Клуб "Преступление и наказание"

Часть 2 "Особое наказание."

Люди на площади уже успели обговорить и казнь, и наказание незадачливых воришек, когда на эшафот вывели еще одного мальчишку, возрастом чуть постарше предыдущих, испуганно взиравшего на собравшихся вокруг помоста людей. Судейские е не стали заморачиваться с мальчиком и через площадь, к эшафоту, воришку так и вели голышом - за одетую на шею веревку в петле которой еще совсем недавно отдал богу душу очередной преступник, выступивший против порядка и устоев доброй старой Англии.
Дрожащий, почти впавший в прострацию от стыда и страха перед предстоящим позорным наказанием, мальчишка был в буквально смысле проведен «сквозь строй», стыдливо прикрываясь руками и зажмурив исходящие слезами глаза.
Весь путь от здания суда до эшафота (к счастью не дальний), на вздрагивающие ягодицы мальчика сыпались удары ладоней развлекающихся, таким образом, горожан и даже их детей, оказавшихся поблизости этого своеобразного «пути на Голгофу» и когда рыдающий ребенок стал подниматься по ступеням эшафота, что бы попасть в «заботливые» руки палача, его подростковый зад своим цветом уже напоминал спелый помидор.
Судебный исполнитель быстро прочитал приговор сыну лавочника . Толпа притихла. Палач неторопливо, словно коршун воробушка, обошел замершего мальчишку и наконец поднял руку призывая собравшихся на площади к тишине.
- Какой рукой ты крал мальчик? – грубый голос палача пронесся над притихшей толпой.
Мальчишка в страхе забыв про стыд, разомкнул прижатые к животу ладошки и быстро спрятал руки за спину, попятившись от палача, чем вызвав смех и веселый свист из толпы своих добрых сограждан.
Палач, явно играя на публику деланно-удивленно развел в стороны могучие руки, затянутые в черные кожаные перчатки с подсохшими следами крови несчастных товарищей мальчика, совсем не давно, в боли и слезах покинувших этот эшафот.
- Неужели сразу двумя?!!!
Мальчишка отчаянно замотал головой, так, что его слезы сорвавшись с длинных ресниц полетели прямо на обступившую эшафот толпу.
- Нет Сэр…. Нет! Вот… - мальчик протянул палачу дрожащую ладошку левой руки и когда тот взялся за тонкую кисть затянутыми в кожу пальцами, жалобно заскулил.
- Пожалуйста сэр! Умоляю! Не делайте этого сэр! Не надо…. Не надо…
Палач (проявляя незаурядные актерские способности) почти ласково склонился к рыдающему ребенку, громко спросил:
- Что «не надо»?
- Не отрезайте мне руку сэр… Пожалуйста…
- Разве ты не слышал приговор суда? Разве там было, что то про твою руку?
- Нет сэр… Просто… просто я подумал…
- У тебя еще будет время подумать, много времени, что бы почувствовать благодарность и уважение к нашим справедливым законам, которые, милостью короля, слишком добры к таким юным негодяям, как ты!
Заставив мальчика распрямить ладонь он тщательно замерил длину кисти ребенка, пометив ее узелком на поданной помощником веревкой, потом так же тщательно обернул и замерил руку ребенка в районе запястья.
Мальчишка растерянно, но с опаской наблюдал за этими манипуляциями. Из деревянного ящика, стоящего у эшафота, подмастерье палача достал длинный, потрепанный, ослиный хвост и несколько деревянных колышков, грушевидной формы, различной длинны и диаметра, от совсем крошечных, до поистине гиганского размера. В несколько из этих деревянных изделий были во множестве вбиты короткие, ржавые гвозди, но эти, поистине живодерские инструменты, на которые с опаской поглядывали даже благородные леди и джентльмены, помощник палача сразу вернул в ящик. Приступив к их замеру оставшихся при помощи шнуров переданных ему палачом. Наконец из множества деревянных «пробок» подмастерье выбрал одну, соответствующих длинны и диаметра.
Такое наказание в этом районе Лондона еще было редкостью, но многие знатоки уже имевшие возможность лицезреть нечто подобное в другом месте давали громкие и недвусмысленные комментарии описывая, где и каким образом окажется у несчастного воришки данный предмет.
В части пробки , обратной от «рабочей части» находилось отверстие куда палач медленно и неторопливо, под испуганным взглядом несчастного ребенка, продел и закрепил ослиный хвост. Теперь уже и мальчик понял, что его ожидает, его руки метнулись к крошечному заду прикрывая его, что вызвало смех и грязные шутки окружившей эшафот толпы.
Подготовив инструмент для наказания и передав его помощнику, палач демонстративно – задумчиво обошел дрожащего мальчишку, подвел к краю эшафота, заставил наклонится, уперевшись лбом в перила и широко растянуть ладошками ягодицы. Несчастный ребенок, словно впав в какое то сомнамбулическое состояние покорно и беспрекословно выполнял все указания своего мучителя. Некоторое время палач дал толпе возможность полюбоваться этим непотребным зрелищем, а потом заставил мальчика улечься на спину и подтянуть коленки почти к самым плечам, прихватив их руками. Под смех и шутки толпы палач еще некоторое время заставлял мальчика принимать самые фантастически, унизительные и постыдные позы полностью выставляющие его на показ. Для окруживших эшафот не осталось ни одного сантиметра тела несчастного воришки которое они не рассмотрели бы во всех подробностях.
Это длительное, хотя и безболезненное, но изощренное издевательство превратилось для мальчика, выставленного на потеху толпы, в страшную и изнуряющую пытку ожиданием расправы.
В один из таких моментов, когда толпа чуть притихла, над площадью разнесся похожий на стон, по детски отчаянный всхлип ребенка. Смех и глумливые замечания исходившие от добропорядочных граждан смолкли и палач, профессионально чувствующий настроение толпы, решил, что пора заканчивать.
Подручный передал мастеру веревки. Толпа притихла, наблюдая за действиями палача. Сначала мастер притянул кисти рук тихо плачущего мальчишки к тонким, дрожащим щиколоткам, потом изнутри привязал к коленям локти мальчика. Раскоряченный мальчишка , лежа на спине, скуля как побитый как щенок, мокрыми от слез глазами смотрел на своего мучителя. Повинуясь знаку мастера, подручные подняли раскоряченное тело ребенка и уложили его поперек широкой лавки, колени и локти ребенка разъехались в стороны, выставив на показ всю несложную анатомию детского тела, красные от недавних ударов ягодицы и до предела растянутую промежность.
Мастер натянул на руку толстую кожаную перчатку с грубыми, прошитыми толстой нитью межпальцевыми швами и окунул указательный палец перчатки в глиняную тарелку с топленым свиным салом, после чего размазав мутно-белый смалец по растянутому анусу и промежности ойкнувшего мальчишки, медленно и неторопливо ввел перемазанный жиром указательный палец в тугое, плотно охватившее жесткую кожу, живое кольцо.
От этого бескомпромиссного вторжения пытуемый мальчишка тонко вскрикнул, а палач под веселый шум толпы начал водить пальцем вперед и назад, то полностью вынимая его из неуспевающего сомкнуться, блестящего от смазки ануса, то вновь до упора помещая его в зад стонущего мальчишки, открыто насилуя ребенка карающей рукой олицетворяющей закон этой справедливой и доброй страны. Наконец мальчишка чуть притерпелся к боли и стоны плачущего ребенка стали тише. Заметив это мастер обмакнул в загустевший смалец второй палец перчатки. Когда в воспаленное отверстие зада мальчика к указательному пальцу присоединился его не менее уверенный собрат , а палач еще и закрутил пальцами из стороны в сторону, царапая нежные стенки тугого отверстия грубыми щвами перчатки, ребенок отчаянно завизжал, умоляя прекратить наказание, которое на самом деле еще даже и не началось, чем вызвал взрыв смеха окружившей эшафот толпы. Мальчик задергал связанными руками и ногами, словно лягушонок, пытаясь сползти с раздирающих его зад пальцев, но палач прижав спину мальчика свободной рукой начал еще быстрее насиловать зад визжащего ребенка сильными, глубокими толчками. Посчитав, что зад ребенка растянут достаточно, что бы приступить к основной части наказания, мастер резко выдернул из пульсирующего толчками боли ануса перемазанные салом и нечистотами пальцы, и набрав смальца на большой палец с силой загнал его в не успевшее закрыться отверстие, свободной рукой схватил мальчика за длинные волосы, дернул на себя поднимая легкое тело мальчишки на руку в буквальном смысле насадив ребенка на большой палец, обтянутый грубой кожей, словно на кол, медленно повернулся по кругу что бы процесс наказания мальчика был виден всем присутствующим и во всех подробностях.
Несмотря на всю кажущуюся жестокость , то, что профессионально и ловко делал палач, больше напоминало пошлое театральное представление для падкой на зрелища толпы, чем менее зрелищные, но куда более жестокие наказания, на которые была так богата та суровая эпоха.
Стоящий в первом ряду мужчина в дорогой, но не броской одежде, чуть повернулся к стоящему рядом товарищу, судя по смуглой, загорелой коже и военной выправке, недавно вернувшемуся в туманный Альбион из многочисленных колоний этой страны:
- Прекрасное представление Дьюи, верно? Кто бы мог подумать, что такое можно устроить из банального наказания кучки малолетних воришек! Думаю этот палач, со своим умением и… идеями сможет весьма разнообразить наше следующее «показательное» наказание в Тауэре.
- Не могу спорить с тем, сэр, что «это» - (офицер кивнул в сторону дергающегося на руке палача мальчика ) - дисциплинирует, но насколько пристойно детям благородного происхождения смотреть на то, что он проделывает с их сверстниками?
- Вполне Дью, вполне. Пусть в очередной раз возблагодарят Бога за то, что он в милости своей, позволил им родится теми, кто они есть, избегнув стыда и боли, которую мы так щедро дарим этим несчастным детям.
- Преступникам! Извините сэр…, но должен признаться, что вы правы. Мне тоже бывает их жаль, вы зря смеетесь милорд! На моем корабле юнг и пороховых мартышек сечет только один матрос.
Со стороны - «кошка» аж свистит, на том, что еще только со времен станет задом - полосы в палец, но ни один из них еще не мочился после наказания кровью!
- В самом деле?! – дворянин не отрывая взгляд от эшафота, где палач наконец снял с руки невезучего воришку, снова уложил его на скамью, дав подручным знак удерживать ребенка в уязвимой, лишенной приличия позе, вытер перемазанную перчатку и взяв деревянный штырь с ослиным хвостом, обмакнул его в смазку: - Интересно, чем же платили ему за такую «доброту» те, кто прошел через его руки?
- Ну они то же все понимали, кроме того, большинству было с чем сравнить… Они были очень ему благодарны, благодарны настолько, что он был наверно единственным матросом которому можно было не бежать в порту к шлюхам…
Дворянин наконец оторвал взгляд от эшафота и снова посмотрел на собеседника.
- Это то, о чем я подумал?
- Думаю да, милорд!
- Грязно, порочно и вместе с тем, вынужден признать - невероятно трогательно…, надеюсь он был так же осторожен со своими… гм… подопечными как и во время порки.
Мужчины посмеялись и вновь обратили свое внимание на эшафот, где продолжалось столь интересное и поучительное зрелище унизительного истязания несчастного ребенка..
К этому моменту палач с деревянной пробкой в руке, обошел скамью и остановился напротив головы мальчика. Ребенок вскинул голову, в отчаянии глядя на непомерно толстый, скользкий от сала предмет в руке палача и который скоро окажется там, где ему положено пробыть следующие двенадцать часов, по приговору справедливого королевского суда.
С надеждой порожденной отчаянием, мальчик вскинул голову и звонким от страха голосом выкрикнул, так , что его тонкий, звенящий слезами голос донесся до самых отдаленных уголков площади:
- Сэр! Добрый сэр! Не вставляйте это мне в жопу!
Палач на секунду замер, толпа притихла, а потом над площадью раздался громоподобный, гомерический хохот. Смеялись все, даже привычный ко всем у палач шумно выдохнул воздух и отрицательно покачал головой.
После чего мастер чуть наклонился вперед и несколько раз хлестко ударил затянутой в кожу рукой прямо между растянутых ягодиц мальчишки, после чего чуть прокручивая, сильным и плавным движением вставил деревянный штырь внутрь тела мальчика почти целиком, до свисающего из пропила хвоста. Со стороны нанесенные палачом удары могли показаться проявлением ненужной и совсем лишней жестокости, но это было не так. Удары оглушили нервные окончания истерзанного зада ребенка, заставив максимально расслабить сфинклерное кольцо.
Мастер удовлетворенный хорошо выполненной работой чуть покачал торчащий из зада мальчишки кусок дерева (ребенок при этом истерически взвизгнул и заскулил), убедившись, в отсутствии крови и разрывов на юной, истерзанной плоти.
По знаку палача, подручные сняли мальчишку с лавки, развязали стягивающие его веревки и сунули косолапящего от распирающего его изнутри куска дерева, ребенка головой и руками в круглые пропилы позорной доски, захлопнув фиксирующую планку и навесив на петли большой амбарный замок. Высота колодок была такова, что мальчик оказался стоящим на коленях, сильно прогнувшись в спине и высоко оттопырив зад с торчащим из него ослиным хвостом.
Что бы мальчик не имел возможности разогнуть ноги и провел назначенные ему двенадцать часов в максимальных для такой позы страданиях подручный палача взял тонкую, но прочную пеньковую веревку обмотал ею гладкую мошонку ребенка а свободные концы привязал к большим пальцам ступней истязуемого мальчишки.
Закончив палач взял в руки плеть.
Четыре удара по спине расчертили кожу мальчика частыми, сочащимися кровью полосами.
После этого палачу пришлось сделать перерыв, так как мальчик бессильно повис в колодках.
Поднявшийся к осужденному доктор привел ребенка в чувство, послушал сердце и отрицательно покачал головой. Палач убрал плеть и что то сказал своим помощникам.
После чего подмастерья взяли тонкие, длинные прутья и встав с двух сторон зажатого в колодки ребенка, под смех и веселые выкрики довольной публики пять минут, в две розги, без перерыва хлестали по заду отчаянно визжащего, захлебывающегося слезами и соплями мальчишку. Когда подмастерья закончили, палач исполнил заключительную, хотя и безболезненную, но очень унизительную стадию наказания несчастного воришки. Выпив церемониально поднесенную ему кружку эля, он подошел к колодкам со стороны лица мальчика. Один из подмастерьев вставил в рот мальчика деревянный кляп, завязав на затылке грубую веревку. Ни мольбы, ни раскаяние, ни обещания ребенка уже никого не интересовали. Подручные мастера развернули широкие белые платки один из которых растянули вдвоем, создав трехстороннюю ширму на уровне чресел палача и в лицо мальчишки ударила мощная, тугая струя зловонной жидкости. Под смех и совсем уж непотребные замечания палач заправил свое «хозяйство» подмастерья свернули платки и пошли следом за покинувшим лобное место мастером.
Дальнейшая судьба зажатого в колодках мальчишки палача уже не интересовала. В исполосованный зад еще ударилось несколько огрызков, после чего и толпа потеряла к наказанному всякий интерес и стала расходится.
Вскоре на площади остались только спешащие по своим делам прохожие, бросающие полные любопытства, а иногда сочувствия или злорадства взгляды зажатое в колодках, дрожащее от боли и напряжения обнаженное мальчишеское тело. Впрочем прохожих было совсем не много, эта площадь заполнялась людьми только в определенные дни, подобные сегодняшнему, после чего люди словно забывали о ее существовании и стоящем перед зданием суда эшафоте.
К отцу мальчика подошел представитель суда.
- Извините, но согласно приговора, вы должны находится в здании суда до завтрашнего утра, когда вы сможете забрать сына.
Мясник с болью посмотрел на истерзанное, обгаженное тело своего сына и согнувшись, словно неся непосильную ношу пошел следом за судебными приставами.
Не прошло и получаса, а мальчик уже заерзал, пытаясь чуть рас прямить ноги, но веревка, врезавшаяся в мошонку, сразу заставила принять его прежнее положение. Пытаясь хоть как то расслабить сведенные судорогой от неудобного положения мышцы ребенок отчаянно дергался в колодках, крутил задом, то прогибаясь в спине, то выгибаясь дугой.

Часть 3 "Спорщики."

Вскоре рядом с эшафотом остановилась стайка спешащих домой девочек возрастом едва ли старше наказанного мальчишки. Подойдя почти к самым ступеням они с нескрываемым интересом разглядывали бесстыдно выставленное на показ тело свого сверстника, хихикая и делясь впечатлениями от увиденного они наконец отошли немного в сторону. Наконец к девочкам присоединилась и компания мальчишек. То и дело поглядывая в сторону эшафота они долго о чем то спорили, наконец одна из девочек огляделась по сторонам и дождавшись момента пока площадь опустела неуверенно подошла к солдату.
- Извините сэр…, этот мальчик там… он ведь преступник?
Солдат посмотрел на девочку и ее друзей.
- Преступник, можете подойти и посмотреть внимательнее, к чему приводит привычка брать чужое… и это еще при том, что судья вынес этому воришке очень и очень мягкий приговор…
Если бы я знал, что меня оставят тут на всю ночь.
Поправив шляпу воин досадливо сплюнул себе под ноги тягучей от табака слюной.
Девочка неуверенно посмотрела на друзей:
- Сэр…, мы поспорили, а вам приходится тут его охранять, но вас ведь наверняка ждут дома…
- Мой дом – казарма.
- Ну, может друзья, в таверне…, мы тут собрали для вас пару монет, но взамен…, можно… потрогать?
- Что? – солдат с некоторым удивлением посмотрел на хорошенькое, покрасневшее личико со вздернутым носиком.
- Его потрогать, совсем чуть-чуть.
Солдат оглядел площадь.
- Что там у тебя?
- Двенадцать пенсов сэр!
- Давай, только не долго и не вздумай дергать его вон за ту веревку! К завтрашнему утру он доложен быть целым!
- Спасибо сэр! Я и не собиралась, а можно… (тут девочка перешла на почти заговорщицкий шепот), можно мне его отшлепать? Ну ладошкой как маленького? Я поспорила…
- Как тебя зовут?
- Мэри, сэр!
- Ну раз так! – Солдат заговорщицки подмигнул девчонке – Джентльмен всегда готов помочь юной леди. Можно. С удовольствием встретился бы с тобой лет через пять, Мэри (солдат мечтательно потянулся) к тому времени я уже наверняка буду капралом!
- Спасибо сэр. Я запомню это сэр!
Девочка сделала книксен и ссыпала в ладонь солдата собранные монетки. Подождав пока площадь вновь опустеет, быстро взбежала по ступенькам.
Сначала она неуверенно приложила ладонь к исхлестанным ягодицам, качнула рукой вставленную в зад деревяшку, поводила по вздувшимся рубцам и чуть сжала.
Мальчишка дернулся и задавленно ойкнул через кляп. Зажатый в колодки он даже не мог видеть чьи руки так бескомпромиссно изучают его тело.
Мэри одернула руку, словно обжегшись, а потом осторожно прикоснулась к мальчишеским «причиндалам» и некоторое время осторожно перебирала их в руках. Уже не обращая внимания на движения и звуки издаваемые мальчишкой. Победно показала язык собравшимся у эшафота сверстникам, а потом медленно подняла над дрожащими ягодицами мальчика раскрытую ладонь, вопросительно глядя на солдата.
Тот кивнул головой и девочка с силой ударила ладошкой по исхлестанному заду мальчика и снова взмахнула рукой.
На невнятное мычание и жалобные, отчаянные всхлипы, Мэри, увлеченная новым для нее делом, просто не обращала внимания. Нанеся около дюжины ударов, она словно опомнившись быстро сбежала по лестнице вниз.
Раскрасневшаяся, с горящими глазами девочка была чудо как хороша, глядя на ее хорошенькое личико никто и не подумал бы, что секунду назад она с увлечением лупила ладошкой по голому заду беспомощного мальчишки.
- Спасибо сэр!
- Удачи тебе Мэри!
Дети покинули площадь. В переулке, повернувшись к друзьям Мэри уверенно сказала, обращаясь к идущему следом за ней мальчику в не дорогой, но опрятной одежде:
- Ну вот так Тобби! Ты проиграл!
Стоящий перед ней, прикусил губу и только кивнул головой.
Одна из девочек с возбужденно горящими глазами схватила победившую в споре подругу за руку.
- Мальчишки пусть идут по домам, а Тобби с нами! Пойдем на пустырь за домом шорника, пока не стемнело.
- Ага! Поверь Тобби, за наши двенадцать пенсов ты ой как заплатишь!
Мальчишка уставился на нее блестящими от обиды и растерянности глазами:
- Мы не договаривались, что они пойдут с тобой!
- Тобби ты сам сказал, что проигравший будет «делать все, что скажут», ведь так?
Все присутствующие хором подтвердили, что так и было.
- Ты сам это сказал и проиграл этот спор Тобби, но ты не огорчайся, может в следующий раз тебе повезет больше, хотя… - девочка обвела взглядом окруживших ее подруг – хотя я не думаю, что после сегодняшнего ты еще захочешь с кем ни будь спорить!
Мальчик посмотрел на друзей, одни из них, не выдержав отчаянного взгляда своего товарища, словно извиняясь произнес:
- Спор это спор Тобби, ну… что они с тобой такого сделают? Не съедят ведь…
Девчонки захихикали, мальчики переглянулись:
- Вы и правда там, не сильно его мучайте!
Мэри возмущенно фыркнула:
- Тебя не спросили! И почему это ты решил, что мы его будем мучить? Ну… может и будем - совсем немножко, а может ему понравится тогда он еще и завтра попросит!
С этими словами компании разделились, а Тобби, в последний раз тоскливо оглянувшись на друзей, пошел вслед за Мэри.

Да уж! Вот вспомнилось однажды прочитанное:
- Служивый, можно подать?
- Чего подать? Кому?
- Каторжнику...
- Ну, подайте.