Клуб "Преступление и наказание"

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

Тринадцать, именно 13, не лирическую героиню?

Неловко, право.
Я начинаю возбуждаться
Мне как-то автор больше л.г. нравится

_________________
Фельдфебеля в Вольтеры дам. (с)
https://vk.com/id595229493

Первого января, сразу после полудня, я села в машину и вбила в навигатор Llanfachraeth – точку почти на самом краю земли, валлийское название которой, я не могла не то, что выговорить, но даже просто прочитать: глухая эль в начале слова не давалась мне никогда. В багажнике лежала дорожная сумка с вещами, в бардачке – оливье. Вопрос, зачем мне с собой столько одежды и новогодний салат, висел в воздухе, и у меня было достаточно времени, чтобы над ним подумать – карты говорили, что до края земли рулить примерно пять часов.

Спонтанность и склонность превращать все в балаган гнали мой автомобиль в сторону Бирмингема. Его голубые, волгоградского вида многоэтажки на въезде в город, подчеркивали ощущение нереальности и сюра происходящего.

Это не побег, это отпуск, оправдывалась я сама перед собой. Праздники – тяжелая ноша, которую хочется бросить и бежать в место с непроизносимым названием, пока завернутую в подарочные упаковки серую тоску (чем выше гора под наряженной елкой, тем серьезнее рецепты на противотревожные препараты) вытеснит раскрашенная в цвета повседневных дел рутина: синим – работа, красным – домашние дела, желтым – накопленные обязательства.

С Рождеством я справилась на отлично. В Сочельник купила уцененную индейку, готовый соус к ней, брюссельскую капусту с беконом, уже нарезанный пастернак, смешанный с мёдом и карамелью, бисквитное полено и новую скатерть. Почти весь следующий день мы, по установленной мной же традиции, провели в Глостерском соборе.

– Новое Рождество – новый собор! – провозгласила я.

Без должного энтузиазма новую привычку не укоренить.

Муж, который однажды клялся с суде на телефонном справочнике, потому что его взгляды слишком атеистичны для Библии и Корана, не возражал. Ему нравилась безлюдность пространств и пустота дорог, на которых фазанов, встречалось больше, чем машин.

В прошлом году мы ездили в Солсберийский собор. Там была трехметровая ель, украшенная простыми маленькими лампочками, которую я нюхала со всех сторон. Ее хвоя пахла лесом и цитрусами. Подвешенная под высокий свод луна отражалась в черной воде купели, и мальчики в хоре пели так чисто, что наверняка ангелы в виде двух предпринимателей средней руки заглянули внутрь послушать.

В Глостере ель ничем не пахла, купель я не нашла, муж развлекал себя фотографированием длинного каменного лаваториума, куда сотни лет назад писали монахи, созерцая изящные витражи с библейскими сценками. Вечером я приготовила ужин и на этом поставила галочку “выполнено”.

Новый год я собиралась проигнорировать, но тридцать первого декабря под давлением собственных же стереотипов (всем нужен праздник, как встретишь так и проведешь, уныние тяжкий грех) сдалась: достала из гаража минималистичную металлическую елку, гирлянды и игрушки. Хваленая британская выдержанность отказала соседу справа – он, возившийся с чем-то в своем гараже, кинулся помогать мне с выпавшими, катящимися по асфальту пластиковыми шарами и нервно уточнил, в курсе ли я, что Рождество уже прошло. Это развеселило меня.

Я делала оливье, когда увидела сообщение. Черт меня вообще дернул заглянуть в ноутбук. Письмо, похожее скорее на прощальную записку отчаявшегося самоубийцы, чем поздравление. Я перечитала его два раза, не переставая нарезать соленые огурцы ровными кубиками. Многословные строки послания были пусты. За ними не было боли, не было страдания, я не увидела ничего и испытала привычное уже раздражение.

“В новогоднюю ночь каждый имеет право на чудо” – очередной стереотип тут же навалился на меня своей железобетонной непоколебимостью, сдобренной хорошо выдержанным чувством вины.

“Вы не обязаны”, – прозвучало в моей голове, – “Ни отмечать, ни отвечать”.

Казалось, мой психотерапевт стоит рядом, и сейчас начнет помогать с салатом: чистить яйца и картошку, делать заправку. Я понимала, что он прав, но платила ему слишком много денег, чтобы послушаться и сделать, как он говорит.

Я слушала плач в моей трубке, жалобный, горький, способный тронуть камни, и не чувствовала ничего – цепь ее предательств, крупных и мелких, замкнулась, отрезав нас друг от друга. Я говорила, что все будет хорошо, что в новом году будут новые дни, полные новых событий, но слова мои были так же пусты, как строки послания, на которое я откликнулась, не приняв во внимание, что сама тоже имею право на новогоднее чудо.

Високосный год наступил. Мы пропустили полночь и чокались бокалами с сидром, так и не синхронизировавшись с запущенными на ютубе курантами. На придвинутому к дивану столе были мандарины, оливье, запеченные толстенькие микро-утки и ноутбук, показывающий Обыкновенное чудо. Увлеченный любимым фильмом, муж, как всегда, держал меня за руку. Я сделала фото. В кадр вошел кусок скатерти, хвост кота, мои пижамные штаны с кроликами, свитер и рука в руке. Неидеальное, среднего качества, не тянущее на праздничное, без единого фильтра, но абсолютно правдивое, я отправила его в инстаграм.

Ночь продолжалась. Психовал Волшебник, его красивая, снулая жена что-то говорила, козел с этикетки бутылки сидра импозантно улыбался. Мой телефон завибрировал очередным сообщением, теперь в телеграмме: несколько строчек поздравления из бесснежного Таллина. Сдержанные, сформулированные только для меня слова, разгоняющие муторность всей прошлой суеты, успокаивающие, словно прохладные пальцы легли на разгоряченный от затяжной болезни лоб. Мне стало тепло. Объективная реальность вдруг наконец далась мне в ощущениях.

Утром я уехала. Сбежала – отсидеться, спрятаться на краю земли, от самого невыносимого праздника – собственного дня рождения.

– Ты где? Куда ты пропала? – мой телефон вибрировал тревожными сообщениями.

– Я еду в Уэльс, – ответила я, зная заранее, что будет дальше.

– Ты не говорила, – в голосе детская обида.

Когда бы я могла сказать, если мы не общались почти неделю?

– Это спонтанное решение, – я говорю правду, но чувствую себя так, будто меня поймали на вранье.

– Ясно.

Это короткое слово всегда предшествует обвинениям, замаскированным, похожими на свежую липкую паутину: начнешь сопротивляться – окажешься полностью беспомощным, сплетенным по рукам и ногам, но в этот раз я взрываюсь.

– Что ясно? К чему эти интонации? Я не сделала ничего плохого.

– Я просто тоскую, – отступает она, – Хочешь…

Она предлагает мне все сокровища мира и луну с неба впридачу – то, что я так долго и безуспешно просила у нее и не могла получить.

– Хочу, – мой ответ искренний и такой же четкий, как понимание, что она снова не сдержит свое обещание.

В Чешире я сделала остановку – заправиться и купить кофе.

– В Риге еще холоднее, – теперь зазвенел телеграмм.

Этот обмен короткими сводками погоды уже стал одним из немногих моих удовольствий, от которых не отказаться.

“В Копенгагене туман, прием! Прием, Оксфорд смывает дождем, как слышно?”.

“Моросит, +2. Или – странное солнце, +8”, – это ровно столько информации, сколько я готова выдавать в эфир, вымотанная последними месяцами сложных отношений, в которых мне так и не нашлось места. И принимающая сторона не против.

– Куда вы едете? – отчего-то вопрос не застал меня врасплох.

– На край света, – я не стала спрашивать, откуда она знает.

– Рулите осторожно.

– И пришлите, пожалуйста, – добавила она после паузы, – Координаты вашего края света.

– Широту и долготу? – мне было сложно удержаться от ёрничания.

– Широту и долготу.

Не задумываясь, я скопировала с навигатора градусы и минуты, отправила и поехала дальше.

До места я добралась уже в полной темноте, проведя много времени в деревне с названием Llan­fair­pwll­gwyn­gyll­go­ge­rych­wyrn­dro­bwll­llan­ty­si­lio­go­go­goch.

Ночевать я должна была в гостинице. Номер оказался маленьким, душным и больше похожим на монашью келью, но я сочла это справедливой платой за спонтанность. Окна выходили на перекресток, где все еще стояла украшенная светящейся гирляндой елка, из паба внизу доносилась музыка, где-то рядом было море.

Я спустилась заказать какой-нибудь алкоголь и может быть еды. Кровавая Мэри оказалась прекрасна, рыба тоже, но я осилила только пару кусочков – аппетита не было совсем.

“Я люблю тебя моя девочка”, – бежали строчки на моем телефоне, – “У нас все будет хорошо, поверь мне”.

В баре был полумрак, танцевальную музыку сменило что-то лиричное, водка мягко плескалась в моей крови, затуманивая голову. Мне захотелось расслабиться, по-настоящему, убрать все напряжение, отпустить обиду. Новый год – новые старты, новые, как только из магазина, шансы. Каждый из нас их заслуживает бессчетное количество раз. Почему этот случай должен стать исключением?

“Я тоже тебя люблю”. Внутри было пусто и глухо.

Просто нужно время, объяснила себе я и заказала вторую Мэри.

Утром, сдав ключи, я поехала наугад. В коттедже, который я сняла на четыре дня, меня не ждали раньше трех пополудни. Я завернула в ближайшую деревню, увидев знак, указывающий, что до пляжа полторы мили. Ирландское море, серое, неспокойное, билось о камни, выплескивалось на песок. Мокрый ветер сносил верещащих чаек к берегу.

“Нахальная утка отказалась от моей булки. Я в Тампере. Тут бесснежно”, – звякнул телеграмм.

“На краю земли +7 и шквалистый ветер”, – ответила я, – “Утку порицаю”.

“Позавтракайте”, – пришло в ответ всего одно слово.

Я провела весь день возле маяка South-Stack. Моросил дождь, очень мелкий. Он висел в воздухе, словно скалы накрыло слишком низко спустившимся облаком. Ветер, ставший ураганным, не дал спуститься к самому маяку – с узкой, уходящей вниз серпантином лестницы сдувало буквально.

Я делала одно фото за другим, сотни кадров со всех возможных точек. Мне захотелось поделиться, но я колебалась. Я давно научилась молчать о том, где я, как я, и что у меня. На это были причины, думать о которых, я избегала всяческими способами. Это нескромно, нечестно, несправедливо – наверняка, я забыла что-то из списка. Хорошо если на тебя просто обрушится буря из оскорблений, проклятий и обвинений, что ты отобрал и обобрал. Гораздо хуже многозначительное, выматывающее молчание.

“Ты как в кино!”

В это раз обошлось.

“Хочу тебя сюда”, – написала я, и поняла, что вру.

Время, когда это было правдой, прошло. Новые старты, новые, как только что из магазина, шансы. Старые предательства все еще были свежи и сочились кровью, как rare стейк умелого повара.

Может, надо больше времени, чем я думала.

Продрогшая, промокшая до трусов, надышавшаяся облаками и цветущим вереском, я порулила в коттедж. По дороге на заправке купила дров, спичек и конфет. Планы мои были невелики: согреться под горячим душем, растопить камин, завалиться на диван и смотреть привезенный с собой Твин Пикс с первой серии и до самого завтра.

Она снова рыдала. О другом человеке, о его жестокости, о несправедливости, о своем разбитом сердце. Сухие, в потеках смолы, дрова разгорелись за несколько минут. Я пила вино, оставленное мне гостеприимными хозяевами, слушала ее и думала о том, что завтра будет новый день – день моего рождения.

Я проснулась рано утром, около восьми и, едва открыв глаза, потянулась за телефоном. Он был пуст. Уязвленная разлившимся во мне разочарованием, я попыталась уснуть еще. Три часа разницы во времени давали и мне, и ей удобную фору, но она не собиралась ей пользоваться.

Мне ничего и не надо было. Я ничего не ждала. Я специально сбежала на край света, чтобы никто тут не лез ко мне с поздравлениями. Я видела, что она в сети, я смотрела, как она общается с другими, я недоумевала. Я молчала. Вечная ложь самоутешения в этот раз не работала.

К десяти я вылезла из кровати, приняла душ, выбрала себе темно-синие джинсы, толстовку с Мики-Маусом, взяла куртку, ключи от машины и вышла из дома. На выщербленной ступеньке стояла корзинка, полная цветов. Белые, розовые, нежно-фиолетовые гиацинты задорно топорщили во все стороны свои упругие, кудрявые цветочки. Хозяева дома оказались не только щедры, но и внимательны. Это тронуло меня.

Мне не хотелось возвращаться. Я поставила корзинку на переднее сиденье. Прямоугольная открытка, вставленная в букет, распахнулась.

“С днем рождения” – было написано на одной стороне.

Я порадовалась, что не на валлийском.

“Утка одумалась” – на второй.

Мой телефон по-прежнему молчал. Я открыла телеграмм, написала короткое сообщение, стерла его, набрала еще раз и отправила. Ощущение нереальности происходящего наползло на меня, окутало со мягко всех сторон. Губы мои поползли в стороны – я улыбалась. Утреннюю горечь смыло, как тусклую дорожную пыль дождем. Может, день и начался не так, как мне хотелось, но начался он хорошо.

Ответа я не получила.

Я отправилась завтракать. Уэльский Энглси – край переваренных яиц, пережаренных тостов и недозаваренного чая. Не осилив и десятой части завтрака, я двинулась в противоположную часть острова к следующему маяку под названием Пойнт Линас. Сердце мое скакало вместе с извилистой дорогой вверх и вниз. Нежные гиацинты благоухали настоящей весной.

Это просто цветы, говорила я сама себе. Приятная формальность, может даже просто вежливость. Двадцать минут времени и двадцать фунтов стерлингов. Ничего сложного, если знать долготу и широту.

Я понимала, как я звучу. Я понимала, каким вопросом мне стоит задаться. Почему на часах почти полдень (прибавим еще три часа для разницы), мой телефон полон поздравлений со всего света, в моей машине цветы, и только один единственный человек, еще день назад, уверявший меня в своей любви, игнорирует так, будто меня просто не существует?

“Что вообще происходит?”, – написала я.

Знать ответ я не хотела.

Она появилась только через полтора часа, уже после того, как в мою почту, как последняя капля в чашу упало, письмо с поздравлением от человека, которого я не слышала уже три года.

“Прости, я была без связи, вот только вернулась. Поздравляю, люблю тебя”.

Я не стала вслушиваться в ее интонации, отвечать длинно тоже. Чувство, что в моем горле что-то застряло, заставило меня откашляться.

“Это все ничего не значит, нельзя быть такой мелочной, нельзя обижаться на такие пустяки, тебе никто ничем не обязан, а день рождения – это просто один из дней в году”, – отчитала я сама себя, но ощущение, что я проглотила таракана, не проходило.

Какого черта – первый раз за очень долгое время возмутилось что-то во мне – сколько можно уговаривать себя, что тараканы – это не противно, что это всего лишь питательный белок и богатый минералами хитин, что в азии люди хрустят тараканами в свое удовольствие и не жалуются? Может, уже пора посмотреть на реальность максимально честно?

Я оставила машину на парковке и двинулась к маяку. Дорога шла вдоль высокого берега – не скалы, просто очень высокие утесы, покрытые травой. Маленькие лошадки с длинными, развевающимися на ветру челками и гривами паслись за низкой изгородью. Увидев меня, они подошли ближе, подставляя головы, как котики, требующие, чтобы их погладили. На ощупь они оказались мягкими и шелковыми.

Звякнул телеграмм.

“Хорошо проводите время? Чем вас порадовать?” – мои неуклюжие слова благодарности были проигнорированы.

Я уже дошла до маяка. Маленький, построенный, как башня замка, он не был похож на обычные. Вышло солнце, море посинело и теперь отражалось в вытянутой линзе, спрятанной за грязноватым стеклом.

Мне было хорошо на этом берегу, но я не собиралась быть тут одна. Больше, чем всегда, мне захотелось разделить эти ощущения.

“Я хочу видеозвонок с вами, прямо сейчас. Спасибо пожалуйста”, – мне самой не верилось, что я это пишу.

За все время мы ни разу не обменялись фото. Я предпочитала не знать, принципиально – мне на самом деле не было интересно, как выглядит человек по ту сторону экрана. Это было неважно. Это было небезопасно. Но сейчас мне было нужно, чтобы она увидела то же, что и я: этот белые стены маяка, с крестом на нем, море, качающихся на воздушных потоках чаек. Мне вдруг стало невыносимо мало наших обычных метеосводок.

Я понимала, что скорее всего этот звонок станет точкой в нашем странном общении. Я никогда не была красива. Для меня это не было проблемой, но для нее может стать. Я поостереглась бы еще вчера, но сегодня был мой день рождения, и цифра стала такая, что уже в общем-то глупо продолжать бояться и ограничивать себя хоть в чем-либо.

Связь в скайпе оказалась хорошей. От волнения я не видела почти ничего. Я крутила телефон во все стороны, чтобы ухватить панораму, я комментировала, но не слышала себя из-за сильного ветра, но слышала ее.

– Ваши глаза! – восклицала она, – Они синее этого моря!

Я вернулась в коттедж уже затемно. Из моего телефона снова доносились рыдания. Все о том же.

“Пожалуйста, хотя бы в мой день рождения, мы можем не говорить не о том, по ком страдает твое сердце?” – предприняла я еще одну попытку.

Бесполезно.

Я включила Твин Пикс. Снова подал голос телеграмм. Его звяканье – последнее, что я была готова услышать этим вечером.

“Непременно должен быть праздничный ужин. Пришлите потом фото”.

Почему, собственно, нет? До ближайшего паба можно было добраться без машины. Посетителей в нем почти не было, и я заняла самый дальний столик возле окна. Я выбрала стейк с овощами и домашнее вино. На все мне хватило часа.

По дороге в коттедж я отправила фото.

“Замечательно”, – фото сервированного мне ужина было оценено, – “Что из этого вы съели?”

Вторая часть сообщения застала меня врасплох. Еда оказалась великолепна, но от переполнявших меня впечатлений этого странного дня, я не смогла съесть ничего, кроме маленького кусочка мяса и кружочка огурца. С вином оказалось проще.

Я набрала ответ.

“Полагаю, обеда у вас не было, а с завтраком вы поступили таким же образом. Как и вчера”.

Я рассмеялась в голос прямо на улице. Мой синоптик видел меня насквозь.

“Это нехорошо. У вас есть возможность заехать в магазин? Если да, возьмите там яйца, бекон или ветчину и хлеб для тостов. Это будет для утра”

Магазин был по пути. Я отрапортовала сделанным у кассы фото.

“Отлично. Нам понадобится еще кое-что. Несколько прутьев. Двух-трех будет достаточно. Сможете найти?”

Выпитое вино разливалось теплом, прочитанные слова кружили мне голову.

“Конечно”, – ответила я, не собираясь идти дальше варварского отношения к природе.

“Напишите, когда будете на месте”.

Я вернулась в коттедж через полчаса. Покупки, прутья, гиацинты, которые я забыла достать из машины – вечер вряд ли бы мог быть более странным.

В телефоне все еще рыдали.

“Пожалуйста”, – сделала я еще одну попытку, – “Сегодня мой день рождения, помнишь? Ты можешь побыть со мной, а не со всей этой историей?”

Она не могла.

Я знала, что она сдуется быстро, но не думала, что настолько. Осознавать это было горько, заталкивать как обычно глубоко внутрь и делать вид, что ничего не происходит – уже бесполезно.

“Я дома. Ума не приложу, что готовить из прутьев на завтрак”, – набрала я сообщение.

“Это десерт”, – тут же пришел ответ, – “Сегодня он будет кстати”

“Я же не бобер”, – я попыталась пошутить.

“10. Пришлите фото, если захотите”

Я взяла прутья, бутылку с остатками вчерашнего вина, чистый бокал и поднялась в спальню.

Новый мой год. Новые старты, новые, как только что из магазина, шансы. Новогоднее чудо, на которое я сама тоже имею право.

Я сняла свитер, налила себе вина. Прутья, которые я выломала в первом попавшемся подходящем кустарнике, оказались как на подбор – недлинные, гладкие, не слишком тонкие, не очень гибкие, но для моих планов подходящие. Одного было достаточно: полосы на бедрах вспухали нарядные – белые сначала, потом розовые, нежно-фиолетовые, как гиацинты в подарочной корзинке. Я сделала их фото вместе.

“Очень красиво. О лучшем я и мечтать не могла”, – прочла я, уже засыпая, и было понятно, что мой синоптик говорит вовсе не о следах.

что-нибудь на тему "рубить хвост по кусочкам", в круге, на черном фоне, подошло бы .... к этой части точно