Клуб "Преступление и наказание"

Солнечный луч упирался в белую крахмальную скатерть, отражался от гладкого бока сахарницы, сверкал в начищенных ложечках, так что больно было смотреть. Легкие колечки белокурых волос вились на висках у курсистки Быковой, с аппетитом поглощавшей пирожное "пти фру". Быкова не чинилась, откусывала от пирожного улыбаясь и даже прихватывая языком крошки - ей было весело.От всего этого сочетания белизны, ярких бликов, запахов сдобы, кофия и хорошего табака, царивших в кондитерской, Анисимов был сам не свой и не верил, что может быть так хорошо. Сам он пил сельтерскую - сладкого не любил с детства.
- Как здесь все мило, - будто прочтя его мысли, сказала Быкова, расправившись с пирожным, - только ведь дорого.
В кружке все всё друг о друге знали. Анисимову было известно, что Быкова живет скромно, как многие девушки на курсах, и поход на Невский для нее редкий праздник.
Быкова тоже знала, кто родители Анисимова, что его отец выслужился из простых, тревожится за сына, связавшегося, по его мнению, с дурной компанией, и очень недоволен происшествием, случившимся две недели назад. Все это Анисимов рассказал ей сам.
- Скажите... - нерешительно начала она и сконфузилась. Вопрос был слишком приватный.
- О чем? - спросил Анисимов, глядя на сдобную крошку в углу ее губ.
- Нет, право, не стоит, - быстро ответила она и покраснела густо, до самых ушей.
- Вы насчет... того? - догадался Анисимов и скривился. Он хотел говорить независимо и небрежно, но не получалось.
- Ну да, - почти шепотом подтвердила Быкова, опуская глаза, - ваш отец... как он...
- Сказал, что поделом, - не моргнув соврал Анисимов, - но не убедил. Тут каждый сам за себя отвечает.
- Простите, что спрашиваю, - покаялась Быкова.
- Ничего. Не всю же жизнь теперь прятаться. Что было - было.
- Как вы... так спокойно... - зябко поежилась девушка.
- А что же, - сказал Анисимов, - убить его теперь, что ли?
- А вы бы хотели? убить...
Оба понимали, о ком идет речь.
Анисимов скривился снова. Он не знал грани, где кончается ребяческое самолюбие и начинается оскорбленная мужская честь, но подобные мысли в последние дни посещали его непрерывно.
Он попытался представить себе полицмейстера - седого, подтянутого, в мундире - валяющимся в пыли на мостовой с развороченным черепом, с вытекшим глазом и струйкой крови, стекающей в пыль. Его даже зазнобило. Никакого отношения к его позору и боли эта картинка не имела. Потом он подумал, что если сбудется то, о чем они мечтают, то может дойти и до крови, и не одного ненавистного ему человека, а десятков и сотен, притом не причастных прямо к творящемуся в полицейском участке, в городе, в стране... Если это будет неизбежно - всеобщее счастье через размозженные черепа десятков, а возможно, и сотен, и все валяются в пыли, и у всех кровь стекает в пыль...
- Что с вами? - спросила Быкова.

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...