Клуб "Преступление и наказание"

Экзек

Свет в Пустоте

Он шел один по пустыне, давно потеряв счет времени. Вода была на исходе. Обычная пластиковая бутылочка, которую мать всегда заставляла его брать с собой даже в самые короткие вылазки из дома, неожиданно оказалась ценнее всех богатств мира, и уж точно ценнее тех бесполезных резанных бумажек, что туго набивали кошелек. В руке он нес посох – обычную корявую тонкую палку в пол человеческого роста, непонятно как оказавшуюся рядом с ним в момент пробуждения. Солнце садилось. Но почему-то розовые пальцы вечерней зари коснулись не только западного, но и северного склона густо фиолетового неба. Даже это здесь не так. Все не так! Вместо плотно застроенного, кишащего людьми мегаполиса тут и там, под толстым слоем песка и пыли виднелись покореженные, насквозь проржавевшие развалины зданий, машин и прочей брошенной техники. Но какой же слой толстый! Значит, катастрофа произошла не вчера и даже не год назад. Наверняка, прошли десятки, а то и сотни лет, может быть даже тысячи. Кого же он найдет в этой безлюдной пустыне? И есть ли вообще люди хоть где-то в этом проклятом мире?

Так, давай рассуждать логически, без паники и нервов, хотя пульс зашкаливает за сто двадцать, а от волнения и жары расплываются круги перед глазами. Про давление и думать не хочется. Тот странный свет на севере я принял за радиоактивное излучение, фонящую воронку, эпицентр взрыва, лишившего меня сознания. Но если действительно прошло очень много лет (КАК такое возможно?!!), это может быть и искусственное освещение, свидетельствующее о большом поселении, отчасти сохранившим технологические навыки. Значит, туда и надо идти, а не тупо на запад в надежде выйти к морю. А вдруг все же радиация? Ну и что. Воды все равно почти не осталось. Что лучевая болезнь, что обезвоживание – хрен редьки не слаще. Другого шанса выжить все равно в наличии не наблюдается.

Как только зашло солнце, быстро сгустился непроглядный мрак. Как и положено в пустыне, дневная жара перешла в ночную стужу почти без промежуточных стадий вроде вечерней прохлады. Хоть это не изменилось. Он решил устроить привал. Надо бы развести костер. В качестве топлива можно использовать денежные купюры, они-то здесь точно никому не нужны. Но как добыть огонь? Был бы курильщиком, вопрос бы даже не стоял, но зажигалки у него отродясь не водилось за ненадобностью. Трение? Но что тут и обо что тереть? Надо было подумать об этом при свете дня и пособирать немного сушняка. Сейчас же во тьме только шею сломаешь да заражение крови заработаешь. Придется идти дальше на север, сколько ноги продержатся, ориентируясь на источник света. И он пошел.


* * *

Она шла одна по ночной пустыне. Сухой восточный ветер развевал ее длинные рыжие волосы, освобожденные из под платка после захода палящего солнца. Значит, будет хамсин, иначе дул бы бриз с моря. Как ни спешила она вернуться засветло, но слишком уж увлеклась ловлей пресноводных черепашек в речке Зандера, и не заметила, как начался закат. Отец будет с ума сходить! И, конечно, всыпет ей по первое число, ведь несъедобные черепашки – не оправдание задержки. В памяти пронеслись все прошлые взбучки. Обычно он хлестал ее по голой заднице сыромятным ремнем из козьей кожи, перекинув через колено и задрав платье до пояса. Стесняться им было некого – вот уже несколько лет они жили вдали от людей на берегу моря у источника, что возле развалин поселка Древних. Они – это отец, его новая молодая жена, недавно родившая сына, и семь дочерей, из которых она была старшей. Им пришлось уйти, потому что их клан не желал больше хранить книги Древних, практической пользы в которых все равно никто не видел, а отец не мог с ними расстаться, хотя тоже понимал в лучшем случае одно слово из десяти, а остальное просто помнил с детства. В их роду это знание передавалось от отца к сыну, как самое большое сокровище, в надежде, что когда-нибудь явится Некто, способный понять всю мудрость Древних и объяснить ее остальным. Не захотел он и отказаться от двух младших дочерей, несмотря на обычай, прямо предписывавший так поступать, если сыновья всё не появлялись после пяти беременностей всех жен. Потому и бежали они на северо-запад, как можно ближе к Великим Огням, к которым даже близко боялись приближаться их суеверные соплеменники. И теперь, когда родился ее брат, ничто не заставит отца передумать и вернуться к своим. Как же тогда ей и сестрам найти себе мужей?

Только эти невеселые мысли помешали ей, родившейся и выросшей в пустыне, услышать шаги чужака задолго до того, как его странная обувка стукнула по камням в нескольких шагах от нее. Ночь была лунная, на ясном небе ярко светили звезды, поэтому незнакомец был перед ней как на ладони. Странно, что он сам ее не заметил. Как такое возможно? Взрослый мужчина, один ночью в пустыне, а идет, ничего не видя вокруг, как брошенная кланом «лишняя» девчонка. Но идет он явно в сторону их стоянки! Еще немного, и покажется сигнальный костер, разожженный для нее сестрами. Это мой шанс! Закон гостеприимства, да и просто жажда общения с первым за много месяцев новым собеседником, наверняка заставит отца забыть о порке. Надо окликнуть путника и указать ему кратчайший путь к ночлегу...


* * *


Вода закончилась. В голове гудело. Ноги уже не держали. Да еще эти чертовы камни! Ему, привыкшему ходить по гладкому асфальту, невозможно было в темноте не наступать на них почти на каждом шагу. Так ведь и кроссовки порваться могут. А не послать ли всё на... и не лечь ли поспать прямо тут, посреди пустоты? Чем я рискую? Вряд ли здесь можно замерзнуть насмерть, максимум – продрогнуть и простудиться. Правда, кто знает, какие ядовитые змеи и скорпионы водятся в песке и под камнями, и в какую нечисть они мутировали за прошедшие века. Нет уж, лучше идти, пока не упаду замертво, чем лежать на холодной земле и вздрагивать от каждого звука...

- Мир тебе, мой господин. Далек ли твой путь? Не нужны ли ночлег и добрая еда?

Черт, глюки! Только этого не хватало! Вот что значит шляться по жаре без пищи и воды! Как раз сытный ужин и теплая постель мне и нужны. Да и людское общество совсем не помешает, тем более женское (голос-то явно принадлежит молодой девушке). Но откуда им здесь взяться? Глюки, что же еще... А может и нет? Была бы это игра больного воображения, девица говорила бы с каким-нибудь известным мне акцентом и произношением. А она говорила, хоть и понятно, но совсем не так, как представители известных мне общин и иммигранты из диковинных дальних стран. Неужели все-таки местная?!

Повернувшись на звук голоса, он увидел в лунном свете босую рыжеволосую девушку лет семнадцати-восемнадцати в грубом домотканном платье до колен и без рукавов, с платком, повязанным вокруг шеи. Она приветливо улыбалась и протягивала к нему руки ладонями вверх, явно в знак мирных намерений.

- Мир и тебе. Я заблудился, не знаю, где нахожусь, у меня кончилась вода, и ужин с ночлегом были бы самый раз. Если вас это не затруднит.

- Мы в песках у моря к западу от долины Хапер, где живет наш клан. Там, за дюнами, стоянка моего отца. Я, как его старшая дочь, приглашаю тебя остановиться у нас настолько, насколько тебе будет угодно, прежде чем, отдохнув и подкрепившись, ты сможешь продолжить путь. Меня зовут Ципи, дочь Уриэля.

Ее речь звучала немного странно. Скорей всего и моя для нее слышалась не лучше. Но интонации были искренними и приветливыми. А что еще нужно ночью посреди пустыни в чужом незнакомом мире одинокому страннику без еды и воды?

- Спасибо большое за приглашение. Я с радостью принимаю его.



* * *


Старый Уриэль места себе не находил от беспокойства. Опять эта засранка ушла на речку и забыла обо всем на свете! Ведь взрослая уже девица, замуж давно пора, а все не может рассчитать время так, чтобы вернуться домой засветло. Он уже и втолковывал ей, как опасно находиться одной в темной пустыне, и порол ремнем до багровых рубцов и сорванного голоса, а потом плакал вместе с ней пол ночи, все было напрасно! Вот где она сейчас? Вдруг провалилась в одну из сотен оставленных Древними ям, сломала ноги и лежит там одна, страдающая и беспомощная? Или ее задрал одуревший от бешенства шакал? А может сюда забрели мутанты из дальних пустынь, что на юго-востоке, и уже обгладывают ее косточки? Остальные дочери сидят себе на стоянке, занимаются домашними делами, пасут коз, далеко не отходят. Никаких с ними хлопот! А эта – вся в свою мать, благословенна ее память! Смешливая, словоохотливая, с острым язычком и неуемным любопытством, она вечно попадала в какие-то истории, еще когда в клане жили. После смерти матери, как старшая женщина в семье, немного образумилась, занялась хозяйством, ухаживала за ним и младшими сестрами, чудо, а не дочь! Но после его новой женитьбы все вернулось на круги своя. Он не обманывал себя, была в этом и его вина, нельзя же было не сделать супругу хозяйкой дома. А та, хоть и была неизменно вежлива, ровна и добра к девочкам, все же не родная кровь, душа за них не болит. Вот и сейчас уложила их сына-младенца, а сама уселась у него в ногах, пытается успокоить, но чувствуется, что не очень-то и волнуется. Как в клане говорят? Муж нервничает, значит жена не ублажила, а значит ее надо наказать.

- Дорогая, подай ка ремень!


* * *

Освещенная огромным костром стоянка открылась буквально через несколько минут после встречи с рыжей незнакомкой. Она состояла из двух больших шатров, нескольких загонов, где мекали козы и блеяли овцы, а также остатков каменных строений, кое-как приспособленных для нехитрух нужд семейства скотоводов. Но больше всего меня поразили слышимые на расстоянии протяжные женские стоны и странные хлопки. Неужели опять глюки?! Но нет, приблизившись, я явственно разглядел всю не оставлявшую сомнений картину, заставившую меня застыть на месте. Моя спутница также замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, в изумлении разинув рот. В свете костра на относительно чистом ковре лежала на животе совершенно обнаженная молодая женщина, ее черные волосы были заплетены в длинные косички типа тех, что в мое время носили беженцы из Африки, а над ней лицом к нам стоял на коленях пожилой мужчина с ремнем в руках. Он был сед, коротко острижен, его белая борода, скорее щетина, выдавала периодическое знакомство с бритвой (не так уж здесь все дико, не к месту подумалось мне тогда). Одет он был во что-то среднее между шерстяным свитером и бедуинским балахоном до колен, при кожанных сапогах и штанах из непонятного материала. И он порол эту женщину по голым ягодицам, чинно нанося удары то по одной половинке, то по другой, то точно посредине, вызывая слышанные нами стоны. Не помню, сколько времени мы простояли, не в силах сдвинуться с места. Машинально я начал считать удары и успел дойти до тридцати трех, когда старик поднял голову и увидел нас. Вероятно, дочь он узнал сразу, а потому отбросил ремень и со всех ног кинулся к ней, крепко сжал в объятиях с криком «ты жива! Наконец-то!» и стал целовать в щеки, в нос, в лоб.

- Отец! Прости меня! Пожалуйста! Я больше никогда не буду возвращаться ночью! И у нас гость, путник, встретивший меня в пустыне. Я пригласила его к нам.

В ее интонациях слышались испуг и страстная мольба. Видать, не будь меня рядом, не миновать бы ей участи той красавицы на ковре, уже успевшей прикрыться тряпками и спрятаться в шатре. Только тогда он соизволил обратить на меня внимание.

- Благославен входящий в мой скромный шатер. Моя жена и дочери дадут тебе напиться, и мы вместе отведаем, что Бог послал.

- Пусть Бог благославит тебя и твою семью, господин мой.


* * *

Вот так я и вошел в семью старого Уриэля. Вскоре он показал мне свои бесценные книги Древних, которые оказались инструкциями по эксплуатации электростанции, обслуживанию компьютерных систем, производству простейших антибиотиков из местных грибов, а также Всеобщей энциклопедией в 20 томах последнего перед катастрофой издания. Кстати, Великие Огни, на свет которых я шел по ночной пустыне, оказались той самой электростанцией, непонятно как законсервированной последними уцелевшими работниками, настроившими ее внешние декоративные гирлянды на постоянное свечение. У меня ушло несколько лет на освоение процесса и вскрытие запечатанных, почти нетронутых временем внутренних помещений. Там я сейчас и живу с женой, рыжей босоногой хохотушкей Ципи. У нас две прекрасные дочки, но останавливаться на достигнутом мы не собираемся. Супруга моя – образцовая жена и мать, в доме все сверкает, мы все одеты в сшитые ею чистые красивые одеяния из натуральной кожи и шерсти и каждый день едим здоровую экологически чистую пищу, регулярно поставляемую нам кланом, наконец осознавшим всю пользу мудрости Древних, которую она прекрасно готовит вместе с еще незамужней самой младшей сестрой. Остальные вышли замуж за уважаемых в клане охотников и скотоводов. Даже периодические исчезновения до ночи не омрачают наше счастье, ведь возвратившись Ципи сама просит как следует наказать ее узорчатым, сложенным вдвое сыромятным ремнем из козьей кожи, который она изготовила и разукрасила своими руками специально для воспитания себя и подрастающего поколения. Вдоволь постонав и поплакав, она на целую неделю становится такой нежной и любящей, о которой можно только мечтать. И, как говорит мой тесть, Некто наконец явился...

_________________
Ceterum censeo feminismum esse delendum!

Подход к заданию прямо в лоб и слишком примитивно. Увы

_________________
Потому что Я так сказал.

Ну я бы не сказал, что так уж примитивно. По-моему прикольненько!

_________________
Бисер есть? А если найду?

Написано хорошо,но не очень понравилось.Не захватили.

Интересно, автор явно обладает литературным мастерством, но рассказ немного напоминает шольное сочинение на заданную тему!

_________________
Memento doloris

Условия конкурса соблюдены.

Да, рассказ мне так же понравился.
Причем настолько, чтобы получить от меня кусок тортика. Атмосфера зацепила.

_________________
Memento doloris

_________________
Ceterum censeo feminismum esse delendum!

Простенько. Ну а кто говорил, что должно быть сложно?
Романтично, симпатично.
И концепция мне близка: порка как проявление любви и заботы.

_________________
Dixi

_________________
Memento doloris

Так, Одра увлекается стихоплетством . Запишем: кандидат в авторы 2-го рассказа .

_________________
Memento doloris