Клуб "Преступление и наказание"

- Прогноз благоприятный, но, повторю…
- Ну это же какая-то дичь, средневековье, - сестра еле сдерживалась, чтоб не повысить голос. Она полушепотом выплевывала каждое слово, как твёрдые, слегка шероховатые камешки, и это звучало бы крайне убедительно, если бы не милое картавое "рь". Именно предательское "рь" все портило, делало возмущение каким-то игрушечным.
- У вас есть альтернатива, - устало оборвал её врач. Судя по резкому вдоху сестры, альтернатива была какая-то не очень.
- А поделитесь и со мной, пожалуйста, - по задумке мой голос должен был прозвучать бодро и немного иронично. Получился невнятный хрип.
Врач тут же замолчал, махнул рукой и вышел из палаты, уже из коридора зовя медсестру. Моя же сестра, родная, осторожно подошла и присела на краешек кровати. Она странно смотрелась в белом халате, застегнутом на все пуговицы - видимо, иначе не пустили бы сюда.
- Ты как?
- Вопрос интересный, - язык подозрительно заплетался. Судя по торчащей из руки трубке капельницы и ватной реальности вокруг, у меня в крови было больше препаратов, чем, собственно, крови.
- Мне нормально, но жутко торможу. Что вообще происходит?
- Доктор говорит, тебе волноваться нельзя.
- Лен, ты серьезно? Давай без сериальщины.
- Нет, правда нельзя. Это действительно серьезно.
Я попыталась закатить глаза, но получилось плохо. Глаза не очень слушались. Действительно, ведь люди куда меньше волнуются, если старательно нагнетать, чем если прямо сказать, что за фигня свалилась на голову и что с ней делать. Хотя бы приблизительно.
Лена пропала внезапно, кажется, её безапелляционно выгнала дошедшая с поста медсестра.

Когда я проснулась в следующий раз, уже стемнело. Свет пробивался из коридора, сквозь застекленную дверь, полусонно жужжала в углу одна из ламп. Трубка уже не торчала в вене: стойку откатили на середину палаты, но плотный медикаментозный туман все еще окутывал сознание. Похоже, в палате я была одна.

Попытка встать увенчалась успехом не сразу. Когда тело будто на дистанционном управлении, приноровиться к задержке не так-то просто. Меня вполне могли бы понять люди, хоть раз испытавшие похмелье и опьянение одновременно, и это еще самая мягкая аналогия гаммы ощущений. Честно говоря, совершенно не хотелось знать, какая именно дрянь текла по венам вместо крови, да и вспоминать названия всех препаратов с похожим действием - занятие бессмысленное и безнадежное. Радость от отключенной капельницы тоже ощущалась довольно смазано, несмотря на факт, что иначе пришлось бы намочить постель.

Электронные часы в конце коридора показывали 01:27. Дежурная за стойкой подняла голову, услышав шаги, и мрачно проводила меня взглядом в направлении уборной.

- В каком мы отделении? - спросила я, возвращаясь.
- Неврология, - буркнула медсестра, не поднимая взгляда. - Спать иди, укол через полтора часа.
“Не психиатрия, и то хлеб,” - промелькнуло в голове.

Озвученные полтора часа я не спала. Сложно было согреться под старым больничным одеялом, сложно отделаться от смутной, приглушенной фармой тревоги. Может, кто-то и хотел оказаться в роли пациента доктора Хауса - внезапно упасть посреди прогулки, начать биться в судорогах на игровом поле, или чтоб его парализовало во время секса, но я уж точно не из их числа. Меня, впрочем, не спрашивали: плохо стало посреди улицы, когда из-за поворота выскочила машина и пронеслась в полуметре. Головокружение, внезапная слабость, тошнота, трясущиеся руки, все это я помнила прекрасно. Я перешла дорогу, прислонилась к ближайшему дереву и позвонила Лене прежде, чем отключиться окончательно.

Вместо смазливой хаусовской ассистентки пришла дежурная, растрепанная, уставшая, не слишком довольная необходимостью ставить укол в три часа ночи. Ее приход осветили яростно затрещавшие лампы, растревоженные щелчком выключателя. Живи я до обязательной школьной физики, подумала бы, что внутри у них живет рой светящихся шершней, засыпающих, если их не беспокоить, и что сейчас одному из них повезло вырваться и ужалить меня в сгиб локтя.

После утреннего обхода мне сказали ждать приема зав.отделением и выписки, поинтересовавшись самочувствием для проформы. Лена уже сидела на потрепанном диване у стойки дежурной, когда я вышла из палаты в более-менее божеском виде. О сменной одежде она позаботилась заранее.

- Мне сказали, надо зайти за документами к заведующему, - бодро отрапортовала она, едва меня увидев.
- Угу, - я кивнула. В голове подозрительно булькало, словно жидкость перекатывалась от затылка к макушке, а каждая мысль давалась с трудом.
Лена проскользнула в кабинет вместе со мной. За столом сидел смутно знакомый тип. Кажется, вчера они с сестрой уже разговаривали у меня в палате, но уверенности не было. Я успокоила себя тем, что когнитивные функции от такого количества лекарств снижаются у всех, поэтому от своей памяти можно пока отцепиться и сосредоточиться на правильном заполнении документов.

- Ничего себе список, - хмыкнула я, глянув на назначение и рецепт с несколькими мокрыми печатями. - Что со мной было вообще?
Заведующий помялся, подбирая слова:
- Не было, есть, скорее. У вас практически нулевая стрессоустойчивость, поэтому "не нервничать" - ваша основная задача. Естественно, без препаратов не обойтись.
- Но… Ведь раньше…
- Как любая патология нашего профиля, болезнь прогрессирует постепенно. Вам повезло, что все не закончилось инсультом уже сейчас. Часто такой диагноз вообще не успевают поставить, а в вашем случае обстоятельства сложились удачно, добегались, но не окончательно.
- И что теперь? Как это лечат? - шестеренки в моей голове поворачивались туго, со скрипом. Я сосредоточилась на том, чтобы удержать нить разговора, оставив расшифровку сказанного на потом.

Врач ответил, не отрываясь от заполнения карточки:
- Скорее купируют. Нервной системе нужен заградительный барьер, потому что самостоятельно справиться со стрессом она не может. С защитой справляются препараты.
- Подождите, а потом как, когда курс закончится?
- Увы, не в вашем случае. Поддержка нужна постоянно.
- Но как же…
- Виктор Александрович, ей же нельзя волноваться, давайте мы лучше дома спокойно поговорим, - вмешалась Лена, и мне снова резанула ухо ее манера речи. Этот тембр не подходил к ситуации, не соответствовал, и мне приходилось постоянно отвлекаться на "рь" вместо того, чтобы сформулировать крутящиеся на языке смутные образы.
- Как скажете, поговорите дома, - кивнул заведующий, не глядя на меня - не забудьте зайти в аптеку прямо сейчас и начать прием уже сегодня. Того, что ей прокапали, хватит на какое-то время, но неизвестно, как отреагирует организм, лучше перестраховаться. Ну и завтра пойдете уже по месту жительства, направление я выписал.
- Но, подождите, вы же не досказали, - я все еще пыталась поймать за хвост нить разговора, но тут же засомневалась, услышали ли меня в принципе.

Домой мы ехали молча, обе на заднем сидении такси. Я достала телефон. Почти разряженный аккумулятор, тонны флуда в универском чатике, лайки в инстаграме, в целом, ничего интересного. Сутки в больнице ожидаемо не разрушили вселенную, и о них, слава Богу, не узнал никто из знакомых. А то разгребала бы сейчас личку во всех соцсетях, даром, что не особо там отсвечиваю.
От мелькания ленты и горячего восточного стиля вождения затошнило довольно быстро, поэтому я погасила экран и повернулась к Лене:
- Дома чего-то поесть осталось? - с утра я выпила только чай с горбушкой, так и не сумев запихнуть в себя ни ложки липкой молочной овсянки.
- Что-то должно было, - как-то рассеянно отозвалась она - если что, выйду в магазин, как доедем, и что-то приготовлю.

Она старше меня на семь лет, а иногда кажется, что на добрых двадцать. Наверно, когда в пятнадцать сваливается на голову восьмилетний ребенок, собственное детство у людей выветривается, и привычками своими они начинают напоминать предыдущее поколение. Например, Лена до сих пор не научилась пользоваться доставкой из ресторанов, интернет-банкингом и NFC, а ей всего-то двадцать семь. Даже машину из больницы пришлось вызывать мне, ибо у неё на телефоне приложение не установлено. Подвязать к приложению карту было бы вовсе непосильной задачей.

Едва закрыв дверь за сестрой, я полезла за медкартой. Самым большим желанием по-прежнему оставалось “лечь и пялиться в потолок”, но я мужественно вчитывалась во врачебный шифр, продиралась сквозь незнакомые термины и консультировалась с гуглом через каждые пять секунд. Смартфон жалобно просил пощады и электричества, пока я искала свой диагноз где-то между Альцгеймером и рассеянным склерозом, но сил подняться и найти зарядку не было. Каждый запрос и переход по очередной активной ссылке казался подвигом, совершаемым на чистом упрямстве. Мне пришлось напрячь все остатки воли, чтобы Лена, зайдя в квартиру, не застала меня сидящей на собственных ботинках. Параллельно закрадывался очень рациональный и мерзкий страх, что лучше мне уже не станет.

Ближайший к дому ПНД оказался центральным и самым большим. Настолько, что мне пришлось добрых полчаса искать сначала нужный корпус, потом нужное крыло, потом этаж. Кабинет нашелся в каких-то немыслимых закоулках, во всяком случае, так показалось при первом посещении. Люди вообще попадались нечасто, так что спросить было не у кого, а каких-то странных персонажей, вопреки стереотипам, я не встретила совсем. Просто больница, большая, полупустая и не слишком ухоженная.
В нужном кабинете было зябко, несмотря на надрывающийся в углу обогреватель-”дуйчик”. Бедняга старался, как мог, иногда начиная сдавленно покашливать, но ноябрьская сырость все равно брала свое. Я заметила под халатом врача толстый вязаный свитер.

- Присаживайтесь, - врач кивнул на стул напротив. Тот скрипнул, но устоял, а я подумала, что на всякий случай лучше особо не двигаться, во избежание.
- Давайте карту и выписку, - я протянула документы и уставилась на потолок, где сквозь слой побелки можно было разглядеть целую грибную плантацию. Сестра, позаботилась о звонке врачу заранее, еще вчера. Она и сюда порывалась идти со мной, но я отказалась из чистого упрямства и остатков подросткового бунта. В конце-концов, врачебную тайну никто не отменял, хоть на нее и кладут большой и толстый, с завидной регулярностью и все, кому не лень.

Алексей Семенович Пичугин (это было написано на дверной табличке) оказался дотошным и въедливым. Внимательно расшифровав все послания коллеги, он принялся расспрашивать меня о детстве, о странностях восприятия и поведения, были ли у родственников болезни из длинного списка, бывали ли у меня обмороки и панические атаки до этого, делали ли мне МРТ и электроэнцефалограмму.
Я изо всех сил старалась сотрудничать со следствием. Алексей Семенович явно относился к тому сорту людей, которые в любого вцепятся бульдожьей хваткой и не отпустят, поке не выяснят необходимое. Он был даже немного похож на бульдога, как минимум мягкими щеками со вмятинами от очков и маленькими, глубоко посаженными глазками.
Мне же успели до смерти надоесть больницы. Я практически решила не идти сюда снова и очень подумать, принимать ли ту гору колес, что мне выписали.

- Ну что же, мне, конечно, надо бы взглянуть на результаты обследований, но в целом не вижу причин сомневаться, - подытожил врач. - Но назначения какие-то… странноватые. Какую терапию вам предлагали?
- В целом, особо никакой, - я пожала плечами. - Сказали, пить вот это все, иначе любой стресс может стать последним, поэтому стресса быть не должно в принципе.
- Угу… На самом деле, есть рабочий вариант терапии, вам о нем говорили?
- Мне, честно говоря, вообще мало что говорили, большую часть времени я спала, - о том, что разговаривали наверняка с Леной, я тактично умолчала. А то начал бы еще составлять ее полный психологический портрет с моих слов. О вчерашних интернет-поисках тоже решила не говорить, чтобы не показаться ненароком полной дурой, сморозив какую-то чушь. Почему-то вспомнились некоторые однокурсники с их привычкой катать из сети, даже не читая, а потом молча смотреть на препода в ответ на простейший вопрос.

- В общем, вам очень вовремя поставили диагноз, потому что в молодом возрасте нервная система более лабильна. Ее можно “переучить” реагировать на стресс адекватно, на долгое время, или даже навсегда. Словом, добиться ремиссии.
- А в чем подвох? - впервые за несколько дней я чуть улыбнулась. Если сейчас окажется, что это все стоит как крыло от самолета, дело дрянь. Я не настолько милая, чтобы с моими фоточками печатали слезливые постеры с реквизитами и снимали новостные сюжеты. Ну и папу-миллионера не завезли.
- Это самое интересное, - покачал головой врач. - Дело в том, что нужен комплекс: препараты, помогающие нервной системе справляться со стрессом, плюс дозированный стресс в нужное время, ну и регулярность. С одного раза ничего не получится.
- И что мне надо делать? - при фразе “дозированный стресс” мне почему-то представилась маленькая комната страха в мерном стакане. Такая, с миниатюрками пауков и искусно сшитым из марли призраком.
- Настроиться на довольно длительный и непростой путь, по правде. Наиболее универсальный и, как ни странно, безопасный стрессовый стимул - это боль. Поэтому приходится причинять ее пациенту. Работает со всеми, вреда здоровью никакого, при соблюдении протокола, разумеется. Но приятного мало.

Я на удивление спокойно восприняла это заявление и сама себе удивилась, совершенно забыв о препаратах, пригоршню которых проглотила пару часов назад. Мозг выдавал картинки из фильмов ужасов, с маньяками в белых халатах, смирительными рубашками, электрошоком и инструментами для лоботомии. Впрочем, это все не пугало, а, скорее, забавляло.
- Окей, и что, это сработает? - только после этого вопроса я вспомнила разговор в больнице, Лены и тамошнего врача. Раздражения не было, но по инерции захотелось послать сестру подальше, даром, что ее тут не было.
- Сработает с вероятностью процентов в девяносто. Альтернатива - постоянный, пожизненный прием комплекса не самых щадящих препаратов. Скажем прямо, тяжелые транквилизаторы никому не идут на пользу, - мужчина снял очки, положил их на стол и потер переносицу. Вмятины на его щеках стали еще лучше заметны, и мне почему-то стало почти смешно и не смешно одновременно. В целом, не испытывать особо никаких эмоций - перспектива заманчивая, если бы не спецэффекты вроде неспособности нормально соображать, воспринимать действительность и ориентироваться в мире. К тому же, что-то подсказывало, что на этих таблетках я вряд ли буду жить очень долго и очень счастливо.
- Ну, можно попробовать, наверно… - протянула я, тоже потирая переносицу. Уж больно заразительным оказался жест. Врач посмотрел не меня с сомнением, и снова водрузил очки на нос.

Я пришла домой часа через четыре, провозившись с бумагами сначала в кабинете, потом в еще каком-то филиале бюрократического ада, потом в регистратуре, потом дождалась приема психиатра, где меня, помимо прочего, предупредили про побочные эффекты назначений, в том числе возможность развития депрессии, суицидальные мысли и, самое веселое, внезапную смерть. В целом, удивительного было мало: если у препарата нет побочных эффектов, это, скорее всего, фуфломицин. А, чем забористее побочки, тем эффективнее, как правило, лекарство.
Выписали направление к психологу, на которое я поглядела с большим сомнением. Не то чтобы я считала психологию ненаучной фигней, хотя ехидный внутренний голос и шепнул, мол, кого ты обманываешь, просто специалист из государственного ПНД... доверия, мягко скажем, не вызывал.
Энцефалограмму удалось сделать тут же, только в другом корпусе, дождаться результатов, занести их в отделение. Будь я в норме, после всего этого ехала бы домой в состоянии нажимной мины, готовой подорвать любого неосторожно наступившего, а сейчас ощущала максимум легкое раздражение.

Лена была уже дома, когда я пришла. Три урока, что ли, сегодня? У меня совсем вылетели из головы и день недели, и ее расписание.
- Как там в поликлинике? - спросила сестра, выглядывая в коридор с недомытой кастрюлей в руках. Пахло моющим средством и чем-то мясным.
- Нормально, - буркнула я, сражаясь со шнуровкой ботинок. Намокший в уличной слякоти узел никак не хотел поддаваться, но я упрямо пыталась развязать его замерзшими пальцами.
- Что сказали?
- Все то, что не сказала ты, - я наконец справилась со шнурками и подняла взгляд на Лену. Та сделала удивленное лицо:
- В смысле? - врать она никогда не умела. Мне захотелось ответить как-нибудь в рифму и матерно, но нужное слово, как назло, не приходило в голову. Поэтому я только вздохнула:
- В прямом, Лен. Почему ты мне не рассказала сразу, что это лечится? И что мне не обязательно глотать транки до конца жизни?
- Но это невозможно! Это какие-то дикие экспериментальные методы. Я не позволю, чтобы ты в это ввязывалась.

Тут бы закатить нормальную подростковую истерику, как это бывало не раз и не два, разрыдаться, обвинить Лену во всех смертных грехах по списку, но вместо этого я молча отставила обувь на коврик и пошла мыть руки. Выйдя и ванной, я застала сестру на том же месте, с той же намыленной кастрюлей.
- Я не услышала ответа, Марина, - она включила профессионально-учительский тон, но мое имя, прозвучавшее как “Маррьина”, опять свело на нет все усилия.
- Какого ответа ты хочешь? - я все так же медленно протиснулась между сестрой и стенкой и загремела чайником.
- Что ты отменишь всю эту затею, я читала статьи, тебя там бить будут! Это невозможно! Это варварство.

Я невозмутимо дождалась, пока после нескольких щелчков конфорки под чайником вспыхнет огонь, и только после этого обернулась:
- Я знаю, Лен, не поверишь. А тебе так сильно хочется сестру-овоща? Брокколи на ножках?
- Ты не так все понимаешь, - возразила она.
- А как? Я тоже, знаешь ли, читала статьи. И вкладыши к тем колесам, что мне выписали с твоей подачи.
- Я позвоню родителям! - сестра решила прибегнуть к последнему, самому серьезному, как ей казалось, средству. Только я, немало удивившись сама, поняла, что эта фраза ничего не цепляет в сознании.
- Лен, во-первых, мне уже не десять лет. А во-вторых, ты до сих пор думаешь, что их волнует хоть что-то из того, что здесь происходит?

Сестра ушла в свою комнату, и больше мы не разговаривали. Время до вечера тянулось, я пыталась что-то учить и отмазаться от пропущенных пар без потерь для рейтинга. Посвящать старосту в больничные дела как-то не хотелось. Мысли все чаще возвращались к словам Лены “тебя там бить будут”. И будут ведь, и от этой мысли становилось немного не по себе, несмотря на то, что реальность по-прежнему воспринималась очень приглушенно. Я даже не была уверена, слышу ли всхлипы за стенкой, или мне кажется, но все равно надела наушники и безуспешно постаралась отвлечься.

Правило интернета №34 гласит: о любом явлении уже сняли порно-фильм. Подпункт этого же правила уведомляет, что о любом явлении есть канал в Телеграме. И, как это часто бывает, полезной информации о диагнозе там нашлось куда больше, чем на сайтах клиник и в справочниках. Я пролистала канал до конца, то есть, до начала, насмотрелась, кроме прочего, на мемы про БДСМ и затянутых в латекс доминаторш с плетками. У админа явно было хорошее чувство юмора, особенно если учесть, что он - или она? был моим собратом по несчастью, но мне было как-то не смешно. Возможно, я скоро привыкну и тоже стану хихикать. Или открою в себе мазохистские наклонности.

С утра я выпила только одно успокоительное, которое оставил Пичугин из всего списка. Совсем отменять было бы опасно, мало ли, что может случиться по дороге. Даже в стационаре уберечь от стрессов со стопроцентной вероятностью не получится. Я даже сразу нашла нужный кабинет в уже знакомом отделении, и снова почти никого не встретила по дороге. Медсестра, бегло просмотрев документы, сразу же перетянула мне руку жгутом и уколола препарат из ярко-желтой ампулы. Набирала она при мне, и шприц распаковывала тоже, но мне было не до того, чтобы пристально следить за соблюдением прав пациента, поэтому я просто отстраненно наблюдала.

- Я Фаина Станиславовна, - представилась медработница, уже сидя за столом и записывая что-то в карточке. Я хмыкнула. Имя колоритное, сама тетка - тоже. Волосы огненно-рыжего цвета, подводка синяя, ресницы в комках от туши, зато накрашены слоя в четыре, халат на груди расходится, оставляя просветы между пуговицами. На звезду фетишистских роликов, в общем, не тянет. Разве что совсем специфических.
- Меня зовут Марина, - вежливо ответила я, чувствуя, как мне внезапно становится откровенно страшно. Надо же, за пару дней я уже успела забыть, как это.
- Читать умею, - пробурчала Фаина Станиславовна, не отрываясь от писанины, - Значит так, сейчас ждешь десять минут, чтоб препарат подействовал, потом в процедурную, там расскажу, что и как.

Она скрылась за дверью, а мне становилось все страшнее. Видимо, этот самый препарат полностью подавлял действие транквилизатора, и мне оставалось только надеяться, что я не свалюсь в обморок прямо тут и не заработаю себе инсульт.
Отсчитав положенные десять минут, я зашла в соседнее помещение. Выглядело все неплохо, и не так уж и жутко: современные жалюзи на окнах, закрытые, к слову, не то что в кабинете хирурга на последнем студенческом медосмотре, по центру комнаты кушетка с одноразовой - надо же - простыней. Заметив прикрепленные к кушетке ремни, я поспешно отвела взгляд. Хотя, казалось бы, чего уже там, никуда не денешься.
- Снимай низ до белья, и укладывайся, - сказала медсестра, и добавила, - посмотри, если хочешь, вот этим буду воздействие проводить. - Со столика она взяла что-то вроде резинового шнура, не очень тонкого, но и не толстого. Любопытство пересилило страх, и я даже подошла посмотреть поближе. На вид поверхность шнура была очень гладкой, без ребер и швов. “Это чтобы кожу не повредить,” - услужливо подсказал внутренний голос, и я на ватных ногах отошла ко стульям у двери.
Я пыталась убедить себя, что все это - обычная процедура, мало ли из них не очень приятные? Эта Фаина явно не впервые “проводит воздействия” этой штукой, и явно видела всякое, но мне все равно было стыдно за все подряд, начиная от неловкости, с которой я стаскивала джинсы, заканчивая не инстаграмным видом пятой точки.
- На живот ложись, - подсказала медсестра, увидев мои неловкие топтания возле кушетки, - тебя сразу пристегнуть, или как?
- Или как, - попыталась отшутиться я. - Не надо.
- Смотри, - она хмыкнула недоверчиво, - будешь вскакивать или закрываться - все равно придется пристегивать.
Я легла, твердо решив до этого не доводить. Так была хоть какая-то иллюзия контроля над ситуацией.
Медсестра, видимо, не привыкла тянуть кота за хвост, поэтому мне прилетело без предупреждения. Сразу стало понятно, почему она с таким сомнением отнеслась к моей просьбе обойтись без ремней: захотелось убежать прямо сейчас. Или спешно вырастить панцирь. После второго удара и вцепилась в края кушетки и, кажется, чуть ее не перевернула. Хорошо хоть внешний вид окончательно перестал волновать.

Затихая, боль становилась из нестерпимой, от которой хотелось кататься по полу и подвывать, почти приятной.
Я кое-как выровняла дыхание и замерла, когда почувствовала третий удар. Он показался почему-то еще больнее, чем предыдущие. “Только не отпускай кушетку”, - почти уговаривала я себя. Странно, но и после следующих я не кричала, только непроизвольно дергалась, но каждый раз замирала опять.

- Хватит на сегодня, - я услышала голос Фаины где-то далеко за собой. Разлепила глаза, оглянулась и увидела, как та протирает шнур спиртом возле столика у окна. Неужели даже десяти ударов не было?
- В следующий раз больше будет, - ответила она на мой невысказанный вопрос, - Организм ко всему привыкает, зараза. Давай, вставай только аккуратно, и свободна, - воистину, этой женщине неведома деликатность.
- Ты вообще нормально, молодцом, - бросила она, когда я, вежливо попрощавшись, выходила из кабинета.

В голове была какая-то звенящая легкая пустота. Не хотелось думать о том, что будет завтра, и еще непонятно как долго. Не хотелось вспоминать о Лене, которая явно обиделась, о внезапной смерти от суицида из побочных эффектов и о родителях, потому что ну их нафиг вообще. Скоро надо будет снова глотнуть кучу таблеток, но в этот момент я старалась ощутить каждую секунду, пока эмоции опять не отключили. За неуплату кармического долга, не иначе.

Я вышла из корпуса и набрала Серого, с которым мы обменивались смешными картинками еще до появления у нас интернета, рисуя их на клетчатых тетрадных страницах, и передавая украдкой под партами.
- Да, привет, знаешь, я нашла болезнь, которая лечится звездюлями. Нет, предупреждая твою догадку, это не любовь к творчеству Круга. Нет, реальная болезнь. Ну погугли...

_________________
Memento doloris

прекрасно
Здоровый циничный подход

Тут был Артур

Лечение стресса, значит... Неврология, так сказать...

Н-да...

_________________
"Но автор уже изнасиловали все правила..."

(C) Кассандра

_________________
"Но автор уже изнасиловали все правила..."

(C) Кассандра

_________________
Memento doloris

Раскрытие темы конкурса: «болезнь, которая лечится звездюлями»

Порка: хорошая порка. Резиной))

Литература: Умом понимаю, что это очень грамотный русский, но совокупность неспешно-плавного изложения и медицины мной воспринимается очень сложно.
Общеее впечатление: ничего личного, я просто ненавижу медицину. Читал долго, в несколько заходов. Когда дочитал — выдохнул, выждал какое-то время и только потом спокойно, от начала до конца.
В целом мне понравилось. Девочки прописаны очень достоверно. Куча мелких деталей. Порадовала маленькая и отважная героиня, первый раз получившая такое, но мужественно, практически профессионально (если о нашей теме говорить) все перенесшая. Ну и вообще, сама по себе она такая…мммм… короче, для двадцатилетней — очень хорошо.

Предполагаемый автор: Chanterelle
Но потом, как перечитаю старые работы Крио, Эмилии, Нерадивого и кто там еще обещал поучаствовать в конкурсе, возможно, что-то поменяется.

Рассказ отличный просто. Очень убедительный. И полное соответствие теме конкурса.

За порку резиной автору респект)
В остальном... Прелюдия, по-моему, чересчур затянута, а финал в итоге смазанный. И почему-то очень хотелось, чтобы ее сестра высекла. И как будто вся динамика их отношений к этому располагала. Но в итоге мимо, и по сути вся эта линия вылетает в никуда. Но это частное субъективное мнение, а с литературной точки зрения текст хорош)

_________________
Инфантилка, эгоистка и просто плохая девочка.

_________________
Следите за фигурой, где Игрок я;
Лай, плеть, перешибая лицепальмы!
А.Е.М.

_________________
Memento doloris

_________________
Следите за фигурой, где Игрок я;
Лай, плеть, перешибая лицепальмы!
А.Е.М.

Рассказ получает приз в номинации "Ода отечественной медицине" за воплощенный главный ее принцип: не страдал — не лечился.
Героиня вкушает оные исцеляющие страдания всю дорогу, начиная от холода в палате, заканчивая очередями, поисками и плохо скрытым хамством. Воистину, по сравнению с этим всем медицинская порка как-то блекнет.
Соглашусь с теми, кто говорил про смазанный финал, ибо основные издевательства к моменту порки уже случились

Кроме прочего, тут ещё специальный приз "Антивиагра" за Фаину Станиславовну. Сложно себе представить менее эротизированную тематическую сцену

Спасибо автору за то, что это все выдуманное (на самом деле нет).

_________________
Memento doloris