Клуб "Преступление и наказание"

По рассказу Irra


О троллях

«…Маленький, грустный домовой сидел у холодной плиты, давно забывшей огонь. Мерно покачивая нечесаной головой, держался он за обвязанную щеку, стонал - жалостно, как ребенок, и в его мутных, красных глазах билось страдание» (А. Грин. «Словоохотливый домовой»).

В рассказе Грина тоже действие происходит в Норвегии или где-то около. Фольклорный персонаж, милый и трогательный человечек, является незримой частью семьи и переживает, оставшись без «хозяина». Не впервые можно заметить у Irra определенное сходство с русской литературой начала двадцатого века.

Тролль Мортен присутствует в первом же эпизоде рассказа – они с героем плывут в открытое море. Этот эпизод сам по себе выразителен и красив, и его можно рассматривать как самостоятельную небольшую историю, точнее, зарисовку. Куда герои плывут, зачем плывут – не столь важно, важны их разговоры и небо и вода вокруг.

Один за другим появляются образы: обледеневшие камни – лодка - корка льда - тролль как темное пятно - свет зажженной жировой лампы - нос, руки, башмаки тролля. Далее – небо и темная вода фьорда. Тролль в цепочке образов из реального мира воспринимается, наряду с остальными, таким же реально существующим, как лед, лампа или вода. Последовательное появление зрительных образов, их смена, в отличие от статичной картинки, передает движение. Визуальные образы в этом рассказе органично сочетаются со словесным повествованием. В отличие от «Пасодобля», в котором визуальных образов было слишком много, здесь автор их «приручил», они хорошо соотносятся с сюжетом и смыслом рассказа.

«Детской сказкой» тролль в тексте назван в кавычках. Эти кавычки дают понять, что тролль существует. Троллю придает достоверность его странный и неказистый вид: «огромные, несоразмерные с маленьким круглым тельцем руки и такие же огромные башмаки». Все натуральное, как правило, не идеальное - не идеально ровное, не идеально круглое, не идеально белое, и так далее. Мы знаем это из житейского опыта. Нелепость облика тролля помогает автору и читателю в него поверить. Кроме этого, нелепый (с человеческой точки зрения) и трогательный вид придает ему что-то общее со зверюшкой, подчеркивает его принадлежность не к миру людей, но к другому миру (не обязательно загробному). Это способ выражения авторской позиции, авторской симпатии.

Тролль не только видим, но даже осязаем, как мы узнаем в конце рассказа: « …Стали свидетелями странной картины: высокий русоволосый парень словно обнимал маленькую, круглую пустоту». Как раз перед тем, как исчезнуть из рассказа и из жизни героя, тролль обрел наибольшую реальность – его можно потрогать руками. Это подчеркивает эмоциональную остроту момента.

Тролль имел в жизни героя такое значение, что герой воспринимал свою фантазию реально существующей (вплоть до тактильных галлюцинаций), или же тролль действительно существовал и действительно никто, кроме героя, не мог его видеть? Я склоняюсь к первому варианту, но это не имеет большого значения. Если тролль был реальным, в художественном тексте это не мешает ему иметь и символическое значение. Точнее, значения - их несколько, отчасти даже взаимоисключающих. Тролль многомерен. Он сложнее, чем домовой в рассказе Грина.

Тролль - это эгрегор, источник силы. Это дух родины: «Я не могу оставить эту землю, я есть только здесь, нигде в другом месте меня просто нет!». Возможность видеть фольклорных персонажей – редкий дар. У Фейхтвангера приводится легенда, что только те короли, которые из местных династий и сами являются частью страны, - могут видеть гномов.

Отчетливо видеть воображаемых персонажей (любых) - своего рода дар. Опасный дар. С одной стороны, это проявление инфантильности – верить в троллей, с другой – это означает способность к творчеству. Якобы герой это оставил в прошлом, когда повзрослел и ушел из дома. Может быть. Имхо – если в человеке это есть, то это уже есть.

Тролль – это антипод героя: «высокий русоволосый парень словно обнимал маленькую, круглую пустоту». Это антипод и в то же время двойник, скрытое «я». Мортен - это та часть невротической личности, от которой хочется избавиться. Внутри высокого сильного взрослого человека упорно сидит кто-то маленький, хрупкий и неприспособленный к жизни. Это та часть родительского беспокойства, которая вошла внутрь личности и стала ее частью, и отчаянно кричит «надень шапку, а то умрешь от менингита!», даже когда мамы рядом нет. В рассказе у героя получилось оставить этого товарища на берегу, но я что-то сомневаюсь, что это в жизни так легко получилось. Это сложнее, чем пройти сколько там километров на веслах.

Мысль о пещере, в которой живет тролль, и знакомство с этим троллем - это начало взросления героя, начало сепарации от родителей (что приблизительно совпадает с нашим началом школьного возраста). Мортен присутствует в жизни героя с момента первого побега (и первой порки) до того времени, когда герой окончательно покидает дом. Любопытно, что сначала тролль был символом свободы и ухода из дома, но впоследствии он стал сдерживающим, «сберегающим» фактором. Некий аналог школы, которая сначала является для ребенка чем-то новым, делает его взрослее, а потом уже излишне сдерживает и тянет назад в детство. Для дальнейшего развития от Мортена стало необходимо сепарироваться, как и от родителей.

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

Мне кажется, Жгучая Крапива, что Вы филолог. Или другой гуманитарий. Хотя так понимать другого человека в созданном им тексте и через этот текст понимать то, что он и сам в своём тексте не совсем понимает, может и не только филолог, а просто мыслящий неординарно и сильно человек. Свободно мыслящий, незаёмно. А ещё - умеющий выразить свою мысль в слове так, что появляется какой-то магнетизм притяжения: хочется ещё и ещё раз перечитывать. Собственно, этот «магнетизм притяжения» хороших авторов и хороших рецензентов и удерживает на ПиНе, где частенько штормит. Здесь – интересно. И во многом благодаря Вам.

Спасибо за рецензию.

Да, шикарная рецензия . Не удивлюсь, если это глубже, чем задумывал сам автор.

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

О ломающей порке

По рассказу Irra

Первой порки в рассказе почти нет (это когда герой удрал в пещеру), она описана очень лаконично, мимоходом. Но она важна для сюжета и композиции – ею заканчивается детство и начинается отрочество, и появляется Мортен.

Первая порка отделяет детство героя от отрочества, вторая и главная – отрочество от юности (). По композиции рассказа повторений порок не предполагается, это нарушило бы эту четкое деление порками этапов жизни героя.

Зато вторая порка является кульминацией рассказа и описана подробно. С любовью к деталям, можно сказать. Тематически очень хороша «прелюдия», когда отец и сын общими усилиями направляют лодку к месту будущего наказания. Удачна фраза: «Хорошо, что не в доме»). Такие «мелочи» радуют сердце тематика, но все же время текст грустный, без смакования и веселья, присущего описаниям порки в тематической литературе. У того же автора была очень веселая порка в «Лекарстве от любви», а здесь порка печальная. «Эта жажда продлить время в преддверии неминуемого, мерзлый хлев, равнодушно жующая корова, копна сена, брошенная отцом на лавку... « (feyerverk) Но некоторое сходство с «Лекарством от любви» прослеживается, веселый добродушный предатель-боцман несомненно похож на добродушного экзекутора Олафа.

«Соль» второй порки в том, что она «ломающая». По задумке отца «сберечь сына может только особая преграда... Эта преграда – боль. Сильная, невыносимая, жестокая… И страх…».
«Ломающая» порка - такое явление, которое некоторым тематикам особенно интересно. Интересно допороть (быть допоротым) до психологических изменений. Эти изменения могут иметь конкретный внешний признак (например, крик – для нижнего, который категорически запрещает себе крик), но могут его и не иметь, в случае, когда потеря контроля, подчинение или что-то иное, что появилось, внешне выражается совокупностью малозаметных признаков. От нижнего требуется, с одной стороны, не сдаваться быстро, не терять лицо после первого удара, иначе ломать будет нечего (кстати, это метод обороны от ломающей порки – ломаться сразу), но все-таки в один момент позволить себе его потерять, иначе как бы нет изюминки. Естественно, это в основном из области фантазий и в условиях бдр происходит редко – но иногда происходит.

Ломающая порка может быть темой фантазий (или даже любимой фантазией) и «верхнего», и «нижнего» тематика. Она может быть встроена в разные сюжеты и соответственно менять эмоциональную окраску. Чрезвычайная опасность, от которой отец спасал (сберегал) сына, могла быть реальностью. В то же время, опасность могла быть преувеличена в восприятии тревожного родителя. Наконец, опасность, от которой сберегают таким образом, могла быть на самом деле быть чем-то хорошим и даже необходимым. В рассказе автор оставляет свободу додумывать, мы не знаем, что ждало героя в открытом море – гибель или счастье. Бесспорно лишь желание отца удержать героя дома как причина порки.

Момент «ломания» («ломки»?) является кульминацией рассказа и кульминация порки (эти кульминации совпадают в тематических рассказах, иногда нет) « пытается справиться с болью… не принимает её, а значит, она не становится для него преградой... И порка продолжалась. Долго. Мучительно долго…Руне казалось, что он кричит – отчаянно, оглушительно, – но это были уже тонущие в сплошном рыдании мольбы…»

Кульминация тем не менее не очень четкая (в отличие, например, от рассказа Социалины «Козлик», в котором тоже совпадает кульминация рассказа с кульминацией порки). Момент ломания (ломки?) описан немного смазано, что читателю надо перепроверять себя: сломался герой или нет? Отец вешает плетку на гвоздик и выходит – значит, закончил работу. Получил результат, что хотел.

У читателя может возникнуть еще один вопрос в связи с ломанием: если оно состоялось, почему герой все же покидает дом? В какой-то мере эта порка помогла добиться цели отца. Сын еще год пробыл дома, а не сбежал снова через неделю. Но сын был слишком «заточен» на побег, всей предшествующей жизнью (см. ниже про сбережение).

Повторение ломающей порки по сути ее невозможно. Если что-то сломалось, то оно сломалось, в силу чего повторно это сломать нельзя. Ломающую порку повторить невозможно, если только не повернуть время назад. Поэтому отец не делает такой попытки через год, когда сын снова убегает из дома. Кроме того, ломающая порка ломает не только наказуемого. В отце тоже что-то надломилось. Энергии уже нет. Отец слишком много эмоций в нее вложил, и второй раз на такое его бы уже просто не хватило. Человек может перестать скандалить не потому, что изменилась ситуация или он изменил к ней отношение, а потому, что выдохся. Если было слишком много эмоций в связи с чем-то, может быть второй раз не собраться, не решиться.

Сцена второй порки как бы выделена из общего хода рассказа написана так красочно, что может существовать как зарисовка отдельно от остального текста (то же можно сказать о начальной сцене с появлением Мортена в лодке среди скал – это своего рода миниатюра внутри произведения).

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

О сберегающих

«Стремление уберечь, сохранить, оставить как есть - по сути, амбивалентно, оно, с одной стороны, обеспечивает человеку существование и мало-мальский комфорт, а с другой - противостоит собственно жизни, тяге в непознанное, неведомое. Родитель, наказующий свое дитя, ограждающий, воздвигающий запреты и рамки, не дающий пойти на риск, на опасность - безусловно, оберегает. Искренне, от всего сердца. Но и убивает в каком-то смысле. И это отражено в тексте, этот драматизм, эта двойственность»( feyerverk).

В советском мультфильме дитеныш динозавра в огромном яйце изнутри стучал клювиком в скорлупу: «Выпусти меня!» Скорлупа отвечала: «Я выполняю свой долг!» - и не выпускала. Так динозавров и не стало. Мультфильм был аллегорическим. СССР со своим Сусловым засушил идеологию, сделал из нее непробиваемую скорлупу, ограничитель для мысли. Во всех сферах жизни запретов и безопасности было слишком много. Итог мы знаем.

Это один из вариантов сбережения – догматический, идейный, условно, чисто условно, назовем его «мужским».

Другой вариант сбережения, без всякой системы и даже с отвращением к оной, я условно назову женским. Не трогай это – оно сломается. Не трогай то – руку сломаешь. Преувеличенная осторожность, хаотические запреты без идеологии, часто в сочетании с парадоксальной беспечностью в отношении какой-либо реальной опасности.

На удивление много людей, выросших в условиях такого сбережения. Одной моей знакомой в детстве запрещали посещать каток – это опасно. Другой в детстве запрещали ездить на велосипеде – это опасно. «Муж усадил меня на велосипед силком!», - рассказывала она,- «и мне понравилось ездить». «Силком» она произнесла с довольным смехом. Можно не одобрять насилие, но надо признать, что это едва ли не единственное решение вопроса при нагромождении нелепых запретов (или нелепых невыполнимых хотелок, которые выполняют роль запретов, так как из-за них ничего нельзя). В одной канцелярии сломался принтер. Начальница запрещала его трогать. Вдруг он сломается еще больше. Принтер не работал, это было страшно неудобно. Пришел ее муж, она на него тоже завизжала нельзя-нельзя. Он проигнорировал все, что она говорила, покрутил что-то в принтере - принтер заработал, и канцелярия заработала нормально. В Теме истерическое безмотивное «сбережение» является проблемой - одних надо заставлять (тех, у кого оно есть), а других не надо, и главное не перепутать.

Это такой условно женский вариант сбережения, и по описанию в рассказе на это похоже, по интонациям, по эмоциональной окраске. В рассказе отец и сын, но такое «сбережение» было бы более органично для матери и дочери. Однако, у родителей героя по сюжету для тревожности есть причина. Точнее, рациональной причины нет, но есть объяснение (для постоянного беспокойства). Если к безмотивному «все нельзя» добавляется мотив, пусть даже спорный мотив, посттравматическое сбережение, невротическое, как в рассказе.

По сюжету отец и мать героя много лет не могут оправиться от потрясения от того, что во время родов жизнь матери была в опасности. У отца еще раньше была расшатана психика, по официальной версии - тем, что погиб в море его отец. На самом деле неврозы и неустойчивость психики редко объясняются чисто внешними и случайными причинами, скорее сыграли роль отношения внутри ближайшего окружения отца в детстве и юности и его природные особенности нервной системы. На этом варианте я остановлюсь подробнее, хотя это уже в какой-то степени домыслы и автор, возможно, будет не согласен.

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

Безмерно интересно было прочесть это, по сути, отдельное литературно-публицистическое произведение с названием «О троллях и остальном» - умное, с юмором, с широкими аналогиями, с ярким и одновременно точным языком!

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493