Клуб "Преступление и наказание"

Последние дни августа были невероятно теплыми, без всякого намека на то, что до начала осени меньше недели. Я иду по широкой тропинке на звук гитары и нестройные голоса ребят из своей компании. Все мы давно не виделись. Кто в лагере отдыхал, кто на море с родителями ездил, кто-то к родственникам уезжал. Но предстоящее начало очередного учебного год снова собрало нас в кучу.
Я помню, что настроение у меня в тот вечер было превосходным. Мне предстояло окончить девятый класс и … я уже тогда знал, что в Молдове жить не останусь. Макс, мой брат, тот еще колебался, у него были на то свои причины, меня же ничего не держало, более того, я горел любопытством и прельщался всевозможными перспективами.
— Мальчики, а что-то более бодрое у вас поют? — совершенно не знакомый, но очень красивый голос!
Я придержал шаг.
— Антоха, а давай «Жанетту»! — мгновенно отреагировал кто-то из пацанов.
Антохе было почти восемнадцать и с гитарой он умеет творить просто не вероятные вещи! Практически не задумываясь парень «втыкает» модулирующий аккорд и отбивает вступление. Через несколько мгновений по скверу разлетается бессмертное:



Я подошел на втором куплете, кивнув ребятам, обменявшись с некоторыми рукопожатиями, но молча, чтобы не прерывать душераздирающую историю о том, как в порт зашел теплоход с французскими моряками.
Антоха глазами указал мне на край скамейки, предлагая не столько присесть, сколько включиться в пение.
Я ловил тональность и искал глазами ту, которая попросила «что-то более бодрое», пока пацанва старательно выводила:



Обладательница красивого голоса сидела с девчонками на импровизированной скамейке (шины и доска сверху), прислушиваясь к пению. Она скользнула по мне едва заинтересованным взглядом. Милая и очень симпатичная девчонка, не более. «Скорее всего в гости к кому-то приехала», — мысленно пожал я плечами.
Ну, ок, петь так петь.



Девчонки смущенно улыбались. Не то чтобы мы не знали в таком возрасте откуда дети берутся, но все же обсуждение подобных тем в большой разнополой компании для нас тогда не было нормой. Секс в СССР все же существовал и еще какой, в сельской местности во всяком случае, да на заре девяностых, но даже вскользь упомянутый, у малолеток он тогда еще вызывал стеснение.
Мы пропели о том, как важно уметь владеть огнестрельным оружием, о славной гибели восьми французский моряков и весело, абсолютно не видя трагизма в этой песенке, вышли к финалу:



Антоха не зря считался лучшим музыкантов в округе. Без банальной тоники, повесив напоследок диссонирующий аккорд он сделал легкое вибрато, закончив песню.
Девчонки зашептались, парни уточняли как я провел каникулы, Антоха сосредоточенно подтягивал строй гитары.
— Ой, ладно, мне ж домой пора! — любительница бодрых песен вскочила на ноги, растерянно глянула на часы, а потом на меня.
Естественно, на самом деле, она просто посмотрела перед собой, но, когда у девушки такой беспомощный взгляд, да еще и направленный в твою сторону, хочешь не хочешь, но начинаешь воображать себе черти что. Особенно, в таком возрасте: полном смятений, не совсем ясных томлений и прочих пацанских переживаний.
— Давай провожу! — Антоха поднялся со скамейки под разочарованный вой компании.
Не так уж и поздно было, мы засиживались и до более глубокого вечера.
— Антоха, хоть гитару оставь, а? — попросили девчонки.
— Не вопрос! Держи, Артурчик, только сегодня занеси, ладно? — легко согласился Антоха, сунув мне свою шестиструнку.
Елки, я ее чуть не уронил, от растерянности! Ну как так? А между тем, меня реально накрывало странной, хрен поймешь какой волной. У девчонки был не только красивый голос, но и потрясающий каскад волос и просто экстремально короткая юбка, прикрытая до этого олимпийкой. Мне кажется мы тогда еще не вошли в тот возраст, когда это казалось пошлым. И я реально завис, словно… никогда не купался в одной компании с ровесницами и как будто не видел на соревнованиях спортсменок и в более откровенном виде.
Антоха пропустил девчонку вперед по тропинке, и я сам себе удивляясь, с каким-то бешенством посмотрел ему в спину.
— Это кто?
Аж голос свой не узнал. Хотя переломался он у меня достаточно рано.
— Вероника. Она девятый у нас будет оканчивать. Они с Антохой соседи.
Вечер как-то быстро стал сырым и тусклым. Не помню, что я там невпопад лабал ребятам. Разошлись мы минут через сорок.
Я закинул гитару за спину и побрел в сторону антохиного дома.
Это несколько кварталов от сквера. Можно было, конечно, и «огородами», но скакать через заборы с чужой гитарой я не рискнул, да и прогуляться хотелось. Все-таки школа, последний класс на носу, когда еще получится вот так свободно и бесконтрольно пошляться вечерами…
«Голос у нее такой… певучий», — мысли текли сами собой, — «Струящийся… как вода. И сладкий».
Я аж чертыхнулся, не фига себе мысли! Ну красивый и красивый, подумаешь! Однако перестать об этом думать у меня не получалось, и я просто отпустил этот поток.



Сколько раз я потом пытался вспомнить этот текст! Что-то вспомнил, что-то само дописалось, подменив собой те строки… Увы, как оно было в оригинале я уже не смогу воспроизвести.
Стихи я сочинял сколько себя помню, с детского сада, наверное, постоянно рифмуя всякую лабуду. Было у меня что-то и про любовь, но откровенная чушь, так как я просто пытался копировать Есенина и иже с ним. Обалдев от того, на сколько меня понесло я и сам не заметил, как пришел к нужному дому.
— О, Артур, какими судьбами?
Отец Антохи, дядя Паша, встретил меня во дворе.
— Я гитару принес.
Скинув ремень с плеча, я протянул мужику инструмент.
— Антоха, Артур тебе гитару принес! — гаркнул дядя Паша в открытое окно.
— Так пусть заносит! — рявкнул в ответ Антоха.
Дядя Паша кивнул мне на дверь.
Отдав гитару я уже собирался уходить, как Антоха предложил:
— Погоди! Пошли покурим, а?
Тяги к никотину я не имел, так, понтовался иногда в компании. Сам не знаю, почему тогда согласился. Дядя Паша не запрещал сыну курить и Антоха, зарабатывая на карманные расходы, запросто мог позволить себе пачку Космоса.
— Ну что, куда после 9 класса? — спросил Антоха затягиваясь.
Я усмехнулся. Достали эти вопросы. Все равно же все знали.
— За бугор, — коротко ответил я.
Антоха кивнул и кажется хотел что-то еще спросить, но нас прервали:
— Антош, а третий садик — это где?
Я чуть сигарету не уронил от неожиданности. Вероника стояла совсем рядом, по ту сторону забора.
— Ого, это тебе аж на тот край, — отозвался Антоха, — почти где Артурчик живет. А что?
— Да надо…, — растерянно ответила девчонка.
— Ну раз надо, давай проведем, — хмыкнул Антоха и уточнил у меня, — Ты ж домой?
Я кивнул.
— Вот спасибо! Подождите, я сейчас маме скажу, — повеселев пропела Вероника и живо ускакала в сторону дома.
Антоха немного импульсивно достал вторую сигарету, прикурил и протянул мне пачку.
— Не-а, спасибо, я не буду больше.
— Да ладно, бери, там несколько штук осталось, — возбужденно произнес Антоха, поглядывая за мое плечо в сторону соседского дома.
Я машинально засунул пачку в задний карман брюк.
— Антоха, я тебя паршивца где искать должен? — совсем рядом грохнул бас дяди Паши.
— Да тут я. Бать, ну чего?
— Ни «чего», а я тебе сейчас рога в раз обломаю! Я когда сказал поленницу за баней поправить? — дядя Паша вырос возле нас как медведь, всем своим видом давая понять, что Антохе сейчас лучше не спорить.
Парень еще раз бросил взгляд через собор. Потом спросил у отца:
— Может завтра? Мне Нику нужно проводить на тот край.
— Артур проводит! — отрезал дядя Паша и пошел в сторону дома.
Я старался не смотреть на Антоху, и так понятно, что вся ситуация взывает у него досаду и раздражение.
Ника вышла на крыльцо в коротких спортивных шортиках и белой футболке с изображением Мадонны.
— Ну все, я готова, пошли? — она качнула громадным, но явно не очень тяжелым пакетом и пошла вдоль забора к своей калитке. Нас как магнитом потянуло за ней.
— Ник, мне тут батя делов навесил…, — мы вышли за ворота, — Артур покажет тебе где третий садик.
— Антош, так это только в одну сторону, а обратно я как дойду? — девчонка даже не взглянула в мою сторону и явно была недовольна таким поворотом дел.
Вроде бы я всегда считался спокойным и уравновешенным парнем, но от ее слов меня накрыло такой обидой, что я уже почти развернулся от желания свалить куда подальше.
— Да где ж тебя черти носят, а?! — вызверился дядя Паша.
— Да иду я, — зло отозвался Антоха.
— Я провожу. И туда, и обратно.
Честное слово, из вредности предложился! Ну или может и не из вредности, конечно, но куда деваться было? Пока дойдем, совсем сумерки накроют, обратно же ей по темноте возвращаться придется. Короче, сам не знаю, что за противоречивые чувства тогда меня захватили, но идти с этой девчонкой куда-то поздним вечером я и хотел, и не хотел одновременно.
Девчонка вопросительно посмотрела на Антоху, а тот с тоской и колебанием в сторону своего дома. Точку поставил дядя Паша, резко распахнув калитку и посмотрев на сына так, что Антоха просто кивнув нам на прощание пошел поправлять поленницу.

Машинально засунутая в карман брюк пачка сигарет - просто чеховское ружье на территории расссказов о недобровольном насилии. Надеюсь, героя наказали не за нее. Или не только за нее, или не столько за.

Простите, что вмешиваюсь автор.
Пишите дальше.

Зная героя, могу предположить, что оправдываться за сигареты он не стал из собственного упрямства.
У меня был цикл историй про человека с подобным характером, развернутых в далекой исторической перспективе. Но что с этими рассказами делать теперь, ума не приложу. Для публикации на ПиН в них слишком много насилия.

Take your time.
Будешь здесь главным автором теперь.
Хорошо, что с нами Шантрель, во всяком случае - автором не единственным.

У многих авторов есть редакторы.
Вот у Постороннего например.
Может тебе тоже найти себе?

А что это за эшафот - быть писателем? Какой-то новый подвид эшафота. Творчество же для радости, Арти. Никакой обязаловки.

Хочешь почитать мои истории как непредвзятый критик - отправь запрос в ЛС. Только цвет допустимой критики: КРАСНЫЙ. Без критики, без:



Just for fun and only.

1. Ну и какой тогда смысл вытягивать свой русский, если тебе его будет править кто-то?
2. Ты же знаешь, я себя к писателям не отношу , а под эшафотом я подразумеваю всякие высокие должности типа крутых верхов или главных авторов.
3. А я хоть раз критиковал твои рассказы? Максимум комментировал. И уже попросил: дай почитать, если не жалко Ты же знаешь, какой я благодарный читатель.

Задача корректора упростить механическую работу, оставив чистое творчество. Что до моих историй - мне не жалко, конечно, но кто же ставит телегу впереди лошади? Впрочем, it's up to you, my dear friend.

Как настоящее зло - могу ответить только в ответ на прямой запрос)) Нескромно, да.

Зато true story.

Эхх… "В Кейптаунском порту..." Странно, я думал, это песня поколения наших родителей - в моём кругу её уже не пели, я её только от мамы слышал... Самое смешное, что оригинальный текст - "bei mir bist du schein", - на идиш и по-английски, - я лично услышал уже очень взрослым. Подозреваю, не только я .

Вот уж в этом рассказе, хотя Темы в явном виде нет, точно тематические флюиды витают вовсю.

Переходный возраст, с одной стороны, противоположный пол уже интересен, с другой - родительский ремень ещё тоже где-то рядом ходит... любимая ситуация многих тематических писателей.

Как кто-то уже подметил, вот в этой атмосфере тематического заряда иногда бывает больше, чем в откровенном описании жестокого ТН.

Ну, и написано хорошо, оригинально и искренне, автор, спасибо.

Лика, цикл этих историй персонализирован, что осложняет публикацию написанного из этических соображений, помимо самого факта насилия.

Но я думаю, как обойти это препятствие.

Butterfly, то чувство,когда пишешь,не загоняясь вообще по поводу персонализированности. Наверное, это плохо, но у меня есть оправдание.
Поняла недавно,почему не могу дописать того же Андерсона - да и вообще, зря попыталась взяться за него.
1) он был человеком,не персонажем, всегда,несмотря ни на что
2) люди вообще делятся на людей и персонажей в нашей жизни. Причем,персонажи могут быть как главными,так и второстепенными, да и вовсе невидимыми. Мысль не нова, но на практике, на своей шкуре было ошеломительно прочувствовать.
И главный критерий отделения людей от персонажей - их доверие и отсутствие страха перед самими собой.
Персонажу легче нацепить новую маску,чем раскрыться. Человек останется себе верен.
Так вот, о персонажах можно писать, о людях...не можется.

Первое время мы шли молча. Ситуация с Антохой немного напрягала. То, что ему девчонка нравилась — к бабке не ходи. Я искоса бросил взгляд на свою спутницу. Ух…! Но ведь у нас полшколы таких, а самой привлекательной почему-то казалась именно она.
Антоху я понимал. Редкий пацан у нас рискнул бы спорить с отцом, да еще прилюдно. Меня самого в тот вечер дома, наверняка, ждал не самый ласковый разговор, так как крайнее время, когда можно было явиться с прогулки — половина девятого вечера, если не было оговорено иное. И то, это значит, что сразу к вечерней молитве, без претензий на ужин. Впрочем, я не особо об этом беспокоился. Ну максимум на полчаса опоздаю. Скажу отцу, что к Антохе заходил, заболтались. Ничего криминального.
Идти молча было неловко. Я прочистил горло и робко спросил:
— А… тебя Вероника зовут?
— Да. А тебя Артур?
— Ага. Ты откуда приехала?
— Из Ростова, — она ответила тихо и таким мертвым голосом, что это сразу отбило охоту развивать тему географии и причин переезда.
— Так тебе какая улица в районе третьего сада нужна?
Девчонка достала из кармана листок, вырванный из блокнота и показала мне адрес.
Я кивнул. Знал и улицу, и дом.
— Это тебе к Стейхам что ли?
— Да. А ты их знаешь?
Я снова кивнул, предпочитая ничего не уточнять. Но поймав вопросительный взгляд все же ответил, как можно нейтральнее:
— Одноклассница там живет.
— Понятно. А ты классно поешь.
Я смутился. Но «спасибо» сказал. Она улыбнулась.
И после этого неловкость спала. О чем мы только не болтали в тот вечер! И я уже специально старался идти медленно и не широко, лишь бы только дорога казалась длиннее.
Дойдя до дома Стейхов, я стукнул калиткой и Чек, дворовый пес, тут же залился задорным лаем.
— Привет! — на лай вышла Кира, моя одноклассница.
Мы поздоровались.
— Кир, позови маму, — попросил я, видя, что Вероника смущается.
Но мама Киры уже сама вышла вслед за дочерью.
— Софья Мартиновна, вот, вам мама передала.
Вероника протянула женщине пакет, и та сразу расцвела.
— Спасибо, моя ты девочка! Артур, Ника, зайдете?
— Нет! — заявили мы в один голос. И рассмеялись.
— Домой нужно. Поздно уже, — сказала Вероника.
— Мам, я их до угла провожу? — спросила Кира.
— Хорошо, — улыбнулась Софья Мартиновна, — только калитку потом не забудь закрыть!
И мы пошли обратно.
Вероника молчала, Кира тихонько выкладывала новости, понятные только нам двоим.
Дойдя до угла, она остановилась и вопросительно-выразительно посмотрела мне в глаза.
Я смутился. Потом пожал плечами и попытался одобрительно улыбнуться.
Но не получив нужного ответа Кира удрученно вздохнула и махнув нам на прощание рукой пошла домой.
— Я вам помешала?
— Да нет, Вероника, ты тут вообще не причем.
— Да зови ты просто — Ника, как все. Я же вижу!
Ну вот все вы девчонки одинаковые! Ничего не видите и не понимаете, но всегда уверены, что лучше всех просекаете любую ситуацию.
— Ника, да нормально все. Это к тебе вообще никакого отношения не имеет.
— Ну, как знаешь, — надулась она.
Смешно, что сказать. От ее присутствия меня эмоционально кидало из одной стороны в другую. И сейчас, от того, как недовольно прозвучал голос Ники меня окунуло в какую-то браваду.
— У тебя парень есть? — неожиданно, в первую очередь для себя, спросил я.
— Нет, — оторопев от такой наглости смущенно ответила она.
Я мысленно обругал себя последними словами. Ну и о чем теперь говорить, после такого?!
Помолчали.
— А ты в каком классе будешь учиться, — робко просила она.
— В 9 «А», — благодарно ответил я ей.
— А я в «Б».
И снова неловкость исчезла. Я рассказал ей про школу, про занятия музыкой и спортом. Про компанию, да вообще, отвечал на все вопросы не задумываясь.
Она немного занималась балетом, потом в театральной студии. Училась в хорошей школе, у них был отличный класс…
Слово за слово, уже поздним вечером, я довел ее до дома. А мы все не могли наговориться. Вообще не помню, что нес в тот вечер, но она смеялась и я чувствовал себя таким счастливым! А от ее шуток уже просто пресс болел хохотать.
— Артур, ну мне пора уже.
Произнесла она и даже не дернулась в сторону калитки. Просто стояла и смотрела, не мигая.
— Ага. А… хочешь я завтра приду, и мы погуляем вместе?
— Приходи…
И снова этот абсолютно спокойный, внимательный взгляд в упор.
В горле пересохло. Я осторожно, боясь, что она в последний момент сбежит от меня, обнял и притянул девчонку к себе. Ну вот. В глазах испуг и она обеими руками уперлась мне в грудь. Но не вырывалась. Я замер, и мы несколько минут просто стояли обнявшись, привыкая к теплу наших тел. А потом все же поцеловались. Нежно, искренне, очень мягко.
— Все, мне пора, — она первая отстранилась от меня.
— Я приду завтра?
— Да, приходи, конечно!
Я дождался, когда стукнет дверь ее дома, а в проеме мигнет свет. И только потом отправился в обратный путь. На соседнем крыльце кто-то курил. Багровый огонек сигареты становился то ярче, то темнее, словно дышал. Но мне было все равно: Антоха это или дядя Паша. Единственное что меня сейчас волновало — как можно быстрее добраться до дома.

Так поздно без уважительной причины и предупреждения я домой еще не являлся. То, что калитка была закрыта меня не смущало. В девять, начале десятого, ворота запирались всегда. Мало ли. Пса погулять отпустить, заплутавшая курица, чтобы не выскочила на улицу.
Любой нормальный человек, желающий попасть за ограду, мог просто звякнуть кольцом калитки или свиснуть, чтобы залаяла собака, вызывая хозяев. Но мы с Максом обычно забирались через крышу бани. Я обошел дом. Там, к стене бани был привинчен турник. Подпрыгнул, раскачался, подтянулся и выжав тело вверх, закинул его на крышу бани. Стараясь сильно не топать, я прошелся по шиферу и стек по обратной стороне забора во двор. Осталось только тихо стукнуть в окно, чтобы Макс открыл дверь. Наша спальня была самой дальней и мне нужно было пройти через всю веранду. Я на автомате дернул входную дверь. Она была открыта. Странно.
На кухне горел свет. Отец сидел в кресле с какой-то книгой в руках.
— Нагулялся? — абсолютно никаких эмоций в голосе.
Я промолчал. Ну что на это отвечать?
— Артур, время — ночь!
— Извини.
— Где был?
Какая разница, что я сейчас отвечу? И без того было очевидно, что дело кончится наказанием. Говорить правду не хотелось. А врать не было смысла. И я промолчал. Хотя знал, что играть в молчанку мне все равно не дадут. Рано или поздно отец вытащит из меня ответ. И в моих интересах, чтобы информация, которую он получит его удовлетворила.
Выдержав паузу, отец повторил вопрос:
— Артур, ты где был все это время?
Я собрался с мыслями и наконец выстроил в голове манеру поведения.
— Да с ребятами в сквере засиделись. Потом к Антохе зашли. Ну и проводить там…
Я замялся в конце, всем видом показывая, что осознаю тяжесть проступка и раскаиваюсь. То, что отец меня выпорет не было никаких сомнений. Все чего я хотел — это чтобы прекратились расспросы.
У нас с отцом всегда были близкие, душевные отношения. Вести диалоги порой мы могли и просто переглянувшись.
«А то что время позднее и мать места себе не находит, об это не судьба подумать?» — отец не хмурился, но взгляд был тяжелым.
«Извини. Не прав.» — я вздохнул и опустил глаза.
— Ну, знал же, как расплачиваться будешь, — отец совершенно спокойно встал с кресла.
Я кивнул.
— Тогда пошли в летнюю кухню.
Отец вышел из дома вслед за мной, на ходу сдернув с крючка в прихожке ремень.
У нас вообще не принято было орать, оскорблять или в гневе бить, чем под руку попалось. Иногда, отец мог отвесить легкий подзатыльник. Ну мать, максимум, больше шутя, могла полотенцем вытянуть. Совершенно не больно. И брючным ремнем отец нас не порол. Для этого вообще отдельный был, тот, который всегда висел в прихожке.
В летнюю кухню я зашел с легким сердцем. В первый раз что ли? Тем более, что загуляться допоздна хоть и было проступком, но не серьезным. Короче, о жестком наказании и речи быть не могло. Так, больше для профилактики, чтобы не зарвался.
Летняя кухня была большой. Тут в жару готовили еду, обедали, а осенью мать с сестрой закручивали банки с овощами, фруктами и прочим. Большую часть помещения занимал длинный широкий стол. Ну и ясное дело — лавки. Широкие, устойчивые. Их кажется еще дед строгал, со свойственной ему немецкой добросовестностью и щепетильностью.
Но завис я, увидев именно стол. Мда… Прежде чем лечь на лавку мне оставалось провести одну простую процедуру — выложить все из карманов. Ну мало ли что у пацана там могло быть. Иногда блокнот. Трехкопеечный медиатор в форме листика — это вообще обязательно. Может монеты какие-то, ключ от чего-либо. Да, короче, все что угодно!
Вот только в моем кармане сейчас лежала пачка сигарет, подаренная Антохой.
Охрененное чувство, скажу я вам!
Я словно в ступоре смотрел на стол и все никак не мог решить, что говорить отцу. Доказывать, что пачка не моя и я не курю — ну совсем ни в какие ворота. Говорить, что курю, но крайне редко — смешно. Черт! Ну ладно бы реально с сигаретой в руках застали — совсем другой разговор. А так… мне эту пачку Антоха на эмоциях предложил, а я чисто на рефлексе сунул в карман! И вообще про нее забыл.
Отец мою нерешительность расценил совсем по-другому.
— И что задумался? Когда гулял знал, чем закончится?
Толку время тянуть…
Я вздохнул и достал пачку. А к ней медиатор и какую-то мелочь.
Брови отца поползли вверх.
— Да ты обнаглел, парень!
По моей спине прошелся холодок и пресс поджался сам собой. Хотя ни я ни Макс не орали при наказаниях в полный голос, рука у отца была тяжелой и в случае серьезной провинности он запросто мог устроить реально болезненный кошмар.
Особых разбирательств не последовало. Убедившись, что сигареты мои и получив утвердительный ответ на вопрос курю ли я, отец просто кивнул на скамью.
Короче, вечер у меня закончился хреново.
Ничего общего со спанк рассказами это не имело. Нас никогда не заставляли считать удары, никаких унижений с обнаженкой и прочей фигней не было. За позой строго тоже никто не следил. Просто руки складывались на затылке, ну на край можно было перед собой вытянуть. Главное под ремень не подставлять. Ну и не орать, естественно.
Не знаю сколько мне прилетело тогда. Но если бы отец дожал еще чуть-чуть, я бы, наверное, реально начал просить о пощаде. А так, конечно, по стонать и покрутиться мне пришлось тогда…

— Десять минут на то, чтобы умыться, решить все свои дела и уснуть!
Я сгреб мелочь с медиатором обратно в карман и вышел из летней кухни.
В комнате, стараясь не шуметь, не включая свет, я разделся и забрался под одеяло. Как только я попытался расслабиться меня спросил Макс, совершенно чистым, без сна голосом:
— Где был?
— К Стейхам ходил!
— И как там?
— Макс, а ты бы зашел завтра и узнал сам, а?
Макс вздохнул и заворочался в кровати.
— Ну ладно тебе. Серьезно был там?
— Был. Только по другому поводу. Давай завтра, а?
— Отец всыпал?
— Ага. Не столько за поздняк, сколько за сигареты.
Макс присвистнул.
— Совсем крыша слетела?
Но меня уже почти отключало.
— Макс, давай завтра поговорим.
Усталость накатила вместе с мотивом песни про моряков. Только текст путался и в голове крутились одни и те же строчки: