Клуб "Преступление и наказание"

Не знаю, как кому, а мне в охотку утром на работу пешочком пройти. Солнце еще не высоко, жарить начнет ближе к обеду, ветерок легкий… Лепота, одним словом.
До отделения охраны правопорядка, где я имею честь служить, идти минут двадцать. Это быстрым шагом.
Да и сам городок наш небольшой, за пару часов весь обойти можно.
Здание нашей конторы под стать городку, маленькое. Все мы сидим в одной комнате. Начальник наш, Борзов Иван свет Фомич. Татьяна Снежкова, солнышко наше незаходящее – инспектор по делам несовершеннолетних, по совместительству машинистка, архивариус и еще пара должностей, когда приходится. Участковые инспектора – Шатило Петр, Дима Тарасик и я, Самохин Николай. Как говаривали в ранешние времена, ваш покорный слуга. Хотя слугой я отродясь никому не был. Еще стажер Саша Маслов.
Когда я вошел, на месте была только Таня. Сидит, делом важным занимается – коготки подпиливает.
Хорошая девочка. И лицом и умом не обижена. Даже странно, что еще не замужем.
Только я за стол сел, Иван Фомич явился. А там, потихоньку-полегоньку, и остальные подтянулись.
Первая половина дня как обычно прошла. То есть – без происшествий. Есть в провинциальной жизни такая особенность. Некоторая размеренность и однообразность бытия.
Как-то незаметно время обеда подошло. Тарасик домой отправился, Шатило и Иван Фомич на месте остались.
Я тоже домой не пошел. Чего там делать? Жена к родственникам в Крым поехала, дитенок в лагере отдыха… Таскаться, опять же, по жаре…
А Таня пирожков напекла. Вкусных…
Только-только закончили мы трапезу, вваливается Тарасик. Форма одежды – полуофициальная. В смысле, форменные брюки и майка.
Иван Фомич уже рот было разинул, чтобы сделать ему втык, да так и закрыл его.
Следом за Тарасиком заходят две девушки весьма приятной наружности. Первой на вид так лет двадцать три – двадцать пять, рослая, худощавая. Но ничуть не угловатая. Светлые волосы коротко подстрижены. Вторая, рыженькая, совсем молоденькая, школьница еще наверно, ростом пониже и заметно покруглее. Судя по заметному сходству мордашек, сестры, не иначе.
Из одежки у них пляжное полотенце и рубашка Тарасика. Это на двоих.
Ограбили, что ли? Нет, на жертв преступления девчонки похожи мало. Интересно, что они умудрились отколоть?
Тарасик садится за стол и начинает составлять протокол. Тут же все и выяснилось.
Приехали в наш городок на каникулы две девочки. Студентка столичного вуза и сестра ее младшая, в этом году только школу закончила.
Городишко у нас не курортный, но пляжик имеется. Девчонки его не игнорировали. Исправно загорать ходили. Видно, были они совсем без комплексов, потому как купальниками они себя обременять быстро перестали.
Оставайся они на пляже, проблем у них не было никаких. Захотелось девочкам загара без белых пятен, ну и пусть их. И не такое видали. Чай, не медвежий угол. Что естественно, то не безобразно. Ну, разве что, парни пристали бы.
Но сегодня девчатам вздумалось общественность шокировать. Решили они прогуляться в таком виде по набережной.
Общественность возьми, да и возмутись. Тут как раз Тарасик мимо проходил. Само собой, совсем мимо пройти не получилось. Пришлось забрать проказниц.
В отделении сестрички повели себя насквозь неправильно. Изобрази они раскаяние, пусти слезу, глядишь, отделались бы простым внушением. Даже несомненно.
Так нет, права качать начали. Одно слово – оторвы. И куда только родители смотрят?
– На каком основании вы нас задержали? Ах, люди возмущались? А где письменные жалобы граждан?
И дальше в том же духе. Грамотная девочка. Не удивлюсь, если учится на юридическом. То-то пополнение будет…
И младшая туда же. Стреляет глазками.
– А что мы такого сделали? Вы знаете, кто наш папа?
Иван Фомич сперва даже опешил маленько, а потом серчать начал.
А девицы не унимаются. Старшая полотенечко так слегка приспустила:
– Вам, наверное, скучно здесь сидеть, вот вы и решили найти повод…
Иван Фомич терпел-терпел да и кэ-эк хрястнет кулаком по столу.
– Ма-алча-ать! Обе! – И, уже потише, Тарасику. – В холодную их. Пусть поостынут.
Холодной у нас называется цокольное помещение. Камеры задержания у нас нет, но если надо кого-то изолировать на пару часов, мы туда его запираем. До выяснения обстоятельств. Или до приезда машины из райцентра.
Температура даже в жару там градусов не выше пятнадцати. Я девчатам не завидую.
Увел Тарасик девиц. Лязгнул засовом, вернулся.
Вздохнул Иван Фомич, обвел всех взглядом:
– Ну, – спрашивает. – Что делать будем?
– А что тут думать, – говорит Шатило. – Дело ясное. Административное наказание и пускай гуляют дальше. Небось, с полосованной задницей поостерегутся телешом ходить.
– Другие предложения есть?
Молчат все.
– Так. Самохин, Маслов, тащите скамью. А ты, Шатило, давай за прутьями.
Депутаты наши разлюбезные, чтоб им всем еще сто лет жить, и все сто раком ползать, когда поправки в соответствующие кодексы, или как они их теперь обозвать изволили – тьфу, уложения, принимали, в разделе «применение» накалякали: «Особая мера, на усмотрение оперсостава».
Вот так. Никакой регламентации. На свой страх и риск. Действуй и тебя оценят. А если что – так ответственность за злоупотребления предусмотрена – мало никому не покажется. Может быть, поэтому в больших городах эти «административные наказания» так и не прижились. Там по старинке обходятся – дубиналом.
Неподалеку, через пару домов, у нас ручеек в овражке протекает. Там и прутья растут подходящие. Хорошие розги, даже мочить не требуется.
Скамейка для экзекуций, то бишь административных наказаний, у нас тоже что надо. Местная мебельная фабрика постаралась. Сделано на совесть. Полированный дуб. Петли для рук и ног из натуральной кожи. Все, как в лучших домах Парижа.
Вытащили мы со стажером ее из чулана, установили посреди помещения, благо места хватает. Дыхание перевели. Тяжелая, зараза.
И пыльная. Последний раз месяц назад ее Томка-продавщица животом полировала. Страдала девочка недосыпом в тяжелой хронической форме. А также недоливом и недовкладом. Ну и как ее, такую больную, к ответственности привлекать? Решили полечить. Мы с Шатило вроде бы хорошо с этим справились. Всыпали, как говорится, по первое число, а потом, когда задница зажила, снова вызвали и выдрали повторно. Для профилактики. Помогло!
Замечаю, как Таня передергивает плечиками. Дело понятное.
У Танюши с этой скамейкой особые воспоминания связаны. В тот день, когда ее доставили, рыбонька наша вуалехвостая умудрилась посеять пару важных бумажек. Иван Фомич еще с утра был не в духе. А тут новая скамья, как рояль в кустах… Короче, пришлось Танечке спускать трусишки и опробовать новую мебелюшку по полной программе. Высек Фомич ее собственноручно, по-отечески, – любя, но сурово. Нас, конечно, из кабинета попросили, так даже на крыльце Танькины вскрики были слышны. И сидящей ее до конца недели никто не видел.
Конечно, пожалуйся Татьяна куда следует, неприятностей у Фомича бы было выше крыши. Телесные наказания подчиненных уставом не предусмотрены. Но не стала Таня жаловаться. Поплакала, как водится, да и успокоилась. Правильно все поняла.
Бывают случаи и похлеще.
У нас в позапрошлом году ЧП вселенского масштаба было. На свалке труп обезображенный нашли. Прокурорша из области даже приезжала. Куколка – будьте-нате! Но это так, между прочим. Опер, из ее свиты, за рюмкой чая поведал, что эта фифочка, перед тем как идти на очередной суд, укладывается на такую вот скамеечку и сержант что есть дури порет ее до кровавых рубцов на круглой попке. «Чтобы злее быть», – так она мотивирует свою оригинальную подготовку к судебному заседанию. И, видно, оно того стоит, потому как еще ни одному урке не удавалось вывернуться, если в процессе участвовала эта дама.
Да шут с ней, с прокуроршей, весной у нас вот какой финт приключился. Стоим с Тарасиком, возле входа, анекдоты травим. Смотрю, подьезжает авто, выходит дамочка лет тридцати, вполне себе приличная, в руках мешок с канцелярскими отходами. Подходит это она к мусорнице, напротив отделения, и всю эту дрянь – р-раз – мимо урны. И идет себе обратно, как ни в чем не бывало. Ну, Тарасик ее, конечно, тормозит, мол, приберите. А дамочка плечиками пожимает, не мое мол, и все тут. Ну, тогда, пройдемте, гражданочка.
Прошли. Тарасик, давай ее стыдить, потом в шутку говорит, мол, пороть за такое надо. А фемина, глазками хлоп-хлоп, и давай пуговички расстегивать. Ну, если женщина просит…
Короче, сходили мы за прутьями, разложили эту распустеху, да и всыпали ей как следует. Встала она, оделась, слезки вытерла и укатила восвояси. Мусор, кстати, без напоминания убрала.
До сих пор, в толк не возьму, зачем такой культурной, на вид, воспитанной женщине понадобилось свинячить, да еще прямо напротив отделения…
…Только мы со скамейкой закончили, Шатило вернулся, с пучком прутьев.
Достал Иван Фомич спички, вынул три, у одной головку отломил.
– Тяните.
Мне обломанная и досталась. Вот и ладненько. Не люблю я это дело, между нами говоря…
Нет, не поймите неправильно. Против административных наказаний я ничего не имею. Полезная вещь. Иногда.
Прошлой осенью на моем участке молодежная банда завелась. Натурально, три девчонки лет четырнадцати и одна пятнадцати с половиной. Заводила, значит. Тяпнули стащенного старшенькой у родителей коньячку, и решили пополнить свой бюджет за счет соотечественников. И название своей организованной преступной группировке придумали соответственно. «Банда разбойников «Сейлор Мун»». Мультик, вроде бы, какой-то заграничный так называется.
Успели они ограбить двух школьниц и пьяненького гражданина. Потом первая жертва добежала домой, а родители брякнули нам.
В отделении разбойницы ревели и дружно топили друг друга. Особенно, когда им продемонстрировали скамью, розги и, поскольку «административные средства» использовать в процессе дознания запрещено категорически, пригрозили отдать протрезвевшему к тому времени гражданину на поток и разграбление.
А какие серенады раздавались, когда в актовом зале школы, где проходил показательный суд над паршивками, отгородили угол, и приехавшая из района инспекторша (Танюшка наша розги в руки брать наотрез отказалась) плотненько занялась ими – камень разжалобить можно!
Зато по подростковой преступности мы теперь чуть ли лучшие в районе…
Кстати, после суда инспектриса побеседовала и с Таней. Сугубо приватно. Не знаю, о чем у них там шел разговор, но судя по тому, что после него Танюха несколько дней не сидела в отделе, а рьяно обходила семьи с неблагополучными подростками, беседа была не столько познавательной, сколько содержательной… Настолько содержательной, что она даже юбку на джинсы временно сменила. Для удобства передвижений, наверное.
– Тарасик, выпускай этих бесстыдниц.
Со времени как их заперли, не прошло и двадцати минут, но девочки уже продрогнуть успели. Младшая аж дрожит.
– Замерзли, девочки? – нехорошо улыбается Шатило.
– В-в-в…
– Ну ничего, сейчас мы вас согреем, – Тарасик подтолкнул их к столу начальника.
– Согласно постановлению … №… от … об упрощенном рассмотрении мелких правонарушений, вы подлежите административному наказанию, – казенным голосом чеканит Иван Фомич. – Наказание приводится в исполнение немедленно.
Младшая возразить что-то порывается, но старшая в бок ее локтем толкает – заткнись, дескать.
На смазливой ее мордашке появляются следы мыслительного процесса. Забавное, однако, зрелище…
– И никаких бумаг в институт или родителям? – деловито так спрашивает.
– Ты поговори мне еще! – рявкает Иван Фомич. – Марш на скамью!
Другая на месте белобрысой тут бы и описалась. А эта хоть бы хны. Полотенечко отбросила так небрежно, да и пошла к скамье. Покачивая бедрами.
Фигурка у нее конечно – застрелиться! Такое тело грех прятать. Даже под теми ниточками, что сейчас купальником называют.
Улеглась девица, вытянулась. Поерзала, оборачивается.
– Привязывать не надо, – бросает сквозь зубы.
Шатило эту реплику мимо ушей пропустил. Ишь, партизанкой себя вообразила. Вскочит со скамьи, гоняйся потом за ней, коровой, по всему кабинету…
Затянул Шатило ремешочки тщательно, еще и подергал проформы ради. Потом прут выбрал и приступил.
Судя по тому, как она порку переносила, девахе такое воспитание явно не впервой. Видно, правду бают, что в столичных вузах ввели телесные наказания. Молчит. Только вздрагивает резко в момент удара и к скамье прижимается.
Впрочем, Шатило старается. Сине-красные полосы на половинках перекрещиваются.
После двадцати ударов девочка голосок таки подала. Охать начала, а потом и стонать.
Вот уже и полсотни. Да уж, нескоро девочка теперь загорать сможет…
Шестьдесят. Девка уже не стонет – воет.
Семьдесят…
– Хватит с нее, – буркнул Иван Фомич. – Отвязывай.
Встала поротая со скамьи сама, хоть и пошатываясь. К стенке отошла.
Теперь очередь младшенькой, рыжей-бесстыжей.
Характером она явно не в сестру пошла. Глазки предательски так моргают, губки дрожат – вот-вот расплачется. Мнется, в рубашку Тарасика кутается.
Тарасик ей аккуратно так помог от одежки избавиться и на скамью уложил, закрепил. Розгу сам взял.
После первого же удара завопила девочка так, будто режут ее тут. Балованная, надо же…
Притом, Тарасик явно жалеет правонарушительницу. Никакой тебе оттяжки или там хлестов по нежным местам. Но жалеет все-таки не настолько, чтобы внаглую халтурить. Рубцы на пухлой задничке вспухают очень даже неслабые.
А девчонка бьется в петлях и орет, что твоя сирена.
Танюшка, бедная, уши ладонями зажала. Шатило к окну отошел. Иван Фомич скривился как от зубной боли.
Смотрю, стажеру нашему тоже не по себе. На дверь поглядывать начал.
Тут Иван Фомич подозвал его, выгреб из стола мелочь, дал ему и сказал что-то.
Убежал Маслов, только мы его и видели.
Всыпал Тарасик девчоночке сорок пять розог, да и посчитал правосудие совершившимся. Возражать никто не стал. И так чуть не оглохли.
С баловницей же форменная истерика приключилась. Дергается на скамье, ревет-заливается. Старшая рядом присела, утешать начала. Таня наша тоже подключилась. Насилу успокоили.
А по улице народ, между прочим, ходит. Блин, теперь проходу не дадут, неделю будут спрашивать, над кем мы тут измывались!
Тем временем стажер наш возвернулся. Положил на стол пакет с какими-то цветными тряпочками, сел на свое место.
Стоят, нудисточки эти, глаза в пол. Младшая руками прикрылась. Надо же, стыд проснулся. Что хорошая порка с людьми делает…
– Ну что, девочки, все осознали? – строго спрашивает Иван Фомич. – Дополнительные разъяснения требуются?
Молчат. Носами шмыгают.
– Людей уважать надо. Фактурой вас конечно, бог не обидел. Но приличия надо соблюдать. Без обмундирования, где не надо, не шляться. А ну, отойди от стены!
Это он старшей. Ох, и ушлая девица! Пока наш начальник мораль читал, исхитрилась она прижаться задницей нахлестанной к прохладной стенке. Не бог весть какое, но все же облегчение.
– Не будете больше смущать граждан?
– Не будем, – тихо отвечает старшая.
– Не слышу!
– Не буду, – хлюпает младшая.
– Вот, девочки, вам обновки. Одевайтесь и больше не попадайтесь.
В пакете, который Маслов принес, две пары шорт и маечек были. Фасон не самый модный, но делать нечего. Принялись девочки натягивать обновки. Старшая морщится, младшая шипит от боли. Шортики-то наш стажер купил на размер меньше, чем нужно. А задница-то распухшая, да вся в рубцах…
Наконец, сестры удалились.
Я открыл первую попавшую папку. Что там у нас? Так, похищение курицы у гражданки Бородавкиной… разломанный забор у гражданина Евсеева… потравленный огород у пенсионерки Гурской…
Черт, ну не хочется работать, хоть ты тресни!
Смотрю – у всех настроение какое-то придавленное. Шатило курит возле окна. Четвертую папиросу подряд, между прочим. Танюшка подперла голову руками, смотрит в одну точку. Тарасик на служебном бланке загогулины чертит. Стажер наш вообще, как вышел на пару минут, так и зашился где-то. Иван Фомич и тот нахохлился, как сыч.
Вдруг встрепенулся начальник наш, подзывает к себе Татьяну.
– Это что? Это для кого? – и в бумаги тычет.
– Ой! – Таня только рот прикрыла ладошкой. – Я… я сегодня все переделаю.
– Ты уж будь так добра. А вы, ребята, скамью пока не убирайте. Глядишь, понадобится еще сегодня.
У Танечки даже кончики ушей пунцовыми стали. Села, уткнулась в бумаги, съежилась вся, бедолажка…
Тарасик папку подхватил и к дверям.
– Шеф, я по участку…
Иван Фомич только кивнул. Вали, мол…
Правильно, нечего тут сейчас отсвечивать. Я открыл свой склерозник. Ба, да у меня тоже неотложные дела имеются! Самое время их разгрести. Ну-ка, ходу отсюда!
Вышел я из здания, и тут меня как током шибануло. Что ж это такое получается? Таньке взбучка конкретная светит, а мы, как волки позорные, в кусты?.. Не пойдет. Надо срочно что-то предпринять…
А если… Да, так вот и сделаю!
Я отер пот со лба и быстрым шагом двинул в сторону новостроек. Черт, только бы Венька никуда не смылся...
…Блин, ну как чувствовал! Еще пару минут и топтаться бы мне у закрытой двери... А ну-ка, иди сюда, мой маленький Мук!
Вениамин у нас хакер. Не тот, который вирусы пишет и из-за границы товар вагонами по краденым кредиткам заказывает, а натуральный, на все три фазы сдвинутый на компьютерах. Я его как-то уже привлекал. В качестве эксперта-аналитика. Стопроцентно неофициального, само собой. Соображающий пацан. И не болтливый, что весьма немаловажно.
К телефонам и линиям коммуникации у Венечки с детства особая страсть…
…Вернувшись, застаю там классическую картину хлебом: «Наведение марафета перед визитом начальства».
Скамейку, ясен пень, уже прибрали. Танька, с преисполненным энтузиазма лицом, орудует тряпкой. Форменная юбка ее самым неуставным образом задралась, демонстрируя великолепные ножки. Э-эх, где мои семнадцать лет…
– Чего встал столбом, давай подключайся! – рявкает Иван Фомич. – Из района звонили, шишкарь какой-то инкогнито с проверкой! Гарун-аль-Рашид, мля… Дава й, в темпе! Срач развели, мля, скоро грибы расти начнут!
Ну конечно… Из района… Наша фирма работает как часы. Ничего, заодно и приберемся...
С трудом прячу ехидную усмешку. Получается плохо. Пожалуй, надо будет усы отпустить…
Немножко жалко, что Таня так и не узнает, кто в прямом смысле прикрыл ее задницу…
Резкой трелью заходится телефон. Иван Фомич хватает трубку.
_ Да, Тамара Васильевна. Не могу пока… Не могу! Как только, так сразу!
Тамара Васильевна – это теща нашего шефа. Особа стервозности редкостной. Чуть что не по ней – хоть святых выноси. Хоть я и не представляю, чем вынос святых ей поможет…
Трубка шмякнулась на рычаг. Завелся начальник, однако…
– Весь телефон оборвала, – бурчит Иван Фомич. – Алканы какие-то в палисадник залезли, цветочки потоптали. Конец света, мля…
Алканы… И, разумеется, теща требует прибытия Ивана Фомича, лично. На меньшее она никак не согласна…
И почему мне сразу представилась хитрющая физиономия Тарасика?
Танюшкина юбка завернулась уж совсем неприлично. Я скосил глаза. Та-ак… а что это за красный след у нее на бедре? Неужели?..
Святые угодники! Да когда же шеф успел…
Танька снова сверкнула прелестями. А может, это просто след от складки ткани?
Тут солнышко наше явно почувствовала, что ее нескромно разглядывают. Она быстренько оправила юбку, оставив меня терзаться догадками.
</div>

Спасибо!

Прочитал, и прямо как в молодость окунулся. Когда я был маленький, в детской комнате милиции всегда была скамейка, правда вместо розог - солдатский ремень.
Сам я не попадал на правеж, был хорошим мальчиком, а вот мои одноклассники были хорошо с этими предметами знакомы: за пьянку и попадание в вытрезвитель, а также за мелкое воровство отведали ремешка на скамеечке, что в обычное время использовалась для ожидающих приема.
Из знакомых девочек только одна удостоилась чести быть выдранной и то по настоянию мамы. В лютый мороз она на прогулке в группе продленного дня на спор лизнула ворота Румянцевского садика (был такой в Ленигнраде).
Что тут началось! Дети кричат, у учительницы истерика.
Мимо шел дворник, он быстро принял меры и оттаял девочку от ворот, (то то смеху было)
ну а мама повела ее в детскую комнату разбираться.
Впрочем, пряжкой не били.

_________________
С наилучшими пожеланиями

А сейчас, если волю дать, с пряжки и начнут.
Чтобы в быт вводить Систему, надо сознание людей сперва отрихтовать.
А то, не будут успевать хоронить...

А понравилось . Спасибо автору. Еще одна миленькая история из прекрасного тематического далёко.

Автору cпасибо !

"И сидящей ее до конца недели никто не видел".
А я, как всегда, про свои 5 копеек . Глубокоуважаемый Будимир, как по-Вашему надо выдрать человека чтобы ему было больно сидеть хотя бы на следующий день? Не говоря уж про несколько дней... Этот вопрос обсуждался на форуме, а ответ на него даже мне, новичку, увы, известен: после порки вроде описанных Вами сидеть НЕ БОЛЬНО. А чтоб было больно - надо до мяса буквально, даже не до "кровавых рубцов". Я понимаю, что цепляться с реализмом к весёлому рассказу мб и не совсем корректно ... И всё-таки...НУ ЗАЧЕМ ПИСАТЕЛИ ПИШУТ НЕПРАВДУ ?...

_________________
Нижняя нежная артистическая натура.

Писатели пишут неправду, чтобы ее читали.
За правдой - на улицу. Или можно прочесть инструкцию к утюгу...

P.S. Да, кота Бегемота и Дюймовочки не существует. Хотя, я бы не зарекался...

_________________
Нижняя нежная артистическая натура.

_________________
Нижняя нежная артистическая натура.

_________________
Нижняя нежная артистическая натура.

Да, это проблема.
Все-таки этот форум не просто литературный, а тематически-литературный. И поэтому многие читатели, которые в реале только начинают или хотят начать, ищут в рассказах подмогу. А рассказы часто сбивают их в этом с толку. Почему так? С одной стороны, многие авторы (и хорошие авторы, текстам которых хочется верить) являются либо тематическими виртуалами, либо людьми с небольшим и весьма специфическим реальным опытом. С другой стороны, некоторые авторы намеренно пишут "не про порку", считая, что "про порку" - это неинтересно для просвещенной публики , "низкий" стиль, "все уже написано" и т.д. и т.п.
Что делать? А не знаю. Я, например, сразу вижу, текст от реального тематика или виртуального, и соответственно оцениваю. Вот рассказы Будимира для меня - милые тематические сказочки, просто приятные для чтения, но совершенно не садомазохистические по сути своей. Но у меня-то значительный реальный опыт. А у кого его нет и кто готов принимать все написанное за откровение? Может, в начале библиотеки и литературного форума вывесить специальное объявление, что не следует воспринимать опубликованные тексты как руководство к действию? Ничего более умного не придумывается.

_________________
Нижняя нежная артистическая натура.