СЕНТЯБРЬ Как быстро пролетает лето. Уже отцвели флоксы, вырваны из теплицы последние кусты огурцов – они уже не плодоносят. Листья пожелтели и скрючились. Кое-где в ботве попадаются перезревшие огурцы оранжевого цвета, которые были не видны в густых зарослях. Идёт сбор последних помидор. Перцы ещё простоят до конца сентября – в теплице последние плоды будут дозревать. Тёплые стоят дни, но ночью температура опускается до 5 градусов. Ночных заморозков ещё нет, но только выпадет первый ночной иней, как поникнут цветы астр и цинний. Крапива пожелтела, и вспомнилось мне, как Лида стегала меня ею.
Мы с женой выкроили недельку на дачу. Она договорилась на работе, а я свободен до середины сентября, когда начнутся занятия в институте. Я преподаю начертательную геометрию в МИТХТ, а в более старших курсах основы черчения в программе AUTOCAD. В группах в основном девушки. Смотрю я на них и думаю, а пригодиться ли вам в жизни начерталка. Кончите вы институт, получите дипломы, найдёте себе работу далёкую от того, что вам преподавали в институте. Да и в таком возрасте у вас одна мысль в голове – поскорее выйти замуж за обеспеченного человека пусть даже старше вас. На занятиях мне постоянно приходиться быть объектом их внимания. Они стараются продемонстрировать мне свои прелести, приходят на занятия в коротких юбках, декольтированных блузках, и показать мне свои ножки и грудь. Я привык, и отношусь к этому спокойно. - Юрий Михайлович, а вы женаты? - Женат. - А дети у вас есть? - Есть. - Сколько? - Вчера ночевали двое. Они даже приглашали меня в кафе, но я вежливо отказался. В конце концов, я не намного старше их, и поэтому я для них интересен.
Дни на даче протекали спокойно. Я ремонтировал теплицу, Валентина пересаживала всякие цветочки. Но вот на третий день она, вернувшись от председателя, подошла ко мне. Лицо её пылало гневом. Я выронил молоток, который ударил мне по ноге. - Ты зачем ездил на дачу две недели назад? - Крышу ремонтировать. - Не ври. Я встретила Надежду, она мне всё рассказала, как ты вышел из калитки соседки, и вы целовались на дороге. Да, мир не без добрых людей. И какого чёрта ей влезать не в свои дела? - Тебе что? Не хватает жены, и что ты нашёл в этой бабе, которая старше тебя. Я ещё с тобой поговорю. Она смерила меня ледяным взглядом. - Погоди, разговор ещё не закончен. Весь день мы не разговаривали. Ужинали молча, молча она убирала посуду. Я взобрался наверх, включил телевизор, выглянул в окно и увидел, как Валентина вышла из калитки. Куда-й-то она? Она исчезла в темноте, тревога закралась в моё сердце. Что она задумала?
Прошло некоторое время. Я услышал, как она вошла, а потом заперла дверь. Послышались шаги по лестнице, я замер в ожидании. Скрипнула дверь, и зажегся свет. Я обернулся, она вошла в комнату. В руках у неё был пучок длинных прутьев. - Никуда не уходи, я сейчас вернусь. На журнальном столике лежали длинные зелёные прутья, куда она их положила. Так вот что она задумала. Никогда. Что я мальчишка? Снова послышались шаги по лестнице, она вернулась с бельевой верёвкой. Подошла к окну, задёрнула шторы. - Что стоишь? Спускай штаны и ложись на эту кровать. - Валь, ты с ума сошла? - Это ты с ума сошёл. Думаешь, я так всё это и оставлю? Мне тебя уговаривать или мне силой тащить тебя.
Он сник, никогда он не видел такого злого лица своей жены. Может лучше подчиниться? Злость сойдёт? Не соображая, что он делает, лёг на кровать. Она подошла, связала руки за спиной, связала ноги и с силою спустила ему штаны ниже колен. Всё это она проделывала молча. Пот холодный выступил у него – только бы стерпеть. Он смотрел на её ледяное лицо, которое не выражали ни капли жалости. Она взяла розгу и подошла к нему. Он зажмурил глаза – только бы… Жуткий вопль огласил комнату, голова запрокинулась на спину, спина изогнулась как лук, на ягодицах выступила алая полоса. - Ты, что сдурела? На её лице появилась зловещая улыбка. Она молча нанесла второй удар, оставив вторую полосу. Как бездушная машина она жестоко порола его, не обращая внимания на его крик. - Ори, ори. Пусть твоя любовница слышит, как жена наказывает мужа за неверность. Вас бы положить вместе, да и её отодрать по заднице вместе с тобой. Он просил пощады. - Хватит, не надо. Я больше не буду. Больно-о-о. А-а-а. - Если хорошо высеку, то конечно не будешь, пока задница будет помнить. На него было жутко смотреть. Он дёргался, извивался, пытался уклониться от жгучей розги, но она находила его голый зад, оставляя полосу за полосою. Конец розги обломился, она бросила её на пол. Он с надеждой посмотрел на неё, но новая розга появилась у неё в руках. - Хватит, я больше не могу. - Сможешь, сможешь. Сладко тебе было с ней? А теперь горько? Сможешь. Крик его перешёл в хриплый стон, на каждый удар он реагировал слабо, только вздрагивая всем телом при каждом ударе лозы. - Будешь шёлковым у меня, как захочешь погулять, вспомнишь ты мои розги. На всю жизнь запомнишь. Она отбросила и эту розгу, которая переломилась пополам, и кора с ней свисала клочьями. - Продолжим. Пощады не жди. Кто не слушается, того секут. Вряд ли до него доходили её слова. Он тихо постанывал, вцепившись зубами в край подушки. Она обломала об него и эту розгу. Подошла к столику, взяла очередной прут, подошла к нему посмотрела, подумала и бросила розгу на пол. - Ты как? Спросила она его с тревогой. - Развяжи. - Лежи, я сейчас тебя витаончиком помажу. - Иди ты к чёрту со своим витаончиком. - Но я… - Вон отсюда, зараза. Она с жалостью посмотрела на него, накрыла одеялом, погасила свет, подошла к окну, прислушалась. - Опять. И вышла из комнаты. Он протянул руку, чтобы дотронуться до ягодиц, и почувствовал, что они липкие. Кровь. О-о, как болит. С Юлей было не так, тоже было больно, но это была та боль, которая возбуждала. Но это. Как могла эта нежная милая ручка наносить такую нечеловеческую боль?
Холодный сентябрьский рассвет осветил окно. Глаза слипались, но боль не давала уснуть. Он услышал, как встала жена, только бы оставила его в покое… Он почувствовал сквозь сон, как его трясут за плечо. - Юра, юра. - Ну что тебе? Валентина держала в руках миску, в которой лежали влажные листья подорожника. - Повернись. Она обклеила ему задницу холодными листьями, накрыла одеялом. Стало немного легче. - Поспи. Она поглядела на него с жалостью.
Только на третий день я почувствовал себя лучше. Завтракал, обедал и ужинал стоя. - Может тебе подушечку подложить? Я сел и тут же вскочил, отшвырнув подушку. - Ну, не сердись. Перестаралась я. Прости.
Вечером я увидел, что жена собирается за водой. - Ты, куда? - Вода нужна, хочу варение из китайки сварить. - Я сам схожу.
Судьба. По дороге к ручью меня догнала Юля. - Привет, ты как. - Да ничего. - Слышала я, как ты кричал. Здорово тебя выпороли? За что? - Да уж достаточно. Сама знаешь за что. Баба то та всё выложила моей жене. - Покажи. - Вот ещё выдумала, задницу показывать - Ну, покажи. Она присела на корточки, спустила мне штаны. - Мама родная. Да кто ж так сечёт? Разве так можно по пояснице, ниже надо по мягким ягодкам. Бедная попочка, дай я её поцелую. - Юлька. Прекрати, увидит кто. - Да кто нас увидит? Я огляделся. Вдали показалась фигура мужчины. - Юля. Мужчина прошёл мимо нас, взглянул и прошёл мимо. - Не хватало, чтобы он накапал моей жене. - Этот не накапает. Он недавно купил участок, никого не знает.
Мы набрали воды и медленно поднимались в гору. - А мой-то, когда услышал твой крик, усмехнулся. – Вон твоего соседа порють. Ну, я ему задала жару, до сих пор задницу чешет. Не злорадствуй над чужой бедой, даже окно открыла. Слышал? - Не до того было. Добравшись до развилки дорог, мы разошлись. - Когда мы ещё с тобой увидимся, Юра? - Не знаю. Теперь я под колпаком своей жены. Она пошла в обход, махнув мне рукой.
- Что так долго ходил? - Очередь на ручье. Наверное, все варенье варят.
Я бы мог ещё неделю остаться на даче, но Валентина запротестовала. - Теперь я от тебя ни на шаг. Будешь только со мной на дачу ездить.
Мы приезжали ещё в октябре, чтобы закрыть сезон. На воротах и калитке соседей висели замки. Юля, Юля, встретимся ли мы ещё с тобой?
|