Боишься волков - обходи лес. Так меня учила бабушка.
Мама раздражалась:
- Не слушай ты эти росказни, это возрастные изменения.
Она уже тогда личностно росла, не употребляла оценочные высказывания, углеводы и возила к бабушке на машине не короткой или длинной дорогой, а просто через 7 перекрестков и 2 моста.
Бабушка была очень строгой: заставляла есть суп и спать после обеда, зато все остальное время можно было бегать везде.
Конечно, однажды я потерялась. Мне было 4. Я сидела в лесном малиннике с расцарапанным лбом и руками и, онемев от страха, слушала, как трещат под чьими-то ногами ветки: волку, несомненно, везло - на обед у него была переевшая ягод девочка. Но это оказался не волк, а бабушка с тетей Лидой.
- Отхлещи ее вицей, - сказала тетя Лида, - Чтобы понимала.
- Своих засранок хлещи, - ответила бабушка, потом закрыла мне обеими руками уши и сказала еще что-то, от чего лицо тети Лиды вытянулось, а глаза стали круглыми. Она плюнула бабушке под ноги и пошла домой без нас.
Мысли о волках не покидали меня. Они были такими привлекательными и настолько стыдными, что я представляла, как волк всегда ест какую-то другую девочку, а не меня: она плачет, говорит, что раскаивается, обещает, что больше никогда не будет ходить короткой дорогой через лес, а волк слушает, хищно улыбается и повязывает себе на шею белую салфетку.
Я стала заходить в своих фантазиях так далеко, что волком у меня оказывалась наша Светлана Львовна из средней группы. Она снимала свой воспитательский халат, под которым было серое платье, ставила перед собой тех девочек, которые плохо ели полдник и говорила им, что сейчас будет их есть - каждую по очереди. Девочки плакали очень жалобно, но Светлана Львовна была неумолима. Меня не было среди них - я кислый кефир допивала до самого дна, на котором приторной горкой лежали 2 нерастаявших кусочка сахара.
Когда мне было 7, я снова потерялась, но уже не одна, а с Ленкой, тети Лидиной дочкой. Сначала она говорила, что знает, где тот черничник, потом, что уверена, в какую сторону идти домой. Мы все-таки добрались, но уже затемно и разошлись, каждая в свою калитку.
Бабушка молчала. Что говорит тетя Лида тоже не было слышно, хотя она была сразу за забором.
Потом Ленка завизжала, истошно и тонко, как поросенок.
Бабушка выломала длинный прут, взяла меня крепко за руку и сказала сухим и плоским голосом, который я у нее никогда не слышала: “пойдем”. Я онемела от страха, но в этот раз не было треска веток под ногами, только один Ленкин визг.
Бабушка сама открыла дверь, стучаться не было смысла - никто бы не услышал. Ленка стояла коленями прямо на земле, тетя Лида прижала ее за шею к скамейке, а другой рукой хлестала по голому телу тонкими остатками березового веника, которым они мели во дворе.
Бабушка ударила ее сначала по плечу, там где кончался короткий рукав платья, потом ниже и несколько раз по кисти, так быстро, что я сначала не поняла, что происходит. Тетя Лида выпустила воющую Ленку и оторопело смотрела на бабушку, нелепо держа перед собой веник, как какую-то шпагу. Бабушка замахнулась снова, но бросила прут.
- Еще раз девку тронешь, я руки тебе переломаю, поняла?
Она не стала дожидаться ответа, взяла меня за плечи и повела к нам. Меня стошнило по дороге, потом еще раз дома, и поднялась температура.
- Потом поймешь, - сказала бабушка, - Или нет.
Утром я слышала, как мама кричала ей, что она сумасшедшая старуха и сломала мне психику. Она забрала меня, а я, вернувшись, первым делом спустила в унитаз все свои шапки красного цвета.
- Мой ребенок учится переживать гнев, - невозмутимо объясняла мама, бушующему подъезду, оставшемуся без воды, пока сантехник ковырялся в забившемся стояке.
Реальность попрала мою сказку. Слишком страшно, по-настоящему невыносимо визжала Ленка “волки, волки!”, чтобы хоть одна мысль о них продолжила волновать меня.
Но горбатого могила исправит - так говорила бабушка.
____
- Тут безглютеновые маффины, - давала мне инструкции мама (она улетала на очередную випасcану), - Тут омега 6 и 9. Отнеси это бабушке. Мы давно ее не навещали.
|
