Клуб "Преступление и наказание"

Был бы тут Хрюкинд, он бы сказал: нот изи.
И был бы прав, Арти, был бы прав.

Спасибо, что поддерживаешь.

Спасибо, автор, за то что открылись нам. Очень искренне и глубоко.

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

_________________
Обычный ежедневный деспотизм, никаких особых репрессий

Снег скрипит под натертыми лыжами. Поверхность дорожек скользкая, гладкая, полированная как стекло. Лыжня петляет вдоль леса, уходит за горизонт.

- Соберись!

Жёсткий голос, я делаю вдох, чувствуя боль в мышцах. Мокрые шерстяные перчатки забиты снегом, он липнет к ним комками, шерсть липнет к палкам. Руки продеты в петлю, та на запястье.

По телу идёт неприятная дрожь, петля напоминает верёвку, а та напоминает наручники.

Ускоряю темп, чтобы ее догнать. Красный костюм с белой полосой - она движется быстро, уверенно, движения сильные - как и характер. Мне за ней не угнаться, но право выбора никто не давал.

Ранее утро, я думаю о цели, до неё ещё пара часов. Мы все дальше от санатория, лыжная трасса уходит в лес бесконечности.

- Подожди меня - просить и ныть запрещено, только соответствовать ожиданиям. Я соответствую не всегда.

- Уроки, что по английскому?

Ненавистный английский. Учительница, что смотрит на меня снисходительно и отличница Юлька, которой все даётся легко.

- Я не знаю - молчу, давлюсь невысказанными словами, в ушах шум сердцебиения

- Для тебя это недопустимо

В голосе возмущение, но тембр не изменился. Она вообще никогда не кричит. Идеальный самоконтроль послевоенного времени. Сталь и металл.

- Я не знаю, как так получилось

Мне страшно, и я правда не знаю. Внутри протест - против системы, против учителя, против английского.

- Ты ничего не добьешься. В жизни.

Режет слова, обкладывая меня кусками горящего льда. По пальцам идёт мороз. Я хочу умереть, исчезнуть, перестать быть собой.

- Раздевайся

Сухо. Безэмоционально.

Стою на месте. Почему-то вспоминаю Алису. Впереди меня яма. Она тоже без дна.

Возвращается с ремнем в руках и я чувствую тошноту.

- Я сказала раздеться и лечь!

Внутри нее ярость, снаружи ледяное спокойствие.

- Нет.

Зачем-то начинаю считать - от пятнадцати в обратном порядке. На цифре десять она хватает меня рукой за плечо. Вырываюсь. Мне девять. Я маленький несуразный цветок. Причудливый сорняк. Холодные пальцы, тщедушное неспортивное тело, волосы вихрами, нервный взгляд - и упрямство.

- Нет!

Пытаюсь вырваться, сбросить ее руку с плеча.

Она сильная. У нее авторитет. Жесткий взгляд, марийские скулы, кровь седого Урала. Она - хозяйка Медной горы. В ней нет жалости и сострадания. Только воля и власть.

Меня тошнит от ненависти. К ней, к людям, к системе, к себе.

Тащит в гостиную, швыряет на пол.

- Руки перед собой!

Сопротивляюсь, вырываюсь, ломаю листья и стебли об ее режущий камень. Несуразный цветок изгибается и кричит.

Во мне другая порода. Во мне свобода отца, во мне горы Кавказа, ветер, бесконечное синее небо. Во мне поле, полное васильков.

- Если не подчинишься, будет хуже!

Угрозы, воплощаемые в реальность. На моей спине тяжелое колено, каменная рука прижимает за шею к полу, другая - стягивает одежду внизу.

- Нет!

Сопротивляюсь ей, сражаясь за свою жизнь. Я не боюсь боли, я ненавижу несправедливость.

- Нет!

Жёсткие слова, как гравий впиваются в тело

- У тебя нет прав на ошибки. Тебе слишком много дано. Я не позволю тебе все потерять.

Чужая система вкалачивается в меня словно сваи в бетон. Намертво, наглухо. Цветок мнется, листья все в трещинах и изломах.

В какой-то момент теряю волю. Верю этим словам. Признаю себя проигравшей. Заслуживающей боли. Заслуживающей унижения.

Вытягиваю руки перед собой и кричу от отчаяния. В вспышках боли тает, исчезает реальность. Ничего больше нет, боль обретает форму, становится новым пространством. Внутри странные тени. Английский похож на уродливый грязный комод. Он двигается вбок, на кривых ногах, и эти ноги подломаны. Рядом ноты - гаммы, гаммы. Музыка сплетается в ком. Ноты скачут вокруг него, испрещенные красными буквами. Потом мне нужно играть. Повторять, повторять, повторять все под звук метронома.

Она приказывает мне встать и одеться.
Никаких слёз, только работа.

Иду в свою комнату, внутри толстые слои колкого льда. Открываю крышку у пианино, пальцы привычно ложаться в аккорд. Звук пронзает тишину комнаты, я вздрагиваю и едва уловимо нажимаю на До. Извлечённое До похож на утробное - оооо, вытащенное из животного на морской глубине.

Ноги опускаются на педаль, пальцы выбирают октаву. Ухожу на глубину, к животному, вынимая из него новые звуки.

Закрываю глаза, играя по памяти.

Психологи часто говорят, что наши страхи и проблемы из детства. Они обещают, что это все можно исправить, и жизнь станет прекрасной.
Свои методы они считают проверенными и эффективными. И это, наверное, правильно.
Только знаете, Автор, эти специалисты забывают о самом простом способе.
Однажды в нашей жизни появляется человек, который согреет озябшие руки и продрогшую душу. И его не надо будет просить подождать. Он сам не раз обернется и подождет.
Он уведет в мир, где будут звучать не гаммы, а музыка сердца. Эта встреча обязательно произойдет! А маленькая девочка из рассказов об этом пока не знает, но чувствует всем своим сердечком, что такое может быть. И не так уж важно, будет это виртуальное знакомство или реальное. Главное, что это обязательно случится!

_________________
- Слушай, Стекляшкин, ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове. 

Дорогие Десер и Социалина, конечно вы правы, и самое главное, что такой человек просто не может не появиться. После (примерно так 35), он у многих уже появляется. Ну вы понимаете.

Грустная история...

_________________
"Но автор уже изнасиловали все правила..."

(C) Кассандра

Вот прочитал ещё раз обе части текста, тошько сразу. Что-то в тексте разшевеливает смутные детские воспоми6ания, деже не воспоминания, а впечатления от них. И да, грустно.
Короче, текст мощный. По воздействию на меня, по крайней мере.

_________________
- Слушай, Стекляшкин, ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове. 

Акт первый

- И ты предлагаешь мне найти прощение? - взгляд усталый, передо мной стена. Я упираюсь в нее взглядом, наизусть помня каждую трещину на темно-красном известняке. Широкие прямоугольные камни от основания до высоты, на которую хватит взгляда. Добротная постройка, мне кажется, она на века.

"А ты и в следующую жизнь заберёшь это с собой?"

Конечно, я не произношу этого вслух. Какой смысл говорить, если все слова давно сказаны. Чувствую усталость, словно вечность копала траншею под непрекращающийся огонь артиллерии. Лучше бы она плакала, чем это всё.

Подавленно вздыхаю, без особой надежды пробуя расшатать первый булыжник, который передо мной.

- Предлагаю тебе поискать баланс...

Река течет в озеро, то, соединяется ещё с одним, и разделяет посередине Латвию и Россию. Где-то рядом с нами проходит этот водораздел двух стран и двух несовместимых концепций. Мы застряли в треугольнике Карпмана как насекомые в янтаре. Смотрю на нас отстраненно. Я - расшатываю основание бесконечной кирпичной стены, за которым прячется ее ранимое сердце. Снова и снова играю в кровавую роль Спасателя, меняющегося с Палачом орудиями труда. Она - в замке, золотые волосы убраны в бесконечную косу, в ледяных голубых глазах - холод северного океана. Между нами - пропасть. Бездна, разлом, тысячи километров. Атлантика.

Я ее не спасу, она меня точно не пожалеет.

Зачем я все это делаю?

Веду плечами, сбрасывая напряжение. Роль становится тесной, давит как жёсткий камзол. Запястья в кровавых полосах от рукавов. Пальцы в ссадинах, под ногтями известняк и земля, руки перемазаны сажей.

Хватит играть в эту игру. Выйди из роли, выйди за рамки собственных убеждений.

Собственных искажений.

Закрываю глаза, обессиленно падаю на траву. Холодное весеннее солнце чувствую кожей как чью-то безжалостную иронию.

- Прощай - поднимаю руку вверх и раскрываю ладонь - Прощай, моя фата- моргана.

Акт второй

- Ты когда-нибудь видела, как закаляется сталь?

Взгляд прямой, ироничный, слова мягкие, но эта мягкость обманчива. Так мягко ступает гепард - пружиня, оставляя широкий след, не создавая шума, рассекая собою пространство как вихрь. Доли секунды - и жизнь меркнет в глазах доверчивого оленёнка. Было бы жалко, если бы не circle of life.

- Нет - хочу сбросить с себя шкуру как саламандра, хочу стать привычным туманом, дымом, окутать его словно облако - не для того, чтобы обезвредить, для того, чтобы прочитать.

Передо мною стена.

Высокая, сколько хватит взгляда. Камни - гладкие, словно выточенные морем, без единого изъяна, без трещины, без рисунка. Все разные, но ровные, уложены плотно, если подойти ближе - арабская вязь, тонкая каллиграфия смыслов.

Ее камни были другими, поддавались рукам, были свежими и живыми. Эти - не мертвые, нет, но уложенные заклятьем. Ее - волшебством. Его - древней силой, сакральным могуществом.

- Я расскажу тебе - отблеск пламени в темных глазах. Укутываюсь в пончо, ниже надвигаю тяжёлую шляпу, пододвигаюсь к огню, потому что от его голоса тянет тяжёлым сырым воздухом подземелий.

Рассказывает медленно, не торопясь, открывая тайну философского камня. Впуская в герметизм Средних веков, приоткрывая завесу причинно-следственных связей, чтобы я лучше понимала природу его стены. Я понимаю и мне становится страшно.

- Пожалуйста...

Шепчу, прикладывая ладонь к стальному-серому монолиту. Арабская вязь пульсирует под моими пальцами, проявляется письменами. Не сдвигаясь на миллиметр, эта конструкция устойчивее Византийских библиотек.

Мне жутко, и я сбрасываю корону спасателя.

Сажусь на землю, прислоняясь спиной к стене. По рукам течет кровь, из глаз текут слезы.

Сколько таких стен вокруг меня? Сколько таких стен внутри нашего тайного клуба?

В море шторм, волна бросает в лицо соленые брызги. Заканчиваю этот текст и выбрасываю планшет в море.

До свидания, оружие.