Клуб "Преступление и наказание"

Dun

ТАЙНА КРАСНОГО БЮВАРА.

ПРОЛОГ.

У меня есть хобби. Я люблю рыться в мусоре в домах, предназначенных на снос. Нет, я не надеюсь найти шкатулку с золотыми монетами или хотя бы старинную бронзовую безделушку: таких вещей никто почему-то не оставляет; во всяком случае, мне такое ни разу не попадалось, а на моем счету уже больше двух десятков домов. Иногда, правда, попадаются забавные вещицы. Например, однажды я нашел старинную авторучку с пером и насосиком для набора чернил, а в другой раз мне попалась фарфоровая статуэтка советского пограничника в форме 30-х годов с собакой. Увы, у доблестного красноармейца отбита голова, из-за чего мужественный страж госграницы выглядит каким-то растерянным.
Но я перерываю мусорные кучи не ради таких штучек. На самом деле меня интересуют всякие носители информации: подшивки старых газет и журналов, старые книги, календари, репродукции из "Огонька"... Да что там, даже пачка квитанций об оплате коммунальных услуг за какой-нибудь 1900 лохматый год – и то представляет интерес.
Самое же интересное – это разные рукописные материалы, потому что они несут на себе печать индивидуальности автора. Чтение чужих писем – захватывающее занятие. Ведь это рассказ, а то и целый роман из жизни, в который погружаешься с особым удовольствием, потому что ты – его единственный читатель. Читая такие письма, я не испытываю угрызений совести: раз письмо выброшено, а не уничтожено, значит получателя не беспокоило, что кто-то может его прочитать.
Не так уж редко попадаются документы с более или менее сильными признаками "тематичности". Самый яркий образец в моей коллекции – «Дневник ученицы 5-го "Б" класса N-ой московской школы П...вой Татьяны» за 1954/55 учебный год (надо же – полвека этот дневник провалялся в каком-то всеми забытом ящике!). На страничке за ноябрь 1954 г. имеется запись, сделанная четким учительским почерком: "Замечание. Постоянно болтает на уроках с соседкой по парте, отвлекается сама и отвлекает других. Классный руководитель: (подпись)". Ниже этого текста следует лаконичная запись, сделанная почти таким же четким (по-моему, бухгалтерским) почерком: "Внушение сделано поркой. П...в В.Н. (подпись)".
Не менее яркий документ – письмо какого-то пацана (судя по почерку, лет 10-11) своему приятелю, в котором он между разными другими сообщениями жалуется на родителя: "Отец меня всё порет и порет прямо незнаю, что с ним делать" (орфография сохранена).
Еще один образец – записка на клочке бумаги, явно вырванном из школьной тетради. "Дура! Мне итак сегоня влетит" (орфография сохранена). Видимо, это случайно уцелевшая часть целой переписки, которую вели на уроке какие-то подружки. Почерк, между прочим, довольно взрослый: девчонке лет 15-16, так что представить себе, как ей "влетает", вполне приятно. Правда, не исключено, что она имела в виду просто вербальную головомойку, но отчего же не пофантазировать...
Я любовно хранил и иногда с удовольствием перечитывал эти документы. Продолжаю их хранить и теперь, но они изрядно потускнели в моих глазах после одной потрясающей находки, которую я сделал пару лет назад в подготовленном к сносу или капремонту двухэтажном домике в одном из переулков в районе Курского вокзала.
Находка представляла собой три дискеты 3,5". На двух были бланки и образцы всевозможных бухгалтерских, делопроизводственных и юридических документов какого-то ООО – накладные, счета-фактуры, служебные записки, штатные расписания, заготовки приказов, формы договоров и прочее в том же роде. Зато третья!.. Третья дискета оправдала бы все мои поиски по этим помойкам, даже если бы ничего другого я никогда не находил. Она, конечно, была приобщена к первым двум совершенно случайно, в результате какой-то путаницы, так что мне необычайно повезло.
Контент этой дискеты - собрание писем некой девицы по имени Эля (Элеонора) своей подруге. Не буду вдаваться в подробности того, как они писались и почему оказались собранными на одной дискете: всё это изложено в первом же письме самим автором. Забавно, что письма написаны в старинном редакторе «Лексикон», так что мне пришлось повозиться, чтобы найти эту программу и установить её на свой компьютер. Но удивляться тут нечему – письма писались в 1993 году, когда, насколько я знаю, вообще не было русифицированного Word’а.
Фактически эти письма – дневник, который более или менее регулярно вела Эля, причем в нем шаг за шагом разворачивается необычная, увлекательная и насквозь «тематичная» история. Правда, должен сразу предупредить, несмотря на риск тут же потерять значительную часть читателей: вся «тематика» в этом повествовании ограничена отношениями <F|F>, а представители сильного пола в нем практически вообще отсутствуют. Зато почти все F (и бра, и кет) – молодые привлекательные девушки; надеюсь, это немного утешит разочарованных.
Хотя предлагаемая вашему вниманию повесть основана на чужих текстах, я считаю себя ее автором, поскольку проделал большую работу по превращению «сырого» материала в литературное произведение. В конце концов, никто ведь не оспаривает, например, того, что автором романа «Граф Монте Кристо» является А. Дюма-отец, хотя известно, что в основе этого романа лежат мемуары некоего чиновника Пеше, изданные в 1838 г. под названием "Полиция без масок". Или того, что автор «Робинзона Крузо» - Д. Дефо, хотя известно, что роман основан на рассказах пережившего свою «робинзонаду» моряка Селкирка. Подобных примеров в истории литературы десятки, если не сотни.
Моя обработка писем Эли свелась, в основном, к трем моментам.
Во-первых, я организовал весь материал так, чтобы выстроилась нормальная для литературного произведения сюжетная линия. Дело в том, что в реальной жизни такого обычно не бывает: одни события наступают слишком рано, другие - слишком поздно, третьи вообще оказываются несущественными, и всё это нарушает законы драматургии. Мне пришлось некоторые письма переставить местами, другие объединить, третьи – наоборот, разделить и разнести отрывки по времени. Отмечу, кстати, что Эля почти никогда не ставила на своих письмах дату; я же для ориентации читателя расставил приблизительные даты, исходя из упоминаний автора о времени, прошедшем между теми или иными событиями. Часть описаний и эпизодов, не имеющих отношения к основной последовательности событий (даже и «тематических») я исключил, другие – сократил, третьи – наоборот, развил, привлекая на помощь творческую фантазию. Однако я не внес от себя ничего, чего бы не было в исходных текстах хотя бы в виде краткого упоминания. Кроме того, я сократил до минимума всякие «Здравствуй, дорогуша», «чмоки-чмоки», приветы родственникам и прочие элементы, обычные в письмах, но совершенно лишние в литературном тексте.
Во-вторых, для лучшей удобочитаемости я произвел разбивку всего повествования на небольшие главы и дал этим главам названия; название всей повести тоже, конечно, придумано мной: Эля ведь не рассматривала свои письма как художественное произведение.
Наконец, в-третьих, и, пожалуй, в-главных, я проделал большую работу над языком этого повествования, хотя и постарался сохранить стиль автора. Надо сказать, что для молоденькой провинциальной девушки у Эли неплохой русский язык, но все же ему часто не хватает точности, выразительности и вообще литературности. Кроме того, мне пришлось исправить множество грамматических и стилистических ошибок, допущенных, я думаю, частью – по небрежности, а в основном – по неграмотности, к сожалению, типичной для большинства населения нашей необъятной Родины. Ко всему прочему оказалось, что эта юная девица – просто-таки чудовищная матерщинница! Это не очень удивляет, когда узнаешь ее биографию, тем более, что насыщенность обсценной лексикой характерна для речи всей современной молодежи. Однако оставить всю эту нецензурщину в повести я никак не мог – не только потому, что это запрещено правилами, но прежде всего потому, что сам терпеть не могу бессмысленный и обильный мат. Посему я во всем тексте заменил матерные слова и выражения на обычно употребляемые эвфемизмы, а иногда – просто на звездочки. Однако читателю не мешает помнить, что всюду, где он встречает слова «фиг», «трахать», «грёбаный», «блин» и т.п., в оригинале стоят непричесанные матерные эквиваленты. Единственное, чего я не стал менять – это употребления слова «жопа», которое, впрочем, нынче выведено за штат нецензурных. Дело в том, что у Эли это слово служит забавной, но четкой сигнатурой ее отношения к другим девочкам: если девочка ей нравится, то у нее «попа» или «попка», а если не нравится – то непременно «жопа», а то и «жопища».
Для правильного понимания этой повести надо учитывать, что описанные в ней события происходили в 1993 году. Вспомните – это был совсем другой мир! Персональные компьютеры еще медленные и неудобные (еще не появился даже первый Pentium), а главное – они еще не стали обычным бытовым прибором даже в США, что уж говорить о России или странах 3-го мира. Интернет тоже еще почти никем не используется, кроме научного и военного сообществ. Мобильная связь – еще удел миллионеров: не только аппараты (громоздкие, неудобные и малофункциональные) страшно дороги, но и минута разговора влетает в копеечку, а сотовое покрытие во всем мире разрозненно и узко локализовано (о России и говорить нечего). Цифровых фото- и видеотехнологий в бытовом применении еще нет. Оцифровка аналоговой картинки для загрузки ее в компьютер – сложный и мучительный процесс, а пересылка такой картинки по Сети – вообще практически неосуществимое действие. Я уж не говорю об общей ситуации в нашей стране в том году - о политических битвах и обнищании масс, об идеологическом разброде и нравственном падении, о махровом воровстве и бандитском беспределе… Вот на каком фоне разворачиваются события, описанные в этой повести.
Надо еще сказать, что из писем четко вырисовывается характер их автора, причем характер весьма любопытный. Эля – девушка довольно эрудированная и очень неглупая. В ней совсем нет ни сюсюкающей восторженности, ни её антипода - унылого нигилизма, которые часто наблюдаешь у молодых особ, даже и наделенных интеллектом. Эля рациональна, эгоистична и довольно цинична. Свою девиантность она воспринимает как данность, как потребность, с которой не только не надо бороться, но которую, наоборот, надо удовлетворять любой ценой. Такое восприятие удивительно для человека, чьи детство и отрочество прошли в советских реалиях, еще не замутненных никакими перестройками. Все эти качества приводят к весьма своеобразному отношению Эли к жизни, к людям и событиям. Это отношение часто проявляется в ее оценках, высказываемых в письмах, и я сохранил их в тексте повести. Но прошу помнить, что это именно оценки автора писем, а не мои.
В заключение должен сказать, что обработка элиных писем мной еще не закончена. Полностью готова лишь первая глава, начало которой я выкладываю ниже. Остальной текст буду публиковать по мере готовности. Надеюсь, мне удастся более-менее регулярно подготавливать очередной кусок и размещать его на форуме. Я категорически не хочу, чтобы эту повесть постигла судьба многих других произведений с обещанным, но так и не появившимся продолжением, которые мы здесь читали. В то же время я твердо обязуюсь прекратить публикацию, если окажется, что повесть не вызывает читательского интереса. Мне бы хотелось, чтобы вся повесть шла единым текстом, поэтому для читательских откликов я сразу завожу отдельную ветку. Отсутствие откликов или преобладание негативных послужат сигналом для прекращения публикации.

Вот, пожалуй, и все предварительные замечания, которые я должен был сделать, предлагая эту повесть вниманию посетителей форума ПиН. Enjoy!




1. ГОЛОД И ТЁТКА.

07.09.93
Привет, Настёна!
У меня в жизни произошли такие события, что прямо не знаю, как тебе рассказать. У меня сейчас нет возможности посылать тебе письма или вообще как-нибудь связаться. Но зато есть возможность пользоваться персональным компьютером, на котором я и пишу это письмо. Причем компьютер классный, американский, не то что то ГДР-овское дерьмо, которое было у нас в училище. С компьютером здорово, быстрее, чем ручкой писать или даже на машинке стучать. А пишу я впрок – если появится возможность, то распечатаю и отправлю. Просто, если я не буду писать, то потом всё забудется, а тебе будет интересно в подробностях. К этому компьютеру имеют доступ и другие люди кроме меня, поэтому я написанное сразу буду скидывать на дискету, и буду ее хранить в секретном месте, чтоб никто нос не совал. Вообще-то ужасно хочется с тобой поболтать, отвести душу. Но когда такое будет возможно, не знаю, а пока хотя бы через эти письма буду как бы с тобой общаться.
Мы с тобой не трепались с самого твоего дня варенья, с 12 августа. Помнишь, я тебе тогда сказала, что сижу без денег и больше звонить не буду. Я и правда была в ужасном положении: в институт не поступила, работы не нашла (не на стройку же идти!), то, что мама прислала, уже протратила, и до получки у нее больше просто не было. Отец, конечно, перевел бы мне сколько угодно, но ты же знаешь - я у него никогда ничего не прошу из принципа. А как в Москве деньги свистят, это ужас! Я в тот же день продала свои золотые сережки – помнишь, те, с рубинами, которые тебе так нравились? Я их еще раньше в ломбарде закладывала, а в тот день продала. Но эти суки в ломбарде дали мне за них чуть больше, чем полцены, и этих денег ненадолго хватило, потому что надо было заплатить хозяйке за жильё, отдать долг соседке по комнате и еще заплатить за ремонт босоножек. Короче, я две недели жила впроголодь, а к концу месяца мне уже даже хлеба купить было не на что.
И вот 31-го августа, в последний день лета, вышла я из дома голодная как собака, иду по улице и думаю, что же мне делать, как дожить еще почти неделю до маминого перевода, а главное – где бы сейчас хоть немножко подхарчиться… Дошла до метро и решила поехать в такое место, называется Измайловский парк, это ехать до станции, которая так и называется - Измайловский парк (слава Богу, у меня был месячный проездной), от Киевской, где я жила, это прямая линия. Я в этом парке бывала уже, там много всяких кафе и киосков с едой. Понимаешь, я просто собиралась пошуровать по столам – люди часто оставляют всякую еду нетронутой; хлеб часто остается, а иногда возьмёт мужик пару сосисок под пиво, одну съест, а к другой и не притронется. Я так есть хотела, что про стыд уже и не думала. Еще чуть-чуть, и начала бы, как бомжиха, по помойкам рыться...
Вышла я на Измайловском парке, а там рядом со станцией метро огромная гостиница. И тут меня идея стукнула: чем по столам объедки искать, дай, думаю, по машинам пошукаю, как мы с тобой в Киеве делали. В Москве теперь много иномарок, у которых электрозамки с дистанционным управлением. Но мне знакомые ребята говорили, что и с ними задние двери иногда остаются незапертыми, а хозяева об этом как-то не думают, забывают проверять. А идея эта меня стукнула потому, что там вдоль боковой стены гостиницы пустой такой проезд тянется, никого народу и много машин стоит, потому что там парковка разрешена и не надо платить за стоянку.
И вот иду я вдоль ряда, дергаю за ручки, а сама все время оглядываюсь, не смотрит ли кто. Если что, я бы рассказала ту историю, что мы тогда в Киеве придумали, помнишь? Ну, что приехали со знакомыми, машину не запомнили, а в ней сумочка осталась. Отмазка хреновая, конечно, но может, и прокатила бы. Я, значит, в салон заглядываю, если какой пакет или сумку вижу, то начинаю дверцы дергать. Прошла я так штук 10 машин, и наконец мне повезло: увидела на полочке у заднего стекла пакет, из которого связка бананов торчала, и задняя дверь сразу открылась, когда я дернула. Я в салон всунулась, схватила пакет и скорей обратно. Заметила на сиденье какой-то сверток и на полу какую-то то ли папку, то ли плоскую коробку темно-красную, но уж не стала смотреть, что это. Авось, думаю, в пакете еще что-то съедобное есть, а другого мне не надо – я ж не воровка какая-нибудь.
Я так бочком из ряда выбралась, потопала уже свободно, а сама руку в пакет сунула – пощупать, что там есть. Нащупала пачку печенья, еще банки какие-то – обрадовалась. Для начала отломила один банан, начала кожуру сдирать - и тут меня сзади за локоть хвать! Я дернулась – но держат крепко. И женский голос говорит:
- Попалась, воровка паршивая!
Оборачиваюсь – передо мной две девицы стоят. Одна молоденькая, примерно моих лет, а другая уже в возрасте, так под 30 (я потом уж узнала, что ей целых 35, но выглядит потрясно, никогда столько не дашь). Я сразу заценила, что девочки классные – и фигурки обалденные, и прикид, и вообще всё как надо. Если честно, я здорово испугалась: во рту пересохло, коленки дрожат и даже чуть-чуть описалась - кошмар, в общем. Но деваться-то некуда, я сразу в крик: отстань, мол, я у тебя ничего не брала, это мой пакет! Дура, конечно: она ж еще про пакет ни слова не сказала, а я уже воплю, что он мой.
Эта старшая, она меня так жестко заткнула, говорит:
- Ну-ка помолчи! - и к младшей обращается: - Женечка, покажи ей.
Эта Женечка достает из сумки маленькую такую видеокамеру и показывает мне на экранчике запись, на которой всё заснято: как я дверцу дергаю, как в салон влезаю, как пакет вытаскиваю... А старшая говорит:
- Всё ясно? Пошли в милицию, не отвертишься.
А сама хватает мою сумочку и паспорт из нее вытаскивает (я ведь тебе говорила, что в Москве лучше всегда паспорт при себе иметь).
- Вот, - говорит, - отлично, что паспорт есть. Милиции меньше работы.
Тут я вообще сомлела. В ментовку попасть – сама знаешь, что такое... Я разревелась, сопли размазала и давай ее умолять:
- Тётенька, - говорю, - простите! Христа ради, не надо в милицию! Я только еды хотела найти, я уже больше суток ничего не ела...
Она как услышала "тётенька", расхохоталась.
- Вот тебе раз, - говорит, - племянница отыскалась!
Потом спрашивает:
- Врёшь, небось, что голодная?
Я давай божиться, а она говорит:
- Ладно, пошли, накормлю, а там видно будет.
Локоть мой отпустила, пакет отобрала, взяла за руку – крепко так - и повела. А Женечке своей дала ключи, велела машину запереть. Я, между прочим, сразу-то не посмотрела, а тачка не какая-нибудь – BMW, блин...

Ой, чего-то долго всё пишется. Уже поздно, спать пора. Завтра дальше расскажу.
Целую тебя , лапуля.
Твоя Эля.



08.09.93
Ну вот, продолжаю рассказ.
Значит, заходим мы в гостиницу. На входе мент стоит, так он, как эту дамочку увидел, весь разлыбился и честь ей отдаёт. Швейцар тоже – дверь распахнул и чуть не в пояс кланяется. Регистраторша из окошка ручкой машет, тоже сияет, как начищенная кастрюля. Я себе думаю, ну, блин, попала я. Она, видать, или знаменитость какая-то, или забашляла всех по самые эти самые… А дамочка регистраторше говорит на ходу:
- Вот, племянницу встретила.
Та в ответ:
- Пожалуйста, пожалуйста. Общайтесь, сколько захотите.
Короче, поднимаемся мы на 4-ый этаж. Заходим по пути в буфет, она накупает кучу всякой жрачки, самой дорогой, между прочим – там и икра, и колбаса копченая, и салаты какие-то, и еще много всего - и идём к ним в номер. У меня, как мы в буфет зашли, прямо звенеть в животе начало, только о еде и думаю. Заходим, значит, в номер, она всё на стол выкладывает, и прикинь, я уже просто не могу удержаться – хватаю первый попавшийся бутерброд и откусываю сколько в рот влезло. Я жую, а они обе на меня смотрят и хохочут, заливаются. Небось, никогда в жизни по-настоящему голодными не были… Я прожевала и говорю им:
- Вы не думайте, я вообще-то девушка воспитанная. Только очень голодная.
Они ржут пуще прежнего, а мне плевать – я знай себе намолачиваю всё подряд. Эта старшая мне сквозь смех говорит:
- Ты бы, воспитанная девушка, хоть руки помыла.
Да какие там руки, когда у меня глаза разбегаются, а зубы так и щелкают… Но, между прочим, наелась я довольно быстро. Пока они возились с кипятильником да кофе растворимый намешивали, я уже и отпала: глаза-то хотят, а в живот уже не лезет. Сижу, отдуваюсь, как сытая жаба. Отдышалась маленько, стала оглядываться. Смотрю – номер шикарный, двухкомнатный, со всеми удобствами и обстановкой, просторный и светлый. Дорогой, небось, до ужрачки…
Потом присмотрелась я к своим благодетельницам. Одеты – как только что из шикарного ателье. На старшей такой элегантный брючный костюм белый и красивая гипюровая блузка, а Женечка одета, вроде, простенько – джинсовая юбочка и короткий белый топик с цветным абстрактным принтом, но сразу видно, что это не турецкая фигня с оптового рынка – фирма. Прислушалась я к их разговору и странную вещь заметила: старшая к младшей обращается по имени и на «ты», а Женя к ней – на «Вы» и называет её «мадам».
- Мадам, Вам капучино?
- Нет, я простого выпью, только сливки не забудь.
- Сахар, мадам?
- Ну, положи пол ложечки… хотя нет, не надо.
Теперь-то уж я привыкла и сама ее так называть, ее тут все так называют, а тогда мне это в диковинку было. В общем, я так поняла, что эта старшая – хозяйка, а Женя у нее в служанках. Хотя с ее фигуркой и прелестной мордашкой можно себе и получше место легко найти.
Подсели они ко мне за стол, поставили мне чашку кофе, развернули сверток с пирожными – и все их мне пододвинули. А сами какие-то крекеры жуют. Ишь, себе думаю, фигуры берегут, задранки туевы. Поголодали бы с моё, так забыли бы и думать об этом. Прикинь, я за две недели больше 4 кг спустила, джинсы на 3 см в поясе ушивать пришлось!
Короче, попили мы кофе, и тут мадам мне говорит:
- Ну рассказывай, как ты дошла до жизни такой.
И я ей слово за слово всю свою жизнь рассказала. Про родную Одессу, про родителей, про детство, про школу, про Херсон, про то, как поехала в Москву в Плехановку поступать и не поступила, как без копейки денег осталась... Только я ей не сказала, что в Херсоне в мореходке училась. Не знаю, как ты, а я не люблю про это рассказывать, потому что сразу на тебя смотрят или как на ненормальную, или как на б**** дешёвую. Почему-то все уверены, что если девчонка учится в мореходке, то обязательно спит со всем училищем, и со всем преподавательским составом тоже. Так что я ей наврала, что в Херсонском универе училась, на экономическом. Про тебя я ей тоже рассказала – не про наши отношения, конечно, а просто сказала, что вот есть у меня закадычная подруга с 4-го класса, и что мы вместе в универе учились. Про нашу мать Марию, само собой, тоже ничего не рассказывала, сказала только, что мы комнату снимали в частном секторе.
Она сказала, что бывала в Одессе в юности, и что город ей очень нравится. Конечно, как все приезжие, разахалась: «Ах, Потемкинская лестница! Ах, Примбуль!» Всей остальной Одессы, занюханной и загаженной, они ж не видят… Некоторые еще начинают про Молдаванку вякать – даже не знают, что ее давным-давно нет, знают только песенку про Костю-моряка.
Короче, выслушала она мой рассказ, и вдруг говорит:
- Ладно, я поняла, что ты не настоящая преступница, и в милицию тебя не потащу. Но наказать тебя за воровство всё-таки надо.
И знаешь, я сразу поняла, а вернее, каким-то шестым чувством почувствовала: выпорет.

(Продолжение следует).

Как тебе прекрасно известно, я уж больше полугода в нижних не бывала – с того момента, как мы от Марии съехали. А тут решила – ладно, хрен с тобой, доставлю тебе такое удовольствие. Я, значит, распахиваю на нее зенки 9 на 12 и октябрятским голоском спрашиваю:
- А как Вы меня накажете?
Тут она пересаживается на диван и говорит:
- А как нашкодивших детей наказывают. Снимай штанишки.
Она, конечно, была уверена, что я начну хихикать, как идиотка, или наоборот, плакать и прощенья просить. А я так спокойно встаю перед ней, скидываю босоножки, потом расстегиваю джинсы и красиво, как мама Мария всегда требовала, снимаю их вместе с трусиками. Стою перед ней полуголая, она меня разглядывает молча, но чувствую – довольна, падла, того гляди захрюкает.
И ты представляешь, пока она моими интимностями любовалась, что-то вдруг произошло со мной. Какая-то искра от нее в меня выстрелила. И я уже не то, что так уж и быть, согласна потерпеть, а сама хочу, чтоб она меня хорошенько нашлепала – так, чтоб вся попа горела. Я про себя удивилась, потому что после мамы Марии со мной такого ни разу не было. А тебя я эти полгода, пока в Москву не уехала, с таким удовольствием шлепала и ремешком стегала, что думала - уже совсем в верхние перешла. А тут такое…
Короче, мадам меня оглядела и по ляжкам себя хлопает – один в один как Мария, когда пороть ОТК собиралась. Я не стала делать вид, что не понимаю, а сразу улеглась животом к ней на колени. Вытянулась, лежу смирно и чувствую – завожусь, ядрёна мать, на всю катушку. Она по моей попе рукой провела пару раз (попа у меня за последние недели тоже, конечно, малость отощала, но не настолько, чтоб противной стать), потом легонечко пошлепала. А потом как врежет! Может, и не в полную силу, но очень чувствительно. Я сдерживаться не стала, заорала – тоже не в полный пар, а так, чтоб и мне облегченье, и ей удовольствие. Ну и понеслась: она меня лупит по половиночкам строго поочередно, а я воплю и слегка вперед-назад дергаюсь, об ее ляжку передком трусь. И от этого дерганья завожусь еще сильнее…
Она мне прилично наваляла, штук 20 горяченьких врезала. Женьке даже надоело: смотрела-смотрела, а потом ушла в другую комнату. Наконец мадам влепила мне последний и говорит:
- Ну ладно, хватит с тебя. Иди, оденься, - и столкнула меня со своих коленок.
Я стою, и прямо плакать хочется. Что ж ты, себе думаю, пенька несмоленая, завела и никакого продолжения? Так нечестно! Мама Мария даже если порола не для удовольствия, а потому что сердилась, все равно, бывало, после порки хотя бы приголубит, попку напоротую погладит, подует на нее… Ну, что я тебе рассказываю, ты сама помнишь.
Тут как раз Женька возвращается. Подошла, глянула на всю картину, и вдруг у нее глаза округляются, она пальцем на колени мадам показывает и так со значением тянет:
- Ооо!
Я посмотрела, куда она тыкала – мама миа! У мадам на брючине большое мокрое пятно. Ты ж понимаешь, откуда оно взялось. Ой, думаю, блин, сейчас ругаться будет, а может и еще раз мне всыплет. А ни фига подобного – мадам только засмеялась, приобняла меня за бёдра и так весело говорит Жене:
- Наша девочка!
Потом шлепнула меня по попе и добавила:
- Ну, одевайся, одевайся! А мне по твоей милости переодеться придется, - и всё еще смеясь, пошла в ванную.
Я, значит, оделась и стою, чего дальше делать, не знаю. Вроде как главную свою задачу – подхарчиться – я худо-бедно решила, а на будущее надо где-то денег раздобыть, но здесь, вроде, не светит…
Тут мадам выходит из ванной в обалденно красивом атласном кимоно, жемчужного цвета с бледно-розовыми цветами и широченным кораллово-красным поясом. Мне потом Женька сказала, что кимоно с поясом настоящие, в Японии куплены, а цветы – это сакура, то есть японская вишня. Выходит она, значит, из ванной и сходу ко мне обращается:
- Так ты, Эля, у нас мазочка?
Я сразу дотумкала, что она не просто так спрашивает, а заодно проверяет, знаю ли я терминологию или совсем деревня неотесанная. Ну, на этот счет Мария нас с тобой хорошо натаскала. До сих пор удивляюсь, где она те английские журнальчики набрала… Короче, я отвечаю грамотно, со знанием дела:
- Вообще-то я свитч. А последнее время только в роли верхней практикую. Это сегодня меня на старое потянуло – то ли потому, что наелась наконец, то ли Вы так действуете.
Мадам меня выслушала и как-то поскучнела.
- Говоришь, предпочитаешь роль верхней? Жаль, жаль…
Ну, понятно, что ей жаль: она-то домина явная.
И вдруг Женька ей говорит:
- Мадам, а ведь она – левша.
Я в полном недоумении, к чему она это сказала, а мадам сразу оживилась и меня спрашивает:
- Ты правда левша?
- Ну да, - говорю, - а что?
- Это очень интересно, очень. А скажи, ты говоришь, что практикуешь в роли верхней. Это что, фантазии, или тебе правда приходилось девочек пороть?
- Почему фантазии, всё по-настоящему.
- Подружка, про которую ты говорила, она у тебя нижняя?
- И она, и еще была одна девочка, уже здесь, в Москве.
(Это я про Наташку, я тебе рассказывала).
- И что, ты их левой рукой порола?
- Конечно, левой. Мне правой неудобно, я ею вообще почти ничего не делаю.
- Это очень, очень интересно, - опять повторяет мадам и с Женькой как-то многозначительно переглядывается, а я ни фига понять не могу, чего им моя леворукость далась. Левшей-то на свете полно, эка невидаль…
Но она мне в тот момент ничего не стала объяснять, и разговор как-то заглох. Я покрутилась немного, волосы поправила, губы подмазала, глазки подрисовала, и к мадам обращаюсь:
- Спасибо Вам за то, что накормили. Вы бы мне паспорт отдали, да я и пойду уже…
Тут они меня наперебой начали уговаривать остаться. Мол, да куда тебе спешить, вот сейчас сходим в парк, погуляем, а потом пообедаем, тары-бары-растабары… И я чувствую, что они искренне хотят, чтоб я с ними побыла еще, только не понимаю, зачем. Но мне идти и правда некуда было, так что я не стала ломаться.
Между делом я спросила мадам, как ее зовут, а то, мол, неудобно. А она говорит:
- Моё имя-отчество Анна Ратмировна, но я привыкла, чтобы меня называли «мадам», так что уж и ты называй так же.
Прикинь! Я как услышала «Ратмировна», чуть со стула не свалилась. Такое редкостное отчество – и чтоб случайное совпадение? Да такого быть не может!
Я ее спрашиваю:
- А у Вас есть сестра Мария?
Она удивилась, конечно.
- Есть, - говорит. - А ты-то ее откуда знаешь?
Ну, я ей и объяснила, что мы у ее сестры комнату в Херсоне снимали. Мы обе поудивлялись, что вот так неожиданно встретились, и решили, что это не спроста, что знак судьбы. Потом мадам так с хитринкой спрашивает:
- А Мария, наверно, и вашим воспитанием занималась, а?
- Да, - говорю, - воспитывала иногда. Она нам как родная была, мы ее мамой Марией звали.
- Ну, теперь понятно, чья у тебя школа, - усмехнулась мадам. – Мария мне не родная, а единокровная сестра: отец у нас один, а матери разные. Ее мать шалава была, бросила мужа с дочкой на руках, и он потом повторно женился на моей маме. Но мама рано умерла, и с 8 лет меня Мария воспитывала; она меня на 11 лет старше, и уже была взрослая, когда мамы не стало. Ну, а как она воспитывает, ты знаешь… Но хоть мне от нее и здорово доставалось, я ее очень любила в детстве. А потом так случилось, что мы серьезно поссорились, и уже 15 лет никакой связи не поддерживаем. Я и не знала, что она в Херсон переехала. Мы ведь в Новороссийске жили. Значит, замуж она так и не вышла?
Я сказала, что точно не знаю, кажется, был у нее муж, но они быстро разошлись.
- Ну, - говорит мадам, - выходит, ты мне и правда вроде как племянница. Я очень рада, ты симпатичная девочка, - и так по-родственному меня в щечку чмокнула.
Больше она меня про Марию не спрашивала. Я поняла, что ей неприятно о ней говорить, и тоже больше ее не упоминала. Но все-таки это удивительно, что я на сестру мамы Марии вот так наткнулась, правда?
Потом мадам сказала, что ей надо немного поработать с документами, а мы с Женей чтоб пока сами развлекались, но чтоб не шумели, и ушла во вторую комнату. Женька только собралась включить телик, вдруг мадам ее кличет:
- Женя, а где красный бювар?
Женька говорит:
- Я же Вам отдала, когда мы в номер пришли.
- Нет, ты мне не отдавала. Вот, синий на месте лежит, а красного нет.
С этими словами она вышла к нам, и вижу, она здорово обеспокоена.
Сказать тебе честно, я и слова такого не знала – «бювар», но как-то меня осенило, вспомнила я про ту красную папку и говорю мадам:
- А он в Вашей машине на полу валяется, около заднего сиденья.
- Ты что, видела его?
- Ага, видела, когда в машину залезла.
Женька стоит с виноватым видом, а мадам на нее смотрит и, чувствую, закипает. Потом как рявкнет:
- Я же сказала глаз с него не спускать! – и Женьку ладонью по щеке - хрясь!
Женька за щеку схватилась, на глазах слёзы, а мадам достает ключи от машины, кидает ей и орёт:
- Бегом!
Та ключи подхватила и пулей вылетела из номера. Мадам опять во второй комнате скрылась. Эти комнаты разделены широким проходом с раздвижными дверями, а двери мадам не закрыла, поэтому я из любопытства заглянула к ней. Там оказалась спальня с огромной двуспальной кроватью (эге, спят-то они вместе, подумала я, нисколько не удивившись), а еще там был большой платяной шкаф, столик с зеркалом и пара тумбочек с ночниками. Мадам сидела за столиком и что-то писала.
Наконец прибежала Женька с бюваром, сразу подала его хозяйке. Та, не отрываясь от работы, буркнула:
- Положи на место, - и Женька сунула этот бювар в тумбочку, а потом вышла ко мне, грустная такая, и щека у нее еще красная от пощечины.
Я её спрашиваю:
- Ну что, посмотрим телевизор?
Но она только головой помотала. Сидит, вся из себя печальная, в окно тупо смотрит, и в глазах опять слёзы стоят. Надо же, как переживает, подумала я. Минут через пять мадам вышла из спальни. Женька сразу вскочила, как первоклассница, когда учитель в класс входит. Мне невдомёк, а Женька-то знала, что сейчас будет. Стоит, потупившись, юбку теребит… Мадам ее осмотрела с головы до ног и так негромко приказала:
- Марш в спальню.
Женька залепетала:
- Мадам, простите, пожалуйста…
Но та ее слушать не стала, гавкнула погромче:
- Марш без разговоров!
Женечка бедная вся как-то сжалась и пошла в спальню, шаркая по полу ногами, как старушка. Мадам вошла в спальню за ней следом и опять скомандовала негромко, но железным тоном:
- Раздевайся!
Я стою в проходе, а мадам и не думает дверь закрывать. Я тогда подумала, что это потому, что она и правда меня в родственницы зачислила, но теперь мне кажется, что она специально мне всё продемонстрировать решила – с прицелом на будущее.
Женечка скинула туфельки, сняла топик (что на ней лифчика нет, я давно заметила), а потом стянула с себя юбку. Вот тут я сильно удивилась: на ней и трусов не было! Потом они мне объяснили, что на Западе теперь это модно, особенно после того, как в прошлом году в США вышел на экраны фильм «Основной инстинкт». Я этого фильма не видела, по-моему, он у нас еще нигде не шел. Там, оказывается, есть сцена, в которой Шерон Стоун явно показывает, что не носит трусы. Говорят, мужики стонут, когда видят этот кадр, вот девчонки и обезьянничают.
Короче, Женя всё с себя сняла, стоит совсем голая, грустная-грустная, головка опущена, слёзки по лицу так и текут, и на ковер капают… А я на нее смотрю – и балдею: ну до чего же хороша! Знаешь, Настёна, мы с тобой девочки классные – и сами видим, и другие говорят, но по сравнению с Женькой мы – гадкие утята, я тебе честно говорю. Она и одетая хороша, но обнаженная - просто богиня! Совершенство, шедевр гениального скульптора, честное слово. Допустим, на какую-нибудь мисс мира она не тянет, потому что в ней роста меньше 170, но как в ней всё пропорционально! Какой дивной формы груди, причем стоят торчком, как мраморные. Какие бёдра, какие ножки точеные! Какая попка! У меня слов нет, чтоб ее описать, просто поверь мне на слово. И не вздумай ревновать! К богиням ревновать нельзя. Ну, да ты у меня не ревнивая, слава Богу.
И вот этой богине суровая хозяйка приказывает:
- Ложись!
А сама открывает шкаф и достает из него ремень – не дамский какой-нибудь, а обыкновенный мужской ремень для брюк.
Женька на ремень глянула, разревелась уже в голос. Но покорно легла на кровать попкой кверху. Вытянулась, подушку руками обхватила, и лежит, не шевелясь, только плечики от плача подрагивают. Совсем как маленькая девочка, ожидающая маминой порки.
Мадам сложила ремень вдвое и давай Женьку по попе хлестать – смачно так, звонко, с наслаждением… Ах, лапонька, какое же это дивное зрелище, когда хорошенькую девочку лупцуют по голой попе, причем лупцуют сильно, по-настоящему, до рубцов! Я, конечно, люблю сама пороть, но и посмотреть на хорошую порку всегда рада. Вот где подлинная эротика, красивая и зажигательная! Тебе, мазюшке, этого не понять, у тебя свои радости…
Мадам, значит, хлещет, Женечка дергается, ногами по кровати колотит, ревет белугой и орет благим матом, но орет в подушку, чтоб, не дай Бог, снаружи не услышали. А я гляжу во все глаза и, понятное дело, завожусь и начинаю протекать… Не знаю, сколько это продолжалось. Во всяком случае, мадам успела здорово Женькину попу нажарить. И сколько бы это еще продолжалось, тоже не знаю, но тут вдруг зазвонил телефон. Мадам кинула ремень на кровать и подняла трубку. Послушала, потом сказала недовольным голосом:
- Хорошо, я сейчас подойду, - и ни слова не говоря, вышла – как была, в этом своем кимоно, только сумочку захватила. Как потом оказалось, ее дежурная по этажу попросила срочно заплатить за пользование утюгом, потому что ей надо смену сдавать. Совок, блин, он и есть совок.
Как мадам вышла, я к Женьке подошла, присела на кровать, говорю:
- Круто она тебя…
Женька не отвечает, плачет. Я не удержалась, положила руку на ее хорошенькую попку. Попка вся багровая, горячая, и вся в рубцах – прямо стиральная доска. Я Женьке говорю:
- На твоей попе можно чайник вскипятить. Хочешь, я ее льдом из холодильника потру?
А она мне сквозь плач:
- Нет, нельзя, она не разрешает… Она сейчас еще пряжкой мне влепит, - и заревела еще пуще. Я себе думаю, ну ни хрена себе лайф стайл! Женька, конечно, провинилась, но уж не настолько, чтоб ее пряжкой лупить. Тут я услышала, что дверь открывается, и скорей обратно на свое место в проходе.
Бедная Женька знала, что говорит. Мадам к ней подошла, взяла опять ремень и несколько раз с размаха шмякнула по каждой ягодице пряжкой – здорово шмякнула, так, что Женька буквально завопила от боли и в первый раз за всю порку попу руками прикрыла.
Тогда мадам, наконец, удовлетворилась, убрала ремень обратно в шкаф и пошла из спальни, на ходу подтолкнув и меня назад в гостиную. В гостиной она открыла холодильник, достала бутылочку пепси, отпила немного и пошла с этой бутылочкой назад в спальню, а мне сказала:
- Посиди тут, телевизор посмотри, - и скрылась, на сей раз затворив двери.
Я посидела, в окошко поглядела, достала себе из холодильника другую бутылочку пепси… А сама прислушиваюсь, потому что меня любопытство жутко разбирает: чего там у них в спальне происходит. Потом заметила, что двери не совсем плотно закрылись, щелочка осталась, и не удержалась – на цыпочках подошла и одним глазом заглянула. Увидела я, конечно, то, о чем и так догадывалась. Они обе лежали на кровати голые и бодренько ласкались. Во всяком случае, мадам всячески ласкала Женьку и всю ее обцеловывала. Мне стало завидно, но смотреть на такие сцены я не любительница, поэтому собралась уж тихонько отойти. И вдруг мадам кричит:
- Эля, не топчись у дверей, иди к нам!
Это ж надо, какой слух тонкий! Я тогда еще не знала, что у нее еще и абсолютный музыкальный слух. Короче, я к ним зашла и с удовольствием подключилась.
Кувыркались мы втроем довольно долго. Женька, правда, большой активности не проявляла, зато мы с мадам развлекались на всю катушку. А насчет Женьки я и сейчас не знаю, маза она или просто несчастная рабыня…
Накувыркавшись, мы немножко поспали, потом в душе поплескались. День уже клонился к вечеру, и мы все почувствовали, что здорово голодны. Оделись (причем я получила от мадам чистые трусики вместо моих промокших), и мадам предложила пойти на первый этаж в ресторан. Но Женька захныкала, что она сидеть не может (у нее правда здоровенные синяки на попе были), и мадам заказала по телефону обед в номер. Прямо как в кино из заграничной жизни. Ждать пришлось почти целый час, но обед был шикарный. Женька, чтоб не мучить свою бедную попу, улеглась на диван, как древний грек за трапезой. Мы с мадам пододвинули к дивану журнальный столик и на него выставили всю еду, а сами уселись на стулья.
Давненько мне не доводилось так вкусно обедать! Мадам всё сетовала, что в этом отеле нет французских вин, но по мне и с тем молдавским, что нам принесли, было хорошо, а можно бы было и вообще пепси обойтись. Ты, Настёна, наверно, не помнишь, что мой отец – большой любитель и знаток хороших вин (в загранплаваньях научился), но меня он к этому приучить не успел: когда он нас с мамой бросил, я еще мала была.
Пока мы обедали, мадам и Женька вспоминали рестораны в разных странах мира, всякие экзотические блюда и чудные традиции описывали. Я так поняла, что они полмира повидали, особенно мадам. Но чем они занимаются, так и не разобралась.
Когда мы покончили с едой и приступили к кофе, мадам завела, наконец, со мной серьезный разговор. Для начала она спросила, что я дальше собираюсь делать. Я сказала, что не знаю, что, наверно, вернусь в Одессу, устроюсь куда-нибудь на работу и буду опять к вступительным готовиться.
- И тебе этого правда хочется?
- Да нет, - говорю, - не очень. В Одессе сейчас плохо, голодно и опасно. И работу хрен найдешь, девчонки на панель табунами выходят. Но там у меня хоть дом есть.
Я уж не стала ей рассказывать, что мама на старости лет завела роман с этим Борисом Израилевичем, которого ты знаешь, так что ей я тоже на фиг не нужна.
- Вот видишь, - говорит мадам, - в Одессу тебе незачем возвращаться. А в институт ты не поступишь, тем более в Плехановку. Ты дурочка наивная, не понимаешь, что сейчас в такие вузы только за большую взятку можно попасть.
Я совсем пригорюнилась, а она мне и говорит:
- А у меня есть для тебя интересное предложение. Мне нужна как раз такая, как ты, помощница в моем бизнесе.
- А что за бизнес у Вас?
- Я держу небольшую школу танцев для девушек.
- Во как! Но я-то Вам зачем? У меня музыкальность на нуле, слон уши отдавил.
- Ну, твоя работа не будет связана с самими танцами.
- А с чем будет?
Я подумала, что ей нужна какая-нибудь бухгалтерша и она на меня рассчитывает, поскольку я сказала, что на экономическом училась. Во блин, себе думаю, как же мне теперь отмазаться-то? Но тут она меня огорошила как якорем по кумполу.
- Дело в том, - говорит, - что моих учениц иногда приходится наказывать, и я тебя приглашаю на роль исполнительницы наказаний.
- То есть что, Вы их порете, что ли? – спрашиваю я обалдело.
- Совершенно верно. Только обычно я не сама это делаю, а поручаю специально обученным девушкам. Я их называю флагелятриссами. Это французское слово, на русский можно перевести как «порольщица» или «порщица». Обычно у меня работают две флагелятриссы – одна правша, а другая левша. Но сейчас левша от меня ушла, и ты мне очень подойдешь на ее место.
Она это всё так деловито выкладывает, как будто про работу секретарши говорит, или там делопроизводителя. А у меня шарики за ролики заскакивают – до того всё это чудно. Я ее спрашиваю:
- У Вас что, малолетки обучаются?
- Нет, взрослые девушки. От 18 лет и старше.
- А как же они позволяют себя пороть? Все мазохистки, что ли? Или Вы их насильно держите?
- Нет, они не все мазохистки, но все понимают, что это им на пользу. А насильно я никого не держу, они в любой момент могут уйти. Но не уходят.
- А зачем Вам, чтоб эти флагитриссы…
- Флагелятриссы. Запомни, пожалуйста.
- Зачем Вам, чтоб одна правша, а другая левша?
- Видишь ли, я люблю, чтобы всё вокруг меня было красиво. Да и моим ученицам красота на пользу. В том числе, и порка должна быть красивой. Поэтому мне нравится, когда провинившуюся секут две флагелятриссы с двух сторон, образуя симметричную группу.
Я всё это слушаю – и понять не могу: то ли мадам упилась вдрызг и несёт какую-то хрень, то ли меня какой-то дурью незаметно накачали, и я теперь брежу наяву. Но бред, между прочим, довольно симпатичный, так и хочется, чтоб он продлился…
Я мадам спрашиваю:
- А где эта Ваша школа находится? Здесь в Москве?
И тут она опять меня как лбом об чугунный кнехт:
- Нет, - говорит, - в Южной Америке.
У меня аж челюсть отвисла.
- И что, - спрашиваю, - Вы мне предлагаете туда переехать?
- Ну да. Но не насовсем же. Считай, что это такая загранкомандировка, скажем, на год. А не понравится, сможешь уехать когда угодно, я тебя насильно держать не буду.
Я, значит, сижу, всю эту информацию перевариваю, а мадам подсела к Женьке, о чем-то они шепчутся и на меня поглядывают. Потом мадам мне говорит:
- Эля, я понимаю, что моё предложение необычно и совершенно неожиданно. Поэтому ты пару дней подумай, я тут как раз занята буду, а 3-го сентября приходи сюда часов в 10 утра, и мы окончательно всё решим. Чтоб ты не сбежала, я твой паспорт пока у себя оставлю. Не беспокойся, верну в целости и сохранности. Договорились?
Я в себя всё еще не пришла, но сказала «договорились» и поднялась. Тут мадам еще кое-что добавляет:
- Мы вот с Женей посоветовались, возьми немножко денег – на еду и приоденься чуть-чуть, а то на твои джинсы уже больно смотреть, да и босоножки долго не протянут.
С этими словами она мне протягивает пять стодолларовых бумажек. У меня глаза на лоб полезли, я такой суммы отродясь в руках не держала. Я говорю:
- Да Вы что, я Вам никогда в жизни их отдать не смогу.
Она смеется:
- Да не надо мне отдавать, я ж сказала – приоденься. Бери, не стесняйся. Племянница ты мне или нет?
На том мы и расстались. Расцеловались, хороших слов наговорили, и я пошла, а вернее, как на крыльях полетела. Это ж надо, так неожиданно все свои проблемы решила, да еще будущее передо мной засияло, хотя и очень странным светом.

Ну всё, лапуля. Остальное завтра, а то глаза уже слипаются. Целую тебя в самые вкусные местечки.

(Продолжение следует).

Глава 2. В СИНЕМ И ДАЛЕКОМ ОКЕАНЕ

09.09.93.
Привет, дорогуша!
Продолжаю своё повествование. Хочу поскорее закончить о прошедшем и дальше уж писать про дела текущие, чтобы получился обычный дневник.
Как все-таки жалко, что нельзя даже переписываться по-настоящему! Так хочется узнать, как ты поживаешь, что делаешь, с кем у тебя сейчас шуры-муры (только не ври, что ни с кем – уж я-то знаю твою ненасытную кунюшку). Ну, ничего, может еще наладится у нас связь, поживем – увидим.
Значит, я остановилась на том, что ушла от мадам и Женьки из гостиницы. Было уже поздно, и я сразу домой поехала. Следующие два дня я бегала как угорелая, деньги тратила. Нет, я 200 баксов сразу отложила на черный день - спрятала на дно чемодана и приказала себе забыть про них. А остальное почти всё за два дня растранжирила на фиг. Во-первых, накупила жрачки. А во-вторых, выполнила приказ мадам и купила кое-что из шмоток. Первым делом купила себе настоящие фирменные блю джинсы Леви Страус (между прочим, продавщица мне сказала, что правильно - Ливай Стросс, это у нас от неграмотности все говорят Леви Страус) - 120 баксов отдала, офигеть! К джинсам купила пару маечек – беленькую с рожей Дейва Гахана из Депеш мод и лимонно-желтую с пароходом и Статуей Свободы. Еще обрела новые босоножки и черные туфельки на шпильках – к моему любимому бордовому платью. Хотела кроссовки купить, но фирменные ужасно дорогие, а поддельное дерьмо – ну его в жраку.
Притащила всё домой, стала мерять. И когда маечку собралась надеть, подумала – а что я, хуже Женьки? У меня тоже сиськи не висят до письки. Короче, не стала лифчик надевать. Я давно хотела попробовать, а тут решилась, наконец. День был очень теплый, и я пошла в новых джинсах и маечке на улицу – просто так, прошвырнуться. Знаешь, без лифчика такое чувство странное: легко, свободно, но соски все время торчком, в ткань упираются, и все время про них думаешь. Наверно, это с непривычки. А мужики засматриваются, я тебе точно говорю. Мужики-то мне по фигу, но они – хороший индикатор. Раз засматриваются, значит, есть, на что смотреть.
Занимаясь всем этим, я, конечно, все время думала насчет предложения мадам. И в конце концов решила согласиться. Я знаю, ты бы сразу разоралась, что я дура ненормальная, что у меня крыша съехала, и все такое. Но ты подумай – когда мне еще такая возможность выпадет? Заграницей побывать, с симпатичными девочками вволю поразвлекаться (раз танцовщицы - должны быть симпатичные, правильно?). А так мне ничего не светит – ни в России, ни в Украине. Конечно, буду скучать по тебе и по маме, но я ж не навеки уезжаю, и в отпуск, наверно, смогу приехать. Кроме того, я так подумала, что пока будет загранпаспорт оформляться и виза, еще сто лет пройдет, успею перерешить. Тут я, правда, ошиблась…

В пятницу, 3-го числа, я, как договорились, приехала к мадам. Встретила меня Женя, сказала, что у мадам возникло срочное дело, она будет через полчаса. Мы, пока ждали, немножко с Женькой поболтали. Я спросила, как она, может ли уже сидеть. Она сказала, что еще немножко больно, но терпимо.
-_Слушай, - спросила я, - а часто она тебя так?
Женька вздохнула:
- Частенько. Понимаешь, она не злая, но очень вспыльчивая.
- А если что, она и меня так будет?
- Ну, в принципе да. Но ты не бойся, флагелятрисс очень редко наказывают: во-первых, повода нет, а во-вторых, мадам боится, что если их пороть, они могут, как она говорит, потерять рабочий энтузиазм.
Это меня успокоило. А то как-то не хочется пряжкой по попе получать за всякую ерунду.
Еще я Женьку спросила, чего такое в этом красном бюваре, что мадам так над ним трясется. Она сказала, что в нем важные документы, но подробнее не стала объяснять. Да мне один хрен, я так, из любопытства.
Потом я Женьку спрашиваю:
- Как посоветуешь, соглашаться мне?
А она:
- Даже не сомневайся! Вот увидишь, тебе у нас очень понравится. Ты же наша девочка, мадам правильно сказала.
Ну, это я так просто ее спросила, я уж всё для себя решила.
Тут пришла мадам, и я сразу заметила, что у неё очень усталый вид. Я ей об этом сказала, а она говорит:
- Да, очень много дел, прямо ничего не успеваю. Ну, что ты решила?
- Я согласна на Ваше предложение.
- Вот и отлично. Да я и не сомневалась. Значит, послезавтра вылетаем.
Я прямо охренела:
- Как послезавтра? А загранпаспорт, а виза?
- Всё уже готово. Паспорт твой в посольстве, виза будет завтра.
- Да откуда? Я ж даже фотографии Вам не давала. И вообще – как может быть, чтоб всё так быстро?
- Насчет фотографий – Женя тебя сфотографировала, когда ты здесь была, ты даже не заметила. А всё остальное – деньги, деточка. С деньгами всё возможно, особенно в сегодняшней России.
Я спрашиваю:
- Скажите хоть, куда мы полетим-то?
- В Кито, - говорит мадам.
И тут я так позорно лоханулась, просто ужас.
- Как, - говорю, - в Кито? Это ж в Японии, а Вы говорили – в Южную Америку!
Они обе давай ржать надо мной.
- В Японии, - говорит мадам, - Киото. А Кито – это столица Эквадора. По географии, небось, одни двойки получала?
Мне было ужасно стыдно и обидно, потому что, как тебе известно, как раз по географии у меня всегда были пятерки.
Короче, 5-го, в воскресенье, в 6 часов утра я была около гостиницы, потому что самолет вылетает из Шереметьево (это московский международный аэропорт) в 9 с минутами. Вскоре мадам и Женя вышли из гостиницы, мы сели в машину мадам (только оказалось, что она не ее, а предоставлена какой-то фирмой-партнером, причем на этот раз был и водила от этой фирмы) и погнали в аэропорт.
Накануне я позвонила маме. Не стала ей говорить про Эквадор, а то ты ж понимаешь, сколько бы всего наслушалась. Сказала, что нашла работу в Подмосковье, что переезжаю и теперь не скоро смогу позвонить. Она, конечно, обрадовалась, что мне больше не надо деньги переводить – ей это правда тяжело было. Тебе я тоже звонила, но у вас никто не снял трубку, и я поняла, что вы на выходные к дяде Леше в Марьяновку уехали.

Билеты у нас были на рейс Москва – Кито голландской авиакомпании KLM. Самолет шикарный, американский, называется Боинг-737. Мне всё в новинку было, но не буду про самолет рассказывать – слетаешь куда-нибудь сама, всё увидишь. Летели ужасно долго. Сначала была посадка в Амстердаме, но там нас даже из самолета не выпустили, так что я никакой Голландии не видела. Даже сверху ничего не видела, так как была плотная низкая облачность. Потом летели через Атлантический океан до острова Бонайре – это в Карибском море, но он принадлежит Голландии. Летели почти целый день, а день был длинный-длинный, потому что мы же на запад летели, вслед за солнцем. В общем, это занудный перелет. На океан сверху глянуть интересно, но быстро надоедает. Суда видны как маленькие букашки – что за судно, не разберешь. Не знаю, может, какой-нибудь авианосец водоизмещением 100 000 тонн лучше видно, но нам такой не попался. Вообще, суда были видны очень редко, а острова какие-то я только один раз заметила; в основном видишь или пустую воду, или облака…
Когда я нагляделась в иллюминатор, мадам мне рассказала поподробнее, куда мы направляемся. Тут меня опять ждал охренительный сюрпризик. Оказалось, что эта ее школа не в Кито, и вообще не на материке, а на маленьком острове в Тихом океане, в 2000 км от эквадорского побережья. Прикинь! Я как это услышала, психанула по-страшному. Развопилась, что мы так не договаривались, что она меня обманула, и всё такое. Она меня сначала спокойно уговаривала, потом разозлилась, послала к чертовой матери (она, между прочим, никогда не матерится, и другим не разрешает) и сказала, что на Бонайре или, в крайнем случае, в Кито сразу купит мне обратный билет на Москву и даст денег на отель и питание до отлета, только чтоб я не визжала. Отвернулась и уткнулась в какой-то журнал.
Тогда за меня Женька взялась. И так она меня заболтала, так мне прелести их острова расписывала, что я как-то успокоилась, и решила, что надо попробовать, а свалить всегда успею. Я перед мадам извинилась, и мы помирились. Все-таки она здорово заинтересована меня заполучить – то ли приглянулась я ей, то ли правда ей очень нужна эта самая флагелятрисса-левша. Да, я ж тебе забыла сказать, что она мне положила оклад 150 долларов в месяц! Для заграницы это немного, но ведь я буду на всем готовом, за жилье и питание платить не надо будет. Я, кстати, Женьку спрашивала, сколько она получает, но она что-то темнит: засмеялась и сказала, что ей достаточно, но сумму так и не назвала.
На Бонайре ждали долго. Нас выпустили в здание аэропорта, там был довольно большой магазин, и я глазела на всякие сувениры и шмотки, но ничего не покупала: мадам и Женька меня убедили, что здесь всё дорого, что потом можно будет найти и выбор получше, и цены подешевле.
Когда мы присели отдохнуть, я спросила, как мы будем добираться до этого острова, где школа находится. Мадам сказала:
- Из Кито самолетом на Галапагосские острова, а оттуда - на моей яхте.
Я на нее шары выкатила:
- У Вас что, своя яхта?
- Да.
-Парусная?
- Нет, что ты. Моторная, конечно. От Галапагосов до нашего острова 600 миль, на парусной мы бы неделю шли.
Охренеть! Это ж надо – собственная океанская яхта! Я, чтоб не светиться, не стала выяснять характеристики, но по-любому такая яхта – это тебе не собачий член со спинакером. Наверняка диких денег стоит!
Наконец, мы загрузились в самолет и часа через три приземлились в Кито, причем в полете успели поужинать. В Кито, как и утром в Амстердаме, была плотная облачность, но посадка прошла благополучно. А мадам сказала, что нам повезло: здесь всегда облачность, и редко бывает, чтобы самолет сел с первого захода. Тем более, что аэропорт находится прямо в самом городе, так что если промахнешься при посадке и не успеешь набрать высоту – врежешься в дома. Во кошмар! Летчикам не позавидуешь.
Оказалось, что у мадам в Кито есть собственная квартира. Мы получили свой багаж и на такси поехали туда. Уже стемнело, но по местному времени было еще не поздно. Мы, конечно, очень устали, но все равно мне ужасно хотелось хоть на минуточку выйти в город – я ж первый раз в жизни заграницей оказалась! Я уломала Женьку, и мы с ней прогулялись по улице и даже зашли в маленький бар, выпили по коктейлю. Народ в Кито некрасивый (Женька сказала, тут почти сплошь индейцы или полуиндейцы-полуиспанцы), но веселый и приветливый, не то, что в Москве. Бармен в баре – носатый такой мужик лет под 40 - Женьку узнал и встретил, как родную. Как увидел, сразу заорал: «Сеньорита Жениа!» и залопотал чего-то по-испански, а Женька ему немножко отвечала, хотя сказала, что испанского почти не знает. В баре было всего несколько человек, все вели себя очень прилично, никаких пьяных рож и никакого наглого приставанья. Мы, правда, быстро ушли. Вернулись домой, искупались под душем и почти сразу завалились спать.
Самолет на Галапагосы уходил утром, так что встали рано, и всё бегом, бегом – позавтракали, собрались, прыгнули в такси – и прощай, Кито, так я тебя и не видела. Но мадам сказала, чтоб я не расстраивалась, еще успею, она девочек в Кито несколько раз в год возит - для развлечения и по делам.
Летели с посадкой в каком-то большом городе (не запомнила название) на самом берегу Тихого океана, там к нам подсела целая куча пассажиров, и на самолете проводили какие-то работы, так что стоянка заняла много времени. На остров Санта Круз (или Круц, или Крус – кто как говорит) прилетели около часу дня. Аэропорт находится на островке, отделенном от самого Санта Круза проливом. До пролива везет аэропортовский автобус, через пролив – паром. За переправой у самого причала нас ждало такси, уж не знаю, как мадам его заказала. Мы загрузились и поехали через весь остров в портовый город Пуэрто Айора. Таксист был здоровенный негр родом из Штатов, мадам и Женька всю дорогу болтали с ним по-английски, а я, к стыду своему, почти ничего не понимала. А я-то думала, что знаю инглиш: ведь меня так всегда хвалила англичанка в училище.

Пуэрто Айора - городишко маленький, в сущности это большая деревня. Но там много отельчиков, ресторанчиков и магазинчиков. В один ресторан мы зашли и по-быстрому пообедали (давно пора было, с утра ничего не жрали). И наконец, около 5 часов местного времени приехали в порт и подкатили к самому причалу. Тут я увидела яхту мадам – и офигела. Ну просто офигела!
Ты помнишь, Настёна, когда мы были еще маленькие, в 4-5 классе, мой папа (он тогда еще жил с нами) иногда водил нас с тобой в порт, показывал своего «Александра Серафимовича» и другие круизные пароходы, рассказывал про них. А потом обязательно вел нас в кафе и покупал мороженое – сколько захочешь. Эх, хорошая была жизнь, правда? Так вот, мне еще тогда очень нравились разные яхты, особенно, как ни странно, именно большие моторные (может, потому, что тогда их в Одессе очень редко можно было увидеть). Я и позже иногда сама ходила в порт, специально, чтоб поглазеть на яхты.
Но такой красавицы, как яхта мадам, я никогда не видела, честно. Только представь себе (я потом размерения и другие параметры узнала из описания, которое нашла в каюте мадам): длина по ватерлинии 80 футов, ширина по бимсу 20 футов. Обводы – загляденье! И сразу видно, что эту девочку не для дрейфа с перекурами строили, а для хорошей гонки. Тем более, когда узнаешь, что ее энергетическая установка – две газовые турбины по 6 400 лошадей. Прикинь! Максимальная скорость - ты не поверишь – 50 узлов! Это ж патрульный катер, а не прогулочная яхта! Крейсерская скорость, конечно, намного меньше, но все равно очень неплохая – 35 узлов на волне до 3 баллов. А как смотрится! Вся белоснежная, только антенна радара ярко-красная. И тонированные стекла иллюминаторов переливаются. И на кормовом флагштоке сине-бело-красный флаг Панамы (понятно, почему: «удобный флаг», хотя какие от него преимущества частной яхте, я плохо понимаю). Сколько такая лодочка может стоить, я даже думать боюсь. Факт, что не один лимон зелени. Эх, Настёна, если б я была уверена, что буду водить подобную игрушку, я бы ни за что мореходку не бросила. А каботажничать на каком-то старом корыте между рыболовецкими совхозами – это меня не вдохновляет.
На носу яхты золотыми буквами выведено название: Queen Regnant Ann (мадам ведь Анной зовут, я уже писала). Я вслух прочитала и говорю:
- Ишь ты, regnant!
Мадам спрашивает:
- Ты знаешь, что это значит?
А я ей так небрежненько:
- Конечно, знаю.
Она буркнула «ну-ну» и отвернулась. Ей, наверно, обидно стало, что не удалось меня, дуру темную, просветить. А я правда знаю. Ты, небось, не помнишь, а я почему-то запомнила: у нас в 7-м или 8-м классе в учебнике по инглишу был текст про Англию, и там как раз упоминалась королева Анна и говорилось, что она была regnant, то есть королева по собственному праву, а не просто жена короля. Мадам, наверно, ощущает себя такой королевой.
Тут с юта яхты выложили сходню, и мы пошли на борт – мадам впереди, мы с Женькой за ней, а за нами таксист Мартин с чемоданами. Встречали нас (вернее, мадам – хозяйку яхты) по всей форме: капитан у сходни, а весь экипаж выстроен на палубе. Только оркестра не хватало, чтоб «Встречный марш ВМФ» наяривал.
Как и следовало ожидать, экипаж на яхте мадам чисто женский. Капитан – высокая красивая тётка лет 30-ти. Матросы – 4 девочки, все как на подбор, но другого типа: среднего роста и крепенькие – и спереди, и сзади всё круглится очень симпотненько. Одна из девочек – мулатка с красивой светло-шоколадной кожей; остальные три – белые. Все одеты в красивую форму. Капитан - в белом костюме, состоящем из пиджака-кителя и довольно короткой юбки, в белой рубашке мужского покроя с белым же галстуком, и в белых туфлях на небольшом каблуке; на голове, конечно, белая капитанская фуражка с каким-то крабом. На девочках-матросах – белая приталенная блуза на трех золотых кнопках с коротким рукавом и синим отложным воротничком, заправленная в очень короткие плотно облегающие белые шортики, которые подхвачены синим матерчатым пояском с золотой пряжечкой; на ногах – белые теннисные туфли. Мне только не понравились их головные уборы – так называемые "dixie cups", как у американских военных моряков; по-моему, кепки-бейсболки смотрелись бы лучше. Это, конечно, их парадная форма. Но рабочая почти такая же, только более свободного покроя и пошита из легкой синей ткани: тропики, сама понимаешь.
Капитан сказала что-то вроде «Добро пожаловать на борт, мадам» с явным эстонским акцентом. Она типичная эстонка – стройная, белокурая, с рыбьими серовато-зеленоватыми глазами. Потом они обнялись, расцеловались и прошли вдвоем вдоль строя. Мадам сказала:
- Здравствуйте, девочки!
На что те ответили дружным хором:
- Здрасьте, мадам!
«Не слабо выдрессированы», подумала я. Потом-то я узнала, что на яхте вообще царит железная военно-морская дисциплина.
Пока мадам принимала парад, мы с Женькой стояли в сторонке. А мадам, чувствовалось, прямо упивалась всей этой церемонией.
Наконец, мы спустились на главную палубу, где размещаются все жилые помещения - каюты владельца и капитана, еще 4 двухместные каюты и матросский кубрик. Вообще, надо сказать, что сконструирована яхта очень продуманно, а отделана без роскоши, но элегантно.
Мадам, естественно, заняла каюту владельца, а мы с Женькой – двухместную рядом с ней. Почти сразу подошла капитан Лайне (так ее зовут) и спросила мадам, можно ли отчаливать. Мадам дала добро, Лайне прошла в рубку, и через минуту по громкой связи раздался ее голос:
- К отшвартовке по местам стоять, за концы держаться!
Во, себе думаю, как традиции блюдёт! Потому что на самом-то деле фиг ли им за концы держаться, если у них все швартовы на электролебедках – это я сразу заметила. Вообще, скажу уж сразу, яхта оборудована по последнему писку техники – сплошная автоматика, так что даже и четырех матросов много. А насчет традиций – эта Лайне не столько их блюдет, сколько хозяйке лапшу на уши вешает, потому что та просто тащится от всего этого морского колорита. Я еще расскажу об этом.
От причала отвалили и вышли в акваторию порта очень четко – двигателями и рулем Лайне с помощницей отработали мастерски, ничего не скажешь. Затем вышли на открытую воду и набрали ход.
Я мадам спрашиваю:
- Сколько времени мы будем плыть?
А она мне с такой презрительной миной:
- Плавает, моя дорогая, дерьмо. А мы будем идти. Часов 18-20, смотря по погоде.
Вот скажи ты мне, откуда у сухопутных такая убежденность, что про судно нельзя сказать «плывет»? Я уж сколько раз с этим сталкивалась: почему-то они считают, что только дерьмо плавает, а плавсредство, несмотря на своё название, обязано ходить, понимаешь. Вообще, у сухопутных много всяких якобы морских предрассудков, о которых моряки даже понятия не имеют.

Мы быстренько обустроились в своей каюте, и мадам позвала нас осмотреть яхту. Ей, конечно, приятно было похвастаться передо мной своей красавицей.
С главной палубы на вторую ведет широкий трап со ступеньками и перилами, затянутый ковровой дорожкой. На второй палубе за рубкой расположен большой салон с длинным столом и мягкими диванами. Этот же салон служит и столовой для пассажиров. За салоном – та самая палуба юта, на которой происходила церемония встречи. С юта на верхнюю палубу (по конструкции это мостик, но у них повелось называть его палубой) ведет узкий крутой трап с поручнями. На этой палубе стоит только мачта с радарной антенной, радиоантенной и клотиковым фонарем, но там установлено леерное ограждение, и при желании можно трем-четырем человекам полежать-позагорать.
Осмотрев всё (кроме, правда, энергоустановки), мы вслед за мадам впёрлись в рубку: хозяина судна и его гостей любой капитан вынужден терпеть. Лайне, впрочем, не проявила недовольства – наоборот, была даже рада навесить мадам на уши очередную порцию лапши.
Рубка на яхте великолепная – с хорошо продуманной приборной доской, с удобными креслами капитана и рулевого, и с прекрасным обзором. Погода, кстати, была отличная: полный штиль, волнение – 0, видимость- до горизонта, так что можно было подумать, что океан и правда тихий. Было очень тепло, но не сказать, что жарко.
Лайне сидела в левом кресле, а в правом, за штурвалом – одна из девочек. Женька мне шепнула, что ее зовут «боцман Лена», что она действительно исполняет роль боцмана, но еще и является помощником капитана с широким спектром обязанностей и полномочий. Непосредственно перед капитаном находится главный монитор с разнообразной информацией, поступающей с судовой ЭВМ, которая обрабатывает данные многочисленных приборов и датчиков. Дублирующий – точно такой же - монитор стоит и перед рулевым. Под приборной доской между креслами я сразу заметила металлический ящик, который не мог быть ничем иным, как авторулевым; только это машина какого-то заграничного производства, я ее не знаю. Судя по светящимся индикаторам и по подрагиванию штурвала, авторулевой был включен и работал. Но когда мы вошли, боцман Лена тут же схватилась за рукоятки штурвала, чтобы изобразить активную деятельность. Наверно, она при этом сурово вглядывалась в морскую даль зоркими глазами опытного морского волка, но зря старалась, поскольку мы стояли у нее за спиной и ее лица не видели.
Капитан доложила хозяйке, что на судне полный порядок, а потом начала бутафорить, как говорил старлей Таманцев. Для начала она взяла здоровый морской бинокль и пару минут картинно разглядывала абсолютно пустое до самого горизонта водное пространство. А потом вдруг громко, как будто стояла на мостике, а вокруг бушевал шторм, гаркнула: «На румбе!» Боцман Лена немедленно отозвалась: «На румбе 285 градусов!» Я еле сдержалась, чтоб не заржать: не говоря уж про голос, хрен ли вообще запрашивать курс, если он у тебя на мониторе высвечен цифрой, да еще и показан анимированным изображением компаса. Понятно, что всё это была чистая показуха для мадам, которой это нравилось до ужрачки. Я подумала, что для большей понтовости Лена должна была сказать не «285 градусов», а «вест-тень-норд и пол румба к норду». Между тем Лайне таким же штормовым голосом скомандовала: «Так держать!», и Лена, конечно, бодро откликнулась: «Есть так держать!». Уссаться можно! Мне очень хотелось спросить: «Тётя капитан, это Вы авторулевому команду отдали?», но я удержалась.

Насладившись спектаклем про судовождение, мадам вдруг вспомнила, что капитану мешать не положено, и мы пошли вниз. Она сразу прошла в свою каюту, а мы с Женькой заглянули в кубрик, чтобы я познакомилась с девочками.
Кроме боцмана Лены, все девчонки были в кубрике, потому что никакой работы у них пока не было. Блондиночка валялась на койке с книжкой и в наушниках от плеера, а мулатка и темноволосая европейка сидели на другой койке и, как мне показалось, самозабвенно тискались. Во всяком случае, когда мы, постучавшись, вошли, мулатка поспешно запихивала в блузу свои аппетитные шоколадные сиськи, а темноволосая колупалась с пояском шортов. Я обратила внимание на то, что мулатка, как и Женя, не обременяет себя лифчиком, и подумала, что так, наверно, поступают все обитатели королевства мадам. Но я в тот момент и представить себе не могла, до какой степени в этом королевстве не обременяют себя одеждой вообще.
Женька сказала:
- Привет, девочки. Познакомьтесь, это наша новая флагелятрисса Эля, на замену Фаине.
Они меня поприветствовали, и Женя их представила. Оказалось, что обе европейские девочки – латышки (блондинку зовут Дайна, шатенку - Моника), а мулатка – кубинка, и зовут ее Чикита. Они все хорошо говорят по-русски, причем Чикита – лучше всех, потому что русский – ее родной язык: у нее мама русская, а папа – чернокожий кубинец. Слово «флагелятрисса» они явно знали и разглядывали меня с некоторым любопытством, но не более того, из чего я заключила, что их мне пороть не придется.
Мы немножко поболтали о том, о сём. Я между делом спросила, как им с таким капитаном работается. У них у всех рожи как-то застыли, и Дайна сказала деревянным голосом:
- Прова каптен очень требовательная и строгая, но она прекрасно знает своё дело.
Я не поняла, что это за «прова каптен», и мне объяснили, что это по-эстонски означает «госпожа капитан», и называть ее полагается именно так
Потом Чикита сказала:
- Сеньорита боцман тоже очень строгая, - и обе латышки согласно закивали:
- Йаа, йаа.
В общем, я поняла, что начальство держит их в ежовых рукавицах, так что они, бедняжки, даже жаловаться боятся. Но понятно, что на такой яхте служить - это не на грузовозе или на пассажирском лайнере вкалывать, так что есть смысл терпеть.
Тут Моника заспешила на камбуз (как выяснилось, она заодно и коком работает), так как приближалось время ужина. Мы попрощались и пошли к себе.
По дороге я Женьке говорю:
- По-моему, у Чикиты роман с Моникой.
А она смеется:
- Чикита – девушка горячая, у нее и с Дайной такой же роман.
- А с боцманом Леной?
- Нет, боцмана Лайне никому не отдает. Лена и живет-то фактически не в кубрике, а в капитанской каюте.
Ужинали в салоне вместе с провой каптен. Еда, поданная Моникой, была приличная, но ничего особенного; похоже, всё было приготовлено из полуфабрикатов. Зато мадам принесла с собой бутылку какого-то знаменитого французского шампанского, и все дамы, кроме меня, очень им восхищались. А по мне – так просто кислятина, я люблю полусладкое. Но мое мнение никого не интересовало. Главными за столом были, конечно, мадам и капитан Лайне. С Женькой они держались покровительственно и снисходительно, но все-таки считали ее своей. А меня вообще игнорировали, как будто я – бедная родственница, попавшая за господский стол по недосмотру дворецкого. Может быть, эта Лайне отнеслась бы ко мне лучше, если бы знала, что у меня за спиной два с половиной курса мореходки, но я по-прежнему не хотела сообщать об этом.
Еще они долго говорили про то, что вот, сезон устриц начался, но на Галапагосы пока завезли только американские, а французские будут не раньше, чем через неделю, ах, ах, мы так соскучились по устрицам, но американские – это фе, пусть сами американцы их и едят.
- И русские туристы, - желчно добавила Лайне. Ну разве может эстонка не куснуть русских, даже если ее работодатель - русская!
А я вообще не понимаю, как можно есть этих устриц. Я никогда не пробовала, но по-моему, это жуткое извращение – заглатывать живое существо. Бррр!

После ужина мадам позвала нас к себе в каюту. Она решила с помощью Жени рассказать мне подробнее про свой остров, и я узнала много интересного.
Островок совсем маленький, до вселения мадам он был необитаемый и никак не используемый. Однако он долго был предметом территориального спора между США и Эквадором. В конце концов эти великие державы договорились о совместном владении, причем административную власть на острове осуществляет Эквадор, а судебную – США. Всё это было не более, чем дипломатическим курьёзом, потому что на самом деле островок не был нужен ни той, ни другой стороне. Но когда мадам захотела купить этот остров, чиновники никак не могли решить, кому она должна платить. В конце концов деньги мадам ушли в казну Эквадора, что вряд ли сильно улучшило его экономическое положение.
Официально остров называется Островом апостола Варнавы, но среди моряков он больше известен как Остров леди Меган. Это неофициальное название связано с легендой, которая, скорее всего, отражает истинное происшествие.
Однажды в конце 18 века в окрестности этого островка занесло какой-то небольшой британский торговый парусник – бригантину или кеч, теперь уж никто не может сказать определенно. И как раз, когда он был вблизи острова, на борту случилась трагическая история. Дело в том, что, вопреки тогдашним традициям, на судне находилась женщина – молодая жена старшего помощника капитана, ирландка по имени Меган. Никакой леди она не была, это ее потом стали так называть, но была она бабёнка симпатичная и сильно охочая до мужиков – эдакая рыжая чертовка с вечно голодными зелеными глазами. И конечно нашелся один матрос, который не смог устоять перед соблазном. Старпом застукал их, милующихся под спасательной шлюпкой, в самый момент истины. История умалчивает, позволил ли обесчещенный муж своему обидчику натянуть штаны, но драка у них была жестокая. Оба выхватили ножи, и матрос оказался более искусным фехтовальщиком, чем офицер.
Шкипер этого торговца был мужик жесткий. Матроса, зарезавшего офицера, повесили на рее, а проклятую бабу хорошенько высекли и высадили на острове ап. Варнавы - не столько в наказание, сколько во избежание новых неприятностей. Ей оставили запас пищи и кое-какие необходимые вещи, и пообещали, что вскоре ее подберет какое-нибудь судно. Так бы и произошло, если бы эти ребята успели хоть кому-нибудь рассказать о своей арестантке. Но увы, на следующий день парусник попал в сильнейший шторм и ушел на дно вместе со всем экипажем.
Этот остров и сейчас лежит далеко от обычных путей торговых судов, а в те времена они появлялись рядом с ним совсем редко. В следующий раз это случилось только через год после описанной истории. Пожелав пополнить запас пресной воды, капитан отправил на остров шлюпку с несколькими матросами. Они-то и обнаружили полуразложившийся труп несчастной Меган. Судя по состоянию останков, умерла она примерно за месяц до появления людей, которые могли бы быть ее спасителями. Нашли и жилище, которое она себе устроила в маленькой пещерке в скалах, а в нем – дневник, который она вела, чтобы не одичать и хоть немного развлечь себя. Из этого дневника и стала известна ее история. Но сам дневник был вскоре утерян, а историю через сколько-то лет записал со слов капитана того судна и опубликовал в газете какой-то лондонский журналист.
Последняя запись в дневнике Меган сообщала, что она очень плохо себя чувствует после того, как поймала и съела какую-то неизвестную ей рыбу. По-видимому, она умерла от отравления. Надо сказать, что в те времена растительность на острове была очень скудная (позже там выросла пальмовая рощица), так что узнице практически нечем было топить свой очажок, и рыбу она, вероятно, ела сырой или почти сырой. А другой пищи у нее вообще не было.
Несчастную похоронили, прочитав пару молитв, какие сумели вспомнить, и водрузили над могилой крест, сколоченный из обломков рангоутного дерева, завалявшихся на судне.
- Теперь этот старинный крест – главная достопримечательность нашего острова, - заключила свой рассказ мадам.
Тут Женька возьми да и ляпни:
- Нет, главная достопримечательность - призрак бедной леди Меган, который все время бродит по острову.
Мадам аж вся перекосилась:
- Женя, ну как тебе не стыдно повторять глупости, которые болтают наши девчонки! Ты же интеллигентная, образованная девушка.
- Но мадам, я сама ее видела, я же Вам рассказывала.
- А я тебе тогда же объяснила, что ты видела тень от облака, и больше ничего. Чтоб я больше от тебя этого не слышала! Ей-богу, вот приедем домой, и я всем объявлю, что за разговоры о призраке буду наказывать поркой. А то вы черт знает, до чего договоритесь.
После этого заявления Женька, конечно, заткнулась, но когда мадам отвернулась, она мне шепнула:
- Я правда видела, никакое это было не облако.
Я, как ты понимаешь, верю в призраки не больше, чем мадам, и Женькины слова восприняла с усмешкой. Только подумала, что хорошо бы, чтобы выпороть Женечку за суеверия мадам поручила мне. Уж я бы постаралась!
Было уже почти 11 вечера. Мадам раззевалась, сказала, что ужасно устала и что пора спать. Мы тоже чувствовали усталость и с удовольствием отправились к себе.
Пассажирские каюты на яхте тесноватые, но несколько дней прожить можно. Что хорошо – в каждой каюте свой гальюн с душем. Мы по очереди сполоснулись под душем, потом я забралась на свою верхнюю койку и опять залюбовалась Женькой, которая стояла голышом перед зеркалом, расчесывая свои червонно-золотые локоны. На ее прелестной попке еще были чуть-чуть видны следы от той порки, но от этого она была еще соблазнительней.
Знаешь, я сама на себя удивляюсь: к другой девчонке я бы уж давно подкатилась, а с Женькой почему-то робею. То ли потому, что она так хороша, то ли потому, что сама она не проявляет никакого желания. А может я в нее влюбилась, как последняя дура?
Между прочим, я забыла тебе написать о том, что меня удивило еще тогда, в гостинице. У Женьки весь кустик на передке сведен начисто. Ей это безусловно идет, потому что куночка у нее совсем закрытая, как у маленькой девочки, и так она похожа на обнаженных девушек на старинных картинах. Посмотрев на ее отражение в зеркале, я спросила:
- Жень, а ты передок всегда так выбриваешь?
Она говорит:
- Всегда. И не выбриваю, а делаю эпиляцию. Мадам от всех девочек требует снимать лобковые волосы, и каждой назначает, какой рисунок должен остаться. Мне вот назначена полная эпиляция. Тебе она тоже назначит, когда домой приедем.
- Так я и так подбриваю.
- Мало. Она наверняка захочет, чтоб ты гораздо меньше оставила.
Во блин, подумала я, каждый день что-нибудь новенькое выясняется.

Утром нас разбудил будильник, который Женька поставила на 8:30, так как завтрак был назначен на 9:00. Умываясь, я вспоминала дурацкий сон, который мне снился ночью: будто бы я опять в учебном плаванье, и только что сирена проревела три длинных сигнала, то есть «человек за бортом»; вокруг меня все куда-то бегут, а я стою и не могу вспомнить, что должна делать при таком оповещении.
Завтракали мы втроем – Лайне, видимо, позавтракала раньше. Когда Моника принесла нам еду, я заметила, что она какая-то вздрюченная и нервозная. Мы уже заканчивали, когда в салон вошла прова каптен. Она коротко поздоровалась со всеми, а потом обратилась к хозяйке официальным тоном:
- Мадам, матрос Чикита сегодня утром совершила возмутительный проступок. Я намерена наказать ее согласно морскому обычаю, если Вы не возражаете.
- Это Ваше право, капитан, - ответила мадам, лучезарно улыбаясь. - А что произошло?
- Она самовольно подала ложный сигнал «человек за бортом», а затем самовольно снизила скорость яхты, хотя единственное, что должна была сделать, раз уж ей что-то показалось, это доложить вахтенному офицеру.
Вот оно что! Сон-то мой был не на пустом месте – я действительно слышала сирену.
- А кто был назначен вахтенным офицером? – спросила мадам.
- Боцман Лена. В тот момент яхта шла на авторулевом, так как боцман оставила рубку, чтобы согласно инструкции сделать обход судна.
- Понятно. Что ж, действуйте, как считаете нужным, капитан, - заключила мадам всё с той же улыбкой.
- Если Вам угодно присутствовать, мадам, прошу на ют в 10:00.
Прова каптен по-военному отдала честь и удалилась.
Когда мы закончили завтрак и уже собирались выйти из салона, появилась Моника, чтобы собрать использованную посуду. Я тихонько спросила ее:
- Где сейчас Чикита?
- Ее заперли в каптерке, - ответила Моника.
- Ну как она?
- Никак. Сидит совсем тихо.
- Боится?
Моника молча пожала плечами, что можно было понимать и как «не знаю», и как «чего там бояться», и как «конечно, боится».

Ровно в 10 наша троица поднялась на вторую палубу. Мы находились в приэкваториальной зоне, в которой нет ни западного, ни восточного пассата, но с норд-веста дул легкий ветерок, и на правую скулу яхты равномерно накатывали небольшие красивые волны. Качка практически не чувствовалась, и хода яхта не сбавляла. По небу проплывали редкие кучевые облака, пушистые, как большие клочья белоснежной хлопковой ваты. Солнце еще не палило, как днем, и находиться на палубе было очень приятно.
Женя держала в руках видеокамеру, собираясь зафиксировать ожидающее нас зрелище. На юте уже были боцман Лена и Дайна с Моникой; капитан Лайне была, вероятно, в рубке, но я не сомневалась, что к самому важному моменту она появится, доверив яхту авторулевому. К моему удивлению, все девочки опять были в парадной белой форме, хотя предстоящую процедуру едва ли можно было считать торжественной. Как раз, когда мы поднялись, боцман вручила девочкам по куску толстого троса примерно метровой длины и приказала расплести их «на хвосты». Я догадалась, что сейчас они изготовят пару так называемых cats o’nine tails («кошек-девятихвосток») - изобретенного на английском Royal Navy (ВМФ), а затем перенятого и другими флотами орудия для порки провинившихся матросов.
Ты, конечно, помнишь, что обычный трос тросовой работы сплетен из трех прядей, каждая из которых в свою очередь сплетена из трех каболок. Поэтому из расплетенного куска троса и получается девять хвостов для кошки (напоминаю, что 3 × 3 = 9, а то у тебя ведь всегда было плохо с арифметикой) . Трос, взятый боцманом, был найлоновый (других на яхте, наверно, и не было), и я порадовалась за Чикиту: все-таки такой трос полегче растительного. Однако тут же мне пришлось и пожалеть ее: когда Дайна и Моника расплели свои куски, оставив нерасплетенным только небольшой конец, который будет служить рукояткой, боцман приказала им вывязать на каждой каболке по полдюжины узлов. Стало понятно, что порка намечается серьезная. Меня даже передернуло, когда я представила себе ощущения, вызываемые применением такого инструмента.
Когда девочки начали вязать узлы, меня вдруг стукнула мысль, что все эти приготовления очень интересны сами по себе. Я обернулась к Женьке со словами «Снимай всё!», на что она с улыбкой ответила «Давно снимаю».
В тот же момент мадам стукнула другая мысль, и она сказала Жене:
- Видео – это хорошо, но неплохо бы и фотоаппаратом сделать несколько хороших снимков.
- Хорошо, - ответила Женька, - я сейчас за ним сбегаю, - и, сунув мне в руки камеру, побежала вниз в каюту. Прибежала она не сразу, потому что ей пришлось заряжать аппарат новой пленкой: на старой оставалось всего два или три кадра. Однако ничего существенного она не пропустила: девочки еще довязывали узлы. Когда они, наконец, закончили, боцман забрала у них получившиеся инструменты, внимательно осмотрела и как видно, осталась довольна. Все эти приготовления заняли довольно много времени, но погода была чудесная, и мы с удовольствием дышали морским воздухом в ожидании захватывающего зрелища.
Тут, как я и ожидала, подошла капитан Лайне – тоже в своем белом мундире. Боцман Лена обратилась к ней по всей форме:
- Всё подготовлено, прова каптен. Разрешите начинать?
- Начинайте, - сказала капитан, и Лена приказала Дайне и Монике:
- Приведите арестованную.
Девочки ушли на первую палубу и через несколько минут вернулись уже с Чикитой. На Queen Regnant Ann, по-видимому, была раз и навсегда расписана вся процедура исполнения телесных наказаний, причем установленный порядок несколько отличался от принятого на флотах мира. Преступницу вывели полностью обнаженной! На бедную Чикиту было больно смотреть: товарки вели ее, придерживая за локти, она шла как-то неуверенно, ноги ее то и дело подгибались, а в глазах застыл жалобный животный страх.
Подведя свою пленницу к трапу, ведущему на третью палубу, конвоиры развернули ее лицом к нам. Светло-коричневое тело Чикиты, ладное и тугое, могло бы показаться красивой керамической статуэткой, если бы не пробегающие по нему волны мелкой дрожи. Любуясь хорошенькой мулаткой, я обратила внимание на то, что ее лобковый кустик, такой же черный и курчавый, как волосы на голове, был аккуратно подстрижен и сведен до очень небольшого размера. Видно, в королевстве мадам это и правда было обязательно.
Сделав шаг вперед, боцман Лена громко и отчетливо проговорила:
- По приказу капитана яхты за совершение безответственных действий, самоуправство и нарушение внутреннего распорядка матрос Чикита будет наказана согласно морскому обычаю дюжиной ударов кошками-девятихвостками.
-Как, всего дюжиной? – разочарованно протянула Женя.

- Но ведь это надо умножить на девять, - утешила ее мадам, - сто восемь ударов – очень солидная порка.
Я читала описания телесных наказаний на английском флоте и помню, что дюжина считалась не очень суровым наказанием. Однако одно дело здоровый мужик, военный моряк, а другое – двадцатилетняя девчонка.
Огласив приказ, боцман Лена переждала с минуту, давая присутствующим возможность усвоить сказанное, а затем скомандовала своим подчиненным:
- Привязывайте!
Чикиту опять развернули к нам спиной, уложили на трап и привязали за руки и за ноги. Только в этот момент я заметила, что с трапа были сняты перила.
Сзади мулатка была так же хороша, как и спереди. Особенно восхищала ее шоколадная попа с выпуклыми, великолепно круглыми и крепкими, будто литыми, ягодицами. Я невольно пожалела о том, что мне, вероятно, никогда не придется ее пороть.
Готовясь к дальнейшему, Женька забрала у меня видеокамеру, а фотик сунула мне в руки. Мне захотелось сфоткать прекрасную попу Чикиты крупным планом, и я подошла чуть ближе к эшафоту. В этот момент Лена вручала инструменты Дайне и Монике, и я услышала, как она сказала им тихо, но с угрозой в голосе:
- Пороть как следует, не миндальничать, понятно? Не то сами кошек отведаете.
- Да-да, слушаемся, - испуганно заверили ее девочки.
Латышки с кошками в руках встали с обеих сторон от приговоренной и изготовились производить экзекуцию. Тут я осознала, насколько верна идея мадам насчет флагелятриссы-левши. Обе латышки были правши, поэтому одна стояла в четверть оборота лицом к нам, а другая – в таком же развороте спиной к нам. Это было несимметрично и портило красоту композиции.
Гнетущая тишина нарушалась лишь равномерным негромким плеском волн, разрезаемых форштевнем. Было слышно, как тихо скулит растянутая на трапе Чикита. Наконец боцман Лена протяжно подала предварительную часть команды:
- И-и-и-и…
Дайна высоко подняла руку с кошкой и застыла в ожидании исполнительной части.
- …раз! – отрубила Лена.
В то же мгновение Дайна с силой пустила все девять хвостов своей кошки на дрожащие ягодицы наказываемой. Хвосты смачно, с глухим чавком, впились в нагое тело, и Чикита громко, истошно завопила. На ее попе зарделось девять полос, лежащих под углом градусов 45 к ложбинке. Полосы были дополнительно украшены более темными кружочками от узлов, и на многих кружочках сразу показались капельки крови.
Едва хвосты соскользнули вниз, как боцман снова затянула:
- И-и-и-и…
Теперь уже Моника взметнула плеть, и когда раздалось резкое «…два!», девять узловатых хвостов ожгли попу преступницы с другой стороны, вызвав новый вопль нестерпимой боли.
- И-и-и-и…
- ..три!
Чавк. Вопль. Шоколадное тело судорожно бьется на эшафоте.
- И-и-и-и…
- …четыре!
Чавк. Вопль уже звучит неумолчно: тело наказываемой не успевает различать отдельные удары, для него они сливаются в непрерывный поток чудовищно жгучей боли.
- …пять!
- …шесть!
Ягодицы юной мулатки, всего несколько минут назад пленявшие своей красотой, теперь представляют собой жутковатое зрелище: густая сеть багровых полос, испещренная обильно кровоточащими кружочками.
- ...семь!
- …восемь!
Мне кажется – или вопли наказываемой действительно стали тише? Будет обидно, если она потеряет сознание до того, как получит всю назначенную дюжину.
- …девять!
- …десять!
Я отвела взгляд от истязаемого тела, осмотрелась и была поражена удивительной красотой всей этой сцены. Огромное синее небо, украшенное редкими белыми облаками, сливалось на горизонте с таким же огромным еще более синим океаном, украшенным белыми барашками волн. И посреди этого пустынного великолепия – стремительно несущаяся белоснежная яхта, люди в белой одежде на палубе и лишь одно резко контрастирующее со всем окружением темное пятно – нагое шоколадно-коричневое тело девушки, размеренно охлестываемое жестокими плетьми и сотрясающееся в конвульсиях нестерпимой боли. Поразительно красивая порка!
- …одиннадцать!
- … двенадцать!
Нет, Чикита не потеряла сознания, ей не удалось избежать ни малой толики от предназначенных ей страданий. Девушки-палачи опустили свои страшные инструменты, а вопль несчастной преступницы всё звенел и звенел в равнодушной тишине океанского простора.
- Отвяжите и отведите в кубрик! – приказала боцман Лена, забрав у утомившихся исполнительниц обе кошки.
Чикита не шла – девочки просто волокли ее всё ещё дрожащее тело, положив руки наказанной подруги себе на плечи. Женя держала их в кадре, пока они не исчезли из виду, спустившись по трапу.
Я подумала, что хорошо бы, чтобы Женькина видеозапись заканчивалась как старинные фильмы: постепенно стягивающийся кружок , только в нем не целующаяся парочка, а истерзанная попа Чикиты. И еще я подумала, что Женя со своей любительской видеокамерой не смогла, конечно, передать живописную роскошь разыгравшегося перед нами действа. Здесь нужна была профессиональная аппаратура и оператор уровня Тонино Делли Колли. Да, красивая была порка!
Было начало двенадцатого – адмиральский час. И хотя на яхте мадам эту военно-морскую традицию не соблюдали, она пригласила нас с Женей к себе в каюту на чашку кофе. Мы пообсуждали состоявшуюся только что экзекуцию, причем мадам заявила, что она была вполне заслуженной, и что степень ее суровости соответствовала тяжести проступка. Я не была в этом уверенна, но спорить не стала. Женьку вопросы справедливости интересовали мало, она просматривала на экранчике камеры отснятый материал и сокрушалась, что многие кадры испорчены ярким прямым солнечным светом, попавшим в объектив, несмотря на бленду.
Мадам сказала, что мы прибудем на место часа через два и велела нам идти собираться. Мы ушли в свою каюту, но буквально через пару минут услышали за переборкой встревоженный крик мадам:
- Женя, Эля! Идите сюда!
Мы кинулись к ней. Она стояла над раскрытым чемоданом, лихорадочно перебирая лежащие в нем шмотки.
- Женя, красный бювар исчез! Я, как всегда, держала его в этом чемодане, а сейчас его нет!
Женька поспешно воскликнула:
- Но Вы мне его не давали с того самого дня, как я его выронила в машине!
Она, бедная, даже побледнела – наверно, подумала, что сейчас ее опять выдерут, только на этот раз «согласно морскому обычаю».
- Я знаю, - сказала мадам, - он все время был у меня.
Она вдруг с надеждой посмотрела на меня – наверно, подсознательно рассчитывала, что я опять подскажу, где найти этот чертов бювар. Но увы, я об этом не имела ни малейшего понятия.
- Может, он в другом чемодане или еще где-то, - сказала я.
- Нет, это совершенно исключено. Я всегда держу его в этом чемодане, в специальном отделении.
- Когда Вы его видели в последний раз?
Мадам задумалась, потом сказала неуверенно:
- Кажется, сегодня утром. Хотя нет, мне в этом чемодане ничего не было нужно. Значит, вчера вечером.
- После нашего ухода?
- Да, после. Я достала из чемодана платок на голову: поднимался ветер, а мне захотелось выйти на палубу подышать.
- Вы точно видели бювар в тот момент?
- Абсолютно точно. Я специально проверила, на месте ли он.
- И надолго Вы выходили?
- Да нет, всего минут на пять. Постояла немножко, полюбовалась звездным небом и вернулась.
- А каюту Вы заперли, когда вышли?
- Эээ… нет, пожалуй, нет. Я же не собиралась долго отсутствовать.
- Понятно. А еще когда Вы покидали свою каюту?
- Утром, когда ходила завтракать. И сейчас, когда мы наблюдали экзекуцию. Но оба раза я каюту запирала.
- И ключ был при Вас?
- Да.
- А нет ли у кого-то дубликатов ключей от кают? У боцмана Лены, например?
- Хм, я не знаю. Возможно, есть.
- Наверно Вам лучше обратиться в полицию, мадам, - сказала я. - Если содержимое этого бювара действительно представляет большую ценность, необходимо провести настоящее расследование.
- Ценность оно безусловно представляет, но именно для меня. Посторонний в нем не найдет ничего стоящего. А полиция… Какая полиция, о чем ты говоришь? У нас на острове ее нет, а вызывать полицейских с Галапагосов по такому делу – это курам на смех. Если они и соизволят явиться, то через сто лет. Нет, надо как-то всё выяснить самим.
Потом она сокрушенно сказала Жене:
- Представь себе, в последние дни в Москве я так замоталась, что даже не успела посмотреть почту, которую мы достали из нашего абонентского ящика еще в тот день, когда встретили Элю. Ты-то ее просмотрела?
- Да, мадам. Там было четыре или пять подписанных договоров, а больше ничего существенного.
- Пять договоров – тоже не пустяк! А было еще какое-то письмо от той адвокатской компании...
- Да ерунда, по сути дела реклама. Они напоминали, что вели для нас дела, и заверяли, что и впредь готовы к услугам.
- А, ну это у них так принято. А вот договора… Всего их было в бюваре десятка полтора. Как теперь их восстанавливать, ума не приложу. Кошмар!
Мне было очень любопытно, кому понадобилось красть этот бювар, и что в нем есть такого, из-за чего его стоит красть, и как была проделана кража. Мне жутко захотелось попробовать сыграть роль моего любимого Эркюля Пуаро, и я нахально сказала:
- Раз на полицию нет надежды, мадам, то, если не возражаете, я попробую провести расследование.
- Что ж, попробуй – сказала мадам, но чувствовалось, что большого доверия она ко мне не испытывает. – Только не забывай, что вообще-то тебя ждет совсем другая работа.
- Конечно, мадам. Я надеюсь, мне удастся совместить.
Потом, вспоминая многочисленные фильмы-детективы, которые мы с тобой смотрели, я добавила с умным видом:
- Я разработаю план следственных мероприятий. Но и сейчас ясно, что мне придется допросить весь экипаж яхты. Пожалуйста, скажите капитану, чтобы она отдала соответствующее распоряжение.
- Хорошо, скажу, - пообещала мадам без всякого энтузиазма.

Со всеми этими треволнениями мы и не заметили, как прошло время. А яхта, между тем, продолжала лететь к цели, и прямо по курсу уже виднелся остров леди Меган. До конечного пункта нашего путешествия через половину Земного шара оставалось не больше трех миль.

(Продолжение следует).

Глава 3. ВСЁ СТРАНЬШЕ И СТРАНЬШЕ …

10.09.93
Привет, лапонька!
Скучаю, скучаю, скучаю… Хотя, если честно, скучать некогда – столько всего происходит каждый день необычного, я просто охреневаю.
Вчера я остановилась на том, что пока мы занимались пропажей красного бювара мадам, яхта подходила к острову. Мы с Женькой оставили мадам, пошли в свою каюту, переоделись и покидали шмотки в чемоданы. Я хотела надеть свои шикарные новые джинсы, но Женька сказала, зачем тебе мучиться, надень что-нибудь полегче. Сама она надела легкое пляжное платьице, а под него – ничего, ни бюстгальтера, ни трусиков. Я на такое не решилась, слипы на себе оставила и сдуру надела замшевую мини-юбку и новую маечку с пароходом (она к этой юбке хорошо подходит, и мне такие цвета идут). Сдуру – потому что мне сразу стало в ней жарковато, но переодеваться уже было некогда.
Мне хотелось посмотреть, как эта команда проведет швартовку, и мы поднялись на вторую палубу. Яхта уже подошла к острову и сбросила ход до самого малого. Природа создала на этом островке идеальную бухточку как раз для такой яхты –заливчик шириной метров 15 и длиной метров 50, окаймленный со всех сторон скалами, достаточно высокими, чтобы защитить от любого шторма. Выходить из этой бухты приходится задним ходом, но это не проблема. На левом, если смотреть с океана, берегу бухты построен причал.
На палубе находились Моника, Дайна и боцман Лена. Привальные брусья уже были вывешены (на QRA это, конечно, механизированная операция), и девочки стояли с бросательными концами в руках. На причале яхту встречали две девушки, которые должны были принять швартовы. Они были в рукавицах, но в купальниках-бикини, и я подумала, что в таком виде рискованно работать с тросами; однако всё обошлось.
Капитан Лайне с ювелирной точностью подвела яхту левым бортом к причалу и перевела двигатели на холостой ход, но была готова в любой момент подработать винтами. Береговые ловко ловили бросательные концы, вытягивали швартовы и накидывали огоны на палы в последовательности, которую им указывала Лена. Потом Дайна и Моника выбирали слабину, аккуратно работая электролебедками. Не прошло и получаса, как яхта была пришвартована по всем правилам. Даже наш строгий Михалыч поставил бы за такую швартовку зачет с первого раза. Короче, я еще раз убедилась, что на яхте мадам классная команда. Я думаю, этому очень способствует дисциплина, поддерживаемая «согласно морскому обычаю».
Мы попрощались с Лайне и девочками (на этот раз обошлось без торжественной церемонии), и втроем сошли на причал. Девчонки, принимавшие швартовные концы, поздоровались и тут же убежали, но как раз в этот момент подошла очень солидная тётка, лет так сорока пяти, если не больше, так что я сразу вспомнила маму Марию. Тётка обнялась с мадам, и та ей сказала:
- Здравствуйте, пони Брони.
Я удивилась, так как впервые услышала, что мадам кому-то из своих сказала «Вы», а еще больше – тому, что она пони. Спросила Женьку, кто это такая и почему ее так зовут. Женька говорит:
- Это наш ангел-хранитель, мы все ее зовем «пони Брони». Она литовка, «пони» по-литовски значит «госпожа», а Брони – имя такое, сокращение от Бронислова.
- А почему ангел-хранитель?
- Она всем хозяйством заведует: питание, стирка, уборка, снабжение всякими повседневными вещами - всё на ней.
- Всё она одна?
- Нет, у нее целая команда: две девочки-поварихи и три разнорабочие. Вот, на причале две из них сейчас работали.
Мадам и эта пони Брони пошли вперед, и мы за ними. Я забеспокоилась насчет наших чемоданов, но Женька сказала, что всё потом принесут. Я, однако, заметила, что мадам прихватила пластиковый пакет с оставшимся синим бюваром и еще какими-то бумагами. Понятно, подумала я, обжегшись на молоке, дует теперь на воду.
От причала вглубь острова идет заасфальтированная дорожка, обсаженная какими-то яркими цветами. Обогнув скалу, мы сразу увидели метрах в 100 впереди большой дом. А перед домом вдоль дорожки стояли двумя рядами все обитатели острова. Все-таки у мадам бзик насчет парадов, факт. Пока мы подходили, Женька мне рассказала, кто есть ху, как говорил наш дорогой Михал Сергеич.
По правой стороне выстроился весь персонал школы. Первыми стояли три спортивного вида девицы в черной форме (шорты, рубашка с погончиками, кроссовки) – охранницы (кого и от кого они охраняют, Женька не объяснила). Их командир – деваха лет 25, спортивная, но довольно симпатичная, а две другие – здоровенные дылды и явные бодибилдерши, я таких терпеть не могу. У командира на бедре висела кобура, и мне было очень интересно, какое в ней оружие, но Женька этого не знала. У рядовых охранниц к
поясам были пристегнуты полицейские дубинки – наверно, резиновые.
Следующая группа – пять девочек - команда пони Брони. Все они были в купальниках разных фасонов; в двух толстушках сразу можно было узнать поварих, но и остальные три не худенькие.
Последними стояли медработники в белых халатах: женщина-врач примерно возраста мадам и две молоденькие тощенькие девчонки – медсестры.
По левой стороне дорожки стояли ученицы. Издали мне показалось, что они все в купальниках. Но когда мы подошли ближе, я в натуре охренела: сверху на них были более-менее обычные бюстгальтеры от купальников, только очень открытые, а снизу – не трусики, а набедренные повязки, причем какие! Сверху эта повязка не доходит до пупка, снизу спереди прикрывает только самый верх лобка, а сзади - самый верх попы; короче, всё, что положено прикрывать, у них выставлено на показ. Офигеть! Передочки у всех девочек обработанные; у двух – как у Женьки, наголо, у остальных – разные фигуры сделаны: прямоугольники, трапеции, сердечки, бабочки. Зашибись, какая красота.
Я Женьку тихонько спрашиваю:
- Они что, всегда так одеты?
Она говорит:
- Нет, иногда совсем голые, - и хихикает, шкаторина непрошитая. Хихикала она надо мной, но я это не сразу поняла.
Мадам сначала поздоровалась с персоналом (с начальницами, конечно, обнялась – уж такая у нее манера), а потом повернулась к ученицам со словами:
- Здравствуйте, девочки! Я по вас очень соскучилась!
Те защебетали «мы тоже, мадам, мы тоже», но что-то их радость выглядела не очень убедительно. Хотя, может, мне это показалось.
Последней в ряду учениц и немножко в стороне стояла девушка, на которой был такой же легкий наряд, как на остальных, но не пестренький, а однотонный, ярко-алого цвета. Мадам остановилась около нее, подозвала меня и сказала этой в красном:
- Катюша, вот твоя новая напарница. Ее зовут Эля, она левша как Фаина, и у нее есть некоторый опыт, а главное – желание. Займись ее подготовкой, как мы с тобой обсуждали.
- Слушаюсь, мадам, - ответила Катя.
Потом мадам сказала мне:
- Эля, ты должна во всем слушаться Катю. Она у нас уже два года, прекрасно исполняет свои обязанности и знает все наши порядки. Она будет твоей наставницей и начальницей. Понятно?
- Да, мадам, - ответила я, и она отошла от нас. Я еще на яхте заметила, что отношение мадам ко мне изменилось: когда она меня в Москве заманивала, так племянницей называла, и даже потрахаться мы успели, а теперь она все время давала мне понять, что я не более, чем наемный работник, причем не самого высокого ранга. Ну, да хрен с ней, я, в общем-то, и не претендую на что-то другое.
- Пойдем, - коротко сказала мне Катя и пошла в дом. Я шла за ней, и что делали все остальные, уже не видела. Вот так началась моя карьера флагелятриссы.

Мы вошли в дом и сразу окунулись в приятную прохладу: во всем доме работают эркондишены. Сам дом деревянный, но на кирпичном фундаменте. За входными дверями открывается большой вестибюль, из которого две двери ведут в правое и левое крылья здания, а две слегка изогнутые лестницы с перилами на фигурных балясинах ведут на второй этаж. Мы поднялись по правой лестнице, и прошли по коридору. Я шла за Катей, любовалась ее голой попой (именно любовалась - она красивая девочка, сложена прекрасно, и попа у нее что надо) и думала о том, что мне, вероятно, предстоит носить такой же странный наряд, и что именно поэтому Женька хихикала, когда я спросила, всегда ли девочки так одеты. Конечно, такой, я извиняюсь, «костюм» выглядел странновато, но не скажу, что он вызывал у меня прямо резкий протест: как ты знаешь, я люблю походить голышом, ты ж всегда меня обзывала эксгибиционисткой. А что? Мне, слава Богу, стесняться нечего, у меня всё в порядке и спереди, и сзади. А мужиков на острове нет.
С обеих сторон коридора было несколько дверей. Около последней Катя остановилась, отперла ее ключом и сказала:
- Вот наша комната. Напротив бытовка, там всякая техника – утюги, пылесосы, кофеварки и так далее. В остальных комнатах живут ученицы, тоже по две в каждой комнате.
- А сколько всего учениц? – спросила я, потому что пересчитать их не успела.
- Сейчас восемь, поэтому кроме нашей заняты четыре комнаты, а еще две пока пустуют. Ну, заходи.
Комната наша, как и все остальные, небольшая (метров 16) и обстановкой больше напоминает гостиничный номер, чем жилую комнату. Но всё необходимое тут есть. Освещается она через большое французское окно, которое ведет на галерею, тянущуюся по второму этажу вокруг всего дома. С галереи, кстати, есть лестницы вниз, так что ходить через парадные двери не обязательно. При каждой комнате есть довольно просторный туалет с ванной, унитазом и биде (хрен его знает, зачем это биде нужно, я всю жизнь без него прекрасно обходилась). И в каждой комнате аппарат эркондишн, который можно настроить, как хочешь. Отдельно надо сказать про небольшой письменный стол, на котором стоит компьютер. Такой же в каждой комнате. Девочки, насколько я успела заметить, в основном используют компьютеры для игр и пасьянсов, а наш практически в полном моем распоряжении – Катька им не пользуется. Никакая защита на компьютерах не предусмотрена, любой, кто включает, может смотреть всё. Еще в комнатах есть хорошие музыкальные центры и телевизоры, но никакие ТВ-каналы здесь не принимаются, да и радиостанции ловятся с большим трудом; зато можно слушать записи и смотреть видеокассеты.

Первым делом Катька велела мне помыть голову и принять душ или ванну. При этом она сказала, что мадам очень следит за гигиеной и чистотой всех и всего, это у нее пунктик. «Блин, сколько же у нее пунктиков», подумала я. Впрочем, насчет чистоты я с ней полностью согласна, и с удовольствием влезла под душ, тем более, что голову я в последний раз еще в Москве мыла. Вытершись после душа и просушив волосы феном, я спросила Катьку, куда повесить полотенце на просушку. Она засмеялась и сказала:
- Привыкай к буржуйским порядкам. Полотенце после использования отправляется в стирку – вон в углу контейнер. А чистые вот в этом шкафчике.
Прикинь! Но никаких проблем – всю стирку делают большие стиральные машины, которые находятся в ведении пони Брони. И вообще дом, да и весь остров, просто забит бытовой техникой. И что поразительно, она исправна и работает, а ломается очень редко. (В случае серьезной поломки неисправную технику везут на яхте на Галапагосы, а иногда даже привозят оттуда специалиста).
Когда я вылезла из душа, Катька заявила:
- А теперь займемся твоей киской. Мадам приказала сделать тебе точно как у меня.
У нее – а теперь и у меня - узенькая прямоугольная полоска вдоль щелочки.
Я спросила:
- А ты умеешь?
- Ха, - говорит, - я тут главный п***отример, всем девчонкам делаю. Не боись, всё будет в лучшем виде!
И она, действительно, всё отлично сделала, пользуясь целым набором инструментов и средств для эпиляции. Было немножко больно, но терпимо. Я, кстати, поинтересовалась, есть ли тут обычный парикмахер. Оказалось, что одна девушка из команды пони Брони до того, как попала сюда, окончила курсы дамских мастеров, и к ней все бегают подправлять прическу, потому что мадам терпеть не может запущенные головы.
После обработки моей киски Катя выдала мне форменную одежду, если только эти две тряпочки можно назвать одеждой. Она просто отдала мне несколько ненадеванных комплектов из своего гардероба, потому что у нас с ней совершенно одинаковые размеры. Она рассказала, что у каждой девочки целая куча комплектов, так как их положено менять ежедневно (на следующий день пони Брони и мне выдала такую кучу). У учениц все комплекты с разными рисунками, а у нас с Катькой все однотонные – красные разных оттенков, желтые и черные. Катька сказала, что мадам ввела такую форму для флагелятрисс, чтобы они отличались от учениц и одним своим видом внушали девочкам страх и уважение.
- Каждая девочка сама выбирает, какой комплект надеть с утра, - сказала Катя. - Мы с тобой тоже будем выбирать сами, но обязательно одинаковые. По крайней мере, с Фаиной было так, и мадам других распоряжений не давала.
- Кать, - спросила я, - а вы трусы совсем никогда не носите?
- Почему, носим, когда едем с мадам на Галапагосы или на континент. Правда, Женя теперь всех агитирует ходить без трусов – говорит, в Америке такая пошла мода, но мы пока не решаемся. Еще девочки надевают разные костюмы для танцев. А так мы носим только бра и килт.
- Это ты вот эту повязочку килтом называешь?
- Ну да. Ее все так называют. А что?
Я, конечно, заржала. Спрашиваю:
- Ты вообще-то знаешь, что такое килт?
Она не знала, и даже никогда не слышала, что шотландцы носят юбки. Когда я объяснила, она сказала:
- Ну, это всё неважно. У нас вот это килтом называется.
В общем, она права, конечно, от названия ничего не меняется; как сказано у какого-то писателя, розу хоть какашкой назови, она все равно будет пахнуть розой. Но все-таки смешно называть эту тряпочку килтом. Я Катьку спросила:
- И как тебе, нормально в таком виде?
- Да нормально, - говорит. - Поначалу чудно было, но за два года совсем привыкла. И ты быстро привыкнешь. А вообще мы эту форму только во время занятий носим, а когда купаемся и вообще на отдыхе – без ничего ходим. Тут же всегда тепло, а посторонних нет никого. Голышом одно удовольствие. И мадам любит, когда вокруг нее голые девчонки вертятся.
- Слушай, а как же в критические дни?
- А так же. Мы такими классными тампонами пользуемся, что никаких проблем, только меняй вовремя. Я тебе потом покажу.
Я облачилась в такой же алый комплект, как у Кати, и мы с ней встали вместе перед зеркалом. Катька посмотрела, и говорит:
-А мы с тобой хорошо в паре смотримся.
И правда, мы смотрелись отлично. Рост и комплекция у нас одинаковые, но Катька светлорусая, как ты, Настёна, причем волосы у нее длинные, а глаза голубые; а я, если помнишь, кареглазая шатенка, и стригусь сейчас коротко. Правда, из нас отличная пара получается.
Знаешь, Настёна, я за эти дни очень подружилась с Катькой. Она деваха простая, родом из деревни, но умненькая, и характер у нее хороший – покладистый и совсем без подлости. А уж по части чистоплотности и аккуратности даже мне сто очков вперед даст, а тебе – так все двести.

Потом Катя повела меня на экскурсию по дому и острову.
На втором этаже в левом крыле расположены апартаменты мадам и Жени, в которые можно заходить только по вызову. На первом этаже в правом крыле царство пони Брони: там живут все ее девочки, там в подвале стиральные и гладильные машины, автоматы-уборщики и прочая техника, а главное – там кухня и столовая. Кухня – это святая святых: кроме поваров и самой пони Брони туда никому входить не разрешается, даже мадам в кухню не заходит. Столовая – это уютный зальчик, в котором стоят 6 столиков на двоих. Катька сказала, раньше девочек сажали за один большой стол, но за ним они себя очень буйно вели, и мадам решила всех рассадить попарно, причем за столиками и стульями гоняла яхту аж в самый Эквадор. В столовой стоит большой буфет, большой холодильник и отдельно – бар с разными температурными зонами. Там всегда можно взять разные напитки, в том числе алкогольные, хлеб, холодные закуски, специи и т.д. Кроме того, пони Брони – большой мастер по выпечке, и в столовой всегда можно найти свежие булочки, или пирожки, или еще что нибудь мучное, причем всё изумительно вкусное – я уже пробовала. То есть девочек не ограничивают едой только в заданное время, всегда можно перекусить, попить чайку или кофе – здесь в столовой или взять к себе в комнату, никто не запрещает. Но девочки обязаны следить за своим весом, потому что для танцовщицы это принципиально важно.
- Вес им устанавливают мадам и докторша еще при поступлении в школу, - сказала Катя, -
а потом этот вес постоянно контролируется. Отклонения разрешены на 1.5 кило в ту или другую сторону. Если обнаружится, что больше – девочка должна сесть на диету. А если не соблюдает диету – будет наказана.
- А нам с тобой вес тоже устанавливают? – спросила я.
- Да, тоже. За нами, правда, не следят так строго, как за девочками, но особенно жиреть или тощать не советую – мадам таких не любит.
- Да я и не собираюсь, - засмеялась я.
- А вот пони Брони обожает своих толстушек, - добавила Катя, - такой уж у нее вкус.
Кроме общего зала в столовой есть еще один, совсем маленький, про который Катька сказала, что это «офицерский зал».
- А офицеры - это кто? – спросила я.
- Во-первых, это сама мадам, хотя она, пожалуй, даже не офицер, а генерал. А другие офицеры - прова каптен, фрау доктор, мисс сарджант и пони Брони.
- А почему доктор – фрау? Она что, немка?
- Вообще-то она полурусская, полунемка – из поволжских немцев. Но она очень любит корчить из себя стопроцентную немку.
Больше Катька про эту фрау ничего не сказала, но по ее тону я поняла, что относится она к докторше неприязненно.
- А мисс сарджант – это командир охраны?
- Ага. Она американка, но у нее есть русские корни. По-русски она сначала совсем плохо говорила, но сейчас уже ничего. Она хорошая баба.
- Но сержант – это ж не офицер?
- Она служила в американской полиции; у них это высокий чин, по-нашему - офицерский. Но она-то на самом деле была рядовым патрульным, это она здесь сама себе присвоила такое звание, для солидности.
Надо же – все офицеры разных национальностей, и к каждой надо обращаться на ее языке. Катька рассказала, что в офицерском зале обычно едят только докторша и мисс сарджант, причем они друг друга не любят и стараются приходить в разное время. Лайне вообще предпочитает свой камбуз. Пони Брони всегда ест вместе со своими девочками после того, как все разойдутся. А мадам, как правило, просит, чтобы ей и Жене принесли еду в апартаменты.
- А Женя – не офицер? – спросила я.
- Нет, не офицер. Но она и не рядовая. Прапорщик, наверно, - сказала Катька, смеясь. А потом добавила серьезно:
- Для нас с тобой важно то, что здесь есть правило: любой офицер может вызвать флагелятриссу и приказать наказать кого-то из девочек. Это редко бывает, так как своих они наказывают сами, а к чужим не цепляются, но несколько раз были такие случаи.
В результате этого разговора я поняла, что система телесных наказаний процветает во всем королевстве мадам, а не только в школе.
Самая интересная часть дома – первый этаж левого крыла. Во-первых, там находится зал со сценой, а вдоль стен там зеркала и балетные станки. Здесь в плохую погоду проходят занятия танцами и здесь же иногда устраиваются всякие развлекательные мероприятия для всех обитателей острова (тогда сюда притаскивают стулья для зрителей). А в хорошую погоду мадам занимается с девочками на площадке сбоку от дома. В зале посреди сцены стоит шест. Я спросила Катюху, что это за шест; она говорит:
- Это пилон для стриптиза.
- Вау! Так мадам девочек стриптизу учит?
- Ну да. Ты разве не знала?
Я не знала – ни мадам, ни Женька мне этого не говорили. Интересно, стеснялись или пугать не хотели?
- Стриптиз, - сказала Катя, - у них главный предмет, но они и другим танцам обучаются. А начинают вообще с элементов классического балета. Мадам к делу серьезно относится. Кстати, она и костюм этот придумала для того, чтобы они привыкли чувствовать себя естественно с обнаженными интимными местами. По крайней мере, так она сама объясняет.
- Ну, танцовщицы ладно, а мы-то зачем в таком виде ходим?
- Не знаю. Так мадам желает, и всё тут. Может, чтоб вокруг нее все одинаково смотрелись. Короче, не знаю, просто подчиняюсь.
- А теперь смотри, - сказала Катя и подвела меня к противоположной от сцены стене зала. Там в углу стоит простая деревянная скамейка.
- Вот наше место во время занятий, - сказала Катька, показывая на эту скамейку. – Пока идут занятия, мы здесь просто сидим и ждем распоряжений. Если мадам приказывает наказать какую-нибудь ученицу, мы вытаскиваем эту скамью на середину зала, раскладываем на ней провинившуюся и всыпаем ей сколько приказано.
- А чем всыпаем?
- А вот, – и она показала на высокую пластиковую банку, стоящую в самом углу, из которой торчало штук десять прутьев.
- Это что, розги?
- Ну, вроде того. Понимаешь, здесь кустов и деревьев, кроме пальм, никаких нет, на Галапагосах тоже подходящих мало, а кроме того, там вся растительность под охраной. Поэтому мадам заказала у какой-то фирмы в Штатах вот такие пластиковые прутья. Называются они флоггеры. Они по всем своим качествам очень похожи на березовые розги. Я тебе завтра о них подробнее расскажу, а сейчас пойдем дальше.
«Симпатичное название – флоггер», подумала я, идя следом за своей наставницей. Мне ужасно захотелось попробовать этот «девайс» на какой-нибудь симпатичной попке. Но до этого мне еще надо пройти обучение…
Мы поднялись на сцену, прошли через нее и зашли за большую ширму из белого пластика, которая стоит сзади сцены (если не ошибаюсь, эта штука называется «задник»). За ширмой есть дверь, ведущая в небольшое помещение, в котором навалены разные технические приспособления для пилона (теперь я уже знаю, что пилон – довольно сложная конструкция, а кроме того пилоны бывают разные; кстати сказать, с пилоном исполняется не только стриптиз, но и другие акробатические танцы и композиции). Из этого помещения есть еще одна дверь. Через нее мы вошли в небольшой зал, освещенный даже лучше, чем учебный, потому что он находится в самом торце здания, и окна имеются в трех стенах. Катька сказала:
- А вот здесь наше с тобой главное рабочее место. Этот зал называется «донжон».
Я осмотрелась. Середина зала была пустой, а вдоль стен стояли какие-то непонятные сооружения. Слово «донжон» мне, помнится, попадалось в тех английских журнальчиках, которые мы смотрели у мамы Марии. Но там это была, вроде бы, башня в старинном замке, и в ней пытали заключенных. «Неужели эти сооружения – орудия пыток?», подумала я. Мне как-то поплохело. «Ни фига себе», думаю, «насчет пыток мы не договаривались, пытки и порка – разные вещи. Не хватает мне в какую-нибудь уголовщину вляпаться».
Катька между тем продолжала:
- Здесь мы производим серьезные наказания провинившихся девочек. Эти штуки – мы их называем «станки» - служат для того, чтобы фиксировать их для порки в разных позах, как прикажет мадам. Это всё мы с тобой подробно изучим позже.
После этих объяснений у меня немного отлегло от сердца, но все равно было как-то не по себе: это какие же порки тут закатывают, что для них специальный зал построен?
Однако Катька развеяла мои опасения.
- Понимаешь, - говорит, - мадам особенно жестоких наказаний почти никогда не назначает, только уж в самых исключительных случаях. Но очень любит разнообразие. Поэтому девочек мы порем в разных позах, разными инструментами, по разным местам. Всему этому я тебя буду обучать.
- А часто их пороть приходится? – спросила я.
- Да как сказать, - ответила Катя.- Мадам-то их то и дело сама лупит. Она во время занятий всегда в руке держит или флоггер или хлыстик, и чуть девчонка что неправильно сделает, а тем более – если зазевается или расшалится, так сразу получает по попе или по ляжке. Но это, собственно говоря, не наказания, а так – средство поддержания тонуса. Мадам говорит, балерин во всем мире с покон веков так воспитывают. А к нам на порку она их направляет не очень часто, но как правило в течение каждого утреннего занятия две-три к нам попадают, так что без работы мы не сидим.
- А сюда, в донжон, как часто?
- Сюда редко. Две-три в неделю, не больше.
«Ничо так», подумала я, «удовольствий я получу по полной, даже надоест, пожалуй».
- Ну пойдем, весь остров посмотрим, - позвала Катя.
Мы прошли через донжон и вышли через дверь в противоположной стене прямо наружу.

Время уже подходило к обеду (здесь так называют вечернюю трапезу, которая начинается в 19:30), поэтому мы по-быстрому прогулялись по дорожке, проложенной вокруг всего острова, и Катя меня коротко ознакомила с местной географией.
Островок не то, что маленький, а, можно сказать, крохотный, но, как ни удивительно, на нем довольно разнообразная природа. Он представляет собой овал, вытянутый с юго-запада на северо-восток, с размерами примерно километр по большой оси и метров 600 по малой. Остров этот вулканического происхождения, и в его северо-восточной оконечности имеется холм высотой метров 80 над уровнем моря – верхушка вулкана, который заглох миллионы лет назад. Этот холм называется величественно - Гора Адмирала (по-испански La Montaña del Almirante), но никто уже не помнит, в честь какого адмирала он так назван. От этого холма тянется скалистая гряда вдоль южного берега; в этой гряде и находится бухта, в которой стоит яхта QRA. За бухтой скалы заканчиваются, остальная часть острова плоская – вероятно, в основном она сложена из коралловых отложений, которые всегда образуются в океане около потухших вулканов.
На вершине Горы Адмирала, в бывшем кратере вулкана, сейчас маленькое пресное озерцо. Из него вытекает ручеёк, который в одном месте образует симпатичный водопадик, а потом теряется в скалах. Это озерцо не дает достаточного для королевства количества пресной воды. Его дает мощная опреснительная установка, построенная на северном берегу острова. А озерная вода – удивительно чистая и вкусная - используется только для приготовления пищи: около водопада сделан водоотвод из пластиковой трубы, тянущийся до дорожки и заканчивающийся заборным краном. Подручные пони Брони каждый день набирают 100-литровую бочку, установленную на электрокаре, и подгоняют ее к кухне. Всем остальным разрешается напиться из ручья, но набирать даже маленькую бутылочку категорически запрещено, особенно сейчас, в конце сухого сезона, когда озеро сильно обмелело.
На вершине Горы Адмирала, рядом с озером, стоит домик со смотровой вышкой – обиталище охранников, которые ведут постоянное наблюдение за территорией острова и окружающей его акваторией.
Юго-западную оконечность острова окружает большой коралловый риф, образующий лагуну. Риф отлично защищает эту лагуну от акул и прочих малоприятных обитателей океана. На берегу около лагуны обширный пляж из мелкого песка, образованного смесью коралловых и неорганических отложений. Песок этот нежно- розового цвета, очень красивый. Девочкам и вообще всем обитателям острова разрешено купаться только в лагуне, так как за ее пределами возможны всякие неприятности. А загорелые девичьи тела смотрятся на этом розовом песке просто изумительно!
Дом стоит недалеко от бухты, и в то же время недалеко от пляжа. Хотя тут всё недалеко, конечно. Посреди острова небольшая пальмовая роща. Пальмы, насколько известно, занесли сюда каким-то образом люди, которые некоторое время жили на острове уже после истории с леди Меган. Возможно, это была пиратская база (следов практически никаких не осталось). Среди девочек ходит упорный слух, что эти пираты оставили здесь клад, и призрак леди Меган его охраняет. Девчонки обожают обсуждать между собой, как они найдут пиратские сокровища, разбогатеют и заживут счастливой жизнью. Вот только не знают, как с призраком справиться… Ты ж понимаешь, чего стоит этот трёп. На самом деле никаких свидетельств о существовании клада нет, да и были ли тут пираты, тоже никому точно не известно.
За рощицей, тоже около пляжа, стоит небольшой домик – медпункт. Фрау доктор и медсестры в нем и живут. Дальше по северному берегу опреснитель, который я уже упоминала, и электростанция, работающая на дизтопливе. Топливо хранится в огромной цистерне рядом со станцией. Дважды в год на остров заходит танкер, с которого заполняется это хранилище. Сама электростанция полностью автоматизирована, только раз в год на ней проводит техобслуживание специалист с Галапагосов.
Осмотрев всё это хозяйство, я подумала, что его содержание наверняка стоит огромных денег, тем более, что всё снабжение приходится обеспечивать с помощью собственного транспорта на расстоянии в 600 миль. За каким, спрашивается, хреном мадам это всё нужно? Почему бы ей не организовать свою школу где-то на континенте или хотя бы на Галапагосах? Тогда она бы ей обходилась в сто раз дешевле. Я уже поняла, что мадам - очень богатая женщина, но все равно непонятно, зачем так тратиться. И интересно бы знать, каковы источники ее доходов. Даже если девчонки что-то платят за свое обучение, этот доход не идет ни в какое сравнение с расходами. Конечно, это всё не мое дело, но вопросы невольно лезут в голову.

Гуляя по острову в своей новой форменной одежде я, конечно, чувствовала себя странновато: как-никак расхаживать на природе с голой задницей и передницей мне до сих пор не приходилось. Но к концу прогулки я уже начала привыкать. Особенно меня расслабило то, что мы встретили двух девочек-танцовщиц, одетых, конечно, точно так же, и никакой неловкости не возникло – просто поприветствовали друг друга, и всё. Когда мы с этими девочками расходились, Катька шлепнула одну из них по попе; та обернулась с такой радостной физиономией и спросила:
- Придешь вечером?
- Там видно будет, - ответила Катька.
Я потом ее спрашиваю:
- У тебя с ней роман?
А она смеется:
- Да у меня со всеми роман. У нас тут стабильные пары редко возникают, все со всеми трахаются сколько влезет. А уж перепихнуться с флагелятриссой у девчонок считается особенно почетным, хотя они и знают, что в случае чего сечь все равно будут как положено.

На обед мы припозднились – в столовой уже никого не было, кроме всех трех охранниц: мисс сарджант не пошла в офицерский зал, а подсела за столик к своим гориллам. Я где-то читала, что американцы, в отличие от наших, мало заботятся о внешних проявлениях субординации, и получила подтверждение этому.
Перед обедом Катька достала из холодильника бутылку водяры и плеснула по чуть-чуть себе и мне в большие квадратные стаканы; мы выпили за знакомство, но повторять она не стала, сказав мне «Привыкай пить по-западному». Водяра была американского производства, но хорошая – похожа на доперестроечную кристалловскую.
Потом мы подошли к раздаточному окну (в столовой самообслуживание, только офицеров обслуживают девочки-поварихи) и получили полный обед. Я здорово проголодалась, а обед был потрясающе вкусный, так что я ела прямо с наслаждением. К мясу Катька налила себе стакан какого-то красного вина, а я взяла банку американского пива (так себе, между прочим, чешское лучше). Катька с меня засмеялась и сказала, что раньше она тоже про вино не понимала - в деревне у них и мужики, и бабы один самогон пили, и изредка пиво, если кто из города привезет; а теперь она привыкла вино пить.
- Мадам, - говорит, - нас всех приучает к вину, даже специальные лекции с дегустацией иногда устраивает. А ты знаешь, что такое дегустация?
Это она меня в отместку за килт подколоть хотела. Только зря, потому что я, конечно, знаю. А насчет вина - ну, может, и я когда-нибудь приучусь к этой кислятине.
Пообедав, мы пошли к себе. Да, еще одна деталь: перед уходом из столовой мы сделали заказ на завтрашний обед. Предлагалось выбрать один из двух супов и один из трех вариантов второго. Во, блин, житуха пошла! Даже уже не верится, что всего неделю назад я с голоду околевала.
Я устала жутко – не столько физически, сколько психически: уж очень день был насыщен событиями. Когда мы пришли домой (теперь ведь это, что ни говори, мой дом), я, сбросив бра и килт, растянулась на своей кровати.
И тут Катька тоже раздевается догола и начинает ко мне приставать. Мне, конечно, приятно, что я ей нравлюсь, потому что она мне тоже нравится, но сил никаких нет. С утра-то, после порки Чикиты, я здорово хотела, но к вечеру желание пропало. Я говорю:
- Катюш, ты мне очень нравишься, честно, но только давай не сегодня – я чего-то совсем уже никакая.
Она, слава Богу, не обиделась, чмокнула меня по-сестрински, и сказала:
- Ладно, отдыхай, я пойду с Дашкой развлекаться.

Мне казалось, что я мигом вырублюсь, но ни фига подобного: я никак не могла заснуть - всё мелькали перед глазами события дня, и одолевали мысли о будущем. Покрутившись часик, я встала и решила освоить компьютер. Разобралась я в нем легко, и написала тебе первое письмо. Тут меня совсем сморило, я быстро проделала гигиенические процедуры, легла и заснула, так и не дождавшись Катьки.

На следующее утро Катюха меня разбудила в 7:30. Этот день уже был обычным учебным, а в такие дни все ученицы встают в это время. С 8 до 8:30 можно позавтракать в столовой, а в 8:30 у них начинаются занятия. Некоторые девочки до завтрака выбегают на галерею или на газон перед домом, чтобы сделать легкую разминку. Катька меня растормошила, и мы голышом сбежали вниз. Погода была чудесная (до сезона дождей еще пара месяцев), солнце уже стояло выше Горы Адмирала, и весь остров был залит ярким светом. Вокруг синел океан, по которому катились довольно большие волны, но шторма, судя по всему, не ожидалось. На газоне несколько девочек – тоже совсем голых – с визгом и хохотом гоняли большой легкий мяч, и мы с удовольствием включились в игру. Но вот кто-то крикнул с галереи, что уже 7:45, и мы все разбежались по своим комнатам, чтобы принять душ и одеться. Мы с Катькой решили выбрать бордовые комплекты, надели их и потопали в столовую. В столовой было шумно и пестро от разнообразных бра и килтов девчонок. Выделялись только медсестрички в своих коротеньких белых халатиках и охранницы в черной униформе.
Завтрак у нас можно получить любой – хоть британский, хоть континентальный, хоть фантазийный. Но я заметила, что наши танцовщицы завтракают довольно скромно – боятся отяжелеть перед занятиями. На яичницу с беконом или на вкуснющие блинчики с мясом отваживаются немногие. Поесть побольше они себе позволяют в ланч и в обед, но тоже с осторожностью в смысле калорий. Зато остальные, не танцующие, жители острова ни в чем себе не отказывают. А все-таки странно видеть в столовой голые попы и писи. Я пока не привыкла…
После завтрака Катя сказала, что мадам на три дня – до субботы - освободила ее от обычного дежурства для того, чтобы срочно преподать мне самый необходимый минимум. В субботу, 11-го, мы уже обе должны будем нести дежурство на занятиях девочек, хотя мое обучение будет еще продолжаться.
Уроки Катька дает мне в донжоне. Я сначала не относилась к этим урокам серьезно: ну чему там учить-то? Что я, пороть не умею? Но оказалось, что здесь, в королевстве мадам Анны, порка действительно превращена в науку, и одновременно в искусство.
Как я уже говорила, мадам любит разнообразие в наказаниях, поэтому девочек приходится пороть в разных позах и разными девайсами. Однако основным нашим орудием труда является флоггер. С его освоения и началось моё обучение.
Флоггеры изготовлены промышленным путем, поэтому они все абсолютно одинаковые. Материал, из которого сделаны флоггеры – какой-то пластик; он мелкопористый, благодаря чему флоггер можно пропитать водой или другой жидкостью. Параметры флоггера таковы (они задавались в американской системе мер, но я для себя перевела): диаметр ¼ дюйма (6.35 мм), длина 2 ½ фута (76.2 см), масса сухого флоггера ½ унции (14.17 г), а мокрого – в два раза больше, то есть 1 унция (28.35 г). Примерно такая же масса у березового прута таких же диаметра и длины. Упругость флоггера также близка к упругости соответствующего березового прута, но при этом прочность на изгиб значительно выше, поэтому ломаются наши флоггеры гораздо реже, чем обычные розги. К тому же они не изнашиваются и не изменяют своих свойств при употреблении, поэтому допускают многократное использование. Для удобства секущего и обеспечения лучшего управления флоггером его вставляют в специальный держатель с кулачковым зажимом, который затягивается колечком на конце держателя. Этот держатель похож на эфес спортивной сабли, он приятен на ощупь и хорошо лежит в руке.
Главное, чему я должна научиться – контролировать силу удара. Мадам установила три степени жестокости порки, которой подвергаются провинившиеся ученицы: ординарная, горячая и жгучая.
Ординарная – это легкие удары, которые оставляют на теле только красные полосы. Применяется такая порка «по умолчанию», т.е. если просто приказано высечь девочку – это значит высечь ординарными.
Горячая порка – это такая, после которой остаются вспухшие рубцы, но без рассекания кожи, то есть крови после горячей порки быть не должно. Правда, как сказала Катька, совсем уж точно контролировать удар невозможно, поэтому некоторые рубцы чуть-чуть кровят, но это как бы не считается. Ординарная и горячая порки производятся сухим флоггером.
Жгучая порка, в отличие от первых двух, всегда производится флоггером, вымоченным в крутом рассоле. Жгучий удар должен быть настолько сильным, чтобы рассечь кожу наказываемой. Рассол при этом проникает внутрь рубца, и провинившаяся испытывает действительно жгучую боль. Жгучая порка назначается редко, она всегда производится в донжоне и считается экстраординарным событием. После жгучей наказанную отводят в медпункт, где ей обрабатывают сеченые места каким-то специальным составом, способствующим заживлению, и она там проводит целые сутки под наблюдением медперсонала. Катька говорит, что при достаточно большом числе ударов жгучая порка – по-настоящему жестокое наказание.
Кроме умения наносить удары строго нужной силы я еще должна освоить особую технику удара флоггером, которая обеспечивает более равномерное распределение силы удара по всей длине контакта инструмента с телом. Для этого в момент падения флоггера на тело надо сделать дополнительное движение кистью, как бы пересылая силу* удара вперед, к концу флоггера.
--------------------------------------------------------------------------------------------------
* Девушка не в ладах с теоретической механикой. Речь идет, конечно, об импульсе, точнее – о погонной плотности импульса, передаваемого от флоггера телу в момент соударения. Dun.
---------------------------------------------------------------------------------------------------

Отработкой удара мы занимались все три дня – среду, четверг и сегодня, в пятницу. Для отработки используется очень смешное, но в то же время очень эффективное приспособление – макет задницы, изготовленный из силикона. На ощупь и вообще по механическим свойствам такая задница очень похожа на живую девчачью попу. Но она обтянута синей ворсистой тканью типа бархата, поэтому сходство с живой попой теряется. На ткани после удара флоггером остается четкий след, по ширине и длине которого можно судить о силе удара и ее распределении вдоль контакта. Как утверждает Катя, именно на синем след виден лучше всего. Катька очень гордится этим приспособлением: она сама его придумала и изготовила, еще когда обучала мою предшественницу Фаину.
Сегодня, после трех дней тренировки, я уже довольно уверенно владею флоггером. Но занятия еще будут продолжаться долго. Катька говорит, что удар надо тренировать постоянно, это как разыгрывание гамм для музыканта. Она и сама каждый день обязательно посвящает тренировке хотя бы минут 15.
Но вернусь к событиям среды. В половине первого, после занятий с девочками, к нам в донжон заглянула мадам. Мы тоже как раз закончили и собирались искупаться перед ланчем (я ведь уже который день находилась, можно сказать, посреди океана, а еще ни разу в нем не искупалась).
- Как успехи? – спросила мадам.
- Всё нормально, - ответила Катя. – Эля способная, она быстро научится.
- Ну и хорошо, а то времени на раскачку у нас нет. А будет лениться –не стесняйся, всыпь ей горяченьких от моего имени, - сказала мадам и легонько пошлепала меня по попе. Сказано было вроде бы в шутку, но я почувствовала, что в случае чего эта шутка окажется только долей шутки.
Я напомнила мадам, что она обещала сказать капитану Лайне насчет допроса экипажа по поводу пропажи бювара.
- Да, я ей говорила, - ответила она. – Можешь сегодня же этим заняться.
Я решила, что схожу на яхту сразу после вечерней тренировки.
Мадам ушла к себе, и мы побежали на пляж. Там уже было несколько девочек. Я с удовольствием поплавала с Катькой наперегонки, а потом мы плюхнулись на песочек. У двух девчонок я заметила полоски на попах, явные следы флоггера, и это на меня подействовало возбуждающе. Тем более, что и занятия меня немного завели: хоть та задница и была силиконовая, но все-таки я же ее секла. Я обняла Катьку и шепнула ей на ушко: «Пойдем поласкаемся, а?»
- А зачем куда-то ходить? – ответила она и без всякого стеснения взяла меня за сиськи. – Разве здесь плохо?
- Ой, ну как это прямо тут… люди же вокруг… стыдно… - засмущалась я и даже стала вырываться.
- Да ты что! У нас такого понятия вообще нет. Трахаемся везде, где можно, и никто никого не стесняется.
Тут я заметила, что еще пара девочек, из которых одна поротая, тоже занялись любовью, и решила, что и мне незачем выёживаться.
Мы классно поласкались, Катька оказалась очень грамотной трахальщицей. Потом мы еще раз искупались, сполоснулись под пресным душем (тут прямо на пляже есть несколько душевых стоек), слегка обсохли, оделись и пошли в столовую. Я чувствовала радостную легкость во всем теле и очень хотела есть.
После ланча у девочек два часа отдыха, а с 4 до 6 мадам проводит с ними занятия по культуре. Так мне сказала Катька, но что это за занятия, я пока не поняла. Мы тоже собирались тренироваться с 4 до 6, но я попросила Катю начать и закончить на час раньше, чтобы у меня было больше времени на допрос экипажа яхты. Поэтому мы покемарили часок у себя в комнате, и опять пошли в донжон. В 5 мы закончили, и я настроилась заниматься расследованием. Тут я подумала, что следователю негоже являться к подследственным с голой задницей, и спросила Катьку, можно ли мне одеть что-нибудь из своей одежды.
- Да пожалуйста, - сказала она, - во внеслужебное время это не запрещается, только никто этого не делает – будешь как белая ворона.
Я ей изложила свои соображения, и она со мной согласилась.
- И правда, - говорит, - Шерлок Холмс с голой жопой – это как-то неправильно.
Я надела белую юбочку в обтяжку и белый топик, а трусики элементарно забыла: надо же, и двух дней не прошло, а я уже от них отвыкла. Пока я одевалась и подкрашивалась, мы с Катькой повспоминали сериал про Шерлока Холмса. Она, оказывается, обожает Виталия Соломина – как актера, конечно.
- А тебе доктор Ватсон не нужен? - спросила она.
- Пока нет, - ответила я. – Но потом может и понадобится. Только лучше не доктор Ватсон, а капитан Гастингс. Знаешь такого?
Катька сказала, что знает, но как-то неуверенно. Небось ничего не читала Агаты Кристи.
В нашем письменном столике нашелся блокнотик и шариковая ручка, я сунула их в карман юбки и пошла в порт. В смысле, на причал.

По пути я еще раз сформулировала задачи предстоящего допроса. Мне надо было выяснить:
1. Кто где находился в те периоды, когда мадам не было в каюте (вечером 6-го – 5 минут, и утром 7-го, во время завтрака и затем во время порки Чикиты).
2. Существует ли дубликат ключа от каюты мадам и как он хранится.
3. Подробности инцидента с сигналом «человек за бортом» (хотя этот инцидент на первый взгляд не имел отношения к пропаже бювара, я интуитивно чувствовала, что он может оказаться существенным).
Подойдя к яхте, я увидела боцмана Лену, которая загорала, разлегшись голышом на юте. Больше никого не было видно. Я поднялась на борт и сказала Лене:
- Привет!
- Здраствуй, - ответила она таким неприязненным тоном, что я сразу поняла – сотрудничества мне тут ждать не приходится.
- Могу я увидеть прову каптен? – спросила я тоже официальным тоном.
- Она у себя. Сейчас я тебя провожу.
Лена оделась (ее рабочая форма лежала рядом с ней), и сказала:
- Иди за мной.
Мы спустились вниз, и Лена постучалась в капитанскую каюту. Услышав «Войдите!», она приоткрыла дверь и доложила с подчеркнутой официальностью:
- Прова каптен, к Вам Эля от мадам.
- Входите, - сказала Лайне.
Мы вошли, я почтительно поздоровалась и сказала, что прошу разрешения опросить всех членов экипажа. Как я и ожидала, Лайне, презрительно усмехнувшись, предложила начать с нее и Лены. Я не стала залупаться насчет того, что свидетелей положено допрашивать по одному, так как не сомневалась, что они между собой уже все ответы согласовали.
Быстро выяснив, что вечером 6-го они обе были в рубке, так как опасались, что поднимается шторм, а утром 7-го капитан была в рубке, пока не пришла понаблюдать за экзекуцией Чекиты, а Лена руководила этой экзекуцией, я спросила про дубликат ключа.
- Да, у меня есть дубликаты всех ключей. Они хранятся в этом сейфе, - она указала на сейф на своем рабочем столе. – Код замка сейфа знаю только я, так что никто не мог воспользоваться ключом без моего ведома.
«Кроме тебя самой», подумала я, но ничего не сказала.
Затем я стала расспрашивать их про инцидент с сигналом. По их словам, они услышали три гудка сирены в 5:36. Лена в этот момент была в трюме в машинном отделении, а капитан – в своей каюте.
- Вы спали? – спросила я Лайне.
- Нет, я была одета и как раз собиралась подняться в рубку.
- А во сколько заканчивалась вахта госпожи боцман? – спросила я с невинным видом.
Они быстро переглянулись, и капитан ответила:
- В 8:00. Но я беспокоилась, так как мы немного опаздывали, поэтому хотела скорректировать режим движения.
«И для этого ты вскочила ни свет, ни заря во время чужой вахты?», подумала я, но снова промолчала.
- Вы услышали сирену, когда еще были в каюте?
- Да.
- И сразу поднялись в рубку?
- Да, конечно.
- Что Вы обнаружили?
- Чикита подавала сигнал сиреной, а яхта лежала в дрейфе, так как она перевела машины в режим холостого хода.
- А когда подошли Вы, госпожа боцман? – обратилась я к Лене.
- Минут через десять. Я никак не могла задраить люк: крышку заклинило.
- И что происходило, когда Вы подошли?
- Когда я подошла, прова каптен отчитывала Чикиту. Увидев меня, она приказала восстановить режим движения, а затем взяла управление на себя и велела арестовать Чикиту и заключить ее в каптерку.
Больше спрашивать было нечего, я поблагодарила и направилась в матросский кубрик. Лена собралась идти со мной, но я решительно попросила дать мне возможность допросить девочек без посторонних. Краем глаза я заметила, что Лайне сделала Лене знак рукой, и та от меня отвязалась.
Что-то было нечисто в показаниях этой спевшейся парочки, но что, я пока не могла понять.
Все три матроса были в кубрике. Дайна и Моника со скучающим видом играли в шашки, расположившись на койке Дайны. Чикита, совсем голая, лежала на свой койке на животе. Ее попа не выглядела ни красивой, ни аппетитной: она вся была в сине-зеленых круглых пятнах с засохшим струпом в середине каждого пятна. Сетка из синих полос тоже была видна, но по сравнению с пятнами от узлов казалась незаметной и несущественной.
Поздоровавшись с девочками, я сразу подошла к Чиките.
- Ну как ты?
- Ничего, - сказала она страдальческим голосом и тяжко вздохнула. Я поняла, что умирать она не собирается.
- Я хочу тебе задать несколько вопросов. Сможешь ответить?
- Смогу, наверно.
- Ну, ладно. Сейчас поговорю с Дайной и Моникой, а потом с тобой.
Допрос Дайны и Моники не дал ничего интересного. Во время отсутствия мадам в каюте 6-го вечером они уже спали. Утром во время завтрака Моника была в камбузе, а Дайну боцман поставила охранять каптерку с арестованной Чикитой. Затем они обе были заняты подготовкой и исполнением экзекуции.
Зато рассказ Чикиты был очень любопытен.
Во-первых, она подтвердила, что 6-го в самом начале двенадцатого мадам на несколько минут выходила на вторую палубу. Чикита как раз в этот момент тоже хотела подняться наверх, потому что в кубрике было душно, но услышав шаги мадам, осталась за дверью кубрика (мадам она видела в узенькую щелочку). Потоптавшись около двери, Чикита решила уж было лечь спать, но тут мадам вернулась и прошла к себе. Чикита была твердо уверена, что пока мадам отсутствовала, никто в ее каюту не заходил. Она выскочила наверх, постояла минут 10 и пошла спать. Но спалось ей плохо, и в половине шестого она, натянув на себя робу, опять выскочила на вторую палубу.
- Было еще почти совсем темно, только чуть-чуть рассветало, - рассказывала Чикита. – Я очень удивилась, что яхта лежит в дрейфе…
- Как? – воскликнула я. – Разве это не ты остановила машины?
- Да конечно не я. Я даже и не знаю, как это делать. Из нас только Дайна немножко училась на моториста. А прова каптен нарочно на меня сказала.
- Да зачем ей это?
- Откуда я знаю. Просто, чтоб меня выпороли. Она же расистка, она думает – раз черная, надо ее пороть как можно чаще.
Что Лайне – расистка, я могла поверить (эстонцы этим отличаются, я с ними сталкивалась). Но все-таки объяснение Чикиты звучало нелепо. Была, видимо, более серьезная причина.
- А что же ты не говорила, что это неправда?
- А кому я могла сказать?
И правда, кому? Ведь ничего, похожего на судебное разбирательство, не было. Приказала капитан выпороть матроса – ну и выпороли. Дело, как говорится, житейское…
- Ну, и что было дальше?
- Я подошла к фальшборту и оперлась о планширь, просто чтобы поглядеть на воду. И тут вдруг метрах в 5 от яхты из воды показалась голова и поднятая рука. Показалась буквально на секунду, и тут же опять скрылась под водой. Я побежала в рубку, чтобы доложить вахтенному офицеру, но там никого не было. Тогда я включила сирену. Я успела только один раз дать три длинных, как в рубку ворвалась прова каптен, заругалась на меня по-матерному, велела прекратить сигналить и сказала, что я буду строго наказана. А когда подошла сеньорита боцман, она ей велела посадить меня в каптерку.
- А через сколько времени после капитана пришла боцман?
- Не знаю точно, минут через десять, по-моему, а может и больше. Потому что до ее появления прова каптен долго меня ругала, потом что-то смотрела на мониторе, потом опять ругалась на меня. Я ей объясняла, что видела человека. А она говорила, я вру, или видела дельфина какого-нибудь.
- А может, ты правда ошиблась? Ведь темно было.
- Нет, все-таки уже было достаточно светло, чтобы не сомневаться - это точно была человеческая голова и рука.
Больше я от Чикиты ничего интересного не узнала, но и рассказанного было достаточно, чтобы породить самые разные предположения и гипотезы. Во всяком случае, было очевидно, что в этой истории что-то нечисто.
Я поблагодарила симпатичную мулаточку и сказала ей на ушко, что она очень хорошенькая, а ее попка – просто восторг. Ей явно были приятны мои комплименты.
- Когда твоя попка вылечится, дашь мне ее потискать?- спросила я полушутя, полусерьезно.
- С удовольствием, - заверила меня Чикита, и на этом мы расстались. Я сочла свою миссию выполненной и, попрощавшись с девочками, отправилась к себе.
Катюхи дома не было, и я до самого обеда сидела и анализировала полученную информацию. Однако с анализом у меня получалось плохо – пока были только вопросы без ответов. В конце концов я решила записать все эти вопросы и потом искать на них ответы с помощью своих серых клеточек, как говорит Эркюль Пуаро*.
--------------------------------------------------------------------------------------------------
*Пуаро действительно часто говорит о серых клеточках (grey cells), однако на самом деле это стандартный термин анатомии мозга, русским аналогом которого является термин «серое вещество». Но нашим переводчикам хрен чего втолкуешь. Dun.
---------------------------------------------------------------------------------------------------
У меня получился следующий список.
1. Почему к моменту инцидента яхта лежала в дрейфе?
2. Почему капитан Лайне захотела скрыть этот факт и обвинить в остановке двигателей Чикиту?
3. Почему капитан Лайне оказалась одетой и готовой к выходу как раз в момент инцидента, хотя должна была спокойно отдыхать после своей вахты?
4. Три сигнала сирены длятся примерно 15 секунд. Если Лайне, как она говорит, вышла из своей каюты, когда услышала сирену, то она никак не успела бы оказаться в рубке к концу третьего сигнала. Тем не менее она там оказалась, так как повторить сигнал Чикита не успела. Где на самом деле была прова каптен в момент инцидента? И почему она врёт?
5. Что делала боцман Лена во время инцидента? Почему она добралась до рубки только через 10 минут или больше? Действительно ли крышку люка заклинило? (На яхте всё в таком идеальном состоянии, что в это не очень верилось).
6. Не влезла ли капитан Лайне в каюту мадам, воспользовавшись дубликатом ключа?
Подумав, я добавила к этому списку еще пару вопросов, на другую тему, но принципиально важных:
7. Почему мадам держит свою школу на этом отдаленном острове, не считаясь с огромными расходами?
8. Каковы источники доходов мадам?

Занятая своими мыслями, я забыла переодеться и явилась в столовую в своем суперприличном одеянии. Как и предсказывала Катя, все на меня смотрели как на ненормальную, а я, одетая среди голых, чувствовала себя так же неловко, как обычно чувствуют себя голые среди одетых. Как же всё условно в нашей жизни!
Больше в среду ничего интересного не было, и я на этом кончаю сегодняшнее письмо.
Целую тебя, солнце моё.

(Продолжение следует).

Глава 4. И СМЕХ, И СЛЁЗЫ, И ЛЮБОВЬ

11.09.93

Здравствуй, лапуля моя!
Надеюсь, ты не обижаешься, что я тебе рассказываю про свои шуры-муры со здешними девочками? Мы ж с тобой никогда не скрывали друг от друга свои развлечения на стороне. Все равно они мне все чужие, а родная у меня ты одна. И я у тебя тоже, я знаю.
Это я к тому, что сегодня был какой-то жутко сексуальный денёк. Так что если обижаешься, лучше пропусти сегодняшнее письмо. Но я уверена, что ни фига ты не обижаешься, а читаешь с удовольствием. И балуешься пальчиками. Скажешь, нет? Ладно, ладно, я ж тебя знаю. Тебе еще в пятом классе за такие штучки от мамы ремня доставалось.
Знаешь, Настёна, я иногда думаю, что если бы тогда тётя Валя не выпорола тебя у меня на глазах (ты же помнишь тот случай?), то вся моя жизнь могла бы сложиться по-иному. И твоя, пожалуй, тоже. Ну, что теперь рассуждать – прошлого не вернешь… Да и чего такого плохого в нашей жизни, чтоб ее переделывать, правда же?

А сегодня всё началось с того, что я в первый раз исполняла свои служебные обязанности. Правда, всего лишь, так сказать, пассивно: мы с Катей держали девочку, которую мадам секла собственноручно. Причем держали мы ее очень оригинальным образом. Но за это я потом расскажу, а сначала – за то, что происходило в четверг и пятницу.
Вообще-то, ничего особенно важного в эти дни не случилось. Оба дня я упорно тренировалась.
В четверг опять отрабатывала удары флоггером, доводя все три типа удара до автоматизма. Между прочим, я предложила окрестить нашу тренировочную задницу Фёклой; Катька поржала и согласилась.
А вечером, после обеда, я немножко познакомилась с девочками: у нас тут как-то стихийно получилась маленькая вечеринка. Не помню, писала я или нет, что на нашем этаже посередине коридора есть небольшой холл, в котором стоят диванчики и журнальные столики. И вот в этом холле несколько девчонок собрались, чтобы послушать, как Кани поёт под банджо американские народные песни.
Среди учениц мадам только две настоящие иностранки, в смысле не из бывшего Союза: канадка Дейзи и американка Кани. У Дейзи дед с Украины, но она ни по-украински, ни по-русски ни слова не знала, пока не поступила в школу мадам. Кани вообще никакого отношения к России не имеет и тоже только здесь начала говорить по-русски. За два года они неплохо выучили русский. Говорят, правда, обе со смешными ошибками, но в общем, с ними можно нормально общаться.
Играет Кани на банджо здорово, во всяком случае уверенно, а поёт, по-моему, так себе, хотя я, конечно, тот еще судья в таких вопросах. Мне эта самодеятельность была не очень интересна, но девочки слушали с большим удовольствием: они, как-никак, к музыке имеют отношение, а главное - это для них необычное развлечение. Сначала просто слушали, потом кто-то притащил пару бутылок какого-то сладкого вина и фруктов, пошел трёп за жизнь – короче, очень приятно посидели. Мне из девчонок некоторые понравились, а некоторые совсем не понравились.
Дашка и Кани – симпатичные девчонки, а больше всего мне понравилась рыженькая Тонечка. Она вообще всеобщая любимица, даже мадам, говорят, к ней неравнодушна, хотя порет ее, бедняжку, чуть ли не каждый день. Потому что это такой хулиганистый чертёнок - хоть стой, хоть падай. Она из учениц самая молодая, ей только этим летом стукнуло 18, и внешность у нее совсем не для стриптиза: и сиськи маленькие, и бёдра узковаты, и коленки мосластые - короче, на подростка похожа; попка, правда, у нее довольно симпатичная – кругленькая и крепенькая. Катька сказала, что, по мнению мадам, Тонечка, хотя у нее и нет настоящего таланта, сможет хорошо зарабатывать, потому что на стриптизерш с такой внешностью есть спрос среди педофилов. На что у Тоньки талант, так это на всякие смешные хулиганства: то спрячется где-нибудь и начнет так натурально мяукать, что все кидаются искать кошку; то ухитрится стащить в столовой все ложки; ну и тому подобное. Но она никого никогда не обижает, поэтому к ней все хорошо относятся.
Еще мне понравилась Оксана. Очень красивая и сексапильная девочка – к ней прямо тянет как магнитом. Девчонки много говорили про то, что в субботу Оксанку ждут большие неприятности. Катя мне объяснила, о чем шла речь. Оказывается, мадам, когда уезжала в последнюю деловую поездку (это было в середине августа), раздала всем ученицам задания, над которыми в ее отсутствие они должны были работать самостоятельно. Теперь она просматривает результаты этой самостоятельной работы – на каждом занятии смотрит двух учениц. В субботу – очередь последних двух: Тамары и Оксаны. А Оксана - талантливая танцовщица, но жуткая лентяйка. Над заданием она почти не работала, и девчонки наперебой грозили ей всякими карами со стороны мадам, потому что с ленью она борется самыми суровыми методами. Оксанка отделывалась шуточками, говорила, что всё запросто выполнит, но чувствовалось, что ее предстоящий просмотр не слабо напрягает. А девчонки, как мне показалось, хотя и изображали, что переживают за нее, на самом деле злорадствовали. Не все, но некоторые – точно.
В общем, это был приятный вечер. Под конец некоторые девочки решили пойти искупаться, и Катя пошла с ними. Какой тут все-таки удивительный климат! Круглый год, причем и днём и ночью, одна и та же температура, +25°; отклонения обычно не больше 1°, если на 2°, это уже считается погодной аномалией. Представляешь, какая благодать? Но я с ними не пошла, а пошла писать тебе очередное письмо, и засиделась с ним до поздней ночи. Катька, зараза, так и не появилась – даже не знаю, с кем она ночь провела.

В пятницу утром случилось одно неприятное событие. Понимаешь, тут каждая суббота – день всеобщего медицинского осмотра. Персонал проходит осмотр с утра, а танцовщицы вместе с флагелятриссами - вместо вечерних занятий. В принципе это довольно быстрая процедура, за два часа фрау доктор спокойно успевает всех осмотреть. Она очень быстро смотрит состояние кожи, зубы, ухо-горло-нос и гинекологию, а сестрички измеряют давление, проводят контрольное взвешивание, проверяют слух и зрение, а еще записывают, если есть жалобы. Но я сегодня проходила первичный осмотр, поэтому мне велели явиться на час раньше, и на меня докторша потратила много времени. А вчера, в пятницу, я должна была на голодный желудок, то есть до завтрака, подойти в медпункт и сдать на анализ кровь из вены.
Я пришла, как было сказано, в половине восьмого. Меня встретила одна из медсестёр, Лида – симпатичная, только очень тонкокостная и худенькая. Вторая медсестричка – татарочка Фарида – тоже такого сложения; как видно, таков вкус фрау доктор.
Короче, посадила меня эта Лидочка около столика, нашла вену и стала иголку вводить. И как-то неудачно у нее получилось – в вену она не попала, а меня так больно уколола, что я невольно руку отдернула и локтем сбила стойку с пробирками. Стойка грохнулась на кафельный пол, и несколько пробирок со звоном разбились. Лидка вся побелела как полотно и прямо замерла от страха. Тут же вошла докторша, злая как мегера, и рявкнула на Лидку:
- Что тут произошло?
Я смотрю, Лидка вся дрожит и ничего даже сказать не может. Я говорю:
- Извините, фрау доктор, я дернула рукой, когда Лида меня уколола, и нечаянно сбила на пол стойку с пробирками.
Докторша опять к Лидке:
- Ты разучилась иглу вводить? Придется тебе напомнить, как это делается. И почему пробирки стояли так, что пациент мог их сбить? Забыла, как должно быть организовано рабочее место? Это мы тоже повторим.
Потом она крикнула:
- Фарида!- и та сейчас же появилась. Фрау велела ей сделать анализ. А Лидке сказала:
- Прибери здесь, унд марш цу штрафраум!
Я сразу вспомнила, как наша соседка Ада Семёновна (помнишь её?) орала на своего Изечку:
- Марш цу эке, хюндезон!*
--------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Марш в угол, сукин сын! (Вероятно, идиш). Dun.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------
Я еще всегда удивлялась, как она не понимает, что если Изя – хюндезон, то сама она – хюнде.
Лида старательно убрала осколки и вышла из процедурной. Было видно, что она кусает губы, чтобы не разреветься.
Я Фариду спрашиваю:
- Куда это фрау доктор велела ей идти? Что это за штрафраум*?
- Это место, где фрау доктор нас наказывает, - ответила Фарида.
- Порет, что ли?
Фарида молча кивнула.
- А где оно находится?
- Здесь, в подвале.
------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Штрафраум (нем. Strafraum) – в современном языке используется в значении «штрафная площадка (футбольная)», но буквально означает «место наказаний». Dun.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------
Фарида всё сделала как надо, и я пошла домой. У меня было какое-то чувство вины перед Лидкой, хотя вообще-то она сама была виновата. Но потом я подумала, что порка пойдет ей на пользу - лучше работать будет, и на этом успокоилась.

Катьку я дома опять не застала: она уже ушла в столовую, а мне положила на кровать записку, в которой было одно слово: «чёрный». Я надела черный комплект и решила, что к нему очень подойдет мрачная ревность. Поэтому я подсела за столик к Катьке с надутыми губками и сердитым взглядом. Она, конечно, прекрасно поняла, что я валяю дурака, и подыграла мне – стала подлизываться, бормотать вполголоса всякие ми-ми-ми и кормить меня с ложечки джемом; а под столом лапает меня за ляжки, жопа такая, и все это видят, конечно. В конце концов мы пошли из столовой в обнимку, картинно виляя попами, как две профуры с Дерибасовской. Но потом Катька сказала, что вообще-то нам, флагелятриссам, так себя вести не полагается. Мадам рассердилась бы, если бы увидела.
Когда мы пришли в донжон, Катя сказала, что удары я в первом приближении освоила, и можно двигаться дальше. Она рассказала мне о разных видах порки, которые тут применяются. Как я уже писала, порка тут – целая наука. Назначая порку, мадам указывает целый ряд параметров. Например, флагелятриссы могут класть удары по очереди (это называется «порка дробью») или одновременно («порка двойками»); могут класть параллельные удары поперек ложбинки попы («порка в линеечку»), а могут наискосок, в перекрест друг с другом («порка в сеточку»). Таких параметров всего штук10; правда, многие из них обычно не оговариваются, а применяются «по умолчанию». Но я не буду тебе всё это сейчас описывать, лучше расскажу потом на конкретных примерах*.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------
*На самом деле Эля в этом месте как раз долго и нудно описывает разные виды порки, применяемые на острове. Но я решил, что это скучно читать. Дальше будет возможность всё объяснить при описании конкретных экзекуций.
Замечу кстати, что слово «параметр» Эля употребляет неправильно: параметр – это численная величина, а здесь надо говорить о характеристиках. Но я оставил, как в оригинале. Dun.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------
Всю пятницу - и на утреннем, и на вечернем занятиях - мы отрабатывали на Фёкле разные варианты порки, но у меня пока не очень получается соблюдать все нужные параметры одновременно. Так что мне еще учиться, учиться и учиться, как нас всегда призывали в школе. А уже так хочется кого-нибудь по-настоящему высечь! А то эта Фёкла только аппетит разжигает.
После ланча я пошла на пляж. Думала искупаться, а потом позагорать с журнальчиком (мадам из своих поездок всегда привозит кучу свежих журналов, которые желающие читают по очереди), но неожиданно увидела на пляже Чикиту. Я к ней подошла, выяснила, что для тисканья ее попа еще не пригодна, и мы просто поболтали. Между прочим, она вспомнила одну интересную вещь: когда она видела голову человека за бортом, ей показалось, что эта голова выглядит как-то необычно. А сейчас она додумалась, что, возможно, необычность была в том, что на голове была маска для дайвинга. Насчет акваланга она ничего не могла сказать: она видела только голову и руку, а тело оставалось под водой. Я сразу подумала, а не поднялся ли этот ныряльщик на борт яхты. Спросила Чикиту, есть ли на яхте лацпорты*. Оказалось, что в корме сделан лацпорт на уровне первой палубы, который ведет в выгороженное переборками небольшое помещение под трапом с первой палубы на вторую. Что находится в этом отсеке, Чикита не знает. Дверь в него запирается, и доступ туда имеет только боцман Лена.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Лацпорт – вырез во внешней обшивке судна, закрытый водонепроницаемой дверью. Dun
--------------------------------------------------------------------------------------------------------
В моем мозгу начинала складываться какая-то картина. Допустим, ныряльщик поднялся на борт и спрятался в отсеке под трапом, а когда все находились на палубе во время порки Чикиты, он каким-то образом влез в каюту мадам и украл бювар.
Но как этот ныряльщик оказался посреди океана? И кто ему открыл кормовой лацпорт? И как он попал в каюту мадам? И куда он потом подевался? Так и сидит под трапом? Или прячется в одной из кают? Или тайком сошел на берег, и теперь прячется где-то на острове? И вообще – кто он такой и на кого работает? У меня голова шла кругом от вопросов и гипотез…

И вот настала суббота, день моего первого выхода на службу. Честно говоря, я немножко волновалась – не хотелось ударить рожей в грязь.
С утра сегодня штормило, по острову гулял ветер, а океан здорово шумел. Поэтому мадам еще во время завтрака передала через пони Брони, что занятия будут в зале.
Мы с Катей надели алые комплекты и ровно в 8:30 вошли в зал. Все девочки уже были там (мадам терпеть не может опозданий), и сама мадам тоже появилась в ту же минуту.
Девочки были в своей обычной одежде (килт и лифчик), а мадам – в так называемом балетном купальнике, на этот раз белом. На ногах у всех были танцевальные чешки. У мадам с руки свисал короткий (сантиметров 30) хлыстик, через рукоятку которого продет темляк.
Ученицы построились в шеренгу, а мы с Катькой уселись на свою скамейку.
Мне было интересно посмотреть на занятия танцовщиц. В раннем детстве я, как все девочки, мечтала стать балериной, но лет в шесть мне одна воспитательница в детском саду, грубая такая баба, жестко сказала, чтоб я об этом больше не думала, так как уже тогда было ясно, что никаких данных у меня для балета нет. Мама говорит, я тогда целый день плакала, но потом ничего, утешилась, и стала себе придумывать другие профессии.
Сначала у них была разминка, в принципе похожая на обычную спортивную, только они все упражнения делают в каких-то особенных балетных позах. И мадам все время на них покрикивает: «Держите спину! Держите спину!» Еще мадам разные указания дает то одной, то другой, и при этом стегает ее хлыстиком – для лучшего усвоения. Типа:
- Ногу полностью выпрямляй! – и шмяк по ляжке. Или:
- Ниже нагибайся! – и шмяк по попе.
Стегает она не сильно, даже след через пару минут исчезает, но все-таки девочки побаиваются: в любой момент она может и посильнее хлестануть, а иногда и не один раз.
После разминки мадам собрала всех девочек вокруг себя и стала показывать какое-то новое упражнение, или фигуру, или как там это у них называется. И вдруг Катька меня в бок толкает и пальцем на сцену показывает, а сама от смеха давится. Я посмотрела, куда она показывает, и вижу: хулиганка Тонька тихонько отвалила от всей группы и лезет на пилон. Катька мне шепчет:
- Сейчас что-нибудь отмочит. Вот неймется дуре! Опять хочет на порку нарваться.
А Тонька долезла до самого верха, под потолок, и вдруг как заорет петухом, причем очень похоже на настоящего. Все стали крутить головами, петуха высматривать, но потом, конечно, увидели, откуда этот крик. А Тонька держится одними ногами, кукарекает и руками себя по бокам как крыльями хлопает. Смешно офигительно! Все ржут, конечно, и мадам тоже удержаться не может. Но она, хоть и смеялась, а вообще-то сильно разозлилась. Подошла к пилону и заорала на Тоньку:
- А ну слезь немедленно! Что ты себе позволяешь?! – и хлыстом по пилону очень выразительно хлестнула.
Тонька посмотрела так по-птичьи, боком, на мадам, и говорит:
- Ко-ко-ко! Не слезу! Я хлыста боюсь! Ко-ко-ко-ко-ко!
- Слезай, дрянь такая! А то хуже будет! – орет мадам, а сама еле смех сдерживает.
- Пообещайте, что не будете сечь, тогда слезу.
- Ладно, - неожиданно согласилась мадам, - не буду сечь, обещаю.
Тонька спустилась вниз, а мадам уселась на свой стул и Тоньке говорит:
- А теперь иди сюда! – и по ляжкам себя хлопает, как тогда в Москве, когда меня на порку укладывала. Тонька захныкала:
- Ну мадам! Вы же обещали!
А мадам:
- Я обещала, что сечь не буду. А вообще не наказывать я не обещала. Иди, иди, милочка, пока я совсем не рассердилась.
Короче, Тонька улеглась к мадам на колени, и та начала ее по попе рукой лупцевать – не спеша так, основательно. А ручка-то у нее тяжелая, это я знаю. Тонька от каждого шлепка орет, а в промежутках прощенья просит. Но мадам знай себе лупит, да приговаривает:
- Не хулигань, паршивка! Не хулигань! Не хулигань!
Девчонки вокруг стоят, смотрят и явно кайф ловят. Однако после нескольких шлепков мадам на них прикрикнула:
- Идите, девочки, занимайтесь! Нечего бездельничать!
Они отошли к станку, стали отрабатывать то, что она им показывала.
А мадам Тоньку не отпускает, продолжает шлёпать. Шлёпнет несколько раз, потом попу ее потискает минуту, даст девочкам какое-нибудь указание, и опять лупит. Так она ее минут 15 на коленях держала. Под конец Тонька уже ревела в три ручья и прямо-таки умоляла перестать. Ты же знаешь, какое это ужасное чувство, когда долго лупцуют. Попа горит невыносимо, и кажется, что это никогда не кончится, и ты на всё готова, чтоб только прекратить этот кошмар. Но закончилось всё очень мило: мадам посадила Тоньку к себе на колени, приласкала, поцеловала и даже, как мне показалось, незаметно подрочила немножко; до оргазма не довела, но что взбодрила, так это точно. Тонька весело упорхнула и присоединилась к остальным ученицам. Я сразу подумала, что она настоящая маза, а позже окончательно в этом убедилась (как убедилась, расскажу еще). Попка ее была ярко-красной, но это никого не смущало: ученицы мадам к такому привычные.
Потом была переменка 10 мин., а потом девочки начали работать у пилона. Катька скучала, она это сто раз видела, а мне было очень интересно. Прикинь, стриптизерши, оказывается, для выступления специальные туфли обувают, называются «стрипы» – на офигенно высокой платформе и высоком каблуке. Это такие туфельки, что в них реально даже стоять трудно, обязательно надо за пилон держаться. Но зато ноги смотрятся офигительно.
Некоторых учениц мадам хвалила, некоторых ругала. А на Алену жутко разозлилась за то, что та никак не могла понять, чего от нее мадам добивается. Мадам на нее наорала, а потом велела повернуться к себе спиной и пару раз хорошенько врезала ей по жопе, та аж завизжала. Вообще-то за тупость пороть - дело бессмысленное, но мадам орала, что Алена невнимательно слушает и вообще о посторонних вещах думает. Может, она и права была.
Алена – это вообще тридцать три несчастья. В четверг она на вечеринку почему-то не приходила, так что я ее не видела. А сегодня, пока мадам с ней разбиралась, мне Катька про нее рассказала.
Мадам взяла Алену недавно, всего год назад, и весь год с ней мучается. Способности у нее средние, старания тоже не особенно много, но главная беда – что она тупая как валенок, ей всё по три раза объяснять надо. А мадам терпением не отличается. А еще Алена очень любит пожрать, особенно мучное и сладкое, поэтому всё время превышает свой вес, да так, что у нее лишний жир невооруженным глазом виден – и на животе, и на жопе, и на ляжках. Мадам ведь не из вредности приучает девчонок за весом следить – для профессиональной танцовщицы это абсолютно обязательно, толстух просто выгоняют с работы. Алене постоянно говорят, что надо полностью отказаться от всех этих булочек, и наказывали ее уже неоднократно, но она никак не может с собой справиться.
- В прошлую субботу, - сказала Катька, - у Алены оказалось превышение веса на два с половиной кило. Мадам еще не было, поэтому ее только предупредили. Посмотрим, что сегодняшнее взвешивание покажет, и что мадам решит.
После еще одной переменки мадам раздала девочкам задания на самостоятельную отработку, а сама вызвала Тамару и Оксану, чтобы посмотреть, что они подготовили в ее отсутствие. Как я поняла, девочки должны были показать законченный номер, в котором должны были быть использованы определенные элементы – свои для каждой исполнительницы. Музыку и одежду девочки подбирали сами, это было частью задания.
Первой была Тамара. Насколько я могу судить, она показала довольно стандартный стриптиз с бросанием лифчика и трусиков в публику и всякими телодвижениями, рассчитанными на возбуждение обычных мужиков. В чем была особенность ее задания, я не поняла, но мадам ее в общем похвалила, хотя и сделала ряд замечаний.
Потом к пилону вышла Оксана в каком-то странном темно-красном балахоне. Зазвучала музыка типа техно. Было видно, что ни одеяние Оксаны, ни музыка мадам не нравятся. Оксана начала раздеваться, а мадам постепенно закипала. Когда Оксаны уже сбросила всю одежду и начала танцевать обнаженная, мадам вдруг в ярости хлестнула хлыстом по ножке своего стула и крикнула «Стоп!»
Оксана замерла, а мадам вырубила магнитофон и некоторое время молча на нее смотрела. Мне сзади не было видно, но наверно взгляд ее был очень выразителен, потому что Оксанка под этим взглядом как-то вся съежилась. Потом мадам начала её чихвостить. Причем она не орала, как на других, а говорила даже тише, чем обычно, но голос ее прямо дрожал от злости.
- Ты за кого меня принимаешь? – шипела мадам. – За безмозглую дуру? За безграмотного массовика-затейника из сельского клуба? Я на тебя два года трачу силы, время и нервы, а ты смеешь мне такое показывать?
В общем, суть ее недовольства, насколько я могла понять, была в том, что Оксанка ничего не придумала нового, а просто слепила свой номер из давно освоенных элементов, и попыталась это скрыть с помощью необычной музыки и одежды. Короче, нагло пробездельничала все три недели.
Свою возмущенную речь мадам закончила коротким и четким приказом:
- На порку!
Едва прозвучало это слово, как Катька вскочила, а я следом за ней, и мы потащили скамью в центр зала. Потом Катька подтащила к скамье ведерко с флоггерами.
Между тем Оксанка со слезами в голосе умоляла мадам простить ее и не наказывать.
- Я за неделю всё сделаю, мадам, даю Вам слово! Простите, пожалуйста…
- Даже и не надейся! – перебила ее мадам. – Будешь как следует наказана. А за неделю ты обязательно всё сделаешь. Потому что иначе будешь наказана еще раз, да так, что на всю жизнь запомнишь.
В заключение она повторила «На порку!»; по-моему, ей было приятно произносить это слово. А мне было приятно его слышать, тем более, что оно касалось такой обольстительной девочки.
Оксанка, утирая слезы, поплелась к нам, а мадам сказала, обращаясь к Кате:
- Разложите и придавите.
Катька знала, что на первый раз моя работа будет именно такой, поэтому еще вчера объяснила мне, что надо делать по такой команде.
Оксана покорно легла ничком на скамью, а мы уселись на нее верхом – я на ноги в районе коленок, а Катька – на спину. Потом мы обе откинулись назад, я захватила руками щиколотки Оксаны, а Катька – запястья.
Мадам подошла и вытащила один флоггер (свой хлыст она сняла с руки и положила на стул). Все ученицы, сгорая от нетерпения, подтянулись к месту экзекуции и рассредоточились вокруг эшафота. Все они порядочные суки, скажу я тебе – радуются, когда кого-то наказывают. Ты скажешь, что и я такая же. Но я же им не подруга, я как бы по другую сторону баррикады.
Я пожалела, что не могу видеть нас со стороны. Наверно, это смотрелось необыкновенно эротично: красивая, прекрасно вылепленная попа, вздрагивающая в ожидании порки, и две раззявленные на нее симпатичные кунюшки между стройными ляжками.
- Считай, Катя, - приказала мадам, - и предупреждай перед пятыми.
Последней фразы я не поняла, но вскоре мне стало ясно, что она означала.
Мадам секла Оксанку жестоко, редкими сильными ударами, которые она мастерски клала строго перпендикулярно ложбинке, постепенно смещаясь от верха ягодиц к их низу. По номенклатуре это была «порка горячими в линеечку». С первым же ударом Оксанка страшно завопила и отчаянно задергалась под нами, так что нам пришлось сильно напрягаться, чтобы удерживать ее. Катька считала про себя, но когда мадам нанесла четвертый удар, Катька громко объявила:
-Четыре!
Пятый удар мадам нанесла наискосок, причем вложила в него чуть ли не всю свою силу. Оксанкину попу пересек длинный толстый рубец, который в нескольких местах почти сразу засочился кровью.
Мадам обошла скамью и встала с другой стороны. Всё повторилось в зеркальном отражении: четыре рубца «в линеечку», Катино объявление «Девять!», мощный десятый удар наискосок в пару к пятому. Затем всё повторилось еще по одной серии с каждой стороны. Как вопила, дергалась и дрожала всем телом бедная Оксанка, я просто не могу передать. И как возбуждающе это на меня действовало, тоже не берусь описывать. Скажу только, что я потекла уже после первой пятерки, залила прелестные ляжечки Оксанки соком своих неуемных желаний. Я боялась, что мадам это рассердит, но ничего не могла с собой поделать.
Влепив Оксанке жестокий двадцатый удар, мадам некоторое время постояла в раздумье, слушая истошные вопли, и сказала:
- Ладно, на этот раз достаточно.
Потом обратилась к девочкам:
- Занятие окончено. Все свободны.
Зареванная Оксана с трудом встала, девочки окружили ее, изображая нежное сочувствие, и они толпой пошли на свой этаж. Мадам тоже ушла к себе, а мы с Катей задержались, чтобы оттащить на место скамью и банку с флоггерами.
- Ну что, понравилось? – спросила меня Катька, когда мы пришли к себе.
- А то! – искренне ответила я. – Ты знаешь, я даже протекла. Слава Богу, мадам не заметила.
- Не парься, - сказала Катька, - я тоже протекла. Мадам, скорей всего, заметила, но ничего страшного – это обычное дело. Уж такая у нас работа, она понимает. Если флагелятрису порка не возбуждает, то с нее и проку мало.
С этими словами она меня облапила, и мы перепихнулись – по-быстрому, но вкусненько.
На ланч мы пошли рано, чтобы я успела на осмотр. По пути заглянули в комнату к Оксане. Она лежала на своей кровати попой вверх, стонала и всхлипывала, а вокруг нее суетились ее соседка Тонечка и сердобольная Дейзи – смазывали ей задницу каким-то болеутоляющим и всячески утешали. Дейзи утешала искренне, а Тонька – со всякими подковырками. Но вообще-то Оксана и Тоня – очень симпатичная парочка, и живут они, по словам Кати, душа в душу.

В 3 часа, как было приказано, я пришла на осмотр. Медпункт тут оборудован лучше, чем какая-нибудь херсонская клиника. В распоряжении докторши всевозможная аппаратура, причем вся автоматизированная и компьютизированная, так что никаких бумажных записей – всё в электронном виде.
Фрау доктор вела прием вместе с Фаридой; Лида не появлялась. Когда Фарида делала мне всякие замеры, я спросила, почему нет Лиды. Она на меня как-то косо глянула и тихонько ответила: «А то ты не знаешь!» Я на самом деле не знала, но после такого ответа догадалась, что Лидке вчера здорово досталось. Но все равно это не моя вина, и нефига на меня косо смотреть. Правильно же?
За час фрау доктор меня исследовала с ног до головы и от кончиков пальцев до самого внутреннего органа (не знаю, правда, какой в человеке самый внутренний), в результате чего объявила меня полностью здоровой. Ну, это я и так знала. Вес она мне установила 62 ± 2 кг. Это я тоже сама знаю, и обычно держусь в этих пределах без всяких стараний; но сейчас я вешу только 59: все еще не восстановилась после августовской голодухи.
Из девочек первой – сразу после меня – фрау доктор вызвала Оксану. Ей, видимо, не терпелось полюбоваться свежевысеченной попой. Пока Фарида делала всякие замеры и оформляла мою электронную карту, Оксана уже освободилась, и мы вышли вместе. Я боялась, что Оксанка на меня будет дуться из-за того, что я ее держала во время порки. Но ничего подобного, она мне улыбнулась очень дружелюбно. Удивительно, но девочки тут на флагелятрисс не обижаются и зла не держат, даже наоборот - стараются с ними дружить и заниматься любовью.
На океане по-прежнему гулял шторм, было ветрено и пасмурно. Дождя не было, но с океана обильно летели соленые брызги.
- Пойдем, по роще прогуляемся, – предложила я Оксанке, так как еще ни разу этого не делала.
- Пойдем, мне без разницы, - ответила она.
Она пошла впереди меня. Я смотрела, как размеренно двигаются на ходу ее исполосованные ягодицы, и заводилась всё сильнее и сильнее. В какой-то момент я не смогла удержаться – подошла к ней вплотную и положила ладони на эти соблазнительные полушария. Я понимала, что ей больно, и думала, что сейчас придется просить прощенья и подлизываться. Но она, несмотря на боль, сама прижалась попой к моим ладоням и игриво глянула на меня через плечо. Тогда я облапила ее и стала заваливать на землю.
Ты знаешь, раньше я почему-то считала, что пальмы всегда растут на голом песке. Здесь совсем не так: вся земля между пальмами поросла чудесной травкой, невысокой, но очень густой и мягкой, на которой так и тянет поваляться. А уж трахаться на такой травке –для тех, кто не полностью испорчен цивилизацией - одно удовольствие.
Но Оксанка вдруг запротестовала:
- Ой, ты что, здесь же нельзя!
- Чего нельзя? – не поняла я.
- Здесь нельзя любовью заниматься. Разве ты не знаешь?
- Да нет, мне никто этого не говорил. А почему нельзя?
Я была очень удивлена, так как мне казалось, что уж чем-чем, а любовью в королевстве мадам можно заниматься где угодно и когда угодно.
- Я не знаю, почему, - сказала Оксана, - но это категорически запрещено. Для любви в этой рощице есть четыре беседки, вот там можно. А если девочек застукают за этим делом в другом месте, то очень сурово наказывают.
Короче, мы дотопали до беседки, благо тут всё рядом, и провели там весьма бурный час.
Оксанка оказалась очень умелой партнершей; правда, и очень требовательной, но мне нравится выполнять всякие необычные просьбы в этом деле.
Однако я так и осталась в полном недоумении: почему трахаться дозволено только в беседках, которые представляют собой простые ажурные ротонды, установленные прямо на земле с таким же, как во всей роще, травяным покровом. Еще одна загадка в мой список.
Придя домой, я приняла душ и свалилась спать: все события этого дня утомили меня вусмерть.
Катька разбудила меня перед обедом. Пока мы одевались, она рассказывала про осмотр. Впрочем, ничего интересного там не было, кроме того, что Алена прибавила еще полкило, и получила последнее предупреждение: в течение следующей недели она должна соблюдать строгую диету и к следующей субботе сбросить не менее двух кг. В противном случае ее ждет суровое наказание.
- Наказывать мы с тобой будем? – спросила я.
- Нет, не мы, - ответила Катька и как-то странно захихикала.
- Чего ты смеешься?
- Да тут для толстух смешное наказание придумали. То есть это со стороны смешно, а им-то не до смеха. Вот посмотришь. Я уверена, что Алена не выдержит диету и получит своё.
Она мне не стала рассказывать, что это за наказание для толстух, так что придется подождать.
Во время обеда все девочки дружно ругали плохую погоду. Катя мне объяснила, почему. Дело в том, что обычно в субботу вечером девочки устраивают где-нибудь на пляже или на опушке рощи гулянку с барбекю или шашлыком или еще чем-то в этом роде. Иногда даже делают костер из какой-нибудь использованной тары, которую выпрашивают у пони Брони. Катька говорит, эти посиделки всем очень нравятся, на них собирается и персонал, и матросы яхты, а иногда и некоторые офицеры. По крайней мере, мисс сарджант почти всегда приходит вместе с одной из горилл (другая остается на посту), да и пони Брони – любительница таких мероприятий.
После обеда девчонки уныло разбрелись по своим комнатам, и мы тоже пошли к себе. Потом заглянула Дейзи и позвала Катьку играть в покер. Дейзи и Кани – любительницы покера, а из наших прилично играют только Катя и Даша. Катьку научили хозяева, у которых она год домработницей была, а Дашку здесь научили, а то втроем неинтересно играть. Катька обещает и меня научить.
Короче, Катька ушла, а я начала писать это письмо. Потом отошла на минутку в гальюн. Возвращаюсь – а у компа сидит Тонька (прошла через галерею) и нагло читает то, что я успела написать. Я на нее заорала:
- Тонька, как не стыдно чужие письма читать!
Подлетела, со стула ее спихнула, закрыла программу и выключила комп нафиг. А она хохочет, задранка туева:
- Ага, я плохая невоспитанная девочка. Меня надо наказать, - и плюхается животом ко мне на колени, попу подставляет.
Теперь понимаешь, почему я решила, что Тонька - настоящая маза?
Я говорю:
- Тебе чего, утренней лупки мало было?
- Ну, это когда было! Я уже забыла.
Мне ничего не оставалось, как отшлепать ее, что я и сделала с большим удовольствием. А после этого мы, конечно, побаловались в койке, причем я убедилась, что Оксанка ее уже многому научила. Прикинь, какой денек был: три раза с тремя разными партнершами. Хотя здесь это, похоже, не вопрос – было бы желание.
Ну всё, Настёна. Иду спать. Завтра – день полного отдыха. Хорошо бы, чтоб шторм утих: хочется искупаться и поваляться на пляже.
Чао, дорогуша.

(Продолжение следует).

Глава 5. НЕ ДОВЕРЯЙТЕ ДЕВЕ ЮНОЙ КРЕПИТЬ СТРАХОВКУ НА СТЕНЕ*

--------------------------------------------------------------------------------------------------------
*Альпинистский фольклёр; поется на мотив «Кавалергардов» Окуджавы. Dun
---------------------------------------------------------------------------------------------------------

12.09.93
Привет, Настёна!
Сегодня воскресенье – для всех выходной, по идее - полная свобода и расслабуха. Но расслабуха не очень-то получилась, а получился насыщенный событиями день.
С утра всё было прекрасно: погода наладилась, и никаких неприятностей не предвиделось. Правда, перед завтраком нам с Катькой пришлось выполнить одну обязанность: полить клумбу с крапивой. Это я тебе еще не писала, как-то повода не было. Иногда мадам для наказания провинившихся использует крапиву. Это какая-то южно-американская крапива, жутко жгучая – намного хуже нашей. Для неё сделана специальная клумба (или грядка - не знаю, как назвать) слева от газона, т.е. напротив танцевальной площадки. Эта крапива – неприхотливое растение, но когда долго нет дождя, ее все-таки надо поливать, и эта обязанность лежит на флагелятриссах. Так-то тут на всех газонах и клумбах стоят поливальные автоматы, а вот на крапивной почему-то нет.
Короче, полили мы нашу крапиву, позавтракали и пошли на пляж. Там было полно народу: пришли и матросы с яхты, и разнорабочие, и даже сама мадам пожаловала, в сопровождении Жени. Катька сразу подсела к группе девочек, а мне что-то захотелось побыть одной, и я улеглась в сторонке. Вообще-то я бы потрепалась с Женькой, а то мы с ней с самого приезда почти не виделись, но она увлеченно беседовала с мадам, и мешать им мне было не по чину. Я повалялась, искупалась, опять повалялась. Потом увидела, что у дверей медпункта сидит Лида. Она была в своем белом халатике, то есть при исполнении, но сидела просто так, кайф ловила. Мне захотелось с ней пообщаться – не то, чтобы извиниться за тот случай, но как-то посочувствовать, что ли.
Я дотопала до медпункта, еще издали крикнула Лидке:
- Привет!
Она мне не ответила, отвернулась явно демонстративно. Я к ней подошла, говорю:
- Слушай, ну что ты на меня дуешься? Ты ж сама была виновата, я-то тут при чем?
- А кто тебя за язык тянул говорить, что я тебя уколола? Нарочно же сказала, чтоб мне сильней попало!
- Да откуда я знала? Это во-первых. А во-вторых, ну что уж такого случилось-то? Подумаешь, выпороли! Тут же всех порют, и никто не обижается.
- Да? – говорит Лидка. – Что, вот так всех порют? – и сдергивает с себя халатик. Я вижу, что под халатиком у нее ничего не надето, голое тело, и тело это просто зверски исполосовано со всех сторон – и сзади, и спереди, и с боков, причем от подмышек до коленок. Полосы уже сине-зеленые, жуткие на вид. Я прямо охренела.
- Грёб твою мать, - говорю, - чем это она тебя?
- Чем, чем… Кнутом, вот чем. Она с нами что хочет, то и делает, сука фашистская. Идем, покажу тебе кое-что.
Мы вошли внутрь. В конце коридорчика оказалась дверь, за которой была лестница в подвал. Там тоже было несколько дверей, одну из которых Лида открыла, сказав:
- Это штрафраум нашей гестаповской б**ди. Смотри, какие у нее тут штуки есть.
Она показала на веревку, свисающую с потолка посреди комнаты.
- Вот тут она меня в четверг порола. Этот подвес у нее называется анэнгер; она ж всё по-немецки называет, и нас учить заставляет, фашистка буева. Обожает пороть на этом анэнгере грёбаном: привяжет за руки так, что едва пальцами ног до пола достаешь, и хлещет со всех сторон вот этим кнутом, - она показала на кнут, который висел на стенке. Я его осмотрела. Это настоящий кнут, сделанный из куска пенькового троса, прикрепленного к деревянной рукояти. Сам кнут длинный; такие узкие бёдра, как у Лиды или Фариды, он запросто обовьет кругом.
Потом Лида показала на стоящую у стены конструкцию типа гимнастического бревна.
- А вот балкен, бревно по-нашему. Иногда она на него укладывает и порет чем-нибудь или флоггером сечёт. А иногда заставляет по нему идти, а сама хлещет сзади и спереди. Попробуй, пройдись по такому, когда тебя лупят в полную силу! А если сорвалась – пойдешь снова. И так, пока не пройдешь все бревно. Или пока не запорет до того, что вообще уже идти не можешь.
- Еще она любит вот в этот угол на колени ставить, - она подвела меня к углу. Там лежала доска, усеянная металлическими четырехгранными пирамидками, торчащими вершинками вверх. - Сама понимаешь, каково стоять на таких голыми коленками.
- Но ей и этого мало, она еще промеж ног вот такую штуку привешивает, - Лида сняла с полочки и показала мне массивную прищепку с острыми зубчиками. – Ты тут стоишь, от боли воешь, а она, паскудина, сидит и виски из горла сосет. Попробуешь встать или прищепку сдернуть - хлыстом исполосует до полусмерти.
Потом она подвела меня еще к одному сооружению.
- А вот такое ты видела когда-нибудь?
Это была трехгранная призма, уложенная на две высокие опоры острым краем вверх. Я догадалась, что это такое, потому что видела на картинках. Но в натуре увидела впервые. А Лида рассказывает:
- Эту штуку она называет дамензатель, по-нашему – дамское седло. Она нас заставляет сесть на него верхом, а руки связывает, чтоб держаться не могли. Хочешь попробовать?
Я попробовала. Жуткое ощущение, скажу я тебе. Режет так, что я завопила, как только перестала держаться руками и опустилась на острие всем своим весом. А Лидка говорит:
- Что, не понравилось? А она нас на этом седле иногда по часу держит, до потери сознания доводит, сука драная. Да еще и хлыстом настегивает, б**дина.
Ее прямо трясло от ненависти к фрау доктор. Я говорю:
- Ни фига себе штучки! Как у средневековых инквизиторов!
А Лидка:
- Тут еще много чего есть. Тебе лучше не знать, а то умом тронешься.
- Слушай, - спрашиваю, - а мадам знает, что докторша так с вами обращается?
- Конечно, знает. Она ж всё под контролем держит.
- А сами вы ей не жаловались?
- А что толку жаловаться? Она нам сразу сказала: не хотите – отправлю обратно в Казань. А для нас это хуже смерти.
- Почему? – не поняла я.
- По кочану, - отрезала Лидка. Она явно больше не хотела ничего объяснять, и я осталась в полном недоумении. Насчет девочек-учениц я еще могу понять, почему они терпят такое обращение с собой, но насчет этих – никак. Потому что одно дело – иной раз вытерпеть порку, справедливую и не очень-то жестокую, а другое дело – терпеть настоящие пытки. И тут Лидка сказала интересную вещь.
- Хуже всего, - говорит, - то, что никогда не знаешь, к чему она придерется и как захочет наказать. Мы с Фаридой все время в страхе и в напряге. Только и отдыхаем, когда она уходит куда-нибудь, вот как сегодня.
- А где она сегодня?
- Дайвингом занимается где-то около скал.
- Дааа? У нее что, есть экипировка?
- Конечно. И акваланг, и ружьё, и кинокамера для подводной съемки. Она фанатка этого дела, даже немножко добреет, когда вволю наплавается.
Это меня очень заинтересовало, потому что я сразу подумала, а не докторшу ли видела Чикита тем утром. Хотя невозможно было понять, как она туда попала, но мало ли что… Скажем, ее могли высадить с вертолета. Фантастика, конечно, но чем черт не шутит…
Лидка между тем продолжала рассказывать о своих страданиях, жаловаться на ненавистную фрау доктор и на свою горькую судьбу. Мне ее стало жалко и захотелось как-то утешить. Я не придумала ничего умнее, как приобнять ее, положить руку ей на киску и спросить:
- Хочешь побаловаться?
Но она от меня отскочила как ошпаренная и заорала:
- Нет уж, спасибо, я этими радостями по горло сыта! Эту суку докторшу чуть не каждый день ублажать приходится. Выпорет, гадина, и в койку тащит… Чтоб она сдохла!
Понятно, подумала я, докторша – обыкновенная садюга, только под немецким соусом. А ее подчиненные – наверно, единственные фригидные девушки на нашем острове.
Наконец, я оставила Лиду и вернулась на пляж. Девчонки там затеяли пляжный волейбол на вылет, и я к ним присоединилась: хотелось развеять мрачное настроение, навеянное рассказом Лиды.

В воскресенье отдыхают все, кроме бедных поварих, потому что ланч и обед все равно должны быть готовы вовремя. А вот нам в воскресенье такая лафа, что даже в столовую разрешается приходить в пляжном, то есть совсем голом виде. Но при этом все равно обязательно соблюдать за столом светские манеры. Очень забавно смотреть, как совершенно голые девчонки чинно орудуют ножами и вилками, которые держат как положено, тремя пальцами, а не зажав по-деревенски в кулак.
После ланча все девчонки столпились в тенечке на газоне перед домом. Мадам и Женя тоже были здесь. Девочки обсуждали, чем заняться. Одни предлагали опять идти купаться, другие – поиграть во что-нибудь. Вдруг Женя сказала:
- Девочки, а пойдемте на канины орхидеи полюбуемся, а потом к озеру поднимемся, черепашек поищем.
Я и не знала, оказывается, Кани развела на склоне Горы Адмирала целый сад из каких-то особенных скальных орхидей. Желающих лезть на гору оказалось шесть человек, в том числе и я. Женя уговорила мадам присоединиться к нам, и мы толпой отправились в это великое путешествие. Под предводительством Кани мы прошли прямо через рощу и поднялись до середины нашей горной вершины. Там на довольно каменистом склоне была целая небольшая плантация этих самых скальных орхидей. Они помельче обычных и не такие роскошные, но тоже красивые и очень разнообразные. Кани говорит, они требуют мало ухода, но все-таки иногда их и поливать надо, и подкармливать, и сорняки выдирать, так что она почти каждый день к своим питомцам наведывается. И делает это, похоже, с большим удовольствием. Ты бы ее поняла, а я к сельхоз работам никогда не чувствовала тяги, дома даже фикус в своей комнате всегда забывала поливать. Но посмотреть на цветочки и я люблю.
Потом мы поднялись к озеру, где нас встретили все охранницы во главе с сержантом Джессикой (мадам и Женя зовут ее Джесси, но остальным такое не положено, конечно). Эта Джессика с обитателями острова общается довольно мало и по-русски говорит плохо, зато с мадам и Женей она охотно болтает по-английски.
Мы всей толпой обошли вокруг озерца, никаких черепашек так и не увидели, хотя они там точно есть, ровно пять штук, потому что девочки сами их туда притащили: привезли с Галапагосов. Видимо, бедные рептилии испугались и попрятались, заслышав наше стадо.
Наконец, мы собрались домой. Кто-то предложил идти обратно вдоль скал, чтобы выйти к пляжу около причала. Джессика пошла с нами, но своим гориллам она что-то скомандовала, те дуэтом тявкнули «Йес, мэм!» и пошли в свой домик. Вышколенные, задранки.
Идём мы по дорожке, мадам и Женя впереди, следом за ними мисс сарджант и Кани, потом мы с Тонькой, и остальные сзади нас. Все чего-то галдят, то и дело кто-то хохочет – короче, шумная такая компания.
И тут оно случилось. Я лично ни хрена не видела и не слышала, а сарджант Джессика – молодчина, была на чеку и среагировала мгновенно. Она вдруг заорала «Холт!!!» (мне потом Женька сказала, что это значит «Стоять!!!»), рванула вперед, схватила мадам и Женьку за что уж там получилось и дернула их назад, так что чуть не сшибла меня с ног. В ту же секунду буквально в двух шагах впереди грохнулся здоровенный каменюга, весом килограмм сто, не меньше. Прикинь, никто даже не слышал, как он катился! Но Джессика его краем глаза заметила. Если бы она не остановила мадам, этот камень бы как раз в нее угодил. Может, и не убил бы, но покалечил бы точно.
Мы все прямо обомлели и стали задним числом трястись от страха. Пошли всякие восклицания, охи, ахи – ну, как всегда в таких случаях. И вдруг Женька кричит – почему-то по-английски – «Лук, лук!» («Смотрите!», значит) и наверх рукой показывает. И мы все видим – на скале наверху какая-то странная фигура. Собственно, не фигура, а черный силуэт на фоне синего-синего неба. Вроде как человек в плаще с капюшоном; иногда католических монахов так рисуют. Все эту фигуру увидели, и в ту же секунду она исчезла – то ли в воздухе растаяла, то ли просто за скалу зашла.
Тут вообще все прямо с ума посходили. Все орут: «Леди Меган, леди Меган!», и наперебой мадам говорят: «Вот, а Вы нам не верили! Теперь видите, что мы правду говорили? Не будете пороть за упоминания?» Мадам бормочет что-то вроде «Да, да, вижу. Не буду, не буду», а сама никак в себя прийти не может. А я так себе думаю: «Что-то я никогда не читала и не слышала, чтобы бесплотные духи вполне материальными камнями швырялись, тем более такими огроменными. Или камень сам по себе, а призрак – сам по себе? Но тогда это очень странное совпадение…» Короче, я сразу решила, да и сейчас в этом не сомневаюсь, что какая-то сука творит гнусные дела, ловко прикрываясь легендой о призраке леди Меган.
Немножко все успокоились, сообразили, что на всякий случай надо отойти от скал подальше, и мы всей толпой пошли через рощу к дому. Когда пришли, девочки стали рассказывать эту жуткую историю тем, которые с нами не ходили, и при этом врали с три короба – не нарочно, а просто так всегда бывает: когда свидетели что-то вспоминают, они невольно придумывают разные детали и тут же сами начинают в них верить.
А у меня возникло желание сделать кое-что, и я решила высказать это мадам – во-первых, чтобы показать ей, что я занимаюсь розыском, на который сама напросилась, а во-вторых, чтобы получить ее официальное разрешение – просто на всякий случай. Я собралась с духом и постучалась в апартаменты мадам. Дверь открыла Женя и спросила, чего я хочу. Я сказала, что мне надо поговорить с мадам о сегодняшних событиях. Женя велела мне подождать и ушла вглубь помещения, но быстро вернулась и пригласила меня войти. Мы прошли через холл и вошли в комнату, которая, наверно, считается у мадам гостиной или тем, что пожилые англичане называют parlour, а пожилые французы – salon. Там была сама мадам и героиня дня мисс сарджант. Они все три сидели вокруг маленького столика, на котором стояли разные бутылки, и сосали какие-то напитки.
Мадам уже вполне оправилась от шока и вела себя как обычно, то есть как королева местного разлива. Меня она окинула довольно хмурым взглядом и, не предлагая сесть, спросила, о чем я хочу поговорить. Потом она все-таки устыдилась своего чванства, сказала, показав на свободное кресло, «Садись!» и даже смилостивилась настолько, что велела Жене сделать мне коктейль.
Я сказала мадам, что, во-первых, ни в каких призраков я не верю и убеждена, что сегодня на нее было совершено покушение, причем совершил его не призрак, а живой человек. Во-вторых, что я считаю кражу бювара и это покушение звеньями одной цепи. В-третьих, что необходимо немедленно расследовать случившееся и найти злоумышленника, а то он повторит свою попытку – и, возможно, более успешно.
- И что ты предлагаешь? – спросила мадам.
- Для начала я хочу обследовать то место, где мы видели «призрака». Если не возражаете, я это сделаю вместе с Катей, а то мне одной как-то страшновато.
Мадам пожала плечами.
- Да пожалуйста, обследуй. Только не знаю, что ты там найдешь, там же голые камни.
-- Ну, мало ли… - глубокомысленно ответила я. На самом деле я и сама не знала, что рассчитывала найти, но надо же было что-то предпринимать.
Неожиданно в разговор вмешалась Джессика.
- Почему Катья, - сказала она, - я буду ходить с Элья.
Честно говоря, я очень обрадовалась этой поддержке; лучшего партнера в данных обстоятельствах и желать было нельзя.
Вдруг и Женя загорелась:
- Ой, я тоже пойду с вами!
Я даже удивилась, потому что мне казалось, что она смертельно боится призрака леди Меган.
-А тебе-то что там делать? – цыкнула на нее мадам.
- Ну пожалуйста, разрешите мне, мадам. Мне интересно, - стала канючить Женька.
- Ты же боишься этого призрака, - съехидничала ейное величество.
- Мне с Элей и Джесси не так страшно. Разрешите, пожалуйста.
- Да иди ради Бога, – сдалась мадам. – Идите, идите, а я прилягу отдохнуть, а то одни треволнения вместо нормального выходного.
- О’кей, - сказала мисс сарджант, - давайте ходить. Это не есть трудно, там есть дорога.
И вот мы второй раз за этот день пошли к Горе Адмирала. По пути Джессика похвалилась, что она у себя на родине, в штате Невада, «лазила скалы» и даже прошла какой-то квалификационный маршрут, то есть по-нашему – имела спортивный разряд по скалолазанью. Она еще что-то рассказывала про невадские каньоны, но Женьке было в лом переводить, и я почти ничего не поняла.
Сначала всё было легко, и никакие специальные навыки мисс сарджант не требовались. Кстати сказать, я по дороге обратилась к Джессике с каким-то вопросом, причем назвала ее как положено – «мисс сарджант», а она вдруг сказала:
- Hey, give it up, call me by my first name. (Слушай, брось, зови меня по имени).
Все-таки правду говорят, что демократизм у американцев в крови. Но, подумав, она добавила что-то, чего я не поняла; Женька мне перевела:
- Только не делай этого при посторонних: не надо нарушать установленные правила.
Я, естественно, сказала: «о’кей».
Наверх вела, конечно, не дорога, но вполне приличная, хотя и каменистая, тропа. Мы шли цепочкой: я оказалась впереди, за мной Джессика, а последняя – Женя. В каком-то крутом месте я немного застряла (сандалия соскользнула по камню) и тут же почувствовала, как мне в задницу уперлись ладони Джессики. Я обернулась – а она лыбится и говорит:
- Я помогала.
Я сказала «Спасибо», а она добавила:
- Ты имеешь красивый ас… по-русски поупа.
Я повиляла упомянутой частью тела – в благодарность за комплимент и чтобы показать ей, что ничего не имею против заигрываний. Я и правда ничего не имею, она симпатичная баба, хотя потом я со страхом подумала: а вдруг она такая же садюга, как фрау доктор? Как бы мне эти заигрывания не вышли боком. Ну, будущее покажет…
Короче, мы без труда поднялись почти на самый верх скальной гряды. Дальше тропа шла между скальными выступами почти горизонтально, и мы быстро дошли по ней как раз до того места, где мелькнула загадочная черная фигура. Узнать это место было нетрудно: там торчит выступ очень характерной двузубой формы, за который и спрятался наш призрак. Увы, мадам была права: никаких следов мы на тропе не обнаружили. Ни обгорелой спички, ни оторванной пуговицы, ни случайно оброненного письма – ничего такого, что всегда так вовремя попадается и Шерлоку Холмсу, и Эркюлю Пуаро, и участковому Анискину. Но за двузубой скалой нас ждал сюрприз: под соседней скалой обнаружилась расщелина, за которой угадывалось пустое пространство, что-то вроде пещеры, или грота, или как там называются такие пустоты в вулканических породах. Было ясно, что если призрак не растаял в воздухе в соответствии со своей бесплотной природой, то он, скорее всего, залез в эту пещеру. Поэтому пещеру обязательно надо было осмотреть, но в ней было совершенно темно, так что нам требовался какой-нибудь источник света. Джессика сказала, что принесет фонарь, и пошла в свою крепость.
От того места, где мы находились, до домика охраны по прямой не больше 300 метров, но по горам быстро не получается, так что мы, усевшись голыми попами на теплые камни, ждали около получаса и успели за это время хорошо потрепаться. Я, между прочим, сказала Женьке, что хотела бы с ней чаще видеться, а она пожаловалась, что у нее сейчас много работы. Что за работа, она не распространялась, но я так понимаю, что в ее ведении находится вся документация мадам, да и бухгалтерию, видимо, тоже ведет она. Я спросила:
- Мадам-то как, не свирепствует?
Женька хихикнула:
- Да нет, не особенно. За это время только один раз выпорола, и то не сильно.
- Без пряжки?
- Без, без. Когда у нее ученицы под рукой, мне меньше достается.
- Постучи по дереву, - посоветовала я. Но поблизости не было ни щепочки, ни веточки, и Женька ограничилась тем, что поплевала через левое плечо.
Я эту тему не просто так затронула. Мне очень хотелось расспросить Женьку, как и почему она оказалась под властью мадам. После утреннего разговора с Лидой я задумалась о том, как вообще все здешние работницы попали в кабалу к мадам и ее подругам-офицерам. Но тут подошла Джессика, и наш разговор прервался.
Включив свой мощный фонарь, Джессика первая сунулась в расщелину и убедилась, что там действительно есть пещера. Она пролезла внутрь, и мы с Женькой влезли следом. Пещера небольшая, мы втроем там едва поместились, тем более, что она низкая, и выпрямиться во весь рост в ней нельзя. При этом пол пещеры усыпан обломками камней, так что стоять там не очень-то удобно. Джессика поводила фонарем по сторонам. Сначала нам показалось, что ничего интересного там нет, но потом мы увидели еще одну расселину в стенке напротив первой. В свете фонаря мы разглядели, что от этой расселины начинается ход, довольно круто спускающийся вниз. Пол хода тоже покрыт обломками камней. Я хотела уж попробовать войти в этот ход, но Джессика меня решительно остановила, категорически заявив, что этого делать ни в коем случае нельзя.
- Нельзя лазить скалы голая, это один. И два - лазить надо обязательно с… как это по-русски – «протекшн»?
- Протекшн – это «защита», - сказала Женька, - только я не понимаю, что ты имеешь в виду.
- Ну, на тот, кто лезет, завязать веревка, и второй сильно держать эта веревка.
- А, страховка, - догадалась я.
- Йес, йес, страховка! – обрадовалась Джессика. - Это правый слово.
Она, несомненно, была права по обоим пунктам. Что лазить по камням голой плохо, я убедилась, уже влезая в эту пещеру: оцарапала себе задницу и плечо. Страховка тоже, конечно, не помешает: черт его знает, что этот ход собой представляет и куда он ведёт.
Мы вышли из пещеры и обсудили план действий. Я категорически настаивала на том, что сама полезу в обнаруженный ход, а Джессика пусть меня страхует. Джессика сначала предлагала, что полезет она, но быстро согласилась на мой вариант, потому что я сразу призналась, что понятия не имею, как надо страховать скалолаза. Насчет себя Джессика уверенно заявила:
- Я знаю делать страховка. Всё будет о’кей!
Женька, как и положено принцессе, скромно помалкивала и в активные исполнители не набивалась.
Кроме подходящей одежды для меня надо было найти и подходящую веревку: Джессика сказала, что у нее ничего такого нет.
- Мы нуждаемся верьёвка половина дюйм толстая и тридцать ярдз длинная, - сказала Джессика. – Тоже хорошо иметь bolts and carabiners, но на этот остров наверно никто это не имеет.
Мы с Женькой слабо себе представляли, что такое bolts and carabiners, понимали только, что это какое-то специальное альпинистское снаряжение, и тоже были уверены, что на этот остров никто их не имеет.
В конце концов было решено, что мне придется сходить к пони Брони и поискать всё, что нужно, в ее хозяйстве. У нее были рабочие комбинезоны для девочек-разнорабочих, и веревка, как мы надеялись, тоже должна была найтись. Короче, пришлось мне еще раз тащиться с горы в главный дом. Я, правда, подумала, что всё необходимое можно найти и на яхте, но до нее даже дальше, чем до дома, да и обращаться с просьбами к боцману Лене или к прове каптен мне совсем не хотелось. Я поспешила вниз. Было уже почти 6 часов, и если мы не хотели остаться без обеда, надо было поторапливаться.
Поскольку проходить через кухню мне не разрешается, я зашла в хозяйственный флигель с торца дома. Едва я вошла, как услышала какие-то отчаянные крики, раздающиеся из глубины помещения. В этот момент появилась одна из девочек-разнорабочих. Я ее спросила, где найти пони Брони, и она с глуповатым смешком ответила:
- У себя она. Это в ее комнате орут.
- А что там происходит? – спросила я.
Она опять глупо хихикнула:
- Пони Брони поварих наказывает. Виту уже выпорола, а сейчас Дануте порет.
- За что?
- Не знаю. Наверно, что-то не так сварили.
Ориентируясь на истошные вопли Дануте, я подошла к комнате пони Брони и постучалась в дверь. Она крикнула что-то по-литовски, и я рискнула принять это за разрешение войти.
Пони Брони сидела на стуле. У нее на коленях лежала Дануте, довольно симпатичная, но ужасно толстая девчонка-повариха. Лежала она в классической позе ОТК. Ее белый поварской халат был задран на спину, белые трусы болтались на одной ноге около щиколотки. Неимоверных размеров голая жопища, бесформенная и желеобразная, колыхалась и дергалась под градом ударов, которые пони Брони размеренно наносила большой деревянной ложкой.
Я давно думала, что ложка – замечательный инструмент для порки: бьет больно, как любой твердый предмет, но благодаря своей форме никаких ран не наносит, только синяки. Сейчас я убедилась в своей правоте: вся жопа Дануте была багрово-красного цвета, но никаких рубцов, а тем более ран, на ней не было. Между тем, судя по тому, как Дануте вопила и захлёбывалась рыданиями, ощущения ее были очень болезненны. Сквозь рыданья она что-то выкрикивала по-литовски – наверно, умоляла прекратить порку. Но пони Брони продолжала сосредоточенно лупцевать ее по мягким багрово-красным подушкам. От каждого удара по этим противным массам плоти кольцами разбегались волны. Зрелище было смешное, но совершенно неэстетичное.
Еще смешнее было то, что уже выпоротая Вита стояла в углу комнаты носом в угол и держала свой халат собранным на талии, так что ее багровый зад был открыт взорам пони Брони, а теперь и моим. Вита тоже толстушка, но все-таки постройнее Дануты, и на ее жопу не так противно смотреть, а на поротую – даже приятно. Вита еще плакала и ойкала – видимо, пороли ее только что. В целом вся сцена очень напоминала картинки, изображающие семейную порку, которые мы с тобой видели в тех журналах.
- Извините, пони Брони, я к Вам по поручению мадам, - громко, чтобы перекричать орущую Дануте, сказала я.
- Подожди пару минут, - приказала пожилая дама, не прекращая воспитательный процесс.
Она нанесла своей подчиненной еще несколько увесистых ударов и наконец столкнула ее с колен, сказав что-то по-литовски. Та собрала халат на талии так же, как Вита, и, всё еще громко рыдая, нетвердыми шагами пошла в другой угол комнаты. Интересно, сколько времени им полагается так стоять после порки? Как бы то ни было, а к обеду они были на рабочем месте, так что не очень долго.
Как я и ожидала, у пони Брони нашлось всё, что мне было нужно. Я надела рабочий комбинезон из какой-то легкой, но прочной синей ткани, а обула удобные новенькие кроссовки: на складе у пони Брони валяется несколько пар разного размера. Веревка тоже нашлась – как раз полудюймовый акриловый трос. Я на всякий случай попросила 40 метров (как потом оказалось, правильно сделала), и пони Брони отрезала мне их от большой бухты, бормоча себе под нос, что жалко ценную вещь на глупости тратить. Я порадовалась, что заручилась поддержкой мадам, а то бы послала меня эта пони куда подальше. Еще я прихватила фонарь и две пары рукавиц.
Экипировавшись, я чуть не бегом поспешила обратно на скалы. Конечно, можно было отложить всё мероприятие на завтра, но я, как говорится, сгорала от нетерпения.
Джессика обкрутила меня подмышками веревкой, умело завязав ее у меня на груди булинем (по-английски он, оказывается, называется «болин»). При этом она пару раз как бы нечаянно лапнула меня за сиськи, но не грубо, а легонько, причем даже изобразила смущение, пробормотав «о, сори». Мы зашли в пещеру, она зацепила конец за какой-то выступ и перекинула веревку себе через плечи, а оставшуюся часть сложила кольцами у своих ног, оставив свободными всего несколько метров. Потом по мере моего продвижения она помалу вытравливала веревку.
Я вошла в проход, включила фонарь и медленно пошла вперед. Проход был довольно узкий и низкий, почти все время приходилось нагибаться. Через несколько шагов я почувствовала, что проход начинает спускаться вниз, и чем дальше, тем спуск был круче. Я крикнула Джессике, чтоб она лучше держала, и после этого она удерживала веревку в натяг. Еще через несколько шагов спуск стал таким крутым, что если бы не веревка, я бы просто полетела вниз: обломки камней под ногами держали ненадежно.
Так и не заметив ничего интересного, я прошла от входа метров 10 -12. И тут вдруг что-то у Джессики случилось. Она потом и сама не могла объяснить, что произошло. Короче, веревка сорвалась с ее плеч, натяжение ослабло, ноги из-под меня ушли вперед, я шлёпнулась попой на камни (некоторые из них были, между прочим, довольно острыми) и вместе с ними заскользила вниз с ужасающей скоростью. Я, конечно, малёк обалдела, но, как ни странно, не чувствовала сильного страха – скорее мне было любопытно, куда же меня вынесет. Пока Джессика пыталась восстановить контроль над разматывающейся веревкой, я пролетела метров 15, вылетела на горизонтальную площадку и благополучно остановилась. Слава Богу, ничего страшного со мной не случилось, хотя потом я обнаружила, что попа у меня вся в синяках. Но Джессика, конечно, здорово лоханулась. Уж она потом так извинялась и так себя ругала, что мне даже стало неловко, хотя я-то ни в чем не была виновата.
Придя в себя, я огляделась. Оказалось, что меня вынесло в еще одну пещеру, немного побольше той, что была наверху. До меня доносились тревожные крики Джессики, и я ей крикнула в ответ, что всё в порядке, пусть подождёт.
Длина веревки как раз позволяла мне обойти весь зальчик, и мои усилия были, наконец, вознаграждены.
Во-первых, оказалось, что эта пещера тоже сквозная, и выход из нее ведёт наружу, куда-то в то место, где кончается скальная гряда и где, соответственно, находится причал. Веревка не позволяла мне выйти и оглядеться, а отвязывать ее я не хотела, чтобы не терять времени, но если бы я вышла, то, вероятно, увидела бы бухту и яхту.
Во-вторых, я обнаружила в маленькой нише около выхода черную накидку с капюшоном. Стало ясно, что именно сюда скрылась наша призрачная леди Меган и, сбросив накидку, превратилась в плотское существо. Кем она была, оставалось загадкой. Я сразу подумала, что это либо кто-то из экипажа яхты, либо фрау доктор, которая, по словам Лиды, именно под этими скалами занималась дайвингом. Но в принципе вполне могли быть и другие исполнители роли призрака.
И наконец, самое главное. Под накидкой обнаружился красный бювар мадам!!! Мне очень хотелось посмотреть, какие такие документы в нем хранятся, что кому-то так важно было его выкрасть. Выяснение этого могло бы помочь в поисках злоумышленника. Но рассматривать бумаги здесь было неудобно, и я не стала тратить время, решив, что всё спокойно посмотрю наверху.
Я крикнула Джессике, что готова, она натянула веревку, и с ее помощью я без большого труда поднялась обратно. Мы с удовольствием вылезли из пещеры на дневной свет, где в ожидании скучала Женька.
- Смотри, что я нашла! – крикнула я, показывая Женьке бювар.
- Вау! – воскликнула она и, вцепившись в него обеими руками, забрала у меня ценный трофей. – Сейчас обрадую мадам!
- Подожди, подожди, - сказала я, поворачиваясь, чтобы Джессике было удобнее освободить меня от веревки. – Мне обязательно надо посмотреть, что там за документы. Это может вывести на вора.
- Нет, без разрешения мадам ты не можешь смотреть никакие документы, - решительно сказала Женька, материнским жестом прижимая бювар к своей голой груди.
– Джессика, ты обязана помочь мне защитить собственность мадам, - добавила она. Вот умора! Можно подумать, я собиралась силой отнять у нее эту священную собственность.
Потом Женька для надежности повторила то же самое по-английски, и Джессика с некоторой неохотой (потому что мы с ней уже были одной командой) ответила:
- Yes, sure, don’t worry.
Ну, правильно, это ж ее прямая обязанность. Но я, конечно, не собиралась драться с Женькой. Я только ругала себя, что внизу не просмотрела содержимое бювара хоть одним глазом - могла бы предвидеть Женькину верноподданность. Потом я решила, что завтра же попрошу мадам ознакомить меня с этими документами. Ну, а откажет, так и хрен с ней, ей же хуже.
А на сегодня с меня было достаточно приключений. Мы быстро почапали домой, и пришли как раз вовремя: обед еще можно было получить, хотя в столовой уже почти никого не было. Я пригляделась в поварихам: их красные глаза выдавали тот факт, что им недавно довелось поплакать, но по их движениям не было заметно, что они испытывают сильную боль; видать, пони Брони не так уж сильно их отлупила.
После обеда я пошла к себе. Веревку забрала Джессика, сказав, что она ей пригодится, а комбинезон, фонарик и кроссовки я решила заиграть: мало ли, какие еще приключения меня ожидают.
Немного отдохнув, я села писать тебе это письмо. Письма тебе – мой дневник, и чтобы ничего не забыть, я стараюсь всё записывать сразу, не откладывая, несмотря ни на какую усталость. Завтра Queen Regnant Anne уходит на Галапагосы за очередным недельным запасом продуктов и прочими необходимыми вещами. Сначала я собиралась распечатать все письма и попросить прову каптен положить их в общий конверт и отправить на твой адрес. Вот бы ты охренела, получив такое письмецо! Но потом я побоялась это делать, потому что капитан вполне может их прочитать, а я не хочу, чтобы она знала о моих подозрениях. И удалить эти места из писем невозможно – тогда ты ничего понять не сможешь. Подожду уж более удобного случая.
Ну вот и всё на сегодня. Спокойной ночи, лапуля. Хотя это у меня ночь, а у тебя-то уже день.
Пока-пока.
(Продолжение следует).

Глава 6. Rods – rods – rods – rods – movin’ up an’ down again*

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Нимало не сомневаясь в эрудиции читателей, все же напомню, что название этой главы - аллюзия на знаменитое стихотворение сэра Джозефа Радьярда Киплинга «Boots (Infantry columns)» (http://www.bartleby.com/364/252.html). Dun
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

15.09.93 среда
Привет, лапусик!
Два дня тебе не писала – была занята, да и ничего особенно важного в эти дни не происходило.
В понедельник утром, когда мы с Катей уже собирались уходить на завтрак, к нам заглянула Женя и сказала, что мадам просит меня зайти. Мы прошли в салон, там уже находились мадам и Джессика. Когда мы вошли, они обе встали, и мадам торжественно поблагодарила нас всех за найденный бювар и за розыски злоумышленника, причем выразила надежду, что этот злоумышленник будет вскорости найден, и на острове вновь воцарятся мир и спокойствие.
Нам, конечно, следовало прослезиться и дрогнувшими голосами проблеять что-нибудь типа «Служим Вашему Величеству» или хотя бы «Рады стараться», но мы этого почему-то не сделали. Немного поговорили о вчерашнем приключении, и я нашла удобный момент попросить мадам ознакомить меня с содержимым бювара, чтобы представить себе интересы похитителя. Но она категорически отказалась. Сказала, что договора – это коммерческая тайна, и их содержание может разглашаться только с согласия обеих сторон. Тогда я спросила, всё ли содержимое бювара в целости и сохранности.
- К счастью, все существенные документы на месте, - ответила мадам. - Не хватает одного малозначительного договора (на поставку косметики) и двух или трех писем, в которых не было ничего важного, только реклама и подтверждение получения моих писем. Верно я говорю, Женечка?
- Да, мадам, совершенно верно, - ответила Женя. – Так что ты, Эля, не суетись – ничего бы тебе изучение бювара не дало.
Похоже, она права. Во всяком случае, мне отказали однозначно, поэтому я решила, что больше действительно не буду суетиться насчет этого бювара.
На этом аудиенция закончилась, мы с Джессикой пошли в столовую, а мадам и Женя остались ждать завтрака дома.
Джессика была с утра какая-то вздрюченная и сексуально озабоченная. Пока мы шли, она все время ко мне приставала, лапала меня за покрытую синяками попу и, кажется, готова была заняться любовью прямо на полу в коридоре. Я была не прочь с ней побаловаться, но времени на это совсем не было: я и так-то позавтракала на скорую руку и бегом побежала на дежурство, да и то опоздала минут на пять (мадам, правда, ничего не сказала, поскольку сама меня задержала). А Джессика пообещала, что зайдет после обеда.
Занятия на этот раз проходили на открытой площадке. Там в общем-то всё то же самое, что в зале: сцена, пилон, станок для балетных упражнений (только нет зеркал), а также скамейка для порки. Ведерко с флоггерами Катя принесла из зала. Над всей площадкой натянут тент, так что она защищена от солнца, и работать на ней вполне комфортно. Вся площадка выстелена хорошо пригнанными и обработанными дубовыми досками; практически это покрытие ничем не хуже паркета, уложенного в зале.

В этот понедельник нам с Катей пришлось дважды выполнять свои служебные обязанности. Сначала на утреннем занятии хорошо высекли Тонечку. Она еще во время разминки схлопотала хлыста от мадам за то, что корчила рожи и всех смешила. Поскольку она не перестала даже после второго окрика, мадам ее подозвала, велела сделать наклон и, когда она коснулась ладонями пола, врезала ей хлыстом пару раз по торчащей вверх попе. На некоторое время Тонька утихомирилась. Но когда пришло время работы у пилона и девочки пошли в зал за своими стрипами, они очень долго не возвращались. Мадам ждала-ждала, потом сказала нам:
- Пойдемте-ка посмотрим, что там случилось.
Короче, выяснилось, что Тонька нарочно перепутала все пары стрипов (и когда только успела?!), поэтому девчонки – кто со смехом, а кто с руганью - разбирались, у кого чья туфля. Мадам, конечно, жутко разозлилась и велела нам всыпать Тоньке двадцать горячих дробью. Здесь так повелось, что когда мадам, назначая наказание, называет цифру, она подразумевает пару ударов, наносимых обеими флагелятриссами. Таким образом, фактически Тоньке было назначено сорок горячих, а это, скажу я тебе, не слабая порка. Тонька заплакала, заойкала, стала умолять простить, ныла, что она такой порки не выдержит, прямо умрет под флоггерами. Но мадам на нее гавкнула, что от такого еще никто не умирал и что она давно заслужила настоящее наказание. Это, надо сказать, правда: за такие штучки, какие Тонька себе позволяет, с другой бы давно уж шкуру спустили. Но потом она все-таки сжалилась (уж очень у Тоньки детский вид) и сказала нам:
- Ладно, пятнадцати будет достаточно.
Короче, вывели мы ревущую в три ручья Тонечку на площадку, разложили на скамейке, защелкнули фиксаторы на ее ручках-ножках и со смаком отхлестали. Наконец-то я осуществила своё желание и получила, честно скажу, большое удовольствие. Тоньку было немножко жалко, но это только придавало прелести процедуре. Тридцать рубцов почти сплошь покрыли ее хорошенькие булочки, так что зрелище было очаровательное. Надо сказать, что мои удары не всегда ложились аккуратно куда надо (это же была моя первая порка вживую), но Катя ловко исправляла картину, мастерски кладя свой флоггер в промежутки между беспорядочными рубцами, нанесенными моим.
В течение всей порки Тонька билась на скамейке, как рыбка, выброшенная на берег, а вопила и рыдала так, что все подопечные пони Брони вылезли полюбоваться этим зрелищем. Но к концу порки Тонька, конечно, была живёхонька - встала без посторонней помощи и, схватившись за свою бедную попку, пошла, спотыкаясь, к дому. По правилам наказанная ученица должна оставаться на занятии, но после суровой порки (а тридцать горячих – это все-таки сурово, тем более для Тоньки) мадам разрешает уйти и отлежаться. Более того, она даже приказала мне:
- Эля, проводи ее.
Ну любит она эту задранку, что уж там…
Я с удовольствием выполнила приказ и просидела с Тонькой почти час, пока она успокоилась и, как и положено свежевыпоротой мазе, захотела траха. За этим развлечением нас застала Оксанка, которая прибежала домой после занятий, рассчитывая на то, что высеченной соседке потребуются ее утешения. Но она ничуть не обиделась, что я ее заместила. Мы ее подключили, и втроем у нас получилось вообще классно.
На ланч Тонька не пошла, капризно попросив Оксанку принести ей что-нибудь на дом. А я поела с большим аппетитом: на горячее был жареный омар со спаржей под каким-то изысканным соусом – изумительно вкусная штука! Между прочим, выяснилось, что это блюдо пони Брони собиралась подать на обед накануне, но Вита с Дануте испортили соус, за что и были подвергнуты порке, свидетелем которой я была.
Во время ланча все оборжались на Алёну: она слопала три куска сладкого пирога, не слушая увещеваний подруг. С вечера субботы после полученного предупреждения она стойко держалась и ничего сладкого не ела, а тут как с цепи сорвалась. Жует и чуть не плачет, бормочет с набитым ртом:
- Ну девочки, ну очень хочется… Я больше до самой субботы вообще ничего не буду есть…
Врёт, конечно – еще как будет. Может, она не виновата? Может, это болезнь такая? Но мадам правильно говорит: надо выбирать – или танцы, или сласти. Если нет силы воли, ушла бы из школы, и всё.
После ланча Катька пошла с девчонками поваляться на травке в тени пальм. (Тень эта, надо заметить, довольно хилая, но другой тут среди дня не найдешь: солнце-то почти в зените висит). А я решила пересмотреть перечень вопросов, который составила на прошлой неделе, когда допрашивала экипаж яхты.
Увы, ни на один из тех восьми вопросов у меня так и не было ответа, зато прибавились новые, и я их приписала к тому же перечню. Вот эти новые вопросы:

9. Почему девочки из персонала терпят жестокое обращение и не пользуются правом уехать с острова, которое мадам вроде бы всем гарантирует?
10. Почему запрещено заниматься любовью в роще вне беседок?
11. Кто скрывался в скалах под видом призрака леди Меган? Тот же ли это человек, которого видела в воде Чикита?
12. Почему этот кто-то покушался на мадам?
13. Кто и зачем украл бювар? Все тот же загадочный персонаж или другой?

Вот такая чертова дюжина вопросов. Поломав голову над этими загадками и не придя ни к каким выводам, я плюнула и присоединилась к компании в роще. Мы лениво жевали экзотические фрукты и болтали обо всяких глупостях.

Главная работа, как оказалось, ждала нас с Катей после вечерних занятий. Вообще-то на этих занятиях девочек наказывают гораздо реже, чем на утренних. Мы даже не обязаны на них присутствовать, а только должны быть поблизости, в пределах, так сказать, голосовой связи. Но мне еще ни разу не доводилось видеть эти уроки культуры, и я специально пошла посмотреть и послушать.
Если нет дождя, эти занятия мадам проводит на газоне перед домом, а иногда на полянке в роще. Она располагается на травке, девочки полукругом рассаживаются перед ней, и она им что-нибудь рассказывает из истории, или читает какое-нибудь литературное произведение и рассказывает об авторе, а иногда приносит альбом репродукций картин какого-нибудь художника и рассказывает о нем. Она, надо признать, хорошая рассказчица, и девчонки слушают с интересом, хотя все они не настолько развиты, чтобы по-настоящему понимать тонкости стихосложения или разбираться в особенностях колористической гаммы того или иного живописца. Но мадам не считает нужным опускаться до уровня своих слушательниц, она эти лекции рассчитывает как бы на свой уровень, или, скажем, на уровень Жени. По-моему, она самой себе кажется эдакой современной Сафо, просвещающей юных учениц в разных искусствах. В том числе, между прочим, и в высоком искусстве лесбийской любви. Это я не от фонаря говорю: Катя рассказывала, что во время вечерних занятий девочки часто ласкают себя и друг друга, а мадам не только не запрещает, но нередко и сама делает то же самое с какой-нибудь из своих любимиц. Не раз бывало, что вечернее занятие плавно перетекало в настоящую оргию.
В этот понедельник мадам читала девочкам стихи Поля Верлена и Артюра Рембо (на французском, которого никто, кроме нее и канадки Дейзи, не знает, и в переводах на русский разных переводчиков). Но, хотя в стихах этих поэтов немало эротики, граничащей с порнографией, занятие проходило на редкость благопристойно. Глядя на девочек, смиренно слушающих вдохновенно декламирующую мадам, невозможно было предвидеть, что этот спокойный урок закончится отвратительным скандалом.
В конце занятия мадам пустила по рукам небольшой альбом с фотографиями обоих поэтов, репродукциями обложек книг и тому подобными материалами. И вот Тамара и Надя подрались из-за этого альбома. Охренеть! Было б из-за чего…
Про Тамару я уже упоминала, она вообще-то вполне уравновешенная деваха, ничем не выдающаяся, но старательная и послушная; однако в обиду она себя не дает, может за себя постоять. А Надя – это, как говорится, особый случай. Она – талантливая танцовщица, звезда всей школы, но характер у нее омерзительный, а воспитанность – на уровне только что отловленной шимпанзе. Главное, что она сама убеждена в своей гениальности и исключительности, считает, что все ее должны на руках носить и быть у нее в услужении. Мадам Надьку тоже недолюбливает, но очень ценит. Вообще-то ее давно можно бы было отпускать в самостоятельную жизнь, ее с удовольствием возьмет не только любое заведение со стриптизом, но и вполне приличная балетная труппа. Но мадам ее держит, потому что она может легко освоить любой элемент, стиль и т.д. и показать его исполнение другим ученицам. Сама-то мадам может показать далеко не всё: у нее, несмотря на сравнительно молодой возраст, какие-то проблемы с опорно-двигательным аппаратом.
Как у Тамары с Надькой началась драка, я не видела. Другие девочки потом говорили, что они стали вырывать друг у друга этот несчастный альбом, и каждая кричала, что сейчас ее очередь смотреть. Дело, конечно, было не в том, что им так не терпелось посмотреть эти картинки, а просто Надька решила в очередной раз продемонстрировать свою исключительность, а Тамара не захотела ей уступать. Короче, они сцепились по-серьезному, и в ходе драки порвали страницу альбома.
Девчонки кинулись их разнимать, а мадам просто вышла из себя. Она не только наорала на скандалисток, обзывая их всеми мыслимыми словами (цензурными, конечно), но и влепила им по смачной пощечине. А после этого подозвала Катю (та сидела на галерее, но сбежала вниз, как только поняла, что ее искусство вот-вот потребуется) и приказала ей и мне:
- Обеих в донжон!
Драчуньи сразу скисли и побледнели. Мы к ним подошли, Катя взяла за локоть Надю, а я Тамару. Я боялась, что они начнут вырываться и попытаются убежать (хотя бежать им некуда, конечно), но они пошли совершенно покорно, даже не пытались вымолить у мадам прощенья: знали, что в такой ситуации любое сопротивление только ухудшит их положение.
Когда мы пришли в донжон, мадам, всё еще еле сдерживая бешенство, рявкнула, указывая на Надьку:
- Эту – на игрек, фейс даун!
Потом указала на Тамару:
- А эту – на йоту, углом!
Теоретически я знала, что означают эти приказания. Но практически действовала, конечно, Катя, а я была на подхвате.
Игрек – это станок в виде буквы Y. Провинившуюся укладывают на него с раздвинутыми ногами («фейс даун» означает «лицом вниз»), так что можно сечь ее не только по попе, но и по ляжкам, причем так, чтобы каждую ляжку охлестнуть почти кругом (для этого раздвоенная часть игрека сделана из узеньких дощечек). Мы зафиксировали Надю на этом сооружении, и Катя поддернула ее килт к талии, чтобы ни один сантиметр попы не был прикрыт.
Йота – это обычная узкая скамейка, снабженная специальными фиксаторами. Поза «углом» подразумевает, что провинившуюся кладут на спину, загибают ей ноги так, что ляжки располагаются примерно под 30 градусов к горизонтали и фиксируют их в районе коленок подъемным фиксатором. Ты, конечно, помнишь, что мама Мария иногда секла нас в такой позе розгой или стегала ремнем, только без всяких специальных станков – просто зажимала ноги подмышкой. И младшую сестренку она наверняка тоже иногда воспитывала таким образом. Тебя, помнится, такая порка жутко заводила. Но Тамара тихо скулила, пока мы ее фиксировали – ее, по-видимому, предстоящая экзекуция совсем не вдохновляла, хотя Катя говорила, что она – чистая маза.
Станки мы установили параллельно друг другу, а мадам пододвинула себе высокое вращающееся кресло и поставила его так, чтобы видеть обеих наказываемых со стороны ног. Когда обе преступницы были уложены и надежно зафиксированы, мадам выдала следующее распоряжение:
- Обеим по 40 жгучих двоек. Поочередно, десятками. Ленте.
Услышав этот приговор, обе приговоренные буквально взвыли. Мы с Катей отошли в угол, чтобы подготовить инструмент, и Катька мне сказала тихонько:
- Слушай, она прямо озверела. Им же не выдержать такой порки!
- Ну, не умрут же они, - сказала я.
- Не умрут, но сознание потеряют еще до 30, я тебе точно говорю. И потом будут дня два в себя приходить. А работать не смогут целую неделю.
Я пожала плечами:
- Ну, значит так тому и быть. Видно, этого мадам и добивается – в назидание другим.
Про себя я подумала, что мадам, вероятно, не только злится из-за поведения девочек и порванного альбома, но еще и дает выход своей нервозности, вызванной вчерашним покушением. Будешь нервничать, если тебе пытаются переломать кости обломком скалы! Делиться этими соображениями с Катей я не стала.
Мы поместили штук шесть флоггеров в ведёрко, и Катя налила в него рассол из канистры, которая всегда стоит в этом углу. Насыщаются флоггеры очень быстро, так что через минуту мы вставили по одному флоггеру в свои держатели и, вооруженные, вернулись к подопечным. Мадам указала на Надю и скомандовала:
- Начинайте!
Встав по обе стороны от растянутого на игреке тела, мы медленно (ведь было приказано сечь «ленте») подняли флоггеры и одновременно с силой охлестнули жалобно поджавшуюся попу Нади. Мощный двойной рубец почти сразу загорелся на покрытых шоколадным загаром красивых округлостях, а Надя завопила истошным голосом. Я порадовалась, что мне удалось нанести удар как надо – положить флоггер примерно в двух сантиметрах от Катиного и в точности одновременно с ней. Неторопливо подняв девайсы, мы выполнили вторую двойку, которая получилась не хуже первой. Я вообще чувствовала вдохновение, и у меня всё получалось даже лучше, чем на мертвой синюшной Фёкле. Сечь Надьку мне было вдвойне приятно: во-первых, она противная девка, вполне заслужившая жестокую порку, а во-вторых, сложена она прекрасно, и в этой позе выглядела очень сексуально.
Исполосовав красивую Надькину попу десятью жгучими двойками (счет вела, конечно, Катя), мы остановились, прошли к ведру с флоггерами и поменяли свои подсохшие на новые, а затем перешли к Тамаре. Надькины вопли наполнили Тамару ужасом, и она в ожидании своей очереди плакала и скулила, то и дело вздрагивая всем телом.
Тамара тоже красивая девочка, но поза, в которой мы ее секли, мне не нравится и не вдохновляет меня. Я знаю, что многим эта поза кажется необыкновенно сексуальной, потому что одновременно с сечением можно любоваться полностью открытой куночкой наказываемой. Но я люблю сечь рельефно выпуклые ягодицы, а не заостренное нечто, и на попу-то не похожее. Это только на картинках попа в позе углом выглядит округлой, а в жизни так не получается. Впрочем, первую десятку мы влепили Тамаре по ляжкам. Это было несложно, но я все время беспокоилась, получится ли у меня как надо, когда будем сечь по сильно искривленной поверхности ее зада.
Оставив Тамару вопить и дергаться, мы опять поменяли флоггеры и вернулись к Наде. По пути Катя мне сказала:
- Меняемся местами и сечем по ляжкам.
Меня удивило, что надо меняться местами, но потом я поняла, что мадам просто нравится рассматривать работающих флагелятрис с разных сторон. Перед этим она любовалась нашими попами, а теперь будет глазеть на наши обильно подтекающие киски. Ну, себе думаю, дай ей Бог, пусть наслаждается…
К концу второй порции, когда на каждой загорелой ляжке Надьки вспыхнули десять мучительно жгущих кровоточащих рубцов, она уже не орала, а сипло выла, а иногда вдруг бормотала какие-то жалкие мольбы: «пощадите», «сжальтесь», «не надо больше» и тому подобное. Я поняла, что опытная Катя права: всей назначенной сороковки Надьке не выдержать.
Тамара сначала казалась более стойкой. Вторые десять двоек мы влепили ей по попе (в общем, у меня получилось нормально, хотя и не очень аккуратно – некоторые мои рубцы не были параллельными и даже пересекались). Тамара жутко орала, но к концу десятки этот ор был таким же отчаянным и громким, как в начале.
Однако на третьей десятке обе преступницы отпали. Надька потеряла сознание после 27-ой двойки, а Тамара в самом конце, на 30-й двойке, описалась и задергалась в частых мелких судорогах. Мадам приказала прекратить экзекуцию и велела Фариде и Лиде, уже стоявшим у входа с каталками, забрать наказанных.
- А как тут медсестры появились? – спросила я Катю.
- Мадам связалась с фрау доктор по рации, - ответила она.
У всех здешних офицеров есть переносные рации, позволяющие им в любой момент связаться друг с другом. Эти рации (уж не знаю, чье это производство) очень маленькие и удобные, а связь по ним прекрасная. Воки-токи наших ментов ни в какое сравнение не идут с этими аппаратиками.
Мадам ушла к себе, а мы остались приводить донжон в нормальный вид. Мы обе были, конечно, сильно возбуждены после такой мощной зарядки и жадно перепихнулись, быстро доведя друг друга до оргазма. В то же время я чувствовала сильную усталость, а левая рука у меня прямо отваливалась.
Мы забежали к себе, сполоснулись под душем и пошли обедать. В столовой девчонки приставали к нам с расспросами, но нам было лень расписывать им подробности прошедшей экзекуции, и мы отделались коротким рассказом без деталей.
После обеда мы пошли в свою комнату, плюхнулись в койки и заснули. Но поспать мне довелось не более получаса – пришла, как и обещала, Джессика. Она меня растормошила и потащила на пляж.
Мы поплавали в лагуне, а потом, постелив покрывало, растянулись на песочке, чтобы обсохнуть в лучах заходящего в океан солнца. Закат на океане – очень красивое зрелище, причем он бывает разный – в зависимости от того, в каком состоянии находятся водная поверхность и атмосфера. В шторм и в штиль картины совсем непохожие.
Но в этот раз мне не довелось полюбоваться закатом: Джессика прямо набросилась на меня, как будто год не трахалась. Скажу тебе честно, мне с ней не понравилось. Она из тех девушек, которые ведут себя очень активно, а партнерше никакой свободы действий не оставляют. Поскольку я и сама активная, меня такие отношения не устраивают, даже несмотря на то, что она совсем не эгоистка, очень старается доставить партнерше удовольствие. Кроме того, она таки садюга, как я и боялась – всё время просила позволения выпороть меня ремнем или хотя бы отшлепать. На ремень я не согласилась, но пришлось позволить ей шлепнуть меня несколько раз по попе, а то бы она совсем расстроилась. Между прочим, это очень благородно с ее стороны, что она просила разрешения на такие штучки: по здешним законам могла просто выпороть меня как угодно, при необходимости призвав на помощь своих горилл. Я еще раз повторяю, что Джессика мне симпатична во всех смыслах, но только не как любовница. Увы. Она это поняла, взгрустнула немножко, но расстались мы по-дружески. Было уже совсем темно. Я потопала домой, а Джессика – в свою сторожевую башню.
По ходу дела я, наконец, выяснила, какое оружие Джессика носит на поясе. Оказалось, что это всего лишь травматический револьвер, стреляющий резиновыми пулями – такие иногда использует американская полиция. Но Джессика сообщила, что у них (в смысле, у охраны) есть и боевое огнестрельное оружие. Я ей сказала, что когда-то занималась пулевой стрельбой, и спросила, нельзя ли мне иногда тренироваться вместе с ними. Она призналась, что давно не устраивала «шут трейнинг», но загорелась этой идеей: сказала, что обязательно возобновит тренировки, а потом организует «компетитив шутинг» (соревнования по стрельбе), чтобы выявить лучшего стрелка на нашем острове.
- А кто еще умеет стрелять? – спросила я.
- Надо будет это находить, - ответила Джессика. – Я знаю, что Лайне, то есть прова каптен, как это сказать «wields a pistol»?
- Владеет пистолетом? – догадалась я.
- Йес, точно. Про другие я не знаю.

Во вторник вообще ничего интересного не случилось. Правда, на утреннем занятии нам пришлось высечь трех провинившихся учениц, и среди них Кани, что бывает, как сказала Катя, очень редко. Но все порки были ординарные, и после понедельничного пиршества показались мне совсем пресными. А на Дашку порка подействовала как сильное возбуждающее: когда мы ее освободили от фиксаторов, она тут же полезла к Катьке обниматься. Но грозный окрик мадам ее охладил.
Вечером к нам пришли Дейзи и Даша, они вместе с Катей учили меня играть в покер. Игра, скажу я тебе, довольно интересная. Сначала мне показалось, что это просто игра на везенье типа «очка», но девчонки мне объяснили, что надо здорово соображать, чтобы отличать возможные комбинации от маловероятных. А кроме того, надо проявлять тонкую психологию, чтобы скрывать свою истинную ситуацию и угадывать ситуацию партнеров. Короче, это сложная игра, и настоящее умение приходит только с большим опытом. Буду тренироваться понемножку, но вообще-то сейчас у меня голова не тем занята: я всё время размышляю над своей чертовой дюжиной вопросов, но пока безуспешно. Что-то не получается из меня ни Эркюль Пуаро в юбке, ни даже мисс Марпл в юные годы. Единственная умная мысль, которая меня посетила – что надо бы обследовать на яхте тот отсек под трапом, в который, может быть, пролез аквалангист, которого видела Чикита. Но как это сделать, я не знаю.

Сегодня тоже был день без событий. После ланча ходила купаться и увидела на пляже Женю – в кои веки одну, без мадам. Мы с ней поболтали о том, о сём. Я к ней поприставала в плане поласкаться, но она не проявила желания, и я прекратила попытки. Похоже, она предана мадам всеми фибрами души и тела.
На обед в столовую явились Надя с Тамарой: их уже отпустили из медпункта. Вид у них в общем нормальный, если не считать обильных и ярких рубцов на попах и ляжках, но ведут они себя немного заторможенно и неуверенно. Чувствуется, что наказание произвело на них глубокое впечатление. Девочки к ним подходили, спрашивали о самочувствии, но все испытывали какую-то неловкость. Все-таки такие жестокие порки здесь бывают редко, так что мне, можно сказать, повезло. Ели они, между прочим, стоя: сидеть им пока больно. И танцевать они, конечно, не смогут еще несколько дней.
Алёна опять обжиралась сладкими пончиками. Вот дура несчастная! Даже на глаз видно, что она еще больше растолстела: на животе у нее прямо отвратительная складка.

После обеда в танцевальном зале был киносеанс: рабочие притащили откуда-то огромный японский телевизор (прикинь, диагональ почти 1.5 метра!) и видеомагнитофон, под руководством Жени всё подключили, и мы посмотрели совсем новый американский фильм «Бессонный в Сиэтле» - один из тех, которые в этот раз привезла мадам. Переводили по очереди Женя и Кани. Фильм довольно глупый и ужасно сентиментальный. Во всяком случае, мне так показалось. Не знаю, может, девочки не очень хорошо переводили.
На сеанс собралось всё население острова, хотя тем, кто сидел сзади, видно было плоховато: телевизор хоть и большой, но это ж не киноэкран. Они бы могли смотреть небольшими группами (девочки бы не отказались переводить несколько раз), но всем почему-то хотелось одновременно. Я думаю, это психологическое: им важно было представить себе, что они в большом кинотеатре на Большой Земле. Комплекс островитянина, так сказать; наверно, он и у меня разовьется через какое-то время.
Ну ладно, Настёнок, пора спать. Изображать «Бессонную на Острове» я не собираюсь. Целую тебя сама знаешь, как.



Глава 7. Трамп, карусель и проекция Меркатора

17.09.93 пятница
Настёна, приветик!
Сегодня мне, наконец, есть, что рассказать, и очень важное. А то вся неделя была какая-то скучная – ни одного интересного события и ни одной по-настоящему смачной порки.
Сегодня с утра тоже всё было стандартно: ну высекли пару девчонок, даже пять пар горяченьких всыпали Дашке, и Катька потом до самого ланча ёрзала: мечтала, как будет тискать ее исполосованные булочки. А в общем – скука.
Настоящее событие случилось после вечернего занятия. К этому времени ветер совсем стих, на небе не было ни облачка, было жарко и душно. Все девчонки пошли купаться, включая Тамару с Надей, освобожденных от занятий до конца недели. Мы с Катей тоже присоединились ко всей компании, а чуть позже подошли и мадам с Женей.
В какой-то момент кто-то заметил вдали судно, которое шло мимо острова с норд-оста курсом примерно так 220. Ну, идёт себе и идёт. Событие редкое, но ничего особенного. Все на него посмотрели и сразу о нем забыли. А морячки на борту разглядели, видимо, в бинокль голых девчонок и уговорили начальство чуть сойти с курса. Короче, мы их опять заметили, только когда они уже проходили совсем рядом с рифом, то есть всего в половине кабельтова* от нас.
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
* Кабельтов – морская мера длины; составляет 1/10 морской мили или 185.2 метра. Dun.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Это был довольно крупный контейнеровоз, трамп**, конечно (регулярные маршруты мимо нас не проходят). Шел он порожнёй, и весь экипаж – человек 20 – скучал на палубе, а тут такое развлечение – куча девчонок, да еще совсем голых! Могу себе представить, как все матросы и офицеры сломя голову неслись в свои каюты и кубрики за биноклями, фотоаппаратами и видеокамерами, а рулевой, напряженно проводя судно впритирку к рифам, орал по громкой связи: «Ребята, на мою камеру тоже снимите!»
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
** Трамп – судно, выполняющее перевозки по разовым фрахтам, не придерживаясь строгих маршрутов и расписаний. Dun.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Девчонки, увидев сверкание двух десятков направленных на них объективов, как с ума посходили. Все вскочили на ноги и начали демонстрировать себя самым непристойным образом. Бедрами вертят, сиськами трясут, жопы выставляют, по передкам себя похлопывают – короче, форменный бордель. И что смешно, ведь все как одна лесби, но почему-то с удовольствием изображают обычных шлюх.
Мадам вопит во весь голос:
- Девочки, прекратите немедленно! Убирайтесь все с пляжа!
Да куда там – их уже ничем не остановишь. А уж как морячки при этом бесновались, можешь себе представить. Что они орали, шум рифа не позволял расслышать, но можно догадаться… И длилась вся эта вакханалия довольно долго – пока этот трамп не начал удаляться, минут 10 прошло.
Мадам очень рассердилась. А вернее сказать, сочла себя обязанной рассердиться, потому что чувствовалось, что про себя она посмеивается и в принципе даже одобряет это буйство: как-никак она стриптизерш воспитывает, а не певчих церковного хора. Тем не менее оставить это безобразие без последствий она не могла. Когда девчонки пришли в себя, она их всех подозвала и устроила им разнос, который закончила словами:
- Вы все будете наказаны! Марш на карусель!
Про карусель я тебе нарочно не рассказывала, всё ждала, чтобы описать ее в действии – и вот дождалась. Это такое специальное приспособление для коллективной порки, которое мадам сама придумала и спроектировала (не без помощи Жени, правда), и которым очень гордится.
Карусель состоит из вертикального цилиндрического вала, на торце которого закреплена круглая площадка (стол), а ниже, примерно в полуметре от стола, находится звездочка из десяти радиальных стержней, на концах которых установлены площадки-сиденья. Вал жестко сцеплен с валом мощного электродвигателя, так что вся конструкция вращается вокруг центральной оси.
Наказываемые становятся коленками на сиденья и ложатся грудью на стол. На сиденьях и по кромке стола имеются фиксаторы, позволяющие закрепить наказываемых в этой позе. Между прочим, в такой позе девочек иногда секут и индивидуально, для чего имеется специальный станок; как станок, так и сама поза называются «бекар» - это такой значок, употребляемый в нотной записи; ты должна знать, а мне хоть и говорили, но я не помню, что он обозначает. У нас же не какая-нибудь школа, а танцевальная, блин: музыка рулит во всем, понимаешь.
Девчонки восприняли приказ идти на порку на редкость бодро, даже весело. Наверно, чувствовали себя виноватыми и в глубине души сами хотели понести наказание (психологи говорят, такое бывает). Роль предводителя взяла на себя Алёна. Она лихо скомандовала:
- Девочки, стройтесь! За мной шагом марш! – и колонна из восьми голых девиц в ногу потопала к донжону. Так и хотелось скомандовать им «Запе-вай!», чтоб они грянули что-нибудь залихватское, типа «Солдатушки, бравы ребятушки!»
В донжоне мы с Катей расставили девочек по сиденьям карусели (два напротив друг друга остались пустыми) и зафиксировали.
- Возьмите по флоггеру и дайте один мне, - приказала мадам.
Вооружившись, она встала у пульта управления, а мы - через 120º и 240º от нее.
- Десять кругов, - объявила приговор мадам. Это означало, что каждая преступница проедет мимо каждой из нас десять раз, то есть получит всего 30 ударов.
Мадам нажала выключатель, карусель завертелась и порка началась. Поскольку никаких указаний дано не было, мы наносили ординарные удары, но сама мадам врезала всем горячие, пощадила только едва зажившие задницы Нади и Тамары.
Скорость вращения карусели в определенных пределах можно изменять. На этот раз она была выбрана такой, что пока одна клиентка сменяла другую, я успевала чуть отдохнуть, опустив руку, и размахнуться для нового удара; когда мимо проходило пустое сиденье, отдохнуть удавалось побольше. Но все-таки это довольно утомительно – нанести 80 ударов подряд. А если бы был полный комплект, то есть 10 наказываемых, да еще надо бы было сечь жгучими, да на более высокой скорости - это вообще была бы кошмарно тяжелая работа. Но надо признать, что эта карусель – остроумное устройство для групповой порки. Только уж очень громоздкое, много места занимает.
Девчонки перенесли наказание стойко. Удары мадам, правда, неизменно исторгали громкое взвизгивание, но ни рыданий, ни воплей не было. Когда, наконец, десятый круг завершился, мадам выключила машину, и мы освободили наказанных преступниц. Они, потирая попы, толпой пошли к выходу. Мадам покачивала головой и усмехалась, провожая их взглядом.
Мы с Катей тоже собрались уходить, но мадам неожиданно задержала меня:
- Эля, пойдем-ка со мной, я хочу тебе кое-что показать.
Мы поднялись в апартаменты мадам, и она провела меня в свой кабинет, в котором я еще ни разу не была. Мадам что-то поискала на своем столе, потом сказала:
- Ах да, он же у Жени. Подожди меня здесь, - и вышла.
Я с любопытством огляделась. Кабинет у мадам шикарный. Обставлен стильной мебелью из красного дерева. На полу – роскошный мягкий ковер. На стене над удобным диваном – два осенних пейзажа, один из которых наверняка кисти Левитана, а другой, как мне кажется, Моне (хотя я не знаток, конечно). И я почему-то не сомневаюсь, что это подлинники, а не копии.
Но главное мое внимание привлекла большая морская карта, висящая на другой стене. На ней отображен «наш» регион Тихого океана: Западный берег Южной Америки, включая побережье Эквадора, Галапагосские острова, западнее – наш остров, и дальше на Запад до Полинезии. На Севере и Юге границы карты проходят по десятым широтам: на Севере показан остров Клиппертон, а в Юго-Западном углу – Маркизы. Даже на этой крупномасштабной карте наш славный остров выглядит как точка, но все-таки он показан и назван своим официальным именем: Saint Apostle Varnavas island (остров Святого Апостола Варнавы).
Основную площадь этой карты занимает, понятное дело, океан. Но она не выглядит пустой, потому что на ней показаны глубины, морские течения, судовые маршруты, регионы наиболее частого возникновения уотерспутов (водяных смерчей) и тому подобная информация. Мне же интереснее всего было само расположение нашего острова. Я и не знала, что он лежит почти точно на Экваторе: отклонение к Северу составляет не больше 1/2 градуса.
Я размышляла над географическим положением нашего островка, и вдруг у меня в памяти словно кино закрутилось: я вспомнила, как мы с мадам и Женей посещали на яхте рубку, и как капитан Лайне и боцман Лена изображали морских волков: «На румбе!» - орала прова каптен, а боцман рапортовала - «На румбе 285 градусов!», и именно эта цифра светилась у них на мониторах.
Спрашивается: за каким хреном мы при полном штиле и нулевом волнении легли от Галапагосов на курс 285, если идти нам надо было строго 270, ну максимум 271??? Куда это капитан Лайне заходила по пути, причем, судя по всему, без ведома владелицы яхты?
На столе мадам валялась линейка, я приложила ее к карте под углом 15º к экватору (глазомер у меня, как ты помнишь, хороший). На карте было указано, что она вычерчена в проекции Меркатора, в которой углы не искажаются, так что я была уверена в результатах. На этом направлении от Галапагосских островов до самой Французской Полинезии не было не только никакой земли, но вообще ни единого объекта, который мог бы представлять хоть какой-то интерес. Так за каким же фигом 6-го сентября 1993 года QRA шла этим курсом? Еще одна загадка, черт бы их всех драл, уже 14-ая! Впрочем, если придерживаться хронологии, эту загадку надо было считать первой. «Внесу ее в свой перечень вопросов под номером 0», подумала я. В отличие от прочих вопросов путь к ответу на этот мне казался ясным: надо было посмотреть бортжурнал яхты. Как получить к нему доступ – это уж другой вопрос…
Вернулась мадам, неся в руках пресловутый красный бювар. Открыв его, она сказала, перелистывая бумажки:
- Дело вот в чем, Эля. Я сразу не заметила, а потом обнаружила, что в этом бюваре есть документ, который безусловно не имеет ко мне отношения и которого раньше, до похищения, здесь точно не было. Посмотри, может быть, это как-то поможет в розыске злоумышленника.
С этими словами она подала мне листок, который я жадно схватила в надежде, что это та самая подсказка, о которой я мечтала, когда мы шли по тропе в скалах. Но мои надежды не оправдались. Вернее, оправдались, но очень слабо.
Этот документ представляет собой рекламный листок одной английской фирмы, поставляющей краски и другие покрытия для морских судов. Я знаю, что такие небольшие листки компании обычно раскладывают на выставках и тому подобных публичных мероприятиях с большим количеством участников. Конечно, предмет этой рекламы в первую очередь наводит на мысль, что бювар побывал у кого-то из экипажа яхты; скорее всего, у боцмана Лены или у капитана Лайне: рядовым матросам такая информация не нужна, и вряд ли они будут хранить такую рекламу. Но потом я сообразила, что такие покрытия используют не только для судов, но и для других сооружений, контактирующих с морской водой, поэтому интерес к ним может быть и у пони Брони, в чьем ведении находятся опреснитель, очистная система и грузоподъемное оборудование на причале. Возможен интерес и у фрау доктор – ввиду ее увлечения подводным плаванием. Короче, эта находка практически бесполезна. Вот если бы можно было снять с этого листка отпечатки пальцев… Но это несбыточные мечты.
Всё это я сообразила только сейчас, вечером, посидев и поразмышляв над этой бумажкой. А тогда я поблагодарила мадам и забрала листок, пообещав подумать, как его использовать. На самом деле меня в тот момент гораздо больше интересовало мое открытие насчет курса следования яхты.
Итак, мне необходимо тщательно и без помех осмотреть яхту: во-первых, добраться до бортжурнала, во-вторых, исследовать запертый отсек под трапом. Как же мне это сделать? Как устроить, чтобы на яхте никого не было, а у меня чтобы были все ключи? Пока эта задача кажется мне неразрешимой. Буду думать. Надо хоть с Чикитой пообщаться, а то я ее еще даже не видела, хотя QRA уже второй день стоит у причала.
Да, забыла рассказать тебе смешную хохму. Толстуха Алёна сегодня вдруг сообразила, что завтра – контрольное взвешивание, и решила срочно похудеть, поэтому весь день ничего не ела. По-моему, она даже на карусель так бодро пошла, потому что надеялась, что это ей поможет сбросить хоть полкило. Вот дура несчастная! Быть ей поротой в воскресенье, как пить дать. Между прочим, зараза Катька так мне и не рассказала, как тут наказывают за превышение веса. В ответ на расспросы только ржёт и говорит: «Сама увидишь, а то тебе неинтересно будет». Ладно, дождусь воскресенья.
Ну пока, солнце моё. Пойду баиньки.

(Продолжение следует).

Глава 8. Вот пуля пролетела, и ага…

19.09.93 воскрес.

Привет, Настёна.
У меня опять важные новости, только на этот раз страшноватые. По-моему, события начинают ускоряться и приобретают зловещий характер. Что-то мне не по себе. Как говорится, я не трус, но я боюс… Сейчас расскажу всё по порядку.
Вчера была суббота, и прошла она нормально. С утра было обычное занятие, серьезных наказаний не было, только Тоньку мадам несколько раз стеганула своим хлыстиком, да еще Дейзи получила от нас 10 ординарных за недостаточную старательность. Ну, это, по сути дела, не наказание, а только напоминание о его возможности. Единственное, что было интересно - мне впервые пришлось сечь «в сеточку». Мне понравилось: попа Дейзи, исполосованная в сеточку, смотрелась очень симпатично. А если бы секли горячими, чтоб сеточка была из выпуклых рубцов - вообще глаз бы не оторвать.
Во время ланча прямо больно было смотреть на Алену. Она ничего не ела, пила только минеральную воду, а после ланча пошла бегать по тропинкам рощи в надежде сбросить вес к вечернему взвешиванию. Можно, конечно, над ней смеяться и обзывать ее дурой, но мне ее даже как-то жалко: она ж не виновата, что такой уродилась – глупой и прожорливой. Зато она совсем не злая, разве это не ценно?
Я после ланча пошла на пляж в надежде застать там Чикиту. Она действительно там была вместе с Дайной и Моникой. При них я не хотела разговаривать и сделала вид, что просто подкатываюсь к Чиките насчет перепихнуться. Как я и надеялась, латышки деликатно отвалили, а мы очень мило потрахались: вопреки моим опасениям, Чикита никакой африканской страсти не проявила, была нежной, послушной и благодарной. После этого я завела с ней разговор насчет осмотра яхты. Она сказала, что яхта редко остается совсем без людей, разве что в субботу, если все идут на барбекю или на какое-нибудь другое развлекательное мероприятие вроде демонстрации фильма или показательных выступлений танцовщиц.
Это я взяла на заметку. Впрочем, отсутствие людей на яхте – это только полдела: еще надо как-то раздобыть ключи от всех замков… Вечером как раз намечалось барбекю, а что толку? Ключей-то не было… Между прочим, если в следующий раз они будут, как-то надо будет объяснить свое отсутствие на всеобщем празднестве – тоже ведь проблема.
Еще я спросила у Чикиты, где прова каптен хранит бортжурнал, но она этого не знала. В заключение я взяла с нее слово, что она никому не расскажет о нашем разговоре. Конечно, фиг ее знает, чего ее слово стоит, но у меня не было другого способа получить эту информацию.
Между прочим, на пляже были мадам и Женя. Я к ним не подходила, но издали заметила, что у Женьки здорово исполосована попка: похоже, мадам секла ее флоггером. Однако Женька не выглядела страдающей. Все-таки она маза, конечно.

Потом был медосмотр. Нечего и говорить, что Алёна за неделю не только не сбросила 2 кг, как ей было предписано, а даже прибавила еще полкило. Все девчонки толпились у весов, когда она взвешивалась, и восприняли известие о ее беде с неописуемой радостью. Все ржали и кричали: «Всё, Алёна! Завтра полезешь на пилон! Ну, держись!» Алена ушла из медпункта вся в слезах, а я так и не поняла, что ожидает завтра эту дуреху. Но девчонки меня просто возмутили своей бессердечностью. Я решила, что впредь буду пороть этих злобных стерв как можно больнее.

А вечером девчонки, наконец, устроили барбекю, о котором мечтали еще в прошлую субботу. Приготовили говядину на углях по-американски. Руководила процессом Кани, а все остальные – и ученицы, и матросы, и рабочие - активно исполняли ее указания: резали мясо и овощи, разжигали угли, поливали соусом во время жарки и всё такое. Только наши поварихи не участвовали в процессе: девчонки хором их гнали, чтоб они не мешали профессиональными советами этому любительскому развлечению. Перед ужином пили крепкие коктейли, а под мясо было немеряно красного вина. Правда, дать французского пони Брони пожадничала, сказала, что запас кончается, и выдала три коробки (18 бутылок) чилийского. Некоторые девчонки, подражая мадам, фыркали, а по мне один хрен. Но вообще я оценила – такое мясо правда приятно запивать сухеньким.
Алена уплетала мясо за обе щеки, поскольку теперь уж было все равно, хотя вообще-то она больше сладкую выпечку обожает.
Народу было много – почти все, кроме офицеров (из них с нами была только пони Брони), Жени и охранниц. Сидели мы прямо на пляже, многие бегали купаться. Под конец все были поддатые, но легко и весело. Даже песни пели – мы свои, латышки и литовки – свои, а Кани опять пела под банджо американские народные. Оказалось, что боцман Лена – чистокровная хохлушка, она здорово пела разные украинские песни, и я ей даже немножко подпевала, потому что больше никто слов не знает и правильно произносить по-украински не умеет.
А офицеры собрались у мадам. Поварихи, которые относили им еду, говорили, что они играют в бридж и слушают записи какой-то занудной музыки (классической, наверно). Ну и слава Богу, что они нам не мешали. Мы просидели полночи, разошлись, когда уже совсем с ног валились.

Сегодня утром все встали поздно, на завтрак никто не пошел. Бродили все как сонные мухи, только к ланчу более-менее оклемались. Во время ланча в столовую зашла Женя и передала распоряжение мадам всем собраться в 16:00 на площадке для занятий. Все загалдели и заржали, потому что было понятно, что там произойдет разборка с Аленой. Алёна уныло пошла к себе, по щекам ее катились слёзы, но ни одна стерва и не подумала ее утешить.
И вот настал момент истины. Алёна, жалобно съежившись, стояла у пилона. На ней был пёстренький комплект, никак не соответствовавший трагизму ситуации, и она была, к моему удивлению, босая. Вокруг толпились остальные танцовщицы, которым принадлежала активная роль в предстоящей драме. Поодаль стояли зрители - вся команда пони Брони, медсестры (самой фрау не было), Чикита (остальные члены экипажа яхты почему-то не пришли). Мы с Катей стояли недалеко от пилона, с нами была Джессика (две другие охранницы остались на боевом посту).
Наконец пришли мадам и Женя. Они уселись на специально поставленные для них стулья, развернутые к пилону, и мадам произнесла небольшую речь о том, что профессия танцовщицы доставляет много радости и творческого удовлетворения, но при этом требует большого труда и определенных самоограничений, без которых… и т.д., и т.п. Короче, учениц, которые не отноятся к делу ответственно, приходится воспитывать строгими методами, и вот сегодня один из таких случаев… бла-бла-бла, бла-бла-бла…
Наконец мадам исчерпала своё ораторское вдохновение и обратилась к нам с Катей:
- Принесите флоггеры и раздайте всем девочкам.
Мы быстро выполнили приказание. Девчонки радостно галдели, размахивая инструментами, для которых обычно являются объектами, а не субъектами применения.
Все, кроме меня, были хорошо знакомы с предстоящей процедурой. Мадам взмахнула рукой, крикнула:
- Начали!
В то же мгновение Алёна обхватила пилон руками и ногами и полезла вверх, а девчонки начали стегать ее флоггерами по жопе и ляжкам. При этом они хором выкрикивали дурацкий стишок, ими же самими когда-то сочиненный по аналогичному поводу:

Лезет, лезет вверх толстуха,
Только ей мешает брюхо.
Чтоб залезла побыстрей,
Надо сечь ее сильней!

Надо сечь по толстой попе,
Чтоб отвыкла много лопать!
Чтобы не был зад как печь,
Надо сечь, сечь, сечь!

Бедная Алёна визжала под жалящими ударами и изо всех сил старалась поскорее уползти от них наверх. Но быстро забираться у нее не получалось: пилон был смазан какой-то скользкой смазкой, поэтому чтобы продвигаться, надо было ее обтирать лифчиком и килтом, а также собственным телом. В общем, ее здорово исполосовали, пока она забралась под самый потолок, где ее уже не могли достать. Некоторые девочки стегали не сильно, но другие с удовольствием хлестали в полную силу, так что алёнины попа и ляжки выглядели весьма страдательно. Уцепившись ногами за пилон, а руками за верхние растяжки, Алёна всхлипывала и подвывала. Девчонки хохотали и кричали ей всякие гадости. Мадам лучезарно улыбалась. Воспитательная процедура была проведена на высшем уровне, и можно было вернуться к воскресному отдыху.
И в этот самый момент грохнуло. И свистнуло.
Все завертели головами, закудахтали:
- Ой, что это? Ой, где это? Неужели гром? Нет, это что-то взорвалось!
Но я этот звук ни с чем не спутаю. Я посмотрела на Джессику. Она как-то вся подобралась и посуровела лицом, ее рука лежала на кобуре. Она, конечно, тоже знала этот звук.
Я ее спросила:
- A rifle? (Винтовка?)
Она ответила:
- Yeah. And I do recognize the voice!
Я поняла, что ей знаком "голос" этой винтовки.
Слава Богу, других выстрелов не последовало. Тем не менее Джессика обратилась к мадам, объяснила ей, что это был выстрел из боевого оружия, и потребовала, чтобы она немедленно приказала всем уйти в помещение, и сама чтобы ушла к себе. Мадам выполнила указания своей охранницы, но потом с ней случилась прямо- таки истерика. Она вопила, что на острове происходит что-то ужасное, что надо срочно найти злоумышленников, что так жить невозможно, и т.д., и т.д…. Джессика и Женя кое-как ее успокоили, и она ушла вместе с Женей. Когда они скрылись в доме, Джессика, всё такая же сосредоточенная и мрачная, вытащила из кобуры свой травматик и скомандовала мне так, будто я была ее подчиненной:
- C’mon! (Идём!)
Конечно, я могла отказаться: лезть под пули в мои обязанности не входит, но мне это и в голову не пришло.
Мы пошли к роще, откуда раздался выстрел.
- Это точно один из два мои Colt M4 carbines, - сказала Джессика. - Они имеют такой специальный голос.
Она кстати похвалилась, что этот карабин был совсем недавно принят на вооружение американской полицией. Уж не знаю, как такое новьё заполучила Джессика; хотя, в Америке это, наверно, не проблема - были б деньги, а уж со связями мадам наверно можно и атомную бомбу приобрести.
Мы вошли в рощу и начали медленно продвигаться вперед, рыская из стороны в сторону, чтобы найти место, откуда был произведен выстрел. Конечно, могли бы и ничего не найти - это только в книжках и в кино преступник всегда оставляет следы. Но на этот раз нам повезло: Джессика увидела в траве брошенный карабин и с криком "Here it is!" бросилась к нему. На пальме, росшей около этого места, была надрезана и отогнута толстая кора - было ясно, что эта вилка использовалась в качестве упора. Танцевальная площадка с этого места хорошо просматривалась, до нее было метров 350 - 400. Можно было не сомневаться, что стреляли именно отсюда. Мы тщательно обыскали всё вокруг, но никаких следов, позволяющих определить, кто стрелял, не нашли.
По законам детективного жанра первым делом следовало снять отпечатки пальцев с найденного карабина. Но увы, у нас не было никаких приспособлений и препаратов, которые для этого необходимы.
- Плохой стрелок, - сказала Джессика. - На такое расстояние этот карбин попадает точковую цель.
- Главное, понять, в кого целился. И зачем, - сказала я.
На эти вопросы ответа не было.
- Okay, - сказала Джессика. - Теперь надо понимать, как этот карбин попал чьи-то чужие руки. C’mon!
Мы быстро пошли к домику охраны на вершине горы Адмирала.
Обе гориллы были там, где им полагалось: Грейс - та из них, что самая с моей точки зрения страхолюдина - находилась в смотровой башенке и озирала окрестности, а Мей - та, что немного посимпатичней - дрыхла в своей комнатке: ее дежурство должно было начаться через час с чем-то.
Мы поднялись на второй этаж и вошли в кабинет Джессики. Оружие она, как оказалось, хранит в шкафчике, запирающемся на довольно хилый замок. Поскольку кто-нибудь из охранниц или сама Джессика всегда находится на посту, в более солидном хранилище вроде бы нет необходимости. Точнее, казалось до этого дня, что нет. Сейчас же мы увидели печальную картину: шкафчик был элементарно взломан с помощью обычной фомки, которую тут же рядом и бросили, и одна стойка была пустой - та, на которой должен был стоять найденный нами карабин.
- Fuck! -матюкнулась Джессика, а потом рявкнула:
- Grace, May! Come here! Now! (Грейс, Мей! Идите сюда! Немедленно!)
Гориллы мигом прилетели на зов командира и встали перед ней по стойке "смирно", выпучив глаза от старательности.
Джессика указала на сломанный шкафчик и грозно вопросила (по-английски, конечно, но я дальше буду передавать разговор по-русски):
- Это что такое?!
Охранницы обалдело молчали. По их виду было ясно, что для них это полная неожиданность. В принципе, конечно, кого-то из них можно было заподозрить в первую очередь, но Джессика полностью исключала такую возможность - она достаточно хорошо знала своих солдат.
- Чем вы здесь занимались во время моего отсутствия?
Те молчали с виноватым видом.
- Трахались, задранки грёбаные? А? Отвечайте! Трахались?
Грейс и Мей дружно покраснели, шмыгнули носами и жалобно пропищали:
- Йес, мэм.
Врать они, видимо, не умели.
- Где вы этим занимались? - продолжала допрос Джессика
- В комнате Мей.
- Сколько было времени, когда вы начали?
- Почти сразу после Вашего ухода. Примерно в 16:00.
- Шлюхи вонючие! Нетерпелось им, видите ли! А когда разбежались?
- Как раз перед Вашим приходом.
- Fuck! - опять воскликнула Джессика, и добавила еще пару незнакомых мне ругательств, а потом гавкнула:
- Strip naked!
Похоже, проштрафившиеся охранницы знали, что этим кончится. Не издав ни звука протеста, они покорно сняли с себя всю одежду и, совсем голые, опять встали перед командиром по стойке смирно.
Мускулистые, узкобедрые, они скорее похожи на парней, а не на девок. Груди у них не то чтобы маленькие, но какие-то отвисшие. Я таких совершенно не воспринимаю. Но, возможно, некоторым лесби как раз такие по вкусу. Сама-то Джессика явно предпочитает более женственных партнерш и ценит своих солдат не за сексуальную привлекательность. А вот то, что они трахаются друг с другом, меня удивило: обычно такие сходятся с девушками совсем другого типа. Возможно, им трудно общаться с подопечными мадам, да и некогда. Ну, да хрен с ними, как живут, так живут…
С усмешкой оглядев обеих горилл, Джессика скомандовала:
- Bring the bench!
Девки дружно повернулись через левое плечо и вышли из кабинета. Через пару минут они вернулись, волоча довольно громоздкое сооружение, представляющее собой скамью высотой почти метр, длиной метр с чем-то и шириной с полметра. Плоская доска лежит на четырех массивных ножках, а к двум из них вдоль длинной стороны стола на уровне сантиметров 20 приделано как бы сиденье со своими опорными ножками.
- Get up! - скомандовала Джессика.
Было очевидно, что ее подчиненные хорошо знакомы с предстоящей процедурой. Они встали рядышком коленями на сиденье, сами себя пристегнули под коленками ремешками, которые болтались на сиденье, и улеглись на лавку, свесив головы и руки и выставив свои мускулистые жопы. Джессика зашла со стороны голов, пристегнула девкам руки, потом подошла к тому самому шкафчику, в котором хранится оружие, и извлекла из него трость.
Мы с тобой не раз читали про традиционную английскую порку тростью и видели много картинок на эту тему в тех журнальчиках, что приносила мама Мария. Но вживую я такую трость увидела впервые. Она довольно гибкая, но прочная и вообще производит страшноватое впечатление. Все-таки это ведь не ремень, не прут, а настоящая палка толщиной больше сантиметра. Такой по спине хряснешь - пожалуй, позвоночник перебьешь. Не представляю, как такую штуку применяют к детям или даже подросткам.
Я было подумала, что Джессика привлечет меня для проведения экзекуции, но она в помощи не нуждалась. Держа трость в правой руке, она встала слева от скамьи, размахнулась и врезала Грейс по заднице. Удар был мощный: Грейс завопила благим матом и вся задергалась. А Джессика тут же нанесла второй удар, а потом третий и четвертый. Невозможно описать, как орала Грейс, как бессвязно выкрикивала какие-то слова, среди которых я только могла разобрать "God!" (Боже!) и "Help!" (Помогите!)
После четвертого удара Джессика перешла на сторону Мей, перехватила трость в левую руку и с такой же силой (я и не знала, что она амбидекстр) излупцевала задницу второй подчиненной, исторгнув из ее глотки такие же жуткие вопли.
Затем суровая командирша вновь перешла к Грейс и повторила всю процедуру еще два раза, отсчитав таким образом каждой провинившейся по 12 ударов.
По окончании порки Джессика отстегнула наказанных, и те, схватившись за свои излупленные жопы и, не переставая вопить, с выпученными от боли глазами, пошатываясь, пошли к выходу.
- Они заслуживали, - сказала Джессика, убирая трость обратно в шкафчик. - Ты никогда не должны покидать пост, это есть преступление!
Она, должно быть, решила, что я была шокирована жестокой экзекуцией, и сочла нужным оправдаться. Но я, конечно, нисколько не была шокирована, однако и удовольствия никакого не получила - как будто наблюдала наказание каких-то животных. Ну говорю же, не воспринимаю я таких баб.

Порка охранниц, пренебрегших своими обязанностями, была, конечно, делом важным, но следствие никак не продвигала. Кто стрелял? Зачем стрелял? В кого стрелял? Вот были основные вопросы, на которые необходимо было найти ответ, и притом срочно, пока преступник не повторил попытку.
Мы обсудили эти вопросы и составили план действий. Скажу, не хвалясь, что план составила я: Джессика, наверно, хороший патрульный полицейский, но детектив из нее никакой.
В первую очередь надо было выяснить, кто где находился в момент выстрела: ведь при наказании Алены присутствовали далеко не все обитатели острова.
Во-вторых, надо было выяснить, кто вообще из здешних владеет огнестрельным оружием.
В-третьих, надо было понять, на кого конкретно покушался стрелявший (или стрелявшая)? Для этого надо было найти пулю, установить ее траекторию и наложить ее на расположение всех, кто был на танцплощадке.
Пулю надо было поискать немедленно, пока все в страхе сидят дома, а то потом могут затоптать. Джессика приказала всё еще подвывающей и стонущей Грейс вернуться на пост, и мы срочно отправились назад на танцплощадку.
К счастью, все действительно были в доме. Мы очень тщательно осмотрели площадку и всё вокруг, прямо-таки землю носом рыли, но пулю не нашли. Это было большое разочарование.
Прекратив поиски, мы занялись зарисовкой расположения всех, кто находился на площадке во время выстрела, пока оно еще не стерлось из памяти. У Джессики, как и у меня, хорошая зрительная память и хороший глазомер, так что мы без труда воссоздали всю картину, отмечая кучками песка прямо на полу, кто где находился. После этого я притащила от пони Брони рулетку, бумагу и карандаш, мы всё замерили и нарисовали точный план.
Следующая задача была посложнее: надо было выяснить, где находились и что делали в момент выстрела (т.е. в 16:35) те, кто при экзекуции Алены не присутствовал. Таковых было 7 человек: прова каптен, боцман Лена, Дайна, Моника, фрау доктор и охранницы Грейс и Мэй. Была еще возможность, что на острове присутствует кто-то посторонний, но ее следовало рассматривать отдельно.
С охранницами всё было известно, а остальных надо было найти и допросить. Понятно, что кто-то из них соврет, но все равно мы должны получить показания подозреваемых, а потом искать в них противоречия. Так, по крайней мере, делают все великие детективы в литературных произведениях. А другой школы у меня нет.
Я думаю, что все таинственные события, которые происходят на нашем острове - звенья одной цепи, и что все они имеют какую-то цель. Но мне пока совершенно непонятно, какую. Раз уж Джессика взяла на себя расследование истории с винтовочным выстрелом, я сочла нужным поделиться с ней всеми остальными странными и подозрительными фактами, начиная с непонятного отклонения яхты от оптимального курса. Мой рассказ занял много времени, потому что Джессика не всегда хорошо понимала по-русски, а мой английский был, к сожалению, понятен еще меньше. Нам пришлось прерваться на обед, потом мы еще довольно долго разговаривали, так что сегодня уже никаких следственных действий мы больше не вели, всё отложили на завтра. Завтра с утра надо будет первым делом опросить весь экипаж яхты, потому что потом она уйдет в обычный рейс на Галапагосы. Мы договорились, что отправимся на QRA вместе перед завтраком; Джессика опросит капитана Лайне и боцмана Лену, а я - Дайну и Монику.
В ходе разговора я заново сформулировала все вопросы, которые уже ставила раньше, прибавив к ним новые, связанные с выстрелом, и для удобства разбив их на три относительно независимых блока. Получилось вот что:

А. ТАЙНА МАДАМ.
А1. Почему мадам держит свою школу на этом отдаленном острове, не считаясь с огромными расходами?
А2. Каковы источники доходов мадам?
А3. Почему девочки из персонала терпят жестокое обращение и не пользуются правом уехать с острова, которое мадам вроде бы всем гарантирует?
А4. Почему запрещено заниматься любовью в роще вне беседок?

Б. ТАЙНА БЮВАРА.
Б1. Почему от Галапагосов яхта шла курсом 285 вместо 270?
Б2. Почему к моменту инцидента с человеком за бортом яхта лежала в дрейфе?
Б3. Почему капитан Лайне захотела скрыть этот факт и обвинить в остановке двигателей Чикиту?
Б4. Почему капитан Лайне оказалась одетой и готовой к выходу как раз в момент инцидента, хотя должна была спокойно отдыхать после своей вахты?
Б5. Три сигнала сирены длятся примерно 15 секунд. Если Лайне, как она говорит, вышла из своей каюты, когда услышала сирену, то она никак не успела бы оказаться в рубке к концу третьего сигнала. Тем не менее она там оказалась, так как повторить сигнал Чикита не успела. Где на самом деле была прова каптен в момент инцидента? И почему она врёт?
Б6. Что делала боцман Лена во время инцидента? Почему она добралась до рубки только через 10 минут или больше? Действительно ли крышку люка заклинило? (На яхте всё в таком идеальном состоянии, что в это не очень верится).
Б7. Не влезла ли капитан Лайне в каюту мадам, воспользовавшись дубликатом ключа?
Б8. Кто скрывался в скалах под видом призрака леди Меган? Тот же ли это человек, которого видела в воде Чикита?
Б9. Почему этот кто-то покушался на мадам (сбросил камень)?
Б10. Кто и зачем украл бювар? Все тот же загадочный персонаж или другой?

В. ТАЙНА ВЫСТРЕЛА.
В1. Кто стрелял? Тот же, кто совершал все загадочные действия до этого момента или кто-то другой?
В2. В кого стрелял? В мадам, т.е. это повторное покушение, или в кого-то еще?
В3. Зачем стрелял? Пугал или это было настоящее покушение?

Итого 17 вопросов. И ни одного ответа. Мне просто выть хочется.
Ладно, Настёна, пойду спать. Держи за меня кулаки.

Глава 9. Кое-что проясняется

20.09.93, понедельник

Привет.
Сегодня в 7:30 утра мы с Джессикой поднялись на борт QRA. Нас не ждали: Джессика хотела связаться с Лайне по рации, но я ее отговорила, чтобы не давать капитану возможности повлиять на показания членов экипажа. На вахте стояла Моника. Она нас проводила в каюту провы каптен и доложила о нашем приходе. В каюте были сама Лайне и Лена, но обе уже встали и были одеты, так что никакой неловкости не возникло.
Джессика объяснила цель нашего визита, и Лайне ничего не оставалось, как согласиться на допрос. Джессика осталась в капитанской каюте, а я вместе с Моникой пошла в кубрик. Чикиту мы, с разрешения капитана, отправили на вахту вместо Моники, и я побеседовала с обеими латышками. Оказалось, что вчера капитан и боцман обедали в 2 часа дня, а после обеда Лайне, как выразилась Моника, "вожжи на хвост упали" (она имела в виду "шлея под хвост попала"): она вдруг пошла проверять состояние кубрика, кухни и матросского гальюна и осталась очень недовольна беспорядком и грязью. Она приказала матросам быстро пообедать и немедленно заняться уборкой во избежание воспитательных процедур по морскому обычаю. Впрочем, Чиките она велела сразу после обеда отправиться к пони Брони и получить список того, что надо будет привезти с Галапагосов, так что уборкой занимались только Моника и Дайна. Совсем не желая нарываться на порцию линьков, они усердно драили помещения с половины четвертого и ничего не знали о событиях на суше, пока около пяти не пришла Чикита и не рассказала им.
- А что, правда был такой беспорядок? - с удивлением спросила я, потому что знала, что яхта всегда содержится в образцовом порядке.
- Да нет, всё было как обычно. Я же говорю, ей вожжи на хвост упали.
Может, вожжи. А может, какая-то цель была, подумала я, но не стала это обсуждать с девочками.
- А что делали капитан и боцман, пока вы занимались уборкой? - спросила я. Точно ответить они не могли, но вроде бы те всё время находились в каюте капитана.
- Наверно, делали любовь, - сказала Дайна даже без хихиканья, потому что для нее это было дело обычное.
Потом я спросила, кто из них умеет обращаться с огнестрельным оружием. Они дружно замотали головами, мол, никогда даже не пробовали.
- Вот яункундзе Лена - она умеет. Она хвалилась, что имеет титул кандидат мастер.
- Правда? А по какому оружию она специализируется?
Этого они не знали, да это и не так уж важно: любой к.м.с. по пулевой стрельбе достаточно хорошо владеет любым оружием.
Больше ничего интересного я не узнала и вышла на вторую палубу. Через минуту появилась и Джессика. Мы пошли в столовую, по дороге обмениваясь информацией.
Капитан и боцман подтвердили, что в интересующее нас время Моника и Дайна были заняты уборкой и никуда не отлучались, а сами они всё это время находились в каюте капитана - прокладывали курс на сегодняшний рейс на Галапагосы. Я, конечно, поржала по этому поводу: чего там прокладывать по пустому океану, тем более, что маршрут этот ими давно освоен. Но нам было неважно, чем они занимались на самом деле. Факт тот, что они подтверждали алиби друг друга. А вот насчет владения оружием боцман Лена действительно призналась, что имеет звание к.м.с. по винтовке, но сказала, что давно не тренировалась и что оружия у нее никакого нет. Прова каптен также сказала, что умеет стрелять и имеет пистолет, который хранит в сейфе в своей каюте. Вообще-то это правильно: капитану самостоятельного судна положено иметь оружие. Кстати, в ходе разговора Лайне упомянула, что и фрау доктор неплохо владеет пистолетом, но есть ли у нее какое-либо оружие, она не знает.
Мы с аппетитом позавтракали жареными колбасками с ананасами (восхитительное изобретение пони Брони) и блинчиками с кленовым сиропом, и я потопала на занятия. Я предложила Джессике допросить фрау доктор, но она так скривилась, что я сказала - ладно, сама с ней поговорю. Хотя мне тоже не очень-то хотелось общаться с этой стервой.
Катька на меня дулась со вчерашнего дня, потому что я занимаюсь расследованием с Джессикой, а ей даже ничего не рассказываю. А я вчера так устала, что просто сил не было еще и с ней разговаривать. Закончила писать тебе письмо - и бухнулась спать.
Сегодня, когда начался урок, и мы уселись на свою лавку, я Катьке начала тихонько рассказывать про вчерашние события, но закончить не успела. Мадам с утра была злая как мегера - наверно, так у нее тревога проявляется. Ее хлыст то и дело щелкал по голым телам девчонок, и нас она прямо-таки завалила работой: то и дело отправляла кого-нибудь на порку, причем всё время под "горячие". Даша, Кани и Тонька получили по десятке горячих двоек, Тамара - десятку и потом еще пятерку, а обе наши звезды - Оксана и Надя - по пяточку. Одна Алена не ложилась под флоггеры - наверно, мадам ее пожалела из-за вчерашней экзекуции, ну и Дейзи еще повезло. На площадке стоял стон и рёв, а мы устали как собаки. Поначалу-то мы работали в охотку. Катька Дашку всю истискала после порки, пока мадам на нее не гавкнула. А я получала дополнительное удовольствие, вспоминая жестокость этих задранок в отношении Алены. Но потом нам стало не до удовольствий, не могли дождаться, когда занятия закончатся. Знаешь, я вообще замечаю, что мне уже не так интересно сечь девочек, даже самых симпатичных. Наелась, видно, а ведь и трех недель не прошло, как я приступила к обязанностям флагелятрисы. Что же со мной через год будет?
После занятий мы до самого ланча провалялись у себя в комнате, и я дорассказала Кате обо всём, что произошло вчера и сегодня утром. Во время ланча мы с Катькой тихо ржали, глядя, как обе охранницы едят стоя: сидеть-то они еще дня три не смогут; представляю, какие у них синячищи на жопах. Правда, и другие девочки после наших "горячих" тоже не очень уютно себя чувствовали.
Ни фрау доктор, ни медсестер в столовой не было, поэтому я после ланча, скрепя сердце, пошла в медпункт. Было жарко, и я шла через рощу, поэтому вышла к его задней стороне. И нарвалась на смешную, но довольно гадостную сцену.
Там за домиком медпункта такая пустая площадка, диаметром метров 15. И вот прикинь - докторша сидит под пальмой в кресле, около нее на травке стоит пузатая бутылка, а Лидка с Фаридой в своих халатиках маршируют вокруг площадки, и докторша им командует по-немецки:
- Цвай, цвай, цвай-драй-фир! Цвай, цвай, цвай-драй-фир! -а сама то и дело к бутылке прикладывается. Потом вдруг как заорет:
- Марш, марш, росише швайнен! Цвай, цвай, цвай-драй-фир!
Ишь ты, себе думаю, сука! Еще обзывается! Была бы хоть чистокровная немка, а то ведь сама наполовину русская, а туда же…
Девчонки два круга отмаршировали, тут докторша вдруг гавкнула:
- Им лауфшрит - марш! - и девчонки рванули бегом. А жарко, с них пот градом, но бегут как миленькие. Пробежали круг, поровнялись с докторшей, тут она им опять гавкает:
- Абтайлунг - хальт!
Они встали как вкопанные. Она им:
- Рехтс-ум!
Они повернулись к ней лицом, причем четко, по-военному. Она спрашивает:
- Вер зайт ир? (Кто вы, значит).
И они ей хором:
- Вир зинт росише швайнен, фрау доктор! (Мы, значит, русские свиньи, госпожа доктор).
Я прямо звереть начала. Вот ведь как издевается, паскудина! Отняла бы у нее бутылку и прямо так бы и вмазала по этой полуарийской роже! Но это, конечно, было неосуществимо, потому что кончилось бы для меня очень хреново.
А докторша тем временем опять пососала из бутылки и девкам орет:
- Аптайлунк-керт!
Они как заведенные повернулись кругом, спиной к фрау. Надо же, все команды немецкие наизусть знают!
Докторша:
- Аптайлунк - марш!
Они затопали на месте, опять под команду:
- Цвай, цвай, цвай-драй-фир!
Вдруг докторша перестала считать и командует:
- Ди рёке хох!
Тут девчонки явно отработанным движением - видать, им не впервой - задирают свои халатики до самой талии, и продолжают маршировать, сверкая голыми задницами. А докторша поднимает с земли здоровенный хлыст и начинает их по голым попам охаживать - раз Лидке справа, раз Фариде слева, потом опять Лидке, и опять Фариде... А сама продолжает считать:
- Цвай, цвай, цвай-драй-фир! Цвай, цвай, цвай-драй-фир!
Девчонки от хлыста взвизгивают, но топают, с ритма не сбиваются. Во, себе думаю, вымуштровала девок, б***ина фашистская!
Стегала она их довольно долго. У них попки тощенькие, но формой ничего, симпатичные, а тем более, когда исполосованные. Наконец докторше надоело, и она гавкнула своим подчиненным:
- Марш цу штрафраум!
Они всё тем же строевым шагом протопали к домику и скрылись. А я подумала, что это, наверно, были цветочки, а главные страдания у них еще впереди. Мне их было жалко, но помочь им я никак не могла.
Вышла я из-за пальмы, подошла к докторше, поздоровалась. Она на меня смотрит, и взгляд у нее не мутный, а скорее бешеный какой-то. Ох, думаю, не сладко девчонкам будет. Короче, я докторше говорю - мол так и так, по поручению мадам опрашиваю всех насчет вчерашних событий.
- Где Вы, фрау доктор, находились вчера с 16:00 до 17:00?
- Здесь, - говорит, - у себя в спальне. Пьяная валялась, - и ржет как кобыла.
- А кто это может подтвердить?
- А никто, - говорит, -- но я ни в кого не стреляла, не трать зря время. И вообще убирайся.
- Одну минутку, фрау доктор. У Вас есть оружие?
- А как же! Немецкая женщина должна иметь оружие, когда живет среди дикарей.
Во как. Мы, значит, все дикари А она культурная, сука эсэсовская.
- Какое у Вас оружие?
- Вальтер Р.38, - отвечает, и добавляет с явной гордостью: - Основной пистолет Вермахта во время Второй мировой войны.
- Вы хорошо стреляете?
- Яволь, как положено немецкой женщине. Но я тебе сказала, не трать время. Пошла в жопу!
- Ухожу, фрау доктор. Только позвольте задать пару вопросов девочкам. Вы же понимаете, что я выполняю задание мадам.
Она собралась было на меня наорать, но потом все-таки смилостивилась (против мадам-то и ей переть нельзя) и сказала:
- Иди, поговори, пока я этих свиней не запорола до невменяемости.
Заржала и опять потянулась к своей бутылке. Я, кстати, глянула - пьет-то не какой-нибудь драный немецкий шнапс, а шикарный скотч "Чивас Ригал".
Я быстренько пошла в домик, в известный мне подвал. Лида с Фаридой уныло сидели на бревне в ожидании порки и других воздействий. Я их спросила:
- За что она на вас взъелась?
- Да ни за что! - наперебой ответили они, изобразив страдальческие лица. Но потом все-таки признались, что они, оказывается, умудрились испортить пачку каких-то очень дорогих таблеток, пролив на них спирт.
"Ну и поделом вам", подумала я, но не стала заниматься воспитательной работой, а только спросила насчет докторши. Они сказали, что, когда они вчера где-то без четверти четыре уходили из медпункта, фрау уже лыка не вязала и на ногах не стояла. Можно было считать, что ее алиби подтверждено, и я со спокойной совестью ушла из медпункта, предоставив медсестричек их незавидной судьбе.
Пришла я домой, с возмущением рассказываю Катьке про то, как эта драная фрау над девчонками измывается, а она мне и говорит:
- Докторша, конечно, редкая сука. Но ты этих девок не жалей, они такие паскуды, что и такой жизни не заслуживают.
Я удивилась, конечно, стала расспрашивать, и вот что узнала. Оказывается, эти две тонкие звонкие девахи занимались в Казани веселеньким бизнесом: грабили маленьких детей, которые оказывались одни где-нибудь на улице. Отнимали у них деньги, одежду, обувь, игрушки - всё, что можно было продать скупщикам или просто на толкучке, и за счет этого сами шиковали: в рестораны ходили, на такси разъезжали, мальчиков клеили. И самое гнусное, что они малышей пытали, если те не хотели отдавать свои вещи или поднимали крик. И одного пацана маленького замучили до смерти. Тут уж милиция провела расследование, и этих сучек замели. И получили бы они вышку или как минимум 25 годочков на зоне, но тут вмешалась мадам и выкупила их у ментов.
- Как же это ей удалось?
- Ну, я подробностей не знаю, но купить мента всегда можно, были б бабки. А в Казани, говорят, и милиция, и прокуратура вся продажная, на 100%, снизу до самого верха.
- А зачем мадам такие паскуды понадобились?
- Как "зачем"? Для фрау доктор, чтоб ее к себе привязать. Где бы эта садюга нашла себе таких девочек, чтоб в ее вкусе, и чтоб терпели любые истязания и не могли никуда деться? Ты ж понимаешь, что эти девки на всё согласны, только чтоб их обратно в Казань не отправили. Что с ними на зоне будет, можно себе представить. По сравнению с этим издевательства докторши - так, небольшие неприятности.
Тут вдруг меня осенило, и я спрашиваю:
- Слушай, а другие девочки как к мадам попали?
- А все примерно так же. Она их всех из-под следствия или из-под суда вытащила. У них, конечно, не такие жуткие преступления на совести, как у Лидки с Фаридкой, но тоже всякое есть - воровство, шантаж, проституция… Мадам, конечно, не всех подряд берет - отбирает, чтоб были симпатичные, музыкальные, чтоб обязательно лесби, и желательно чтоб склонные к мазохизму. Преступных девчонок-то в мире десятки тысяч, так что ей удается находить нужных.
- Катька, а откуда ты всё это знаешь? Ты, часом, не сочиняешь?
- Нет, я правду говорю. А узнала я про Лиду с Фаридой случайно - подслушала однажды разговор мадам с Женей. Женька ведь полностью в курсе всех ее дел, и помогает ей во всем. А про остальных - просто с некоторыми разговаривала по душам. А чего ты удивляешься7 Тебя, небось, мадам тоже от ментовки спасла?
- Ну, - говорю, - да, вроде того…
Я не стала рассказывать Катьке подробно, как мадам меня "завербовала", вместо этого спросила:
- А тебя?
- И меня, понятное дело.
- А за что ты попала?
- Да так, по мелочи…
Она тоже не захотела рассказывать.
Я некоторое время переваривала полученную информацию. По крайней мере, мне стало ясно, почему девчонки не пользуются правом покинуть остров. Идти-то им некуда - депортируют их на родину, а там опять тюрьма. А тут жизнь приятная, вольная и сытная. Ну, посекут иной раз, подумаешь! Большинство из них с детства к ремню или пруту привычные. Да, вопрос №А3 теперь снят. Осталось каких-то 16 не снятых…


24.09.93, четверг
Здравствуй, лапуля.
Два дня не писала - ничего интересного не было. Зато вчера и сегодня произошли события чрезвычайной важности.
Вчера днем пришла QRA - уж не знаю, почему: обычно она в четверг днем возвращается. Пока разнорабочие пони Брони сгружали и перевозили привезенные товары, среди обитателей острова разнесся слух, что помимо всего прочего прова каптен привезла кассету с новейшим фильмом одного знаменитого голливудского режиссера - если не путаю, его фамилия Спилберг. Фильм вышел совсем недавно и имел бешеный успех в Америке и Европе, уже поставил какие-то рекорды по сборам в прокате. Называется фильм по-английски Jurassic Park, то есть Джурэсский парк. Кто-то мне объяснил, что Джурэссик - это такой период в древности, когда на Земле жили динозавры. Сюжет фильма в том, что какие-то ученые где-то нашли неиспорченные яйца динозавров и сумели из них вырастить этих гигантских тварей. Вырастили их на каком-то острове, а они потом вырвались из загонов, заполонили весь остров и стали нападать на ученых и членов их семей. Короче, чушь собачья, фантастика голимая, я такие фильмы терпеть не могу. Говорят, там какие-то потрясающие спецэффекты, уникальная компьютерная графика и всё такое, но мне это всё по барабану. Ты же знаешь, я люблю только детективы и про любовь.
Мадам сначала сказала, что просмотр будет сегодня, но девчонкам так не терпелось, что она согласилась устроить просмотр вчера после обеда. Смотреть фильм собирались буквально все, в том числе и весь экипаж яхты во главе с капитаном. Я прямо выла от досады: яхта будет пустая, а у меня нет ключей от замков! Поплакалась я насчет этого Катьке, и вдруг она мне говорит:
- Не проблема. Я - твои ключи.
- Как это?
- А так, - говорит. - Хочешь знать, за что меня в Витебске замели?
Лезет она в шкаф, достает свою спортивную сумку и вытаскивает из неё связку каких-то инструментов. Я спрашиваю:
- Чего это?
А она ржет:
- Эх ты, фраерша непорочная! Это арматура, на простом фраерском языке - отмычки. Классный набор, достался мне от дядьки, он был знаменитый квартирный вор.
- И ты квартиры обворовывала?
- Ага, унаследовала. Хотя дядька меня на дело никогда не брал, только перед самой смертью отдал этот набор, но и то заказал воровством заниматься. Да я не послушалась, связалась с плохими мальчиками.
- Охренеть! Никогда бы не подумала, - говорю я, а про себя думаю - да, это дело Катьке в самый раз. А потом спрашиваю:
- А домработницей ты для отвода глаз, что ли, нанималась?
- Не только. Хозяева у меня были богатые, а у них знакомые такие же. Так что я сама себе наводчицей была.
- Ни фига себе! Вот так и нанимай скромную девушку…
- Не, я на хозяев хорошо работала, они довольны были. И никак не могли поверить, что я - домушница.
- Ты, значит, сама клиента находила и сама его квартиру обчищала?
- Я не обчищала, моё дело было двери открыть, ну и внутри, если какой шкаф запертый или сейф. А обчищали мальчики. Я за наводку и за взлом 50% брала. Они довольны были, и мне хватало. Еще бы полгодика - и я б какой ни то свой бизнес завела. Да как нас замели - всё конфисковали.
Прикинь, какая крутая девка!
Короче, мы уговорились, что пойдем на просмотр фильма, сядем тихонько у самого выхода, а когда показ начнется, тихо смоемся и рванем на яхту. Фильм, как мы узнали, идет два часа и семь минут, за это время нам надо было всё успеть и еще в зал вернуться. Задача сложная, но, вроде бы, выполнимая.
Всё у нас получилось как нельзя лучше. Только пошли титры, мы тихо юркнули за дверь, быстро одели шмотки, которые перед сеансом припрятали в удобном месте: я - комбинезончик, в котором в пещеру лазила, Катька - какие-то свои слаксы и майку, и понеслись к причалу. Там, как мы и надеялись, было темно, тихо и пусто, океан шумел размеренно и спокойно. Яхта была надежно пришвартована и только чуть покачивалась на волне. Мы без труда влезли на борт по швартовочным тросам, причем Катька оказалась ловкой как обезьяна - быстрее меня залезла.
Первым делом мы двинули в рубку. Замок там был простенький, Катька его открыла на раз, и мы вошли внутрь. Хотя яхта из главного дома напрямую не просматривается, я все-таки попросила Катьку прикрыть меня со стороны иллюминатора и включила фонарь. Залезла в ящик капитанского стола и сразу нашла бортжурнал. Отыскала записи за 4-5 сентября. Там всё было записано четко: отошли от Пуэрто Айора во столько-то, легли на курс 285, волнение, скорость, видимость - всё записано, как положено. Потом загадочная запись: прибыли на точку Х в 4:48 по полуночи, легли в дрейф, поднят на борт груз H 1.8 кг. И дальше описана история с ложной тревогой, которую подняла Чикита, причем описана точно так, как мне ее излагали прова каптен и боцман Лена. Я быстро пролистала бортжурнал и наткнулась еще на два упоминания точки Х и груза Н, причем последнее было сделано прямо вчера: прибыли на точку Х в 5:14, поднят на борт груз Н 1,6 кг. Значит, за этим загадочным грузом яхта ходит регулярно.
Другие записи я читать не стала. Теперь надо было понять, что это за точка Х и что за груз H, ради которого яхта делает такой крюк по океану. Я подумала, что в компьютере капитана наверняка есть карта, на которой эта точка Х обозначена, но быстро разобраться с этим компьютером я бы не смогла, так что пришлось эту идею оставить. Я запихнула бортжурнал назад, мы выскочили из рубки, и Катька заперла ее, так что никаких следов нашего взлома без специальной экспертизы обнаружить было невозможно.
Дальше мы спустились на главную палубу и влезли в отсек под трапом. Замок и тут был простой, Катька легко с ним справилась. Это небольшое помещение было битком забито всякими приспособлениями для ремонтных работ, банками с краской и прочим боцманским хозяйством. Но главное, что мы увидели - гидрокостюм, висящий на специальной вешалке-расчалке, и акваланг. Обана! Рассказ Чикиты получал серьезное подтверждение.
Однако никакого особого груза мы не обнаружили. Его, видимо, хранили в другом месте. Где? Я сразу подумала про сейф в каюте провы каптен, и мы кинулись туда. Дверь опять-таки поддалась Катьке легко, а вот с сейфом пришлось повозиться: там был наборный замок, но Катька - гигант! - справилась с ним в 10 минут. В сейфе мы обнаружили довольно толстую пачку стодолларовых купюр, пачку потоньше эквадорских сукре, пистолет Colt 02991 калибра .38, коробку патронов к нему, и самое главное - полиэтиленовый пакет, туго набитый белым порошком.
- Наркота! - завопила Катька, и я была уверена, что она права. Вскрывать пакет мы, конечно, не стали, так что конкретно его содержимое не определили, но были уверены, что это какой-то мощный наркотик. А иначе зачем его держать в сейфе? Муку в сейфах не хранят.
Мы быстро запихнули всё обратно, заперли сейф и выскочили из каюты. Через пять минут мы уже были на причале. На всё про всё у нас ушло час двадцать пять минут. Мы преспокойно вернулись в зал к концу фильма. На наше отсутствие никто не обратил внимания; поварихи, рядом с которыми мы сидели, только поворчали - мол, шляетесь туда-сюда, смотреть мешаете.
Когда сеанс закончился, было уже почти 11 вечера, все разбежались по своим комнатам, обсуждая на ходу только что просмотренное кино. Мы тоже пошли к себе. Я обдумывала всё, что мы разведали, и у меня складывалась довольно четкая картина.
Ясно было, что яхта по пути с Галапагосов на остров леди Меган делает крюк, чтобы выйти на точку, где каким-то образом под водой хранится пакет с наркотиком. При этом всё рассчитано так, чтобы на эту точку выйти рано утром, когда матросы спят без задних ног. Чтобы можно было достать пакет, яхта ложится в дрейф, и боцман Лена делает погружение и достает пакет. В тот день, 5 сентября, Чикита случайно вышла на палубу в ранний час и увидела, как боцман Лена в гидрокостюме и с аквалангом ныряла, чтобы достать пакет, но не разобралась в ситуации и честно побежала сигналить "Человек за бортом!". Весь шум про ложную тревогу был, ясен пень, поднят, чтобы скрыть всю эту тайную операцию. И прова каптен была, конечно, в рубке, пока Лена осуществляла погружение, только как-то спряталась, когда увидела Чикиту. И Лена потому долго не приходила на сигнал, что она в это время залезала через лацпорт в отсек под трапом, снимала гидрокостюм и одевала униформу. А Чикиту потом жестоко выпороли только для того, чтобы придать правдоподобия той версии событий, которую придумала капитан Лайне.
- Интересно, - сказала я вслух, когда мы уже укладывались в койки, - какой в этом пакете наркотик?
А Катька говорит:
- Слушай, а "героин" по-английски на букву G начинается или на букву H?
Я говорю:
- Не знаю, завтра спрошу у Джессики. А что?
- Может, груз Н - это героин.
- Может быть.
- Тогда такой пакет тысяч 100 долларов стоит, или даже 150!
- Чё, правда? - удивилась я. Я как-то никогда даже не интересовалась, почем наркотики в мире.
- Я тебе точно говорю!
- Офигеть!
"Если они каждую неделю такой пакет возят, это ж офигительный бизнес" - подумала я. - "Кто же в нем замешан? Только Лайне и Лена - или еще кто? Мадам, вроде, не при делах - ей тоже навешали лапши на уши с этим якобы ложным сигналом тревоги. Но вполне могут быть еще какие-то участники. Вообще, где они толкают эту наркоту? И как делят бабки?"
Все эти мысли роились у меня в голове, и я долго не могла заснуть.
Сегодня утром я на свежую голову еще раз обдумала всю собранную информацию - и пригорюнилась. Да, ответы на вопросы Б1 - Б6 у меня теперь были. Но, вопреки моим надеждам, они никак не помогали ответить на остальные вопросы, то есть понять все загадки, связанные с бюваром, с покушениями на мадам и с этой странной школой танцев посреди Тихого океана.
В то же время меня беспокоила еще одна мысль. Вот я обнаружила, что некоторые члены нашего маленького сообщества заняты преступным бизнесом. Как я должна поступить? Сообщить мадам? А вдруг она все-таки тоже в деле? Сообщить непосредственно властям? Черт их знает, как до них добираться. Или вообще тихо молчать в тряпочку?
Я поделилась этими сомнениями с Катькой, но она только плечами пожала. А потом, когда мы во время занятий сидели на своей лавке, Катька мне вдруг говорит:
- Слушай, а если эту прову каптен прижать по-умному, можно с нее хорошие бабки слупить.
Я говорю:
- Нет, дорогуша, шантаж - это не по моей части. Я в такие игры не играю.
- Да я тоже, - говорит Катька, - это я просто так, теоретически.
В общем, всё занятие я была занята своими мыслями, и даже никакого удовольствия не получила, когда мы секли Оксану, хотя это была как раз та порка, о которой я недавно мечтала: 20 горячих дробью, которые мы уложили "в сеточку". Хорошенькая попка Оксаны была просто обворожительна после такого наказания, а я почти ничего не почувствовала.
В конце концов во время ланча я, наконец, решила рассказать всё Джессике и поступить так, как она скажет. Как никак она бывший полицейский, то есть лицо, можно сказать, официальное. Так я и поступила. Рассказ мой был довольно долгим, потому что пришлось ей и про историю с Чикитой рассказать. Мисс сарджант была просто потрясена всеми этими сведеньями. У них в Штатах к наркоторговле относятся очень серьезно. Она долго думала, и в конце концов сказала, что необходимо поставить в известность мадам, поскольку она - фактическая правительница острова, и уже вместе с ней решать, надо ли обращаться к официальным властям. Что касается участия самой мадам в аферах с наркотиками - Джессика абсолютно убеждена, что это невозможно. Она ее вроде как достаточно хорошо знает.
Мне предложение Джессики показалось правильным, и мы договорились пойти к мадам после обеда, поскольку после ланча она готовится к вечерним занятиям, а после занятий - отдыхает.
Я боялась, что Катька обидится, что мы не берем ее с собой, хотя она сделала важнейшую работу, но она сказала, что ей выставляться перед мадам на фиг не надо, а участвовала в расследовании она чисто из спортивного интереса.

В 9 часов вечера мы с Джессикой подошли к дверям апартаментов мадам. Я постучала, но никакой реакции не было. Джессика подергала дверь, и она оказалась незапертой. Я бы, конечно, не решилась впереться без разрешения, но Джессика смело вошла в холл, и я за ней. В холле никого не было, а из глубины апартаментов раздавались какие-то крики. Мы прошли в салон и замерли, прижавшись к стене. В огромном зеркале, висящем в салоне как раз напротив двери в спальню, мы увидели сцену, которую нам вообще-то видеть не полагалось.
Прямо против двери стояла мадам в одном из своих роскошных кимоно, а перед ней на коленях стояла совершенно голая Женя. Голова Жени была зажата коленями мадам и скрыта полами кимоно, а попа торчала наружу, и мадам яростно нахлестывала эту прелестную попку своим хлыстом.
Я тебе писала, что эта поза мне не нравится, потому что попа в таком положении смотрится некрасиво, но Женька так прелестно сложена, что и в этой позе выглядела очаровательно. Порка, по-видимому, уже продолжалась довольно долго: не только вся Женькина попка, но и ее ляжки была сильно исполосованы в самых разных направлениях. Раз за разом с силой хлеща несчастную Женьку, мадам бессвязно выкрикивала всякие ругательства вроде "Дрянь! Бессовестная тварь! Мерзавка! Ленивая бездельница!" Женька же вопила благим матом и захлебывалась рыданиями, сквозь которые иногда прорывались мольбы: "Простите! Не надо больше! Пощадите!" Бедная Женька дергалась под хлыстом, ноги ее то сдвигались, то раздвигались, и ягодицы то сходились, то расходились, открывая аккуратную дырочку. Пару раз мадам сильно хлестала свою жертву точно между раздвинувшимися ягодицами, и Женька при этом вопила совсем уж нечеловеческим голосом.
Зрелище было возбуждающе-прекрасным. Я завелась почти сразу, а Джессика и подавно. Она ухватила меня одной рукой за попу, а другой зажала мне рот и, прошептав мне на ухо "Ходим назад!", быстро потащила к выходу. Если бы мадам посмотрела в зеркало, она бы нас, конечно, увидела, но ей, слава Богу, было не до того. Мы тихо выскочили из салона и, пробежав на цыпочках через холл, выскользнули за дверь.
Нечего и говорить, что мы тут же пошли в нашу комнату и прокувыркались больше часа. На этот раз и я получила удовольствие от Джессики, даже несмотря на то (а может и благодаря тому), что она, жопа такая, больно меня отшлепала.
Мы еще миловались, когда в комнату вошла Катька. Она хмыкнула, сказала "ну-ну" и опять смылась.
Ну, а разговор с мадам пришлось перенести на завтра.
Вот такие у меня новости на сегодняшний день. Не знаю, как повернутся события, но чувствую, что что-то должно случиться.
Спокойной ночи, дорогуша.

(Продолжение следует).

Глава 10. Найдется всё

25.09.93. пятница

Здравствуй, Настёна!
Прочитаешь ли ты когда-нибудь эти письма? Бог знает, как дальше сложится моя судьба. Я сегодня с утра подумала, что занялась опасным делом: сунула нос в дела наркоторговцев, а это, насколько я знаю, такая публика, что ни перед чем не останавливается, защищая свой преступный бизнес. От этой мысли мне стало так тоскливо, что я чуть не разревелась. Удавят меня или утопят как котенка, и никто никогда следов не найдет…
Однако теперь уж делать нечего - придется идти до конца. На завтраке я увиделась с Джессикой, и мы договорились подойти к мадам после ланча. Мы обсудили всю имеющуюся информацию и решили, что возможны только два варианта: либо стреляла боцман Лена, либо на острове находится кто-то посторонний. Последнее почти невероятно: на таком крохотном клочке суши и в таком скученном сообществе оставаться незамеченным много дней просто невозможно: ведь человеку надо есть-пить, значит кто-то его снабжает, и кто-то это наверняка должен был заметить.
Итак, Лена. А Лайне как минимум ее покрывает. Чтобы обеспечить Лене алиби на время, когда она ходила стрелять, прова каптен заставила девочек заниматься уборкой и утверждает, что сама вместе с Леной неотлучно находилась в каюте. Да, сомнений почти нет. Но доказать, что это стреляла Лена - так, чтобы это было убедительно для официального следствия или, скажем, для суда - совсем не просто. И совершенно непонятен мотив.
Заодно я поделилась с Джессикой своими страхами. Она отреагировала как-то по-полицейски. Сказала - да, опасность есть, надо проявлять осторожность и быть на чеку. Очень полезный совет, блин. Я хотела попросить у нее какой-нибудь хэндган для самообороны, хотя бы травматик, но потом подумала, что все равно не смогу его носить при себе - при моем-то форменном одеянии.
На океане под утро поднялся шторм, небо на Западе было темно-серое, а ветер дул как раз оттуда. Уже к началу занятий начался дождь, и занятия проходили в зале. Это еще не сезон дождей, просто небольшой перерыв в хорошей погоде, которая еще продержится месяца полтора.
Мадам сегодня с утра была спокойна, не зверствовала, сечь нам пришлось только Алёну, да и то ординарными. Воскресная экзекуция явно пошла ей на пользу - она держится стойко, на любимые булочки облизывается, бедняжка, но не ест. Интересно, что покажет завтрашнее взвешивание. Во всяком случае, попа у нее еще явно жирнее, чем должна быть - под флоггерами она трясется довольно противно.
К концу занятий дождь прекратился, а во время ланча совсем прояснилось, и после ланча уже опять сияло солнце. Девчонки обрадовались и побежали на пляж. Там появилась и мадам, причем без Жени. Оно и понятно - Женька наверняка отлеживается после вчерашней порки, во всяком случае, не хочет демонстрировать, как ее исполосовала любимая хозяйка. Все-таки интересно, за что ее так?
Мы с Джессикой после ланча сидели на галерее под навесом, но увидев на пляже мадам, пошли к ней. Наш доклад произвел на нее сильнейшее впечатление. Она возмущалась, ахала и охала, но в конце концов сказала, что должна всё обдумать и приказала нам пока ни о чем не распространяться и ничего не предпринимать. Я решила не втягивать Катьку в возможные неприятности и сказала, что стащила у нее отмычки и действовала одна. Впрочем, подробности осмотра яхты мадам мало интересовали.
Вечернее занятие мадам проводила очень нервозно - наверняка из-за нашего доклада. Девочки, как обычно, сидели вокруг мадам на газончике, и она все время на них орала, требуя тишины и внимания, и стегала хлыстом по ляжкам.
Тема занятия была скучнющая: "Гармония в средневековой европейской музыке". Ну скажи ты мне, на кой хрен стриптизерше конца 20-го века все эти особенности музыкальных интервалов, применявшихся тысячу лет назад? Но у мадам свои причуды, она, видите ли, воспитывает не просто стриптизерш, а деятелей культуры. Описаться можно!
Свой рассказ мадам сопровождала примерами аккордов, которые она брала - на чём ты думаешь? На лютне! Уж не знаю, современная она у нее, или старинная какая-нибудь, музейная. Девчонкам было невыносимо скучно слушать эту лекцию, но они сидели смирно и изображали внимание как могли. Однако к концу занятия они уже явно стали проявлять нетерпение, а мадам начала закипать. И тут Дашка совершила промашку - не сдержалась и сладко зевнула, да еще смеха ради по-деревенски перекрестила рот. Мадам просто-таки взбесилась.
- Даша, тебе скучно? Сейчас я тебя развеселю, моя милая, - сказала она, едва сдерживая ярость. - Идём-ка, поищешь перстенек.
Потом мадам обратилась к нам:
- Катя, Эля, приготовьтесь!
Мы с Катькой, как обычно, сидели неподалеку в роще. Катька сказала мне:
- Пойдём, возьмём флоггеры, - и мы сбегали за ними. По пути Катька мне объяснила, что ожидает Дашку и какова наша роль в предстоящей экзекуции.
Когда мы вернулись с инструментами в руках, мадам стояла около короткой стороны крапивной грядки, а перед ней стояла совсем голая Дашка (ее килт и лифчик лежали в сторонке), которая заливалась слезами и умоляла:
- Мадам, пожалуйста, не надо! Ну пусть меня высекут горячими! Даже жгучими! Только не надо перстенек!
- Без разговоров! - рявкнула мадам - Я сказала, будешь искать!
Все девочки стояли вокруг грядки на некотором расстоянии и наблюдали за происходящим со смесью страха и интереса.
Увидев нас, мадам приказала:
- Займите позиции!
Мы с Катькой встали у длинных сторон грядки и приготовились. Мадам сняла с пальца золотой перстенек и швырнула его в самую середину грядки.
- Иди, ищи! - приказала она Дашке и стеганула ее хлыстом по бедру.
Суть этой издевательской и жестокой экзекуции состоит в том, что провинившаяся должна найти перстенек, продираясь через заросли этой супержгучей американской крапивы. Крапива жжет так немилосердно, что несчастная преступница не выдерживает и выпрыгивает с грядки, не успев отыскать перстень. Тогда мы с Катей флоггерами, а мадам - хлыстом, загоняем ее обратно в крапиву. И это истязание продолжается до тех пор, пока наказываемая не найдет, наконец, проклятый перстенек. Понятно, что к этому моменту она бывает не только вся в дико зудящих волдырях, но в добавок еще и вся в саднящих рубцах от хлыста и флоггеров.
Я, конечно, не раз слышала и читала про сечение крапивой. Читала также, что крапиву засовывали провинившимся детям в трусы. Но чтоб загоняли голышом в крапивную заросль - такого я никогда не слышала. Наверно, это ноу хау мадам.
Бедная Даша успела раз пять запрыгнуть в крапиву и выпрыгнуть обратно, непрерывно плача, визжа и чешась. Загнанная в жгучие заросли в очередной раз, она вдруг заорала: "Нашла, нашла!!!" и выскочила, сжимая что-то в руке. Я немного удивилась, так как нашла она около угла грядки, а перстень, как я видела, полетел в самую середину. Даша радостно подбежала к мадам и раскрыла ладонь. Мадам посмотрела и вопросила с издевкой:
- Что ты нашла, моя милая? Это что, перстень?
Дашка смотрела на свою ладонь и потерянно молчала. Она поняла, что ее надежда на прекращение мученья была напрасной. Я подошла поближе. На Дашиной ладони тускло блестел кусочек металла, но это был не золотой перстень. Это была свинцовая пуля.
- Разрешите мне забрать это, мадам! - воскликнула я, хватая пулю с Дашиной ладони.
Мадам пожала плечами, сказала:
- Возьми.
Она явно не поняла, что это такое. Потом она снова обратилась к Даше:
- Ищи дальше, дрянная тварь!
Очередной хлесткий удар снова загнал несчастную нарушительницу порядка в гущу крапивы. Я только успела сказать ей:
- Ищи в самой середине грядки!
Вообще-то я люблю сечь Дашку: она - симпатичная девочка, а ее попка и ляжки как раз такой формы и упругости, которые мне нравятся больше всего. А уж о Катьке и говорить нечего: я тебе не раз писала, что Дашка - ее любимица. Но когда всё тело Дашки покрылось волдырями и приобрело какой-то мерзкий фиолетовый цвет, сечь ее стало противно, и процедура потеряла всякую прелесть.
После еще нескольких безумных прыжков туда-сюда, сопровождаемых взвизгиваниями, воплями и рыданьями, Дашка наконец нашла чертов перстенек, и была милостиво отпущена в медпункт: у фрау доктор имеется какая-то примочка, которая успокаивает жжение от крапивы.
Катька пошла вместе с Дашкой - ей, конечно, не терпелось насладиться пылающим телом любимой партнерши, а я понеслась в домик охраны, сжимая в руке драгоценную находку.
Джессика была в своем кабинете. Я выложила перед ней покореженный кусочек свинца, и она с уверенностью подтвердила, что это пуля от патрона 5.56×45mm NATO, используемого в карабине М4, то есть наверняка та самая пуля, которую мы не смогли найти в воскресенье, когда обследовали площадку. Лезть в крапивную грядку нам не пришло в голову, да и не очень хотелось, если честно.
Джессика достала схему, которую мы тогда вычертили, и мы провели прямую от точки выстрела до точки обнаружения пули. Результат оказался очень интересным. Траектория пули прошла между головами мадам и Жени, буквально в нескольких сантиметрах от той и другой. Нам оставалось только гадать, кто же из них был целью неудачливого стрелка.
- Но кому может понадобиться убивать Женю?! - воскликнула я. - Ясно, что стреляли в мадам!
- Наибольший вероятно, что ты права, - сказала Джессика. - Но правильное следствие должно изучать все гипотезы.
Понятно, что должно. Но беда в том, что у нас, по сути дела, нет гипотез. У нас есть подозреваемая (боцман Лена), но нет изобличающих ее улик и нет никакого мотива, который бы объяснял ее действия.
- Надо как следует допросить Лену, - сказала я, - иначе нам правды не узнать.
- Она ничего не скажет, будет всё …как это по-русски …deny.
- Отрицать?
- А, йес, отритсать.
- Я же говорю, допросить как следует. Понимаешь меня?
- Что ты предлагаешь, пытать ее? - возмущенно спросила Джессика.
- А что такого? Всыпем ей десяток жгучих - и заговорит как миленькая
- Нет, это есть иллегал энд инхьюман! Я не буду делать это!
- Но от наркотика она же не сможет отпереться. Как и прова каптен. Нужно только, чтобы мадам потребовала открыть сейф.
- Первое, мы пока не можем заниматься наркотиком, с тех пор что мадам не разрешила. И второе - он не имеет ничто общее со стрелянием.
- Как знать, как знать…
"Придется еще раз поговорить с мадам", подумала я, "надо добиться от нее разрешения на допрос провы каптен и Лены. Кстати, и насчет допроса третьей степени мадам, вероятно, будет не такой щепетильной, как эта американка".
Я сказала Джессике, что зайду к мадам, доложу о результатах анализа траектории пули и узнаю ее решение насчет дальнейших действий. Джессика не возражала.
Однако мои надежды на сговорчивость мадам оказались тщетными.
Вечером, после обеда я набралась смелости и стукнулась в апартаменты мадам. Мне открыла Женя. Она была в купальном халате, почти полностью скрывавшем иссеченные части тела.
- Привет, - сказала я обрадованно, - как поживаешь?
Я едва не ляпнула: "Как ты себя чувствуешь после вчерашней порки?", но вовремя удержалась.
- Нормально, - ответила Женя не очень приветливо. - Ты хочешь видеть мадам?
- Да, хочу ей сообщить кое-что важное.
- Сейчас спрошу, примет ли она тебя, - с этими словами Женька ушла вглубь помещения, оставив меня в холле.
Ее не было довольно долго. Наконец, она высунулась из двери салона и сказала:
- Заходи.
Мадам смотрела на меня неприязненно и спросила недовольным голосом:
- Ну, что у тебя на этот раз?
Мне было обидно видеть такое к себе отношение. В конце концов, для кого я стараюсь, ядрёна мать, не для нее, что ли? Но я не стала высказывать свои обиды, а просто рассказала про пулю и анализ ее траектории.
- Господи! - воскликнула Женька - Меня могли убить! Какой ужас!
- Не думаю, что стреляли в тебя, - сказала я, - просто так получилось, потому что ты сидела рядом с мадам, а стреляли под таким углом, что пуля прошла рядом с вами обеими.
- Все равно ужас! - сказала Женька. А мадам заявила:
- Я и не сомневалась, что стреляли в меня. Но кто? И по какой причине?
- О причине я ничего не знаю, Вам виднее, - сказала я, - а насчет того, кто стрелял, могу кое-что сказать.
Я изложила наши с Джессикой соображения.
- Боцман Лена? - воскликнула мадам. - Да это просто смешно! Какие у нее могут быть основания покушаться на мою жизнь? Кто она - и кто я?
Я решила, что это как раз подходящий момент, и предложила устроить Лене допрос жесткими методами. Мадам подумала пару минут, но потом решительно сказала:
- Нет. Этого мы пока делать не будем. Как я уже сказала, я должна всё как следует обдумать. Пока прекратите всякие действия и разговоры. Всё, ты свободна. Мисс сарджант я это скажу сама.
На том я и ушла, несолоно хлебавши. Единственное, что меня радует - что мадам не стала в ответ на мое предложение вопить про инхьюмэнити и иллегэлити. Это оставляет некоторую надежду.
Понимаешь, Настена, я и сама понимаю, что допрос под пыткой - это бесчеловечно, незаконно, неправильно и может привести ко всяким там оговорам, самооговорам и всему такому. Но если у следователя нет никаких средств - дактилоскопических, трассологических и тому подобных, то что ему остается?


26.09.93, суббота.
Привет, лапа!
Сегодня ничего существенного не произошло, пишу это письмо просто, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Знаешь, я теперь хожу и все время оглядываюсь - а не следит ли кто за мной, а не целится ли кто в меня. Кошмар! Так и свихнуться недолго. Жду не дождусь понедельника, когда яхта уйдет на Галапагосы - тогда опасаться будет, вроде бы, некого. Хотя черт их знает, может у них все-таки есть сообщники среди постоянных обитателей острова.
Сегодняшнее занятие мадам опять проводила в раздраженном состоянии, что, как всегда, вылилось в несколько неслабых порок, которые мы старательно выполнили. Под конец занятия дура Тонька, хоть и видела, как настроена мадам, не удержалась и отмочила хохму: когда все отрабатывали групповой эротический танец, Тонька сделала вид, что нечаянно поскользнулась, и сбила с ног сразу трех девочек. Мадам, конечно, вышла из себя, и приказала нам Тоньку разложить и придавить, как мы делали с Оксаной в самый первый день моей службы. Когда мы уселись на Тоньку, мадам схватила Катькин флоггер и собственноручно исполосовала Тонькину попу и ляжки. Исполосовала жестоко - некоторые рубцы даже кровили. Считать она не приказывала и лупила, пока не устала. Думаю, ударов 30 Тонечка получила. А уж вопила она так, что у меня потом целый час в ушах звенело. Сидеть на тощих Тонькиных ляжках было не так комфортно, как на Оксанкиных, но все равно это очень заводит, когда прямо около твоей куночки взлетает и опускается флоггер и дергается исполосованная попочка. Я таки получила удовольствие и протекла, как и в тот раз. Занятие на этом закончилось, и все разошлись.
На медосмотре все, конечно, с интересом ожидали взвешивания Алены. Оказалось, что она за неделю сбросила целый килограмм, так что даже фрау доктор ее похвалила, но напомнила, что все равно ее вес еще превышает норму и велела и дальше строго соблюдать диету.
Больше ничего интересного не было до самого вечера. Вечером, после обеда, девчонки разожгли на пляже костер и устроили какие-то дикие игры в стиле праздника Ивана Купалы. Но у меня никакого настроения беситься не было, и я не пошла. Они и до сих пор еще орут там на пляже, а я пишу это письмо. Сейчас закончу, скину на дискету и лягу спать. Ну их всех на хрен.
Пока, лапуля. Целую тебя.

(Продолжение следует).

Глава 11. Большой Брат следит за тобой!

29.09.93, среда
Привет, лапуля!
Когда в понедельник яхта отвалила от причала и ушла на Ост, я вдруг почувствовала себя такой свободной и счастливой, что даже запела от радости. Хотя по логике нет никакой гарантии, что опасность исходит только от Лайне и Лены, но по моей интуиции — это так, поэтому с уходом яхты мои страхи затихли, и я снова стала радоваться жизни. Жаль только, что завтра всё начнется сначала…
Все-таки этот остров - дивное место! Уже третий день стоит великолепная погода, небо ясное, на океане волна не больше 2 баллов, а в нашей лагуне вообще полный штиль, температура - 27 градусов, но дует легкий ветерок, так что совсем не жарко - словом, идеальные курортные условия. Плюс прекрасная кормёжка, плюс всегда есть партнерши для секса, плюс почти всегда есть кого высечь - ну что еще надо человеку?
Вчера, кстати, на утреннем занятии мы хорошо высекли Надьку. Несмотря на хорошую погоду, занятие проходило в зале: мадам отрабатывала с девочками самоконтроль перед зеркалом. В какой-то момент мадам сделала Надьке довольно резкое замечание, а когда отвернулась, Надька ей вслед скорчила гадостную гримасу - не сообразила, дура, что мадам всё видит в настенном зеркале. Ну, мадам вспылила и велела всыпать Надьке десяток (то есть десять пар) горячих. Я её секла с большим удовольствием - не в сексуальном смысле, а в человеческом: все-таки Надька - на редкость противная девка, постоянно выёживается и всеми командует, даже нам с Катей пытается давать указания, задранка вшивая. Мы ее хорошо продрали - она вопила и выла не только во время порки, но еще и минут 15 после. Будет знать, б***ина дешевая (Катька говорила, она в каком-то ночном клубе со стриптизом на заказ работала, не то в Ростове-на-Дону, не то в Краснодаре; ну, ты ж понимаешь, что такое стриптиз на заказ).
Девчонки в общем уже забыли историю с выстрелом и перестали шарахаться от собственной тени (они же не знают ничего об истинном источнике опасности). Однако среди них опять возродились слухи о призраке леди Меган, который бродит по острову. Вот дуры! Ты когда-нибудь слышала, чтоб призраки стреляли из карабинов новейшего образца? Я лично нет. По мне, так лучше бы и правда проблема была в призраке. Живые люди куда опаснее…
Ладно, Настёна, мне пора на вечернее дежурство. Вечером допишу, если что-нибудь интересное случится. А нет - так завтра.

Интересное случилось-таки! И еще какое!
Прикинь, где-то часов в 9 - уже было совсем темно - влетает к нам в комнату - мы как раз обе были дома - посыльная от пони Брони и с выпученными глазами орёт:
- Мадам приказала вам обеим срочно прийти в донжон! И всех девочек велела туда прислать, мы их сейчас по всему острову собираем!
Ну, мы удивились, конечно - что за срочный сбор такой на ночь глядя, но наше дело матросское - приказано, значит явились. В донжоне никого не было, но через пару минут стали девчонки подтягиваться. Наконец, собрались все, кроме Дейзи и Тамары. Прошло еще несколько минут, и входит целая процессия - впереди зарёванные Дейзи и Тамара, а следом - фрау доктор, Женя и сама мадам. Причем видно, что мадам сердита и настроена решительно, а докторша прямо сияет, явно что-то предвкушая.
Короче, все расположились вдоль стен, только Дейзи и Тамаре мадам велела встать посередине донжона. Мадам, значит, всех оглядывает и толкает целую речугу, смысл которой в том, что вот, всем известно, что на нашем острове нравы свободные и никому не запрещено вступать в интимные отношения, но заниматься любовью можно только в определенных местах. И хотя это всем давно известно, некоторые позволяют себе нарушать это предписание, что возмутительно и наказывается самым беспощадным образом. И вот сегодня такое позволили себе Дейзи и Тамара, они будут сейчас строго наказаны, и пусть это всем послужит уроком… бла-бла-бла, бла-бла-бла….
Девчонки всё это выслушивают молча, а провинившиеся ревут в три ручья, не останавливаясь.
Из речи мадам стало понятно, что они, оказывается, занимались любовью в рощице на травке, и их за этим занятием застукала фрау доктор, которая случайно шла мимо. Хрен их знает, что им так приспичило, что они не прошли 50 метров до ближайшей беседки. Наверно, подумали, что вечером риск нарваться на свидетелей небольшой. Они, кстати, и не какая-то стабильная пара, а так просто, случайно завелись сегодня друг на друга.
Наконец мадам закончила свою речь и приказывает Кате:
- Принеси пук крапивы!
И тут вдруг фрау доктор говорит:
- Два пука!
Вот чего она ждала-то, сука фашистская. Я, правда, сперва не знала, что будет, подумала, что девчонок просто высекут крапивой, чтоб неповадно было правила нарушать.
Катька надела длинные резиновые перчатки, взяла ножницы (всё это тут в донжоне хранится, а я и не знала) и пошла за крапивой. А мадам мне приказывает:
- А ты приготовь жгучие флоггеры.
Я вытащила штук пять флоггеров, сунула их в ведерко и залила рассолом из канистры.
Тем временем мадам приказала преступницам:
- Раздевайтесь!
Они сняли килты и бюстгальтеры, стоят голые и ревут по-прежнему.
Тут возвращается Катя, осторожно, на отлет, несет два пука крапивы и кладет их на станок "йота", а рядом кладет свою пару перчаток и еще одну такую же. Я подумала, уж не для меня ли вторая пара, но оказалось - нет.
Мадам командует нам с Катей:
- На Андреевский их обеих!
Во, себе думаю, до чего дошло! Андреевский крест - это такой станок в виде вертикально стоящей буквы Х, по церковной легенде на таком был распят святой апостол Андрей. Мне Катька этот станок показывала, но сказала, что он почти никогда не используется. А вот теперь потребовался, надо же!
Мы выволокли этот крест на середину донжона - он тяжеленный, на массивной подставке, так что стоит прочно. Первой мы подвесили Тамару: я ее обхватила за бёдра и приподняла, а Катя, встав на перекрестие, защелкнула у нее на запястьях наручники, висящие на верхних рогах креста. Потом мы развели Тамаре ноги и тоже пристегнули их наручниками на нижних рогах. Она повисла на кресте, причем так, что ее промежность оказалась немного ниже самого перекрестия - как потом я поняла, так и было задумано. Потом мы таким же образом подвесили Дейзи с другой стороны креста. Обе они очень противно скулили, пока мы их подвешивали, но не просили мадам о снисхождении - наверно, понимали, что это бесполезно.
Распинание приговоренных заняло у нас минут десять, все присутствующие наблюдали молча, девчонки даже не переговаривались между собой - видать, на них эта процедура производила сильное впечатление, как и хотела мадам. Когда обе преступницы были подвешены, мадам приказала нам:
- Возьмите флоггеры и встаньте с правой стороны. Сечь жгучими без счета!
"Ни фига себе", подумала я, "без счета - это ж можно и до смерти засечь". Однако наше дело - исполнять; мы взяли инструменты и встали как сказала мадам. Мне под левую руку досталась Дейзи, а Катьке под правую - Тамара.
- Начинайте! - скомандовала мадам, и мы одновременно хлестнули своих подопечных по вздрагивающим в ожидании попам. Они, конечно, завопили дуэтом - под жгучими никто не молчит.
Когда на хорошеньких попках вспыхнуло по пяточку кровоточаших рубцов, а воплли наказываемых, казалось, достигли максимума, мадам и докторша, надев перчатки, взяли по пуку крапивы и, подойдя к кресту, стали стегать несчастных преступниц по промежностям и ляжкам. Мы, между тем, продолжали хлестать их флоггерами по задницам. Вот тут их вопли превзошли по громкости и заливистости все мыслимые пределы. Я, во всяком случае, никогда не слышала такой смеси крика, воя и рыданий.
Через некоторое время мадам приказала нам перейти на другую сторону креста (мадам ведь любит симметрию!) и сечь далее в том же темпе. Теперь я секла Тамару, а Катька - Дейзи. Мадам (теперь она оказалась рядом со мной) и фрау доктор продолжали жучить крапивой не только интимные места несчастных преступниц, но и стегали их по всему телу. Бедняжки дергались, как клоуны на веревочках, и по-прежнему чудовищно вопили и выли.
Не могу сказать, сколько времени продолжалось это жестокое истязание, пока вопли наказываемых не начали затихать. Но довольно долго - мы исхлестали их попы так, что на них буквально живого места не было. Лишь когда обе преступницы - практически одновременно - потеряли сознание, мадам скомандовала "Стоп!", причем мне показалось, что сказала она это не без сожаления. А уж докторша-то точно была готова мучить девчонок еще и еще.
- Снимите их! - приказала мадам. Мы сняли безжизненные тела запоротых девочек с креста и осторожно положили их лицом вниз на каталки, с которыми давно стояли у входа Лида и Фарида (не знаю, когда докторша успела их вызвать). Все девочки молча проводили глазами процессию, удаляющуюся в сторону медпункта.
- Слушай, они не умрут? - тихо спросила я Катьку. Она в ответ пожала плечами и сказала:
- Наверно, нет.
У меня было как-то неспокойно на душе. Должна сказать, что сначала эта необычная порка доставила мне большое удовольствие, но под конец возникло тревожное чувство. Мне все-таки не нравится сечь так, что возникает опасность для жизни наказываемых - это уже перебор, по-моему.
Мадам и Женя удалились к себе. Девочки тоже разошлись по комнатам, тихо переговариваясь между собой. Они выглядели подавленными - зверская показательная порка незадачливых любовниц произвела-таки на них должное впечатление. Едва ли кому-то еще вздумается трахаться в неположенном месте.
Мы тоже пошли к себе, но Катька потом пошла к Дашке, а я села писать это письмо. Сначала я еще переживала только что прошедшую экзекуцию, но потом меня стали одолевать другие мысли. Почему же все-таки для мадам так важно, чтобы девочки занимались любовью только в определенных местах? Это не может быть простой прихотью, за этим что-то кроется. Я не я буду, если не разберусь, в чем тут дело!
Ладно, лапуля, пойду баиньки. Чмоки-чмоки.

02.10.93, суббота
Привет, Настёна!
Что я узнала за прошедшие дни - ты охренеешь! Но опишу всё по порядку.
В четверг утром я не удержалась, сбегала в медпункт, отловила Лидку и спросила, как там наши поротые. Оказалось, что всё, слава Богу, ничего; у обеих небольшой жар, но помирать они не собираются. Лежат кверху жопами, все намазанные лечебными мазями и примочками, стонут, но даже попросили принести им что-нибудь на завтрак. Так что зря я так волновалась - мадам знает, что делает, опыт у нее большой.
Утреннее занятие прошло скучно - ни одной порки. Видно, мадам вчерашней экзекуцией насытилась.
Во время ланча пришла QRA, и я опять стала все время оглядываться по сторонам. Но ничего опасного до сегодняшнего дня не заметила, так что, возможно, мои страхи беспочвенны. Хотя кто его знает… Выстрел-то ведь был, и не холостой, а боевым патроном, прицельный. Мадам, между прочим, тоже побаивается: выходит из своих апартаментов редко, а когда выходит - обязательно в сопровождении Джессики; даже во время занятий Джессика крутится поблизости и бдит. Однако никакого решения по поводу наркоты на яхте мадам, насколько я понимаю, так и не приняла, а то бы Джессика мне сказала. Странно всё это. Вообще-то я теперь думаю, что я полная дура, что ввязалась в это дело - ведь здесь чужая страна со своими законами и обычаями, которых я не знаю, гражданкой которой не являюсь и в отношении которой никаких гражданских обязанностей не имею. Чего мне надо, в самом деле? Разобралась, почему яхта сделала крюк - и молчи себе. К краже бювара, которую я взялась расследовать, это явно не имеет отношения. Или все-таки имеет? Вот такие мысли меня мучают постоянно, даже аппетит теряю, хотя пони Брони по-прежнему кормит на славу.
А теперь вот мне еще приспичило узнать, почему нельзя трахаться где хочешь. Может, и этим лучше не заниматься? Но любопытство, как говорится, сильней меня.
Погода немножко испортилась, после ланча девчонки все сидели дома, развлекались кто картишками, кто еще чем, а мне пришло в голову осмотреть повнимательнее хоть одну беседку в роще, чтобы понять, что там есть такого особенного. Я незаметно вышла из дома и вошла в рощу. Огляделась - вроде, никто за мной не следил, и прошла к беседке.
Сперва мне ничего не показалось достойным внимания. Но потом меня заинтересовали светильники, которые зажигаются в беседках автоматически с наступлением темноты и горят всю ночь. Светильники здесь везде суперсовременные и по используемым осветительным приборам (галогенные лампы) и по дизайну - в большинстве помещений, в том числе в беседках, это многочисленные небольшие светильники, разбросанные по всему потолку. Только на пляже установлены мощные фонари на столбах, которые ночью освещают весь пляж.
Сейчас, днем, светильники, конечно, не горели. "Как бы их зажечь?", подумала я. Ручных выключателей в беседках нет, но осмотрев всё сооружение, я заметила коробочку с окошком с внешней стороны одной из опор ротонды и сообразила, что это фотореле. Оно висело невысоко, я его элементарно прикрыла пальмовым листом, и светильники загорелись!
Приглядевшись, я заметила, что горят не все светильники - три не горели. Возможно, конечно, что они просто были неисправны. Всего на потолке беседки штук 15 светильников, так что три негорящих мало сказываются на общей освещенности, поэтому, наверно, никто их не замечал, тем более, что приходили сюда обычно в, так сказать, нетерпеливом состоянии. Но я пришла с другой целью, и поэтому обратила внимание на эти темные глазки, а особенно мне показалось подозрительным то, что эти негорящие светильники расположены симметрично - под 120 градусов друг к другу. Мне захотелось посмотреть на них повнимательнее. Однако добраться до них я не могла - они были слишком высоко. Да даже если бы добралась, как их открыть? Нужен какой-то инструмент.
Я сняла пальмовый лист с реле и вышла из беседки. Чтобы проверить свои подозрения, я протопала к другой беседке, там тоже прикрыла реле и убедилась, что и здесь не горят три симметрично расположенных светильника. Ясно было, что это не случайность.
На этом мой первый сеанс технического шпионажа закончился, я ушла домой. Теперь мне надо было разработать план исследования этих странных негорящих светильников. Я размышляла над этим планом весь день, и к вечеру он у меня более-менее составился.
Чтобы добраться до потолка беседки, можно было воспользоваться стремянкой, которая есть у нас в бытовке. Там же есть и ящичек с хорошим набором инструментов. Но если бы я вдруг потащилась в рощу со стремянкой и инструментами, это точно не прошло бы незамеченным и вызвало бы совершенно ненужные мне расспросы. Поэтому я решила, что операцию надо будет провести ночью. И еще я подумала, что для этого дела мне понадобится помощник, а на эту роль, конечно, лучше всего подходит Катька. Вечером я рассказала Катьке о всех своих подозрениях и намерениях, и она, не задумываясь, согласилась мне помочь. При этом она очень недоумевала, почему ее саму раньше не заинтересовали причины запрета на траханье вне беседок. Просто приняла это как одну из многочисленных особенностей жизни в королевстве мадам - как и все девчонки, по-видимому. Мы решили не откладывать дело в долгий ящик и сделать его в ночь с пятницы на субботу.
Вся пятница прошла спокойно. На утреннем занятии секли ординарными Оксану и два раза Алёну, но это не интересно. На вечернем мадам собственноручно звонко отшлепала Тонечку за очередную выходку, но это тоже не интересно. Правда, Тонечка от этого завелась и потом приставала чуть ли не ко всем подряд насчет перепихнуться, в том числе и ко мне, так что я ее не без труда отшила.
Сразу после вечернего занятия мы с Катькой пошли в бытовку и взяли стремянку и ящичек с инструментами. Всем встретившимся мы подробно рассказывали, что хотим перевесить коврик и картину у себя в комнате. Более того, конспирации ради мы это действительно сделали, а стремянку и инструмент как бы забыли отнести обратно, благо никому они в тот день не понадобились.
И вот настала ночь. Девчонки, слава Богу, не надумали на этот вечер никакого мероприятия и довольно быстро угомонились. В два часа, когда всё живое на острове спало мертвецким сном, и только шум океана нарушал тишину, мы с Катькой, взяв стремянку, инструмент и фонарь, тихо вышли на галерею, на цыпочках спустились вниз и тихо-тихо пошли по роще к беседке, которая призывно светилась во тьме.
Всё у нас получилось на удивление легко. Я поднялась по стремянке, рассмотрела светильник и убедилась, что внешнее стекло вставлено в держатель, который крепится к арматуре тремя простыми винтами. Катя подала мне отвертку, я легко открутила винты и сняла защитное стекло.
То, что я увидела, повергло меня в настоящий шок. Япона мать, ты не поверишь! Из открывшегося нутра "светильника" на меня смотрел мощный объектив с первоклассной просветленной оптикой! К какой камере он был присобачен, я не могла определить, так как видела лишь небольшую часть ее кожуха, но что-то мне подсказывало, что это не фото, а видеокамера, причем скорее всего типа передающей телевизионной.
Я поставила стекло на место и для порядка проверила еще один негорящий светильник, хотя не сомневалась в результате. Там, конечно, торчал точно такой же объектив.
Всё было предельно ясно, и второй сеанс технического шпионажа можно было считать успешно завершенным. Мы собрали все приспособления и так же тихо, как уходили, вернулись домой, никем, вроде бы, не замеченные.
Итак, девочек заставляют трахаться в беседках, чтобы снимать их на видео. Я не знаю, включаются ли камеры по чьей-то воле или автоматически; на мое счастье, они не включены постоянно, так как шума механизма я не слышала - а то бы мои расследования оказались записанными на видео, и чем бы мне это грозило, трудно сказать, но точно ничем хорошим.
Ясно одно - эти камеры позволяют постоянно получать свежую порнушку из жизни молоденьких симпатичных лесбиянок. И вряд ли мадам делает эти фильмы для собственного удовольствия; скорее всего, они ей приносят неплохой доход.
Додумавшись до этого, я вдруг осознала, что наверняка видеокамеры установлены и в других помещениях. Я тут же не удержалась, и проверила свое предположение: включив свет в нашей комнате, я внимательно пригляделась к светильникам на потолке. Негорящих здесь не было, но я заметила, что некоторые светильники самого большого размера светятся как-то неравномерно, как будто лампа в них смещена от центра. Воспользовавшись стремянкой, я влезла под потолок и открыла один такой светильник (он устроен точно так же, как те в беседке). Без всякого удивления я убедилась, что рядом с лампой стоит объектив.
Япона мать! Мы тут все и всегда под колпаком у мадам! А какие возможности это ей даёт!
Если, например, камеры стоят в донжоне и в танцзале (а это без сомнения так), то это позволяет делать просто-таки уникальные фильмы с реальными порками реальных девочек. А такие фильмы наверняка ценятся у любителей на вес золота - это ж не те постановочные фильмы, в которых каких-то старых теток или мымрястых девок явно понарошку стегают плетками или розгами, причем полосы и рубцы на их задницах нарисованы краской или слеплены из всяких материалов для грима. Да, за такие фильмы, которые делаются здесь, можно ломить просто бешеные цены! И от покупателей все равно отбоя не будет. Вот он, источник доходов, который оправдывает все бешеные расходы на содержание этой школы танцев на отдаленном клочке суши в Тихом океане! Вот она, разгадка главной тайны острова леди Меган!
Ну мадам! Ну воспитательница деятелей культуры! Ну сука!
Я не могла уснуть до самого утра, переживая своё открытие. Катьке я всё высказала, и она тоже долго материлась, но уснула довольно быстро, а я всё ворочалась и переживала. Лишь под утро мне пришла в голову успокоительная мысль. Чего переживать, собственно говоря? Коммерция! Мадам тайком снимает своих учениц и получает доход, но при этом все свои обязательства честно выполняет. Неприятно, конечно, что и я оказалась "героиней" её порнофильмов, но в общем-то что тут такого? Мои родные и знакомые их никогда не увидят, а на прочих мне плевать. С этой мыслью я встала, сполоснулась под душем и пошла на завтрак вполне умиротворенная. Катька тоже не особенно заморачивается всеми этими проблемами. Говорит, ей главное, что мадам ее от тюряги избавила. А хочет снимать, как она девчонок порет - так и хрен с ней.
Вечером после медосмотра я еще раз всё тщательно обдумала. Итак, я разобралась со всеми вопросами группы А и почти со всеми вопросами группы Б. Но увы, я так и не знаю главного: кто и зачем украл бювар, а также, кто, в кого и почему стрелял. Так что всё расследование еще впереди. Будем жить, как говорил какой-то герой какого-то советского фильма.

Вот такие дела, дорогая моя Настёна. Ладно, кончаю это письмо. Девчонки опять устроили на пляже барбекю, пойду присоединюсь к ним. Если доведется с кем-то потрахаться, буду знать, что при этом снимаюсь в порнофильме. Хотя нет, девчонки всегда просят пони Брони, чтобы на вечер с барбекю фонари на пляже были выключены - им это кажется романтичным.
Бай, дорогуша.

(Продолжение следует).