Клуб "Преступление и наказание"

Однажды поехали мы в райцентр, за покупками в универмаг.
– Еще брандахлыст можно в холодильник положить, а потом к ранке прикладывать, – учила дорогой мать, повернувшись к нам с переднего сидения.
– Я в их возрасте уже сам брандахлыстом был, ги-ги-ги, – гиеной засмеялся отец, важно оглаживая лысину.
– Витя, за дорогой следи! – оборвала мать. – Не хватало нам еще одной аварии, а то и второй охромеет.
– Охромей Вахрамей, – захихикал папаша. – Пенсию платить будут, – но руль больше не бросал.
– Пенсия пенсией, а здоровье не купишь, – рассудительно вздохнула мать. – Вон тебе от плеши никакая зарплата не помогла. Что агрономом был, что директором стал, а лысина только растет.
– Это у меня практически боевое ранение! Долг, отданный Родине! – напыжился отец.
Лысеть он стал сразу после армии. По его словам облучился, загорая на крышке шахты межконтинентальной ракеты с ядерной боеголовкой.
Переезд был перекрыт шлагбаумом.
– Значит так, щеглы неоперившиеся, – глядя на проносящийся мимо поезд, поучал отец, – смотрите по сторонам, может, что где плохо лежит. Тогда уж не плошайте, хватайте сразу и волоките в машину.
– А что там может лежать? – простодушно спросил Пашка.
– Что угодно, это же оплот цивилизации в наших прериях, райцентр. Видишь, тут даже поезд ходит, – переезд открылся. – На дальней станции сойду, трава по пояс, – запел отец, посылая машину вперед. – Сойду в траву, как в море, босиком.
– Только не будьте дикарями, – поучала, кутаясь в душегрейку, мать, – заборы не тащите, а то с вас станется, – вздохнула и вытерла глаза уголком платка.
– Я вас здесь высажу, – машина остановилась напротив хлебозавода. – Пойдете прямо, на площади найдете машину. Понятно?
– Так точно, – надрессировано ответил я.
– Присматривай за братом, – напутствовала мать.
– Держите хвосты пистолетами, – добавил папаша и УАЗ умчался к площади Ленина.
Мы не спеша пошли по улице, ныряя в тень деревьев и присматриваясь.
– Кран, – первым заметил брат.
Я оглянулся по сторонам. Никого не было, а водителям редких машин мы были не интересны. Попинал торчащую из земли трубу, открутил вентиль. Напились.
– Вкусная вода.
– Такая же, как у нас, – не согласился я. – Наша даже вкуснее.
– Трубу не украдешь, – рассудительно поправил очки брат.
– Вентиль можно скрутить, – пассатижами, когда-то украденными из комбайна, я свернул гайку, еще раз оглянувшись, сдернул вентиль и спрятал в карман.
– Ловко мы, – восхищался Пашка. – Просто шли и нашли, как гриб!
– Угу.
– Батя будет рад, – брат подобрал четвертинку кирпича и спрятал в висящую через плечо объемную холщевую сумку.
– Угу.
Незаметно дошли до площади. Остановились, разглядывая Ленина, указывающего «правильную дорогу». От крашеного в желтое универмага нетерпеливо посигналил УАЗ. Вздрогнув, мы кинулись к машине.
– Где вас носит, пострелята? – зло спросил отец.
– А мы думали… – начал Пашка.
– Вы думали? Не смеши мои штиблеты. Значит, дело такое, – родитель понизил голос, – надо будет добыть козла…
– Чего добыть? – не понял я.
– Кого! – папаша смерил меня долгим взглядом. – Мамка ваша, овца, козла себе присмотрела. Понятно?
Мы молчали, переваривая.
– Какого козла? – наконец спросил я.
– Обычного козла, только козу, – ясности не прибавилось.
– И семеро козлят? – осторожно спросил Пашка.
– Правильно мыслишь, – отец потрепал его по кепке, прикрывающей белобрысую голову, – но несвоевременно. Пока нам и вас хватит, козлята… Начинать надо с козы. Короче, не перебивайте отца! Сейчас я сдам вон туда, – узловатый палец указал на проулочек между универмагом и деревянной хибарой. – Влад, ты выскакиваешь и помогаешь мамке затянуть козу. Потом садишься спереди и мы едем домой, как ни в чем не бывало.
– А мне что делать? – спросил брат.
– Тебе, вахлаку, заткнуться самому и помогать заткнуть козу.
УАЗ сдал назад. За хибарой была небольшая вытоптанная лужайка, по которой мать тащила упирающуюся козу. Я выскочил и начал помогать. Вдвоем заволокли добычу в машину, назад. Я сел на переднее сидение и УАЗ рванул, как спугнутый заяц. Похищенная попыталась кричать.
– Валь, заткни ее! – нервно сказал отец, зыркая по сторонам.
– Как? – растерялась мать.
– Как хочешь!
Мать начала гладить зверя, приговаривая:
– Коза-дереза, шерстка шелковая, рожки острые…
Коза заблажила пуще прежнего.
– Козлятушки-ребятушки, ваша мамка пришла, молочка принесла…
– Паш, сними кепку и заткни ей глотку! – заорал отец, останавливаясь перед закрытым переездом.
– Кому? – не понял брат.
– Козе, баран!!! Не Вальке же!!!
Пашка неуверенно снял кепку с накладными кудрями и боязливо попытался засунуть в пасть.
– Что ты трясешься?! – закричал отец.
– Укусит…
– Как она тебя укусит?! Это же травоядное!!!
– Мало ли…
– Суй!!! – УАЗ проскочил рельсы и запрыгал по колдобинам.
– А-а-а-а!!! – заорал укушенный Пашка.
– Что ты? – испугалась мать.
– Укусила-а-а!!! – брат залился слезами.
Коза поддержала завыванием.
– Заткнись! – материнская оплеуха заткнула Пашку. – И ты тоже заткнись! – рывок за рога лишил голоса козу. – Я вас выдрессирую! – мать сняла жалостливую маску и вернулась к привычной вспыльчивой мрачности. – Удушу, падлы купоросные!
До самого поворота на Горовку мы ехали молча.
– Валь, зачем тебе коза? – свернув на родную дорогу, нарушил молчание отец.
– Вить, она так жалобно на меня смотрела… Глаза такие добрые… Не то, что у наших волчат. Молоко опять же.
– Молока с нее не ахти, – закурил «Приму» папенька, – как и у тебя мозгов. Кормить животное чем будем?
– Небось прокормим. Сена выпишем, соломы привезешь. Она даже полынь жрет, я помню, у нас в детстве была похожая.
– Если полынь… – задумался, – можно в огороде с краю да на задворках привязывать, чтобы бурьян поела, а то косу портить жалко.
– Видишь? – обрадовалась мать. – Будет польза.
– Все относительно, – «бычок» полетел в форточку, – кому польза, а кто-то без козы остался, ха-ха-ха, – громко захохотал, испугав пленницу. Отсмеявшись, затянул:
– И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева. А снится нам трава, трава у дома, зеленая, зеленая трава.
Под веселое пение УАЗ допрыгал до деревни.
– Если вас кто спросит… – начала говорить мать.
– А кто нас может спросить? – испугался Пашка.
– Не перебивай! Кто угодно, хоть Моргуненок твой. Всем говорите, что козу купили.
– Подозрительно получается, – поскреб лысину отец. – Коз в районе мало – это раз; никто не покупает козу, если есть корова – это два.
– Тогда говорите, что Владу для лечения козье молоко прописали, а козу бабка Дуня отдала. Никто же не проверит.
– Толково, – одобрил отец, – так всем и говорите, опездолочи. Сами добыли что-нибудь или все за батькой прячетесь?
– Вот, – я показал вентиль.
– В хозяйстве сгодится. Все?
– Кирпич, – робко показал брат.
– Кирпич, – хмыкнул отец. – Сам ты кирпич. Не ахти.
– Ты же говорил, что в хозяйстве все сгодится, – обиженно надулся Пашка.
– Сгодится, главное, что не в убыток. Ладно, оставь, скажешь училке, что у тебя камень из почки вышел.
– Как вышел? – не понял Пашка.
– Дерево, натуральное дерево, – присвистнул отец. – Я тебе потом объясню, а то все равно забудешь.
– Вить, не свисти, денег не будет! – дополнила мать.
Пока она нянчилась во дворе со скотиной, мы, под чутким руководством отца, готовили в сарае «козлятник».
– С другой стороны, – развалившись на табурете, курил отец, – коза в хозяйстве тоже не лишняя. Молоко, – загибал палец, – сыр, мясо засолить можно, из шкуры пошить что-нибудь ширпотрепное. Женщину заменить может, как у Робинзона Крузо, хотя вам еще рано про это. Или тигра подманить можно…
– У нас есть тигры? – боязливо оглянулся Пашка.
– У нас есть бараны, – родитель метко выщелкнул окурок в оконце на навоз, – и они сейчас передо мной, ха-ха-ха, – захохотал, перепугав курей. – Как ты приколачиваешь? – заорал на меня. – Сильнее бей, утконос гамбургский, не бабу по жопе хлопаешь!
Я начал стучать сильнее.
– Вот так, как строитель коммунизма! – отец достал из кармана «четверку» «Пшеничной», свернул ей голову, выпил из горлышка. – Главное в жизни, это труд, – назидательно поднял палец вверх. – А в труде главное – чуткое руководство, – схватил себя за челюсть, словно Гамлет череп Йорика. Покачав головой, отпустил челюсть и сказал: – Нормально, отсюда не выскочит.
– Витя!!! – влетела мать. – Коза!..
– Чего там? – поспешно спрятал недопитую бутылку.
– Коза!.. – мать всплеснула руками.
– Да что стряслось?! – отец неохотно встал с табурета.
– Коза на крышу залезла!
– Какую крышу? – не понял он.
– На дом…
– Шутишь? – выскочил из сарая.
Мы кинулись следом. Коза стояла на плоской крыше кухни, возле печной трубы.
– Как она там оказалась? – почесал лысину отец.
– Я хотела ее в огород, а она вырвалась, на бочку скок, на мастерскую скок, а оттуда на дом.
– Ме-е-е-е, – громко подтвердила коза, нагло глядя на нас.
– Валь, ты очумела?! Ее же с дороги увидят!
– Ме-е-е-е! – коза подошла к краю крыши, начала бить копытцем.
– Серебряное копытце, – вспомнил диафильм Пашка и подставил кепку, ожидая монет.
– Серебряное корытце, – передразнил отец.
Поднялся хвост и Пашку окатило вонючими катышками.
– Еще и срет на нас, скотина! – взъярился отец.
Подхватив с дорожки кусок гравия, бросил в козу. Она повернулась и стала корчить рожи, презрительно крича.
– Заткнись!!! – отец бегал по двору и швырялся камешками. – Я тебя урою, контра! Я тебе покажу козью морду! Кузькину мать!
– На, – Пашка протянул найденный кирпич.
Отец в запале засветил четвертинкой. Коза шарахнулась, в листе шифера откололись две волны.
– Твою контрреволюцию! – отец, тяжело дыша, уставился на Пашку. – Какого лешего ты мне кирпич дал?
– Помочь хотел… – попятился брат.
– Помочь?! Крышу кто ремонтировать будет? Пушкин? Или вы, лежебоки? Опять за батькиной спиной отсидеться хотите? Всегда так: один с сошкой, семеро с ложкой!
– Вить, не кричи так громко, – одернула мать. – Сроду ты с сошкой не был.
– А ты? Ты, коза, со своей козой!!! Крыша треснула!!! Одни убытки! Что делать?
– Может, вы с Владом на крышу залезете? – робко предложила мать. – И снимете ее?
– Как?
– По лестнице.
– Козу? По лестнице? Чтобы или рогами или копытом ударила? Или обосрала, как Пашку?
– Она меня еще и укусила, – наябедничал брат.
Коза верещала на всю деревню.
– Стойте здесь, следите, – отец кинулся в дом.
Выскочил с ружьем.
– Витя! – кинулась наперерез мать. – Не стреляй!
– Козу жалко? – прищурился отец.
– Дурак! – сварливо ответила мать, постучав его по голове. – Крышу прострелишь.
– Вдоль крыши ее сниму.
– Там же дорога, застрелишь кого-нибудь.
– Хм… Влад, неси лестницу и ставь вон там, – пожевав губами, решил он, – буду в сторону сада стрелять.
– А если там кто идет? – не сдавалась мать.
– Нечего шляться, – отрезал. – Сами виноваты. Влад, лестницу!
Я приволок лестницу, отец забрался на нее. Прозвучал выстрел. Коза пронзительно закричала, будто Пашка, которого бьют. Второй выстрел. Упала с крыши. Подергалась, с болью и презрением посмотрела на нас и издохла.
– Вот тебе и трава у дома, – спустился отец. – Шкуру попортил…
– Ничего, – мать старалась не смотреть нам в глаза, – зато мяса пожарим. Все равно у коз молоко вонючее…
– Лучше засолить, – подумав, сказал отец, – раз уж не удалось как Робинзон, так хоть попробуем, что он ел. Влад, пошли, будешь учиться коз потрошить.