Клуб "Преступление и наказание"

Простите, очередной завал на работе - прозевал или почти прозевал очередное обострение.

Жгучая крапива: бан на пять дней - п.7е и п.7и.
Я сделал Вам несколько предупреждений.

Butterfly: предупреждение . БОльшая часть того, что Вы написали, попадает под категорию "тут не лицо, а только литератор", но насчёт звезды и звёздочек - это уже можно понять как комментарии про характер пользователя.

Теперь по поводу самой ветки.

По поводу рассказов, как и по поводу авторской манеры письма, разрешено писать практически всё ("практически" - потому что в какой-то момент, наверное, количество всё-таки перейдёт в качество и комментарии о рассказе превратятся в "демонстративные действия, имеющие целью публично показать неприязнь, неуважение или враждебность к другому пользователю или группе пользователей форума" (п. 7е). Здесь я этого всё же не вижу).

Нельзя - писать вещи, попадающие под п.7, по поводу автора как личности и пользователя.

Относительно комментариев и отношения к ним.

Простите за банальность, любой комментарий нечто говорит и о том, о чём он написан, и о том, кто писал. В комментариях в этой ветке, на мой взгляд, столько же про 13, её вкусы и предпочтения, сколько и про рассказы.

Простите за ещё одну банальность, понравиться всем невозможно. Особенно в тематической литературе. Любое произведение кто-то будет ругать, а кто-то хвалить. Тринадцать поступила правильно, что вынесла свои комментарии в отдельную ветку с соответствующим названием, а не написала то же самое в ветках рассказов, хотя, вообще говоря, имела право. Автор, которого задел комментарий, может просто не заходить в эту ветку и иметь в виду, что данный конкретный пользователь - топикстартер - не его аудитория. Только и всего.

Насколько я знаю, про практически любой из рассказов на этом форуме были написаны и хорошие слова тоже, причём людьми неглупыми и небесталанными.

Панегирик – это когда хвалят так хорошо, что становится плохо.

Панегирик Патриархату написан так хорошо, что все в итоге плохо. Увлекшись формой и идей, автор напрочь забыл о смысле и логике.

Доктор Стембель изобретает СУП. Об этом нам сообщается газетно-телеграфным стилем (гарнитура журнально-рубленная, печать глубокая). Неплохая завязка: интригует, поднимает вопросы, может даже зарождает тревогу – во что же выльется способность управлять потомством? Мы даже закрываем глаза на некорректную формулировку – уж слишком много времени и сил потратил доктор Стемпель, чтобы еще придираться к названию его метода.

Первыми загоношились австралийцы, имеющие печальный опыт с бесконтрольным размножением кроликов.

Я видел женщин, говорит нам автор. У них розовые ушки, круглые попы, они все время на диете из травы вместо нормальной еды. Оставь их без присмотра, немедленно начнут рожать и только мальчиков, ведь женщины очень подвержены следованию моды.

Мужчин я тоже видел, уточняет автор. У них есть мозги. Они быстро сообразили, что дело идет к вымиранию, побросали пиво, футбол и объединились в ДНО - Добровольное Общество Неженатых. Буквы правда перепутали, но зато они не такие тупые, как женское стадо, кинувшееся вопспроизводить на свет только мужское потомство. Они топали ногами и требовали, чтобы из срочно взяли замуж хотя бы в порядке живой очереди.

Розовые ушки и круглые попы оторвались от жевания травы, бесконтрольного размножения и показали им Кузькину мать: объединились в клан и написали очень страшную книгу, видимо, чтобы напугать себя самих, ведь мужчины не боятся ни пирогов с начинкой, ни диванов, ни выпивки ни даже в брюках на кровать.

Едкая креативность автора сыплет новыми аббревиатурами, описывает суровые правила и милые, очаровательные, как коллектив бухгалтерского отдела пыточки. Сарказм так глубок, что по щелчку злых писательских пальцев мужская часть населения вынуждена прибечь к самым суровым мерам – они начинают заботиться о своих женщинах.

Завершается все вяленьким хэппи-эндом. То ли автор устал, то ли пока писал тема патриархата протухла, то ли стыдливо понял, что из этого козла уже ничего не выдоить.

Тематической сцены нет, порки нет, но кого это волнует в разрезе освещения острых гендерных вопросов.

Грех самоуничижения – обратная сторона гордыни. Автор подкидывает эту монету вверх, и всю дорогу она вращается в воздухе, поворачиваясь к нам то реверсом, то аверсом, то вовсе зависает ребром.

Художник ищет ученика. Короткое объявление похоже на билет с неуказанным пунктом назначения – какая разница куда, если впереди возможность сменить декорации, которых уже и не разглядеть под толстым слоем пыли запущенной депрессии.

“Жизнь полная лишений? Мне подходит!”, – говорит героиня, уже имеющая в этом изрядный опыт, ведь в детстве ее лишили возможности заниматься тем, что нравится.

Слишко хороша для аккордеона, слишком умна для пединститута. С пассивным упрямством она не делает даже попытки заявить о своих желаниях и сделать хоть что-то для их осуществления. Должен придти кто-то большой и сильный, чтобы взял за руку и отвел к страстно желаемому. С раннего детства героиня уяснила, что от родителей ждать такого бесполезно, все что они могут дать, это унылость вечерней музыкальной школы и закутка с копировальным аппаратом и шкафом с папками. Нужен кто-то другой. И такой фигурой становится пока незнакомый учитель-художник.

В нем для героини по контрасту привлекательно все: и возраст, и интерьер его квартиры, и она сама рядом с ним с тяжелой папкой собственных рисунков и готовностью занять место, которым никто не заинтересовался (следим за вращающейся в воздухе монетой).

Казалось бы, осуществление мечты совсем рядом, бери ее, держи крепче, проснись и рисуй, но нет, героиня с присущей ей аутокурощением нагромождает между собой и своими желаниями термопот и бытовую суету, выделяя рисованию время по остаточному принципу. Чуда не случается. Она все так же слишком хороша, только уже теперь не для аккордеона, педагогических методик или офисного степлера, а для этой художественной мастерской с прелесть какими дурочками и страховыми агентами в усах и кризисе среднего возраста.

К поиску моделей для рисования (демонстраторов пластических поз) героиня подходит с тем же отношением: стрательно, методично, скромно, и только дифирамбы потенциальным моделям говорят нам, что нас ждет много дивных открытий, расстегни мы ее монашеское платье.

Так бы и мучилась она обидным несовпадением своих скрытых амбиций и реальности, если бы учитель не решил развлечь ее интересным перфомансом, поручив героине воистину активную роль.

Я вам не расскажу, что там было на самом деле, говорит нам автор и правда не рассказывает. Он ставит перед нами все ту же ширму, которая загораживает весь обзор. На ширме знакомые уже нам мотивы: кроткая, послушная ученица кротко и послушно выполняет задание мастера. Все, что ее волнует, это хорошо ли она справилась, достаточно ли была аккуратна и усердна. Молодец ли она?

Да ну конечно молодец. Давайте дневник, героиня, как всегда пять. Запишите домашнее задание: подумать о чем вы плакали, поймать наконец монетку и положить ее на стол правильной стороной вверх.

Автор чутко следует новым трендам, которые культивируются на форуме уже довольно продолжительное время: не пиши хорошо, не излагай свои мысли ясно и четко, ни за что не сознавайся, про что именно ты хотел рассказать историю. Выбор автора можно понять, плата в виде всеобщего остракизма бывает тяжела, тем более для начинающих и неуверенных в себе, но мне как читателю такие веяния литературной моды не близки. Попорченная хорошей литературой, я жду, что каждое предложение в рассказе будет наполнено не только словами, но и смыслом.

Давно уже мрачно-серые стены замка Харбург не освещались потоками солнечных лучей, хлынувших через растворенные окна

Для того, чтобы в помещении было освещено потоками солнечных лучей (штамп), окна, если на них нет ставен, растворять не нужно.
Хлынувших – глагол совершенного вида, употребляется для обозначения уже свершившегося действия.

Его горе все еще прокладывало стрелки морщин у потухших глаз

Два года прошло, а морщины все еще не проложены, потухшие глаза (штамп) обратно не зажжены

срывало голос во время молитвы

Голос срывается от перенапряжения горловых связок, например, при крике. Молитвы произносят про себя или негромко, чаще шепотом.

сцепляло пальцы рук, на которые бессильно опускалась голова.

Автор, пожалуйста, сцепите пальцы и опустите на них бессильно голову. Спасибо.

Его горе комкало дни, из которых он старательно выбрасывал все, что могло напомнить о жене.

Итак, автор пытается донести до нас мысль, что Людвиг очень страдает вот уже два года, но что с ним происходит в это время мы не знаем.

Что значит горе комкало дни? Каким образом Людвиг избавлялся от воспоминаний о жене?

Может, Людвигу было сложно просыпаться в новый день, зная, что снова придется чувствовать боль?

Может, он, встав с кровати, принимался сразу за алкоголь, игнорируя свои обязанности?

Или может наоборот, погружался с головой в текущие проблемы своей вотчины: у Ганса Мюллера коза там сбежала и пожрала только взошедшие посевы репы у скандальной жены кузнеца Марты Шульц. Безалаберный Петер, который должен был следить за рыцарскими доспехами смазал их вместо специального масла прованским (Анна с кухни сказала, что так точно будет лучше), и теперь левое крепление забрала поела ржа, и поднять его, конечно, можно, но скрипит оно так, что зубы начинают ныть. Да мало ли вообще дел может быть у средневекового сюзерена?

Мы правда не знаем. У нас нет информации. Только набор красивых и пустых образов.

Всегда, когда Людвиг видел Рут или слышал звуки ее пения, его память безжалостно вырывала из потока времени образы Маргарет, и он вновь обреченно бродил по закоулкам воспоминаний, напрасно ожидая облегчения.

Что такое поток времени в этом контексте? Что такое закоулки воспоминаний? Почему, прогулка по ним должна или может принести облегчение?

Может автор хотел сказать, что когда Людвиг видел или слышал голос Рут, ему становилось больнее? Он снова видел Маргарет, вспоминал их общие моменты?

Например, как-то раз она напевала дурацкую пастушью песенку, а он был с похмелья, и сказал ей, чтобы она перестала, потому что голос у нее как у того павлина, что привезли Валлерштайнам, а Маргарет треснула ему по башке веером (больно!) и сказала, что ночью он пойдет в Валлерштайновскому павлину, а не в ее покои.

А однажды, Маргарет долго собиралась на бал, перебрала десятки платьев, парики не садились, пудра вся в комках, горничные рыдали, но одели ее конечно, все было идеально, и они уже шли к карете, когда она неосторожно наступила своей атласной туфелькой в невесть откуда взявшуюся коровью лепешку. Ору там было, никуда не поехали, Маргарет дулась, но он нашел способ вернуть улыбку на ее прекрасное лицо, которое он так любил и которое больше никогда не увидит.

Я как читатель хочу знать, что там было. Автор как проводник истории должен мне (читателю) рассказать. Иначе это все шелуха, одни шуршащие обертки, но может это тоже новый тренд.

Критик умудряется вычитывать то, чего в тексте нет вообще, и пропускать мимо сознания то, что там явно обозначено.