Клуб "Преступление и наказание"

Эх нелегкая судьба у хомячка...

Чистый бокал из тонкого стекла вибрировал на пронзительной высокой ноте и сиял начищенным боком. Стишка напевала веселый мотив, ушло присвистывая в тех местах, где девичья скромность не позволяла произносить соленые словечки. На барной стойке стояли уже начищенные подсвечники и огоньки толстеньких восковых свечек, казалось, танцевали в такт залихватской мелодии.
- Какая забавная песенка! - Хромой Крис вырос за спиной девушки как болотный дух и жарко ухмыльнулся ей в самое ухо.
Стишка вздрогнула. Бокал умолк, а потом, выскользнув из пальцев, рассыпался по полу хрустальным звоном и десятками сияющих осколков.
- Очумела? Добро хозяйское переводить! Да этот бокал один стоит больше, чем пять таких, как ты!
- Я не рабыня! - громко воскликнула девушка. Ее голос дрожал и звенел, как хрусталь под белой салфеткой.
- Ты приживалка, живущая из милости! Девчонки вроде тебя только и мечтают, как бы найти местечко потеплее. Уж я-то всяких навидался, на каторге...
Стишка отпрянула охнув. Под ногами захрустело стекло. Чувствуя, как осколки впились в тонкую подошву туфель она поморщилась. Увидев эту гримаску у Хромого напряглась челюсть, и раздулись от ярости ноздри.
- Что же ты воротишь нос, моя красавица? Да, я был на каторге. Меня ж никто не приютил в юном возрасте, и я украл у мясника пару кругов колбасы, что он оставил коптиться в печной трубе.
- Здоровый лоб не мог найти работу?
Стишка продолжала медленно отступать к выходу из бара, опасаясь поворачиваться к Хромому спиной.
- Я нанимался, но работал либо за скудные объедки, либо меня частенько обманывали с оплатой.
Хромой сократил дистанцию между собой и девушкой в один широкий шаг.
- А если я что-то разбивал, то меня драли ремнем в счет оплаты. И сейчас я тебе покажу, как это бывает!
От его похабной ухмылки Стишку затошнило, как от запаха гнилых яблок.
Хромой прижал ее к стойке и грубо схватил за плечо. Стишка рванулась в сторону и закричала. Пронзительно-остро и тонко.

- Заткнись, дуреха! - прошипел Хромой и в следующую же секунду отлетел к противоположной стене бара.
- Что тут происходит? Что за крик, откуда разбитое стекло?
Мадам Стю стояла посреди разгрома и приподняв тонкую бровь смотрела на своего ключника. Тот неуклюже пытался подняться, косясь на Лекса, отшвырнувшего его от Стишки.
- Лекс, ты следишь за порядком в моем заведении или только эль можешь дегустировать? - Мадам Стю говорила тихо, но каждое слово отчеканила ясно и четко, словно отмеряла недельную плату прислуге.
Лекс поморщился, но ответил сдержанно:
- Виноват. Я только зашел и сразу услышал крик. Что тут произошло, Крис?
Хромой выпрямился и с ненавистью посмотрел на охранника.
- Стоило для начала узнать, а потом распускать руки!
Лекс молча продолжал ждать ответа. Мадам Стю обняла Стишку и что-то зашептала ей, гладя по голове тихо всхлипывающую девушку.
Хромой кряхтя поднялся и сутуло замер перед хозяйкой.
- Эта дрянь разбила дорогую посуду. Я хотел ее выпороть. А она подняла скулеж.
- Неправда! Он испугал меня, и я… я нечаянно уронила один из поющих бокалов. Простите меня!
Стишка громко зарыдала и уткнулась лицом в пышную грудь Мадам Стю.
- Кого волнует: специально или нечаянно? Хозяйское добро пострадало - готовься к расплате! - хрипло выплюнул из себя Хромой.
Лекс усмехнулся, взял с подноса кружку, нацедил из темной пузатой бочки ароматный эль и прошел в зал. Он выбрал самый дальний от бара столик, давая понять, что не видит тут для себя работы.
Хромой расправил плечи и чуть оперся об барную стойку.
- Мадам Стю, давно хотел попросить. Отдайте мне эту Синеглазку, а?

Стишка шумно глотнула воздух, собираясь что-то выкрикнуть, но Мадам Стю, быстро прижала палец к ее губам. Всем присутствующим показалось, что в плотной тишине кружка Лекса слишком громко опустилась на стол.
Крис с наслаждением впитывал ужас и чувство омерзения, что исходили от Стишки.
- А что такого? - улыбнулся Хромой. - Она ж безродная. К кому-то нужно ее пристроить, а годы самые те. Да и я по договору имею право просить.
- Но она не рабыня и не скот! - брезгливо поморщилась Мадам Стю.
- Но и не свободная! - грубее, чем позволяли приличия парировал Хромой. - Никто не знает откуда она взялась в вашем заведении пятнадцать лет назад! Она не волшебнорожденная и вряд ли кто-то захочет ее облагодетельствовать таким даром! Синеглазка под вашей рукой до совершеннолетия, а потом ей нужен статус. Иначе появятся вопросы, не так ли? А я дам ей свое имя. Ну как? Можно в счет месячного жалования, Мадам Стю.
Стул с грохотом отлетел от стола, Лекс быстрыми шагами пересек зал и зашел за барную стойку. Кружка звякнула, когда он бросил ее в мойку. Не оборачиваясь к Хромому Лекс тихо ответил за Стю:
- Ты скорее на вторую кость начнешь спотыкаться, уродище, чем получишь девчонку!
Крис зашелся хохотом:
- Так я могу и в ратушу с этим пойти. Но к чему все эти сложности, если можно решить вопрос мирно, в своем кругу, ведь так?
Легко и грациозно, практически единым неуловимым движением Лекс развернулся и оказался возле Хромого, блеснув у его горла кинжалом.
- Да ты никак вздумал нам угрожать, рыжик?
Хромой замер.
- Лекс, прекрати! - выкрикнула хозяйка заведения и охранник тут же спрятал лезвие. - Он прав. Огласка нам ни к чему, - добавила она чуть тише.

Хромой улыбнулся. Стишка отступила от хозяйки на шаг, прижав руки к горлу. Лекс пожал плечами и отвел глаза.
Мадам Стю размышляла ровно два глубоких вздоха.
- Ты не получишь эту девочку, Крис.
Хромой сдвинул брови.
- Я могу ее потребовать в городской ратуше. Когда не найдется никого, кто за нее будет в ответе...
- Я скажу, что она мне... племянница! - выдохнула Стю.
- Ложь под присягой? Вас двоих забьют кнутами. Никакое волшебство не позволит лгать в городской ратуше.
Стю в отчаянье медленно вдавливала ногти в ладонь.
Хромой удовлетворенно кивнул.
- Значит прошлое этой девчонки настолько туманно, что в ратуше ей делать нечего. Отвечать за нее у тебя нет прав и много лет назад ты скрыла от города неизвестно откуда взявшегося ребенка.
Он посмотрел на Стишку как вечно голодный упырь на привязанную к кладбищенскому забору жертву. Покорную от неумолимости приговора и парализованную неизбежностью.
- Я...я... кто я?
Стишка не плакала. Она заикалась, булькала горлом, обнимала сама себя за плечи и повторяла словно безумная: "кто я, кто я, кто я?!"
Лекс дернул щекой, потом налил из графина воду и подал Стишке стакан.
- Успокойся! Ты - Синеглазая Стишка, работаешь в заведении мадам Стю. Такой тебя все знают и...
Далее Лекс не знал, что сказать. Действительно, к девочке настолько все привыкли, что никто и не задумывался, откуда она взялась в кафешечке мадам Стю.
Крис откашлялся.
- И когда город узнает о том, что тут пятнадцать лет скрывают неизвестного ребенка, то ты просто окажешься на улице без работы, Лекс, а вот все остальные, кто сопричастны пойдут к ответу. Но зачем это все? Просто отдайте мне девчонку! Я дам ей свое имя и больше никогда эта история не всплывет!
Казалось, что Стю и не слушала Криса.
- Девочка моя, не слушай никого, дай я обниму тебя, все будет хорошо, я обещаю!
- Кто я? Кто я?
Стишка кричала и билась в руках обнимающей ее Стю.
- Я думала, что ты… я думала, что мы...
- Нет, дорогая, прости, но я и в самом деле не знаю, кто твои родители. Много лет назад кто-то оставил корзинку с новорожденной девочкой на крыльце моего дома. Я внушила тогда всем, что ты моя племянница. Приют не место для ребенка, пойми!
Крис расхохотался.
- Да, это точно! Я прожил в местном приюте десять гребанных лет!
- Заткнись, - посоветовал Лекс, - жаль, что там тебя и не кончили, но никогда не поздно поправить!
- Лекс, уймись, - устало попросила Мадам Стю. - Крис, тебя привела моя лучшая подруга. Леди Иста дала тебе отменную рекомендацию. Я доверяла тебя!
- И можете продолжать доверять. Я сохраню тайну Синеглазой, как заинтересованное лицо!
- Нет, только не это, - простонала Стишка.
- Да какой у вас выбор? - внезапно взорвался Крис. - Ей наверняка шестнадцать или около того! Любой завтра посватается, и вы погорите. Отдайте ее мне!
- Да что ты так вцепился в нее? - спросил Лекс.
- Задница понравилась. Не лез бы ты в это, парень! Или у тебя есть свой интерес?
- Интересы заведения мой интерес, - отрезал Лекс.

Мадам Стю по-прежнему крепко обнимала Стишку и невидящим взглядом смотрела на двух препирающихся мужчин.
- Крис, - тихо спросила она, - если я не отдам тебе Стишку, ты пойдешь в ратушу?
- Нет, - огрызнулся Хромой. И не проболтаюсь. Но вы же понимаете, что не сможете это дальше скрывать, так чем я не вариант?
- Я ненавижу тебя! - ответила Стишка.
- Да кого волнует твое мнение? - усмехнулся Хромой.
- Меня, например,- ответил Лекс. - Если Синеглазая против, то я не вижу смысла тебе настаивать. Найдем другой вариант.
- Нет у вас другого варианта! - Крис вытер рот тыльной стороной ладони.
Стишка всхлипывала и тихо подвывала: «Ни за что, ни за что, ни за что!»
- Лекс? - позвала охранника Стю.
Тот удивленно приподнял брови.
- Вам необязательно... сразу... ты понимаешь?
- Нет, - честно ответил охранник.
- Ты можешь в ратуше объявить ее своей. Но на самом деле...
- Ты предлагаешь мне фиктивный брак со Стишкой?
- Я прошу тебя спасти мою девочку, Лекс!
Хромой сплюнул на усеянный осколками пол и вышел из бара.

Как можно уметь так писать, и не хотеть при этом быть писателем, Артур? Удивительная история. Хорошо, что я не твой литературный агент, иначе убила бы за творческую апатию!

Ты, реально, талант.

Вот, что ты умеешь делать:



Это огромная ценность, Медведь.

Я рада.

так было переживательно за Стешку, что не удержалась и крутанула в конец, чтобы убедиться, что все, пусть и только "на сейчас", кончится хорошо
Мне вообще нравится очаровываться с головой, по-детски, погружаться в выдуманный мир, где водоворот событий, волшебство, настоящая дружба и великая любовь, ну, то есть все то, что не всегда вписывается в контекст реальности.
И еще этот камерный мир стал вдруг таким привычным, что никакого сеттинга и не надо. Очень осязаемый антураж, делающий Шортенбирг реальным и материальным ....вот вроде бы все так обыденно, "по-нашему", но .... бокалы-то поющие! О чем? Почему?
И Лекс теперь нравится, потому что стал вдруг живым, вот после этого почему-то: "... в плотной тишине кружка Лекса слишком громко опустилась на стол"

Черный верх фаэтона нависал над головой и давил словно перепончатая лапа гигантской рептилии. Заходящее солнце пряталось за плотными тучами, как за стенами осажденного замка, пуская из проплешин-бойниц редкие холодные лучи. Они уродовали небо кроваво-фиолетовыми полосами и раздражали глаза, которые пекло так, что больно было шевелить веками. Арани опустил взгляд и уперся в щеголеватые, надраенные до яркого блеска пуговицы на хлястике своего кучера.
- Гони! Что ты плетешься, как хромая жаба! - выкрикнул Арани и даже поддался в перед, желая ткнуть кучера в спину, но в последний момент сдержался. Коляска летела по улице, пугая нередких прохожих.
Магистр откинулся на спинку и попытался поправить прическу, однако сдобренные хвойным маслом пряди не слушались - фаэтон трясло. Арани засунул два пальца за воротник и потянул узел шейного платка. Но дышалось все равно тяжело. Воздух словно стал вязким и горячим. Он не только отказывался наполнять легкие, но и неприятно лип к щекам, обдавал жаром уши, маревом застилая все вокруг. Казалось, что даже природа стонет и вопит от этого: не к месту расположенными клумбами с изгрызенными червями цветами, криво подстриженными деревьями на улочках города, и облезлой шипяще-фыркающей кошкой, сиганувшей из-под копыт.
Арани не замечал, что горожане с ним здоровались, кланялись и вежливо улыбались. Он смотрел прямо перед собой, его плотно сжатые губы нервно кривились, словно Магистру очень сильно хотелось сплюнуть или что-то сказать, но не решался.
Он давно уже забыл каково это, испытывать стыд и унижение! Единственные чувства, которые связывали его с семьей покойной жены.

Наконец, коляска подлетела к крыльцу и Арани спрыгнул с подножки не дожидаясь, пока успокоятся кони. Привычно провозившись с замком и осыпав его всеми полагающимися проклятьями, он вошел в дом, сбросил в плащ и перепрыгивая через несколько ступенек взбежал на второй этаж.
В комнате Кэтрин была тишина.
- Явись, куча бессмысленных тряпок и опилок! - проревел Арани, словно разбуженный посреди зимы медведь.
Дверь гардеробной с грохотом открылась, едва не слетев с петель. Оттуда вылетела коробка и зависла перед Магистром.
- Тха стор до нирт надурах амхайл хомх! - произнес он магическую формулу и через секунду перед ним предстала заплаканная Эливэйн.
Девочка тут же вежливо поклонилась.
Арани нервно дернул краем рта.
- Я велел жить в моем доме так, чтобы тебя замечал только Шамси!
- Да, господин, но вы приказали мне жить в гардеробной вашей дочери.
- У тебя не хватило ума при ее появлении убраться кладовку? Бестолковость волшебнорожденных достойна легенд!
- Простите, мой господин, - прошептала Эливэйн. Она густо покраснела и низко опустила голову.
- Что ты сказала Кэтрин? Почему она убежала?
- Ваша дочь подумала, что я служанка, которую поселили в ее комнату. Я не успела ей объяснить, что меня купили для Шамси.
- Абсурд! - скрипнул зубами Арани. - будь все проклято и эта старая скотина в первую очередь!
- Кто... скотина? - Эливэйн боролась со страхом и желанием заплакать, перебирая пальцами сложнозаплетенную косу.
- Хомяк! - Арани произнес это слово с ненавистью. Его верхняя губа дрожала и приподнималась, обнажая зубы, словно в оскале. - Этот чертов грызун - единственное что интересует Кэтрин.
- Но почему?
- Потому что Шамси когда-то принадлежал Элси. Это все, что у Кэтрин есть в память о матери, - нехотя произнес Арани.
Эливэйн побледнела и замерла, пытаясь осознать услышанное.
- Да, - усмехнулся Магистр. - Этот хомяк старше тебя, представляешь? Знаешь сколько волшебнорожденных я скормил этой твари, лишь бы он жил и радовал мою дочь?
Эливэйн крепко зажмурилась и помотала головой. Но это все равно не помогло сдержаться от рыданий.

- Не смей мне тут разводить сырость! Ваша порода только для того и нужна, чтобы служить людям, забыла?
- Нет, господин! Да, господин! - быстро ответила кукла.
- Ойстрах же тебе объяснил, почему ты прячешься в куклу и живешь в коробке, а?
Эливэйн кивнула. Она стояла перед Магистром на вытяжку, чуть прикусив нижнюю губу.
- Вино и стакан! - гаркнул Арани.
Перед ним тотчас материализовался поднос с кувшином, стаканом и сложенной в виде розы салфеткой.
Магистр сел за стол, налил себе полный стакан и выпил его в несколько жадных, громких глотков. Потом наполнил снова.
- Что рассказал тебе Ойстрах? - грубо спросил он, словно владелец волшебной лавки был его личным врагом.
- Младенец с врожденным магическим даром сам показывает свою сущность, выбрав понравившуюся игрушку, - голос Эливэйн осекся.
- Продолжай! - подстегнул ее Магистр.
- Ребенка при помощи волшебной формулы поселяют в игрушку. Любой, кто ее купит - получает власть над природным источником силы, что живет в волшебнике. Этот дар невозможно забрать силой или обманом, нельзя приказать волшебнику отдать дар. Но волшебнику можно дать задание, которое будет стоить ему жизни, и он не сможет отказаться. Волшебника нельзя освободить. Формула умирает только со смертью волшебнорожденного.
- Дурак твой Ойстрах, - буркнул Арани. - Роника хоть и была глупой бабой, но угрозу необратимых последствий понимала хорошо. Есть способ отвязать волшебнорожденного от формулы и игрушки.
- Есть?! - ахнула Эливэйн, прижав руки к пылающим щекам.
Арани цедил вино и смотрел в одну точку перед собой, словно не замечая Эливэйн.
- Есть, - протянул он. - Конечно есть, не может не быть! Просто никто не знает, как это сделать. Не может просчитать. Но способ есть. Я потратил годы, чтобы понять суть этой формулы и обнаружить второй слой, куда Роника спрятала обратный шаг. Но не успел. Элси... она...
В горле Магистра булькнуло вино, и он закашлялся. До слез.

Берегиня тут же схватила с подноса чистую салфетку и подала своему хозяину. Арани вытерся и бросил салфетку на пол.
- Что ты чувствуешь, когда тебя призывает магическая формула?
- Я вижу яркий свет, мой господин, он обжигает и тянет к тому, кто произносит формулу.
- Да, все вы так говорите, - хмыкнул Арани и в третий раз наполнил стакан.
- Я годы провел в поиске ключа от этой формулы. Ночи не спал. Сутками забывал о еде. Хотел обрадовать Элси. Она же так мечтала построить новый мир. Чистый, светлый и прекрасный, где каждый бы сам решал, быть ему волшебником или нет. Довести до конца то, что не успела Роника.
Эливэйн старалась не дышать и не шевелиться. А Арани несло, он совсем не думал о кукле и просто выливал из себя то, что годами не мог никому рассказать.
- Элси... она была прекрасна! Когда мы познакомились, на балу у проклятой Стю, никто глаз не мог отвести от младшей сестры чертовки Исты. Они все ей завидовали. Претворялись, что любят, а на самом деле завидовали ее уму, красоте и доброте. А Элси не интересовали интриги. И даже поклонники не могли привлечь ее внимание. Она сидела в дальнем углу зала и играла со своим хомячком.
- С Шамси?! - ужаснулась Эливэйн.
Арани промолчал. Вздохнул.
Потом продолжил:
- Я ухаживал за Элси два года. Иста шпионила за нами, их отец пытался несколько раз отвадить меня от дома. Но Элси выбрала меня! Мы поженились. Семья отреклась от нее. Я понимал, что Элси привыкла к определенному уровню жизни. У меня были неплохие способности к обучению и я, взяв кредит, отправился учиться магии. Элси давала уроки музыки. Перед моим отъездом Шамси резко стало плохо. Я видел, что жене и так сложно. Смерть зверюшки причинила бы ей боль. Вот тогда я первый раз и...
Арани приложился к стакану и сделал длинный глоток.
Эливэйн с жалостью посмотрела на хозяина.
- Уже тогда жизнь Шамси должна была кончиться. Вы продлили ее за счет волшебства. Но ведь мама Кэтрин и сама была волшебницей, она не могла не понять, что произошло. Неужели ей это понравилось?
- Нет. Не понравилось. Она расплакалась. Говорю же, для Элси идеи Роники Чернобурой были дороги как для матери первая прядь ее ребенка. Элси говорила, что жизнь тем и ценна, что она естественна и ничего из жизни упускать нельзя, даже если это чья-то смерть. Да что толку? Я тогда выпотрошил мага-охранника, единственное, что было подходящего у ветеринара. Шамси этого хватило на три года. Он же тогда первый раз собирался умирать, естественно, так сказать.
- Вы... что сделали? Как это - "выпотрошили".
- Я купил мага и приказал ему источить себя ради хомяка, что тут непонятного?! - вспылил Арани.
- На это же чудовищное расточительство! Питая Шамси, маг мог прожить дольше. Возможно, что его одного хватило бы на все эти годы! Ведь тогда хомячок был живым.
- Он и сейчас живой, не мели ерунды!
Эливэйн отрицательно покачала головой.
- Хомячки столько не живут. Энергии магов ему хватает на несколько недель только потому что поддерживать жизнь в мертвом намного сложнее, чем продлевать жизнь живому. Вам ли этого не знать, Магистр!
- Замолчи! Кэтрин не переживет этого. Для нее Шамси - единственная связь с матерью, которой у нее никогда не было. Я буду делать все, что в моих силах, чтобы этот хомяк жил.
Эливэйн вздохнула.
- Шамси страдает. Много лет у него болит все, что только может болеть у дряхлого животного. Ему очень больно от того, как к нему прикасается волшебство. Он страдает! И вы мучаете себя. Еще пара лет и вам понадобится по волшебнику в день, чтобы заставить Шамси двигаться. Но ради чего? Ведь очень скоро Кэтрин поймет, что этот хомячок совсем не то, что... Это не тот Шамси. И цена его жизни слишком чудовищна!
- Учить меня вздумала? Ты, из-за которой на мою голову свалились все беды! Хомяка больше нет, так какой в тебе толк? Я просто выкину тебя в сточную канаву, если ты не умолкнешь!

От его крика Эливэйн побледнела, вжала голову в плечи и всхлипнула.
- Не надо! Пожалуйста, не надо. Если я вам больше не нужна - верните меня обратно, в Волшебную Лавку. Господин Ойстрах заплатит вам.
- Я не нуждаюсь в деньгах! Как и в советах волшебнорожденной. Как ты смеешь меня поучать?!
- Я не поучаю, господин Арани! Но ведь Кэтрин тоже страдает! Она бы хотела жить дома, с вами, а не...
Арани ударил кулаком по столу так, что поднос с кувшином подпрыгнули, а стакан опрокинулся на бок, выплеснув из себя остатки вина.
Поморщившись от боли в руке, Магистр щелкнул пальцами и Эливэйн тут же обратилась в куклу.
Маг встал, поднял с пола коробку, накрыл ее крышкой, подошел к окну и распахнул его.
- Ты нужна мне была только для счастья Кэтрин. Все-таки Ойстрах болван! Подсунул мне никуда не годного волшебника. Пропади же ты пропадом!
Арани размахнулся, швырнул коробку как можно дальше, помня, что сточная канава на другой стороне улицы и с грохотом закрыл окно.