Клуб "Преступление и наказание"

Несколько темных теней под перевернутым крестом. Слабый свет неоновых огней делал его похожим на застывшего в засаде жуткого паука, плетущего страх вместо паутины. Мертвый свет и тихий разговор, шуршащий как истертый в пыль песок времени бегущий в узкое горлышко колбы песочных часов жизни.
- Его душа очень сильна, Владыка будет рад.
- Так ты думаешь она отдаст тебе его? Слишком малый срок, а материнские чувства слишком сильны и когда предстоит выбор…
- Она отдаст одного, что бы спасти второго и главное – ведь она не будет знать.
- А что потом?
- А потом все просто – мы заберем и ее, и оставшегося… когда первый даст нам силы.


Секта. ч.1

- Славка, послушай! Ну чего это с ними? Странные они, какие то, что всегда здесь у вас так?
Мальчишка лет тринадцати, одетый в синюю футболку, из которой он уже чуть-чуть вырос, сдвинул на затылок бейсболку и настойчиво дернул за плечо своего товарища. Но тот казалось, совсем не отреагировал, ни на прикосновение, ни на заданный ему вопрос.
Славка так и сидел на жесткой деревянной скамейке, как то зябко сдвинул плечи, и спрятав под себя ладошки с тонкими, длинными пальцами, хотя в зале было более чем тепло: мощный кондиционер выключили сразу после служения, когда все вышли во двор молельного дома.
Но когда его настойчивый товарищ еще раз сильно, уже почти на грани удара, толкнул его в плечо, вдруг поднял на него кажущиеся огромными глаза, на бледном и как то сразу осунувшемся лице:
- Андрюша! Ты прости меня пожалуйста…
Мальчик, которого такое обращение и сама просьба явно покоробили, растерянно опустил занесенную для очередного толчка руку.
- Славка, да че это с тобой?! Ну и мы же договорились: Я – Андрей, а ты – Славка! Никакие не «Андрюша» и не «Славик», тошнит уже от этого! Не в школе у директора ведь, в кабинете!
- Лучше бы у директора!
Мальчик замолчал, а Андрей снова тронул своего опустившего голову мальчика за плечо:
- Аааа, простить то, за что?
Андрей даже вздрогнул, когда его младший товарищ, от которого он не ожидал быстрого ответа, вдруг громко и четко, словно читая уже вязнущие на ушах и зубах песни святого писания, произнес:
- Прости меня, за то, что я предложил тебе пойти в ту комнату!
- Ну делов то! Зашли в комнату с голимым «Секондхендом», офигенная «гуманитарная помощь» - тряпки ношенные! Так мы и не взяли ничего! Даже и не посмотрели толком! Не, ну ты че, правда думаешь, что нас за это накажут?
- Накажут!
- Интересно как? Опять по очереди будем «песнь Давида» читать или еще какую то лабуду?! Ну, да и фиг с ними…, лишь бы отстали!
В ответ на слова старшего мальчика Славка еще сильнее сжался и опуская голову почти к коленям, на выдохе произнес:
- Ты ведь еще не был в подвале?
- Ну ты даешь! А там то мы, что забыли? Мне мать и за этот поход мозг вынесет!
Славка вдруг резко, словно пловец бросающийся в холодную воду, выпрямился перед своим товарищем и снова, не сказал, а словно отчеканил, раз и навсегда заученную фразу:
- Нас с тобой сейчас отведут в подвал. Там есть такая к-комната (мальчик вдруг совсем по детски заикнулся), специальная… и нас, там, накажут!
Андрей ошарашено уставился на Славку, водя взглядом по его лицу, словно отыскивая хотя бы тень улыбки. Но лицо его товарища больше напоминало не веселую, улыбчивую физиономию, к которой Андрей успел привыкнуть за два месяца ежесубботних встреч, а отрешенно-благостные лица бесполых, крылатых существ, чьи изображения щедро были разбросаны по страницам детского Евангелия, которое они вместе с такими же как они, несчастными изучали в свои редкие, выходные дни.
- Эй! Ну ты это серьезно? Вот прикол…. И как это нас, интересно, накажут?
- Не знаешь, что ли? Как в писании написано – так и накажут… и еще… могут, по всякому…
Сначала накажут меня, потому, что я виноват больше…, потом тебя – потому, что ты не отказался, не отговорил меня и… (тут Славик запнулся) и не сказал нашему «Следящему» о том, что я, тебе, предложил!
- А я, что, должен был сразу побежать и рассказать о чем мы с тобой говорили?
- Да…, это ведь во славу Его, что бы и ты и я становились лучше…
Андрей ошарашено замер глядя на своего, опустившего голову товарища.
- Ну ты вроде нормальный пацан, но иногда мне кажется, что тоже… совсем больной! И что, нас вот прямо так и накажут? Вот ведь и правда интересно! А я и не дамся! Да врешь ты все!
Славка не поднимая головы глухо произнес:
- Как здесь… принято, так и сделают. Снимут штаны и выпорют. Меня - точно выпорют, а вот тебя… я не знаю, у тебя ведь есть мама. Она решит… и может вы просто уйдете, из общины.
- Уйдем? – Андрей растерянно замолчал. Конечно, он с большим удовольствием рассказал бы этому немного странному, но почему то сразу понравившемуся ему мальчишке, где он видел эту общину, с ее простыми и правильными, но почему то вызывающими протест законами. Хотел. Но не мог. Потому, что сразу вспомнил нереально белую послеоперационную палату в которой лежал ставший похожим на тень его младший брат. Вспомнил слезы матери, как она не могла найти деньги на операцию для Витальки и ее лицо когда она принимала из рук пастора конверт.
Ему вдруг то же стало тоскливо и холодно, потому что уходить из общины было никак нельзя и он вдруг отчетливо это понял…

- Тише Ника! Если нас заметят, ты даже и не представляешь, что с нами сделают!
Жаркий шепот подруги казалось просто ожог щеку.
Ленка – хотя и была ее лучшей напарницей по девичьим «шалостям», но кроме всего прочего была просто невероятной трусихой - но только когда дело касалось ее отца. Впрочем Ника никак не могла ее за это винить, крутой нрав пастора был очень хорошо известен всем прихожанам. В остальном на Ленку можно было во всем положиться. Чуть сдвинувшись Ника коснулась плеча девочки и вдруг ощутила, что ту ощутимо трясет.
- Успокойся! Никто нас не заметит… но мне уже надоело тут сидеть! Их точно сюда приведут?
- Как пить дать! Только здесь мальчиков и наказывают! – в голосе Ленки прозвучала вполне заметная обида: - папа даже Сему сюда приводит… ну если он себя плохо ведет!
- Ясненько…, да не трясись ты так! Тут главное… мне не чихнуть, а тебе с перепугу не пукнуть! И не пихайся!
Ника с удовольствием отметила, что ее шутка возымела действие и Ленку трясти перестало.
- Скажи лучше, что это там в углу?
Девочки снова прильнули к длинной и узкой щели под потолком, рассматривая небольшую, хорошо освещенную подвальную комнату.
- Это? Скамейка такая специальная… для наказаний! Папа когда Сему или Славку пороть собирается каждый раз их по новому привязывает.
- А… зачем?
- Ну я не знаю! Но он раз Семе говорил, что бы он к наказанию «не привык» - для разнообразия наверное… Да и нельзя все время по одним и тем же местам бить!
- А других?
- Других обычно их родители наказывают – там ничего интересного! Даже догола не всегда раздевают! Скукотища…, а уж визжат они… фу! Аж противно! Особенно младшие! «…мамочка! Папочка!»
Слушая горячий шепот подруги Ника вдруг подумала, что презрительные слова Ленки никак не вяжутся с ее возбужденным голосом.
- А как думаешь… (Ника даже на секунду замолчала, отметив про себя, что ее голос звучит не менее возбужденно чем у подруги и усилием воли заставила говорить себя почти равнодушно), новенького догола будут раздевать или нет?
- За кражу? Да точно разденут! Никуда его мамашка не денется, а если еще и папа его пороть будет, ты тут такой концерт услышишь!
- Думаешь он будет кричать? – Ника вдруг ощутила внутри все более нарастающее раздражение от трусливо-самодовольного тона своей лучшей подруги, а может это было от того, что этот новый мальчишка ей просто понравился?
- Конечно! Ну это если папа будет его пороть…, а так – не знаю.
Ника (хотя внутри и осознавала правоту своей подруги) ничего не смогла с собой поделать:
- А я вот думаю, что «визжать» он точно не станет! Даже под ремнем твоего папы!
-Под розгой! – многозначительно уточнила Ленка и еще более самоуверенным тоном добавила:
- под ремнем может и не «визжал» бы, а под розгами точно завизжит, особенно если по ляжкам.
Мне раз так от папы попало! Аж искры из глаз, а кричала так, что чуть сама не оглохла!
- Не будет он визжать! – упрямо сказала Ника.
- Еще как будет! Здесь мальчиков всегда очень сильно наказывают, да ты и сама сейчас увидишь!
- Не будет!
Ленка вдруг замерла, словно что то обдумывая и вдруг вкрадчиво выдохнула в ухо подружки:
- Может… поспорим?
- На что?
- На… на твой браслет! – словно боясь своей смелости, на одном дыхании, выдала подружка Ники.
Это браслет давно не давал Ленке покоя, предводитель паствы не баловал свою дочь украшениями или модной одеждой – только самое необходимое, простое, скромное и неброское.
В молитвенном доме девочки, одетые в темные бесформенные платья, выглядели почти как сестры, но за его пределами рядом с Никой Ленка смотрелась просто как серая мышь. С почти оформившейся по женски фигуркой Ники, плоская что спереди, что сзади, коротко стриженная больше похожая на одетого в платье мальчишку (дочь пастора не носила даже сережек в ушах!) проигрывала по всем показателям.
Ника даже чуть фыркнула:
- Ну допустим! Согласна! Но с твоей стороны что?
Ника, прекрасно понимая всю возможную проигрышность спора (тем более Ленка наверняка знала про что говорила) почти открыто увильнула от его продолжения, но ее закадычная подружка так легко не собиралась сдаваться.
- Да что хочешь! Ведь ты так уверенна в своем избраннике…
- В ком?!!!! Ах ты… - Ника едва сдержалась что бы не выкрикнуть это в голос, настойчивость и наблюдательность подружки начали ее заводить, а если чего любящий господь и недодал Нике так это сдержанности и терпения: - Так значит… дразнимся? Ладненько… но раз у тебя ничего интересного нет, то поставь … на себя!
- Как это? – теперь уже пришла очередь Ленки удивляться.
- Будешь целый день у меня дома все мои желания исполнять!
- Согласна! (Я же все равно – выиграю!)
- Если выиграю я…: - голос Ники стал жестким и одновременно угроржающе-вкрадчивым, а губы почти коснулись уха Ленки, щекоча его запретными словами: - первым делом я тебя просто выпорю – как твой папа мальчишек, даже еще хуже! И это еще будет - только для начала!
- Пофиг!
- «С веливой жалостью в сердце» - Ника очень похоже скопировала интонации и голос отца Ленки.
- Пофиг!
- По настоящему!
- Пофиг!
- Совсем голую!
- Пофиг!
- Посчитаю что мало, еще раз выпорю!
- Пофиг!
- И еще раз!
- Да хоть пока не устанешь! Пофиг!
- Скажу…, руки мне потом целовать - будешь целовать?
- Да пофиг мне! Буду! Все равно – не придется! Ты не на то ставишь!
- Танцевать голая будешь!
- Легко!
- Я еще много чего придумаю!
- Я вся дрожу! – Ленка захихикала – Не боишься, что тебя за это в рай не пустят?
Тихий смех и упорство подруги окончательно вывел Нику из себя, тем более, что браслет девочке и самой очень нравился. Поэтому ответила она как и Ленка – коротко:
- А… пофиг! Только не ной потом, что «не надо, не буду, не могу!»
- Да не буду!
Ника повернулась к Ленке лицом, и в узком промежутке технологической комнатки, почти лишенной свободного места среди кабелей коммуникаций и труб их глаза оказались почти вплотную друг напротив друга. Ника, буквально «прожигая» свою подругу взглядом, медленно подняла правую руку, оттопырив мизинец и Ленка сразу зацепила его своим. Глядя друг другу в глаза, девочки синхронно проговорили формулу спора. В таких, уже ставших ритуальными, спорах не требовался «разбивающий» в свидетели просто приглашали Бога (при всей своей детской циничности его присутствие в этом мире девочки безоговорочно признавали) и надо отдать должное, Он никогда не отказывался поучаствовать в их по детски серьезных делах.
Ленка ( в отличии от своей всерьез заведшейся подруги) воспринимала все это как веселую, удачливую игру и уже мысленно примеряла Никин браслет.
Расцепив мизинцы девочки неподвижно замерли, Ленка чуть приоткрыла рот и хотела что то сказать, когда за обитой пенопластом стеной раздался почти неслышный шум открывшейся двери и тихие голоса вошедших в комнату людей. Словно по команде девочки отвернулись друг от друга и коснувшись щеками приникли глазами к тонкой и почти невидимой щели под потолком…

Мальчики в сопровождении взрослых уже прошли на центр комнаты. Пастор сделал знак Славке и тот опустился на стул у стены. Странно, что мальчишка совсем не выглядел испуганным, скорее он казался немного растерянным, чего нельзя было сказать о его товарище. Андрей был очень сконцентрирован и даже внешне сильно напряжен. Пастор положил руку на плечо мальчика и тот заметно вздрогнув, резко дернул плечом, словно пытаясь сбросить руку мужчины. Валентин Петрович улыбнулся и убрал руку с тонкого, покрытого тугими жгутиками мускулов, плеча.
- Прежде, чем мы начнем, я хочу сказать несколько слов и тебе сестра, и тебе мальчик.
Это простые слова о любви и прощении. Настоящему верующему , какими мы и стараемся быть, любить и прощать, так же просто как и дышать. Когда видишь, как неопытные души совершают ошибки испытываешь чувство боли, иногда даже гнева. Потом разумом и верой гонишь эти чувства прочь, укрепляясь сознанием того, что каждый из нас создан творцом и что любовью и прощением можно добиться большего понимания, чем гневом и насилием...
Пастор замолчал, а мальчик, стоящий рядом с матерью, заметно расслабился и даже с некоторым удивлением посмотрел в сторону пастора. Но потом мальчик видимо осознал, что их привели в эту подвальную комнату совсем не для того, что бы прочитать лекцию о любви и прощении, и больше в сторону Валентина Петровича даже не поворачивал головы, глядя только на мать.
Между тем пастор продолжил, теперь из его голоса ушли убаюкивающи-успокаивающие нотки и вместо них прорезалась непреклонная сталь воли этого человека, умевшего годами держать в беспрекословном подчинении разношерстную паству своего многосотенного прихода.
- Как было бы хорошо, просто и понятно, если бы в этом мире можно было обходится только любовью и прощением! Мы все верим в то, что так и будет! И нам очень жаль, что это время еще не пришло…
Пастор снова замолчал, а потом осторожно тронул за руку мать Андрея:
- Я говорю это не для тебя сестра – ты сильна в вере, но для мальчика и я хотел бы, что бы он сам ответил на вопрос, можем ли мы оставить этот вопиющий случай безнаказанным и ограничиться просто внушением или нам все же лучше, во благо, прибегнуть к суровому и унизительному наказанию, рискуя вызвать в нем гнев, обиду и даже ненависть за наши действия?
Но я хотел бы, что бы мне ответил твой сын, а не его страх перед наказанием…

Ника почувствовала, как губы Ленки вновь в плотную прижались к ее уху
- Теперь ему точно капец! Сейчас он еще сам будет просить, что бы его посильнее наказали… Вот увидишь!
Ника лишь немного дернула плечом, не отрывая взгляд от мальчика.

Андрей, по прежнему не глядя на пастора, с ответом тем не менее не медлил:
- Можете!
Эта фраза прозвучала громко и четко, что совсем не вязалось со скованным видом мальчишки.
- «Можете» - что?
- Ограничиться… внушением! Я все понял!
- Я услышал тебя, мальчик…, но как мне не жаль, ничего ты не понял!
- Почему это!? Все я понял!
- Что ты понял?
- Ну…, что нельзя заходить в комнаты без спроса, что… нельзя… вещи брать без спроса, что….
- «…брать вещи без спроса» называется проще и одним словом - «красть».
- Я понял, что нельзя красть…, особенно у своих…
Эта фраза далась Андрею с явным трудом, но он заставил себя это сделать, ведь ставки и правда были высоки. Ника заметила что мальчик несколько раз бросал быстрые взгляды за спину матери, где стояла та самая похожая на медицинскую кушетку скамейка с не совсем понятными и оттого еще более пугающими приспособлениями.
- Ты этого не понял, ты это - знаешь и знал. Но знание не означает понимание и именно поэтому мы должны сделать что то такое, что заставит тебя не только знать, но и понимать.
- Для этого обязательно меня бить?
- Наказывать, мальчик! Наказание и избиение это совсем не одно и то же. Наказание проистекает из любви и заботы, малыш. Мне бы очень хотелось, что бы ты это понял.
- Но зачем?! Я и правда все понял! Правда!
- А сейчас я слышу твой страх.
Пастор отвел взгляд от мальчика и снова обратился к матери которая стояла рядом с каким то грустно-отрешенным видом.
- В этой ситуации, сестра, меня радует лишь то, что Господь любит этих детей!
Женщина и мальчик удивленно посмотрели на пастора, а тот продолжил:
- Если бы Господь отвернулся от них, мы бы никогда не узнали об этом проступке, а потом и о следующем, и о следующем… пока не стало бы слишком поздно спасать и их души, и их тела.
Сейчас Господь дает всем нам такой шанс и требует от нас проявления и воли, и силы, и заботы во славу Его! Нужно помнить, Господь милостив, но помогает лишь достойным!
Поговори с сыном, сестра, пусть и он то же примет решение.
С этими словами пастор отошел в сторону и присел на один из стульев.
Некоторое время мать и сын молчали, Андрей не выдержал первым:
- Мама…
- Ну, что же ты делаешь Андрюшенька…, я чуть не умерла от стыда когда Валентин Петрович сказал мне, что мой сын - вор!
- Ну мы ведь даже и не взяли ничего! Просто посмотрели все…
- И ты ничего не хотел там взять?
- Под печальным взглядом матери Андрюша опустил голову:
- Хотел…но..
- Без «но»… вот так значит. Хорошо, что пастор никому об этом не сказал, я бы наверное просто умерла от стыда…
- Мама прости!
- Ну что же мне делать Андрюша? Взять тебя за руку и уйти… пока никто не знает, вот только… все будут знать причину и еще…
- Мам, ну не надо!
- … уйти, разве здесь к нам плохо отнеслись? Разве нам не помогли? Как ты мог забыть о своем брате? Как ты мог забыть не только о боге, но и о простой благодарности?
- Я не подумал… правда!
- Теперь у тебя было время подумать! – мать развернула мальчика в сторону поднявшегося со стула пастора и чуть подтолкнула:
- Покажи, что хотя ты и ошибся, ты смелый и справедливый мальчик. Иди!
Мальчик подошел к пастору и остановился перед ним. Не поднимая головы, чуть запинаясь быстро произнес:
- Накажите меня, зато, что я сделал!
Пастор молчал и мальчик не выдержав посмотрел в лицо мужчины.
- За что тебя наказать и как ты должен быть наказан?
Андрей несколько секунд молчал, словно собираясь с мыслями и наконец, взвешенно проговаривая слова, произнес:
- За то, что я хотел украсть, за то, что послушал Славку и не отговорил его и никому ничего не сказал… накажите меня так, как это здесь принято. Без гнева и по справедливости.
- Я надеюсь ты осознаешь свою вину, необходимость и тяжесть наказания?
- Да…
- Чем тяжелее наказание, тем легче дорога к прощению!
Мальчик снова посмотрел в лицо пастора и кивнул головой.
- Раздевайся!
Мимо начавшего стягивать одежду мальчика Пастор посмотрел в сторону замершего на стульях Славки.
- А тебе нужно особое приглашение? Раздевайся и иди сюда!
Славка растерянно поднялся с сидения и медленно потянул футболку через голову, бросив ее на стул и взявшись руками за штаны вдруг, как то совсем уж жалко сморщился и скулящее произнес:
- А меня, что то же прямо сейчас? Здесь?!
- Ну, а где же еще? – Пастор не смог сдержать грустной улыбки при виде растерянности малолетнего воришки – или ты полагаешь, что если ты сын моей сестры это что то меняет или делает тебя особенным?
- Но ведь.. я…, ведь вы…
- Зачинщик и организатор всегда идет первым. С тебя спрос вдвойне, тем более, что нечто подобное уже было! Не заставляй меня ждать…
Славка двигаясь быстро, но как то не по живому – словно робот, сбросил одежду, стянув штаны сразу вместе с трусами, опустившись на корточки снял даже носки и быстро выпрямился, качнувшись тонким, гибким телом, заученным движеньем (было видно, что мальчик проделывал все это не один раз) сложил руки на голове, демонстрируя себя в первозданном виде и вдруг обращаясь к матери Андрея быстро зачастил:
- Я тогда не украл! Вы не подумайте! Я просто телефон нашел…
Но испуганный голос мальчишки прервал пастор:
- Нашел после служения и спрятал, что бы не отдавать! Не так уж далеко от кражи, если честно…, но зачем ты это рассказываешь? Если думаешь, что это тебя хоть в чем то оправдывает, то ты ошибаешься… Подойди и стань в центре комнаты!
Повинуясь приказу пастора, мальчик, не убирая рук с затылка, вышел на центр комнаты и замер неподвижно. Время от времени Славик нервно вздрагивал, а смуглая кожа мальчишки пошла пупырышками и было очень хорошо заметно - его совсем не волнует тот факт, что на него, голого, смотрит малознакомая женщина, да еще и мать его нового товарища. Елена Сергеевна немного пораженная таким поведением ребенка, мимолетом подумала, что такой покорности и отсутствию стыдливости есть очень веские причины. Женщина совершенно растерялась, не представляя себе как действовать в сложившейся ситуации, с некоторым усилием отвела взгляд от замершей перед ней ладной фигурки мальчишки и с немым вопросом посмотрела на пастора . Больше всего ей хотелось выйти из этой комнаты оставив на попечение этого сильного человек и своего непутевого сына и его явно перетрусившего друга, что бы этот кошмарный день наконец закончился.
К этому моменту Андрей уже разделся до трусов, аккуратно снял и сложил всю свою одежду, стараясь не смотреть в сторону матери и замершего перед ней голого мальчишки, неловко переминался с ноги на ногу стянул носки и встал ровно, молча глядя на пастора, пока тот не обратил наконец на него внимание. Взяв мальчика за плечо, пастор развернул Андрея и повел в центр комнаты, поставив мальчика рядом со Славиком.
Андрей повернул голову и посмотрел на своего товарища, но тот стоял не шевелясь, глядя прямо перед собой. Если бы мальчишка не дрожал, его вполне можно было принять за манекен или восковую фигуру со знаменитой выставки мадам Тюссо.
Пастор снова обратился к Елене Сергеевне.
- Я понимаю, все, что здесь происходит, воспринимается всеми нами очень тяжело…, но так и должно быть! Это испытание для всех нас… Испытание, данное нам Господом, а он испытывает лишь тех, кого любит! Мы, будучи в ответе за поступки наших детей, виновны на равнее с ними. Мы так же допустили ошибку и сейчас жалость к себе и жалость к этим заблудшим душам - лишь оскорбление для Господа! Пусть осознание этого даст нам силы и желание оправдать те надежды, которые Он возлагает на нас!


Ника на секунду оторвалась от щели и тихо прошипела в ухо своей подружки:
- Ну сколько можно?! Да разденет он его до гола или нет?!
Так же тихо Ленка прошипела в ответ:
- Ну не стриптиз же! Конечно разденет не будь здесь этой дуры уже бы давно…
- Блин… у меня ноги затекли!
- Терпи… на колени стань, как я, только тихо! На корточках долго не усидишь…: - в голосе Ленки прорезались торжествующие нотки: - Папа их доооолго пороть будет! Не даром так его мамашке по ушам ездит! Папик сегодня в ударе! Пипец твоему Андрюшке, щас послушаем кто громче кричит Славка или он!
Фривольный тон подружки не обманул проницательную девочку. Было видно, что Ленке и самой до уусачки страшно, но от чего больше дрожит ее подруга, от страха или… возбуждения, вот этого Ника с уверенность сказать не могла…, а еще она подумала, что ей очень хочется понять, зачем же Ленка все же притащила ее сюда? Притащила, несмотря на почти панический, доводящий до икоты страх. Буквально на секунду Ника попыталась представить, что было бы застань ее здесь родители, пронесшаяся перед мысленным взором картинка ничем ее не порадовала и она снова приникла к щели.
Пока девочки осторожно разминали затекшие ноги, события в комнате развивались своим чередом.
Пастор проникновенно коснулся руки Елены Сергеевны и негромко сказал:
- Вы можете уйти прямо сейчас, я это пойму, но все же вам стоит принять в этом хотя бы символическое участие, ваш сын должен почувствовать не только вашу любовь, но и вашу строгость. Этим вы дадите ему понять, что творимое с ним не произвол, но выбор любящего его человека.
Елена Сергеевна посмотрела на своего, кажется даже переставшего дышать сына и вдруг словно помимо воли медленно кивнула головой…
Пока Валентин Петрович говорил, Славик повинуясь его, почти незаметному жесту отбежал в дальний угол комнаты и вернулся неся в руках несколько хорошо вымоченных упругих и длинных прутьев.
Пастор принял прутья из рук мальчишки, стряхнул с них воду и продолжил:
- Но начать нам придется не с Андрея…, большая часть вины лежит на моем племяннике и он виноват в ошибке совершенной вашим сыном поэтому будет справедливо…
Валентин Петрович протянул Славику длинную розгу. Мальчишка нервно сглотнул, принял розгу из рук дяди, опустился на колени перед Еленой Сергеевной.
- Протяните ему руку!
Елена Сергеевна, словно зомби медленно протянула в направлении коленопреклоненного мальчика, правую руку, тот приник к ней губами и тут же поднес к ее руке розгу.
Словно заученный урок, совершенно бесцветным голосом мальчишка произнес :
- Выпорете меня пожалуйста так сильно, как можете, за то, что я повел вашего сына дорогой греха. Не жалейте меня, пусть розга - не знает счета, а рука ваша - усталости!
Когда Елена Сергеевна приняла прут из рук мальчишки, тот не дожидаясь команды вскочил с колен и подбежав к лавке вытянулся в струнку на обитой кожезаменителем, поверхности. Девочки за стеной, во время его короткой пробежки, смогли оценить всю комичность подпрыгивания над его поджавшейся от страха мошонкой, похожего на аккуратный огурчик , обрезанного члена победоносно торчащего над гладким, еще безволосым животом, словно символ того, что жизнь, в любой ситуации пробьет себе дорогу.
Ника даже тихонько захихикала от этой пикантной картины, получив весьма ощутимый толчок в бок от перепуганной ее реакцией Ленки.
Почти по средине лавки находился довольно заметный валик. Мальчик улегся на него нижней частью живота и его ягодицы приглашающее выпятились вверх
Пастор притянул Славку широким ремнем к лавке, прогибая в районе талии, отчего зад мальчишки оттопырился еще больше. Затягивая ремень потуже Валентин Петрович пояснил:
- Этого можно и не привязывать, но лучше подстраховаться и защитить почки…, ну вот так…
Ах, да, чуть не забыл!

Пастор повернулся к неподвижно взиравшему на готовящуюся расправу Андрюшке.
- Подойди поближе!
Мальчик осторожно приблизился опасливо бросая взгляд на прутья, которые пастор, возясь с ремнем, положил на прижавшиеся друг к другу тонкие бедра его товарища.
Мужчина чуть прикоснулся пальцами к тонкой ткани плавок, прикрывающей чресла мальчика и Андрей как ошпаренный дернулся в сторону.
- Сними это!
Мальчик посмотрел в сторону матери, но та стояла молча, осторожно, словно ядовитую змею, держа в руках розгу.
Неожиданно пастор присел перед Андреем на корточки:
- Стыдно? Это хорошо! Редкий случай, когда то, что дано врагом рода человеческого помогает в становлении души. Бог не дал людям стыда, Адам и Ева были обнажены с рождения и были чисты. Запомни – нагота, это не оскорбление, но может быть наказанием.
Пастор замолчал и видя, что мальчик не шевелится, вдруг захватил поясок плавок сильными пальцами и резко дернул к низу. Ткань скользнула по бедрам и икрам мальчишки, тот сначала немного дернулся, но потом застыл неподвижно.

В своем убежище два аккуратных носика даже чуть засопели, от открывшейся перед ними картины, наконец Ленка прижалась губами к уху Ники: «А он ничего…. так! Когда совсем голенький - классный! Я тебя понимаю и…» тут Ленка тихо зашипела, от полученного довольно сильного тычка, острым локотком подруги, по своим ребрам.

Пастор, довольный тем, что мальчишка окончательно смирился со своей участью, быстро поднялся, забрал со спины его товарища розги и приглашающее указал матери Андрея на сразу сжавшиеся половинки зада растянувшегося на лавке Славки.
- Ну что же вы Елена Сергеевна? Пора уже и начинать! С Богом!

Хорошо пишет автор, однако. Язык, образы, ситуация... сильный автор.

Без некоторых специфических моментов не обходится, но roroo - это roroo, и уровень их пока что по меркам этого автора весьма и весьма умеренный - эротизация ребёнка (точнее, скорее уже подростка) есть, но педофилии в явном виде нет... был бы очень благодарен и признателен автору, если бы этот уровень и в продолжении не повышался. А продолжения ждём...

Спасибо, что прочли Expat, если понравилось - я рад .
А вот насчет педофилии в моих рассказах - Вы абсолютно не правы. Ее там просто нет
Если трактовать это явление как "любовь к детям" так любви там, как таковой - ни на грамм, что касается насилия и жестокости - так этого и в обычной жизни хватает.

Удачи Вам

Прочитал с интересом. Написано сильно, но впечатление от сюжета тяжелое. Видно и по реакции форума. Еще не написано ничего ужасного, а народ уже просит не превышать принятый по умолчанию на форуме уровень жестокости. Даже насчет педофилии заволновались. Меня напрягла вполне ощутимая безысходность сюжета. Правда, не смог себе объяснить, чем вызвано диаметрально противоположное восприятие текста roroo по сравнению с написанным ником helena. Возможно дело как раз в ощущении безысходности.
Жду продолжения. Желаю Автору богатых идей.