Клуб "Преступление и наказание"

В этой ветке публикуются конкурсные работы блоков "Рецензии" и "Номинирующие отзывы".
Все работы второй части публикуются под номерами, без учета авторства (выбираем лучшие работы, без оглядки на авторство).
Нумерация по рецензиям и отзывам отдельная.

Список рецензий:

№1. Рецензия на рассказ "Муза" (Сальвадор*, см. прим.)
№2. Рецензия на рассказ "Родные"
№3. Рецензия на рассказ "Несущий свет" - "Дьявол в деталях"
№4. Рецензия на рассказ "Зеленые цветы"
№5. Рецензия на рассказы "Родные" и "Несущий свет"
№6. Рецензия на рассказ "Несущий свет"
№7. Рецензия на рассказ "Панегирик патриархату"
№8. Рецензия на рассказ "Нежность"
№9. Рецензия на рассказ "Родные"
№10. Рецензия на рассказ "Тридцать третий регион"
№11. Рецензия на рассказ "Несущий свет"
№12. Рецензия на рассказ "Муза"
№13. Рецензия на рассказ "Родные" - "Мне подменили жизнь..."
№14. Рецензия на рассказ "Большая разница"
№15. Рецензия на рассказ "Храбрец" - "Дорогие мои мальчишки"


Список номинаций:

№1. Номинирующий отзыв на рассказ "Выкуп" - "Самый тематический рассказ-конструктор"
№2. Номинирующий отзыв на рассказ "Большая разница" от общества ЮПКА (юморных произведений курируем авторов)
№3. Номинирующий отзыв на рассказ «Родные» - "Лучший рассказ конкурса".


Списки даны для того, чтобы можно было оценить общее число работ и определить те работы, которые чаще всего интересовали рецензентов и критиков.
Поскольку большинство рецензий не имеют заглавий, по номерам их трудно ассоциировать с рассказами, которым они посвящены, предлагаю вести основное обсуждение рецензий и отзывов в ветках рассказов, а здесь писать о сравнении рецензий и отзывов между собой, мысли о предпочтениях, выборе лучших рецензий и отзывов.

Примечание (*): Первая рецензия была опубликована автором в ветке рассказа, открыто, под своим именем, 21 мая. Автор (Сальвадор) изначально хотел, чтобы эта рецензия участвовала в конкурсе, просто невнимательно прочел правила. Вопрос о возможности приема "ранее опубликованных" работ второй части конкурса поднимался и обсуждался в ветке "Условия ЛАК-2020" 23 мая. Подробнее - четвертое и шестое сообщения от 18:25 и 21:39 (ЖК и Электра) - viewtopic.php?f=2&t=4281&start=90. Таким образом, было решено, что данная рецензия принята на конкурс. Прошу учесть, она будет в бюллетене для голосования.

Бюллетень для голосования за работы второй части ЛАК-2020 будет опубликован в ветках и

№1 Рецензия на рассказ «Муза»

Начнем с ритмики.

Вижу в авторе классического музыканта... Ритмика рассказа - не монотонный рэп, не ритмичное диско (тум-ту-тум - пришел, ту-ту-тум - выпорол, тум-ту-тум - ушел). Это произведение классической музыки, созданное с помощью букв. Фразы идут в свободной форме, создавая вместе общую мелодию...
Первые два предложения - два микро-коротких абзаца - как скрипичный пассаж, сопровождающий открытие занавеса. Далее начинает развиваться вступление, пролог, обозначение поля, предыстория, знакомство с героиней. Если угодно - этот классический зачин можно прочитать и как современный слоган, зазывающий на новинку синематографа. Детский хор, поющий на заднем плане: "Ей было нечего терять - она ввязалась в сомнительное... Что будет дальше?"

Дальше начинается развитие музыкальной темы - неспешное, широкое как река Волга - сложные неторопливые предложения, вводящие в неспешный ритм классического произведения, где тема не заперта в четырех аккордах и ей нет нужды что-то побыстрее выкрикнуть, чтоб запомниться. Тема изобилует красивостями и с наслаждением их демонстрирует, создавая нужное настроение у читателя-слушателя ("Я хорошо знала фрески Джотто, могла отличить Святого Себастьяна Караваджо от Святого Себастьяна Перуджино и была способна с закрытыми глазами провести экскурсию по Сикстинской капелле" - подобные барочные вещи в рассказе, как машина времени отправляют нас из мира лаконичных смс-сок в романтический 19 век крупных музыкальных форм и никуда не спешащих слушателей. Избыточно ли для рассказа упоминание Джотто и Караваджо? Я считаю, что нет).

Как вы помните - симфоническое произведение (строение симфонии классической формы) состоит из 4 частей, которые воплощают разные стороны жизни человека. Четыре части я вижу и здесь

1. Предыстория. Прошлое (Мирная, задумчивая, звучит в медленном движении, пишется в форме рондо, реже в форме сонаты или вариационной форме.)
2. Художник и его жизнь. (Таинственная, чуть мрачная тема, наполненная метафизическими намеками)
3. Основная часть. Собственно - само событие.
4. И финал, выводящий сюжет через Катарсис в светлое разрешение. Немного печальное, но светлое - в лучших традициях романтизма.

Многое из этого задается именно ритмикой рассказа. Я мог бы более подробно нарисовать здесь ритмическую схему пошагово - но не буду вас утомлять этим.

Стилистика

Прекрасная стилистика классической литературной формы, где каждое слово стоит на своем месте, а легкость чтения достигается естественностью построения фраз.

Герои

"Я"
От героини, именуемой в первом лице, трудно ожидать, что сейчас она затарится пивасиком и будет ржать над шутками Петросяна, но и вешаться она, судя по всему не собирается... Ее образ - классический femme fatale - но с тематической "нижней" поправкой: она, судя по всему - украдет все-таки сердце Художника и добьется своего желания - удовлетворять его желания. Потому что ей это понравилось.

"Художник".
Пока мы ничего о нем не знаем, кроме самых общих черт: стар, имеет большую квартиру под окнами, активно пользуется соцсетями, в настоящее время небогат и - весьма таинствен. Классический Мистер Х в маске. Темная лошадка, которая могла бы раскрыться дальше, если бы рассказ не кончился.

"Вика"
В отличии от двух предыдущих героев - здесь есть интрига. "Главный" это персонаж (наравне с первыми двумя) или "проходной", появившийся в рассказе в виде антуража экшена и начисто исчезающий в следующих сериях, при дальнейшем развитии сюжета. Автор уделяет Вике много места в рассказе, больше, чем требуется для проходной фигуры, с наслаждением рисует ее образ... Кажется - в этом рассказе мы можем увидеть нетрадиционный для романтизма тематический "Треугольник", вместо классической композиции "Он/Она" или, если угодно, классической тематической композиции "В/н".
Не исключаю, впрочем, и варианта, когда "Я" и "Вика" объединятся, чтобы "убить" Художника и привести этот треугольник к классической схеме. Это может состояться, когда художник исчерпает свою роль в этом сюжете и будет уже не нужен для дальнейшего развития.

Этот треугольник - очень любопытен для меня. Получается, что "Я" одновременно выступает и как Верхняя для "Вики" и как "Нижняя" для "Художника". При этом (респект автору, как ему это удалось?) вариант, когда "Я" является просто орудием Художника для порки Вики - не допускается. Для гармоничного треугольника не хватает только линии между художником и Викой, но и она намечена в тексте (тихонечко, буквально одним предложением). И эта линия тоже - весьма таинственна. Что именно Художник шепнул Вике? Предложил двойную оплату? Или жарко прошептал на ушко: "Кушать подано, моя Королева, посмотри, какую девочку я тебе нашел"? Определенно, если бы это был роман (или сериал NBO) - следующую главу надо было бы посвятить Художнику и Вике. Их истории.

Но это все - уже просто мои фантазии на тему дальнейшего развития сюжета, наличие которых говорит о том, что рассказ меня зацепил. Сюжет - вполне классический, Герои - вполне предсказуемы... Чем же зацепил? Видимо - близким мне настроением, флёром рассказа. И, видимо - мастерством исполнения. Там есть несколько мест, которые неплохо было бы подшлифовать - но, я думаю, это связано с тем, что это, все-таки - просто работа на конкурс форума, а не подготовленная к публикации рукопись...

Много написал, возможно - где-то невнятно, но перечитывать и исправлять не буду, пусть будет так.

№2. Рецензия на рассказ «Родные»

Виток событий казалось-бы незначительный: мужчина и женщина встретились, поговорили, повспоминали и разошлись. Почему так хочется разобраться, проанализировать? Да потому, наверно, что идея рассказа на поверхности не лежит, а впечатление довольно сильное, много ассоциаций.
По первым строкам видно, что повествование от лица мужчины, а значит именно он, прежде всего, ожидается быть в фокусе внимания - со своими мыслями и ощущениями, доступными читателю.
Интересно ли это мне? Ну, если честно, от лица верхней барышни, молодой и красивой, может оно-бы и поживее, мажорнее, но не всегда тематической литературе следует распускать павлиний хвост! Выкидываю свои предпочтения за борт, запасаюсь, как ребёнок в кинотеатре, попкорном и пепси.
Опускаюсь в атмосферу, созданную автором.


Глядя на плафоны фонарей, мужчина усмехается про себя: " Как в Париже!".
Глядя на свою спутницу, пытается понять, чего она сейчас о нём думает; сам при этом колеблется: остаться с ней или сбежать. Правда, это лишь слова, особенность авторского стиля. Намерения сбежать у него, конечно, нет.
Откуда он вообще приехал? Первая загадка, а загадки я люблю
Причина волнения главного персонажа тоже пока неизвестна - скорее всего, любовная история, оставившая след в его памяти. А может не только любовная, но и садомазохистская? Ну, в общем, посмотрим, как дальше будет развиваться.


Одновременно, нам дают понять, что спутница чувствует себя намного увереннее, чем главный герой. Разве можно ему сбегать, занимая ведомую позицию? Противоположные полюса, как известно, притягиваются.
Женщина приглашает его в свою квартиру, на чашку чая. Следующим абзацем узнаем, что он был в этой квартире ранее неоднократно.
Обращение собеседницы в почти приказном тоне: "Ну, рассказывай!"
И вот тут становится окончательно ясно, что история у них была не совсем любовной.
Кем она ему является, всё ещё туманно, но по репликам автора "родной сестрой она не была" и "переехал в этот дом, когда пошёл в шестой класс" можно предположить, что она его опекала, а значит и доминировала.
"Порола раз в неделю по воскресеньям ... [потом] Он одевался, ежился, ходил по комнате, готовил уроки, ужинал, стараясь пореже встречаться взглядом с недавней экзекуторшей... ритуал наказания ремнем был наивысшей точкой их близости" (С)
Превосходное описание, расставляющее наконец шахматные фигуры по своим местам!
Можно вообразить, что такое для мальчика айсберг под названием "старшая сестра": объект огромного сексуального притяжения, оставляющий на долгие годы след в психике и формирующий на всю жизнь предпочтения фетишовые!
Здесь, пожалуй, надо остановиться и разобраться как следует.
Я всегда считал, что у парней с мазохистскими склонностями гораздо вероятнее произойдёт столкновение с образом "младшей сестры" - какой-нибудь девочкой из класса, сидящей по диагонали через проход, или соседкой по лестнице, или ... вариантов много, но образ-то примерно один: маленькая хрупкая принцесса, зовущая своей красотой на подвиги и физические мучения. Фантазии там имеют направление несколько иное, чем боль от столкновения в детстве с образом "старшей сестры", которую нарисовал автор. А значит, рассказ интересен ещё и с точки зрения познавательной - продолжаю его внимательно изучать.
Из дальнейшего разговора героев за чашкой чая: собеседница не вполне уверена, что наказания ремнем пошли мальчику на пользу. Но тут же узнаём, что они определенно отложили отпечаток на его последующие взаимоотношения с девушками: с одной пришлось расстаться, когда та узнала о его наклонностях, другая принимала эти наклонности, но тяготилась ролью доминантки.
Не в силах найти в своей жизни подходящую спутницу, которая бы заняла сразу две позиции (верхней садистки и сексуальной партнёрши), герой отправляется на тематические сайты, включая вероятно и коммерческие. Можно не сомневаться, что там он столкнулся с потребительским отношением - эта тема, сама по себе, достаточно интересна, потому что большинство садо-мазо экшенов совершается женщинами именно в коммерческом секторе, но она освещается в беллетристике крайне однобоко и скучно. Хорошо, что автор не стал углубляться.
Не написано, как герой оказался в Германии. При этом, сцена его знакомства с профессиональной доминанткой в Берлине читается увлекательно.
Собеседница реагирует на его рассказ о заграничной жизни с некоторой завистью, акцентируя сторону материальную: "Так у тебя и машина есть!", "Она тебя использует как бесплатную рабочую силу" ... Что, как мне кажется, есть некоторый отход от образа старшей сестры к сестре младшей.
Но концовка возвращает всё на свои места, когда она с издевкой предлагает герою покончить с собой, выпив таблетки.
Фактически, приказ: "Капни в чай, ну капни, капни. Семь-восемь капель..."
Скорее всего, это блеф, игра. Но кто-же знает точно? Особенно, после ремарки: "Разделаться надо было с одним человечком".
И вот тут мой интерес к безымянной героине достигает максимума. Правда, и рассказ заканчивается.

№3. Рецензия на рассказ "Несущий свет"

Дьявол в Деталях

Добро пожаловать в мир Терри Пратчета.
"У нас правда было много общего. Мы вместе начинали, и хоть потом наши пути разошлись противоположно, дружбе это не мешало."

Автор не играет с читателем в кошки-мышки, сразу вставляя имя героя в заголовок. Но дьявол, как известно, в деталях. Автор не очень восхищен нынешним человечеством:
"Всегда, или почти всегда все заканчивается одним и тем же: раскаянием. Как те самые дети, съевшие зефир сразу, ... они, скуля и плача, бегут от веселого, потакающего им дядюшки к строгому отцу за исцелением и утешением. Потом они снова забудут наставления и съедят десерт до обеда, и снова раскаются. И снова, и снова. Поэтому мир все еще держится."
Тут вам и дуализм мира, где без минуса нет плюса, тут вам и Очищение через Покаяние, которое нынешнее общество пытается свернуть к чисто формальной процедуре... Автор явно знает, о чем пишет.

Ключевой момент перехода ванильного окружающего мира в тематический происходит приблизительно в середине рассказа:

Почему барышне (28 лет) оказалось достаточно купить молочный коктейль с банановым вкусом, чтобы она оказалась готова впустить к себе в дом незнакомца?
"Разумеется, я вас знаю, – Адель смотрела мне прямо в глаза, и я на мгновение подумал, что она действительно знает, кто я. – Я изучила вашу анкету вдоль и поперек, навела справки, поспрашивала у знающих. Ваша репутация безупречна!"

О, безусловно - здесь идет разговор о форуме, о тематической тусовке. Вряд ли наш Герой - тематик, но у него достаточно могущества, чтобы изменить пространственно-временной континуум и создать подтвержденную временем и рекомендациями репутацию.

Дальше оболочка из Терри Пратчета уже не особо нужна, мы попадаем в другой мир. Меняется и интонация рассказа - поверхностная легкая ирония уступает место совсем другим чувствам. Мы переходим в мир фон Триера (разумеется, я оперирую именами режиссеров лишь для лучшего понимания своей мысли, изрядно упрощая при этом).
И этот экскурс очень кинематографичен - крупные планы порки в настоящем перемежаются картинами из прошлого.
Вообще, кинематография рассказа потрясает - он буквально расписан по сценам. Перед нами готовый фильм и каждый имеет удовольствие посмотреть его в своей голове со своими личными нюансами.

Центральная часть рассказа посвящена порке, и мы тут видим, что автор достаточно хорошо понимает весь механизм из верхней роли. Впрочем, из нижней роли, он тоже, кажется, его понимает. Такой, понимаете ли, понимающий автор. (смайл).

Есть еще одна вещь, которая не позволяет этот рассказ рассматривать как просто юмореску для школьной стенгазеты (не будем лукавить, это сравнение вполне допустимо для форумского конкурса. Не по качеству (качество всех рассказов меня приятно удивило), а по локальности аудитории). Если отбросить антураж - в этом рассказе поднимаются глубокие психологические и моральные вопросы тематического сообщества. Те, которые многие из тематиков задавали сами себе. Которыми мучились, если угодно. И, возможно - мучаются. Откуда это во мне? Плохо ли это?
Вопросы такого уровня редко обсуждаются на форуме. Потому что вопросы такого уровня тяжело обсуждать, не срываясь в банальность, пошлость или неумность. А здесь автор смело их обозначил, не сорвавшись никуда. И обозначил очень милостиво для читателя - обернув в красивую бумажку, очистив от пафоса, нарисовав свою позицию и не заставляя читателя формулировать свою.
Дьявол в деталях. И, как в хорошем вине - в послевкусии от рассказа.
А какой бы из этого рассказа получился бы комикс в руках талантливого художника... М-м-м.

№4. Рецензия на рассказ «Зеленые цветы»

Замок Харбург, Бавария, 1562 год. Владелец замка Людвиг XVI Эттинген два года, как похоронил свою жену Маргарету, с которой прожил в браке семнадцать лет. Маргарета была младше его на пятнадцать лет и родила ему одиннадцать детей. Умерла она в возрасте тридцати шести лет.

Автор по своей воле берет на себя смелость не следовать исторической точности, и помещает реально существовавших людей в декорации придуманной им самим сказки. Сказки мрачной, пугающей, с жестокими, безжалостным концом, соблюдающей средневековые традиции, в которых добрые феи с золотой пыльцой были куда более редкими гостями, чем злые ведьмы и бравые солдаты.

Элементы легенды, вплетенной в канву сюжета, выводят сказку из плоскости детских баек в трехмерность манящего в себя лабиринта: вот вход, мы заглядываем в него. Дорожка, приглашающая нас проследовать вперед, кажется прямой, с предсказуемыми поворотами и изредка попадающимися тупиками. Но стоит нам ступить внутрь истории, простота ее становится обманчивой: тропинки петляют, и путаются, как швейная нить в неумелых руках, коридоры из живых изгородей ведут не туда, а выхода, кажется и вовсе нет.

Крупными, порывистыми мазками, избегая лишних деталей, автор описывает безутешность горя графа Эттингенского, потерявшего горячо любимую жену. Горя, наложившего траурную печать и, как мы в итоге увидим, проклятие на единственную по сюжету дочь пары – Рут.

Юная, зеленоглазая, рыжеволосая, она с самого начала повествования не отдельный персонаж, не главная героиня красивой истории про любовь, как может показаться неискушенному зрителю, а тень, призрак, камео собственной матери. Чем больше становится Рут похожа на Маргарет, чем сильнее отвергает ее Людвиг, малодушно прикрываясь собственной болью. Тем крепче становится проклятие. Сила этого проклятия подпитывается из самого мощного источника – любви. Глубокая, страстная, любовь между отцом и матерью, которая создала Рут, ее же и разрушает.

Не могу тебя видеть, не могу тебя слышать – транслирует Людвиг дочери. Маргарет больше нет, и смысл твоего существования тоже исчез для меня. Ты ее тень, ты ее призрак, а призраков не существует. Уйди, сгинь, растворись, исчезни. Не будь.

Рут с неистовой покорностью готова исполнить невысказанную вслух волю отца. Но для этого сначала должны смениться декорации. Не злая ведьма, но собственный отец накидывает на нее платье – не зеленого шелка, но судьбы ее матери. Рут больше не Рут. Рут теперь юная Маргарет с втоптанным в грязь букетиком лилово-розового вереска. Ей суждено пройти все тот же путь: украшенный зелеными цветами лабиринт, в середине которого, ждет все то же чудовище – отшельник Олард.

В сердце Оларда, подобно сердцу любого чудовища, любого зверя, живет жажда. Как маленький мальчик разрушает собранный из кубиков замок, фрейдистски присваивая тем самым его себе, так Оларду нужно смять, сокрушить, уничтожить нежную женскую красоту, чтобы сделать ее своей, принадлежащей ему одному. Как любой зверь он не отказывает себе в этом. До тех пор, пока не встречает самое прекрасное, что он видел на свете – Маргарет.

Нечеловеческая по силе схватка происходит внутри него: опьяненный запахом крови новой жертвы зверь, раззадоренный жаждой обладания, сражается с человеческой, гуманной частью Оларда, на стороне которой самое мощное на свете оружие – любовь, которая всегда побеждает. Скованное цепями собственным чувств чудовище показывает Маргарет путь из лабиринта, выход которого ведет к замку Харбург.

Но Рут не Маргарет. Она ее тень, ее призрак, неясный, зыбкий, не способный зажечь огонь сберегающей любви.

Ты прекрасна, Рут – принюхивается в Оларде зверь – ты прекрасна.

Чудовищу больше незачем сдерживать себя, теперь ему есть, чем поживиться. Наконец, есть что присвоить.

Маргарет умирает от неизвестной врачам болезни, медленно угасает.

Медленно угасает и Рут. Не от ядовитого аромата зеленых цветов лабиринта, ведущего от одного замка к другому. Не от ран, которые оставляют жестокие когти чудовища. Рут, как и ее мать, умирает лишенная любви.

Она по-настоящему превращается в призрака. Но кого? Маргарет? Или уже самой себя?

Тут автор немилосердно опускает занавес.

№5. Рецензия на рассказы "Родные" и "Несущий свет"

Что общего в этих на первый взгляд совершенно не схожих рассказах? Представление о взрослом мазохизме как о некой программе, заложенной в человека в детские годы близкими ему людьми, и этой программе он продолжает бессознательно следовать, даже когда вырастет.

В рассказе "Родные" главный герой в детстве - неприкаянный, заброшенный подросток, невесть почему оказавшийся в шестом классе в чужом доме, на попечении дальней родственницы, которая боролась с издержками его переходного возраста с помощью ремня и всегда следовала при этом определенному ритуалу: брала мальчика за руку, подводила к кровати, толкала в плечо, отворачивалась к окну, дожидаясь, пока он самостоятельно разденется и уляжется, затем наносила ему несколько ударов ремнем и в конце в качестве утешительной ласки проводила рукой по его волосам. Наказательная рутина? Что здесь, казалось бы, вообще может привлечь? Но мальчик оказался настолько замкнутым и интровертным, что за все время жизни в этом городе не сумел обзавестись ни друзьями, ни подругами, с другими родственниками, по-видимому, не контактировал и даже со своей опекуншей разговаривал мало, а общался в основном через оставленные на холодильнике записки. В результате единственными их тактильными контактами оставались именно эти ритуальные касания при порке, и в итоге мальчик, все же нуждающийся в какой-то близости, "иногда подсознательно, а то и вполне сознательно, чтобы вновь пережить эту близость, норовил взбесить, сказануть за ужином якобы нечаянную дерзость, "забыть" вымыть посуду с вечера..." Ну да, как говорится, на безрыбье и рак - рыба...

Поступив, наконец, в институт, парень почему-то разительно изменился, стал вдруг общительным и даже чрезмерно говорливым, сумел увлечь собой одну сокурсницу, потом другую, занимался с ними сексом, но при этом почему-то подсознательно ждал от них исполнения привычных ему с детства ритуалов. Вторая на это даже согласилась, но особого желания не выказывала, а главный герой хотел уже полного сходства интересов со своей партнершей. И он таковую нашел! Профессиональную домину в Берлине, что поселила его на своем загородном участке в отдельной флигеле, использует в качестве садовника и дважды в месяц выдает ему "заработную плату" - охаживает плетью до полубессознательного состояния. И главного героя это вроде как вполне устраивает, но какие-то смутные воспоминания по-прежнему его гнетут и приводят к той самой дальней родственнице, с которой все и началось и которая тоже, оказывается, свою жизнь устроить не сумела. Обоим неохота жить, и оба, похоже, не прочь вернуться к тому давно отыгранному ритуалу. Чтобы, переписав его заново, как-то изменить и свою жизненную программу? Прямых намеков на это нет, но ощущение такое все же возникает.

Героиню рассказа "Несущий свет" Эми Грейс Аллен ее мать Мэг, супруга баптистского пастора, с восьмилетнего возраста использовала на родительских встречах в качестве наглядного пособия, как правильно наказывать детей. И уж здесь, в отличие от героев рассказа "Родные", ритуал был проработан досконально! Как подбирать и готовить розги, как правильно раздевать ребенка для порки, как его укладывать, по каким местам и как часто наносить удары, сколько именно должна длиться порка.

Столь тщательная регламентация придает банальной порке сходство с некой религиозной церемонией, сакральный смысл которой - принесение в жертву агнца. На агнца малолетняя Эми тянет вполне, грехи, за которые ее якобы наказывают, не похоже, чтобы были велики, происходит все это действо по воскресеньям, то есть по главным для христиан богослужебным дням, а присутствие при этом внимательных зрительниц довершает сходство с богослужением.

Ведь откуда пошло само таинство евхаристии? Дмитрий Мережковский полагал, что из Атлантиды, где действительно приносили в жертву реального быка (агнца) и причащались его плотью и кровью. Там, якобы, и возникла та первая религия, что потом, многократно преломившись в культурах разных народов, и легла в основу всех существующих ныне религиозных учений. Отсюда схожие ритуалы и у обитателей древнего Кипра, и у митраистов.

Но христианство внесло в этот древнейший архетип свою немалую лепту. Для христиан приносимый в жертву агнец - это Христос, который при этом учит: "Если хочешь принести жертву - стань ею сам". И вот тут возникает диссонанс. Мэг Аллен приносила в жертву не себя, а дочь, следовательно, шла вразрез с сакральным смыслом христианского вероучения, вероятно, сама того не осознавая. Эми же, церемонии никак не препятствовавшая, в каких-то глубинах подсознания могла ощущать, что тем самым сближается с Христом, то есть ее желание повторять это вновь и вновь никак не может быть греховным, что бы ни твердило ей на этот счет официально исповедуемое ею вероучение. Сознательно она при этом все же считала себя грешницей и даже раскаивается, а потом вновь совершает все тот же грех. Может, потому, что ее взрослые тематические сессии далеко отошли от того давнего детского ритуала?

Положение спасает тот, который знает истинное положение вещей, выступающий здесь под именем Несущий свет. Он устраивает выросшей Эми, ныне именующей себя Аделью, точное повторение ее былых детских порок и тем самым помогает ей вытащить из подсознания, извлечь на свет знание об истинном положении вещей. Она осознает, наконец, свою настоящую роль в этом ритуале и, естественно, каяться больше не идет, а требует повторения сего действа от того, в ком верно распознает дьявола. Ну а кому, как не дьяволу, и приносить в жертву агнца? Ему эта роль предопределена изначально.

И каким же недалеким выглядит тут проигравший спор Михаэль! Ну да, ангелы настолько далеко отошли от Божественного Сознания, что перестали уже его правильно понимать, отсюда и их грехопадения, и только Темный двойник Господа обречен всегда его знать.

Итак, налицо две версии тянущегося с детства мазохизма: телесно ориентированная в рассказе "Родные" и сакрально обусловленная в "Несущем свет". Страдания погрязшей в духовной тьме души, которая еще только ищет возможности пробудиться, и душа, уже осознавшая свою сущность и потому не боящаяся ни в чем изваляться, ибо, как говорили древние гностики, золото никакая грязь не в состоянии испортить.

№6 Рецензия на рассказ «Несущий свет»

В рассказе разворачивается спор Света и Тьмы, Добра (которое не совсем добро) и Зла (которое не совсем зло). И спор этот идет за душу и сердце молодой женщины: «Сначала нужно завладеть сердцем, тогда достанется и душа» - говорит один из героев.

Зовут ее Адель, а ее страсть - садомазохизм. Герои, правящие миром, ассоциируют ее страсть с зефиркой, поедание которой ради удовольствия считают грехом. Ну или как повелось у них, не совсем грехом. Или совсем не грехом:
Для удовольствия – большой грех, и она это знает. Переживает, раскаивается, исповедуется, дает зароки, но потом снова нарушает их.

– Точно большой? – с сомнением уточнил я.

– Точно, – подтвердил мой друг, и я понял, что он врет.

Так в чем собственно спор? Первый из героев утверждает, что Адель получит лакомое удовольствие, раскается и побежит замаливать грех: «Всегда, или почти всегда все заканчивается одним и тем же: раскаянием». Второй настаивает, что сможет сделать так, что Адель получит удовольствие, облизнется и вскорости прибежит за новой порцией.

Это противостояние фундаментально. Оно разворачивается в душах многих тематиков. Для кого-то садомазохизм - грех по религиозным соображениям. Для кого-то - по этическим. Третьи боятся осуждения общества. А четвертые - боятся признать себя не такими, как все.

Как мы понимаем из рассказа, молодая женщина давно в Теме. У нее было много опытов и много партнеров. И она все еще чувствует свою вину за садомазохистские практики. Люцифер организует для нее тематическую сессию, где с высокой точностью повторяет порку, которую получала героиня в детские годы. Нюансы важны в таком деле, ведь: «Дьявол всегда в деталях».

Наши герои рассуждают о том, что «все дело в качестве земли и семенах. Что в ребенка посеешь, то он и будет пожинать». А как мы уже знаем, в Адель были засеяны высококлассные семена телесных наказаний, унижений и стыда. В материнских телесных наказаниях девочки не было особой жестокости. Но совершенно очевидно другое - глубокая психологическая травма была ею получена. И теперь в зрелом возрасте это отыгрывается через садомазохистские практики.

Именно внутреннее напряжение заставляет молодую женщину терпеть острую боль и принимать физическое насилие в свою сторону:
Я менял направление прутьев и ритм ударов, заставляя ее чувствовать боль от каждого так же жгуче и остро, как в самом начале. Я не давал ей ни передохнуть, ни набраться воздуха и сил. Я вел ее по самому краю, по вершине стены, позволяя ей самой сделать выбор, по какую оказаться сторону – ведь у нее для этого было мое имя.
Ходить по самому краю садомазохисты действительно любят. В этой цитате мы снова сталкиваемся с выбором: сказать стоп-слово или не сказать? Принять жесткое воздействие или забыть про него как про страшный сон? Увы, забыть не получится. Даже если остановить порку, уже через полчаса женщина снова ее захочет.

Главный вопрос, который поднимается в рассказе, это вопрос греховности садомазохизма и как следствие - принятия себя садомазохистами. Михаэль и Люцифер в паре предстают как аллегория той борьбы, что идет в душах людей. В рассказе побеждает Тьма, которая несет Свет. Странно это. Но из таких парадоксов и состоит жизнь.

№7. Рецензия на рассказ "Панегирик патриархату"

Каждый человек от скудости ума старается воспитать другого по собственному подобию.
Иоганн Вольфганг Гете

Рассказ Панегирик патриархату - лирическая поэма в прозе о людях будущего; времени, когда человеческая цивилизация, успешно завершившая переход к постиндустриальному будущему двинулась семимильными шагами по магистральной трассе развития научной стези. Написанный в романтично-оптимистичном стиле, текст наполнен приподнято-восторженным настроем, при прочтении охватывающим читателя, которому автор, словно некий чудесный оракул, приоткрывает туманную завесу будущего давая возможность рассмотреть очертания грядущих событий.

Однако по ходу повествования выясняется, что будущее - вовсе не такое прямолинейное и открытое как шестиполосная автомагистраль в шесть утра во вторник, нет! Происходящие в нём события и социальные потрясения до боли характерны для нашей цивилизации образца начала XXI века, равно как и для кризиса античного мира на закате городской греко-римской цивилизации.

Доктор Стембель изобретает способ управления потомством (Его немного измененная фамилия - Стембеле на глубоком подсознательном уровне ассоциируется со ставившим жестокие эксперименты доктором Менгеле) - и своим стремлением все классифицировать и поставить в систему бросает вызов живой изменчивости природы; силе, отправившей на смерть миллиарды живых существ на крутых поворотах эволюции вроде четвертичного вымирания, чтобы дать немногим удачливым шанс продолжить свой род.

Благая идея вырывается из рук своего создателя и миллионы женщины, вооружившись новыми возможностями используют изобретение Стембеля в рамках своих собственных целей и задач, ставя главенство личного над общественным - рожают только мальчиков, вследствие чего над человечеством нависает угроза вымирания. Мужчины начинают с этим бороться и терпят в конечном итоге поражение.

Ключом к пониманию является восприятие действующих лиц сквозь матрицу наложенных на них художественных тропов. Мужское сообщество символически представляет рациональность, стремление ума homo sapiens взять верх над мировым хаосом, все упорядочить и перестроить по своим лекалам; женское - ту самую незрячую силу природы, которая творит и созидает; которую мы еще пока пытаемся понять и чтобы описать которую создаем разные теории, вроде четырех фундаментальных взаимодействий в нашей вселенной: электромагнитного, сильного, слабого и гравитационного. Законов; в оковах которых от рождения до смерти заключен любой материальный объект. Человек - венец творения, он прекрасен, его тело богоподобно, но он терпит поражение против силы, которая сотворила его самого и которая будет существовать и творить через миллиарды лет, когда человеческая цивилизация будет разрушена или покинет планету Терра на последнем звездолете оставив длинный радиационный хвост.

Поучительная часть рассказа и вынесенные уроки. Рациональность, отождествляемая с мужской инициативой потерпела поражение и символически подвергается порке дамскими подвязками и уколами женскими шпильками - их образная роль - роль своего рода прививки от вмешательства в природу, без абсолютных знаний но с благими намерениями. Рациональность, в лице мужчин, подчиненных законам КЛАД о ротации мужей, обязанных соблюдать КРЕДО и ПРАВИЛО, связана по рукам и ногам и поставлена в полную зависимость от системообразующей силы природы, её стремления к эволюции и развитию, и в этом заключается, своего рода, силовое ограждение на резком вираже автомагистрали времени; защита человеческой цивилизации от сверхидей, наглядно продемонстрировавших всю разрушительную силу на протяжении XX века.

№8. Рецензия на рассказ «Нежность»

Описание природы интригует, в первом абзаце два иностранных слова - "шале" и "шаттл", одно из которых, французское, позволяет думать, что действие во французских Альпах. Другое ассоциирует с космосом.
Комфортабельная избушка, занесённая снегом. Дорога, отрезанная сейчас от мира непроходимыми сугробами.
Зарисовки такого рода идут не только в начале, они повторяются по тексту:
"Снег за окном засыпает верхушки изумрудных деревьев. Подсвеченные луной, они выглядят особенно волшебно, словно завороженные невидимым, непонятным законом."
Бывают ли ёлки изумрудными? Не важно - главное, атмосфера насыщена романтикой.
Переборы гитарных струн, под которые неспешно рассказывается история.

Вопрос: кто эти двое и чего они здесь делают? Возможно, занимаются бизнесом, или просто отдыхать приехали - да это сейчас и не важно! Читатель ждёт тематического содержания и автор обязан его представить, поэтому всегда любопытно, каким образом будет сделан переход к Теме.
Первая ключевая фраза, показывающая, чем на самом деле увлечены затворники: "вижу, как ты вздрагиваешь от звука моего голоса"
То есть, в заснеженной избушке происходит замучивание одного человека другим, причем доминирует женщина:
"Твою позу, полную абсолютного смирения — ты стоишь на коленях, убрав руки за голову".
Маленькое, нежное, но весьма упрямое существо, которое не даёт мазохисту расслабиться, прессует его физически. Верёвки здесь, в общем то, не нужны - фиксация психологическая. Он скован её шармом, её красотой.
А еще, я знаю, бывает страшно смотреть на руки Верхней, когда она берёт пыточные инструменты - аж ком в горле и мурашки по телу! Правда, этого в рассказе нет, а есть только в моей голове, но возникают-то подобные мысли от текста представленного?
В общем, может и рад бы наш безымянный герой "сделать революцию и скинуть ненавистный режим", ведь даже руки у него не связаны, но вот никак, совсем никак, поэтому смиренно взирает на свою мучительницу! Женщина в удобной позиции, мазохист в максимально неудобной.
"Оцени эту игру слов - бесконечно смотреть, как враг страдает"
"На мягкой коже широких диванных подушек цвета слоновой кости - черная скакалка выглядит словно змея."
Сама женщина - как маленькая изящная змея, со сладкими губами и языком! Эпитеты наподобие "мой хороший" звучат ядовито. Правда, не зло.

Всегда очень люблю, когда передаются ощущения тематической садистки. Это позволяет выйти, пусть даже и виртуально, за территорию ощущений собственных.
"Приятная прохлада деревянного пола босыми ногами."
"Мерзну, несмотря на мягкую шерсть своего свитера — это адреналин."
Признание очень колоритное! Женщины с холодными пальцами возбуждают, им самое место в эротических рассказах. А вот герою-стоику мерзнуть не полагается, ему бы лучше, наоборот - в ледяную прорубь, по приказу своей командирши!
"Пытку? - спрашиваю я очень мягко"
Ну, мы уже знаем, что мягкость в голосе этой тиранки всегда предвещает бурю.
А вот здесь, неожиданно, совсем о другом:
" Я смотрю на огонь, чтобы не чувствовать боль, но это не помогает — мне всегда больно, когда больно тебе. "
Речь о пресловутой обратке? Скорее всего, да. Потому что именно так и должно быть в этой игре, хорошая садистка должна чувствовать границы терпения своего подопечного.
"Ты берешь меня на руки и относишь к камину. Я сама убираю руки за голову, когда ты кладешь меня на пол. В отличии от тебя, у меня нет личного фетиша на стоицизм"
Интересный вопрос: можно ли рассматривать отсутствие фетиша на стоицизм проявлением силы? Безусловно! Верхняя наделена иным мироощущением, она этим и привлекательна, а значит сильна - мазохист не станет подчиняться себе подобным.

Далее, героиня вынуждает мужчину признать, что его поражение было недопустимым. Кстати, что за поражение - на ринге, на лыжной трассе, в бизнесе, по части освоения компьютерных технологий? Мы этого не знаем, да оно неважно. Но безусловно то, что она контролирует его по жизни, стимулирует много работать и добиваться успеха.
Минуточку, тут надо остановиться, потому что очевиден вопрос: а без неё он что ли пустое место, слабак?
Ни в коем случае! Просто, так интереснее - игра в садо-мазо продолжается за стенами пыточной комнаты, наполняет жизнь красивым содержанием.
"Твои поражения я рассматриваю как свои собственные"
Правильно, а как иначе? Он-же под её контролем! Это ведь уже тандем, вышедший на соревнование. Поражение спортсмена - есть поражение тренера.
Любопытно, что сессия в заснеженной избушке происходит под голос джазовой певицы - тут они легко нашли консенсус, я их понимаю. Верхняя обожает эту певицу, а для мазохиста главное, что голос именно певицы, а не певца!
Под голос певца он, возможно, никогда бы и не признал своего поражения! Да и боль терпеть не хочется.
"Тебе запрещено двигаться, ты можешь только смотреть перед собой и отвечать на мои вопросы... тебя бьет от адреналина, ведь ты знаешь, что я могу с тобой сделать, если сочту нужным!"
Великолепно!
Фокал на героине, мы не знаем, за какие её достоинства мужчина согласен терпеть боль - мысли партнёра скрыты. Но можно ведь их дорисовать, автор оставил такую возможность.

№9. Рецензия на рассказ «Родные»

"Улицы, знакомые до боли. Фонари, знакомые до боли. Облака, знакомые до боли". Встретились и идем. Скупое перечисление действий и предметов сразу рождает ощущение запредельной тоски, такой тоски, которой отказано даже в проявлении, в праве на существование. Тоска и бесконечное повторение.

В рассказе нет лишних деталей, все работает на создание атмосферы. Автор не дал имен героям, ни главным, ни второстепенным. И хотя само по себе отсутствие имен в коротких рассказах не является чем-то необычным, здесь это усиливает ощущение обезличивания, отчужденности. У героини не только нет имени, но и роль ее по отношению к герою размыта – она заменяла ему мать, но не мать и даже не мачеха, не сестра, не тетя. Приехав к ней (язык не поворачивается сказать, приехав домой, нет у него дома), он не предъявляет претензии за жестокое обращение в детстве, как мог бы выросший сын. Он делится с ней своим сексуальным опытом и показывает следы от порки, несмотря на ее нежелание. С долей эксбиционистского удовольствия даже: заставить слушать и смотреть, - сквозит в этом. Кто она для него – родитель, идеальная верхняя, объект вожделения, причина всех бед, родная душа? Он все еще чувствует себя беспомощным ребенком рядом с ней, и вместо катарсиса и освобождения вновь разбивается об ее «доброжелательное равнодушие». Ему безнадежно хочется получить хоть какой-то отклик, ведь именно «официальный привкус» их отношений травмировал больше всего. Она чувствует что-то короткий момент, но потом опять этим "так у тебя и машина, оказывается, есть", обесценивает все переживания героя и по сути его самого, как делала всегда. Может быть именно поэтому (хотя и необязательно) в своих тематических поисках герой приходит к самым жестким практикам, когда до слома, потому что это единственный доступный для него способ хотя бы на короткое время перестать испытывать отчужденность и одиночество? Именно пустота и одиночество – его ад. И некуда «проследовать» – везде будет одно и то же. Он ходит по кругу – все те же улицы, фонари и облака – и не важно, провинциальный городок, столица или заграница. Круги ада только углубляются и, кажется, что выхода нет.

Героиня не менее интересна. Если для героя отчужденность и пустота – ад, то для нее – дом. Она «такая как есть». Ей даже трудно поставить это в вину, потому что это просто ее свойство, как свойство снега быть холодным, а хищника убивать. Либо жить с этой ношей, либо умереть, так же без особых эмоций "семь-восемь капель..." Кстати, эти несколько капель, ни много, ни мало предназначены тому, кто ей почти сын, «родному». Какого сочувствия можно ожидать от мира, если тебе равнодушно (!) предлагает яд та, кто тебе почти мать (!). Трудно отделаться от мысли: если бы он решил выпить эти капли, она бы вот так спокойно и смотрела, не пытаясь ничего сделать? Но монструозность героини идет на пользу рассказу. Если случится так, что читатель пройдет мимо всей этой отчужденности и обреченности, то в эпизоде с каплями шанса отвернуться у него уже не будет. Автор выкручивает ручку безнадеги на максимум – в сострадании отказано, печать, подпись, обжалованию не подлежит; без вражды, «равнодушно-благожелательно», так же как наказывала в детстве она предлагает ему умереть. Это кульминация триллера.

В завершении истории герой от яда отказывается, но уходит еще более опустошенным, ведь героиня в очередной раз одержала победу, утвердив в его сознании свою картину мира. Но, в отличие от нее, он все-таки выбрал жизнь. Это главное различие между ними - он все время выбирал жизнь: пробовал, страдал. В этом надежда для него. А она так и останется сидеть в своей квартире «такая как есть», пока не состарится или не примет свои капли.

P.S. При написании рецензии стоит избегать фраз, «этим автор хотел сказать…», потому что автор скорее всего хотел сказать что-то совсем другое… но я не могу отделаться от наваждения, что рассказ не о том, что на поверхности: не об отношениях, не о детской психотравме, не об истоках темы – все это лишь средство. Цель – персонификация абсолютной безжалостности в образе героини, образе будничном и неприметном. Это равнодушие вселенной отрицает само твое существование. Здесь нет злодея и злодеяния, нет и жертвы. А раз нет жертвы, то и некому испытывать боль. Все в порядке вещей, и нет причины жаловаться. А если жалобы все же есть, значит что-то неправильно, сломано в механизме. Механизм можно выключить. Спокойно выключить сломанный механизм – никакого ТЕБЯ нет и не было.

№10. Рецензия на рассказ "Тридцать третий регион"

«Дорога лучше всего измеряется не в милях, а в друзьях»
Тим Кэхилл

Герои рассказа отправляются в путешествие из столицы в провинцию, расположенную очень близко территориально - каких-то несколько сотен километров; но духовно это совсем другой мир, с другим течением времени, другим восприятием окружающей реальности, происходящих в нём событий и оценки в них роли человека. Чтобы понимать столь разительный контраст, который видят Павел и его девушка, дети мегаполиса, вспомним что еще сто лет назад Россия была практически целиком аграрной державой. Весь прошедший век городские поселения служили своеобразным маяком, манящим крестьян, перебиравшихся навсегда в поисках лучшей доли, условий для существования, развития и труда. Мегаполис, с его индустриальными монстрами и каменными джунглями стал разрушителем неторопливого, неспешного деревенского мира, выкачивая молодежь из аграрных регионов. Тепличная городская среда; жизнь в отрыве от природы с одной стороны экономит энергию, затрачиваемые на огромное количество работы, каждодневно должной выполняться в деревне, с другой - растит человека более инфантильным, не привыкшим рассчитывать на исключительно свои силы и не слишком в них уверенным, если за спиной не возвышается вся технократическая мощь цивилизации. Сельский житель, занимающийся физическим трудом более тверд в себе и своих силах, нежели уроженец города.

Эти милые и веселые Павел с подругой едут во Владимирскую область, представляя собой все позитивные грани урбанистического уклада жизни, его интеллектуальный и научный потенциал, живой ум, склонность к познаниям и желание творить. Жительница маленького поселения, бабушка Нюра олицетворяет в рассказе традицию, тот самый великий пласт народной культуры, который, собственно, и создал нашу родину как страну. И неспроста главного героя и его подружку, оказавшихся в гостях у Анны Андреевны охватывает веселое и благостное настроение - символически это воссоединение урбанистической цивилизации с забытыми в её тени народной мудростью и восприятием реальности дают ответы на вечные вопросы, вроде поиска национальной идеи и ценностных ориентиров. Жить и радоваться искренне, любить, созидать, как это делают живущие в деревне люди, но вооружиться при этом всей мощью технической составляющей!

Стоит добавить про главных героев: они тематики - верхний и нижняя, но в них нет какого-то отчуждающего антагонизма, напротив, то, они прекрасно дополняют друг друга. И сцена порки, центральным моментом стоящая в повествовании, наполнена живыми красками и поэтическим вдохновением, естественным эротизмом. И совершенно осознанно головокружительное радостное чувство, которое испытывают молодые люди при этом. Чувство, что ты оказался в райском месте. Рай - понятие не географическое, а скорее, духовное, и путь к нему начинается в нашей голове. Рай - это жить так, чтобы дышать полной грудью с ощущением счастья, чтобы проживать полноценную радость повседневности. И здесь ребята на истинно верном пути.

№11. Рецензия на рассказ "Несущий свет"

За мной, мой читатель, кто сказал тебе, что нет на свете детской травмы, которую не смогла бы излечить хорошая порка.

Повествование разворачивается очень неторопливо. Читатель, следуя за автором становится свидетелем двух зеркальных сцен - изысканная Вена с ее утонченностью и крошечный городок с душным кафе где-то в Калифорнии. Встреча с братом и встреча с жертвой. Дьявол в деталях - мы даже не удивляемся, что видим все его глазами — он не курит, все замечает и точно знает, что маленькая девочка внутри взрослой Адель доверится любому, кто купит ей банановый молочный коктейль и не пожалеет время на составление грамотной анкеты. Можем ли мы судить ее за это? Конечно же нет. Если нет у нас базового доверия к новому знакомому из сети, то стоит ли вообще влезать в этот ваш странный БДСМ.

Подготовка - важная часть удовольствия. Адель получает все сполна - стоп-слово, подробную инструкцию, одежду и даже немного времени для того, чтобы передумать. Не знает она что встретила не просто хорошего партнера, а самого лучшего. Того, кто знает, от чего сладко замирает ее сердце. Того, кто знает, как заставить ее сбросить напускное равнодушие и прикусить нахальный язык. Того, кто видит в ней маленькую девочку.

Взрослая Адель, которой и в голову не пришло бы обвинить мать в жестокости и злоупотреблении властью на самом деле ищет себе взрослые же развлечения, связанные с передачей власти не случайно. Она хочет, чтобы все было по ее правилам - добровольно, сладко и греховно. Желательно - не публично. То есть максимально далеко от детского опыта. Но у дьявола другие планы. Он безо всякой прелюдии погружает свою игрушку в то самое детское унизительное наказание, которому нет конца. Учитывает он и то, что добровольность и возможность все прекратить и уйти делают Адель полноценным участником, а не испуганным зависимым существом в слезах.

Взрослая Адель плачет, ведь так и задумано, но это совсем другие слезы. Это слезы по той маленькой девочке, которой уже нельзя протянуть руку и сказать, что когда-нибудь она сама сможет решать, чего хочет. Это слезы от осознания, что вот именно этого бесконечно долгого детского простого как сухая галета наказания - именно его ей не хватает сейчас, когда есть у нее программист Джош из Долины и благополучная жизнь в собственном доме.

Адель плачет и вцепляется в руку, только что ее наказавшую, и в этот момент мы понимаем, что дьявол выиграл спор. Не только потому что в реальной жизни он почти всегда выигрывает. Но и потому, что Адель наконец-то подарили что-то настоящее, а настоящее находится не в церкви.

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

№12. Рецензия на рассказ «Муза»

Тематическая литература, которую мы потеряли. И, хочется думать, с большой надеждой – обрели снова.

Почему-то сейчас больше так не пишут: простым, легким языком, ровными интонациями, без игр в смыслы и подтексты, без всегда оставляющего неприятный привкус заигрываниями с читателями.

Сама история тоже проста и незамысловата, на первый взгляд. Линейное повествование насыщенно деталями, неяркими, приглушенными, каждая из которых занимает собственное место, давая читателю тщательно выверенное количество информации и расставляя акценты в нужных местах.

Автор, несомненно, эмпатичен и этим своим умением он делится с нами: с первых строчек мы верим и главной героине, и в главную героиню, и в мир, в котором она живет. Ее чувства, которые описаны очень деликатно, без педалирования, кажутся нам знакомыми: горечь детских обид, недостижимость простых в общем-то желаний, безвкусные разочарования взрослой жизни, которая по факту состоит из серых, пыльных будней, без надежды на крутые повороты, которые случаются в книгах и кино, когда очередная золушка превращается в принцессу.

Наша героиня не Золушка, и ее трансформация идет по-другому сценарию, но начинается она почти, как в сказке, в которой девушка оказывается в нужном месте в нужное время. Эта трансформация идет осторожно и неспешно, но уверенно, выводя героиню из полузабытья, в которое ее погрузила затяжная депрессия.

Приглушенность описаний, которая сохраняется даже к моменту кульминации – описания порки модели в присутствии группы художников – только подчеркивает, что автор намерен нам рассказать и показать ровно столько, сколько решит нужным, но не более. Это не робкий шепот, не неуверенность новичка, это осознанная позиция, которой автору удается придерживаться от начала до конца.

Один из редких рассказов, закончив читать который, приступаешь к перечитыванию немедленно – настолько захватывают атмосфера и язык повествования. Изящная акварель, написанная твердой, но нежной рукой мастера.

№13. Рецензия на рассказ «Родные»

«Мне подменили жизнь. В другое русло, мимо другого потекла она…»

Разве они – «родные»?

«Они встретились…» Так начинается рассказ, и эта первая фраза сразу обозначает пространство двух миров – Его и Её. Они соединились после многих лет разлуки здесь и сейчас, в этой отдельно взятой точке окраины большого города. «Встретились» - «поднялись» - «вышли»: объединяющие двоих глаголы, но объединяющие, впрочем, лишь внешне, событийно да и временно, ведь уже через несколько минут после встречи у него появится «соблазн развернуться и уйти», броситься «в обратный путь», «побежать по эскалатору». Это пространство – «улицы», «фонари», «облака» - было когда-то общим, не случаен повтор «знакомые до боли», выявляющий мгновенность узнавания, но уже несколько лет назад оно распалось на два мира, и две жизни начали стремительно отдаляться друг от друга: «Когда уезжал, когда спасался бегством».

Теперь есть два пространства – Его и Её. Разные. Далекие друг от друга. Ее пространство: кирпичи пятиэтажек, тапочки, электрочайник, оконная решетка, копия Айвазовского. И какой насмешкой над этим прозаично-серым пространством кажется красочность «африканского, что ли, ландшафта» с «цветастыми бабочками, гусеницами, жуками». Ее пространство статично, именно не устойчиво, а статично, даже появившиеся на холодильнике магнитики «Ростов», «Краснодар», «Таганрог» (южные города, в которые северяне с невысокими доходами ездят летом в отпуск), скорее, напоминают о чьих-то других поездках.

Его пространство – сначала московский вуз, потом – за фигурой умолчания, а значит, неважные, временные, стремительно меняющиеся – другие пространства, последнее из которых - «отдельный флигель» не в его загородном доме берлинского предместья, не с его машиной, не его садовым участком. «Там, откуда он прибыл, было ничем не лучше». В описании той его берлинской жизни – одни отрицательные частицы: «не берет», «не знаю», «ничего нет», «не рассказывает», «не бываю», «не покидаю», «не вижу». Не в отрицании только «избиения плетью» в подвале два раза в месяц.

Точка пересечения их пространств – комната, видная через проём, от которой он с первой минуты не мог оторвать взгляд, комната, где когда-то он был вовлечён, втянут, вброшен, а может, посвящён в мир особых, ни с чем для него по силе так и не сравнившихся эмоций страха, подчинения и боли. И эти эмоции, и «репертуар касаний», неизменно повторявшийся на протяжении многих лет, «хлёсткие стежки», «утешительная ласка» прикосновений рукой к его волосам, нечто «победоносное» в ее глазах – всё это стало своеобразным каркасом, несущей конструкцией его модели жизни, иной он уже не мог хотеть, ведь только эта модель давала ему ощущение настоящей, наивысшей близости. Не он ее для себя выбрал – но отринуть уже не мог.

Слабее оказалось притяжение дела, работы, самореализации: «Учёба, специальность… Разве в этом смысл? Да и работаю я не по специальности». Слабее оказалось притяжение любви: когда горячка первого упоения чувственной любовью спала, он начал ощущать пустоту, недостаточность, которую, оказывается, для него ничего,

кроме той «особой близости», заполнить не может. «Чего-то стало не хватать…», «Мы были не способны на большую близость». А ведь та, первая, с которой расстался даже с облегчением, оказывается, любила его по-настоящему, сутками плакала, умоляя не бросать. Вместе с ней было потеряно пространство любви и, возможно, счастья, однако оно без сожаления отброшено как не соответствующее единственной «модели», не встраивающееся в единственный «каркас». Вторая сокурсница, потом сайты, поиски, с ними, вероятно, связан и отъезд в Берлин – и только одного, только полностью соответствующего «каркасу» «особой близости», а по сути, не им выбранной судьбы. И вот уже не важна любовь, ведь ее нет в этом каркасе, не нужна даже физическая близость – только очищенные от всего подчинение и боль: «Женщина – как женщина… впрочем, это был совершенно не мой тип». Пространство жизни, казалось бы, расширялось, а на самом деле сужалось, сжималось, как шагреневая кожа, пока не сжалось до флигеля и подвала, где его избивают до «полубессознательного состояния».

Да, они – «родные».

Кажущаяся разъединённость этих «родных» чувствуется не только в пространстве, но и в их душевном состоянии, в их «настроенности» друг на друга. Несовпадение - полное: он скован узнаванием прежнего – «спутница будто сделалась ещё невозмутимее»; «он рассказывал сбивчиво, комкая концы фраз» - для неё следовать за «нитью его рассказа было утомительным трудом»; он мучается вопросом «Зачем он здесь?» - «ей не было дела до него». И вдруг – как точка пересечения, психологического соединения – ее слова «Не зря, выходит, порола». И с этого момента – созвучие, отраженное даже в эхом соединённых словах «Не зря…» - «А может, всё-таки зря?» - «Может, и зря». «Ей, правда, было интересно, понял он. В кои-то веки».

Он понимает, что в «ловушке» той самой «особой близости»: «Зачем было пересекать полконтинента, чтобы угодить в ту же ловушку?» Есть и еще одна метафора – «запутавшийся клубок», который непременно нужно «размотать или разрубить одним махом». «Ему с ней было, как всегда, неловко», он хотел эту неловкость «довести до логического предела, до максимальной концентрации», чтобы вырваться из силового поля притяжения этой «особой близости», которая была между ними, но еще не знал, что лишь глубже увязает в ней. Это ощущение мучительно: оно не сулит облегчения, разрешения, освобождения. Одна из точек полного съединения – признания, прозвучавшие тоже эхом: «Жить неохота» - «И мне неохота». И её пузырёк с ядом из «аптечного шкафчика» в чём-то сродни полосам на его спине: ей нужен где-то рядом яд, ему нужна где-то рядом плеть.

«Я-то вообще одинёшенька… Молодая была, на тебя дулась… личную жизнь завести не даёшь». А ведь когда-то была аспирантура, значит, и надежды на какую-то другую судьбу, другие пространства. Но она, оказывается, тоже в «ловушке». У неё ведь «много всего было с тех пор», но не было той «особой близости», того «репертуара касаний», того, как оказалось, общего для них «каркаса» эмоций – для него мучительных, для неё желанных, так что после этой встречи с ним «на душе у неё было тепло, спокойно». Не случайно после его ухода она долго стояла на пороге той самой комнаты, глядя в дверной проём. Не случайно – и в его, и в её сознании – оформился, казалось бы,

совершенно ненужный в данной ситуации вопрос: «Интересно, а жив ли спустя столько лет ремень?» - «Интересно, жив ли тот самый ремень спустя столько лет?» «Того самого» ремня – в физической, «вещной» форме – скорее всего, нет, но всё же он есть.

Как связь между ними, действительно, «родными».

№14. Рецензия на рассказ "Большая разница"

«Большое преимущество получает тот, кто достаточно рано сделал ошибки на которых можно учиться»
Уинстон Черчилль

Рассказ Большая Разница - история о приключениях молодой, нежной и красивой (чьи большие серые глаза, длинные тонкие пальцы и всю её внешность целиком можно охарактеризовать как няшная - если говорить языком поклонников японской аниме культуры) офисной леди Людмилы; во всех смыслах настоящей красавицы, только носящей очень уж подозрительную (для сотрудника туристической фирмы) фамилию - Сусанина. При этом девушка издевательски-несерьезно относится к своей работе, что особенно контрастно на фоне её заботы о безукоризненном внешнем виде. Символически, беззаботно-веселая девушка олицетворяет собой сексуальность и живую природу человека, чья задача - наслаждаться и получать удовольствие, не омрачая её глубокими размышлениями и поиском вопросом над которыми билась веками философская мысль.

Настолько же сильными антагонистами, как забота Людочки о своих пальчиках и противопоставляемое этому безмятежное спокойствие по поводу сделанной и несделанной работы, являются другие сотрудники уже по отношению к самой девушке. Суровая Виктория Валерьевна, наблюдающая за ней сопровождая язвительными комментариями является сюжетным антиподом Людочки. Её сдержанность, опыт и профессионализм в работе, как символическое отражение безэмоционального, рассудительного восприятия мира.

Директор фирмы, интеллигент-гуманист Афанасий Никитич в своем кабинете принимает и выслушивает жалобу от оказавшегося в Красноярском крае вместо курорта Краснодарского края Владимира Эльевича и узнает что случилось это по Людочкиному недосмотру. Вызванная в офисе Людмила воспринимает происходящее как веселую игру, мысленно награждая посетителя не слишком лестной характеристикой, будучи уверенной в том, что ситуация завершится тем же чем и должна - а именно, ничем.

Но у директора и сотрудников совсем другое мнение. Вообще, стоит понимать, что заданная сюжетная линия неизбежно ведет к тому, что работая в офисе продолжительное время, сотрудники-мужчины должны быть в Людмилу влюблены. Это сокрытое, но подспудное желание что-то с этим сделать находит зримую реализацию, когда директор не дрогнувшей рукой под торжествующее одобрение узнавшей об этом Виктории Валерьевны отправляет провинившуюся сотрудницу на порку. Не сразу понимающая ситуацию Людмила отправляется в кабинет для наказаний, где получает достаточно сильную порку, реализующую подсознательное желание раздраженного коллектива, выдерживая её с достоинством, будучи восстановленной как сотрудница в правах. Людмилу наказывают за то, что она слишком увлеклась желанием нравится и влюблять в себя окружающих, оставив где-то в стороне скучную работу, за которую получает деньги. Но наказание не в силах изменить то, что обусловлено объективными предпосылками. Как причиняющая её боль трость не может усмирить протестную Людочкину натуру, так не может живой человек навсегда и полностью своим рациональным мышлением поставить собственную сексуальность под контроль.

Ситуацию, когда нежная попа Людмилы была подвергнута нещадной порке, не причинившей какого-то психологического вреда веселой и беззаботной девушке, символически можно сравнить с победой сексуальности над аскетическими запретами, догмами и ментальными конструкциями в сознании человека.