Клуб "Преступление и наказание"

— Что ты там все читаешь? И где твои партитуры?! Дай посмотреть! — Вероника дернула из моих рук книгу, я отпрянула, и со скамейки на сидящих внизу альтов посыпалось все, что лежало у меня на коленях: карандаш, нотные листы с недоделанным заданием по гармонии, рюкзак с учебниками и нотами по специальности. Партитура, черт ее дери, тоже была там.

Музыка стихла — это Лариса театральным жестом убрала руки с клавиатуры — и шестьдесят три пары глаз уставились на меня с презрением.

— Партии свои будете сдавать лично мне после занятий. А сейчас вон, — спокойно сказал Виктормихалыч.
Девочки помогли собрать мое добро, и мы поспешили убраться в коридор. Обычно наш грозный хоровик еще орал вслед «будете сидеть у меня в тазу и в окурках!», но сегодня была важная сводная репетиция и он не стал тратить на нас время.

Времени, кстати, было завались — мы даже не успели как следует распеться –- и теперь в нашем распоряжении было почти два академических часа. Эти два часа надо было провести с максимальной пользой, не попавшись на глаза преподавателям и директору. Из Колледжа нас перестали выпускать до начала последней групповой пары только недавно, после того как мы прогуляли английский всей группой, опустошив соседний пивной ларек и кондитерскую.

— Посидим в столовой? — предложила без энтузиазма Вероника. Моя книга все еще была зажата у нее в руке.

Я согласилась. В столовой было пусто, пахло старой половой тряпкой, какао и пирожками, но там было тепло, и туда не заходил директор. Идеальное место для того, чтобы поговорить и доделать задание по гармонии.

Анну Мар я купила в соседнем книжном магазине. Вечером после репетиций домой совсем не хотелось, поэтому я бродила между полками в поисках чего-то интересного и не очень дорогого. Книга была маленькой, розовой, на ней были нарисованы розы и ирисы, и я взяла ее из-за обложки. А начав читать, уже не могла остановиться. Это было интересно, захватывающе, красиво и невыносимо-возбуждающе стыдно. На самой интимной сцене меня и поймала Вероника. Шемиот как раз повел любопытную и восхищенную Алину на дачку, где ароматно пахли ивы и мелодично журчал ручей. Он отчитывал ее, щуря свои великолепные глаза, и должно было произойти какое-то волшебство.

Но вот я сижу в столовой, а моя подруга не хочет отдавать мне книгу, о которой я совершенно не настроена рассказывать. Она все равно не поймет, а мне будет стыдно, но не так красиво-стыдно как изысканной Алине Рущиц в ее шелках и манто, а как шестнадцатилетней студентке, которую выгнали с репетиции и сейчас засмеет сокурсница. Может, еще и другим потом расскажет.

— Отдай книгу, Ника. Это дамский роман, тебе такое не разрешает читать папа, — я старалась говорить спокойно.
Вероникин отец был священником и действительно не разрешал ей читать ничего кроме Писания, учебников и классической литературы, которую мы изучали на занятиях. Я поспешила спрятать Анну Мар в рюкзак, и мы углубились в упражнения по гармонии. В июне нас ждал экзамен, и не стоило портить себе карму несделанным заданием.

Колледж занимал старинное здание в самом центре города. Столовая размещалась в подвале, поэтому гулкие шаги на лестнице означали, что кто-то решил нарушить наше уединение. Вероника чертыхнулась и перекрестилась, я тоже забеспокоилась — преподаватели любили забредать в столовую во время занятий, вылавливать нерадивых студентов и тащить их подтянуть индивидуальные предметы: дирижирование, вокал, специальность, аккомпанемент, композицию (музыканты — сущие психи, когда дело доходит до дрессировки молодого поколения). Но увидев ботинки на толстой подошве с желтыми шнурками я выдохнула — ничего страшного. Просто нашего Макса тоже выгнали с занятий. За ботинками появились черные джинсы, клетчатая рубашка, и, наконец, взъерошенная голова. За плечом у Макса болтался чехол — очевидно, наш сокурсник облажался на специальности. Скрипка — капризный инструмент и не прощает тунеядцев. А максова учительница, вздорная крикливая старуха, вообще злилась по любому поводу.

Макс не ходил с нами на хор, потому что мальчиков на курсе было всего шесть, а девочек шестьдесят пять. Смешанный хор занимался по вечерам, когда все занятия заканчивались и в колледж привозили юношей из хорового училища. Макс скинул свои вещи и без всякого стеснения развалился рядом со мной на диване. Он не испытывал никаких трудностей с упражнениями по гармонии: во-первых, у него был абсолютный слух (скрипач!), а во-вторых, мальчиков в нашем учебном заведении любили и жалели. Их было мало, поэтому вылететь после летней сессии не было никаких шансов.

Мой роман с Максом начался в октябре. Он вызвался проводить меня после субботних занятий до метро, завязалась беседа, а потом я сама не очень помню как его язык оказался у меня во рту. Так бывает, когда обсуждаешь с сокурсником современные исследования в области тональной семантики. Макс был старше на три года и хотел большего, я не решалась, и к декабрю он потерял ко мне всякий интерес. С декабря по апрель я страдала, кидала на него робкие взгляды, но приближаться не смела. Он обращался со мной холодно-пренебрежительно и без зазрения совести списывал домашние задания.

— А ты знаешь, что они открыли выход на крышу? — вдруг спросил Макс и хитро прищурился. Я не знала. Вернее, я знала, что в Колледже начался ремонт, но не знала что он будет таким масштабным. На последнем, четвертом этаже располагались классы вокала и фортепиано, и ремонтировать крышу в учебное время преподаватели бы не дали.

— Хочешь залезем туда? — Макс улыбался, –– Там сейчас никого.

Я бросила на Веронику умоляющий взгляд. Не переть же на крышу с тяжелым рюкзаком. Она согласно кивнула. Вероника больше не ввязывалась в авантюры. Папа-священник был известен своим новаторским подходом к воспитанию. Наша выходка с английским стоила Веронике одежды — отец собрал все ее вещи, засунул в большой мешок и увез в деревню. Ника теперь ходила в длинных юбках до пола и свитере с глухим воротом. Модные джинсы пылились на чердаке в доме Вероникиных предков.

Скрипку и свой рюкзак Макс тоже оставил. Мы вышли из столовой. Он протянул мне руку, и мы направились к черной лестнице, выход на которую был на втором этаже. Ее неширокие ступеньки мы преодолели в полном молчании. Площадка выше четвертого этажа называлась «пятый этаж». Пятачок, два на два метра, с узким окошком и большой железной дверью, ведущей на крышу, был скрыт от посторонних глаз. В дни, когда у хора были сводные репетиции, и раз в 45 минут нас отпускали покурить и проветриться, мы пили там джин с тоником. Голубые жестяные баночки «жидкости для укладки школьниц», которые привозили с собой студенты из хорового училища, превращали дальнейшую репетицию в паломничество к туалету.

Я первая добралась до двери на крышу и подергала ручку. Она была заперта. Я растерянно оглянулась, еще не веря до конца, что меня обманули. Макс преградил мне путь и, усмехаясь, наблюдал за моим смущением. Я попыталась протиснуться мимо него к спасительному пролету четвертого этажа, но он только сильнее сжал рукой перила и плотнее прижался к стене. Отступать было некуда, кричать — глупо. Сразу у лестницы на четвертом этаже был кабинет моей преподавательницы по вокалу — отсюда было слышно, как мощный поток звука изливается из ее груди и обрушивается на очередную безголосую студентку. Все еще загораживая мне путь, Макс вытащил из джинсов ремень. Ловко сделав из него петлю, он вдруг резко схватил меня и накинул ее на руки. Ремень обвился вокруг запястий два, три раза. Макс затянул концы вокруг перил.

Я дернулась, но, кажется, только сильнее затянула ремень.

— Значит, так не хочешь? — он разглядывал меня с любопытством.

Погладил волосы, провел рукой по щеке. Подушечки пальцев были шершавыми (сколько же он занимался вчера? И почему его тогда выгнали с урока?). Я засмеялась от страха. Какие зеленые у него глаза. Раньше я не обращала внимания на их цвет.

— Развяжи. Меня. Прямо сейчас.

— А то что? Я вообще пришел поговорить. Но если ты просишь, я развяжу. Хотя, мне кажется, тебе и так нравится.
Мне нравилось. Было головокружительно стыдно, но мне нравилось. Макс ослабил петлю и мои руки повисли. Ремень скользнул ему в руку, звякнула и блеснула на солнце пряжка. Можно было побежать, но в этом уже не было никакого смысла.

— Я видел твою книгу. — волнуясь, сказал Макс, — Ту, что ты читала на иностранной литературе. Прятала ее под учебником. Я даже глянул в «библиотеке в кармане», что ты там читала. Не бойся, я никому не скажу. И…

Он задумался.

— И я тебя отпущу. Десять хороших ударов. Если не закричишь — отпущу, обещаю.

Я молча повернулась к перилам. Макс задрал подол моей юбки, сунул край за пояс, чтобы она не мешалась и стянул на бедра трусы.

Мои пальцы, побелели и онемели, но я продолжала молчать даже когда все закончилось.

По лестнице я спускалась медленно. Лицо пылало. Ноги не слушались. Макс ушел раньше, пока я поправляла одежду и растирала запястья. Послышался звонок, оповещавший об окончании пары. Захлопали двери. К столовой потянулась вереница моих голодных и веселых сокурсниц. Они пели.

Вероника в глубокой задумчивости перебирала страницы книги. Моей чертовой книги. Но мне уже было все равно.

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

Ах этот первый нижний опыт, как он прекрасен.

Уже давно не было таких рассказов, производящих впечатление, что все "основано на реальных событиях", тем и подкупающих. Когда такие рассказы появлялись, у них всегда была очень робко-скромная литература, ощущение "пробы пера", безыскусность. Об этом рассказе так точно не скажешь, он крепкий, совершенно классический по структуре и композиции, и с ясным, прямым языком, который хочется сравнить с хорошо заточенным простым карандашом. К тому же - архитектура и музыка - класс, от текста остается легкое впечатление, как от архитектурных рисунков. И тут не чувствуется ни ластика, ни штриховки, все на своих местах. И это притом, что запахи в столовой, злополучная книжка, папа Вероники, имена учителей и обстоятельства, сопровождающие занятия сводного хора занимают объем гораздо больший, чем вся история с Максом, навскидку - фон не меньше двух третей от всего полотна - замечательно, так и надо, так и в жизни, это и есть то, что создает реалистичное ощущение.

Спасибо, автор. Очень понравилось.

Отличный рассказ, jalapeno! В большей степени понравились стиль и созданная атмосфера музыкального колледжа. Я тоже знаю образовательные учреждения, связанные с искусством, да, там именно так: высокое и низкое, «вокал» и «соседняя пивная» - в единстве. И в этом их прелесть.
И стиль отличный – без натуги претендовать на стильность. Естественный, живой язык, отражающий живые характеры героев.
С удовольствием прочту и другие Ваши рассказы, уверена, что это не первый и не единственный.

Прекрасный прием лабиринта: сначала героиня движется вдоль широкого круга - "Женщины на кресте", который внутрь может завернуть на любом сценарии:строгие родители, преподаватели, практикующие ТН, даже подруга, предложившая "попробовать"; более того, приходится через некоторые стенки даже перешагивать (я была почти уверена, что выпорят Веронику, а л.г. при этом будет присутствовать)- но нет, этой ловушки избежали, затем радиус резко уменьшился и свелось все к довольно обыденному сценарию м/ж, где м, к сожалению, с маленькой буквы - ровесник, пробовальщик...ну не видишь в нем Доминанта! - точке.

А там и клубок закончился. Теперь героине как-то придется жить - а значит выбираться из лабиринта - с этим всем самой

Название кажется неудачным, извините, ИМХО. В Максе ли смысл? Героиня намного интереснее: Макс - статист и введен -то был только в качестве девайса для инициации. Или это название 1 части целого цикла?

(Вспомнила идею давнишнюю, выпустить повесть под названием "мои 8 хозяев"- про Доминантов то бишь, и каждую из частей озаглавить их никами. Но со временем домов стало больше, и как-то лень уже стало писать )

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

Jalapeno,
Да, восторженный щеночек, верно:)
Если в Колледже расскажут ещё истории - обязательно запишите и пришлите сюда!)
Я точно буду ждать

Электра, было, ага. Сколько лет...30? тому. И Вы уже темачили тогда?! Мое уважение:)

А зачем Вы отвечаете за автора с такой безапелляционностью? Вы точно знаете в чем дело?
Уверены?

Спасибо.
Я, к сожалению, не знаю книгу и автора, который так сильно повлиял на героиню. Но только ли впечатление от книги заставило героиню повернуться к мальчику спиной, позволить завернуть свою юбку за пояс, стянуть трусики и получить десять ударов ремнем по попе?