве. Она, подавляя тошноту, беременность протекала тяжело, продолжала работать сутками. А в это время Борис оттягивался с чужими женщинами. «Я сделаю так, что, умрет несколько других твоих клиентов, – думала Лена, вытирая слезы рукавом белого халата, – что с тобой сделают оставшиеся в живых… Пожалеешь, что родился на свет!» Сильнодействующий препарат для релаксации во время наркоза выпускается в виде белого порошка. Стоит добавить немного в героин и наркоман перестанет дышать. Мало того, на вскрытии ни одна токсикологическая лаборатория не докажет… Но все случилось совсем не так, как она себе это представляла.
Борис действительно вновь сошелся с женщиной, которая в свое время обозвала его импотентом. Она сидела на игле и требовала от любовника все больше и больше зелья. молодое крепкое тело было гораздо привлекательнее опухшего тела жены, да еще и с раздутым животом.
Пока Лена дежурила в больнице, парочка предавалась удовольствиям. Она, задрав подол платья, потянула его через голову наверх, обнажая плотные, торчком стоящие груди с обширными темными ареалами вокруг маленьких сосков.
— С чего начнем! — прошептала она. — Ну, хочешь, я возьму за щечку? А потом и ширнемся, да? — и, прежде чем он успел что-то ответить, она встала на колени, распахнула губы, и вобрала в себя предмет мужской гордости.
Он довольно заурчал, стараясь проникнуть в нее глубже, она поддержала его порыв, и вот уже он глубоко вошел в нее. Энергичная работа пухленьких губ разжигала его силы — то наплывая на него, то отступая, она чувствовала, как Борис начинает заводиться. Опустив руки на голову, он теребил шелковистые волосы, слабо постанывал. Она при¬поднялась, перекинула ногу через его бедро, плавно согнула ноги в коленях — его мощный ствол опять пророс в ней.
Чувствуя, как глубины тела наполняются влажным жаром, энергично толкнул бедра вперед, погру¬жаясь в нее до конца, и очень скоро все посторонние мысли вылетели из головы.
А потом был шприц, один на двоих. Борис не обращал внимания на то, как пожелтели у любовницы белки глаз. Через несколько дней она попала в больницу. Он вслед за ней. Оба погибли от токсического вирусного гепатита – страшной болезни, передающейся через кровь и половым путем, уносящей жизни тысяч наркоманов. Адская смесь, приготовленная медсестрой, так и осталась неиспользованной.
«Вот и все!» – подумала Лена, после очередных похорон и без сил рухнула на диван. Слез не было, а была странная пустота, заменившая все человеческие чувства.
Ее нашли только через три дня. Оперативники, взломав дверь, нашли труп с полиэтиленовым мешком на голове. Рядом был флакон из-под жидкого анестетика. Лена намочила им ватку, и сама ввела себя в наркоз. Около нее нашли записку с подробным описанием того, что она сделала и с пометкой: жить больше не могу.
Хоронили на общественный счет. Денег собрали так мало, и на грим в гробу не хватило. И снова Дмитрий отработал практически бесплатно. Что делать, состоятельных покойников старшие товарищи брали себе...

_________________
С наилучшими пожеланиями

Глава 3. А может это крысы?

Пьяницу – возчика пива –
положили ко мне на стол.
Какой-то шутник защемил ему между зубов
темно-красную астру.
Когда я через грудную полость,
разрезав кожу длинным ножом,
выделил язык и мягкое нёбо,
то вынужден был извлечь,
потому что она скользила
к лежащему на столе мозгу.
Я вложил в грудную клетку
между опилками
и зашил, как обычно.

Готфрид Бенн 1912 "Морг"

Дима не успел и месяца поработать в морге, как среди санитаров появились слухи о странном ночном маньяке, даже не о маньяке, а о какой-то сволочи – извращенце.
– Ребята, надо что-то делать! Клиенты не довольны! – Старший санитар собрал всех на рабочую летучку. – К нам по ночам кто-то приходит в гости и самым гадким образом вырывает надглазные веки.
– А может это крысы? – спросил один из санитаров.
– Нет! – Главному патологоанатому такая версия не подошла. – Крысы начинают со щек, или с носа, где укусить можно! А чтобы брови или веки... об этом никогда не слышал.
Санитары так и не пришли к выводу, что бы это могло быть, а наутро работники морга обнаружили очередного покойника с распахнутыми настежь глазами.
Мало того, это был труп очень уважаемого в городе человека и скандал замять не удалось, сколько «косметологи» не колдовали почтенным гражданином. Глаза закрыть так и не удалось, и усопшего пришлось погружать в могилу с отблесками мира сего на потухших белках. Буза по моргу стояла огромная. Пришлось крутым ребятам даже вернуть все деньги и за счет устроить грандиозные поминки, чуть ли не для всего города, а еще и памятник отгрохать по первому разряду.
– Неприятно все это! – процедил сквозь зубы главный врач морга, собрав всех санитаров для учреждения собственного расследования. – Получалось почти как в той самой старинной русской поговорке: «В Рязани едят грибы с глазами. Их едят, а они глядят». Правда, там были грибы, а здесь, пусть и мертвые, но люди! И у меня и у вас будут очень большие неприятности, если мы не поймаем этого извращенца! Братва с общака приличную сумму выложила и нам придется все это отрабатывать. И вы, наверняка, догадываетесь КАК!
Стали дежурить по очереди, не выключая в секционной свет. Несколько дней все было спокойно, но три дня спустя на секционном столе опять лежал труп с открытыми глазами.
– Мы будем жаловаться в прокуратуру! Родственники усопших с ужасом выбежали из по¬мещения морга. Глядеть в открытые глаза новопреставленных не было никаких сил. – Это поэта Сергея Есенина хоронили с открытыми глазами. А нашего дорогого и любимого нужно проводитьпо-человечески!
Санитаров лишили премиальных и внебюджетки. По сравнению с левыми деньгами это было не столь уж много, но очень обидно и страшно. Если органы внутренних дел возьмутся как следует за расследование, вскроются многие махинации, а это уже полный п****ц! Закопают живьем! Со всеми родственниками в братской могиле прямо в морге. И остатками этого морга засыплют. Вместо памятника. Да и по христианской традиции хоронить умерших следует с закрытыми глазами! А как быть, если покойника везут на кладбище, а он по сторонам пялится?
Возмездие не заставило себя ждать. С 59-летним Михаилом Новиковым прямо на рабочем месте расправились трое местных парней в возрасте 18—20 лeт. Убийство произошло глубокой ночью. В бюро cyдeбнo-медицинской экспертизы, которое находится на отшибе, настойчиво позвoнили. Ночной санитар Михаил Новиков, привыкший к поздним визитам то врачей, то милиционеров, сразу же открыл. “Гости” оказались совсем нежданными — три парня, которые слова не говоря, они выхватили из-за спин биты и стали бить санитара по голове. В итоге несчастный скончался от травмы черепа.
Преступники обыскали все помещение, не нашли ничего ценного, кроме компьютера и сейфа, забрали оргтехнику и покинули здaниe. Интересно, что, собравшись на мокрое дело, гope-гангстеры даже не нашли машину, на которой можно было бы перевезти нагpaбленнoe. Добычу им пришлось тащить вpучнyю. Монитор от компьютера бандиты выбросили неподалеку от морга, устав тащить тpoфeй. Процессор и металлический сейф убийцы пронесли 300 метров и оставили посреди пустыря на пути к центру гоpoдa. Попытки открыть сейф (в нем лежали только бланки протоколов вскрытия трупов и 13 тысяч рублей) не увенчались успехом. После зверского убийства атмосфера накалялась.
Заявления с просьбами прекратить непотребство стали поступать в милицию. Как бы там ни было, бороться с преступностью – прерогатива правоохранителей. Преступное недоразумение обязались прекратить силами милиции и прокуратуры. В морге началась паника по заметанию следов. Даже в бюрократическом отделении пришлось пожар устроить. Но все обошлось.
Дмитрий узнал, что бандиты и милиция вступили во временное перемирие, что бы все-таки выловить этого гада. Организованная преступность обеспечивала скрытое наблюдение и финансирование, а официальные структуры – информацию и мозги. Братки призвали на помощь достижения науки и техники, закупили недостающее оборудование, оплатили ведущих экспертов, которые вынесли категорический вердикт – маньяк орудует с помощью тупого твердого предмета. Прокурор города поклялся, что в ближайшее время «выбьет» из рук маньяка таинственный твердый предмет.
Однако маньяк оказался хитрее прокурора – он не только не попался, но и продолжал заниматься своим противоправным делом. Поневоле пришлось признать, что преступник – довольно опасный субъект и, видимо, знаком с новейшими достижениями спецтехники. Камеры тут же передали на другой объект, и как спонсорскую помощь оформили.
Тогда прокурор обратился за помощью к операм и санитарам.
Разумеется, нашего российского опера ничем не прошибешь, не говоря уже про санитаров.
Но здесь даже они подошли к делу крайне серьезно. Почти как в голливудском триллере с мистической подоплекой, добровольцы-оперативники перед выходом на задание причастились Святыми дарами и получили благословение православного священника. К этому времени в городе уже не сомневались, что подобные истории не иначе, как проделки самого дьявола. А воевать с посланцами ада – это вам не хулиганов гонять! Братва караулила с наружи и, если что, была готова поддержать огневой завесой.
Помолившись, оперативник засел на ночное дежурство вместе с Дмитрием. Разумеется, для успокоения нервов появилась на столе склянка со спиртом и немудреная закуска.
– И не страшно тебе здесь! – Спрашивал опер, принимая очередную «дозу храбрости».
– А чего бояться? – Дима выпил и смачно захрустел огурцом. Покойники оживают только в Голливудских фильмах. А вот тебе, опер, слабо лечь на место покойника и поймать маньяка с поличным?
– Мне нет, а тебе?
– Да всякое тут бывает! Давай я тебе нашу, морговскую спою! Студенты тут веселились на практике. А мы не поленились записать слова:

Красавица в петле
Болталась крайне долго,
Пока ее, холодную
Не сняли невзначай.
Приволокли домой,
Под крышу то бишь морга,
Доверили где в руки
Анатома-врача.
И первым делом врач
Раздел ее по пояс,
Стянул тотчас штаны,
Исподнее бельё,
На все крючки-замки, —
Их было два, — закроясь,
Предусмотрел он всё,
Чтоб с трупом быть вдвоём.
Чем занимался он,
Поборник сладострастья,
С покойницей один
На весь огромный морг?
Загадка. Но когда
Открыл он двери настежь,
Лица бы не узнал
Его бы и сам Бог.
Потухшие зрачки
В расширенных глазницах,
Усмешка на губах,
Дрожащих как в мороз,
И волосы в висках
Вдруг стали серебриться,
И изменился как-то
За время это голос.
Шатаясь, точно пьян,
Врач миновал порожек,
Споткнувшись о него,
Как будто в первый раз,
А на столе лежала
Холодная красотка
И хохот на весь морг,
Не открывая глаз.
(Стихотворение Михаила Панкратова из тетради санитара – прим автора)

– Ну у вас и песенки. – Следователь потянулся за спиртом. Прямо мороз по коже. Понимаешь, Дима. Мне обязательно нужно найти преступника! Иначе все – конец карьеры. А возможно и статью припаяют!
Тут следака пробило на откровенность.
Представляешь, сразу семь дамочек легкого поведения обратились в милицию с заявлением о незаконном задержании и грубом обращении! Сволочи они! Мы ведь решили разобраться с ними по-хорошему! Хотя, по записям в книге учета задержанных, в райотделе этих девушек вообще не было... Так эти стервы сразу после нас в больницу поперлись. Освидетельствоваться!
– И что доктора?
– А что им, эскулапам? Засвидетельствовали, гады, у женщин синяки на мягких местах, которые, обычно остаются после порки ремнем. Проще говоря, выпороли мы их для профилактики, а они жаловаться пошли! Впрочем, говоря начистоту, пострадали в тот день не только они. Сейчас делом занимается прокуратура и может все для меня закончиться очень печально.
Сейчас дело передано в прокуратуру области.
– И что же произошло? – Дима разлил спирт по стаканам.
Устроили мы масштабную проверку в одном из местных клубов. Правда, как выяснилось позже, слишком громкого криминала в клубе не обнаружилось: несколько пакетиков с марихуаной не в счет. Только клиентов распугали. Кстати, в числе клиентов, были и иностранцы, которым здесь всегда рады, потому что цены в наших ресторанах их нисколько не смущают. Приглянулся нам мужик, явно орлом из Кавказа слетел. «Что делаем тут?» – спрашиваем, а он, гад ползучий, отвечает: мол, отдыхаю со своей законной супругой. Ну, мне такой ответ не показался исчерпывающим. И указав на компанию тех самых девиц легкого поведения, я спрашиваю: "Которая из них твоя жена?". Темпераментный южанин, как потом оказалось, местный житель, моряк, вскипел от такого замечания и в драку полез.
Врезал я ему в глаз, чтоб драться неповадно было, а затем вместе с действительно законной супругой его привезли в райотдел. В журнале обозначено, что он был задержан за хулиганство. Вместе с супружеской парой привезли и компанию девиц. Жену и девиц мы высекли по задницам. Знаешь, у нас в метовке в подвале курилка есть. Там доска широкая на двух чурках лежит. Не раз и не два она помогал нам сложнейшие дела распутать. Ну вот по очереди мы девиц на дощечку положили да по задницам как следует всыпали. Да отпустили. А орелик кавказский просидел у нас до утра. Ну, кто же знал, что оскорбленная жена и сама к врачам пойдет и всех девиц за собой потащит? Ну, теперь девицы и говорят, что их лупили ремнями прямо по голым задам и статью, нам, грешным, шьют.
– И что же, действительно крепко били? – Переспросил Дима.
– А что с ними прикажешь делать? – опер опрокинул стакан и закусил луковицей. – Закона о проституции нет, а эти вертихвостки как на сцене отработают, так клиентов в задние комнаты ведут. Ну, вот мы и решили их поучить. Милицейский ремень, сложенный пополам – великолепный воспитательный инструмент. Помню, одна поганка, Наташка, несовершеннолетняя, с наркотой попалась, а откуда взяла говорить не хочет. Еще издевается над нами. Что мы ей ничего сделать не можем. Полчасика в курилке на скамеечке пробыла и соловьем запела. Не по вкусу ей наш ремень оказался. Всех сдала! Тогда больше килограмма герыча на хате взяли! Нам благодарность в приказе! А они, поганки этакие, вместо того, чтобы спасибо сказать, отнесли заявление в прокуратуру. Их примеру последовал и моряк, у которого дело синяками не обошлось – он перенес несколько операций на глазном яблоке и, скорее всего, видеть этим глазом так же хорошо, как прежде, уже не будет... В общем так, или я поймаю преступника или турнут из органов!
– А вы девок раздевали? – уточнил Дима.
– А как же! – порка усиливает педагогический эффект многократно. Та же Наташка раздеваться поначалу отказалась, говорит, права такого не имеете, ну, пришлось по щекам похлестать! Ничего, поумнела, сама разделась и сама легла. Правда брыкалась так, что пришлось привязать!
– А слабо тебе на стол залезть и взять гада с поличным?
– Мне нет, а тебе? – Кончилось тем, что они, приговорив добрый графин разведенного спирта, разлеглись на оцинкованных столах, изображая покойников.
«Да, мертвецам не позавидуешь, думал опер, глядя в потолок. – И стол холодный и обстановочка. – Хороший спирт у санитаров, однако! А так полежишь и можно радикулит подхватить, а за одно и представить себе, что испытывают мертвяки, ожидая прихода хозяина преисподней!»
Дима лежал на соседнем столе и принюхивался. Опер вовсю источал запах ужаса, так любимый Дмитрием. Правда, дух перегара давно поселился в этом помещении и лишал Дмитрия удовольствия – вдыхать чистый аромат опера. Но, все же, член Димы среагировал и встал колом.
«Боишься, мент!» – Дима молча злорадствовал, испытывая почти такое же возбуждение, как и перед казнью сержанта. – «Это тебе не малолеток по заднице в меновке хлестать! Твое счастье, что Аня сделала меня мужиком! Под простыней можно спокойно снять напряжение, тем более что опер закрыл глаза, чтобы не видеть страшной обстановки»
Ночь вошла в помещение морга на правах полновластной хозяйки. Тускло мерцали лампочки, бросая на облицованные кафелем стены и лица живых покойников синеватые блики. Часы истекали, а преступник все не появлялся.
– Да не придет этот хмырь! – Думал Дима, поглаживая себя под простыней.
Наконец у него вырвался тяжелый вздох. По простыне растеклось светлое пятно, а Дима испытал настоящее облегчение. Даже секционный стол перестал казаться таким холодным и неудобным.
«В очередной раз преступник нас перехитрил! – думал захмелевший опер, засыпая. – До утра не придет, а завтра другая смена пойдет на дежурство! Слава Богу!»
И вдруг в самый разгар ночи помещение секционной огласил душераздирающий крик. Орал опер. Спросонья, он соскочил со стола и носился по мертвецкой, растопырив руки и мотая исступленно головой. На его лице висело что-то темно серое, и в этой суете Дима ни чего не мог понять.
Опер тоже не понимал. Проснулся он от боли. От резкой боли, где-то в районе глаза. Первой реакцией его была попытка стряхнуть это ЧТО-ТО. Он болтал головой, от чего мерзость царапала и колола другой глаз, пытаясь удержаться. Руками опер ни как не мог попасть по цели. Ослепленный, он метался из стороны в сторону, натыкаясь на всевозможные предметы и голосил, почище роженицы. Дима, протерев глаза, понял, что происходит, но спешить на помощь не стал. Уверенный в том, что опер ни чего не видит, он сидел на столе и наслаждался театром настоящей истерики, боли и ужаса.
Минут через пять, он услышал, как несется группа поддержки. С криками, улюлюканьем, для собственной храбрости, братва взламывала незакрытые двери, сметая все на своем пути. Дима поторопился обозначить свое присутствие и первым спасти жизнь бесстрашного опера. Схватив швабру, стоящую в углу, он крикнул оперативнику: «Замри!», и, со всего размаха, звезданул в лоб, и без того ошалевшему оперу, как только в дверном проеме появились спешащие на помощь. Опер отлетел в одну сторону, а мохнатая мерзость в другую. Пацаны в дверях замерли, стремясь понять, что происходит. Опер сидел на полу, прислонившись к стене, и уже даже не пытался что-то понять. Он потихоньку расточал искры из глаз, находясь в какой-то далекой прострации. Дима, спокойно подошел к отделившейся от опера серой бесчувственной части, гнусно захихикал и двумя пальчиками поднял на всеобщее обозрение того изверга, который устроил такие проблемы всему городу.
Опер пришел в себя под общий гогот, увидел Дмитрия, демонстративно раскачивающего «маньяка» за длинный лысый хвост. «Крыса…» – простонал опер и опять ушел в нирвану. Толи от ужаса и брезгливости, толи от потери крови.
– Ну, ты меткий! – падали со смеху члены организованной преступности. Больше всего им нравился опер, с громадной шишкой на лбу.
Дима подошел к оперу, пошлепал его по щекам и привел в сознание. Потом протянул к его носу бултыхающуюся зверюгу: «смотри! Это же всего-навсего крыса!». Опер чуть было опять не лишился чувств и заорал уже охрипшим голосом: «У-убе-ррии-и…!»
Очередной приступ дружного хохота заставил опера взять себя в руки.
Отрапортовав начальству, что преступник задержан, вся компания уселась за стол, на котором появилась свежая бутыль со спиртом. А над столом, подвязанная за кончик хвоста ниткой для зашивания покойников, висела, дрыгаясь и извиваясь, несчастная крыса.
– А что, что мы с ним будем делать? – спросил опер, вернувшийся к жизни после экстремальной ночи.
– А сейчас покажу! – Дима понял, что опер горит местью к, так напугавшему его и унизившему перед бандитами, зверьку и против пытки возражать не будет. Братве тоже не впервой такие шалости, после которых морг два-три дня работал круглые сутки.
Дима поставил сковородку на электроплитку, налил на нее подсолнечного масла.
– Она нам столько крови попортила, что просто так я не убью! – Казнь решили отметить еще порцией спирта. – Я думаю, что она заслужила смерть?
Дима подвесил зверька за шею над сковородкой так, что задние лапки касались раскаленного металла. Как только крыса отталкивалась от раскаленной поверхности, петля на шее затягивалась.
«Нет, от зверей такого кайфа, как от человека, нет! – Понял Дима, наблюдая за страшной агонией зверька. – Лучше всего пахнет человек, живой или мертвый, но человек!»
После этого ночного дежурства санитару выписали премиальные, администрация морга с помощью санэпидемстанции обработала все подвалы и помещения от крыс, оперу пришлось делать прививку от лептоспироза, и никто не подумал о том, почему Дима расправился с несчастной крысой с особой жестокостью.
– Молодец! – Сказал старший санитар. – Не сдрейфил! Теперь его принимали полностью на равных все сотрудники низового звена морга, врачи прониклись к смелому Диме, а в братве он поимел уважение, за ситуацию с опером, анекдот про которого еще долго ходил в народе.

Избавление от крысы было отмечено санитарами в бане. Теперь Диму приняли на равных и взяли на закрытое для посторонних мероприятие. Баня была небольшая, но очень уютная. Русская парилка с дровным жаром, небольшой бассейн и очаровательные банщицы сделали досух мужской компании очень веселим.
– Ну, подруга, мы влипли! Сегодня придется отрабатывать услуги крыши, и при этом абсолютно бесплатно. – Вера поежилась, вспомнив прошедший субботник. – Даша, ты в первый раз на субботнике, так советую, напейся, по возможности, как следует! Будут бить – кричи громче, может быть пожалеют! А вообще, для этих отморозков женский визг приятная музыка!
– Что делать! – Даша с ужасом думала о том, что сними сделают в бане в самое ближайшее время. – И презервативов не будет!
– Ну, девочки, удачи! – Водитель остановил машину. – Утром я за вами заеду!

_________________
С наилучшими пожеланиями

Глава 4 Под столом

Избавление от крысы было отмечено санитарами в бане. Теперь Диму приняли на равных и взяли на закрытое для посторонних мероприятие. Баня была небольшая, но очень уютная. Русская парилка с дровным жаром, небольшой бассейн и очаровательные банщицы сделали досух мужской компании очень веселим.
– Ну, подруга, мы влипли! Сегодня придется отрабатывать услуги крыши, и при этом абсолютно бесплатно. – Вера поежилась, вспомнив прошедший субботник. – Даша, ты в первый раз на субботнике, так советую, напейся, по возможности, как следует! Будут бить – кричи громче, может быть пожалеют! А вообще, для этих отморозков женский визг приятная музыка!
– Что делать! – Даша с ужасом думала о том, что сними сделают в бане в самое ближайшее время. – И презервативов не будет!
– Ну, девочки, удачи! – Водитель остановил машину. – Утром я за вами заеду!
Когда Вера и Даша вошли в предбанник, они увидели девять мужчин, которые замолчали и обернулись, осматривая вошедших девушек.
На столе стояли бокалы и бутылки с виски и коньяком.
– Раздевайтесь! – Пьяные мужчины сразу показали под стол.
Подруги, наскоро раздевшись, нырнули под стол. Музыка, звучащая из динамиков и толстая столешница стола почти заглушали голоса собравшихся. Под столом были видны только колени и волосатые ноги в пляжных тапочках.
– Ну, начнем? – Вера вынула изо рта жевательную резинку и прикрепила белый комочек на потолок столешницы.
– Начнем! – Мой вот этот! Даша погладила вялый член и поглотила его целиком. Под столом послышалось чмокущие звуки.
– Как говорится, процесс пошел! – Вера потянулась к следующему клиенту.
«Когда же они кончат?» Она потеряла счет смен членов во влагалище, во рту и в анусе. Мужчины были неутомимы, но, в конце концов и они подошли к финалу.
После очередного захода, санитары расселись в предбаннике и разговор случайно зашел от воспитании подрастающего поколения.
– Когда я чалился на Зоне, по переписке познакомился с очаровательной женщиной, моей будущей супругой. Жизнь у нее была не сахар: муж спился и помер, оставив ей на воспитание дочку. Я, конечно, узнав об этом написал парочку жалостливых писем, обещал жениться, как на волю выйду, а дочку удочерить.
– И что? – она поверила? – Федор, расстелил газету и вынул сушеного карася.
Вера, не тратя время зря, принялась за работу. Отросток Федора был еще вял, но от ожидания наслаждения уже возбуждался и увеличивался прямо во рту. «И водки не налили!» – Вера старательно сосала затвердевающую сосиску, покусывая уздечку и облизывая ствол.
– Конечно! – три раза ко мне на свидание ездила. – что она в постели делать умеет! Ну, я как и обещал, освободился и решил не испытывать судьбу. Приехал и женился на женщине с маленьким ребенком.
Разговор был прерван разделыванием рыбки и новой порцией пива.
Мужчина кончил очень быстро, выплеснув порцию семени в рот. Вера прилежно все заглотила, и обтерев прихваченной салфеткой губы и испачканный подбородок, полезла к следующему. Рядом Даша смачно обрабатывала огромный член соседа.
– Дел у нас невпроворот! – Переведя дыхание, Вера приступила к продолжению работы.
– Пиво без водки – деньги на ветер! – Виктор смешал коктейль, именуемый в народе «ерш» и продолжил рассказ. («Балтики 9» и «Охоты крепкое» в те временя еще не было)
Дочь моей жены, Любочку люблю и воспитываю как родную. Так вот, в число моих "отцовских обязанностей", входит не только обеспечение девочки все необходимым, что положено ребенку, включая обязанность "педагогическая" – пороть Любочку за различные проступки. Короче, выполняю я отцовский долг честно!
Сечь Любашу сразу после того, как она принесла из школы первую двойку. «Ты теперь большая и отвечать тебе придется как большой!» – Заявил я, объясняя то, что ее ждет в ближайшем будущем!
С тех пор я секу мою Любочку только за реальную провинность, и никогда не секу просто так! Ибо поднимать руку на невинного ребенка грех великий!
– И за что же ты наказываешь? – Федор поспешил последовать примеру Виктора и смешал коктейль.
Следующий мужчина был воздержаннее, чем предыдущий. Девушке пришлось прорабатывать небольшой, но стойкий поршень достаточно долго, и она порядком уже устала, пока мужчина, пнув девушку ногой, пустил струю спермы в рот.
«Крепкий попался!» – Тяжело дыша, Вера через плечо посмотрела на Дашу, отсасывающую уже третьего клиента.
Она громко сопела, закатив голубые глазки. Вера на коленках передвинулась в сторону и принялась за следующего. Колени оказались украшены синими пауками, искусно выколотыми тюремным мастером татуировки.
«Уже готов! Проститутки под столом прислушивались к рассказу санитара и думали, будут из бить или нет. Кто знает, чего захочется этой публике, заведенной таким количеством спиртного?»
Мужчина кончил быстро, внероятно давно постился: заряд спермы был самым мощным. Заглатывая эту порцию, девушка чуть не подавилась.
Рядом зашевелились волосатые ноги. Это кончал клиент Даши. Повернув голову, Вера увидела, как из-под губ подруги. Рука опустила под стол банку пива.
–За какие провинности? Ну, например, за вранье, за шалость с вредными последствиями, за двойки и тройки порка, само собой. Кстати, я никогда не секу "под горячую руку", а даю время своим эмоциям остыть, а Любочке осмыслить проступок и почувствовать неизбежность наказания.
Дима счел за лучшее не смешивать пиво с водкой, но против воли сам превратился в слух, представляя в красках, как он вместо Виктора воспитывает ребенка.
…Раньше на Руси не зря практиковались порки по субботам, когда за недельные провинности детей секли только после того, как утихнет буря родительского гнева и можно здраво оценить степень вины и вынести справедливое решение. И уж коли вина есть и наказание назначено, в субботний вечер, будь любезна и ложись! Вот такого простого принципа придерживаюсь и я, наказывая Любашу.
Тут до Димы дошла очередь под столом. Удовольствие от рассказа Виктора было таким сильным и так скрашивалось языком опытной путаны, что то премировал девушку банкой пива.
– Секу обычно в субботу вечером. Мы с женой устраиваем семейный совет! Девочка "дает отсчет "о содеянном за неделю. Конечно, о том, что за какой-то проступок ждет порка, я ставлю ее известность сразу же, или в крайнем случае, вечером того же дня. Ожидание наказание поддерживает дисциплину ничуть не хуже самого наказания и девочка старается не шкодить, чтобы не получить больше обещанного! К тому же, – Виктор глотнул коктейля, – огромное воспитательное значение, может быть, даже больше, чем сама порка, имеют переживания девочки, душевные муки, связанные ожиданием порки, и осознание того, что это произойдет неизбежно. Отсюда вытекает еще один принцип, который соблюдается неукоснительно: если наказание назначено, оно ни при каких обстоятельствах не должно быть отменено. Его можно перенести, уменьшить, но только не отменить.
– Ну, ты блин воспитатель! – друзья снова наполнили стаканы.
– Владимир выпил и продолжил! Воспитатель как воспитатель! Предпочитаю собачий поводок, сложенный вдвое. Попка у девочки маловата для пучка. Количество "жгучих поцелуев", обычно, в зависимости от провинности, колеблется от 12 до 40, но в последний раз ей досталось 60 (в три приема).
– За что вы так строго наказали? – Дима почувствовал, что от этого рассказа ладони предательски вспотели.
Она с подружкой заклеила всему классу колпачки на ручках. В результате урок был сорван, в дневнике появилась "целая петиция", а виновница получила хорошую порцию!
– Да это ты пожалел! – Федор, весь украшенный наколками начавший карьеру санитара еще на «зоне», налил всем еще по стопке спирта и пользовался в компании заслуженным уважением, но старшим не стал только из-за неумения дипломатично разговаривать с начальством..
– Это после этой порки она ушла из дома? – Спросил Дима, чувствуя приятную теплоту женских губ.
Вера с наслаждением запила семя пивом. Под столом стоял едкий белковый запах спермы. Было очень душно, но как на зло клиент Даши был "стойким солдатиком", сильно вымотав девушку. Вера решила прийти на помощь и в два языка они довершили обработку.
– Да. Пришлось искать с ментами! Вообще, я сторонник того, чтобы порка для достижения максимального педагогического эффекта была для ребенка. По этому сечь, на мой взгляд, "лучше реже, да лучше".
– А тебе не кажется, что подобный метод воспитания слишком суров для маленькой девочки. – Дима очень захотел присутствовать при порке, но постеснялся об этом просить. – И действия могут быть квалифицированы судом как истязания?
– Нет! Я секу Любашушу всегда осторожно, чтобы не рассечь кожу, и в то же время очень сурово. Я знаю меру, и соизмеряю силу удара. Никогда не даю Любочке больше, чем определено для наказания. Кстати, сексуальных домогательств нашему следаку, крысой покусанному, пришить мне не удастся: да, я секу только полностью обнаженной на небольшой кожаной кушетке, принизанной ремешками из мягкой кожи за щиколотки сведённых ног и кисти вытянутых вперед рук. Иногда подкладываю под низ живота небольшой мягкий валик, чтобы приподнять для удобства "класть" поводок на основное поле порки – ягодицы, но всегда в присутствии мамы. Которая, кстати, одобряет такой метод воспитания. Тем более, что бес в ребро меня не кусал и изменять жене с дочерью не собирался и не собираюсь.
– А Любашу не жалко? – Спросил Дима.
– Естественно, во мне просыпается чувство жалости к взвизгивающему, рыдающему, извивающемуся и виляющему задом ребенку, тем более, что я люблю, как свою родную дочь. Но здесь чувство жалости должно уступать место необходимости данного действия, осознанию того, что это, безусловно, имеет большое положительное значение и пойдет только на пользу формирующейся личности. А жалко мне нашего коллегу, что стал жертвой оморозков. Кстати, надо выпить за упокой их души…
«Снова в компании убийц работаем! – Вера, работая языком, почувствовала как мурашки ужаса побежали по спине. «Только бы не убили! – Подумала она, прислушиваясь к откровениям клиента. – но посрки, похоже, не избежать!»
– Еще одно очень строго соблюдаемое правило – не унижать наказанием. – Виктор усмехнулся поставил на стол пустой стакан. – Вот ели девочку с детства в строгости держать из них не получатся дамочки, что обслуживают нас под столом. Я надеюсь еще и внуков поняньчить! Я соблюдаю принцип "Заслужила-получи". Ни каких унизительных стояний в углу, тем более на коленях, ни каких намеков и воспоминаний о прошедшем наказании! Никогда не унижаю Любочку разными обидными словами перед поркой, во время порки и, тем более, после. Перед поркой, во время порки обращаюсь к ней только на "ВЫ".
– И ты действительно считаешь порку хорошим педагогическим приемом? – Дима почувствовал, что под столом чьи-то губы нашли возбужденный орган.
– «А ведь и нас с подругой они могут высечь! – Подумала Вера, прислушиваясь к разговору наверху. – Бедная девочка!» Теперь в сознание были только три мужчины и удовольствие, которое они могли доставить.
– Да, и не только в педагогическом аспекте. Другой момент – своеобразная стрессовая закалка организма. Во время порки девочка испытывает сильный стресс под воздействием болевых ощущений. Но с болевым стрессом организм справляется достаточно, гораздо труднее преодолевать стресс психологический. Но поучившись в детстве, нервная система гораздо легче справится с стрессом в будущем, который мы постоянно испытываем в повседневной жизни.
Ну а после порки, когда прощение заслужено, то от политики "кнута", можно перейти к политике "пряника": пожалеть ее, успокоить, приласкать, чтобы Люба быстрее отошла от перенесенных страданий и чтобы поняла, что я желаю ей только добра.
На следующий день мы с Любкой обычно долго гуляем вдвоем, я покупаю ей мороженое. А порка... Порка, я уверен, ей только на пользу!
А как тогда, после ухода Любки из дома? – спросил Федор.
– А ничего особенного! Посидела недельку в приюте, а со мной сурово поговорили, оштрафовали на одну треть МРОТа (37 рублей – прим автора). Любу вернули обратно домой… Давайте, я вам лучше медицинский анекдот расскажу!
Один хирург в больнице очень любил печень. Придет к нему пациент с болями в
сердце, а хирург ему и говорит: "У вас сердце болит, потому что печень плохая, надо вам её вырезать!" И сразу кладёт больного на каталку и везет в столовую! А там уже всё готово, потому что анестезиолог почки любит, а ассистентка – желудок! А потом пациент просыпается от наркоза уже на нашем столике, смотрит одним глазом, а у него уже ни печени, ни почек, ни желудка, нету! Впрочем, нам все равно что-нибудь, да на закусь останется!
– Гы! – веселилсь приятели.
После выпитого анекдот показался им весьма пикантным.
Вытерев вещественные доказательства работы с лиц и рук, девушки вылезли из под стола. Мужчины, словно их не видели, продолжали вести неторопливую беседу. Не дождавшись слов благодарности, девушки ушли отмываться. Развлечение продолжилось в мильном отделении.
– Это только прелюдия! – Вера стояла под струями воды.
Советую расслабиться. Они по доному не танцуют!
Уже через полчаса Веру с подругой имели сразу по трое мужчин. Вера знала, что есть клиенты, которые любят заниматься сексом вдвоем, втроем и более. Все трое лучезарно улыбались, жадно осматривая обнаженное тело.

Раздевайся! – Крикнул я сурово,
не желая Любе показать
как чертовски было мне приятно
обещанье порки выполнять.
Любка, чуть подрагивая телом,
пояс распустила, халат
скинула под ноги и несмело
руки протянула на захват
Эти стихи появились в тетради санитара после этого разговора. (Я точно не знаю, сочинил ли он сам или скачал из Интернета, пометки об авторстве нет – прим. автора)

Рядом с именем Люба другой ручкой стоял вопросительный знак и резолюция: звезды и полосы.

_________________
С наилучшими пожеланиями

Глава Подвиг Олега Сугробова
Настроение у Димы после баньки оказалось безнадежно испорчено: в дом не пустила милиция. Строие люди в форме и щтацком выводили людей и никого близко не подпускали.
«Ну, началось!» – думал Дима. – Прямо, как на войне!»
«Дорого же мне порка стриптизерш обошлось!» – Олег Сугробов, сидел на кухне, и ждал, когда жена вынет из духовки Гуся. В холодильнике исходила слезой бутылка водки. «Печальное торжество, думал он, – после выходных за расчетом в родное отделение и все! Буду искать другую работу!» Тому, очень неприятному делу с избиением стриптизерш и избитом моряке дали ход. И раскрытие дела с крысой положения не улучшило, только добавило шрамов на лице. Теперь впереди не только увольнение с работы, но и показательная расправа.
«Он страдает! – Жена понимала, что происходит с мужем, и по-своему решила разрядить обстановку.
– Милый, я так по тебе соскучилась! – сказала Ирина, – гусь томится в духовке! – У тебя есть еще полчаса!
Ира облизнула пухлые губы, решая, подавать десерт перед обедом или сразу после него.
– Успею сполоснуться! – сказал он и пошел в ванну.
Ирина решила не ждать и вошла к нему.
– Можно к тебе? – Выскользнув из халата, она встала под душ. – Помнишь, как мы с тобой встретились?
– Конечно! – Олег, принялся намыливать нежную грудь очаровательной женщины, чувствуя, как она трепещет под ласковыми прикосновениями. – Ты была поймана за мелкое хулиганство! Второй рукой Олег намыливал плечи, спину, ощущая необыкновенный бархат тела.
– Да… И ты решил не щаводить на меня дело, а ограничился, так сказать, отеческим внушением! – Мыльные пальцы соединились на лобке. Она поставила одну ногу на край ванны, а Олег сел на дно и, теряя самообладание, приник взглядом к узкой плотной щели с розовыми пухлыми губками.
– Я так кричала, а моя мама только спасибо тебе сказала, когда я ей рассказала.
– Да. И не поленилась поблагодарить меня лично! Какая ты вкусная! – руки Олега заскользили по телу, на мягкий живот и округлости бедер. – Может, ты хочешь меня отшлепать?
– Нет, моя сладкая, беременных женщин шлепать нельзя! – Он целовал и целовал, как сумасшедший, все, что попадалось под губы. Тепло и нетерпение тела передалась ему, захлестнув страстным порывом непреодолимого желания.
– Но все остальное можно! – Ирина, едва не потеряв от удовольствия равновесия, сжала ноги и села на дно. Мокрая от воды, она была необыкновенно хороша, и небольшой животик ничуть ее не портил.
– А теперь ты встань передо мной,– Ирина увидела, что муж созрел для десерта, – а остальное предоставь мне!
Олег послушался. Вскоре от языка любимой женщины чувство трепетной сладости уже было готово выплеснуться наружу, но он удержался.
– Встань и повернись ко мне спиной! – предложил он.
Они встали прижались к друг другу и включили душ. Олег погладил между ног, и она наклонилась, раздвинув колени в стороны, освобождая дорогу. Палец сам собой соскользнул в полуоткрытые губы...
Сверху падали струи воды, , и Олег почувствовал, как он медленно стал погружаться в горячую мягкость. С минуту они стояли под струями воды, не двигаясь. Потом она, лукаво улыбаясь, спросила:
– А ты не расстраивайся! Не пропадем! – Она обняла его и, шепча слова ласки, целовала губы, обдавала жаром порывистого дыхания. – Но мне очень тебя жалко!
Олег почувствовал слезы жены на своих щеках, и принялся успокаивать супругу.
Слезы у женщины высохли, а вместо них появилось опьяняющее возбуждение. Олег схватив за талию, потянул к себе. Молодая жена, весь день места себе не находившая, решила взять инициативу в свои руки. Она совершала своим телом плавные волнообразные движения, прижимаясь к нему то животом, то грудью.
Олег ласкал груди, напрягшиеся от возбуждения, она тихонько постанывала. Это продолжалось долго, пока они не вскрикнула и забилась в судорогах.
– Из-за этой попки мы и вместе! – Олег принялся ласкать восхитительную попку так неистово, что через несколько секунд она еще раз задрожала от наслаждения. – Я ее сейчас укушу!
И как только он дошел до конца, удовольствие обрушилось на него и утопило в жгучем безудержном водовороте удовольствия.
«А ведь все могло случиться совсем не так, не попроси мама Олега меня выпороть еще раз! Кому рассказать, как я нашла свое женское счастье – не поверят!» – В ту же секунду задрожало и тело Ирины. Она издала громкий протяжный стон и затихла.
– Ты доволен?
– Да очень!
В свое время Олег Сугробов успел повоевать в саперном батальоне, в горах не раз снимал фугасы, мины с ловушками, и прочие "сюрпризы", да и сам минировал тропы и ставил растяжки. Однажды подорвался на "бэтээре", получил тяжелую травму, и семь месяцев провел в госпиталях...
– И ты тоже, подожди одеваться, – он подошел ней и стал вытирать махровым полотенцем.
Гусь слегка подгорел, но это ничуть не расстроило супругов. Впрочем, семейный ужин был безнадежно испорчен звонком от начальства.
У дома на улице Хмельницкого сконцентрировалась с одной стороны огромная взрывчатая сила, а с другой десятки людей, привлеченных к операции – пока совершенно беспомощных. Матерчатая сумка лежала возле чугунной урны – грязная, засаленная, будто выброшенная хозяйкой за ненадобностью.
Двух бандитов остановил патруль для проверки документов, но нервы не выдержали и они бросились бежать. При обыске у них обнаружили радиоуправляемое устройство и потребовали отключить питание.
– Я – исполнитель! – парень в кожанке, ухмыльнулся. – Какую кнопочку включать, чтобы все взлетело, могу показать. А про то, как обезвредить один Аллах ведает!
В местном управлении ФСБ знающего специалиста не оказалось: взрывотехник, как назло, убыл в состав миротворческих сил на Кавказ. Где взять сапера? Пока искали сапера, милиция блокировала окрестности, начали отключили газ, электричество, воду. И тут вспомнили, что есть в городе человек, который может выполнить эту смертельно опасную работу.
Начальник УВД, вспомнил про Олега.
– У нас есть сотрудник, знаете, о ком речь?
– Знаем, но он увольняется от нас, по собственному желанию из-за одного очень неприятного дела, мы не имеем права!
– А вы сделайте так, чтобы он сам захотел выполнить это задание? Поняли приказ? Значит – действуйте!
Кузнецов сразу позвонил Олегу.
– Я тебя заставить не могу, действуй по своему усмотрению, – сказал он. – Мне трудно давать совет в такой ситуации, но мне наверху сказали, что от тебя зависит не только карьера, но и жизнь людей.
– Сделаю, как надо! – Сугробов, поцеловав жену, прибыл на место происшествия, когда уже заканчивалась эвакуация жильцов близлежащих домов. Замешкались газовики: никак не могли найти нужный кран. Наконец, и это сделали.
– Уже перекрыли движение по трассе, жильцов эвакуировали, но что за бомба – не известно.
Для Олега привезли спец костюм в камуфляжный раскраске. Шлем, "Саперные брюки" из металлических пластин, одну куртку из вязкого материала, другую – из металла. Общий вес одежды – 72 килограмма. Двигаться приходилось с величайшим напряжением. Саперная "кошка", хорошо отточенные ножницы, нож были подготовлены заранее. Опыт профессионала подсказывал Сугробову, что варианты могли быть разные. Например, взрывное устройство где-нибудь в отдалении, мог стоять замедлитель на десять минут и более, знал он и систему, которая при перерезании проводов от питания автоматически приводила к взрыву.
Торопиться в этом деле нельзя. Он зацепил "кошкой" сумку, отошел на безопасное расстояние, дернул. Выждал время, понял, что других взрывателей не подвязали... Теперь надо было выяснить, как может отреагировать устройство на перерезание проводов. Время на размышление заканчивалось. В случае ошибки сапер не успеет не то что раскаяться, но даже испугаться. Защитный спец костюм – больше для успокоения и самооправдания начальства. Мол, приняли все меры предосторожности.
– При взрыве такой силы, – оценил Олег содержимое сумки, – не менее полутора килограммов аммонита, – рухнут первые два этажа, а затем завалится весь дом. Ну, а от меня нечего будет хоронить..." Начинала уставать спина...
Сугробов взял ножницы, и посмотрел на провод: тонкая струнка между жизнью и смертью. Осторожно перерезал его. Тихо. Остался второй проводок. Выждав, он решительно перерезал и его. Потом сделал еще один заход, достал черную машинку – электродетонатор, отсоединил, затем потихоньку, голыми руками вытащил оттуда заряд. Все... Руки бы оторвать этим умельцам...
– Держите! – протянул он то, что еще несколько минут назад в комплекте могло разнести дом, отправить на тот свет десятки людей, в том числе и на троллейбусной остановке напротив. – Хранить раздельно: взрывчатое вещество – в одном месте, средства взывания – в другом.
Как ему хотелось поскорей сбросить доспехи, которые уже казались свинцовыми, вдавливали в землю. Позвоночник гудел от боли: давали о себе знать старые раны.
Еще через час выжатого и обессилевшего Сугробова, привезли домой. Вечером он почти без сил лег спать.
Утром жена ушла на работу, оставив ему завтрак на столе.
А Олег собрался на работу подписывать обходной лист, но вместо бумаг и деклараций вновь пришел вызов.
Оказалось, что "Москвич", на котором приехали террористы, заминирован, и припаркован напротив печально известного стрип-клуба.
Что делать, выматерив террористов, Олег собрался на разминирование.
Соблюдая меры предосторожности, Олег открыл капот, потом багажник. На этот раз повезло: бомба оказалась не на боевом взводе.
– Вы нас спасли, спасибо! – сказала ему Галя, одна из выпоротых стриптизерш, и поцеловала его. – Завтра же я заберу свое заявление!
Эта стройная, изящная женщина-стриптизерша блистала какой-то особенной женственностью и грацией.
– Девочкам я тоже позвоню и расскажу о вашем подвиге! – От нее исходил пьянящий аромат свежего душистого тела, – а можно вас поцеловать еще раз!
«Думаю, моя жена возражать не будет!»
Оказалось, что этот поцелуй перевернул всю его дальнейшую жизнь. Девушки забрали свое заявление. После звонка высокого начальства дело замяли и оставили на работе.
Вечером жена смотрела телевизор и увидела, работу мужа, заснятую оператором с безопасного расстояния с помощью телеобъектива. Плача, она шептала слова любви, и ужаса от выпуска местных новостей, которые разрывали ей сердце.
Ночью, прижимаясь к мужу разгоряченным телом, Ирина потребовала клятвенно пообещать, что это разминирование – в последний раз. Он невнятно пообещал.

_________________
С наилучшими пожеланиями

Часть четвертая Дмитрий Станиславович

КРУГОВОРОТ
Единственный боковой зуб девки,
которая умерла безымянной,
содержал золотую пломбу.
Остальные, как по молчаливому договору, были удалены.
Его выдернул санитар морга,
заложил в ломбарде и пошел на танцы.
Потому что, сказал он,
только земля должна отойти в землю.

Готфрид Бенн 1912 "Морг"
(Из записной книжки Дмитрия Станиславовича)

Глава 1 Счастливый случай
В морг поступали разные тела. И старушки, почившие в бозе на своей постели и жертвы дорожно-транспортных происшествий, и разумеется, погибшие не своей смертью. От некоторых из них, хоть и слабо, но шел тот самый запах, что с детства помнил Дима.
Получив очередной труп молодой женщины со страшными ранами на груди, он долго всматривался в лицо. Оно показалось ему странно знакомым. "Маринка!" – понял он и принюхался. От мертвого тела шел сильный запах боли и ужаса, а запах смерти еще не успел его перебить. Тут по спине пробежал знакомый холодок и почувствовалось присутствие постороннего.
– Эх, Маринка-картинка! – Димка тщательно мыл тело бывшей подруги, и тихо плакал, а члену в штанах стало почему-то очень тесно.
Воспользовавшись тем, что рядом никого нет, Дима прижался штанами к краю секционного стола, потерся об него и через минуту его тело сладостно вздрогнуло.
– Вот и все! – Сказал он покойной. – Видимо, не судьба нам с тобой трахнуться!
В то дежурство он напился в первый и в последний раз в жизни до поросячьего визга.
Однажды ему повезло. Как опытному санитару, ему позволяли извлекать органокомплекс из трупов, особенно, если те успевали разложиться. Вот и выпала удача на долю скромного сотрудника из морга. Извлекая органы из неопознанного полуразложивщегося тела.
– Ну, приступим! – Дима сделал привычный разрез от шеи до лобка, обогнул пупок, удалил ножом грудину, перерезал диафрагму. Привычным движением схватился за прямую кишку и перерезал у основания. Теперь оставалось совсем немного: длинным секционным ножом перерезать органы шеи, чтобы вытащить трахею, пищевод и язык. И тут нож наткнулся на что-то твердое.
– Что бы это могло быть? – Дима извлек органокомплекс на железный столик, промыл его водой из шланга и полез обследовать артефакт. – Клад! – вырвалось у изумленного санитара. В глотке оказался крупный бриллиант. Разумеется, он никому не сказал о находке и припрятал камень до поры до времени.
Только месяц спустя он, воспользовавшись паспортом одного из трупов, съездил в соседний город и заложил добычу в ломбард. На радостях он вызвал Аню, знакомую проститутку.
– Я в трупе брюлик нашел! – Аня стола перед ним на коленях и рот был занят для разговора, Дима же, наоборот, от алкоголя и удовольствия ощутил потребность хоть с кем-нибудь поделиться.
– И что же ты будешь с ним делать? – Аня привела член в боевую готовность, села на Диму сверху, но не торопилась набирать темп.
– Инфляция съесть эту кучу денег в два счета! – Дима погладил женщину по маленькой груди. – Надо начинать свое дело! Открою похоронный кооператив. Хочешь ко мне секретаршей?
– Сутенер не отпустит! – ответила Аня, работая мышцами тазового дна.
– А вот анекдот свежий: готовили мы к похоронам раз одного мертвеца. Цирковой артист, фокусник – весь в золоте, кольца, браслеты, часы... Hоски на ногах дорогие. Hочью, как водится, могильщики раскопали могилу, чтобы лишнее с него снять, а там - никого. И записка: "Фокус!"
– Ужас! – Девушка встала с колен и собралась домой.
Кооператив начал работать.
Правда уже через месяц к нему пришли очень серьезные ребята и увезли на серьезный разговор. Лежбище "папы", пригласившего Дмитрия в гости – это громадный трехэтажный особняк в лесу, огороженный железным забором с проволокой. Суда ждал не он один: двое мужчин и одна девушка, та самая Аня, что лишила его девственности, тоже ждала сурового папиного приговора. В подвале их всех уже поджидал шеф, вокруг которого суетливо угодничали четыре нахальные рожи.
"Папе" было около 50-ти, крепкий мужик, вор в законе, авторитет по всей стране. Его величие подчеркивало крупное лицо с выступающими скулами. Седые, чуть курчавые пряди волос ниспадали на могучую грудь. Жесты – широкие, размашистые, как у оратора, а взгляд – острый и пронизывающий. "Папу" побаивались не только уголовники, но и местная власть.
Мужчин, ждущих суда поставили на колени со скованными за спиной руками. На полу был предусмотрительно постелен полиэтилен.
– Наша работа, это опасная работа, – сказал папа, – я уже предупреждал, что у нас не принято пьянствовать и особенно ширяться. Такого менты в два счета расколют. Миша, накажи, как у нас полагается. И наказание у меня за наркоту одно!
К приговоренным мужчинам подошел палач в маске, и выстрелил из револьвера одному из них в затылок. В подвале запахло дымом и кровью. В этот момент Дима почувствовал, что концентрация запаха в подвале достигла небывалого уровня! "Папа чувствует тоже, что и я! – понял он, глядя как раздуваются ноздри верховного судьи. – Я не один такой!" Чувство страха куда-то ушло! Дима понял, что второго такого раза упиться запахом смерти досыта он не сможет никогда.
Второй мужчина заплакал, между его ног стало проступать темное пятно. Ему поднесли револьвер к виску, щелкнул курок, но выстрела не последовало.
– Это тебе первое предупреждение, – сказал папа, – ты понял, что второго у нас не делают!
Обмочившегося от страха "быка" увели из подвала.
Третьей в роковой очереди стояла Аня.
– Ну, рассказывай, сявка, как ты на два фронта умудряешься ишачить? Дырку не боишься порвать от напряга? – Шестерки заржали, да и "папа" улыбнулся собственной удачной шутке. – Много зелени наскребла, не пора ли поделиться?
– Я никуда налево не хожу! – Девушка, начала все отрицать. – Ей-богу, меня оговорили!
Но долго ей оправдываться не дали. Два, три неопровержимых факта и Аня оказалась припертой к стенке. Дима увидел, как лицо побелело от страха а коленки задрожали. Она прекрасно знала, что она может отправиться вслед за быком.
– Бес попутал... не хотела я... денег не хватает. – Она заплакала и стала умолять о прощении. – Этому дай, тому, я же дочку кормлю и мать больную. Пожалейте, не убивайте, прошу вас!
Наблюдая, как сильно разгневан шеф, Аня поспешила загладить вину.
– Там тоже можно рубить капусту и неплохую. Столичные никак не передерутся между собой. А под это дело можно вклиниться и куш иметь!
– А вот это не твоя забота! – Папа грозно взглянул на нее. – Закрой поддувало и не вякай! Тоже мне, наводчица нашлась!
"Папа" недолго подумал и вынес окончательный приговор:
– Если я тебя сейчас отдам на расправу своим мальчикам – а они на тебя очень сердиты! – боюсь, ты станешь профнепригодна, весь калым спустишь на лекарства. И лечиться придется до старости. Но я добрый и, оправдывая свое прозвание, на первый раз прощаю тебя... Погоди, рано радуешься. Без наказания тебе не уйти. А накажу я тебя по-отечески: задницу надерут так, что ты Москву за три версты объезжать будешь! Поняла? Но если ты и после урока захочешь повторить подобное – поставь на себе крест. Ребенка твоего будет воспитывать одна бабушка.
Дима увидел, как волнение настолько овладело ею, что Аня не могла ничего ответить и только слабо кивала головой. Наконец собралась с мыслями и выдавила:
– Вы собираетесь забить меня до смерти?
– Ты что, рехнулась? Так, холку намылим, и работай. Пока здоровье позволяет...
Аня стояла ни живая ни мертвая, хотела еще что-то сказать, но в горле так пересохло, что слов не находилось. У нее хватило присутствия духа не возмущаться далее.
"Папа" тем временем продолжал изливать душу:
– Уродина, на что ты покусилась. Даже в том, в светском мире не принято так поступать. У нас же это карается кровью. Ну, чего молчишь? Совсем обалдела от радости, что легко отделаешься. -Раздевайся! – рявкнул он напоследок.
– Как? – руки девушки потянулись к пуговкам на кофточке и остановились.
– А ты не догадываешься? – Папа грозно посмотрела на перепуганную женщину. – Полностью!
– Я... – Аня запуталась в пуговицах, сняла кофточку и потянулась к застежкам на лифчике.
Пока Аня разоблачалась, из шестерки принесли солдатские носилки и большой пучок розог, похожий на охапку рапир. Поставили все это на середину комнаты.
От ужасных приготовления Аня застыла, так и не сняв юбки. Когда руки чуть коснулись сосков, те призывно отозвались и, налившись кровью, затвердели, приготовились к казни. Со стороны казалось, что все тело протестовало: руки не слушались, ноги окаменели.
Дима увидел, как стыд, который уже давно не посещал Аню, сковал ей руки. Дима видел, что ужас перед наказанием парализовал волю, и упивался этим зрелищем не меньше самого папы. У Ани мелко-мелко задрожали суставы, а потом и вовсе стало трясти.
Обнажаться перед молодчиками, которые не раз видели совершенно голой, Аня не могла.
– Чего кобенишься, быстрей снимай все с себя и укладывайся. Раньше ляжешь – раньше встанешь, ха-ха-ха,– снова заржали мафиози.
Юбка упала к ногам. Тут Аня не выдержала и громко зарыдала. Упала на колени и поползла к шефу на карачках. Как маленький ребенок, умоляла простить, не наказывать, обещала немедленно вернуть все заработанное.
– О гринах речь вообще не идет: не то что вернешь, а вернешь втрое больше. И пахать теперь будешь полгода даром... Хватит волну нагонять! Трусы долой!
Шестерки не стали ждать окончания стриптиза, сами сорвали трусы. Голую, брыкающуюся Аню уложили на скамейку и привязали за ноги. Один из парней засучил рукава, выдернул из пучка длинный прут и рассек им воздух, пробуя на крепость, а второй крепко взял женщину за запястья. «Вот это прут! – Дима оценил размеры и прочность воспитательного инструмента. – Мой папа вырезал и тоньше и короче!»
Аня умирала от страха, вновь быстро и страстно умоляла простить. Уверяла, что все поняла и никогда подобное не повторится. Шеф подошел к распластанному телу и сказал:
– Я верю, верю. Не ошибся в тебе. Ты девка понятливая и искренне раскаиваешься. Но сейчас свое ты получишь, и раскаиваться будешь еще больше. Урок тебе необходим. Давай, Мишуля, начинай перевоспитание, не жалей. В руках экзекутора взметнулась вверх розга, Дима услышал противный свист, и тонкий конец впился в задницу. Дима сам не раз пробовал в детстве розгу и понял, что сейчас нестерпимой болью обожгло все тело. «Это же она меня папе выдала! – Догадка озарила его как удар молнии. По спине пробежал короткий мощный импульс. – Мало ей!»
Из горла Ани вырвался стон, и, казалось, что на мгновение девушка потеряла сознание. Ан нет, второй удар привел в чувство, и Дима услышал душераздирающий крик. Он не узнал голос, до того он не был похож на тот спокойный ласковый говорок, каким она обычно увещевала Диму в постели. В этом возгласе соединились страх и боль, которые невозможно описать словами. Аня хотела по-прежнему просить, умолять, но вместо этого в перерыве между ударами вырывалась только одна фраза:
– Простите оооой... не буду а-а-аааа... больше.
И так после каждого удара: нечеловеческий вой и эта фраза, которую выдавал мозг, вне зависимости от сознания.
– Не части! – Папа явно был доволен проведением экзекуции. – Дай ей хорошенько подумать о своем поведении!
Жуткий свист и дикие крики продолжались и продолжались. На тридцатом ударе Дима сбился со счета. Казалось, этому не будет конца. Тугие ягодицы давно уже размякли и не держали удар, розга проваливалась в них как в перину. Прутья окутывали жаром каждую клеточку задницы, горячими иглами вонзались в спину, проникали в бедра все глубже и глубже.
Аня, насколько могла, выгибалась и извивалась во все стороны под ударами. Вместо крика из груди вырывалось одно мычание. Однажды. Когда внимание державшего мальчика ослабло, она решилась прикрыть избитую попу.
– Опусти грабли, сука! – Приказал экзекутор, меняя прут.
А "папа" приказал сечь сильнее и «взбить холку». Больше попыток заслониться Аня не предпринимала, а Дима вдруг подумал, что женщин надо привязывать, как следует.
«Что значит, взбить холку?» – не понял Дима и тут же увидел, что это такое.
Экзекутор сменился, выбрал новый прут и принялся за работу. Новый палач сек так искусно, что кончик прута то и дело вонзался в разрез между ягодицами, проникая до самого ануса.
На воровском языке это и называлось "взбить холку".
«Редкая женщина отнесется бесчувственно к такой «ласке! – подумал Дима, глядя на то, какой эффект был получен экзекутором. Аня, выгибалась и подпрыгивала на скамье, насколько позволяла веревка и руки помощника. Но новый удар припечатывал тело обратно.
Слов больше у жертвы не находилось, а Дима успел второй раз кончить в штаны. Как во сне он услышал:
– Палтийник! – Ну, все. Довольно, отвяжите ее. Пусть маленько очухается. А через неделю на работу в две смены! И чтоб как шелковая у меня, а то опять вздрючу. Только посмей мне волынку тянуть, у нас бюллетень не полагается!
Встать Аня не смогла. Прямо на носилках унесли из подвала.
– Значит, камушек у покойничка украл! – сказал папа, повернувшись к Диме. – А воровать не хорошо!
– А на нем написано, что он твой или он украден? – в комнате стоял такой запах смерти и ужаса, что Дмитрий опьянел. – На камушке не было обратного адреса! А покойнику он как-то не нужен! Ну что, ты меня убьешь или разложишь на носилках, как эту несчастную! Дмитрия понесло как Остапа Бендера перед Васюковцами. А я тебя не боюсь! У меня законное дело!
– Ну, ну! – ответил папа. – Люблю смелых и наглых! Сам такой! Да ведь ты тот самый санитар, что крысы не побоялся! Молодец, люблю таких! А работать приходится со всякой... Он показал на труп. Значит так, половину фирмы переведешь на меня, и будем компаньонами. Согласен?
– Согласен! – Дима решил, что потерять половину лучше, чем все. – Только у меня сам, понимаешь, бывают проблемы, с народом (бандитами)!
– Какие у тебя могут быть проблемы, – не понял папа – если ты со мной работаешь? Теперь тебе достаточно просто назвать мое имя!
Позднее он прочитал, что "жестокость дремлет в нас, как хищный зверь, всегда готовый к прыжку". Радоваться мне или проклинать тот день и тот случай, когда хищный зверь жестокости, дремавший где-то в тупиках моего подсознания, пробудился и прыгнул, поглотив со всей силой и страстью мою волю, фантазию, стремления? Он понял, что отныне ничто не сможет принести мне столь же сладкого удовлетворения, как кровавое и жестокое зрелище, порки и страданий женщины. Хищник, однажды отведавший сырого мяса, будет хотеть его вновь и вновь. Теперь Дима, насладившийся неповторимыми по силе и глубине воздействия ощущениями от картины телесного наказания, хотел их пережить снова и снова.

_________________
С наилучшими пожеланиями

Первый раз
Ночуешь без клетки
– Завтра похороны

P.S. Никто не придет

Максим

Глава 2 Свидание.

Вспоминая порку в подвале, Дима не раз чувствовал сильное возбуждение, но звать предательницу не хотел. Однако, зов плоти оказался сильнее и набрал телефон агентства, где работала Аня. "Сегодня я отмщу!" Девушку доставили через час.
– Это вы? – голос у Ани задрожал.
– А разве это что-то меняет? – Дима отдал сутенеру деньги. – Я хочу тебя на всю ночь!
Девушка, чувствуя свою вину, старалась изо всех сил. На этот раз она позволила войти в непредусмотренное природой отверстие.
– Следы держались почти три недели, – говорила Аня, прижавшись к нему обнаженным телом. - Сходили постепенно, бледнея и приобретая желтый оттенок. Садиться без боли не могла целую декаду. И, конечно же, на работу пошла после такой трепки только на восьмой день. Рубцы тогда еще были четко видны. Но мне пригрозили:
– Не хер динамо крутить, не на курорте. Голым задом мелькать не надо – разденешься в темноте. И делай свое дело.
За все то время, пока полосы не сошли, я так и делала и осталась незамеченной. Только один внимательный клиент, любитель разглядывания, обнаружил следы и поинтересовался:
– Кто это тебя так?
Пришлось врать про мнимого строгого отца, который якобы узнал, чем я занимаюсь, очень рассердился и крепко выпорол. Потом пригрозил напоследок повторить, если узнает, что наказание не подействовало.
– Но ведь ты уже не маленькая, – удивился клиент и даже добавил при расчете за "издержки на производстве".
Вытянувшись на животе, Аня снова расплакалась.
– Сколько же можно? А что будет завтра? А вдруг снова побьют? После той страшной сцены меня только раз вызывали к шефу. Он опять стал выспрашивать: хорошо ли она усвоила урок? Будет ли честно трудиться на благо их воровской "малины". Я расчувствовалась, заверила в очередной раз, что усвоила все добросовестно; клялась, что запомнила на всю жизнь и впредь будет четко выполнять все его установки.
– Верю-верю, – покровительственно сказал "Папа", – но если повторится что типа Москвы, то я тебя уже предупредил. А если просто нарушишь наш распорядок. То снова окажешься кверху ж..й. И тогда уж получишь на все сто. Тебе будет гораздо горячее.
– Так, значит тебе не понравилось? – Дима почувствовал, что запах ужаса снова стал появляться у проститутки при одном воспоминании о пережитом.
– От одной мысли, что все это может повториться, мне становилось дурно. Ничего позорнее и страшнее порки придумать было нельзя! Лежать голой, беспомощной, на лавке у всех на виду, слышать ужасающий свист розги за спиной, ощущать обжигающую боль от ударов. От одного этого можно было потерять рассудок.
– Любая ужасная кара, только не порка! – говорила Диме Аня, вытирая навернувшиеся на глаза слезы. – Шестерки, что стояли рядом, прочувствовали, какой ужас на меня наводит наказание и стали этим пользоваться. То в долг возьмут и не вернут, то минет без очереди заставят делать. А эти ехидные ухмылки и реплики на счет поротой задницы. Они действовали на меня как удавы на кролика. А чуть что: пожалуемся "Папе". Подружки по ремеслу тоже проходу не давали, все клянчили рассказать, как меня там обрабатывали, и показать следы наказания. От этого рассказа Дима почувствовал прилив сил. Воспоминания у девушки были такими яркими, что слабый запах ужаса стал сильнее.
"Да и Аня скорей наложит на себя руки, чем снова подставится под повторную порку у папы. – Решил Дима. – Теперь девушка и живет под вечным страхом наказания!"
– А что ты дальше собираешься делать?
– Денег заработаю, дочка вырастет, и мы уедем туда, где нас никто не знает. Никто не пригрозит, никто не изнасилует!
– Хорошая мечта. А уеня есть другая места: хочу наказать предательницу! Вытяни руки! На запястьях голой девушки защелкнулись наручники.
– Нет, умолю, только не это! – Комната наполнилась знакомым запахом. – Пожалуйста!
– Тебе про брюлик напомнить? – Дима заставил лечь на диван так, как лежала когда-то Маринка. – Кто меня папе сдал?
– Прости меня, я виновата! Только, пожалуйста, не надо!
«Вот он, миг наивысшего блаженства! – Дима вынул из брюк ремень и сложил его вдвое. – Лежит женщина в полной твоей власти!»
Аня повернулась на бок, в последней попытке спасти попку от порки.
Секунду спустя квартира наполнилась отчаянным визгом, а Дима упивался своей властью над голой скованной и совершенно беззащитной женщиной. Со второго удара умоляла пощадить и простить, но Дима только усиливал удар. Ремешок в воздухе не гудел. «Опыта у меня маловато!» – Решил он, глядя на то, как подпрыгивает в тщетных попытках защититься молодое тело. Столкнув женщину с дивана на пол, он засунуть женскую голову между своих ног. Он сек и наслаждался тем упоительным запахом, который помнил с раннего детства.
От ударов Аня громко взвизгнула...
Дмитрий продолжал размеренно хлестать, но тоже старалась попадать по одному месту... По нижней половине попы... «Выдеру, как Владимир Любочку!
Он продолжил наказывать ноющую, Анютку как и раньше.
- Хорошо поешь! - Дмитрий не торопился. - Пусть проорется! Подождав, пока малышка стихнет продолжил: два!
– Это не розга, папы, но все же как? Внушают?
Аня только тихонько хныкает в ответ. Аня, как тебе ремешки? Внушают? На сегодня – все!
Пить чай и Аня предпочла стоя. – А теперь, Дима снял с нее наручники и протянул деньги, спрячь их так, чтобы сутенер не нашел.
– Спасибо! – Девушка вытерла слезы. – Пожалуйста, не зови меня к себе больше!

_________________
С наилучшими пожеланиями

Порка селёдкой по голой заднице... Однако! Да вы, батенька, большой затейник!
Читаю дальше.

_________________
- Слушай, Стекляшкин, ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове. 

Скажите, вам самому не надоело засорять ветки рассказов дилетантским бредом с гигантским количеством копипасты из общедоступных источников? Вы что, еще и медик ко всему прочему? Или oпять Трофим Токарев попутал?