Клуб "Преступление и наказание"

Аромат миндальных садов принес неторопливый ветер Эсха. На фресках древнего храма города Роннос Эсха был изображен невысокого роста плотным мужчиной с веселым взглядом, как после доброго люэйского вина. Этот взгляд отвлекал от молитв и мог бы стоить обильных горьких слез нецеломудренным девицам, если бы храмовые порки давно уже не стали легендой Ронносской обители. Сады цвели на восточном склоне острова, и если Эсха чуть резвее взмахивал своей плетью, то дворца достигали нежные облачка розовых лепестков.

Золотой койс бога Тхайсу преодолел почти половину своего обычного пути, не встретив по дороге ни тучки, и до момента, когда эта монета докатится до края стола, что стоит в зале богов, и упадет в лютый сумрак, оставалось несколько часов. Потом Тхайсу подхватит свой золотой и позволит прекрасной богине Сейпирес пустить по игровому столу маленький серебряный той. Время текло медленно и однообразно.

Латона, дочь царя Йохатура, стояла на дворцовой стене и рассеянно вглядывалась в синеву залива. Миндальный аромат пьянил ее. Жар от божественного койса гладил загорелую кожу, а тихие песни Эсха погружали в дремоту все уголки дворца. Ветру вторил древний фонтан, от его серебристых струй тянуло желанной прохладой. Голубые, зеленые и желтые попугайчики целовались среди деревьев, окружавших фонтан, на теплых плитах которого дремала Фло — царская пантера.

«Еще один длинный, полный томительного ожидания день! — вздохнула девушка. — Если и сегодня не придут суда из Махосты, то мы умрем от скуки без театра, ярмарки и прочих развлечений!» Словно услышав печальные думы царской дочери, Эсха вытянул бичом своих ленивых волов — и миндальные лепестки закружились над Латоной. Та подставила им ладони и рассмеялась от щекотки, когда лепестки оказались у нее в руках. Девушка полюбовалась нежностью цвета и легонько дунула, отпуская лепестки в долгое свободное путешествие над заливом.

«В комнатах должно быть свежо и прохладно, — лениво подумала Латона. — И Эбита собиралась нарезать ароматных дынь». Царевна улыбнулась и легко побежала по каменным ступенькам вниз, во двор, а оттуда в свои покои.

Эбита была младше своей хозяйки на семь еров. Восемь раз зацветали миндальные сады после того, как ее, десятилетнюю, привезли в Роннос на люэйских кораблях и продали во дворец. В рабство Эбита попала за долги отца, пропившего свою лавку, и девушка, страстно мечтавшая о свободе, давно откладывала монеты на выкуп, отказывая себе почти во всем.

Эбита споро нарезала фрукты и красиво раскладывала их на блюде. Срез персика сочился густым липким соком, янтарное охлажденное вино дышало в запотевшей чаше. К приходу хозяйки все было готово. Эбита выпрямилась и внимательно осмотрела стол, потом комнату. Все было безупречно.

Стук сандалий гулким эхом раздавался по коридору, и Эбита, ожидая появления своей госпожи, заранее склонилась в низком поклоне.

Тонкая, полупрозрачная ткань окутывала стройное тело Латоны, словно туман, придавая чертам изнеженную изысканность. Дочь царя была высокой, худоватой, но физически крепкой и развитой. Ее волосы цвета ореховой коры были собраны в высокую прическу.
Светло-карие глаза мельком окинули накрытый стол.

— Ты молодец, Эбита. Персики и дыни — это как раз то, чего хочется в такую жару.

— Спасибо, госпожа, — скромно поблагодарила рабыня и тут же подвинула хозяйке блюдо с хоремскими сладостями.

— Не хочу! — капризно отмахнулась Латона. — Позови лучше Лилу. Пусть она прислуживает за столом, а ты поиграешь нам свои песни.

Эбита вернулась очень быстро, ведя за руку покрасневшую от смущения белокурую девушку норэльской расы. Дети этого народа отличались бледностью кожи, синими, как воды залива, глазами и кротким нравом. Если верить легендам, то боги обошли норэлов, вечных рабов, когда раздавали людям Атлантического мира огненные чувства. Латона плохо помнила конец этой легенды (она ее не очень любила) — проклятьем или благословением обернулось для белокожих лишение пылких эмоций.

— Слава в веках вашему роду, госпожа! — Лила опустилась на колени и коснулась лбом пола так, что ее пушистые волосы разметались по плечам.

— Вина! Эбита, спой нам!

Латона вытянулась на ложе. Она медленно цедила вино и наблюдала за тем, как тонкие пальцы люэйской рабыни перебирали струны цитары.



Эбита увлеклась пением. Ее черные глаза были полуприкрыты. Край одежды спал со смуглого плеча, обнажив крепкую круглую грудь.

«А она хороша! — томно подумала Латона, наслаждаясь вином. — Стоит сегодня позвать ее в спальню и услышать, как нежен люэйский стон в экстазе!»

Музыка лилась, рассказывая бесхитростную историю двух влюбленных…

Лила застыла у стола на коленях, почти не дыша. Ее нечасто звали прислуживать в покои Латоны, и рабыня необычайно стеснялась.

Не желая нарушать пение, царевна пальцем показала девушке на дыню. Лила мгновенно подскочила, выложила на тарелку несколько ароматных, мерцающих от золотистого сока кусочков и подала хозяйке.



Оса, привлеченная густым фруктовым ароматом, резко подлетела к самому лицу Лилы, и та, громко вскрикнув, взмахнула рукой. Тарелка слегка покачнулась, и несколько капель сладкого сока дыни пролились прямо на грудь Латоны. Сок был холодным. Скользнув по ложбинке между грудями, он впитался в лиф платья, оставив на ткани расплывчатый след. Лила тут же поставила тарелку на пол и кинулась к хозяйке с салфеткой, предварительно смочив ее водой из кувшина. Тщательно вытерла потеки.

— Ваше платье, — дрожа от страха, прошептала Лила, — я постираю его.

Она продолжала аккуратно проводить влажной тканью по груди хозяйки, стараясь не пропустить ни одного места, куда мог бы попасть дынный сок.

— Хорошо. Раздень меня! — приказала Латона, вставая и поворачиваясь к Эбите. — А ты, позови-ка сюда Бомани.

Пальцы Лилы дрожали и не слушались, в ушах шумели волны залива, а перед глазами стоял золотисто-розовый туман. Тонкая ткань туники с тихим шелестом скользнула по гибкому телу и пенным облаком легла у ног госпожи.

— Это правда, что норэлы не испытывают злости, обиды, зависти, не умеют мстить и ненавидеть? — расслабленно спросила Латона.

— Да, госпожа. Боги лишили наши души страстей, но наполнили сердца теплом и нежностью, и…

— Жаль, что боги не дали тебе ловких рук и хоть немного ума. Принеси розги.

Лила вспыхнула, прошептала:

— Слушаюсь, моя госпожа. — И поспешно выбежала из комнаты.

Латона потянулась к блюду на столе и аккуратно подхватила двумя пальцами кусочек персика. Персик был теплым, нежным и очень сладким. С наслаждением облизав пальцы, царевна улыбнулась своим мыслям: «Если не сегодня, то завтра обязательно придут корабли из Махосты и развеют эту скуку!» Махостские купцы приплывали в Роннос каждую весну, привозя зверинец и устраивая ярмарку, представления и множество других развлечений. А еще они привозили книги. Странные, удивительные книги, которые выглядели как маленькие кирпичи для стройки. В царской библиотеке пришлось сделать особые полки, чтобы ставить туда квадратные книги. В окружении ниш с тугими свитками полки смотрелись очень необычно. В одной из таких книг царевна прочла об интересной философии власти. Это были весьма своеобразные высказывания, переворачивающие привычное представление о мире. Картинки и описания до сих пор всплывали в памяти.

Лила тихо вернулась в комнату. В ее руках был большой пучок крепких и гибких прутьев.

— Положи на стол, — спокойно приказала царевна и отправила в рот еще один кусочек персика.

Как раз в этот момент вошли Эбита и громадный турриец.

Трудно предположить, о чем думала мать всех богов Лувисс, когда лепила тело туррийца: широкие плечи, узкие бедра и раздраженный взгляд, как у быка. Крепкие мышцы перекатывались под покрытой многочисленными шрамами кожей, которая видела свет Тхайсу куда чаще, чем закрытую одежду. Впрочем, в покои царевны наемник явился в кожаных штанах и просторной льняной рубахе.

Бомани служил дому Йохатура достаточно давно. Он нанялся на службу совсем молодым, сразу после того, как похоронил не перенесших черной заразы пожилого отца и очень молодую мать, а единокровные братья, поделив наследство, выставили мальчугана за порог без койса в кармане. Верная служба и пролитая кровь обеспечили наемнику уважение царя, должность стратега и собственный кров. Последним он пренебрег, предпочитая жить при казарме.

Воинская жизнь научила туррийца ничему не удивляться, поэтому он замер у порога комнаты, равнодушно разглядывая фрески под потолком.

— Простите, что не явился быстрее, царевна: я тренировал солдат на площадке за конюшней.

Латона заинтересованно посмотрела на воина. Он никогда не отличался любезными манерами, хотя и выказывал всем членам царской семьи внешнее уважение. Невозмутимость и неизменное бесстрастие наемника часто рождало в душе Латоны глухое раздражение. Вот и сейчас безразличие, с которым Бомани разглядывал в комнате все, кроме обнаженной царевны, вызывало у Латоны досаду.

— Лила была нерасторопной и испортила тунику. Мое лучшее, любимое платье. Хочу, чтобы ты ее высек.

Бомани не изменился в лице. Может, только во взгляде прибавилось чуть больше раздражения. Он задумчиво посмотрел на плачущую Лилу, столик, где в окружении тарелок, блюд, кувшинов и чаш лежал пучок розог, и шагнул внутрь.

На середину комнаты был выдвинут тяжелый стул с высокой спинкой. Бомани пальцем поманил к себе Лилу, и в его глазах мелькнуло некое оживление, когда девушка, дрожа, как пальмовый лист, приблизилась к нему семенящей походкой. Наемник распустил на груди трепещущей от страха рабыни тонкий поясок из мягкой кожи и стянул со своей жертвы платье. Девушка разразилась рыданиями и попыталась прикрыться, но турриец схватил ее за руки, толкнул к стулу и заставил лечь грудью на сиденье. Ремешком воин стянул запястья Лилы за спинкой стула и шагнул к столу за розгами.

— Как строго? — коротко спросил Бомани, даже не взглянув на Латону.

— Пока не потечет кровь и я не скажу «хватит», — слишком торопливо ответила царевна, выдав волнение.

Бомани нахмурился и медленно повернул голову в сторону ложа царевны.

— Она слишком молода для такой суровой порки, а ее вина не так серьезна!

— Не тебе судить о цене моего гардероба, турриец. Начинай!

Латона щелкнула пальцами, и Эбита тут же вложила в протянутую руку госпожи кубок с вином.

По лицу наемника скользнула тень недовольства, но он промолчал.

Лила тихо всхлипывала, уткнувшись лицом в обивку стула. Ее била крупная дрожь, ягодицы, словно живые, сжимались и разжимались, колени и бедра были плотно сжаты.
Бомани замахнулся и с силой опустил прут на тело девушки, вырвав из ее груди резкий крик. Эбита, будто статуя, замерла у изголовья своей госпожи, закусив указательный палец, и расширенными глазами смотрела на порку. Розга пела и с силой ложилась на обнаженные ягодицы. Рубцы багровели, сливались, пересекались, а жгучая боль заставляла жертву извиваться и громко кричать. Турриец выбрал быстрый ритм и не останавливался.

— Больно! Пожалуйста! Хватит!!! — задыхаясь, то и дело срываясь на визг, молила Лила.

Она перебирала коленями, пыталась увернуться от жалящих розог, но все ее попытки были тщетными. Прут точно выверенным ударом неизменно доставал все самые нежные места. У девушки была очень чувствительная кожа, и жестокая порка доставляла ей неимоверные страдания.

Измочаленный прут отлетел в сторону, турриец взял со стола следующий.

— Прошу вас, прошу, не надо! — стонала Лила, повернув лицо в сторону своего палача.
Но розга свистнула, и на плотно сжатых ляжках рабыни вспух новый рубец.

Латона неторопливо смаковала холодное вино, слушала свист розог, утробный вой Лилы и сквозь опущенные ресницы наблюдала за тем, как двигается тело туррийца. Бомани высоко замахивался, резко опускал прут и беспощадно тянул лозу на себя. Все его движения были четкими, сильными, варварскими.

Из темнеющих полос показалась первая кровь, жертва хрипло визжала, взывая к несуществующему милосердию. Турриец стал сечь чуть медленнее, размеренно, его грудь вздымалась в такт глубокому дыханию. Ленивое раздражение, с которым наемник вошел в эту комнату, исчезло из его глаз, уступив место упрямству и глухому несогласию с происходящим. Мысль о том, что Бомани может жалеть Лилу и только чувство долга не позволяет ему ослабить удары, разозлило Латону.

— Спину! — резко приказала она.

Розга взметнулась и опустилась на выгнутую спину несчастной. Еще несколько длинных полос — и турриец взял новый прут и продолжил истязание.

Эбита плакала, сильнее прикусывая палец и беззвучно сглатывая слезы. Ее секли всего несколько раз в жизни, один из них короткой плетью, но она отлично помнила, насколько это мучительно больно и ужасающе стыдно — быть обнаженной перед мужчиной, вопить и крутиться от разрывающей на части боли. Мир в этот момент словно переставал существовать, а тело опускалось в темный и душный колодец.

Лила уже больше не кричала, только вздрагивала всем телом после каждого удара. Из ран сочилась кровь, по всей комнате валялись обломки розог, а пучок на столе стал заметно меньше.

Эбита рухнула на колени и, прижавшись губами к волосам госпожи, прошептала:

— Смилуйся, о великая Латона, прекраснейшая из всех дев Ронноса! Смилуйся, и да будут боги так же щедры к твоему дому, как велика твоя доброта!

Жаркий шепот рабыни, просящей за свою сестру по несчастью, был полон трогательной жалости, и царевна, почти не размыкая губ, бросила:

— Хватит!

Наемник тут же опустил руку, уронив прут на пол, и развернулся в сторону выхода.

— Бомани! — голос Латоны был резок.

— Да, царевна? — турриец медленно повернулся к ней лицом и посмотрел все тем же, немного раздраженным взглядом.

— Твоим воинам нужна девушка для утех?

Наемник не ответил, но вскинул бровь, и по его скулам прошлись желваки.

— Унеси ее отсюда, — Латона указала пальцем на выпоротую Лилу, — забери к себе, и можете там делать с ней все, что пожелаете. Все равно она не пригодна для царских покоев.

Глаза Бомани потемнели, сузились. Снова промолчав, он осторожно распустил ремешок, стягивающий запястья несчастной девушки, и заботливо взял ее на руки. Слишком заботливо для сурового воина, что не ускользнуло от Латоны. Уже выходя из комнаты, не оборачиваясь, турриец рыкнул:

— Спасибо за доброту, царевна, да прославится в веках твой дом.

Латона лениво наблюдала за тем, как ловкая Эбита быстро приводила комнату в порядок. Вино, сцена наказания и мускулистое тело туррийца разгорячили царскую кровь, и Латона почувствовала жар.

— Оботри меня, Эбита!

Рабыня тут же смочила льняную салфетку в прохладной воде и принялась осторожно обтирать хозяйку.

— Ты очень послушная и умелая девочка! — блаженно промурлыкала Латона.

— Благодарю вас, госпожа! — кротко отозвалась Эбита.

— Оставь, пойду поплаваю в бассейне. Этот день слишком жаркий для простых обтираний.

Латона медленно поднялась с ложа.

— Эбита, ты сможешь вывести пятно с туники?

— Я… я постараюсь, госпожа! — тихо ответила невольница.

— Выведи и можешь оставить платье себе. Давно собиралась его заменить.

— Да, госпожа! Спасибо.

Латона грациозной походкой, не смущаясь своей наготы, вышла из комнаты.

Эбита тут же подняла тунику с пола и внимательно ее осмотрела. Пятнышко от дыни было совсем маленьким, почти незаметным, а сама одежда выглядела новой и очень дорогой — из тончайшего шелка с редкой, искусной вышивкой.

«Если продать даже за полцены, — задыхаясь от волнения, рассуждала Эбита, — и добавить то, что уже накоплено, — этого хватит на выкуп!»

Эбита не сдержалась и зарыдала. На восточном склоне острова, под сенью миндальных деревьев, Эсха выводил на своей свирели нежную, полную щемящей грусти мелодию.

Хороший рассказ. Немного вязкий. Пока до порки добрался... хотя, может просто устал уже. Не слушайте меня, автор.
Насчет авторства я поплыл, если честно. Хочется приписать Irra или Hiaro. Пока, во всяком случае. Но я подумаю еще. Перечитаю.

Хотите сравнить Олава и Бомани? - интересное бы получилось сравнение Надо вспомнить: внешне, кажется, обе фигуры колоритные. Роль у обоих - подчиненная. Отношение к обязанностям экзекутора - на первый взгляд диаметрально противоположное, но, может, не все так просто)?

Гарантированно - ни как автор, ни в одном из видов голосования. Ну и в Угадайке - по умолчанию, поскольку орг в курсе. Но обсуждать рассказы, как читатель, я никак себе запретить не могу. Главное, чтобы обсуждение от меня было по существу рассказа, и точно не в плане угадывания авторства.

Почему, собственно, предлагаю сравнить персонажей... Это многообещающее сравнение, имхо, больше всего интересное с точки зрения того, какие вообще типажи верхов в тематической литературе накапливаются. На фоне Олава, какие-то черты Бомани, особенно ярко высвечиваются. Вообще вопрос начинает мучать - садист он, этот Бомани, или кто? На мазохиста ведь тоже не похож. И тот, и другой верно исполняют свой долг, как они его понимают. Олав - как будто совмещая приятное с полезным, а Бомани - через внутреннее несогласие, какую-то муку. А точно ли, что эта мука не приносит какого-нибудь извращенного удовольствия? Мне так, снизу никак не отделаться от ощущения, что это тоже удовольствие, очень странное, но как оборотная сторона медали СМ.

Вот это понимаю, кому интересней мальчишки, кому-то - девчонки). Да я и сама с девчонками тут для себя не разобралась. Если учитывать, что рассказ называется "Выкуп", то роль Эбиты тут не второстепенная. Прямо краснею и не могу сказать, почему мне так показалось. То есть оно интуитивно уже как-то почувствовалось, а объяснить по-человечески пока не могу. Может, благодаря чьим еще прозрениям, подсказкам получится.

Я название вижу очень прямолинейно. Выкуп - это же плата за что-то, правильно? Эбита выкупит себя ценой платья. Вторая рабыня выкуплена поркой. Я так понимаю, что Бомани ее себе оставит, не отдаст охране. А царица развлеклась, выкупила себя от скуки и какие она там корабли ждет.
Электра, но я ж говорю, нужно перечитывать. Так глубоко копать - мне сложно очень. Да и не силен я в психологии\литературе.

Выкуп или расплата, плата? И за что? Для Эбиты выкуп - это долгожданный подарок судьбы, нечто неожиданное, как гром среди ясного неба, одновременно пугающее. Сбыча мечт далеко не всегда приносит облегчение, и вообще не всегда к лучшему. Что там ждет Лилу, вообще неизвестно. Для Бомани - это что? - более сложный вопрос. Что взмахнуть рукой, сдуть лепестки, всех отпустить на волю или сбежать по лестнице, да еще и без наскучившего платья - это про свободу, оно понятно. Но за внешней легкостью... Ладно, я тоже пока совсем не готова все по полочкам разложить. Буду какое-то время посмотреть, кто что еще напишет, скажет.

Отличный текст. Всем повезло в этой сцене. Автором предполагаю Артура. Вся женская часть читательской аудитории загляделась на Бомани))

в общем, частая ошибка, когда автор погружается в процесс стилизации, и боком идет все остальное: идея, смыслы, грамматика, синтаксис.

Бомани - слабое звено.

вольнонаемный воин, стратег на побегушках у царевны?

нервный, но молчаливый.

гордый, но послушный.

самолюбивый, но делают, что скажут.

трагичная в общем-то история: молодая служанка волею судеб и плохого характера дочери царя обретает шанс на свободу. цена этого шанса - жестокое наказание другой кроткой служанки.

но весь рассказ будто покрыт леденцами – красивыми описаниями, непонятными словами.

очень сладко.

не знаю, зачем.

возможно, и сам автор не знает.

Этот рассказ я вчера вслух прочитал возлюбленной. Нас, в общем, вставило. Но все же как читатель я не вполне в восторге. Очень уж декоративно-экзотичный антураж. В духе произведения Валерия Брюсова "Добрый Альд" (там, правда, уже совсем жесть).