Клуб "Преступление и наказание"

Свобода

Сколь радостно рассказывать о пережитом, когда что-то дурное уже миновало.

Сказ о потерпевшем кораблекрушение.


Двери монастыря с грохотом захлопнулись, и вновь воцарилась давящая, предрассветная тишина. Сумерки ночи потихоньку отступали, на востоке появилось розоватое свечение.

- Скоро рассвет. - промолвила фигура в одеянии монаха, закутанная в серый плащ.

Огромный капюшон, подобные которому в стародавние времена люди носили во времена чумы, торчал со спины мужчины, смотрясь причудливо и угловато.

- Обратной дороги нет, - добавил он, - впрочем, вы сами это знаете.

- Ну да. – ответил его спутник, облаченный в серый армейский мундир с зияющими дырами на плечах, где по-видимому когда-то были погоны.

Мужчины подошли к жилому корпусу монастырского братства. Заходя в помещение, монах снял капюшон, обнажив седую голову, и сказал:

- Ступайте за мной, я покажу вам место вашего вечного поселения

Бывший лейтенант королевской армии Алеманн Клавир шёл следом, блуждающим взглядом изучая новый дом. У открытой двери они остановились – дверь вела в небольшое помещение, в котором на столе стояла свеча, тусклым светом освещая спартанскую обстановку вокруг – кровать, стол, коврик для коленопреклонённой молитвы.

- Вот здесь и будете жить, - сказал монах, - вы сможете заниматься всем, чем захотите – в разумных пределах, конечно. Но не забывайте о молитве за спасение души. Выхода отсюда во внешний мир нет, бежать невозможно. Внешний периметр охраняется, и всякий кто попытается бежать, погибнет страшной смертью. Да и за пятьдесят лет, что сам тут живу, помню только пару случаев, когда отсюда пытались уйти. В оба раза все закончилось весьма плохо. Разговаривать ни с кем нельзя. Каждый, сюда поступающий, несёт обет молчания до последних дней.

Его собеседник понимающе, без слов, кивнул головой. Монах, словно тень, растворился в коридоре. Алеманн сел на кровать, опершись локтями на стол, положив подбородок на сложенные руки и безжизненно упал вперед, устало глядя в одну точку на стене. Тишина вокруг. Лишь глухо стучало в ушах сердце.

И закружились мысли, поплыли в голове образы прошлой жизни. Вот ясный, солнечный денек, армия её Величества Королевы на марше. Весело шагают солдаты, следом едет товарищ Алеманна, кавалерийский ротмистр Бренн, большой весельчак и любитель пображничать и поет во весь голос песню о своей новой подружке. Поодаль едет на коне артиллерийский полковник, большой знаток математики и разных искусств Максимилиан, вполголоса рассказывая своим солдатам о неизбежности войн и роли армии в деле сохранения государства. Сменялись местности и времена года, пока наконец память не вывела последнюю сцену. Лишение офицерского звания за недостаточную дисциплину и неисполнение обязанностей офицера. Приговаривается к вечному изгнанию из армии.

Алеманн устало вздохнул и волевым усилием прекратил поток воспоминаний. Да, дело плохо. Эта новая кошмарная реальность наступила, и кажется, навсегда. Но искать виноватых и страдать смысла нет. Надо либо лечь и умереть, либо взять в руки меч и сражаться. Второй вариант, конечно, выглядел симпатичнее.

Клавир решил, что ни дня не будет проводить без смысла – надо занять свой разум, свое тело чем-то. Каждый день заниматься спортом, гимнастическими упражнениями, разными духовными практиками. А дальше. А дальше сплошная мгла. Да и разве это важно? Надо как-то прожить эти дни.

В восемь утра зазвонил колокол. Удары были такой силы, что казалось, могли разбудить и мертвого. Алеманн вскочил с кровати, оделся и быстро вышел на улицу. Немногочисленные обитатели монастыря занимались своими делами. Клавир решил получше осмотреть окрестности места, ставшего теперь новым домом. За несколькими пристройками начиналось поле, оно пролегало далеко, до самого горизонта на юге. На севере темнела стена векового леса из угрюмых елей и сосен, на востоке расстилалась открытая местность, перемежающаяся зарослями кустарника. Где-то у края небосклона чернела едва заметная стена, отграничивавшая пространство монастыря от внешнего мира. Приближаться к ней было нельзя. Клавир, не думая, двинулся по тропинке, осматривая местность вокруг. Природа расцветала, в кустах стрекотали кузнечики, а широкое поле раскинулось по округе удивительным живым ковром, усыпанным синим цветом платикодонов, фиолетовыми красками льна, белым тысячелистником, десятками и сотнями других, известных и неизвестных растений. На обочине дороги играли сурки. В отдалении леса сражались друг с другом, сшибаясь рогами с громким стуком, олени. Справа за кустом торчали чьи-то длинные ушки. Движимый любопытством, Алеманн подошёл поближе. Кролик затаился в траве, едва дыша. Чуть поодаль рыскала лиса. По всей видимости, животные тут совсем не боялись людей.

Дни потянулись один за другим, похожие и однообразные. За весной пришло лето, за летом осень. Утром Клавир упорно занимался гимнастическими практиками, пробегал пять километров, потом работал на подворье, помогая в тишине и молчании товарищам по несчастью, вечером молился и медитировал. В один из сентябрьских дней тихая, уютная погода неожиданно сменилась. Небо затянуло темными тучами, на горизонте сверкала гроза. Ураганные порывы ветра шатали крест на колокольне, гнули к земле деревья. Проснувшись среди ночи и выглянув в окно, Алеманн с неприятием осознал простую мысль: можно делать что угодно, всё равно это не место для жизни, здесь жить, так жить совсем не хочется, а время идёт, и так пройдет вся жизнь, как один день. Надо делать что-то, надо отсюда убежать! Пока есть шанс, хоть самый малый, надо рискнуть или умереть. Лихорадочно соображая, что делать, он просчитывал разные варианты бегства, и везде виделся один и тот же итог – быть пойманным и казненным. В памяти всплыла картина недавних дней, когда крестьянин из внешнего мира увозил из монастыря на телеге кирпичи, вытесанные монахами. Может быть, спрятаться под них и покинуть обитель таким образом? Один шанс из тысячи. Проворочавшись всю ночь и не найдя под утро других вариантов, Алеманн решился попробовать сбежать, и будь что будет.

Повозка с блоками стояла недалеко от церкви. Крестьянин, её собравший, решил заночевать, чтобы двинуться в путь рано утром. В полночь, под покровом темноты, Клавир пробрался к повозке, и вытащив часть нагруженных изделий, забрался внутрь, после чего замаскировал вход изнутри.

- Ну и транспорт, голова упирается в кирпичи, ноги не протянуть! Да тут любая, самая маленькая авария или обрушение – это мгновенная смерть! – подумал он, и на секунду засомневался, не вернуться ли обратно, но сразу же отверг эту идею. Конечно, в дороге могло произойти что угодно плохое, но это был единственный шанс отсюда вырваться, а потому следовало рискнуть. Под утро сонный крестьянин запряг лошадь и двинулся в путь. Где-то на выезде за стену лошадь рванула, и верхние блоки осыпались вниз, еще сильнее сдавливая и так оказавшегося в ловушке беглеца. Груз давил на грудь с огромной силой, каждый вдох давался с трудом. Но нельзя, нельзя подать голос. Медленно, со скрипом, ехала телега по тряской дороге, крестьянин ежечасно останавливался, подбадривая себя чем-то горячительным – Клавир предположил это по песне, которая звучала из его уст все громче и громче от остановки к остановке. Неожиданно повозка остановилась.

- Выйди, покажись, кто бы ты ни был. – раздался хриплый голос владельца повозки

Клавир сделал попытку выбраться и понял, что без сторонней помощи это невозможно. Крестьянин разбросал кирпичи в сторону, и ухватив того за руки, вытащил на свет.

- Вот это да! Дела твои, господи, - крестьянин очень удивился, впрочем, быстро взял себя в руки и добавил, - меня зовут Вернер, я недавно закончил службу солдатом, провел десять лет в пехотном полку, и видел вас в период службы, вы спасли меня от телесного наказания, отменив его ввиду несправедливости. Не думал уж никак, что снова доведется так встретиться.

- Великая народная пословица говорит – никогда ни от чего не зарекайся, - горько усмехнулся Алеманн, и добавил, - мне нужно попасть в столицу.

- Зачем в столицу? Что это изменит?

- В столице живёт королева, только она, наделённая высшей властью, может решить эту проблему. Кроме того, мнение народа и высших сословий едино – королеве не чуждо милосердие, а её ум и дар смотреть в будущее дают единственный шанс спастись из этого адского круговорота.

- Идея хорошая, - крестьянин помолчал и добавил, - я вам помогу достигнуть пункта назначения, в память за вашу доброту в старое время. Но надо торопиться.

Добравшись до уездного города, они пошли к железнодорожной станции. Толпы людей стояли на узком перроне, не более полуметра, вжимаясь в стену ладонями и всем корпусом. Из тоннеля на скорости выехал паровоз, чуть не задевая столпившихся вдоль стены пассажиров, за ним мерно застучали вагоны. Поезд, если его, конечно, можно было назвать поездом, остановился. Усевшись в пораженный ржавчиной вагон-кабриолет, лишенный крыши и окон, Алеманн с Вернером двинулись в путь.

Конец путешествия был близок, оставался последний пропускной пункт перед столицей – вокзал. На выходе стоял огромный шатер, в котором местные дружинники досматривали всех въезжающих, причем делали это в своеобразной манере – заходившего человека брали за руки и за ноги, переворачивали и трясли до тех пор, пока все вещи из него не высыпались. Вернер с Клавиром мужественно прошли эту процедуру, и с ощущением близкого счастья подошли к выходу в город. Путь им преграждал военнослужащий в тулупе, державший в руках автоматическую винтовку, наведенную на людей. Изготовленный к бою, он безэмоционально смотрел на каждого проходившего. Чувствуя себя неуютно под дулом винтовки, Алеманн постарался максимально быстро пройти контроль. Знаком руки солдат милостиво пропустил их вперед.

- Стой. Кажется, в шатре у меня вытряхнули самую ценную вещь! – Клавир обеспокоенно водил рукой во внутреннем кармане.

- Какую же?

- Медаль за службу! С изображением королевы.

- Не время возвращаться, да что же ты… - Вернер, всплеснув руками, тянул за рукав приятеля, но тот, и силой рванув, побежал обратно к шатру.

На месте шатра было только пустое поле да гора мусора.

- Они сбежали…

Прекрасный план, казалось, обречен на поражение. Сила нервного напряжения была столь велика, а конец путешествия столь близким, что Алеманна покинули остатки духовных сил – осознавая масштаб потери, он сел на корточки и глухо зарыдал. Вернер, усевшись рядом, положил руку на плечо друга, пытаясь найти слова утешения.

- Мы что-нибудь обязательно придумаем, - сказал он, - если надо, босиком пойдем, хоть за тысячу километров.

- А что тут можно придумать уже?

- Мы можем только рискнуть: завтра в столице будет парад, наверняка королева будет присутствовать там.

- Я пойду завтра один на парад. Тебе нельзя рисковать, если меня схватят, тебе тоже не поздоровиться, - Алеманн задумался и молча про себя подумал, - остается только одно – во что бы то ни стало постараться попасть королеве на глаза, а потом… встану на колени и подам прошение о возвращении в армию, а там будь как будет.

Утром столица дрожала от марша солдат. Ежемесячные спортивные упражнения собирали огромное количество людей, желающих посмотреть и полюбоваться происходящим. Нескончаемые ряды пехотинцев, карабинеров и мушкетеров чеканили шаг по площади. Алеманн, будучи в толпе, пристально следил за дворцовой улицей. Когда гвардейцы стали оттеснять народ в сторону, Клавир рванулся, перепрыгнув через ограждение и побежал прямо к карете. За ним в погоню устремились не меньше двадцати гвардейцев. Подбежав, Алеманн до боли сцепил руки и прошептав:

- Господи, помоги. - встал на колени на площадь.

- Что происходит? – отодвинув занавеску, королева посмотрела на улицу, - почему мы не едем?

- Ваше величество, там какой-то человек о чем-то вас просит. Прикажете его отвести в тюрьму и ехать дальше?

- Выйдите на улицу и подведите его поближе, на расстояние десяти шагов. Пусть скажет свою просьбу.

Двое сопровождавших кортеж мужчин слезли с коней, и взяв Клавира за руки подвели ближе. Увидев, что королева дает право высказаться, Алеманн чуть не потерял голову от счастья.

- Ваше… величество… я прошу дать возможность вернуться в армию, как раньше. Я служил много лет, верно. … Не могу я так жить больше.

- Ничего не поняла, - королева посмотрела на Клавира, потемневшего от страха, и улыбнувшись, добавила, - в чем проблема?

- Меня разжаловали из армии за нарушение дисциплины и устава. Я не мыслю своей жизни без армии. Пожалуйста, дайте мне шанс вернуться.

Королева задумалась. Вообще-то говоря, древний закон гласил однозначно – в таких случаях возвращений не бывает. Но закон старых жестоких времен – допустимо ли применять ныне?

- Вам дается выбор, либо – вернуться обратно в монастырь, либо пройти сквозь строй и восстановиться в прежнем звании. Если выберете второе, то строй проходит на восточной площади, следуйте туда. На размышление – один час. На этом все.

Королева сделала знак, и процессия тронулась. Клавир, ничего не понимающий, ошарашенный, стоял на коленях на площади, не сознавая – радоваться уже или печалиться? Алеманн, не раздумывая, шатаясь, поднялся и пошел на восточную площадь.

Земля закружилась перед глазами от вида нескольких сотен солдат со шпицрутенами в руках.

- Матка боска, дай силы выстоять… - Клавир бросил на землю рубаху, и выше пояса обнаженный, подошел к стартовой черте.

Седой полковник сочувственно покачал головой:

- Угораздило же тебя, братец. Ничего, не бойся, люди и не такое проходили. Если совсем нет сил терпеть будет, не смотри по сторонам, закуси зубами ткань. Да вот от рубахи оторви даже.

Благоразумно послушав совета старшего офицера, Алеманн рванул от рубахи кусок ткани. Звеня, выпала медаль с изображением королевы, которая каким-то непостижимым образом провалилась в подкладку. Клавир повесил её на шею, и воодушевленный встал к черте. Унтер-офицер сунул ему в руки приклад от винтовки, и привязав за кисти рук для верности, изготовился двигаться. Полковник махнул рукой.

Обжигающая, резкая боль пронзила спину. Вгрызаясь под кожу, удар за ударом, она, казалось, проникала до самого сердца. Шаг за шагом, медленно, Клавир потащился вперед за унтер-офицером, тянущим его за руки. Лица солдат, их красные мундиры – всё смешалось перед глазами. Удары становились все ожесточеннее, сил все меньше. Около пятидесятого человека Алеманн споткнулся. Ведущий его унтер-офицер, не останавливаясь, шел вперед. Проехав коленями по камням, Клавир судорожным движением поднялся, и в два шага догнал своего сопровождающего. На кистях рук выступили кровавые следы.

Не упасть, не упасть – каждым ударом пульса стучала в голове единственная мысль. Никогда больше не буду так! Если жив останусь… Около трехсотого человека стало легче. Боль от шпицрутенов по-прежнему грызла, впивалась в тело, но то ли от болевого шока, то ли по какой-то другой причине, кажущаяся невыносимость страданий отступила. Вот уже близок последний солдат, уже недалеко осталось. Почему он в синей фуражке стоит, а все остальные в красных? Не все ли равно, быстрей, быстрей, дойти до него. Унтер-офицер устал и шел медленно. Остатки сил покидали Алеманна, последний десяток он прополз каким-то чудом, и остановившись, упал на колени. Рядом стоял тот самый солдат. Подошел руководивший экзекуцией полковник, и показав на погоны, сказал:

- Поздравляю вас, господин лейтенант.

Алеманн, выдохнув, поклонился, силясь что-то сказать. С четвертой попытки это удалось:

- Я буду верно служить отечеству. Низкий поклон королеве за её милость и доброту.

Несмотря на огромные раны, в душе Клавира всё ликовало. Замкнутый круг удалось разорвать, и самое худшее, безусловно, осталось позади. 

Душераздирающе.

Первая половина рассказа показалась явно навеянной Мураками (Конец Света). Мне бы там в кайф было), неохотно было начинать читать вторую половину, даже если там про порку).

Да, сильно...

хорошая аллегория.

и вообще рассказ автору удался - обошлось без присущей ему скукоты.

И ведь угораздит же людей написать вот такой опус!

Нетривиально. Человек с "немецким" именем произносит польские слова.

Отличное начало, жаль не успеваю сейчас дочитать. Ставлю метку, что дошел до половины 12 рассказа. Автор, вы молодец! Очень хочется узнать, чем все закончится, но жизнь вносит свои коррективы То что прочел - заинтриговало!

Я бы так там и осталась). Мне не оч понятно, почему ГГ деру дал. Мотивирующего к тому чувства тоски совсем не слышно. А после оного проход через строй воспринимался бы, наверно, по-другому (не как то, за что не понятно, надо благодарить или...). По ощущению развязка несколько просела.

Хороший рассказ. Демонизм присутствует. По шкале Инферно значительно выше предыдущих (по порядковым номерам) рассказов.

Однако добровольно идти сквозь строй?
Даже в рассказах присутствует добровольность...
В рассказах можно позволить большее - реальное насилие.
Ну, это так, мысли в слух.

Однако, если бы меня сослали в монастырь, я бы там и жил. Вроде, как нормально там жилось чуваку. Даже физкультурой занимался.

Я бы себе там и штангу с гантелями бы сделал. И грушу бы повесил где-нибудь. Совсем беда лишь с женщинами...
А вот если бы сбежал, в армию бы точно не пошёл. Примкнул бы к разбойникам, разжился бы чуть и свалил бы в Америку. А лучше в Россию.

_________________
- Слушай, Стекляшкин, ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове. 

Вот Сержио, ты верно улавливаешь идею. По шкале Инферно этот текст обойдет все остальные. Но, если провести голосование - остались бы вы монастыре или дезертировали бы к пыткам - все выберут монастырь. А главный герой наоборот. Это чистый Ханеке.

Рассказ не лишен обаяния, но крайне сырой.
Начиная с имени героя. Ладно "Немец", но Клавир? Ладно бы ассоциация с музыкальным инструментом, но, пардон, "клавиром" тут раньше называли то, что теперь прямо зовут "дрочевом".
Герой попадает (в наказание не пойми за что) в монастырь-санаторий: побудка в 8 утра, делай, что хочешь, кругом олени-зайчики и прочая пастораль, даже молитвенный коврик, слава Аллаху!
Затем сбегает из этого санатория таким способом, что можно предположить в охране полных дебилов.
Затем появляется и так же вовремя исчезает услужливый Вернер.
Интересный момент с шатром, но не понятный.
Королева какая-то отмороженная, а сама идея настолько милитаризованного общества, где такую цену платят за возвращение в строй, тоже не раскрыта.
Короче, подходить к этому рассказу с логикой - зряшное дело. Он больше похож на сон героя в том уютном "монастыре".
Порка? Есть.
Спорт/физра? Тоже есть, но не пришей кобыле хвост - герой занимается физкультурой среди оленей и кроликов.
Свобода есть осознанная необходимость? Автор вдохновлялся Спинозой?

_________________
- Слушай, Стекляшкин, ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове. 

_________________
- Слушай, Стекляшкин, ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове.