45.
Крис вернулся в Шортенбирг унылой слякотной осенью. Снял маленькую чердачную комнату без жаровни и всю ночь пролежал неподвижно, заложив руки за голову, пялясь в потолок. А утром пошел искать работу. Работа сама свалилась на него, оглушив ржанием и отчаянными криками кучера, не справившегося с четверкой гнедых. «Лошадь не хищник. Она как влюбленная девушка. Самое главное вовремя ее погладить и успокоить», — вспомнил он свои первые уроки верховой езды. Крис перенес вес тела на здоровую ногу, собрался, и отсчитав про себя три беспокойных удара сердца, запрыгнул на ближайшего пристяжного. Припав к гриве, Крис попытался голосом успокоить лошадь. Но конь словно не слышал его. «Ты зря смеешься, лошади правда, как девочки, они доверяют друг другу. Делятся радостями и страхами!» Крис сцепил зубы и рискуя сорваться под копыта, перелез на коренного, воркуя и уговаривая его успокоиться. Кучер тоже взял себя в руки и прекратив орать перебирал вожжи, пытаясь сдержать несущуюся по мостовой четверку.
— Все хорошо, хорошо, не бойся! Я рядом, я с тобой, мы вместе, успокойся! — шептал Крис, намертво вцепившись онемевшими пальцами в гриву.
Коренной грыз зубами железо, прижимал уши, но прислушивался. Волны дрожи проходили по его шее. Крис осторожно потянулся к поводьям. Кучер понял его маневр и как мог старался не нервировать лошадей. Вместе они смогли остановить гнедых.
Особняк на Сиреневой улице не понравился Крису с первой же минуты. Он был слишком пафосным, кричащим и сверкающе-белым. До озноба. Хромой стоял посреди идеального холла и чувствовал себя слякотью, не вписывающейся в интерьер этого дома. Иста вошла тихо, но ее появление пропустить было невозможно. Сначала этот едва уловимый шелест платья. Потом легкий аромат свежего бриза и спелой дыни. И наконец, кристально чистый, упоительно-спокойный голос. Тяжелый лиловый бархат плотно обтягивал стройную фигуру. Волосы были убраны в сложную высокую прическу и украшены фиалками. Светло-карие глаза в обрамлении густой черноты длинных ресниц показались Крису золотыми. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в этих глазах, но тут же пропало. Растворилось в медово-золотом свете.
— Как зовут моего спасителя?
Ее голос был очень приятным, мелодичным. Казалось бы, что это говорит наивная девушка лет двадцати, а не зрелая, достойная леди.
— Кристофер Буш, — тише, чем следовало ответил он.
— Я обязана вам жизнью, Кристофер, — она протянула руку и слегка сжала его ладонь.
И в этом жесте тоже было что-то узнаваемое, от чего по позвоночнику прошлись яркие искры. Подбородок дрогнул, Крис опустил глаза и не нашел, что сказать. Иста смотрела понимающе, серьезно, предоставив ему время собраться с мыслями. И когда он уже готов был сказать «Не стоит благодарности» — неожиданно предложила: «Вы можете остаться в моем доме, Кристофер!» Он оглянулся, словно леди обращалась не к нему. Поняв свою оплошность свел брови, стиснул за спиной руки и твердо ответил:
— Только ради работы и за приличную плату.
— Конечно! — тут же согласилась она.
Грациозно развернувшись на каблуках, Леди Иста распорядилась, чтобы Криса обеспечили жильем и местом на кухне. Он смотрел на то, как она бесстрастно и уверенно раздает распоряжения, вслушивался в ее голос и не позволял памяти будить старые воспоминания. Покалеченная душа пресытилась страданиями и не желала больше отправляться ни в какое опасное путешествие. Крис сделал медленный, неслышный вздох, расслабил ладони и не оглядываясь пошел за мажордомом, знакомиться с домом.
Дом на Сиреневой был полон странных тайн. Красивая хозяйка, избегающая мужского общества. Чья-то комната, в которой никто не жил, но за ней ухаживали с не меньшим старанием, чем за хозяйской спальней. И то, как преображалась эта изысканная женщина в некоторые моменты. Крис пытался подмечать такие детали. Потом, долгими тихими вечерами, в своей комнате, он рассуждал, что же его так волнует в те минуты, когда он видит ее изменения. Каким нежным становится пристально-изучающий взгляд светло-карих глаз, когда убийственно-спокойный голос посылает провинившуюся рабыню в сад за розгами. Длинные тонкие пальцы нарочито заботливо стирающие слезы со щек наказанной девушки. И губы. Четко очерченный идеальный изгиб в легкой полу усмешке, когда она, играя стеком поняла, что Хромой завороженно прислушивается к щелчкам…
В тот вечер Леди Иста попросила его спуститься в подвал, закрыла тяжелую дверь и велела раздеться. Долгие часы до восхода он постигал неведомую доселе науку, как телесная боль надежно лечит душевные раны. Он терпел, срывался, просил остановиться, отказывался продолжать, а потом снова принимал ее волю, как свою, подчиняясь несложными приказам. Крис ни за что бы не поверил, что так бывает и это нормально, если бы она не подтвердила свои слова нежностью и лаской. Ее глаза всегда были спокойны, руки обнимали и облегчали боль, а голос убаюкивал сладостной нежностью. Никто его так не любил! Никогда. И Крис верил, что это особенная любовь. Не такая, как у других. Удивительная. Только их. Он мог дать ей то, что она хотела и не всегда могла получить от других. Иста дарила ему свою нежность, которую он так искал и все не мог найти. Иста не обманывала его. Каждый раз за жгучей нестерпимой болью следовала упоительная нежность и сладкая ласка, желанный покой и неподдельная забота. Это стало для Криса источником силы и уверенности, наполняло душу бесстрашием, гордостью и уважением к себе. И чем крепче становилась его непоколебимая вера в себя, тем больше это нравилось ей. Тем с большим наслаждением она смиряла и покоряла его вновь и вновь, а потом поднимала его ценность в их глазах все выше и выше. Если он и боялся, что эти забавы ей наскучат и придется снова запирать чувства внутри себя, то она быстро развеяла его сомнения. Предварительно выпорола за такие мысли. А потом, вложив в его руки плеть, поручила наказать одну из служанок. Крис высек девушку старательно, скрупулезно, мучительно. Наслаждаясь тем, как его хозяйка волнительно облизывала нижнюю губу, как блестели ее глаза, глубоко и волнительно дышала ее грудь. А потом она снова была с ним нежна и ласкова. Не причинив боли, не попросив ничего взамен. Убедив этим, что он не игрушка. И Крис поверил ей окончательно. Он бы умер за нее, пожелай Иста на это посмотреть. Но она не желала. Наоборот, она в нем нуждалась.
Однажды, гуляя по городу, они зашли в Кафешечку перекусить и Леди Иста представила его своей лучшей подруге — Мадам Стю. Разговаривая о том, о сем, Стю обронила, что должность эконома все свободна и свободна — так сложно в наши дни найти толкового, расторопного слугу. Леди Иста понимающе улыбнулась и сказала, что ей с этим невероятно повезло, Кристофер идеальный управляющий, лучшего просто нельзя и пожелать. Он сидел за соседним столиком, делал вид, что скучает и не слушает женщин. Но в его груди переплетались жаркие чувства любви, гордости и благодарности. Крис заливал это холодным лагером и наслаждался. А потом, неожиданно, Иста предложила его своей подруге. Та кудахтала, отнекивалась, делала вид, что смущена. Крис старательно прятал тревогу в выпивке и надеялся, что этот бессмысленный, никому не нужный и неинтересный разговор скоро прекратится и они поедут домой.
Домой они вернулись молчаливыми и расстроенными. Крис, потому что договор состоялся. Иста, потому что ее любимец остался недовольным. Это снова была долгая ночь, где она наказывала его болью и лаской, терпеливо объясняя, как ей важно узнать тайную Стю. И что доверить такое важное дело она может только самому близкому, самому надежному человеку. И она так нуждается именно сейчас в его поддержке и помощи! И как же ей обидно, что Крис смел подумать, будто она пытается от него избавиться! И если он не хочет, то она не будет настаивать. Он умолял о прощении, покорно принимал наказание и обещал, что сделает все, о чем она попросит.
Утром Крис явился в Кафешечку мадам Стю и приступил к новым обязанностям, стараясь исполнять их добросовестно и безупречно. Хозяйке не к чему было придраться. И Крису осталось лишь приблизиться к тайне, которую Стю так тщательно хранила от жителей города и даже своей лучшей подруги — Леди Исты.
|