Клуб "Преступление и наказание"

Пробуждение с похмелья никак нельзя назвать приятным. Даже если оно не происходит ветреным осенним утром на сыром крыльце матросского кабака и не сопровождается острой болью в затылке, как в моем случае. А все эти обстоятельства, вместе взятые, кого угодно способны повергнуть в уныние. Открыв глаза, я застонал от отвращения к окружающему миру и поспешно зажмурился. Но лежать на голых досках было неудобно, с непривычки ломило все кости, и вдобавок ужасно хотелось пить. Поняв наконец, что снова провалиться в спасительное забытье не удастся, я осторожно приподнялся, опираясь на руку, и огляделся по сторонам. Видимо, я находился в одном из так называемых веселых кварталов Дувра. Кругом высились двух- и трехэтажные кирпичные дома довольно уродливого вида, порядком обветшалые, черные от въевшегося угольного дыма, разделенные грязными двориками, узкими, как колодцы. Судя по солнцу, было позднее утро. Но здешние обитатели, похоже, не доверяли дедовской поговорке, прославляющей того, "кто рано ложится и рано встает". В соседних домах только-только начинали открываться ставни. Слышались вялая перебранка, плеск выливаемой из ведра воды, скрип несмазанной двери, собачий лай. На крыльцо дома напротив вышла неопрятная молодая особа в одном шлафроке и ночном чепце и, совершенно не стесняясь своего вида, сладко зевнула и поскребла пятерней в спутанных волосах. Смутившись, я поспешно опустил голову. От этого движения боль в затылке запульсировала с новой силой. Чем же меня вчера так приложили...
Впрочем, додумать свою мысль до конца я не успел, потому что входная дверь противно заскрипела, пропуская на крыльцо массивную мужскую фигуру . Раскачивающейся походкой, выработанной годами пребывания на шаткой палубе, ко мне приблизился первый помощник боцмана. Его пухлая физиономия, и раньше-то не часто озаряемая улыбкой, сейчас недвусмысленно сулила все кары небесные каждому, кто подвернется под руку.
- Имя? - буркнул Джексон, явно ища, к чему придраться.
- Юнга Браунинг, сэр.
- А ну встать!
Я поспешно выполнил приказ.
- Пьян, что ли? ( в переводе это означает : три дюжины кошек хочешь? )
- Никак нет, с похмелья... ( благодарю покорно, сэр, не хочу...)
- Как тут оказался?
- Вчера дурно стало, сэр, вывели наружу, подышать.
- Так всю ночь и пролежал?
- Виноват, сэр, - ответил я, припомнив многочисленные советы парней, касающиеся подобных случаев. Неважно, вправду ли ты виноват или нет, и возможно ли вообще в твоем положении быть виноватым. Главное - чтобы высший ясно почувствовал, что ты признаёшь его власть и хорошо помнишь свое место. А то ему, чего доброго, захочется освежить в твоей памяти морской устав.
- Черт с тобой, - проворчал Джексон, меланхолично ковыряясь в зубах, - вольно. Давай, живо дуй к боцману, он уже на ногах, тебя спрашивал. Ну!
.....................

- Так что там у вас все-таки стряслось, молодой человек? - полюбопытствовал Чейни, ощупывая мой затылок, - здесь больно?
- Ой....
- Ясно. Повезло, всего-навсего шишка.
- А что могло быть?
- М-мм... - неторопливо протянул Чейни, - выбор богатый. Например, перелом первого позвонка. Или, как легкий случай - сотрясение мозга.
- Да ну?
- Вот тебе и ну. Затылок вообще слабое место, особенно если умеючи взяться. Не знаю почему, но тот, кто бил, еще придерживал руку. С кем подрался, герой?
- Ничего я не дрался. С Бозом болтали... А потом он... это...
- Что? - зло спросил Найджел, - куда этот паршивец девался? Через два часа отчаливаем, мать его... Что он говорил?
- Ну... вас ругал, сэр, - вынужден был признать я, - и еще рассказывал, это... ну, как его раньше гоняли, давно... на прежнем месте, наверное...
- Не было у него прежнего места, с десяти лет здесь, на "Геркулесе". Дезертировал, что ли? Но почему? Мальчишка как мальчишка, на нормальном счету... Обижали его? Жаловался на кого-нибудь?
- Да я толком и не понял... начал вроде что-то рассказывать, потом сконфузился, разговор оборвал... что же дальше-то... Ой, а потом по затылку меня двинули. Да так больно... будто железкой, право слово.
- Кто двинул?
- Виноват, сэр, не приметил. Но не Боз же, в самом-то деле.
- Но вы же на крыльце одни были?
- Вроде так, сэр.
- Значит, все-таки он. Только зачем? Ты, юнга, может, спьяну спутал?
- Нет, сэр, вот это как раз помню.
- Черт знает что. Бен, ты понимаешь что-нибудь?
- А ведь это не кулаком били, - заметил Чейни, - похоже, и правда железо, ничем другим так не припечатать...
- Ладно, - вздыхает Найджел, - свободен, юнга. Иди наверх, дел сейчас всем хватает.
- Слушаюсь, сэр.
- Если вернется все-таки твой Боз, прямым ходом его ко мне. Уж я с ним потолкую...





Коробочка сделана из темного полированного дерева с приятным, но незнакомым запахом, почему-то наводящим на мысль о бакалейной лавке с ее ароматами ванили, какао, перца и корицы. Дощечки плотно подогнаны, изящные медные защелки легко поддаются даже моим ослабевшим после болезни пальцам.
Мне девять. Я сижу в постели, очень похудевший, обритый наголо, только что переодетый в свежую рубаху. Я долго болел, чуть не умер, и поэтому мне теперь все можно. Я твердо уверен, что попроси я сейчас луну с неба, мне бы не отказали. Но я попросил дать мне музыкальную шкатулку, и даже со стороны Мэри не последовало возражений.
Шкатулка когда-то принадлежала моей покойной матери. Я совсем ее не помню, слишком мал был, когда она умерла. Так, по крайней мере, утверждает отец. Но если застыть на минутку, закрыв глаза и ни о чем не думая, иногда удается услышать низкий женский голос, совсем не похожий на голос Мэри. Звучит он чуть насмешливо, неторопливо, и это очень приятно - по контрасту с вечным понуканием взрослых: а ну живо домой, ужин остынет; или - одевайся скорее, что ты там возишься; или - а ну шевелись, когда тебя отец зовет. Иногда голос не хочет являться, но я точно знаю, что обязательно добьюсь своего, не в этот раз, так в следующий.
Отец говорит, что характером я пошел не в него, а в мать. Намекает ли он, что поэтому от меня и нет никакого толка? Трудно понять, потому что в добром настроении он произносит эти слова так, а в дурном - иначе. Слишком все сложно в этой жизни. Вернемся лучше к шкатулке.
Ее достоинства не ограничиваются внешним видом. Если откинуть крышку, под ней открывается маленький прекрасный мир. Он состоит из красной бархатной обивки и укрепленного в центре медного диска, на котором застыли в объятии две маленькие куклы - пастух в шляпе с лентами и пастушка в широченном платье, с посохом, увитым розами. На задней стороне крышки имеется маленькое зеркальце, удваивающее прелесть сцены. А если покрутить ключик, вот этот, сбоку, диск начинает вращаться, как будто куклы танцуют, и еще звучит мелодия.
- Хорошо темперированный клавир, - раздается у меня над ухом, и я вздрагиваю от неожиданности. Доктор Грей, как всегда, подошел незаметно. Бог знает, как ему это удается, он человек немолодой, грузный, высокий, и еще припадает на одну ногу. Как странно - доктор, а сам себя вылечить не может. А еще Мэри его не жалует и считает безбожником. Наверное, потому что он неизменно приветлив с окружающими, а со мной говорит, как с равным.
- Как сегодня ваши дела, молодой человек? - спрашивает он, с трудом усаживаясь у моей постели и раскрывая саквояж. - Вижу, вы интересуетесь музыкой? Похвально, похвально...
- Баловство, - ворчит отец, - вас послушать, доктор, так пиликать на расстроенной скрипке в кабаке и есть самое достойное занятие.
Доктор Грей отвечает невозмутимой улыбкой.
- Но мистер Браунинг, - обстоятельно произносит он, по очереди вынимая из саквояжа деревянную трубку, резной стеклянный флакон, лакричный леденец и тому подобные сокровища, - но мистер Браунинг, то, что вы слышите, есть вовсе не кабацкая сприпка, а творение одного из величайших мастеров Европы. Известно ли вам, что музыка способна исцелять от хворей, продлевать жизнь и даже врачевать душевные недуги?
Отец только досадливо машет рукой и выходит из комнаты. Мэри, как и подобает хорошей хозяйке, воздерживается от участия в споре. Но по ее лицу нетрудно догадаться, на чьей она стороне. Вскоре по уходе доктора шкатулка водворяется на прежнее место, в запертый ящик комода.
Мелодия больше не звучит. Мне остается только голос. Если закрыть глаза и терпеливо ждать, он обязательно придет снова.
...................

Вздрогнув, я открываю глаза, уверенный, что задремал стоя, среди белого дня, и что звучащая мелодия мне тоже приснилась. Но она слышится вновь, теперь даже отчетливее, и я понимаю, что спасен. Сон на вахте - самое страшное преступление, хуже, чем пьянство, воровство и, наверное, даже убийство. О страшных карах, которые обрушатся на голову нарушителя, нам напоминают почти ежедневно, сгоняя всю команду на верхнюю палубу и зачитывая вслух пункты морского устава, чтобы никто не мог отговориться незнанием. В ночных кошмарах я пару раз видел именно это - просыпаюсь, а передо мной кто-то из начальства, заставший меня с поличным.
Но передо мной стоит всего-навсего Джон, занявший место покойного Билли в неписаной, но железной табели о рангах, существующей в любой мальчишеской компании. Он парень неплохой, и если даже и заметил, что я клевал носом во время несения службы, то не подает вида. Он тоже прислушивается к мелодии.
- Откуда это? - робко спрашиваю я, чтобы отвлечь его внимание от собственного жалкого вида.
- Из капитанской каюты, - солидно отвечает он тоном посвященного, - у него шкатулка есть, Гарри рассказывал, он когда там прибирался, рассмотрел хорошенько и даже руками потрогал. Небось кучу денег стоит. Вот стану джентльменом, непременно заведу себе такую.
Мне хочется рассказать, что у меня тоже была такая, но Джон еще, чего доброго, решит, что я хвастаюсь или раскис при мыслях о доме.
- Я тоже хочу выслужиться, - неожиданно для себя признаюсь я, - выйти в офицеры. Говорят, если очень стараться, можно успеть.
Джон некоторое время молчит, и когда я уже решаю, что совершил ошибку, доверив ему свои мечты, он снова подает голос.
- Может быть, - подумав, отвечает он, - я тоже слышал, были такие парни. Да чуть ли не с улицы, сироты, последняя рвань, всего и имущества, что на себе. Их потом начальство даже выше ценит, потому что упертые, смекалистые, за место свое крепче держатся, и жизнь повидали...
- Как Боз? - спрашиваю я, уверенный, что речь шла именно о нем.
- Ты что? - удивляется Джон, - у Боза отец не из бедных, бакалейную лавку держит. Просто он у него один, вот и носился с ним, в школу отдал, научил всему, что может понадобиться. Помнишь, он тогда хвастался? И как драться, если противник сильнее, и куда бить, и как убегать, если деваться некуда, и как не дать себя на пушку взять. Парни с ним связываться и не пытались. Билли разве что...
- А что Билли?
- А это ты уже застал. Вроде Билли пытался его обломать, все-таки старше на два года, здоровенный, в компании верховодит, а с корабля, если прижмет, бежать некуда...
- Обломать? - не понимаю я.
- Ну, это... - откровенно морщится Джон, - он вроде как баловался такими вещами, ну понимаешь... прохода ему не давал, ночью раз темную пытался устроить, в общем, на измор брал. Билли у нас вообще был затейник. Недели две вот так его мурыжил...
- А потом? - хриплым шепотом спрашиваю я.
- А потом... - задумывается Джон, и встретившись со мной глазами, тоже вдруг севшим голосом заканчивает : - а потом его и убили...





Матросский сундучок Боза - маленький, крепкий, с добротными замками - как и его хозяин, поддался не сразу. Крякнув с натуги, Найджел с третьей попытки все-таки просунул долото в нужную щель и с хрустом надавил. Потом, тяжело дыша, откинул крышку.
Сверху оказалась чистая смена одежды и завернутые в парусину новые башмаки, под ними - семейная Библия (редкий моряк раскрывает ее чаще, чем раз-два в год, но считается, что само ее наличие уже хранит владельца от всех бед), потом турецкий кинжал в ножнах, несколько серебряных монет в тряпице, еще горсть - россыпью на дне...
- Все последнее жалование, - констатирует капитан, криво усмехаясь неизвестно кому.
- Так, сэр. Видно, думал вернуться, - кивает Найджел, сохраняя на лице внешнюю невозмутимость, но я вижу, что у него дрожат руки.
- Что же ему помешало?
Пауза, я не догадался повернуть голову, и повышенный тон капитана заставляет меня вздрогнуть.
- Браунинг, я к вам обращаюсь.
- Виноват, сэр, - повторяю я спасительную формулировку, стрельнув глазами на боцмана в поисках поддержки, - оба мы были с похмелья, болтали о том о сем, ничего такого... а потом... стал он что-то рассказывать, как его притесняли, но не сказал, кто именно...
- А вы не догадались?
- Виноват, сэр.
- Ясно. Великолепно.- Капитан с хрустом выпрямляет спину, стискивает руки на груди и запрокидывает голову, становясь похожим на белый мраморный бюст, украшающий его собственный письменный стол. - Хотите, Найджел, угадаю, что за этим последовало?
- Извольте, сэр...
- Грегори Боз запаниковал, это его и погубило. Отвлек Браунинга, оглушил его и сбежал. Ему в голову не пришло, что замни он разговор, никто бы ничего не узнал. Проболтался он разве что настолько, чтобы вызвать смутные подозрения... очень смутные, скажем прямо. И уж конечно недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение... которое уже погубило одного человека, поломало жизнь другому и чуть не подвело под петлю вас самого.
- Так, сэр.
- Бесподобно. Но как же, черт вас побери, Найджел, - капитан взял полутоном повыше, - как он смог это проделать? Я имею в виду - физически?
- Прощения просим, сэр, не понял...
- Как он, еще ребенок, смог одолеть взрослого парня пяти с половиной футов роста?
- Ну, сэр, с вашего позволения, и рост в драке иногда не главное, и вес тоже, - философски замечает Найджел, и в его голосе звучит невольное уважение, - если, скажем, мальчишкар назначил ему встречу ночью на верхней палубе, один на один, вроде как поговорить... Билли, поди, и в голову не приходило бояться. Решил небось, что добился, так сказать, полной капитуляции. А мальчишка в темноте подкрался, сзади или сбоку, и в висок его ударил чем-нибудь тяжелым, с размаха... а вот сбросить за борт силенок не хватило. Зато в толпе затеряться для ребенка раз плюнуть, да и кто на такого подумает?
- И чем же, по-вашему, он уложил такого верзилу? - пытается возражать капитан, видно, больше для порядка.
- Ну... мало ли вещей найдется... кто, ты говоришь, у него отец?
- Бакалейщик, сэр, - выдавливает из себя насмерть перепуганный Джон, до сих пор не проронивший ни слова. Он, похоже, и сам не рад, что стал невольным Архимедом во всей этой истории. Сейчас он явно предпочел бы не бегать по улице с криком "Эврика!", а любым путем замять свое опасное открытие. Ибо, в отличие от меня, одиннадцатую заповедь - "не высовывайся" - он успел на борту усвоить железно.
- Бакалейщик, - повторяет Найджел, - значит... ну вот хотя бы гирька небольшая, на веревочке, и не слишком тяжелая, чтобы, значит, управляться легче...
- У него целый набор этих гирек был, - убитым голосом подтверждает Джон, - я раз видел, когда он в укладке рылся...
- Найджел!
Сундучок мигом переворачивается вверх дном, но под серебряной мелочью на дне больше ничего не оказывается.
- За борт выкинул, ясное дело, - снова кивает Найджел, - руки ему жгло... - Помолчав, он неожиданно добавляет: - И как только себя не выдал. Это ж не бандит какой-нибудь... мальчишка. Он ведь больше на везении выскочил. Никому и в голову бы не пришло подумать. А страха поди натерпелся...
- Вы, кажется, готовы его оправдать, Найджел? - без тени улыбки спрашивает капитан.
Найджел в ответ тоже выпрямляется, и я ощущаю острое беспокойство. Чем-чем, но чутьем на опасность природа меня одарила с лихвой.
- А что же, сэр, ему оставалось делать? Тут ведь и моя вина есть, недоглядел...
Капитан упрямо сжимает губы и несколько секунд молчит.
- Но какого черта он не жаловался?!
Последний вопрос, хоть и брошенный в пространство, явно обращен к моему покровителю и заставил его откровенно поморщиться. Уже немного зная Найджела, я не сомневаюсь, что подобное обвинение для него тяжелее любого взыскания. Ибо кто, как не боцман, отвечает за поведение личного состава судна и обязан знать обо всем, что на нем творится?
- Виноват, сэр... можно?
Капитан чуть скосил глаза:
- Браунинг?
Подобной уничижительной вежливости я никогда в жизни не встречал и уж подавно не ожидал, что капитан на такое способен.
- Простите, сэр... тут такое дело... жаловаться у нас не больно принято, за слабака сочтут. Да и потом, кто станет про такое рассказывать? А расскажешь - кто поверит? Да и Билли покойный наверняка не новичок был, все равно бы отбрехался... виноват, сэр, вывернулся...
Следует тяжелая пауза. Я давно потупил глаза, но взгляд капитана, кажется, проникает сквозь черепную коробку, сквозь веки, заглядывая в самую душу... Я уже абсолютно уверен, что он только притворялся по каким-то своим высшим соображениям, а на самом деле отлично знает о моем лжесвидетельстве в суде, и всегда знал, потому что от такого взгляда нигде и никогда не укрыться...
- Мистер Найджел, - раздается наконец в тишине, - напомните, сколько было назначено Браунингу за нарушение субординации?
- Дюжина вполсилы, сэр, - невозмутимо отвечает голос боцмана.
- Вижу, что оказалось недостаточно, - насмешливо констатирует капитанский баритон, и я каким-то шестым чувством понимаю, что опасность миновала, - в следующий раз надо будет назначать полторы, для верности... Ладно. Юнга Браунинг. Юнга Ривз.
Мы дружно вскидываем головы:
- Да, сэр.
- Слушай мою команду. Шагом марш палубу драить. И о том, что здесь слышали, молчать до самой смерти. Как поняли?
- И потом тоже, сэр, - абсолютно серьезно отвечает за обоих Джон.





- Входите, Найджел. Ну что?
- Пусто, сэр.
- Все ясно. Я так и думал. Сам виноват, поверил, что могу на вас положиться.
- Прощения просим, сэр...
- Я еще не закончил, Найджел. Что я делаю? В нарушение всех правил мы возвращаемся в порт, не объясняя причины, за что мне еще предстоит отчитываться перед командованием. Экипаж недоволен, офицеры ходят злее псов, матросы ропщут и шепчутся о дурной примете... Но я заткнул все рты, велел снова швартоваться и послал вас на берег. Отпустил с вами Браунинга, как вы просили. Дал вам возможность искупить свое ротозейство. И что же я слышу?
- Виноват, сэр. Позвольте объясниться.
- Буду вам чрезвычайно обязан. Кстати, вы что, вели поиски вдвоем?
- Я как раз об этом, сэр. Видите ли, у меня тут, в доках, знакомых хватает, ну, вы понимаете, сэр... Не все они в ладах с законом, но... Город знают вдоль и поперек, люди все с пониманием, и язык будут держать за зубами, особенно если заплатить как следует.
- Это уже становится интересно. И что дальше?
- Собрали сколько могли народу. Я сам описал им мальчишку во всех подробностях. Разделились по двое-трое, чтоб люди не косились, и незаметно наведались во все портовые притоны, кабаки, публичные дома, сиротские приюты, в общем, всюду, куда он мог пойти перво-наперво...
- А вы и Браунинг?
- Вдвоем прочесали все питейные заведения, где наши бывают. Расспрашивали потихоньку, видел ли кто мальчишку с такой-то наружностью. Не просил ли где милостыни, не искал ли работы, не украл ли чего, он ведь без денег ушел...
- Так.
- Ничего, сэр. Как сквозь землю провалился.
- Дьявол. Погодите, родители у него где живут?
- В Портсмуте, сэр. Далековато, а на дилижанс у него точно не набралось бы. Даже если идти пешим и всю дорогу побираться, да не замерзнуть в пути, да не попасться за попрошайничество...
- Понял, понял... Там тоже проверим, будьте спокойны. Ах, Найджел, Найджел, как же вы меня подвели...
- Виноват, сэр. Ваша правда.
- Так. Ладно, мы еще посмотрим. Я по крайней мере надеюсь, что вы сделали все от вас зависящее?
- Вы меня не первый день знаете, сэр.
- И что никто из ваших... агентов не проболтается?
- Я им заплатил достаточно, сэр. Да и к чему ребятам чужие хлопоты, своих хватает.
- А Браунинг?
- Он мне обязан, сэр.
- Ладно, Найджел. Свободны пока. Нет, погодите. Вот. Выпейте, целый день на ногах, а погода - врагу не пожелаешь...
- Покорно благодарим...
..........
- Здравия желаю, сэр.
- Сиди. Как с уроком?
- Готовлю...
- Да убери книгу, не убежит твой урок.
Потрясенный столь откровенным презрением, выказанным Найджелом к его же собственным правилам, я осторожно отложил устав.
- Бобби. Слушай, ты же парень башковитый...
Я тут же мрачнею. Ничего хорошего эти слова не предвещают.
- Ну, чего скис сразу? Я спросить хочу.
- Да, сэр...
- Что портовые, если надо, человека из-под земли достанут, я не сомневаюсь. Был бы он там - нашли бы. Но, может, мы с тобой маху дали... Вот только в чем?
- Не знаю, сэр. Вроде ни одного дома не пропустили. Я всех спрашивал, как вы велели - не приходил ли мальчишка, работы искать или еще зачем...
- И сам смотрел в оба? Всех, кто там был, разглядел, или, может, кто в отлучке был?
- Все в наличии были, сэр. И каждому чуть не в лицо заглядывал. Даже хозяйским детям.
- Может, хоть похожий кто? Или наняли недавно?
- Да нет же, сэр, говорю вам, никаких мальчишек. Служанку, да, наняли, но я же ее сам видел. Девица как девица, полы еще драила, когда я вошел...
- Полы... стой. Как это "драила"?
- Ну, мыла то есть, сэр.
- Стой. Почему ты так сказал?
- Ну какая разница, сэр... оговорился.
- И как она... мыла?
- Как женщины моют, - пожав плечами, отвечаю я, вспомнив, как Мэри обычно наводила чистоту на кухне, - вот этак, вперегиб...
- А ну покажи.
Чувствуя себя преглупо, я поддергиваю штаны, становлюсь на карачки и начинаю показывать, старательно елозя руками, будто натираю палубу куском пензы.
Найджел вдруг прокашливается.
- Слушай, парень... А она точно так делала? От себя? Не вправо-влево?
- Точно, сэр. Да шустро так, сразу видать, привычная...
- А какая из себя?
- Да со спины больше видел, сэр, она же согнувшись была. Ничего, кругленькая такая, всё при ней... Нога только великовата, при таком-то росточке...
- Встань.
Я осторожно поднимаюсь, боязливо поглядывая на своего учителя и не понимая, что это сегодня на него нашло.
- Дурень я старый, сам не проверил, тебя послал...
- Чего это вы , сэр? - обижаюсь я.
Найджел поднимает голову. Лицо у него такое, будто он не знает, смеяться или плакать.
- А то, что сегодня с утра, в переулке, какая-то баба во все горло кричала, что у нее с бельевой веревки стащили платье и новый бязевый чепец...





Мы идем в Портсмут.
Капитан отдал приказ, а согласно уставу, приказы не обсуждаются. Даже обычных пересудов, неизбежных при такой внезапной смене курса, почти не слышно. Видимо, уверенный тон капитана подействовал лучше любых доводов. Нам очень надо в Портсмут.
- Место известное, - заявил мне нынче утром Найджел, готовясь к очередному уроку,- там находится главная база британских морских сил. А лет сто с лишним назад ее посетил сам русский царь Питер. Приехал туда прямиком из Московии со всеми своими боярами, а заодно с кучей всякого сброда, который привечал за способности к морскому делу. Принимал его сам комендант, водил по всему порту, и доки показывал, и верфи, и на флагмане устроили прием. Царь Питер был человек дотошный, все расспрашивал о наших флотских обычаях, и судно облазил от киля до клотика, и даже матросских харчей велел поднести. А потом спрашивает капитана флагмана : что, мол, за штука такая, когда под килем протягивают? Поглядеть бы, как это делается. А тут, как на грех, ни на одном корабле в гавани не нашлось матроса, который бы заслуживал килевания. Тогда царь Питер говорит капитану - что за беда? Возьмите одного из моих людей, у меня их много. А тот ему в ответ: ваше величество, все ваши люди находятся на английской земле и, следовательно, под охраной закона...
- Вот так-то, парень, - подытожил Найджел, проводя желтым от табака ногтем по желтой странице книги, - когда покажется тебе, что хуже нашей моряцкой доли на свете нет - вспомни эту историю...
..........................
Бакалейную лавочку долго искать не пришлось - ее окна выходили на набережную. Понятно, почему Грегори, выросший здесь, в двух шагах от порта, недолго колебался в выборе жизненного пути.
Дверь была солидная, дубовая, с железными скобами - место для торговли выгодное, но и небезопасное, а береженого бог бережет. Еще за порогом в нос ударил смешанный запах специй : ваниль, корица, кофе, мускатный орех, гвоздика, перец, оливковое масло. Аккуратные ряды мешков с мукой, ящиков с сушеными фруктами, бочонков масла. Бесконечная череда склянок на полках, уходящих под самый потолок. На чисто выскобленном прилавке - медные весы, набор гирек в специальной жестянке, тяжелые счеты с потемневшими костяшками, вытертыми за долгие годы службы.
Боз-старший, высокий грузный мужчина средних лет, облаченный в длинный белый фартук, встретил нас невозмутимым взглядом. Он не вышел из-за стойки, только молча обвел каждого глазами и кивнул:
- Чем обязан, джентльмены?
- Мистер Боз, - прозвучало в ответ, - перед вами Джеймс Лоуренс, капитан брига "Геркулес". Ваш сын Грегори, тринадцати лет, юнга королевского флота, разыскивается по обвинению в убийстве.
- Так, - еще один неторопливый кивок, - и что дальше?
- У меня есть основания полагать, что он находится в этом доме.
Бакалейщик сложил руки на груди и кивнул в глубину лавки:
- Ищите.
Найджел вопросительно взглянул на капитана. Тот так же молча кивнул, будто не решаясь нарушить воцарившуюся в помещении тишину. Скрипнув зубами, Найджел подтолкнул меня к лестнице, ведущей на второй этаж.
Вторгаться в чужой дом всегда неловко, какими бы полномочиями ты ни был облечен. А этот, как назло, оказался таким приветливым, таким уютным. Даже его чистота была не такой, как у Мэри, каждый раз устранявшей беспорядок с мрачной решимостью, которую, наверное, проявлял ангел с огненным мечом, изгонявший из рая Адама и Еву. Те же выскобленные полы, домотканные половики, белые вязаные салфеточки на спинках стульев. У камина в низком кресле, с вязанием на коленях, сидела женщина, полная и румяная, у ее ног, на скамеечке - девочка лет десяти. Обе при нашем появлении даже не подняли глаз от работы. Несколько секунд Найджел молча наблюдал за ними.
- Пойдем, - решительно сказал он, разворачивая меня к выходу, - его здесь нет.
..............................
- Рангоутом называются все деревянные части, служащие для несения парусов, флагов, подъема сигналов и т.п. К рангоуту относятся: мачты, стеньги, реи, гафели, гики, бушприты, утлегари, лисель спирты и выстрелы. По порядку размещения: бушприт; утлегер; бом-утлегер; мартин-гик; блинда-гафель; бушпритный эзельгофт...
- Хватит.
Найджел сегодня на себя не похож, раздражительнее обычного, не слышит обращенных к нему слов, а теперь вот сам велел отвечать урок и сам же оборвал в самом начале. Мне даже обидно - с таким трудом вызубрил вчера этот параграф, а у самого, между прочим, тоже на душе кошки скребли после захода в Портсмут...
Найджел, начавший было набивать трубку, вдруг резко отталкивает только что разрезанную пачку табака, как будто курение больше не приносит ему радости. Поднимает на меня глаза:
- Ну что, парень? Завидно?
Как ни странно, я понимаю, что он хочет сказать.
- Завидно. Мне бы... - я в смущении оборвал себя, но и так все ясно. Мы с ним оба побывали в Эдеме, куда законный пусть нам заказан. Впрочем, я счастливее Найджела - у меня еще все впереди.
- Не жалеете, сэр, что так вышло? - задаю я немыслимый в своей наглости вопрос. Но почему-то я уверен, что на этот раз дерзость сойдет мне с рук, потому что спрашиваю я по делу.
- Жалею, - признаётся Найджел, - ну да черт с ним, с паршивцем. Переживу. Я ведь больше не за себя, я ...
И снова мне понятно, что он хочет сказать. Боз не желал зла никому из команды. Но платить за его поступок другим пришлось по-настоящему. Жена и дети незадачливого лейтенанта, изгоя с затравленным взглядом, никогда больше не дождутся его из рейда.
Впрочем, вот тут скорее моя вина. Ну что ж...
- Знаете, сэр, - неожиданно заявляю я, - раз уж так вышло... Ну, с Дулитлом... Я теперь твердо решил - дослужиться до лейтенанта. Вот тогда половину жалования буду отсылать его вдове... анонимно, чтоб душу не бередить. Напишу просто : сударыня, я в долгу перед вашим покойным мужем, примите уверения в моем уважении и все такое прочее...
Найджел невесело усмехается - впервые за долгое время.
- Эх, парень... ты сперва послужи хоть с мое, да хлебни горячего, да узнай, как за место в жизни дерутся... Посмотрим тогда, захочется ли тебе подарить кому-нибудь хоть один пенс из денег, добытых такой ценой... И о Мэри твоей надо будет подумать, как-никак, она тебя вырастила. Да еще жениться захочешь, дети пойдут... короче, ясно, что от твоих благих намерений останется.
Тряхнув головой, он решительно отодвигает курительные принадлежности, поворачивается на табурете и снова раскрывает книгу:
- Двинули дальше, юнга. Вот с этого места.
Крепко зажмурившись, сложив пальцы в замок, я снова вызываю в памяти содержание замусоленной страницы устава:
- По порядку размещения: гюйс-шток; фок-мачта; фор-трисель-мачта; стеньги; мачтовый эзельгофт...



Конец

29.03.2009

_________________
Ром, мужеложство, порка и другие полезные лекарства...

Браво!!! написано просто блестяще. Читаешь, и оторваться невозможно.

Очень и очень. Оторваться действительно невозможно.
Спасибо.

официально спрашиваю разрешения стырить данный рассказ!!! как не прискорбно, мысли главного героя очень схожи с моими:-( и ситуация. написано просто прекрасно, думаю не только тематикам будет интересно. издайте рассказ, он того стоит!!!

_________________
Memento doloris

Впечатляет! Напряг ощущается. Боз везунчик и разгильдяй. Кстати, неужто на флоте Ее Величества юным юнгам позволялось по кабакам шляться? Такие дела, как у него, сгоряча не делаются. Их готовить надо! Тщательно! После убийства офицера ему путь только на купца (торговое судно), непременно иностранное, и долой из Англии. Причем надо на такое судно, чтобы в тот же час от причала отваливало. Только для мальчишки юнги это совсем не так просто. Удивительно, что его капитан этот вариант не провентилировал. А так дорога только в криминал. Под чужим именем. Да и то не факт, что получится, хоть и драться умеет. Но там все равно его расколят и "возьмут под жабры".