Клуб "Преступление и наказание"

Сезон охоты на единорогов

Ольга Ворон

Глава 12 Неприятности котенка Гава

<...>

По двору дома, еще недавно казавшегося мне родным, сновали суровые бойцы
- скупые на движения и эмоции, слажено работающие в команде и не тратящие
время напрасно. Серьезная сила, заставляющая уважать и беспокоиться о
будущности. Одно радовало - никого из них я не узнавал. Значит, жизнь не
сталкивала нас раньше и можно не беспокоиться, что с кем-то из бывших
товарищей теперь окажешься по разные стороны страшной черты.

К воротам подогнали карету скорой помощи.

Ярко блестел на крыше проблесковый маячок, давая окружающим хорошо ясный
знак - работают медики, профессионалы; помощь и, тем более,
вмешательство не нужны. Поэтому пара стариков, высовывающихся из
соседних домов, лишь смотрели через частоколы или заборчики, не решаясь
подступить. Может, приди кто за Юркой и Женькой просто так, с ружьем
наперевес, деревенские мужички, несмотря на седые годы, и вступились
бы, или, как минимум, начали звонить по всем службам, вызывая подмогу.
Но тут люди видели перед собой простую и понятную для них картину -
просто "скорая помощь", просто кому-то в доме стало плохо, просто сейчас
заберут в больничку и помогут. А они лишь глянут разок-другой, да пойдут
обратно в свои домики, смотреть телевизор или заниматься по хозяйству.
Беспроигрышный профессиональный ход выбрали напавшие!

Из дома вынесли Юрку - мальчик безвольно обвисал на руках мужчины в
наспех наброшенном на плечи белом халате. Мне стало дурно от одной мысли
о том, что он мертв.

В висках застучало от накатившей волны. Показалось, что сейчас же
сорвется с петель сердце, понесется в кровавый туман ярости, вынуждая
крошить все и всех направо и налево и совершать ошибки. Вдохнул коротко.
Медленно выдохнул, умеряя вихрь эмоций. И тут же в голову пришла
спасительная мысль. Ведь Чуда чрезвычайно нужен - он вед высокого
класса, а бойцы во дворе не производят впечатление слабо подготовленных,
такие случайно не убьют, не покалечат, если есть приказ взять живым и
невредимым. Надежда на то, что Юрка только усыплен или обездвижен, стала
прочнее. Полегчало.

И тут же снова прокололо сознание страшным пониманием. Если Чуда пленен,
то Жанька - убит. Нет ни тени сомнения в том, что живой Просо не отдал
бы пацана никому на свете. Комок подкатил к горлу. Эх, Жанька... Так и не
поговорили мы по-дружески, тис... Так и не сошлись. Я опустил голову, вжав
лицо в рукоятку пистолета. Железо холодило, но легче не становилось.

Двери машины хлопнули, и я уже знал, что будет дальше. Пусть Жаньки
больше нет, но Юрку я им не отдам. Точка. И пусть расхлебывает небесная
канцелярия. Пусть сводят дебет-кредит - у них будет явная недостача на
одного пацаненка и большая переплата во взрослых кретинах!

Машина медленно, подскакивая на сухой неровной грязи проселочной дороги,
двинулась от дома. А за ней два бойца закрыли ворота.

Что это значит? Почему люди осталось? Что им делать тут, если Юрка уже
отправлен в их передвижной или основной штаб?

Машина забрала человек шесть. Получается, что минимум двое остались в доме.

Нет! Трое. Третий только что прикрыл окно дома...

Зачем?

Чтобы "подчистить" территорию и убрать труп хватило бы и одного. Трое -
расточительство. Зачем?

Ответ напрашивался один: потому что они ждут меня.

Вспомнилось глупое и нелестное для уровня: топчан в сенях, разложенный
для одного человека, стол с тремя чашками. Положившие Женьку не дураки -
они будут ждать прихода третьего. Прихода того, кто может помешать...
Чему? Пока не знаю, но чувствуется, что что-то важное творится там, куда
увезли Чуду...

Я начал глубоко дышать, приготавливаясь к долгому скольжению вдоль земли
для того, чтобы обойти дом и направиться за мальчонкой. Внутри я
испытывал безмерную благодарность Сашке за увиденное - оно послужило
предостережением. Не поспеши я за своим ведомым - пришел бы обычным
ходом к дому как раз после того, как там основательно обосновалась бы
засада. Теперь, предупрежденный, я мог обойти поставленную ловушку и
сразу помочь Юрке. Если повезет...

Я снова набрал воздуха в легкие, расправляя их до самых дальних уголков
- мне понадобятся все их возможности. Выскользнул из-за спасительного
куста, осторожно по высокой траве пробрался, забирая правее, обходя дом
и почувствовал, что картинка во дворе меняется. Затих, всмотрелся.
Зажмурился, чтобы проверить зрение. Широко раскрыл глаза, чтобы
убедиться. И замер, притаившись.

Один из бойцов, не таясь, вышел из дома с пустыми ведрами и спокойно,
размерено шагая, двинулся за водой к колонке. Так, как никогда бы не
сделал, будь в засаде или на страже...

Почему?

- По кочану и по капусте! - рявкнуло сзади.

Резво крутанулся на спину, в мгновение готовый стрелять по цели.

Только цель, удобно сидя на пне да лениво привалившись к осиновому
стволу, лениво щурилась на солнышко и почесывала тощую бородку бронзовым
навешием посоха.

- Чего дергаешься? - усмехнулся дедок. - Я-то, че, я-то не страшный. Это
там, в дому, мужики страшные, аки черти, так что хоть сразу в штаны ссы.

Я опустил пистолет и огляделся. Как только смог подойти этот хрыч старый?!

- Да как-как, - схватил себя за бороду дедок, и, подбросив ее хилый
клок вверх, поскреб оголившееся тощее горло. - Уж не по-пластунски по
кореньям. Староват я, чтобы залегать, как ящер какой!

Оставалось только признать, что Присутствия, на которое привыкло
полагаться чутье тарха, в этот раз не было. Так же, как и в предыдущие.
Вывод напрашивался сам собой.

Дед Стобед, издеваясь, кривил морщинистую рожицу, наблюдая за моими
мыслительными потугами.

- Уж сам изволишь догадаться, али тебе, тугодуму, надо все растолковывать?

- Дед Стовед, - тихо назвал я.

Старый ведун хмыкнул и, потеряв ко мне всякий интерес, вгляделся в
видимый с холма дом и двор. И я тоже снова залег в траву, разглядывая
дом. Там боец уже возвращался от колонки с двумя полными ведрами.
Неторопливо, несуетно открывал-закрывал калитку, неспешно поднимался на
крыльцо, старясь не расплескать воду.

- Ну? - покосился на меня дедок. - Пацана вытаскивать будешь, али
ненужон и пусть пропадает пропадом?

- Буду, дед, буду, - угрюмо отозвался я.

И правильно, - пора уже не валяться, вприглядку, а бежать, догонять
"Скорую" и вызволять Юрку. Но голову пока занимали мысли о странности
оставленных в дому бойцов. Зачем они там? Зачем им воды столько? Крови,
что ли, так много, что побоялись оставить, как есть, и замывают, чтобы
не привлекать потом пристального внимания полиции?

- Тьфу же на тебя! - возвысил голос дедок. - Я тебя ирода спрашиваю али
траву какую подзаборную?! Что валяешься, как телок дремотный? От же
ленивая задница! Спит, валяется! Пацана я, что ли, вытаскивать буду?
Сейчас-то как начнут по мясцу парному охаживать - так к твоему
пробуждению и кости доломают! Потом живи - утирайся плевком в душу, что
сам ведомого проворонил!

Если при первых его словах я лишь досадно отмахнулся, что мешает
настроиться, то от последних захотелось окунуться в стылую прорубь с головой.

- Дед, - протянул я, не оглядываясь, чтобы не давать себе лишних надежд.
- Что говоришь-то... Знаешь или так, потрещать?

Тот в ответ потянулся посохом в мою сторону - треснуть по спине. Но я,
не глядя, откатился в сторону и бронзовый набалдашник вхолостую прошелся
по траве, оставив мятый мокрый след на побитых стеблях.

- Вот ведь тарх! - расстроенно пробормотал дед, вложив в мое звание
такую же энергию, словно в подзаборную ругань.

- Дед, - севшим голосом напомнил я о себе.

Что мне его ругань, что удары - все пустяк, если он хоть чуток прав.

- Тьфу на тебя, - повторил Стовед и тут же стал сосредоточено-спокоен,
словно подменили: - Жив твой щенок. Его теплым взяли. Ручками. И
пострелять даже не успел. Пока без сознания. Сейчас в себя приведут,
чтобы чувствовал, как надо, и начнут экспресс-терапию... Сам понимаешь.
Чтобы сломить Юрку, сломают сперва стража. Самого Юрку побоятся - мал и
слаб, не выдержит, а нужен именно он. А покалечат да приструнят стража -
малец сделает все, чтобы того оставили в живых...

Я выдохнул и вжался лбом в траву.

Значит, жив Женька. Жив пацан...

Вот почему меня так держала, не отпускала эта несуразность оставленных
бойцов. Не в том дело, что зацепила нелогичность, нерациональность
поступков противника, а в том, что теплилась там, в родном доме, жизнь
дорогого человека. Которую и кровью готов выкупить.

Вот такая теперь тебе, тарх, шахматная вилочка, которой ни черта не
подцепишь да не закусишь. На одном краю тебе - Юрка, которого сейчас
держат где-то неизвестно где. На другом - Женька, которого прямо под
носом будут ломать. И сколько он выдержит - гордый, наивный да слабый -
кто ж его знает! Вот и выбирай теперь, что по сердцу да по чести.
Ребенок малый, к которому всей душой прикипел, который нужен и важен и
тебе, и врагу, потому, может быть, в большей безопасности. А может и нет.
Или глупый неотесанный тис, который только и делал все время, что
кололся своей неукротимой гордыней, а теперь будет превращаться в
скулящий кусок мяса крепкими мастерами.

- За Юрку ты покамест не переживай, - сплюнул сквозь зубы дед Стовед. -
Он как понял происходящее, так в отруб ушел. Его сознание сейчас
глубоко отсюдова - туда не каждый вед заберется, а заберется - не факт,
что вылезет. И вытащить Юрку вот так просто не получится. Он пацаненок
продуманный, резвый - сам не смог устоять перед чужим ведом, так тебе
теперь время отыгрывает. Пока будут пытаться его вернуть, пока он
посопротивляется - времени ого-го как много пройдет! Так что, не боись,
есть возможность вытащить твоего напарничка, язви его потроха да трави
сучьим выменем под руки!

Я выдохнул и закрыл глаза.

Дедок методично ругал Жаньку, перечисляя болезни, боль и невезенье,
чтобы не спугнуть его удачу и силу и не притянуть раннюю кончину.

А у меня мысли уже крутились вокруг будущего боя. То, что надо сперва
освобождать Женьку, стало ясным, но вот серьезное численное
превосходство противника выбивало из-под любого мало-мальски обдуманного
плана опору. Как не прокручивал в голове разные варианты, а все
получалось, что не на моей стороне победа. Не те это бойцы, к которым
можно подойти на расстояние рывка незаметно. Да и не те, кого испугаешь
внезапностью и решительностью. Эти сами такое устоят, что мало не
покажется. Вот и получалось, что... короче, не получалось.

- Дед, - прервал я поток однообразных ругательств: - Поможешь?

Стовед пожевал губы, задумчиво разглядывая издалека двор и дом.

- Думаешь, я еще ого-го, чтобы лазить через забор и махаться на
кулачках? - кротко поинтересовался он.

Не о том мыслишь, дедок. Отведя глаза, я медленно, выделяя каждое слово,
ответил:

- Думаю, что ты достаточно хорош, чтобы сделать плотное прикрытие Присутствия,
раз привел меня сюда, воззвав к крепкой памяти и вытащив из нее образ Сашки.

Дедок скривился, недовольно хмурясь, и резко рубанул ладонью по воздуху:

- А фигу тебе! Никакой памятью я тебя не звал! И никаким Сашкой - не
знаю, кто он, но пусть не кашляет - не подманивал!

Я сморгнул. Если не он - то кто?

- А Юрка! - хмыкнул дед, отвечая на мои "громкие мысли": - Думаешь,
пацаненок тока бабочки и цветочки делать горазд? Не, тарх, малец - тот
еще кузнец миров! Он тебе и тебя самого слепит так, что не отличишь. А
уж подманить куда хорошо знакомого, вдоль и поперек езженного да за
сердце взятого тарха, память распотрошив или воображение - так ему это
плевое дело. Не глядя, сотворит по образу да подобию. И побежишь, куда
надоть. Так что на меня не думай. Я тут по другой части. И Сашек всяких
не сотворяю.

Вот оно как. Можно поверить, что мой ведомый вытащен из памяти моей
Юркой, тем более, что однажды, на озере Страха, такое уже было... А можно
продолжать надеяться и верить, что Сашка пришел ко мне сам.
Воспользовавшись силами мелкого веда или нет - это уж кто сейчас подскажет.

- В образах я не очень, - поморщился дедок. - А вот Присутствие, что
тебя так смущает, погасить могу. Не то чтобы совсем изничтожу, но
помехи создам знатные.

И огладил хилую бородку, степенно расправляя ее тощий клок по груди.

А мое сознание уже быстро выстраивало новую стратегию:

- На сколько метров этого хватит? Со скольки почуют?

Дедок нахмурился и снова заворчал:

- Ой, дикий ты! С ведами не работал, что ли, совсем? Не в метрах помехи
измеряются-то! Чуйку они потеряют! Потому что чуять будет много чего!
Каждая собака, каждый телок али курица будут фонить. На таком и
свихнуться можно, потому и загасит их внутренний привратник все чувства,
затупит, чтобы было неслышнее. Вот под это ты тишком и проползешь.
Только времени на то у тебя будет немного. Потому что привратник-то
тархов не дурак, и, поперек их сознания, а все равно будет окружающий
мир рассматривать, внюхиваться, искать. А уж за сколько тебя найдет -
дело случая, тут я не подсказчик. Так что время не теряй - действуй
быстро. Все понятно, тархово семя?

Я только усмехнулся. Вот ведь злой острослов! А не остановишь и не
поперечишь. Прав Стовед. Действовать нужно быстро.

Глава 13 Ноги, крылья, хвост

До дома скользил, словно плыл в потоке. Думал о ветре, о невидимом
взгляду ветре, способном нарушить ход явлений, способном разрушить
построенное. О ветре, готовом к порыву. О ветре, который несется над
землей, оставаясь лишь движением, лишь потоком незримого и
неосознаваемого. О ветре, который даже дыхание не ощущает.

Пролетел почти все расстояние, не задерживаясь. Легко и бесшумно. Только
взмок на солнце так, что под рубашкой на спине засвербело солью,
прижигая старые раны.

Припал к срубу, затихорившись в некошеной траве возле кухоньки. И со
всеми предосторожностями заглянул в мутное окошко.

Диспозиция стала ясна сразу.

Бойцов действительно трое. Все - мужчины, и все зрелы - от сорока.
Значительно старше и опытнее Женьки. Чего уж роптать на его
несмышленость - не оставалось у него шансов против такой мощи! Двое
находились с Женькой в комнате. Один сидел на кухне, на точке внимания,
откуда хорошо просматривался вход и наиболее подходящие для атаки окна.
Но, лишь изредка обозревая их, он большее внимание уделял происходящему
в зале. Это играло мне на руку.

Женька лежал на полу скрюченным и дрожащим. Вокруг лужа воды со следами
блевотины и крови, стекающими в подпол сквозь щели половиц. Локти
стянуты за спиной, рубашка и брюки то ли сорваны, то ли срезаны.
Благодаря этому оголению сразу видно, что серьезное ранение у него
только одно - багряным подтекало посеченное бедро. Но и то уже
зарастало, затягивалось, политое живительной смесью. Все остальное
мелочи: царапины и кровоподтеки. Еще тревожила кровь на голове,
слепившая волосы в единую массу. Однако с волос свежих подтеков не
струилось, и это радовало - либо рана закрылась, либо удар прошел по
касательной. Судя по всему, Женьку взяли легко, почти не помяв, но перед
серьезной ломкой заставили вырвать и облегчиться, и залили раны прижигающим
средством. Хорошо подготовили... Для долгой и основательной работы.

Рот Женьки стягивал широкий пластырь, но по угрюмому тяжелому взгляду
было ясно, что и без него он не издаст ни звука, пока остается в
сознании. Только вот надолго ли это?

Пока же его просто били плетью. Крепко и уверенно. Серьезный спокойный
боец, по виду мне ровесник, но крепче в кости и приземистее, сразу
прозванный для себя "Атлетом", играючи полосовал спину Женьки, заставляя
того под каждым ударом выгибаться, словно выворачиваться наизнанку. Удар
- остановка, присмотреться, позволить прочувствовать, беззвучно елозя по
мокрому полу, дать выдохнуть и снова схватить воздуха. И снова удар.
Нет, так не ломают - так наказывают. И учат плетью обычно не тархов, а
именно младших - позволивших себе лишние слова или допустивших промах в
послушании. На тарха плеть поднимать - не наказание, а смертельная
обида, оскорбление, которое не простит ни битый, ни его школа.

Получается, что захватчики - не просто заезжие бойцы, случайно
наткнувшиеся на талантливого мальчонку-веда и решившие его взять с боя.
Эти тархи хорошо знают Женьку и его истинный статус в Храме, им не
соврешь, что свободный! Да и не только знают, что он - тис, но и, судя
по всему, считают его своим, прирученным младшим, достойным за
провинность серьезного наказания. И полагают его провинность настолько
важной, что наказывают прежде, чем будут уламывать работать на себя.

Значит это только одно. Кресты.

Положить одним заходом троих подготовленных тархов Крестов рассчитывать
смешно. У них подготовка не ниже моей и только то, что нет Присутствия -
мне не поможет. По одному - еще шанс есть. Для меня это значит одно -
"ждать". Ждать момента, когда из троих противников в доме останется не
больше одного - для того, чтобы оказалось возможным снять его без лишних
звуковых эффектов. Нужен всего один момент, когда в дело смогут пойти
руки. Придется ждать и смотреть за тем, как калечат ведомого. Пусть не
моего, но ведомого. Одного из тех, ради кого существуют ведущие. Одного
из тех, кто существует для таких, как я.

Я закрыл глаза и расправил плечи одним глубоким вздохом. Вдох длился так
долго, что за это время в мире успел нанести с пяток неспешных ударов
плетью "атлет", пролетела мимо бабочка и прошуршал небольшой уж. За это
время белое солнце стало темной дырой в небе, а рукоять пистолета -
горячей и влажной. За это время сердце утомилось спешить и притихло едва
трепещущей птицей. Освобождение от мыслей, от эмоций, от волнений
последних дней. Успокоение сердца и мыслей, еще недавно готовых
сорваться в пропасть ярости.

Вскоре оружие приготовлено к действиям - и сознание, и тело. В полном
молчании и недвижимости полетело время ожидания. А за ним должно быть
время действия. Обязано быть!

Женька, наконец, не выдержал и застонал, наворачиваясь на ногу ударившего его.

- Хватит! - махнул рукой второй боец, стоящий в комнате.

"Тур", - условно назвал я его для себя, хотя настоящий ведущий тархов
никогда бы не опустился до такой работы.

Действительно, хватит. У Женьки уже не хватало сил на то, чтобы
извиваться, подставляя под удар лопатки. Притомила боль, притупила
сознание. Самое время дать отдых, чтобы истязаемый мог осмыслить
происходящее и задуматься - а стоит ли терпеть все последующее, если до
того была лишь разминка.

"Атлет" нехотя сложил плеть и отбросил ее на кровать. Подошел к столу и,
подхватив кружку, жадно стал пить.

Женька устало уткнулся лбом в пол, задышал ровнее, выгоняя из тела
напряжение, скручивающие мышцы и усиливающее боль и телесный ущерб. И по
тому, как быстро достиг спокойного дыхания, стало ясно, что нашла коса
на камень - даже этим опытным бойцам придется потрудиться, чтобы его
сломать. Эмоции и тело уже на контроле, сдержанность и готовность весьма
приличного уровня. Зря все-таки я в нем сомневался.

- Палый! Пока перерывчик - сходи за водой... А то скоро обливать будет нечем.

"Атлет" в ответ кивнул и плеснул остатки воды из кружки Женьке на лицо.

Женька зажмурился, отстраняясь, словно от удара. Видимо, ожидал и большего
сразу, но "Атлет", не глядя уже на него, вышел на кухню и подхватил ведра.

- Я послежу, - подорвался тот, который сидел на страже на кухне.

- Давай, - лениво согласился "Тур", - только со двора не уходи.

"Атлет" и "Сторож" молча вышли.

Вот тот миг, которого я ждал!.. Сосредоточенно дыша, я сдвинулся от
стены и вдоль забора одной короткой перебежкой ушел за ближайший сарай.
Оттуда, из-за стенки приваленных старых досок, затаившись, можно
наблюдать за происходящим.

"Атлет" вышел первым, встал на крыльце, внимательно оглядываясь. Лишь
убедившись, что рядом никого нет, он двинулся к калитке. "Сторож" шагнул
из дома ровно следом, подождал, когда тот отойдет, и только потом
сдвинулся с места.

Итак.

"Тур" остался в доме с Женькой. Обзор у него только из трех окон. Два -
на улицу, на колонку, одно - во двор, на калитку. Следить за окнами
будет наверняка.

"Атлет" уже преодолел калитку и двинулся по улочке к колонке, ровненько
на два дома вглубь деревенской улочки.

"Сторож" застыл в проеме калитки - ни туда, ни сюда. Привалился к столбу
забора и, лениво сощурившись, оглядывал окружающий мир.

Если не сейчас, то уже вряд ли когда. Женька долго все равно не выдержит.

Первое желание - снять ушедшего по воду - почти сразу отмел. Однозначно
напорюсь на пару-тройку пуль. Вторым желанием, основанным на эмоциях,
было - пройти в дом и убить "Тура". Пришлось отказаться: до него еще
дальше - пройти двор, как-то обойдя внимание "Сторожа", как-то
прорваться в дом, да и там еще неясно, как все выйдет и не решит ли "тур"
Женькой же и прикрыться. И я еще не знаю, как поступлю в этом случае.

Оставался только расчет на то, что "Сторож" приглядывает за двумя, но за
ним не приглядывает никто. Каждый из двоих подумает, что тот ушел на
другую сторону от забора, если он вдруг исчезнет из поля зрения.

На сарайчик, выходящий к забору, влезть труда не составило - рядышком с
ним примостилась пустующая будка, как раз для одного бесшумного толчка
ногой. А дальше - тихо, тихо, по едва шуршащему рубероиду, накалившемуся
под солнцем. Над забором пришлось зависнуть. И замереть...

К колонке шла Она. Фея.

Легкое желтое платьице, перехваченное на гибкой талии черным пояском.
Небрежно переброшенная на грудь коса с вплетенной синей лентой, на
кончике завязанной в дурашливый многолепестковый бантик. И на серых,
запылившихся ногах - розовые шлепанцы. Фея морщилась, спотыкаясь и почти
теряя неудобную обувку, и каждый раз от ее неловких шагов по присохшим
рытвинам позвякивали, сталкиваясь, ведра, собранные за дужки в один
девчачий кулачок.

Я беззвучно припал к крыше и убрал пистолет за пояс. Перестрелка только
ухудшит положение. Если девчонка попадет на линию огня - будет плохо. Но
другого шанса снять тархов у меня уже может не возникнуть. Тут - либо
пан, либо пропал.

"Атлет", подступив к колонке первым, замер, смотря на прекрасное
видение. Фея того стоила. Застенчиво встала в паре метров от колонке и,
смущенно опустив лицо, замерла в ожидании. Конечно, не уступить он не
мог. Фея подставила свое ведро под кран и навалилась на ручку.

Да только старый проржавевший кран так просто не поддался.

"Атлет" усмехнулся и, ласково отстранив мгновенно раскрасневшуюся
девушку, сам нажал на рукоять. И вода загудела в кране, вырываясь
наружу. С шумом ударила по цинковому ведру.

Время! "Атлет" занят любованием Феи. "Сторож", расслабившись, смотрит на
них, явно наблюдая за развитием приятных для друга событий. "Тур", если
и выглядывает на улицу, то вряд ли для того, чтобы последить за
"Сторожем", если в другом окне такая красавица наигранно ойкает и
смеется, когда брызги из переполненного ведра летят ей на ноги.

Тихий рывок на руках и сразу вниз. Скольжение в высокую траву. Почти
левитация на долгом выдохе. И точный рывок из "кармана реальности",
мгновение и перед лицом протянулась леска. Тонкий, сквозящий острым
белым светом луч меж ладонями, словно разряд вяло текучей энергии.

Леска сверкнула, сверху вниз уходя за голову "Сторожа". Жадно впилась в
глотку - я рванул руки к себе и вниз и прижался к телу бойца. Важна не
только скорость - важна тишина! Прогнуть противника в пояснице назад -
это еще не победа! Лишь одной рукой он потянулся к шее, пытаясь защитить
взрезаемое горло от лески. А вторая уже зашарила по корпусу. Секунда - и
вытянула пистолет.

Даже просто выстрела в небо хватит!

Но выстрел я все-таки сорвал. Не опуская удавки, уже чувствуя напряжение
противника, одной рукой обхватил пистолет и рванул к себе. Повезло.
Пальцы "Сторожа" хрястнули и ослабли. Мгновение спустя я уже обернулся
спиной к нему, оставаясь в тесном контакте, и взвалил его на плечо
тяжелым мешком. Да он и становился уже мешком кожи с расслабляющимися
мышцами. Как мог быстро, я поволок его вдоль забору - к сараю, в высокую
траву. Если не успеть оттащить подальше - землю смочат дурно пахнущие
последствия смерти от удушья. И, возвращаясь от колонки, "Атлет" почует
этот запах.

Не срослось.

У колонки рыкнул резко брошенный кран, загремели ведра, завизжала Фея.
Взвинтился в воздух тонкий переливчатый крик, заставив непроизвольно
сжаться. А спустя миг ударил выстрел.

Я не скинул тело "Сторожа", и потому почувствовал, как пробивает его
расслабленные мышцы. Пуля, пройдя сквозь чужое тело, обожгла мне спину и
бросила вперед. Свалившись в траву, на бок, скинул труп - одного взгляда
хватило, чтобы убедиться, что мертв, - и приготовился к стрельбе.

"Атлет" короткими перебежками летел ко мне - он не был уверен в том, что
сумел задеть меня серьезно.

И не знал - жив или мертв "Сторож", сквозь которого так аккуратно послал
в меня пулю. Стреляй он на пару-тройку секунд раньше, и пуля прошила бы
живое тело, не задев важных органов. Неделя-две в Храме под защитой
целителя - и "Сторож" пошел бы на поправку. А вот я, задетый в спину,
уже не мог бы быстро бегать. Но не срослось - пуля прошла, едва чиркнув
меня по боку. Больно, на сторону клонит, но не опасно.

Чувство присутствия еще не восстановилось, и "Атлет" не ощущал - жив ли
"Тур", или его уже положили, и теперь дело осталось только за ним. Не знал
и того - сколько нас, таких, диких, бесшабашных и неизвестно зачем и
откуда появившихся на их кривой дорожке. Хорошо! Незнание - остался ты
один или есть еще кто-то - самое пагубное. В нем надежда. И ничего не
ломает воина больше, чем это самое чувство - надежда.

Две мои пули ушли в сторону "Атлета" и не остановились в нем. Крепкий
тарх успел прижаться к дому. Осторожно выцеливая меня из-за
покосившегося фундамента, он в любой момент был готов сорваться в атаку.

А я упал за сарай, надежно спрятавшись от его взгляда. От взгляда - и не
более! Ветхие доски не сдержат даже хорошего удара кулаком, не то что
пулю. И мне тут, как не суетись, а дело - клин. На этой стороне нет
достойных убежищ. Так что теперь только - вперед.

Долго так продолжаться не может. Либо он меня нащупает, либо "Тур". Тот
и вправду что-то задержался в домике. От мысли, что он может сейчас
сотворить с Женькой, мелким потом обсыпало кожу между лопатками.

Нужно спешить...

И я рванулся.

Рывок - скручивание пространства - в одну сторону!

Выстрел! Подглядеть, где сидит "фазан"...

Возле виска свистнула пуля, обжигая и ероша волосы.

Рывок - скручивание пространства - в другую!

Выстрел!

"Атлет" согнулся, словно сгофрировался, и прянул за укрытие.

Еще рывок! В глазах позеленело от натуги. Тошнота подступила к горлу.

В плечо ударило - словно ткнуло острым раскаленным копьем. Чуть не сбило
прицел...

Выстрел!

В ответ - едва слышный вздох. И еще одна пуля. Ударила в стену сарая над
головой. И сверху осыпало легкой трухой от разлохмаченной ударом доски.

Если "Атлет" и не мертв, то вести бой уже не может. Иначе бы не остановился.

И, резко вскочив, я бросился к крыльцу дома.

К "Туру" и Женьке.

Но, не ступив и пару шагов, резво прыгнул в сторону.

Зазвенело стекло. И в полуметре прошла пуля.

Упал на рваный бок.

Боль опалила сознание, на миг сделав тело вялым. Рассудок уже почти
готов был отключиться, оставив тело наедине с раной, но "привратник"
сработал четко. Всего миг - я снова был на ногах, а там, где морила
красным кровавая кашица в боку, не осталось никаких чувств, словно
одеревенело, заледенело, стало неживым. Подвижности в таком состоянии
можно не ждать, но двигаться можно.

Вот я и двигался. Влево-вправо, до зеленых чертиков в глазах.

Потому что "Тур", пугнув выстрелом из окна, уже выскочил на крыльцо и
бил теперь прицельно, словно на тренировке. Будь я в форме - еще бы были
шансы. А так...

Шесть локальных воронок пространства... Семь. Восемь!

В любой момент замутит так, что из следующей воронки вынырну наизнанку!

А времени хотя бы раз выстрелить в ответ "Тур" не дает - гоняет, как кролика.

И, как ни кручусь, а подступить ближе или найти прогал во времени, чтобы
самому выстрелить - не получается.

Еще одна воронка...

Я выпал из свернутого пространства как кожаный мешок с костями - единым
клубком. Врубился в стенку сарая. Мир кружился. Мир бледнел и зеленел,
давя под дых, так, что не вздохнешь и, заполняя нос рвотными массами.

Я с натугой собрал под собой руки-ноги, бесчувственные, словно
отшибленные, и вялые. С трудом нашарил взглядом пистолет в траве...
Далеко. Взять его уже не получится.

Поднял глаза.

На дистанцию рывка он, конечно, не подошел.

И пистолет держал так, что не придерешься и не подступишь.

Да и то, что пока не пристрелил, это - только пока. Соображает, видимо,
никак не веря, что такой вот воинственный кролик-камикадзе тут действительно
один. Или пытается понять - что мне тут было надо, каким ветром занесло.

Я медленно, не делая лишних движений, приподнялся, встав на колени.

Пару вопросов он мне, конечно, задаст, прежде чем кончить. Иначе бы уже
выстрелил. Мне бы за эти "пару вопросов" успеть восстановить сознание,
убрать дикую карусель в глазах и ватность в теле.

- Ты кто? - очень тихо, почти одними губами, спросил "Тур".

- Тарх в пальто... - так же тихо отозвался я.

У "Тура" даже тень на лицо не пала. Непробиваемый мужик.

Живот стиснуло, схватило до кишок. Сейчас пуля вышибет из меня душу...

- Эй, ты!

Громовой окрик заставил меня сжаться. А вот "Тур" поступил, как по
инструкции - шаг вбок, вниз, разворот.

Потому что дед Стовед оказался ровнешенько за ним. Как он там так
незаметно вырос - его, ведово дело! А мое - рвать!

Я кинулся на "Тура", создав еще одну воронку. Черт-его-знает какую по
счету. Потому что видел, что обычным броском не успею.

Время замедлилось и потекло, словно искрящийся на солнце мед с ложки -
долгой-долго упругой каплей.

Дедок еще только замахивался посохом, еще только вдыхал, готовясь
ударить, а "Тур" уже плавно выжал спуск.

Дернулся пистолет в крепких руках.

Черная точка возникла на белом лбу деда. Словно наглая муха расселась,
шевеля крылышками. Точка плюнула кровью, брызгая по морщинистой коже. И
в глазах Стоведа появилось изумление, словно убивший его тарх сумел
показать напоследок нечто удивительное...

И тут же "Тур" уверенно развернулся ко мне, готовясь и мой бросок
насадить на свинец.

Он все верно рассчитал. Если бы я просто прыгнул - как раз стал бы
большой мишенью без вариантов. Но если бы да кабы во рту росли грибы...

Он опоздал. Сквозь воронку лететь быстрее, чем через воздух.

Сквозь радужные круги напряжения я видел руки, сжимающие пистолет. Видел
взгляд, метнувшийся мне навстречу. И свое отражение в зрачках.

Рука прошла сквозь "карман реальности", словно через туман - не
почувствовав, не заметив. Но в ладони осталась зажата рукоять ножа.
Короткое клиновидное лезвие - как раз, чтобы крошить кости.

Одной рукой сбил оружие. Другая вогнала клинок в шею "Тура".

Он еще пытался - на грани возможностей "привратника" - защититься,
отстранить, выстрелить - хоть что-то успеть! Но я сделал все, чтобы
шансов ему не оставить.

Нас свалило на землю в тесных объятьях. И, смотря в тускнеющие глаза, я
медленно вытаскивал клинок из-под побелевшей скулы. Кровь еще лилась
толчками, еще билась жилка на виске. Недолго.

"Тур" застыл, отрешенно глядя в небо. Как многие из нас - до конца
сохранив рассудочность в битве.

Я выпустил нож и окровавленной рукой потянулся к его глазам. Закрыл
веки, пока не пристыли. На коже остался жирный смазанный след крови.

Выдохнув, медленно поднялся на карачки.

Голова гудела, мир застилал зеленый туман, и где-то за пределами стоящего
в голове гула слышался мелодичный звон. Но все это не имело никакого
значения. Я с трудом нашарил пистолет "Тура" и вырвал его из мертвых
рук. По ощущениям, в обойме еще сидело пара-тройка свинцовых "приветов".
Проверять сил не оставалось, поверил себе на слово. Поднялся на ноги.
Мир шатался в такт дыханию. Коротко и прерывисто качался.

Я вдохнул, задержал дыхание, подбираясь, и огляделся.

"Тур" лежал подо мной, распахнув руки. Надо будет позже прибрать его...

Дедок сидел в паре метров от нас.

Сидел на заду, согнувшись вперед, словно некая сила сбила его с ног. Во
лбу все также редкими бусинами крови подтекала черная дырка. Лицо
хранило сумрачное выражение. Дедок жевал губы, пытаясь что-то
выговорить. Хмурился, старался, но не мог связать ни слова. Потом плюнул,
глянул на меня и махнул рукой, словно отпуская на все четыре стороны.

Вот не знаю, Стовед, как ты это делаешь, как ты жив до сих пор, с такой
раной в голове! Но ты прав - работы у меня еще непочатый край. Убрать
тела. Помочь Женьке. Вызволить Юрку. И как-то суметь скрыться...

И, перехватив оружие, я пошел к "Атлету". Сперва его нужно добить или
увериться, что мертв.

а это не должно быть в литературном разделе?

Написано мастерски. Прочел с интересом.
А Вико продолжает в своем духе. Ни ссылки на источник, ни даже названия...

И название есть прямо в заголовке, а источник ищите на author.today.