Клуб "Преступление и наказание"

Текст, задуманный для несостоявшегося конкурса "зарисовок из жизни тематиков". Простенькое, казалось бы, задание, но мне оно показалось интересным, и несмотря на скоропостижную отмену всей затеи, я все же решил написать и выложить этот рассказ.


ДЕМОНЫ У РАЙСКИХ ВРАТ


На мартовском пляже Пицунды она читала ему вслух книгу Чехова "Тайный советник".

- Хороший рассказ, да? - спросила она, дочитав.

- Хороший, - согласился он. - Только грустный.

- Это твоя грусть! - возразила она. - В рассказе ничего такого нет! Но меня не удивляет твоя реакция.

Последние дни он засыпал лишь под утро на полтора-два часа, а минувшей ночью и вовсе не сомкнул глаз. Снотворное из местной аптеки не действовало.

- Пожалуй, сегодня я приму двойную дозу, - сказал он сам себе. - Или тройную.

- Выпей лучше вина. - она протянула ему бутылку.

Как следует отхлебнув, он немного оживился.

- Смотрю кругом - море, сосны, пустынный берег! Закат! Смотрю, а лучше бы не видел, не чувствую ничего, сидел бы лучше дома в четырех стенах.

- У тебя и дома бессонница. Иногда.

- Да, но не так, как здесь.

- Да... - она задумалась. - Знаешь, ты эти таблетки не пей, хрен знает какой там состав, а прибегнем-ка мы лучше к нашему традиционному способу. Ты потом всегда хорошо спишь.

Он провел пальцами по подбородку; бороды он давно не носил, но привычка осталась.

- Да? Ты серьезно? - он и не думал сомневаться в серьезности ее намерения, но задал зачем-то этот вопрос.

Она промолчала, и тогда он спросил:

- Это предложение или...? В смысле, я могу выбирать?

- Конечно же нет, - она встала на ноги. - Пойдем.

- Вот прям не терпится? - поинтересовался он.

- Я просто замерзла. Пошли.

Они пошли вдоль берега, взявшись за руки, мимо бетонных развалин, мимо брошенных санаториев. От бессонницы побаливали глаза, и он старался не смотреть по сторонам, на свет, а больше себе под ноги. Он видел гальку, край волны, свои кеды и ее ступни в босоножках. Эти босоножки и трогательно потрескавшийся черный лак обрели теперь пугающую весомость. Той же устрашающей, сладко-безысходной тяжестью налилось ощущение своей руки в ее руке; он взглянул на нее, и она улыбнулась ему улыбкой посвященного посвященному.

Им обоим потребуется много сил, сказала она, и они зашли поесть в единственное открытое кафе. За едой он чуть повеселел и стал чего-то рассказывать, шутить, она поддерживала разговор, мысленно, впрочем, лелея предстоящую перспективу. Да и он о ней не забывал.

Они снимали домик в частном секторе - тесный, зато с верандой. Обычно вечерами они пили на веранде чай, но теперь им стало не до чая. Перво-наперво они зашторили окна, включили на всю мощность обогреватель и сели ждать, пока прогреется комната, все это молча. "Ну что ж..." - наконец пробормотала она. Он разделся и лег. Пружины матраса впились в тело, сразу напомнив о тщетных попытках сна в этих непривычных условиях.

- Так, а где ремень? - спохватилась она, ища глазами.

- У меня остался в джинсах. - вполголоса ответил он, не поворачивая головы.

- Плохо, - заметила она, вытаскивая ремень, - Сам должен был подготовить. Вручить...

- Извини, не подумал.

- Окей, - она прошлась по комнате, подыскивая наилучшую позицию.

Раздался щелчок ремня, он резко вздрогнул и шумно вздохнул. Она попросила его вести себя потише, чтобы не привлекать к их домику постороннего внимания. Такая предосторожность была излишней: отдыхающих почти не было, домик стоял у леса, хозяева жили в другой, многоэтажной части города. Но ей нравилось создавать ему трудности, ставить дополнительные ограничения, обязывать не реагировать или реагировать максимально сдержанно; он послушно примолк, лишь коротко вздрагивал и тихо постанывал сразу вслед за ударом, а после особо ощутимого - сжимались кулаки, взмывали плечи, и тогда она мягким нажатием ладони возвращала его в исходное лежачее положение.

Она объявила перерыв и вышла на веранду покурить сигарету. Затянувшись, вдруг засмеялась, сама не зная чему, просто от радости существования, от соснового воздуха.

Она вернулась. Он ждал. И снова взмахи, град ударов, и чем острее он регировал на удар, тем неумолимее обрушивался последующий, последние два-три десятка она нанесла с максимальной силой и минимальными интервалами, и вконец обессилев, она отбросила ремень и повалилась в кресло.

Он повернул на нее лицо.

- Спасибо.

Она устало улыбнулась в ответ.

Сразу по окончании им обычно не хотелось ни спать, ни заниматься сексом. Он лежал - теперь уже будучи свободным находиться в любой позе, она бродила по комнате, иногда присаживаясь на край его кровати, касаясь его коленей, ладоней.

- Расскажи мне, - попросила она, угнездившись у него в ногах. - Расскажи, что у тебя на душе.

- Чувство бесконечной благодарности!

- Нет. Не сейчас. Вообще в эти дни. Почему не спишь?

- Какое у тебя любимое время года? - вдруг спросил он. - Весна?

- Весна, почему весна... - она задумалась. - Нет, я больше люблю осень. А что?

- В мае, когда листва, меня преследует одно странное чувство. Особенно в детстве. Лежишь на спине под раскидистой кроной, и хочется туда, в листву, исчезнуть, стать единым целым. Тебе такое знакомо?

- Нет, незнакомо, - она качнула головой.

- А сейчас по-другому. Сейчас это не связано со временем года. Просто вечерами находит, бывает, какое-то нездешнее умиротворение, и я уже точно знаю, что не засну. С ног могу валиться от усталости, но стоит лечь - сна ни в одном глазу, мир окрывается будто с черного хода, с потаенной стороны, исчезает ощущение времени, и я вижу нити, нити, связывающие нас, мертвых, живых, людей, зверей, предметы, камни - связывающие всех в единое вечноживущее, вечноцветущее, и это зрелище - абсолютный покой, пребывающий в вечном движении, в вечном становлении - завораживает, и я вне себя от счастья, что удостоен чести видеть эти нити, ощущать все это, но чувство времени возвращается, и настигает вопрос: а где я сам, где мой голос, где мое место в этом сплетении, в этой гармонии? И я осознаю, что мне нет туда хода, что я обречен оставаться наблюдателем, как тогда с деревьями. Почему нельзя туда, что со мной не так? Эта мысль тревожит, мучает, и я не сплю. Может, ты знаешь? Что со мной не так?

- С тобой все окей. Пороть надо чаще, а так все окей, - ответила она.

- Да, это без сомнения нужно, - быстро согласился он. - Тогда все более-менее становится на места. А тебе, зачем тебе это нужно?

- Исключительно для тебя стараюсь, мой дорогой, - она сдержала зевок.

Он как-то по-особенному засмеялся.

- Ага, щас! Поделись лучше, чего ты реально чувствуешь. Я-то поделился.

- Да ничего я не чувствую. Ты у нас созерцатель или как его, забыла слово... Визионер, во. А я деятель. У меня свои локальные цели, к которым я стремлюсь. Цельной картины, в отличие от тебя, у меня не складывается. Ну и ладно, не беда.

- Но что-то же ты думаешь обо всем об этом? - высвободив руку из-под головы, он широко повел ею в воздухе.

- Да ничего я не думаю, - ответила она, помолчав. - Что вокруг нас? Один неразгаданный хаос. Что там за стенкой - слышишь, шебуршится? Лишь Богу известно. У него свои дела, у меня свои. И тебе нечего не в свои дела соваться, понятно? - она запустила руку под одеяло и ущипнула его за бедро, он вскрикнул. - Вообще спи давай! - она встала и погасила свет. - Хотя вряд ли ты выбираешь, оно само на тебя находит, - он согласно вздохнул в темноте, она прошлась по комнате и села в кресло. - "Находит"... "Оно"... Нет, я ничего такого не чувствую, никакой такой особенной взаимосвязи... - она зевнула, уже не сдерживаясь. - Стараюсь поступать правильно, как-то упорядочивать этот хаос, ну, тот клочок, что в моем распоряжении. Тебя вот учу уму-разуму! Шутка. Как раз наоборот. Знаешь, у меня в детстве случай был, не помню говорила или нет, ко мне хренова туча гостей завалилась как-то на день рожденья. То ли шесть исполнилось, то ли пять. Родственники со своими семьями, еще кто, не помню. Подарков надарили. А я возьми да вышвырни их все с балкона, пока гости чай садились пить. И ведь не со зла. А интересно вдруг стало - как все это об асфальт шандарахнется вдребезги с девятого этажа, разлетится, раскатится, ручки-ножки у куколок поотрываются... И как потом на это отреагируют. Весь год потом докапывались: "Зачем, зачем ты так сделала?" А я откуда знаю? Вот и сейчас похожее было чувство. Когда порола. Да гори оно все синим пламенем, пропадай пропадом... Тянет иногда собой побыть, понимаешь? Не притворяться, не разыгрывать ничего... Ладно, можешь не слушать мой бред...

Он и не слушал, спал.

И да, тема в самом деле благодатная. мб, еще кто что напишет? Не за ради конкурса и соревнования, а просто, чтобы можно было над ней подумать.

Ну, вот.
Что и требовалось (хотя зачем? – все кто в теме, и так знают) доказать (показать).
Нет никаких «тематических отношений».
Есть просто «отношения». Или отсутствие таковых.

В этом смысле было интересно смотреть на рассказ irra и его обсуждение. Хирургия, танцы, разрыв и даже боль - ничего того, чего нет в «большой», нормальной жизни. Не Тема объединила/разъединила персонажей, будь они совершенно ванильны, картина сложилась бы ровно та же.

И у вас, feyerverk, эти двое могли бы для «разрядки» и «поправки» полезть в горы, пойти на охоту, поехать в Австралию, спасать от пожара несчастных коал. Любой скачек из тягучего быта в некое альтернативное состояние. И было бы в итоге все тоже непоправимое и нежное одиночество...
Вы, feyerverk, умеете про одиночество без соплей и сожалений. Оно у вас и есть жизнь. Мне это всегда нравилось, как настроение и концепт, а теперь и форма ожила. Хорошо пишите.

Хороший рассказ, да. Одиночества обоих очень хорошо описаны. Их взаимодействие, на мой взгляд, менее убедительно. Но, может быть, я просто мало с подобными типажами сталкивался.

Очень приятное в чтении и вообще по атмосфере! Несмотря на то, что абзацы после "Исключительно для тебя стараюсь, мой дорогой." я уже не воспринял.
У автора исключительный дар передавать настроение. И, одновременно, дается возможность читателю, на свой вкус, по неуловимым штрихам, домыслить внешность героев.

Да, вот это действительно миниатюра: один штрих картины жизни. Что я по этому штриху поняла? Двое абсолютно разных по мировосприятию, по внутреннему настрою людей: он мучительно размышляет о невозможности стать частью всеобщей гармонии, которую он видит и осознаёт как чудо, для неё никаких мучительных вопросов нет вообще, а если появляются – то на них тут же находится простой ответ, с которым не поспоришь («С тобой всё окей. Пороть надо чаще, а так всё окей»). Он тянется к гармонии - её иногда тянет внести в мир дисгармонию (случай из детства). Герой мне более понятен, что-то в нём есть от Пьера Безухова, который тоже ощущал единство всего сущего в один из периодов своей жизни, что-то – от чеховских интеллигентов, мучительно тоскующих о несовершенстве жизни. Героиня – менее понятна.

Что я не поняла? Почему именно порка – это «точка понимания» двух таких разных людей? Почему порка избавила героя от его раздумий, почему стала простым ответом на вопрос по типу «Если не можешь разрешить вопрос, лучше вообще забудь о нём»?
И это – тоже особенность жанра миниатюры: о чём-то намекнуть, но ещё о большем заставить задуматься.
Интересно было прочесть. Спасибо за рассказ!

Только сформулировала вопросы, как тут же захотелось на них попытаться ответить (ну и миниатюру Вы написали, feyerverk!). Как сказал Arthur, «тема – это потребность, которую нужно контролировать». По большому счёту, да: человек – единство духовного и физического, нижних и верхних векторов, если тема связана только с нижними векторами, то да – потребность, если же «прорастает» в верхние, захватывая область чувств, - тогда страсть. Противоречия нет. Есть противоречие – и драматичное, непреодолимое – в самом человеке. Герой миниатюры мучается сущностными, бытийными вопросами, отчего не может уснуть, но порка «заглушила» (на время, конечно, потому и права героиня: чаще придётся его пороть) эти мучения, эти высшие потребности (драматизм как раз в том, что низшие потребности часто заглушают высшие) – и герой смог уснуть. Не РАЗРЕШИТЬ эти вопросы, а на время перестать ими мучиться.
Таким образом, для меня этот рассказ – и про тему, и не про тему. Про что-то большее. А именно такие рассказы и привлекают в большей степени!