Клуб "Преступление и наказание"

ЛЕРМОНТОВ и ПУШКИН

Лермонтов был садомазохист и обожал всех пороть. Более же всего любил пороть великих русских писателей. Особенно Пушкину не везло. Бывало Лермонтов с Толстым договорятся, подстерегут Пушкина возле дома и хвать его за бакенбарды! Штаны с него снимут, разложат на лавке и ну его пороть, ну пороть!
Лермонтов размахнется, да перетянет Пушкина розгой со всей мочи. Пушкин визжит-извивается, а Лермонтов подмигнет Толстому похабно и спрашивает:

- Скажи-ка, дядя, ведь недаром?
- Не даром, ох-х недаром! – отвечает ему Толстой и тоже Пушкина по филейным частям розгой охаживает.

После такого Пушкин часто не мог сидеть и убегал к Наталье Гончаровой плакать. Однажды он не вынес такой жизни и вызвал Лермонтова на дуэль. Лермонтов застрелил Пушкина и все свалил на Дантеса. А Дантес и знать-то про это ничего не знал, потому что как раз гостил у своей тетушки Арины Родионовны Жидкоступиной-Квазимодо. А когда приехал, то очень огорчался, оттого, что втайне Пушкина любил и, напившись пьяным с извозчиками, написал стихотворение "Смерть поэта".
Но Лермонтов об этом узнал и зарубил его топором, который отобрал на улице у старушки-процентщицы, а стихи опубликовал под своим именем в "Новозадрищенскихъ Ведомостяхъ". Так и пошли на Руси слухи о том, что Лермонтов – великий русский поэт.
А правду про это знали только Бальмонт и Роберт Рождественский, Но они никому не сказали, потому что в тогдашней России не было свободы слова.


ЛЕРМОНТОВ и АХМАТОВА

Лермонтов был садомазохистом и обожал пороть великих русских писателей. С особенным же удовольствием любил он пороть Ахматову. Бывало, подговорит он Толстого, нарежут они в орешнике свежих розог, да спрячутся возле ее дома в кустах.
Конечно, Ахматова еще издалека замечала, что из-за кустов торчит борода Толстого и сабля Лермонтова. Но она помнила о том, что является трагической фигурой в русской литературе и потому, как и положено трагической фигуре, с покорностью отправлялась навстречу судьбе.
А Лермонтов с Толстым как выскочат с гиканьем из-за кустов! Схватят ее, растянут на лавке, да подол задерут. Ахматовой, конечно, было неудобно, что ее обнажают при всех прохожих и жильцах, и она хотела попросить, чтобы не трогали хотя бы панталон. Но она боялась при этом потерять свою трагичность и потому молчала.
Лермонтов же, посмотрев на обнаженную Ахматову, делался точно как безумный. Хлещет ее розгой и при каждом ударе приговаривает:

- Буря!
- Мглою!
- Небо!
- Кроет!

Часто вокруг бегал Белинский и, радостно потирая ладошки, злорадно выкрикивал: "Так её! Наддай жару, Маёшка! Чем бумагу попусту марать, лучше б Гумилеву супу с гусиным потрохом состряпала!". Из окна третьего этажа наблюдал обычно за экзекуцией купец второй гильдии Ковшегубов с вялеными кильками в бороде, который, похабно хохоча, выкрикивал: "Зри како девица красна!" и показывал толстым немытым пальцем на рубиново-красный зад Ахматовой.
А жалел Ахматову один только Некрасов, но он прятался в первом этаже за шторой, поскольку боялся Толстого с Лермонтовым. Его буквально душили слезы от того, насколько трагической фигурой была Ахматова и как безмолвно сносила она страдания. Он так потом и написал "Ни стона из ее груди".
После порки Ахматова обычно долго не могла сидеть, горько плакала и писала трагические стихи. Но их все равно не печатали, потому что в тогдашней России не было свободы слова.


ЛЕРМОНТОВ и ГОГОЛЬ

Гоголь любил переодеваться Пушкиным. Бывало, переоденется, фальшивые бакенбарды прицепит и непременно сделает гадость кому-то из великих писателей. А Пушкину потом за это доставалось.
Однажды Гоголь по своему обыкновению переоделся Пушкиным, вышел на Тверской бульвар и видит – навстречу ему Толстой идет. Гоголь взял, да и показал ему язык. Толстой сообразил, что никак ему охальника не догнать и только погрозил ему издалека костылем. А Гоголя это только еще больше раззадорило, повернулся он к Толстому, снял штаны и показал ему зад.
С Толстым чуть было не сделался припадок от такого нахальства, а Гоголь хотел уже было штаны надеть да припустить со всех ног, но вдруг почувствовал, что его крепко держит подкравшийся незаметно Лермонтов. Тут как раз и Толстой подоспел. Крутившегося поблизости Белинского послали за хворостиной.
Гоголь поначалу хотел все объяснить, да не тут-то было!

- Не смейте, говорит, применять ко мне подобные методы! Я не Пушкин, я Гоголь!

А Толстой как хлестнет его хворостиной по заду!

- Я Гоголь! Я Гоголь! - вопит Гоголь истошно.
- Вот тебе гоголь, а вот тебе моголь! - вторит ему Толстой и хворостиной его по вихляющемуся заду привечает.

Гоголь знай себе визжит-вырывается, да только Лермонтов крепко его держит и приговаривает:

- Старик Державин вас заметил, а мы сейчас благословим!

А настоящий Пушкин наблюдал все это из-за угла и злорадно радовался. Он хотел потом всем рассказать, что вместо него на этот раз выпороли Гоголя, но не смог. Потому, что в тогдашней России не было свободы слова.

_________________
Бисер есть? А если найду?

Лермонтов не был садомазохистом. И Пушкин не был садомазохистом. И Толстой не был садомазохистом. И другой Толстой им не был. Равно как и третий.
И вот спымали они автора опуса «Лермонтов и…», который как раз таки был садомазохистом, и стали думать, как с ним, нехорошим человеком, поступить.
Ахматова Анна Андреевна, добрая душа, робко предложила: «Расстрелять?» Она, кстати, тоже не была садомазохистом.
- А давайте лучше его выпорем, снимем на телефон и выложим в ю-тубе! – предложил еще более добрый Роберт Рожденственский, также не замеченный в садомазохизме. Он ведь дожил до свободы слова.
Писатели негодующе зашумели. Кто ж в наказание садомазохистов порет? С ними по-другому надо!
- Зарубить ржавым топором? – предложил Достоевский. Это предложение вызвало живой отклик, но тут появился автор «Слова о полку Игореве». Он имел дополнительные претензии к автору опуса «Лермонтов и…», так как тот забыл упомянуть его в своем произведении.
- На кол его! – зычно гаркнул автор «Слова о полку Игореве». – А потом в чан с кипящей смолой! И конями разорвать!
Писатели одобрительно загудели, затрясли бородами и бакенбардами. Ахматова Анна Андреевна единственная не трясла, но вовсе не потому что была против, а за неимением бороды и бакенбардов – в тогдашней России отсутствовала свобода слова, и про трансвеститов никто не слыхал. И вообще никто из них никогда не был садомазохистом, но достали, понимаешь, со своей свободой слова! Гоголь так вообще расстроился, эмигрировал в Италию и там повредился рассудком.

Мне просто интересно, кто положит конец этому "издевательству" над классиками? Вот и квазар не удержался, не даром говорят - дурной пример заразителен!

Мой пост просто удалили... без комментариев! А Ахматова автора пожалела! по понятным причинам

МУЖ ХЛЕСТАЛ МЕНЯ…


Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнём.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнём.

Рассветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.

Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла.
Или любишь белокурую,
Или рыжая мила?

Как мне скрыть вас, стоны звонкие!
В сердце темный, душный хмель,
А лучи ложатся тонкие
На несмятую постель.

Осень 1911
http://ru.wikisource.org/wiki/Муж_хлестал_меня_узорчатым_(Ахматова)

_________________
С наилучшими пожеланиями

Я понимаю кто постебался над темой конкурса.

Вы прямо Берия.