Клуб "Преступление и наказание"

Загородный дачный поселок
"Глубокое озеро"
километров 15 от Краснокаменска
+36, ясно 1 августа, 17.30 дня

... невероятно, просто убийственно жаркий день медленно клонился к вечеру, придавая изысканность и обещая свежесть...
Дача товарища Майорова так же находилась во власти жаркого марева дня – воздух был раскален как в пустыне Сахара и только тенистые аллеи спасали избранных от ожигающего летнего дыхания.
Избранными понятное дело были Он – Хозяин и Она – его Гостья...
Тридцать три девки в число избранных не входили – сегодня рабыни явно жалели что хозяин приехал после столь долгого перерыва и на столь долгое время... Да... они любили когда он сладко зевая или, наоборот, резко и однозначно приказывал "Детка... вставай", их будоражило ожидание, волновал выбор и ласки... очень жестокие порой ласки.... до крови, до визга... увлекали по горной реке с уступами, водопадами водоворотами... горной реке боли и наслаждения.
А после того как стихал говор плетей они сами шепталии... "Спасибо, Хозяин" и с яростным непокорным ожиданием томились пока Хозяйская воля не обращала на них внимание, жутко, жестоко завидуя своим "подружакам" - жестоко высмеивая их промахи и хвалясь - сквозь слезы - собственными победами.
- Господин назначил меня любимой женой! - частенько был слышен очередной пьяный возглас очередной отлюбленной рабыни...
Но сегодня похоже товарищ Майоров превзошел сам себя.
Хозяин проснулся в семь утра и к пятнадцати часам не осталось ни одной девки что бы не получила хотя бы десять плетей.
Анатолий Степанович проснулся ранним утром – в его спальне на втором этаже особняка всегда было прохладно летом и комфортно зимой. Большую ее часть занимала огромная кровать, кровать навсегда запомнившая минувшую ночь ибо такие жаркие объятия, стоны, жаркое дыхание страсти и непрекращающийся марафон забыть было невозможно, даже просто услышав о нем.
Майоров привык просыпаться рано а тут... на своей Даче он был готов вообще не спать – ему было жалко тратить время на сон, когда его – время - можно было провести гораздо интереснее.
Его путь лежал на балкон под которым внизу – во дворе сиял бассейн – его мечта с раннего детства чтобы вот так утром выходить из своей спальни и, через мгновение уже мощными гребками рассекать воду...
И везде – по всей даче – тут, на балконе, вдоль бассейна, на тенистых аллеях что раскинулись вокруг дома, на берегу озера, у беседки – словом везде где это было уместно – дабы не нарушить приятную глазу гармонию – стояли мраморные постаменты для статуй... различных форм, стилизованных под стиль Древней Греции, под модерн, анти-модерн, постмодерн... тонкой а порой и грубоватой работы они имели общую черту – сама площадка-основание для статуи имела семь с половиной сантиметров в диаметре...
Статуями работали его девки - особой чести удостаивались лишь несколько из них быть статуями на ЕГО балконе - о!!! после столь высокой чести и сверх радужного приема им было что рассказать но... Хозяин раз и навсегда отвадил от привычки болтать и лишь их разукрашенные тела служили самым ярким примером незабываемых вечеров "Нимф"..
Когда звучало слово «Нимфы» у девок пробегал мороз по коже.
Редко бывало когда все отправлялись «на Нимфы» - сегодня был именно такой случай. К тому же девок было только тридцать три, а постаментов сто сорок семь только на улице – было положено как только Хозяин во время прогулки прошел «Нимфу» ей следовало снизойти на грешную землю и, чтобы не попадаться на глаза Хозяину, перебежками и переползаниями бежать... быстро бежать и занимать следующий свободный постамент, замирая в очередной «греческой» позе как бы ни горело после порки тело и не гудели от многочасового стояния ноги... Хорошо что на постаменте часто позволяли стоять босиком - в тех то "адовых туфельках" минуты превратились бы в муки инквизиции а ноги пришлось бы высекать из мрамора...
И не дай Бог Андрей Степановичу было увидеть пустой постамент... Он не разбирался - он, властитель дум и сердец, лечил сразу и весь "бордель" - для этого было придумано особенное, столь изысканное наказание коих еще не видал свет.
В доме, на первом этаже был устроен особенный Колонный зал Статуй – круглый, слегка овальной формы – со сводчатым стеклянным узорчаты потолком с мраморным, начищенным до ослепительного блеска полом... с выкрашенными в нежно-розовые тона стенами и белоснежными колоннами – именно между колонн, в стенных нишах были установлены тридцать три постамента где основание для ножки «Нимфы» составляло только три с половиной сантиметра...
Нимфам было запрещено двигаться... Нимфы должны были стоять покуда Хозяин находился на Даче – бывало что они стояли вечность...
А в центре колонного зала Статуй находился станок-трансформер для порки, что мог превращаться в совершенно невероятные формы. Девчонки сами удивлялись на что были способны они оказавшись на нем - чудеса гибкости, пластики и вокальных данных открывались в каждой и всякий раз Андрей Степанович открывал в них все новые горизонты, приговаривая "Талантливые вы мои..."
Андрей Степанович редко прибегал к колонному залу Статуй понимая что слишком часто придется менять «Нимф», но и «Нимфы» не искушали судьбу и терпение Хозяина.
А она искушала...
Вот и сейчас хозяйский глаз радовали пять полуобнаженных рабынь что вместо статуй замерли на постаментах вокруг бассейна.
Была еще одна что так же замерла только на другом постаменте – в центре парка, там где сходились дорожки был фонтан, а от него вела к берегу озера тенистая аллея в конце которой была залитая солнцем набережная – на той набережной стояла с самого утра непокорная девка Настя.
Господин только вчера велел поставить там особый постамент – высотой более полутора метров с тонкой, площадкой на которой «Нимфа» могла стоять только на носочках, словно балерина, ловя бесконечно равновесие... смотря по направлению к хозяйскому дому в ожидании Хозяина...
Обнаженную Настьку поставили тут как только взошло солнце – площадка под ногами была невероятно узкая и Анастасия стояла на одной ноге, балансируя что не запрещалось но... как только Хозяин появлялся на горизонте... сразу нужно было замереть и дышать осторожнее..
То был самый высокий и жаркий постамент - Настя была полностью обнаженной - только на поясе были две, заменявшие ей трусики блестящие цепочки, туго впивающиеся ей бедра да попку и её упругие груди оттягивали... простите украшали два тонко позванивающие грузики... Её соски были вот уже как несколько месяцев проколоты, в них вставлены были тонкие колечки к которым и крепились «украшения»...
Майорову нравилось чтобы его рабыни носили украшения... разного веса форм... размеров и содержания...
По настроению украшения Хозяин отливал сам, те, что сейчас оттягивали уже начинавшие гудеть груди Насти были выполнены в виде нескольких, скрепленных в один букет, грузиков в виде капелек... капелек сока, что источает особо страстные и наполненные желанием раскрыться цветы...
Жаркое летнее солнце припекало с самого утра и вскоре её загоревшее тело уже блестело от пота и сама Настя дышала словно раскаленная печь – внизу животика она чувствовала как все сильнее и сильнее приятно потягивает и разгорается огонь страсти... Она желала жестокого раздирающего наслаждения желала и... больше всего боялась что Хозяин не придет а если и придет то под руку со своей кобылой Анджеллой или как там звать тут та лошадь.
В одном она была права – ждать ей сегодня суждено было долго... бесконечно долго стоять безмолвной статуей удерживая в руке... Настя стояла не просто так и... это было очередное томительное издевательство а... может быть иное? Настя только что подумала об этом – может Господин не томил её а наоборот, дарил томительное ожидание нестерпимого наслаждения?
Может он так её радовал?!
Радовал! Радовал....
- Да пусть он засунет в жопу к себе такую радость! – была первая ее реакция но чем дольше она стояла... чем сильнее её стройное тело, её прекрасная грудь, все её тело тонуло в жарком мареве солнечного дня, чем стремительнее нарастала боль в ногах тем... сильнее она убеждала себя что это ожидание и делает её счастье безграничным...
А товарищ Майоров и правда не спешил.
Насладившись бассейном он – как только Господин выбрался из бассейна его ждали две рабыни – первая поставила перед хозяином сланцы, вторая подала большое мохнатое – белее белого снега полотенце – облачился как Лондонский денди и только после этого разбудил свою «даму» к завтраку, где прислуживали две рабыни... что были одеты исключительно по-домашнему: в черные стринги и туфли на высоченном каблуке – и, конечно же, их шаги предвещал тоненький дзиииииииииииииииньььььььььь от закрепленных на их сосках колокольчиков.
- И... как же ты их наказываешь?! – изящно поддерживая светскую беседу, поинтересовалась Энджел.
- Да вот так, - у товарища Майорова один из его девайсов был всегда по рукой – сейчас на столе лежал хлыст – ни рабыня, ни тем более гостья не успели заметить как Майоров молниеносно схватив хлыст с края стола нанес резкий, столь режущий и рассекающий воздух удар что даже пуля по сравнению с движением его руки казалось ползет словно сонная муха.
Удар пришелся рабыне поперек ягодиц... был столь яростен и неожиданным что Марине не смотря на свою тренированность не удержала в руках поднос... нет она ничего не пролила, только нарушила тишину завтрака тоненьким «Оййййййййййййййййййййй!» но изящная, накрахмаленная салфетка что лежала на краю подноса медленно, издеваясь плавностью своих движений, соскользнула, отправившись в короткий полет к безупречно начищенному паркетному полу.
- Становись, дорогая... – товарищ Майоров всегда произносил эту фразу с этакой домашней теплотой и заботой.
Маринке ничего не оставалось другого как встать на колени, повернувшись к хозяину своей жопой по которой она и получила двадцать пять ударов хлыстом, благодаря своего Господина после каждого а как Хозяин и гостья отправились на прогулку, Маринка до самого вечера драила сверкающий безупречной чистотой пол, одинаково боясь прикоснуться к пылающей пурпурно-черной распухшей заднице и подумать что было бы если она пролила хоть капельку кофе...
Настя своей кисой почувствовала как качнулся воздух на даче и все пришло в движение – она простояла уже несколько часов и за это время уже успела в акробатическом па сменить опорную ногу и переложить из руки в руку ямайский кнут... тот самый коим тогда избивали на её глазах ту нищую девку а ей, ей огненной ненасытной Насте достались жалкие десять щелчков розовой линейкой. Это было такое унижение!
Она знала что он начал путь – одно это приводило ее в экстаз. Она уже представляла как будет корчиться от боли на этом постаменте, как кнут будет обвивать к тому времени раскаленное добела тело, как она будет исходить воплями и отчаянно стараться сохранить равновесие... что будет совершенно бесполезно ибо после первого же удара кнута она слетит с пьедестала и все оставшиеся удары будет принимать на свое разгоряченное тело уже извиваясь змеей на раскаленном песке.
Товарищ Майоров шел неторопливо – его руки были заняты: в левой он держал тонкий, тончайший и невероятно болезненный длинный кнут коим способен был причинить длительные страдания каждой рабыни и... столь же томительные наслаждения себе – он не рассекал в одночасье плоть до крови как тот ужасающий уроженец далекой Ямайки что держала в руках изнемогая от ожидания и ужаса Настя – но его огненные укусы раз за разом оставляли на теле пылающие рубцы, что переплетаясь, набухая и вбирая в себя боль трепещущего тела были способны изводить бесконечно долго и столь одиноко отчаянно что девочки товарища Майорова были готовы на многое лишь бы избежать порки именно им.
В правой руке он держал миленькую беленькую ручку своей гостьи – шел рядом с нею и вел неторопливые беседы, рассказывая о даче, о погоде, о природе и конечно же порке.
И подходя к очередной «Нимфе» он воплощал свои слова в жизнь извлекая из девок сдавленные крики, заставляя их извиваться и ловить баланс дабы ни дай Бог ни упасть с постамента – они очень старались не огорчить своего Господина. Не у всех это получалось – трое все же не удержались и их ждало наказание – участи запряженной в повозку кобылки, кобылки что послушно следует следом... с горящими огнем после порки пятками... следом за хозяином что так мирно прогуливался по прекрасному парку...
А потом была конная часть прогулки - гонки колесниц были ничто с бешеными скачками запряженных девиц, что норовили убежать, улизнуть, скрыться от криков ездоков и их хлыстов...
Было уже начало шестого когда успев отобедать и раздать очередную порцию огненных ударов ядовитого кнута, Майоров добрался до набережной – пьедестал был пуст что неимоверно огорчило Хозяина и вызвало недоумение у его спутницы...
Непокорная девка Настя сидела на коленях возле постамента и, не смея смотреть на Хозяина, опустив голову, двумя руками держала над головой кнут – тот ужасающий ямайский кнут что весь день она согревала своим телом.
- Ты разочаровала меня, - только и сказал он и, повернувшись к Анджеле спросил, - ты все спрашивала, что бывает с провинившимися? Разумеется их ждет наказа...
- Да! Накажите меня, мой Хозяин! Накажите так чтобы девка визжала и исходила криком! Насладитесь мною!! Я хочу чтобы Хозяин бесконечно драл мое тело а... не эту бесстыжую сучку! – дворовая девка Настька совершала в этот момент по истине своей самый безумный поступок – она страдала как безумная от неразделенной любви, от ужаса ожидания наказания и отчаянного желания подвергнуться томительному истязанию и... она так долго ждала Хозяина а он пришел... с этой коровой!
Через долю секунды Настя была возвращена на постамент – Майоров начала медлительное истязание её с того, что жалящий кнут вот уже десяток раз обвивал её бедра от чего она неистово пыталась устоять, ловя баланс и уже три раза как падала в горячий песок, тяжело дыша – её мокрое от соленого пота тело теперь не блестело – она вся была в песке а он не терпел нерях.
Посему её облили водой и, закрепили к ограждению пристани – Настька стояла на коленях – её руки были привязаны к лееру, ноги широко разведены в сторону – подобная поза позволяла творить и с нею и с её жопой все что Хозяин хотел.
То был чудный волнительный вечер – Настя исходила криком когда её спину, её груди, её животик, её бедра, её круглую задницу пользовал кнут – она стояла на коленях видя перед собою уходящее в озеро солнце... её нутро просто разрывалось от горящего внутри огня - она исходила слезами, а её тело сотрясалось всякий раз когда Хозяин возвращался к ее порки и лошадиный хвостик что украшал её задницу, игриво дергался, порой в так безумной пляски её грудей.
Она хотела кричать "Ещееееееееееееееее" но получалось только "Ааааааааааааааааааййййййййййййййооооооооооо"...
Она дорвалась и нарвалась и...
Она хотела кончать... и от разрывающего душу и тело жестокого удовлетворения и желания больше не слышать свиста, щелчков, собственных воплей, не задыхаться от жара своего тела и обжигающей ледяной влаги воды...
Она получила как ей казалось своё...
Милашка... Настя даже не предполагала на сколько она влипла и что сие действо не более чем его шалость...
Её истязание продолжалось до глубокой ночи – Хозяин временами с ней был особенно жесток и те удары приносили ей особенную боль; Хозяин временами был с нею нежен... Хозяин был с нею игрив но все же последние удары кнута по её озаренной рубцами заднице были самыми что ни наесть безжалостными, способными вышибить яростные вопли...и кровь текла по ее телу в этот вечер медленно, капельками...
Уже светало когда товарищ Майоров, наигравшись покинул пристань вместе со своей гостьей - это доставило Насте гораздо большую боль нежели все предшествующие часы...
Настьку отвязали – она была вымотана минувшим днем до предела – все ее тело горело от бесчисленных укусов кнута;
Ей было разрешено немного отдохнуть в келье чтобы уже вечером наступающего дня вновь занять место... на постаменте к Колонном зале Статуй – товарищ Майоров в наказание решил прогнать ее одну по всему кругу... по всем тридцати трем постаментам.