Клуб "Преступление и наказание"

Глава 1
в которой на нас вываливается несметное количество имен, но все равно понятно, кто на ком стоял.

Лялька умеет рассказывать так, что заслушаешься. Вафля сразу поплыла, перестала пялиться на выкрашенные в черный губы и ногти, на пирсинг весь этот дурацкий на лице, на собранные в перекрученный узел дреды. Даже моргать перестала и ручкой щелкать. Так и просидела истуканом все десять минут, пока слушала тему “Османская империя: этапы и основные типологические черты развития”.

– Фамилия? – растерянно спросила Вафля, выслушав настоящий доклад.

– Аристова. И. – подсказала добрая Лялька, когда палец исторички неуверенно завис над строчками в классном журнале.

– Спасибо, – Наталья Владимировна вывела угловатую пятерку, – Я приятно удивлена уровнем твоей подготовки, Ирина..?

– Илария.

– Какое необычное имя! Да и ты вся сама тоже, – в голосе Вафли зазвучало восхищение.

Обычная история. Каждый новый учитель считал, что перед ним тупица-неформалка и кисло улыбался, пока Лялька не открывала рот. Лица их потешно вытягивались при знакомстве с гордостью нашей суперкрутой гимназии, победительницей областных олимпиад по гуманитарному профилю.

– Вообще-то ее зовут Ляля, – сказала я когда дверь за ней закрылась.

Вафля удивленно обернулась. Видимо, она так впечатлилась, что забыла о том, что в классе есть еще и я.

– Спасибо, что подсказала. Скоро запомню вас всех. А тебя как зовут?

– Меня зовут Алиса, – Вафля выглядела дружелюбно, но я почему-то занервничала, тем более, что мы остались с ней один на один.

Вафлей ее прозвала я. Она в свой первый день пришла в сливочного цвета жакете в стиле Шанель и такой же юбке. В сочетании с короткими черными волосами и ярко-алой помадой наша новая историчка смотрелась сногсшибательно. После уроков, снимая пришпиленную к расписанию уроков записку “Вафля – дура”, Лялька сказала, что это у меня взыграла женская ревность. Может и так, но костюм правда был дурацкий.

– Ты готова? Расскажи мне про влияние Османской империи на средневековую Европу.

Я помахала тетрадным листком, давая понять, что у меня все написано, и рассказывать вслух я не намерена. Вафля не стала спорить. Она внимательно прочла все, что я накатала, нахмурилась и перечитала заново.

– Наполеон III? Вилла Евгении в Биаррице? – ее аккуратные брови изогнулись в удивлении.

Сейчас она влепит мне два, потом узнает кто я, и переправит на три – откатанная мной схема еще ни разу не давала сбоя.

– За стиль изложения и знание вопроса – пять, за промах с эпохой – два. Средняя оценка – кол. Пересдача в четверг.

– Фигово как-то у вас с математикой, – это было что-то новое, промолчать я не смогла.

– Что поделать, Алиса. Как твоя фамилия?

– Аристова.

Брови Вафли совсем улезли на лоб.

– Так вы дочки Алекса Генриховича! – наконец-то эта дура догадалась, – А совсем не похожи.

– Почему вафля? – вдруг спросила она.

– Потому что косите под разбирающуюся в моде, – зря она захотела меня смутить.

– И это говорит мне девочка в платье от Баленсиага, – Вафля и не собиралась злиться.

Я открыла рот и тут же закрыла, не хотелось быть похожей на рыбу.

Мое черное платье с рукавом в три четверти, длиной до колена, с нашитым на него винтажным воротничком Елена Михайловна, завуч по воспитательной работе, ставила всем в пример, как вариант скромной школьной одежды. В нем же я на всех рекламных проспектах нашей гимназии. Лялька у нас умная, а я красивая, поэтому ее фото на доске почета, а меня показывают гостям и меценатам школы, не упоминая, конечно, что я еле-еле троечница.

Вафля меня озадачила. Я не знала, что ей ответить, поэтому просто ждала, когда она уже отпустит меня.

– Можно мне уже идти?

– Нельзя, – Вафля листала классный журнал.

– Почему у тебя одни тройки? – спросила она, когда долистала его до конца, – Ну ладно математика там или физика, химия, в конце концов. Но гуманитарные предметы? Очевидно же, что у тебя есть способности. Ляля – круглая отличница, а с тобой что за история?

Мне не понравились ее вопросы. У меня был ответ и не один, но слишком уж странно, не похоже на всех других учителей вела себя новая историчка.

– Не всем дано блистать в академической сфере, кто-то же должен выкрикивать “Свободная касса!” и мыть туалеты, – я постаралась сформулировать максимально нейтрально.

– Вот как? – Вафля наконец закрыла журнал.

– Я думаю, дело в том, – она сделала многозначительную паузу, – Что ты просто педагогически запущенный ребенок.

Видимо, вид у меня был настолько обалдевший, что она поспешила успокоить меня:

– Не волнуйся, это излечимо. Регулярная порка хорошим ремнем, и ты бы начала блистать ярче Ляли.

Она улыбалась, но я не могла понять, шутит она или нет. Мы все слышали это сто раз. Каждый учитель рано или поздно говорил, что нас надо драть как сидоровых коз, но всегда эти слова пролетали мимо ушей, как шелуха, как пустая метафора – честное признание в собственном бессилии научить хоть чему-то наши тупые головы. Почему тогда сейчас мне перестало хватать воздуха?

– Детей бить нельзя. Разве вас не учили этому в ваших педагогических университетах?

– Нельзя, – легко согласилась Наталья Владимировна, – Но некоторых очень нужно.

– Это меня вы имеете в виду?

– Да. Драла бы тебя по понедельникам и пятницам.

– Почему не по субботам?

– Ну у нас же не домострой. Просто воспитательные моменты.

– Вспотели бы столько воспитывать меня, – дерзость вышла жалкой.

– Это не так геройски, как ты думаешь. Это очень больно, стыдно и обидно. Но ооочень эффективно, поверь.

– Засуньте, пожалуйста, свою эффективность себе в жопу, – вежливо, глядя прямо ей в глаза сказала я.

– Не могу, Алиса, – очень спокойно ответила Вафля, – Там мои мечты защитить кандидатскую и преподавать в Принстоне.

Я схватила рюкзак и выбежала из кабинета, хлопнув дверью так, что хоть портрет Ломоносова, висящий над доской, точно должен был свалиться дорогой Наталье Владимировне на голову.

Ко мне кинулась Лялька.

– Лисёна, что случилось? Она тебя обидела? Она поставила тебе два?

Моя сестра умная, но иногда такая дура.

– Нет, – ответила я, как только смогла перестать ловить ртом воздух, – Нет. Мне кажется, я нашла нашему папочке новую жену.


Глава 2
в которой мы знакомимся с историей Алекса, Лары и их дочерей.

Мои мама и папа во Франции познакомились. Он по Парижу шел и круассан ел, а она чужие франки потеряла и собиралась на себя руки наложить. Он ее в кафе отвел. Абсента попить. Через семь месяцев я родился. А потом все умерли, а я в клинику лег, на анализы, на восемь лет.

Это цитата, если вы не знаете. Лялька говорит, что у меня только одна страсть – дизайнерские шмотки. Она ошибается. Страстей у меня три: дизайнерские шмотки, мировой кинематограф и еще одна, о которой вслух не говорят.

Так вот, все было не совсем так. Алекс и Лара познакомились в Стране Басков, во французской ее части. Лара и правда подумывала о том, чтобы свести счеты с жизнью, которая по ее мнению тогда уже закончилась. Ей было восемнадцать лет, и ее только что отчислили с последнего курса Вагановки за профнепригодность: простой разрыв мениска после операции получил серьезное осложнение. Лару, которая уже танцевала и в Милане, и в Лондоне и в Нью-Йорке, выставили со справкой о не оконченном средне-специальном образовании.

Неизвестно, чтобы с ней стало в этом вынужденном путешествии, куда ее отправили родители, чтоб развеялась, если бы на экскурсии по Вилле Евгении в Биаррице она не встретила молодого, умного, подающего надежды аспиранта кафедры психологии кризисных и экстремальных ситуаций Алекса Аристова.

По возвращении они поженились, а через девять с половиной месяцев у них родилась дочь, которую они назвали красивым именем Илария. Бабушки правда взбунтовались и спокойный, улыбчивый младенец очень быстро стал Лялей или просто Лялечкой.

А еще через полтора года родилась я. Лялька когда злится на меня, говорит, что мне так было завидно, что они счастливы втроем, что я прогрызла презерватив. Это, конечно, не правда. Просто я очень целеустремленная.

Алекс писал диссертацию, Лара занималась детьми. Никакие мировые сцены не стоили того счастья, которое она получала от своих маленьких дочерей.

Чудесная сказка.

Лара погибла когда мне было три с половиной, а Ляльке пять. Несчастный случай.

Лялька помнит больше, а я только сцену на кладбище: узкая тропинка, по обеим сторонам высятся сугробы выше меня Алекс где-то впереди, моя сестра с ним, я почему-то одна. Ко мне подходит какая-то сердобольная тетка, стаскивает с моей правой руки пуховую варежку, сует две конфеты в голубой обертке и говорит плаксиво растягивая слова:

– Ешь, сиротка, конфеточки.

Ледяной ветер, снег кругом, а в моей покрывшейся от мороза цыпками руке “Мишки на севере”.

Я потом полгода не говорила.

Алекс увез нас с Лялькой в глубокую провинцию, от всех, в первую очередь от таких сердобольных теток. Устроился работать в обычную школу психологом, диссертацию потом все же защитил, но позже, когда мы в первый класс пошли. Он отдал нас с Лялькой вместе, хотя мне тогда только шесть исполнилось, но я считаю, это было его лучшее решение.

Воспитывал нас Алекс сам, никого не завел, не привел домой и жениться не собирался вообще. Почему Алекс, а не папа? Не знаю. С самого начала так повелось. Алекс и Лара. А потом только Алекс.

Сейчас мне четырнадцать, Ляльке почти шестнадцать, и я решила, что нашему отцу настало время обзавестись женой. А вы помните, я целеустремленная.


Глава 3
в которой мы узнаем о Пашечкине и Ра.

– Пароль?

– На горшке сидел король!

Третий класс.

Любимая наша игра во дворе – в Звездные войны. Рыцари-джедаи против имперского флота. Обязательно кто-то должен попасть в плен. Это всегда самая лучшая часть. Пленнику выкручивают руки за спиной и волокут под деревянную горку, чтобы там пытать.

– Пароль?

Арсенал пыток, к моему тайному сожалению, не очень широк: крапиву на руке сделать, горчичник на спину – это когда ладонью так, чтобы прилипла, обстрел ягодами рябины или пообещать засунуть красных муравьев в трусы.

Тем сладостнее лихо отвечать “на горшке сидел король!”, точно зная, что и крапивка, и горчичник, и даже рябина полная ерунда, а в трусы к девчонке точно никто не полезет, особенно если ты в роли принцессы Леи.

Вот если бы все было по-настоящему…

Цепи, кнуты и плети, другие инструменты палачей, от одного вида, которых хочется умолять о пощаде и тайно надеяться, что палач не дрогнет и выполнит все, что только обещал, а ты, изнемогая от боли, так и будешь упорно повторять про короля и его позорный горшок.

Леей Пашка выбирал всегда меня. Он же выкручивал мне руки и вел “допросы”.

– Лисёна, ты все время бываешь Леей. Давай сегодня Катя?

Катя? Катя Филонова, которая называет меня Алиса-сосиса, потому что я люблю одеваться в розовое?

– Ты пожалеешь, Пашечкин, – сказала я тогда ему, но он не обратил внимания – выкручивал руки Катьке.

Я пришла к нему домой следующим вечером.

– Здравствуйте, – мне открыла его мама, – А ваш Паша курит и матерится!

Как они вообще могли мне поверить?

– П-п-павел! Это правда? – Пашкин отчим заикался.

Пашка что-то сказал, но я не расслышала.

– Я беру ремень. Б-б-быстро на диван!

Какая-то возня, странные звуки, Пашкин яростный вскрик.

– Алиса, я тебя провожу, – Анжела Львовна подталкивает меня к двери и выставляет на лестничную клетку.

Я стою, жду чего-то, но больше ничего не слышно. Я разочарована. Мне жаль, что не удалось ничего увидеть, но еще больше мне жаль, что Алекс потом сказал мне только:

– Запомни, лисенок, с ябедами никто не дружит.

А Пашка и вовсе сделал вид, что ничего не произошло.

Давно это было, но моя третья, тайная страсть так никуда и не девалась.

Сейчас мы с Пашкой лучшие друзья.

– Пашечкин, – звоню я ему, – У меня в четверг пересдача по истории, Османская империя. Помоги, а?

– Давай, – Пашка всегда покладист, – Как там Илария?

Он безнадежно влюблен в Ляльку. А Лялька влюблена в Ра, тоже безнадежно. Но в него безнадежно влюблены вообще все, кроме меня.

Ра – Равиль Вячеславович, наш географ. Ему тридцать два, и он красив, как египетский бог солнца. Все девочки с седьмого по одиннадцатый класс сохнут по нему. Он на самом деле красавчик, вылитый Киану времен первой Матрицы. Я даже пыталась переименовать его в Нео, но не вышло, Ра он был еще до того, как мы с Лялькой пошли в школу.

Я единственная девушка в школе, которая к чарам Ра имеет непрошибаемый иммунитет. Но у вас он бы тоже был, случись с вами такая история, как со мной.

Это было в первом классе. Я бегала на перемене, как заведенная, хотя нам запрещали. То ли я споткнулась, то ли линолеум был слишком скользкий, но я прокатилась на животе и врезалась лбом в чугунную батарею. Крови было, будто поросенка резали. Орала я примерно так же. Откуда взялся Ра на нашем этаже, где размещалась началка, неизвестно, но он первый оказался рядом со мной.

Ра сел на пол, схватил меня на руки, зажал пальцами рану на лбу и держал, пока учительница моя и медсестра вызывали скорую. Помню, что я вопила, а Ра говорил мне в ухо:

– Тихо-тихо, малыш, тихо. Не бойся!

А где-то рядом стояла застывшая от ужаса Лялька.

Потом приехала скорая. Тетка в белом халате и с железным ящиком сказала, что надо зашивать.

– Если ты будешь кричать и вырываться, – сказала она мне, показывая огромную кривую иглу, – Моя рука может дрогнуть, и игла проколет тебе глаз!

– Этого не случится, – сказал Ра и положил ладонь мне на глаза.

Я до сих пор помню это ощущение: теплая рука закрывает мне пол-лица, и я затихаю, как птичка, на клетку которой накинули платок.

Ему пришлось отнести меня к себе в кабинет, потому что я вцепилась в его пиджак и отказывалась отпускать. Он так и вел свой следующий урок со мной на коленях, пока не пришел Алекс, и не забрал меня.

Эта история – предмет зависти всех идиоток нашей школы. Алису Аристову держал на ручках Ра! Дуры. Мне было шесть лет, и что романтичного в том, чтобы измазать красивого мужика соплями, кровью и слезами?

К счастью, у Ра есть понимание, а может, он просто все забыл. По крайней мере, на уроках он никак меня не выделяет, да и вообще не обращает внимания, как, впрочем, и на всех остальных учениц.

Проблема только с моей Вафлей. Я видела, как они вместе с Ра ходили курить и о чем-то весело болтали.

Пора мне действовать.

Глава 4
в которой Алиса действует.

Понадобилось три недели, чтобы все устроить.

Османскую империю я Вафле сдала. Пашечкин хорошо натаскал меня – от зубов отскакивало. Наталья Владимировна только утвердилась в мысли, что я педагогически запущенна. Может, она и права.

Алекс всегда много работал, еще и учился параллельно. Это он сначала только в школе был психологом, потом консультировать начал, а после того, как вытащил сына-суицидника губернатора нашей области, обзавелся обширной клиентурой из разряда солидных господ и их семей. В гимназии правда все равно остался на четверть ставки – из уважения к учебному заведению, которое его приняло в сложные времена.

Мать у них был Новосельцев. В смысле, Лялька для меня была всем: заботливой старшей сестрой, наилучшим другом, защитником и вообще кем угодно, хотя разница у нас всего полтора года. И Алекс ей очень доверяет. Они вообще дружочки, со мной Алекс не так. Если и смотрит на меня, то все равно куда-то мимо. Лялька говорит, что это потому что я слишком сильно похожа на Лару. Ну да, сестра у меня умная, а я красивая.

И тут Вафля с ее намерениями. Мои дворовые Звездные войны померкли.

На горшке сидит король.

Наталья Владимировна не робкий Пашечкин, и не палач, о котором я мечтала. Но ее намерения прямы, ясны и вымечтаны мной. Вот кому особое удовольствие твердить про короля и горшок, точно зная, что игры в пленных закончились, и все будет по-настоящему.

Ляльке я, конечно, объяснила все по-другому. Что типа Вафля клевая, и если все получится, то нам вчетвером будет здорово. Она сомневалась, но на все мои идеи сестра смотрит, как профессионально деформированный Алекс: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось. Тем более, что речь шла пока только о небольшой поездке за город.

План я придумала очень простой. Вафля моими стараниями согласилась сходить с нами в кино в одну из суббот. Алекс по выходным часто работает зимней даче. Приёмы он там не ведет, пишет статьи или еще что-то. Мы едем с Вафлей в кино, по дороге говорим, что ненадолго надо заскочить на дачу – передать Алексу ключи или какие-нибудь бумаги, а там дальше как пойдет…

Пошло все, как по маслу. Я же целеустремленная.

Такси попалось удобное, мы с Лялькой ржали, как лошади: сами шутили, сами смеялись. Наталья Владимировна тоже. Вообще было видно, что эта поездка ей интересна, хоть она и чувствовала она себя не совсем в своей тарелке. До дачи мы добрались уже когда стемнело.

Двери в нашем поселке запирать не принято. Во-первых, там охрана, во-вторых все свои, из тех самых солидных господ. Дачу эту Алексу губернатор подарил, после неприятностей с сыном. Мы ввалились все втроем.

– Обязательно выпьем чаю! – вещала Лялька. Она первая проскочила небольшую прихожую, ведущую прямо на кухню, – Мы же промерзли…

Она замолчала так резко, что я сначала подумала, что с Алексом что-то случилось. Может, на него напали, и он лежит теперь там с проломленной головой.

Сзади ахнула Вафля.

Наверное, я медленная, но я не сразу сложила из паззлов целую картинку: Ра, обнаженный по пояс, возится с кофе-машиной, сзади стоит неодетый Алекс, гладит его по обтянутому джинсами заду и подпевает какой-то песне, играющей по радио.

Лялька рванула к выходу так быстро, что чуть не сбила меня с ног. Не знаю, что там делала Вафля и куда она потом делась. Я видела, только джип, мчащийся на огромной скорости по обледенелой дороге и услышала звук, перекрывший своей глухостью визжащие тормоза и шины – стук тела, ударяющегося об капот.

Все в моем плане пошло, как по маслу. По маслу, которое разлила Аннушка.


Глава 5
Заключительная.


Мы остались вдвоем. В ватной тишине, в перетопленном доме – Ра не сразу сообразил, что нужно выключить бойлер.

Время разделилось на до и после, а мир на тут и где-то там. Где-то там Алекс сидел под дверями реанимации, а тут мы с Ра, онемевшие и обездвиженные, словно новости могли настичь нас только в этом месте.

– Алекс очень дорог мне, – это все, что сказал Ра в самом начале, дав понять, что не будет объяснять мне природу их отношений.

Мне и не хотелось.

Я долго не была в этом доме. Всегда складывалось так, что Алекс приезжал сюда один. В нашей с Лялькой спальне было пусто: стол, две кровати, торшер. Ни игрушек, ни даже книг. В комоде я нашла старую пижаму – сиреневые клубнички на белом фоне. Никак не могла вспомнить моя она или сестры. Решила, что Лялькина и натянула ее на себя. Рукава и штанины были слишком коротки, но мне было все равно.

Что толку описывать время, которое просто остановилось. Ра несколько раз готовил какую-то еду, но мы оба не могли к ней притронуться. Он пытался отправить меня спать, я отказалась. Я бы может и заперлась в спальне, но мой телефон остался в Лялькиной куртке – зачем-то я сунула его ей в карман, когда мы забирались в такси.

Алекс сидел под дверями реанимации, я сидела рядом с креслом Ра. Я ждала новостей. Мы оба ждали.

Так прошла ночь, потом день. К вечеру я сдалась, уснула прямо на полу. Ра отнес меня в кровать. Я хотела открыть глаза, хотела не засыпать больше, но не смогла. Мне снился сон. Густой серый туман, стылый, мокрый, а в нем электрические разряды, еле видные. Слишком слабые, чтобы возникла искра между двумя проводами, как в машине, когда не может завестись мотор.

Следующим утром мы были на кухне, когда на телефон Ра пришло сообщение. Он читал его долго. Так долго, что ужас, который все эти дни витал где-то во вне, обрушился на меня весь разом. Мне стало страшно, до визга, до боли в животе, что Ра сейчас подойдет и снова закроет мне лицо своей мягкой ладонью, чтобы страшная новость не проткнула мне глаза огромной кривой иглой.

Я не могла остаться без Ляльки. Не могла. Не могла. Никак не могла. Я уже однажды осталась без Лары…

– Ляля проснулась, – услышала я голос Ра, – У нее серьезные травмы, но она выздоровеет. Сейчас нужно только время.

Я спала. В тумане моей головы снова и снова вспыхивали отсветы электрического разряда, но он был все еще недостаточно силен, чтобы я могла рассмотреть картину.

Я проснулась только к вечеру. Ра сидел за пустым письменным столом, будто караулил меня.

– Тебя нужно было наказать тогда, – он повернулся ко мне и начал говорить, – Для ремня ты была слишком мала, но крепко отшлепать стоило. Ты ведь знала, что бегать по коридору нельзя. Алекс был не согласен со мной. Он считал, что тебе и так досталось: боль и страх от травмы и того, что происходило позже. Естественные последствия, так он объяснял. Он очень ошибался. Детям нужны рамки, часто жесткие, чтобы чувствовать себя защищенными. Естественные последствия слишком тяжелая ноша для маленького ребенка.

Ра говорил, а туман в моей голове рассеивался, будто откуда-то подул холодный ветер. Два проводка со слабой искрой наконец замкнулись друг на друге.

Ветер правда был холодный, и я все время ныла. С первого дня, как мы приехали на отдых в санаторий: Лара, Лялька и я.

– Алиса – ребенок с повышенными потребностями, – виновата объясняла Лара мои истерики и капризы окружающим.

Может, у меня и были повышенные потребности, но тогда я просто хотела домой. Мне не нравилось в этом санатории все: наш номер, еда, люди, мрачные сосны и особенно этот ветер. Лара не выдержала и недели, собрала нас и мы поехали в город. Сначала на автобусе до станции, потом на поезде, на такси уже до дома. Алекс не встречал нас – Лара хотела сделать ему сюрприз.

– Ты была виновата, что упала и разбила себе лоб, – услышала я голос Ра.

– Как с Ларой? – спросила я, зная, что его ответ раздавит меня, превратит в комок мокрой бумаги и смоет в канализацию, как кораблик маленького Джорджи, где его будет ждать зубастое чудовище из Оно, – Тогда я тоже была виновата?

– Нет, Алиса, – Ра поднялся из-за стола и встал возле кровати, – Это был несчастный случай.

Всего через день после нашего приезда Лара выпала из окна. Она всегда была чистюлей, но кто моет стекла в середине февраля, стоя босиком на карнизе семнадцатого этажа?

Мы вернулись слишком рано из-за моего нытья, слишком не вовремя.

Все это время Алекс смотрел мимо меня вовсе не потому что я слишком похожа на Лару. Он считал свое отношение естественными последствиями.

Ра зачем-то снимал ремень. Звякала пряжка.

– Тогда произошла трагическая случайность. Но сейчас ты виновата в том, что произошло с Лялей. Она в больнице из-за твоих игр, из-за уверенности, что тебе позволено все.

Ра подошел еще ближе и сдернул одеяло с кровати. Мне больше не за чем было прятаться.

Это не было похоже на игры в Звездные войны, это не было похоже на Матрицу, хотя Ра сейчас как-никогда напоминал Нео. Я не была в плену, он не угрожал мне, не хотел пытать меня, не хотел вызнать пароль. Мне было некому говорить "на горшке сидит король".

– Мне нужно что-то снять? – спросила я только для того, чтобы нарушить эту невыносимую тишину.

– Не надо. Тебе и так будет больно и стыдно. Ляг на живот, – он взял меня за плечо, чтобы повернуть.

Вытянувшись, я не к месту подумала, что ему было бы гораздо приятнее смотреть на Ляльку – у нее уже отросла грудь и стали круглыми бедра, не то что у меня. Еще и эта пижама, из которой я давно выросла...

После первого же удара я попыталась вскочить.

– Лежи, пожалуйста, ровно, – рука Ра легла мне на поясницу и крепко прижала к матрасу, – Мы только начали.

– Тебя никто никогда не наказывал, Алиса, – второй удар был еще больнее.

Ремень снова свистнул в воздухе.

– Но никто никогда и не прощал.

Я заплакала.

Это великолепно.

Все шло как по маслу, которое разлила Аннушка. Ну кто еще так умеет играть словами.

Зашла спросить, куда дели Вафлю?
Финал выехал без главного персонажа с ружьем, зато с бодрым гей-роялем в кустах.

Нет, клево клево, но куда дели Вафлю?
Хорошо же общались.

"Почти смешная история". Илария Ларовна или Алексовна?)

13. Ее любимая академическая тема.

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

...и читал газету.

можно было бы подумать, что рассказ мой, но увы.

что-то не так тут с интонациями и ритмом. от этого рассказ похож на слишком тонкую ткань, которая расползается прямо в руках.

цитаты хороши и к месту.

Начали с двух сестер, закончили парнями))

У такого рассказа должна быть своя аудитория, его можно называть каким угодно, но только не слабым.
А вот мой вкус совершенно идиотский - споткнулся об отдельные слова и их непривычно-вольные сочетания (включая название рассказа). Вот же чистоплюй, итить меня.

_________________
"Но автор уже изнасиловали все правила..."

(C) Кассандра

Извините. Не моё. Ну, школьная тематика...

_________________
- Слушай, Стекляшкин, ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове. 

Перечитал. Сейчас зашло чуть лучше, чем вчера. Сюжет устаканился. Автора не предполагаю. Текст не зашел.

Хороший текст. Качественный, плотный, динамичный. Остальное - дело вкуса, история на любителя, но все сделано очень последовательно, и акценты хорошо расставлены.

Рассказ написан очень бойко - автором, который умеет управляться с языком и сюжетом. В начале так вообще без сучка и задоринки, в конце все же появляются шероховатости. Например, не сразу понятно, кто угодил под машину (я поначалу думал на Вафлю). Или мысли героини в конце о том, что ее сестра смотрелась бы выгоднее (в глазах гомосексуалиста скорее наоборот).
Напрашиваются параллели с Мишкой-маньяком. Там - мальчик, здесь девочка, там историк и географиня, здесь историчка и географ, там мама рано умерла, здесь тоже. И т.д. и т.п.
Но Мишка мне понравился больше. В нем больше жизненной правды, герои живее и потому вызывают сопереживание.
Здесь мерисьюшная история с героями-марионетками, которые поступают, как автору заблагорассудится. Захотел автор - и Вафля послушно отправилась со своими ученицами и в кино, и на дачу, потребность в этом герое пропала - и Вафля словно испарилась из рассказа. Пожелал автор - и молодая мама двух малышек выпрыгнула из окна от известия, что муж, видите ли, бисексуален. Полиаморный, бисексуальный папашка так вообще все время на заднем плане - за исключением короткой любовной сцены. И понятно почему - он ведь главная трагическая фигура здесь, но автор-то задумал не трагедию, а очередную историю любования очередной монструозной девочкой. Которая (история) окончательно превратилась в фарс в ненужной финальной порке. И т.д. и т.п.
Короче это рассказ из тех, которые с увлечением читаешь, в конце разводишь руками от слишком фарсового решения, а потом быстро забываешь, так как ничто из описанного не имеет к тебе никакого отношения. Это и есть "мерисью".
Автор, надеюсь вы не обидитесь. Эта критика - по гамбургскому счету, уже не пробы пера, но состоявшегося автора.