Клуб "Преступление и наказание"

- Что ж вы все таблетками-то травитесь? - говорит какой-то мужчина, не поднимая взгляд от бумаг - Заходи, садись

Я закрываю за собой обшарпанную дверь медицинского кабинета и, преодолевая головокружение, прохожу внутрь. Стеллажи с медицинскими картами, какие-то комнатные растения в разномастных пластиковых горшках, умывальник, возле которого нет ни единого полотенца, и кушетка с бордово грязным, растрескавшимся от времени покрытием из кожзаменителя - в тот момент, когда я думаю, что здесь очевидно уже не может быть хуже, мой взгляд утыкается в решетку, полностью закрывающую собой пыльное двустворчатое окно.
Приехали.

- Заявление писать будем? - слышу я, и наконец, обращаю внимание на обращающегося ко мне человека

- Какое заявление? - сажусь на стул, вплотную придвинутый к его письменному столу

Он смотрит на меня из-под прозрачных стекол очков и я, по привычке, раскладываю этот взгляд на более понятные мне нотные составляющие - раздражение, усталость, осуждение, ровное профессиональное равнодушие. В любой другой ситуации эта мелодия ударила бы по моей самооценке неприятной картечью, но сейчас мне все равно. Мне безразлично все, кроме желания выйти отсюда и завершить начатое.

- В полицию - говорит он с усталостью в голосе и показывает на мои руки и ноги

Я совсем забыла о том, как выгляжу после ее последнего акта насилия и поэтому просто равнодушно пожимаю плечами

- Нет, не будем

Он раздраженно вздыхает

- Я конечно не специалист, но вот это похоже на "телесные средней тяжести, повлекшие за собой серьезный ущерб здоровью"

Интересно что он подразумевает под ущербом здоровью - следы на моем теле или неудачную попытку самоубийства. Приглушенная действием психотропных лекарств, я ощущаю себя неподвижной рыбой, внезапно придавленной тяжестью прежде хорошо знакомого океана

- Это уголовная статья, вы сможете посадить насильника

Несмотря на его серьезный голос, мне становится смешно. Насильника. Я думаю о ее плети как вещественном доказательстве, представленном мною в суде и начинаю смеяться в голос.

Он снимает очки и растирает пальцами переносицу.
Я смеюсь, не замечая того, что мой смех постепенно переходит в истерику.

- Возьми - он снова переходит на ты и протягивает мне пачку столовых салфеток

- Не будет никакого заявления - говорю ему я и делаю глубокий вдох, чтобы попытаться взять себя в руки

- Почему? - спрашивает он спокойно, пока я вытираю слезы дешевой рифленой бумагой

Я молчу и он задумчиво качает головой

- И кто же тебя так отделал-то, девочка? - спрашивает он так тихо, словно разговаривает сам с собой, но это проявленное сочувствие снова выбивает у меня из-под ног неустойчивый фундамент самоконтроля

- Потому что было за что - говорю я невпопад и мои плечи опускаются

Все воспоминания возвращаются и я снова вижу холодный, ледяной свет комнаты опознания центрального морга и слышу ее голос, до краев заполненный ненавистью и презрением

- Вот что ты сделала, смотри внимательно, смотри на "это" внимательно

- Все ясно - врывается в мое сознание его голос, и я вижу как он что-то записывает в раскрытых перед собой документах

- Дайте угадаю? - мои губы кривятся в подобии усмешки - Отсутствует критика?

- Главный симптом перехода из пограничного состояния в психиатрию - я горько улыбаюсь, пока он смотрит на меня с грустной задумчивостью

- Завтра в это же время - он снова надевает очки - Идите, Елена Александровна, поспите пока

- Поспите - я усмехаюсь этому странному предположению и, уже подойдя к двери, разворачиваюсь, вспоминая что решила ему на это ответить

- Алена - произношу я с какой-то упрямой важностью

Проходит пара секунд и я вижу, как едва заметно он улыбается и кивает

- Хорошо.

Пью вторую чашку дешевого зеленого чая и параллельно обзваниваю бригады строителей с сайта "авито". Стоимость, которую рабочие называют мне за несколько дней работы вызывает лишь нарастающее раздражение.

- Совсем охренели - нажимаю кнопку отбоя после очередного неудачного разговора и понимаю, что уже готова построить эти дурацкие теплицы сама

- Не мы такие, работа такая - Артем падает рядом со мной на диван в холодном зале ожидания автосервиса - Все посмотрели, можем оформить прямо сейчас

Я ставлю чашку с их отвратительным чаем на низкий журнальный столик и захлопываю крышку своего ноутбука.

- Оформляй, Темочка - устало говорю я - Сколько вам нужно времени?

- Двести пятьдесят тысяч, да? - уточняет он - Счас все будет, но вот нафига тебе этот кредит? Давай махнем ее на машину рангом поменьше, у нас отличный пежо есть, недавно поставили - двести шестой, желтенький такой, девчачий

Он широко улыбается и я ловлю себя на желании съездить ему по физиономии.

- Спасибо за предложение, не нужна мне другая тачка - открываю документы и протягиваю ему техпаспорт на свою ауди - Тема, мне уже ехать надо, сделай побыстрее, пожалуйста

- Хозяин барин - он со вздохом поднимается с дивана и идет в свой офис - Деньги безналом или наличные?

- Наличные - я заново набираю номер, по которому общалась до этого

- Давайте за десять - говорю я с напором - Там работы на один день, ну вообще ведь один человек сможет справиться

Слышу недовольное молчание и выдвигаю бесполезный для них аргумент

- Приюту поможете - в телефонной трубке по прежнему слышно размышляющее сопение, и я завершаю свое предложение удивительным для самой себя ходом - Мы ведь и покормим еще, там очень вкусно готовят девочки

- Ладно, приедем - подумав, отвечает мужской голос с нотой ворчания и мы договариваемся о деталях

Закрываю глаза и откидываюсь на спинку кожаного дивана. Я размышляю о том, как буду выходить из этой финансовой ситуации и о том, что мне уже давно пора позвонить своему лечащему врачу.

Просто решить, нелегко сделать - в тот момент, когда я набираюсь решимости сделать телефонный звонок человеку, перед которым нахожусь в еще одном неоплатном долгу, на экране смартфона высвечивается новое смс сообщение - «Сегодня вечером, Баттерфляй, около девяти) Получится?»

Вселенная отвечает на один из моих запросов со скоростью света и я понимаю, что этому дню суждено быть наполненным насилием до краев.

«Разумеется» - я быстро набираю ответ своему самому опасному клиенту с большой звездочкой на погонах, добавляя к этому ответу короткое обещание унижения - «Будь вовремя».

Он ничего не отвечает, но этого и не требуется.
Я смотрю на часы и понимаю что до встречи осталось совсем мало времени. Встряхиваю волосы и улыбаюсь хищной улыбкой женщины в черном.

Стало быть поработаем.

Стою под горячими струями воды, наклонив голову вниз, и опять думаю о ней, наверное, в тысячный раз. День, в котором было уже слишком много насилия, окончательно расшатывает мое неустойчивое состояние самоконтроля, и я разрешаю себе абсолютную капитуляцию.

- Заходи - тихо говорю я ее образу вслух и сразу же задыхаюсь от боли

Словно в калейдоскопе передо мной появляются знакомые и страшные образы - перевернутый мотоцикл, с черным, растерянным путем торможения, прочерченным на мокром асфальте, мерцающий, холодный свет морга, ее, бьющие наотмашь слова, и мое сердце, отсчитывающее минуты бесконечного ужаса.

Упираюсь руками в стену, чтобы не упасть, и понимаю, что оказываюсь в той же позе, в которой десять часов назад кричал от боли юноша по имени Марк.

Усмехаюсь очередной вспышке внутреннего отчаяния и закрываю глаза, чтобы окунуться в это страдание полностью.

- Проси - приказывает она, пока я валяюсь у ее ног, согнувшись от безостановочного рыдания - Проси меня

- Пожалуйста, Оля- вслух повторяю я те затравленные слова прошлого, стоя в безопасности душевой кабины своей рабочей квартиры, и снова усмехаюсь себе в ответ ее жестокой улыбкой

- Все сделанное всегда возвращается - она привязывает мои руки к той лестнице старого дома, чтобы провести через самый страшный ад расплаты, который только можно представить

Напрягаюсь всем телом от этих воспоминаний и автоматически сжимаю руки в кулак.

Все сделанное всегда возвращается. Да. Вспоминаю сегодняшнее утро и нарушение своего правила номер один. Только за деньги, только через согласие. Только через запрос.

Как же самонадеянно - криво улыбаюсь я собственной глупости.

- Ты думаешь ты так хороша? - ее плеть обрушивается на мое обнаженное тело в сотый раз и я кричу от боли, отчаянно пытаясь закрыться

- Ты считаешь что делала для него что-то хорошее, не так ли? Глупая сука! - часть ее слов тонет в моих криках отчаяния, уменьшая кошмар этого наказания почти что наполовину

В конечном счете, самая сильная боль всегда находится только внутри. Страх, утраченная надежда. Понимание того, что ты остался со своим ужасом один на один. Пытаюсь вспомнить, знаю ли я тех, кто смог избежать подобного опыта и понимаю что не могу. Всегда, с самого момента рождения, с утраты иллюзии единения и безопасности, с первого осознания смертности, с первой потерей, с первой попыткой смирения - боль селится внутри, предлагая единственно возможную сделку - принять ее присутствие безоговорочно.

Я утыкаюсь лбом в стену и читаю про себя молитву, в которую, конечно, не верю.

- Дай мне сил справится - прошу я то ли Его то ли надежду внутри себя - Дай мне мудрость, дай мне мужество, дай мне смирение

Бесконечное "дай" - самый волшебная анестезия религии.

Спаси меня, пожалуйста, сохрани меня.

Я надеюсь на Его милосердие, но какая-то часть меня смотрит на эту молитву с обреченностью осужденного узника.

Все сделанное всегда возвращается и у меня нет иллюзии на собственный счет.

Потому что я заплачу в любом случае.

Я заплачу точно.

К тому моменту когда он поднимается в мой лофт, я уже совершенно спокойна. Мой непростой бизнес основан на двух простых правилах - уважение к клиенту и развитая эмпатия. Уважение на первом месте, потому что нет ничего ценнее человеческой личности, и нет поля, более уязвимого чем тематическая аддикция. Я считаю себя профессионалом, поэтому не допускаю личных эмоций и стою сравнительно дорого, хотя и в среднем по рынку. Сто евро сессия, длящаяся от часа до двух. Непосредственно экшен, занимает от этого времени в лучшем случае половину. Остальная часть - ввод и вывод из тематического состояния. Безопасный, сделанный с абсолютным уважением и тут я никогда не играю.
Я смотрю на себя в зеркало и застегиваю едва заметные пуговички на длинных рукавах моего черного платья. Это платье он увидит впервые и я улыбаюсь, думая о том, что у тематической проститутки затраты ровно такие же как у обычной. Внешность, которая должна быть безупречной, реквизит, антураж и - эмпатия.
Мой самый опасный клиент может уничтожить меня за доли секунды. Одного звонка будет более чем достаточно. Причина найдется сама - она незримо присутствует в каждом сантиметре рабочей квартиры. Легкие, средней тяжести, моральный ущерб. Не важно, что в моей работе никогда нет самого секса и это одно из важных табу. Несмотря ни на что, причину закрыть женщину в черном, этот человек найдет очень быстро.
Если захочет, и я делаю все чтобы не захотел.

Его потребность - пресловутый age play. Самая нелюбимая моя тема - даже игры в тюремного надзирателя (другой мой клиент, профессор одного института) проходят существенно проще. И хотя я не люблю унижение человеческого достоинства, не люблю бесконтрольную власть - я отыгрываю игры в жестокость насилия над заключенным практически безупречно. Но вот насилие над ребенком. Даже игровое - от одной мысли об этом меня просто начинает тошнить.

Мы искали компромисс примерно неделю. Письмо от него - письма от меня. Мои вопросы, его короткие ответы, которые приходилось разгадывать как кроссворд на китайском - люди его положения никогда не доверяют в кредит.

- Хорошо - в итоге сказала я и отправила ему рассказ о школьной учительнице. О недовольной, жестокой, надменной и очень красивой школьной учительнице.

Он ответил через пару часов. Лаконичный ответ, за которым стоял с трудом сдерживаемый голод нижнего.

- Подходит - было написано в его ответном письме. Просто слово «Подходит» и точка в конце предложения. Капитуляция, интерес и предупреждение о том, что если что-то пойдет не так, то я заплачу.

Я не хотела чтобы платить пришлось мне, в конечно счете эта ситуация про обратную сделку, поэтому сделала все максимально учтиво. В первый раз я предложила ему чай и беседу, полную спусковых крючков чтобы он мог себя отпустить.

Он сидел у меня на диване, расстегнув свой пиджак и ослабив узел на темно синем галстуке с едва заметным геометрическим принтом. Я сидела рядом с ним, сдвинувшись почти что на край. Прямая спина и сложенные на коленях руки демонстрировали ему мое уважение. Отсутствие улыбки и холодный голос - обещали необходимое унижение.

Когда он немного расслабился, женщина в черном предложила ему встать, и по одной интонации, по одному взгляду он понял что это предложение с двойным дном приказа.

Приказ, завернутый в спасительную обертку просьбы - самое сильное оружие женщины в черном. Нежная безжалостность - словно религия причинения боли другому с уважением к его личности. Нежность в этом уравнении берет на себя роль необходимый отмычки. Она проникает внутрь сознания, как вода обходя стоящие там защиты. Не бойся меня - шепчет нежность, профессионально выполняя свою работу. Я не причиню тебе вред. Я не раню твои чувства, ведь в нашем контракте нет пункта про чувства - только про работу в обмен на вознаграждение. Впусти меня - говорит моя нежность. Разреши мне сделать это с тобой так, как ты сам того хочешь. Ведь ты уже заплатил, а мне ничего не нужно от тебя кроме денег. Только отработать контракт, доставить тебе удовольствие болью.

Безжалостность - финальный спусковой крючок. Это не будет игрой - транслирует она моему покупателю. Это действительно будет больно и ты обязательно будешь кричать.

Я считаю себя профессионалом и я делаю все, чтобы клиент получил то, за чем он пришел. За свободой. За приятным опустошением. За самоуважением - ведь он смог найти самый оптимальный, самый безопасный и самый неотвратимый способ пережить нужные ему ощущения. Он не вытеснил свои чувства. Он не ушел во фрустрацию. Он не свалился в аддикцию и уж совершенно точно он не влюбился в нанятую им самим проститутку.
Он заплатил за свободу. За свободу всегда нужно платить.

Я слышу стук в дверь и открываю ее, холодно улыбаясь самому опасному из своих клиентов.

- Приветствую, Баттерфляй - говорит он мне и вручает дурацкий букет цветов

Я думаю о том что этот букет был куплен пятнадцать минут назад его шофером в одном из тех круглосуточных ларьков с плюшевыми медведями, презервативами и коробками невкусных конфет.

- Благодарю - улыбаюсь я и глушу в себе продолжение этой фразы

«Я читаю стихи проституткам и с бандюгами жарю спирт». Я очень хочу произнести ее вслух, но профессионализм выше моих личных желаний. Ведь эмпатия - второй элемент моего бизнеса, а фраза про бандитов не лучший комплимент сотруднику органов.

- Проходите - говорю я на вы, мягко очерчивая поле, из которого выведу его через какое-то время - Нам о многом надо поговорить.

Когда стрелка часов стремится к полуночи, я выезжаю на кольцевую автодорогу, оставив своего утомленного клиента спящим в идеально белоснежной постели.

Я еду в старый деревенский дом, который арендую для настоящей себя и думаю об эмпатии. Думаю о том что невозможно соприкасаться с личностью человека, оставаясь закрытой от него даже на десять процентов. Каждая история проходит лично через меня, в каждом танце насилия есть мой личный автограф.

Я обещаю себе долгий сон и следующий день, свободный от физической боли.

Луна тускло освещает темный асфальт дороги, а букет подаренных им цветов едва заметно отражается в зеркале заднего вида. Он едет домой вместе со мной.

- Ирина Николаевна - я встаю с жесткого деревянного стула в обшарпанном коридоре техникума, и делаю шаг к ней - Извините пожалуйста, у вас есть минута?

Мой голос звучит так неуверенно, руки сплетаются в защитный жест, прижимая к груди дешевый студенческий портфель, а взгляд, взгляд транслирует ей мою зависимость и абсолютное подчинение.

- Кто я и кто вы - говорит ей мой взгляд, призывая открыться - Просто уделите мне время, прошу вас

Она останавливается и смотрит на меня из-за стекол очков. Спокойная, прямая как струна, она смотрит на меня без явных эмоций, которые мне так важно прочесть, и я принимаю еще более униженный вид.

- Меня зовут Алена, я после академа - я намеренно сокращаю слова, чтобы увидеть ее реакцию на ошибку - В деканате мне сказали, что надо сдать вам зачет, но я еще не взяла направление

Она вздыхает и поворачивается, чтобы уйти

- Приходите когда возьмете

Ни доли высокомерия, ни малейшего пренебрежения, только усталость, бесконечная усталость в голосе, и - мягкость. Нет, неправильно, хищники реагируют совсем по другому. Ошибка в словах рождает высокомерие, мольба в голосе рождает в голосе обязательные оттенки власти, а вот униженность - моя униженность должна была доставить ей удовольствие. Легкое, осознанное, если она из осознанных и неуловимое, видимое только мне - если она из тех, кто отрицает сама себя, но сейчас все не так, все совершенно неправильно, ведь она реагирует по-другому.

Я замираю на месте и смотрю на нее долгим, внимательным взглядом. Я сканирую ее одежду, ее серые брюки из дешевой костюмной ткани, ее старую белую блузку, идеально отглаженную и сидящую по фигуре, я смотрю на простые часы на тонком кожаном ремешке на ее левом запястье, и на русые волосы, убранные в свободный узел на затылке. Я уверена, что ее волосы собраны обычными черными шпильками из простого металла и это говорит мне больше, чем я хотела узнать.

Уставший взгляд, мягкий голос, отсутствие злости и профессионального снисхождения, и чуть поднятые плечи в привычке сопротивляться обстоятельствам несмотря ни на что.

Нет, не себе, другому. Она все отдает ему. Она не садист, она точно не деспотичная мать. Она не управляет им, она служит ему, и, поняв это, я чувствую внутри себя знакомую, бессильную злость.

Я вспоминаю его дорогую одежду, его татуировку, не дающую мне покоя, его смех, его мальчишескую улыбку, его беззаботность и его бесконечную, свободную наглость человека, не знакомого ни с горем, ни уж конечно, с настоящей ответственностью.

- Спасибо, да конечно - говорю я его матери своим обычным голосом и мои руки опускают дурацкий портфель - Я возьму направление


У Марка не появилось мое сострадание.
Мы с ним дойдем до конца.

Короткая армейская стрижка и одежда без признаков личности - он смотрит на меня исподлобья, сложив руки перед собой на столе. Молчание длится уже пятнадцать минут и я просто пью свой кофе, проигрывая внутри знакомую мелодию в тысячный раз.

Ты в армии сейчас, ты в армии сейчас, да.

Для него время тянется бесконечно медленно, для меня - летит, как обычно, и в этом нет ничего удивительного. Управление временем - безусловное право сильного, и сегодня сила не на его стороне, ведь я сделала для этого все что смогла. Черная футболка, черные джинсы и простые ботинки из армейского магазина - здесь больше нет мальчика с взъерошенными волосами. Я стерла его личность, лишив права на собственное выражение. Отныне он - просто никто. Моя собственность, продолжение личности женщины в черном, ее отражение в простом зеркале без малейшей оправы. Больше нет ярких цветов, больше нет его мальчишеской наглости, больше нет права обращаться ко мне самостоятельно - только смирение, только страх и бесконечное ожидание нового унижения.

Он растворяется во мне моментально, смотрит на меня взглядом, направленным внутрь и не узнает себя, понимая что лишен возможности сопротивления. Я думаю о том, как же часто люди делали это с другими людьми - стирали личность, лишали самоиндетификации, отбирали данное от рождения «я». Убеждали в том что отныне свобода воли потеряна. В этом очень легко убедить, достаточно знать простые правила управления. Войти внутрь границ, внушить чувство собственной беззащитности, заявить право сильного и - управлять. Те, кто стоят наверху, делают это каждый день, каждую секунду нашего существования и вот теперь я делаю с ним тоже самое.

- Сегодня нас ждет работа - произношу я спокойно и он едва заметно вздрагивает от моего голоса - Ты проведешь со мной весь день и будешь делать все что тебе скажут там, куда мы приедем, это понятно?

- Да - он смотрит на меня с напряжением и зачем-то кивает - Я понял

- Хорошо - отвечаю я и испытываю к нему легкий оттенок жалости

Так всегда бывает, когда знаешь что человеку предстоит пройти через боль.

Другой вопрос, что меня это, конечно, не остановит.

Я рассматриваю татуировку на его руке и по моей спине идет отвратительная рябь холода. Я не понимаю почему, я никак не могу вспомнить. Змея, обволакивающая своим телом мертвую птицу.

Я не хочу спрашивать у него, я должна это вспомнить сама, но я просто не понимаю.

Приходит ночь и ты больше не можешь отличить сны от реальности, ты в армии сейчас, да, просто ты в армии.

Я вбиваю данные в навигатор и вежливый мужской голос сообщает нам о том что до пункта назначения осталось сто восемьдесят километров. Я специально попросила Катю найти нам самый сложный вариант. Пять дней поисков, и она присылает мне необходимые координаты - сбор на месте в двенадцать часов дня, желательный список покупок во вложенном файле. Я заезжаю за ними накануне нашей встречи с Марком и заполняю багажник своей ауди предметами первой необходимости, с которыми всегда возникают проблемы.

Я запрещаю ему говорить и всю дорогу до цели мы проводим в молчании. Он смотрит в окно, отвернувшись от меня, как в день своего наказания, и, похоже, чувствует облегчение о того что избавлен от необходимости вести диалог со свидетелем своего унижения.

Я молчу, внутренне пытаясь подготовить себя к тому, что увижу, но вместо решимости чувствую нарастающее желание развернуть машину и вернуться в безопасность своего деревенского дома.

- Лу, Лу - думаю я о ней, сжав зубы от злости, заставляя себя выполнить данное ей обещание - Сделай из него Верхнего - звучит ее упрямый голос в моей голове - Я так его люблю, ты даже не представляешь

Я не представляю за что его можно любить, поэтому остаток пути провожу в абсолютном унынии. Иногда сквозь это уныние прорывается холод знакомой тревоги, непонятным мне образом связанный с его странной татуировкой, но дальше этой неясной тревоги дело не идет, и я просто откладываю попытки понять ее до лучших времен.

Когда мы наконец приезжаем в маленький провинциальный городок где-то за Петрозаводском, я сразу вижу их автомобили перед центральным входом нужного нам здания. Ваз 2109, это машина организатора и старый белый микроавтобус марки Форд. В нем, очевидно, необходимые вещи.

- Жди здесь - бросаю я Марку, паркуясь рядом с микроавтобусом, и выхожу из машины

- Елена? Олег? - я подхожу к группе людей и сразу вижу здесь главного - невысокую блондинку в трекинговой одежде с светло-зеленой банданой на убранных в хвост волосах - Меня зовут Алена, о нашем приезде с вами договаривалась Екатерина

- А, да - она кивает и идет к проходной - Спасибо что приехали, вам нужен пропуск? Или вы без вещей?

- Нужен - отвечаю я и достаю техпаспорт на автомобиль - У нас немного, но в руках будет не донести

- Окей - она идет таким быстрым шагом, что я едва успеваю за ней следом - Договоренность у нас на весь день, никакого мероприятия - каждый делает то, что может

- Я поняла, мне это знакомо - отвечаю я ей, пока мы отдаем документы на проходную

- Ну вот и отлично - она машет своим спутникам и белый микроавтобус заводит мотор - Ну вперед тогда

Она помогает охраннику открыть ворота и первая машина въезжает внутрь. Я смотрю на серое трехэтажное здание советской постройки и ощущаю отвратительный озноб страха. Делая глубокий вдох, я иду к машине, чтобы заехать на территорию вслед за автомобилем волонтерской команды.

- Ты будешь делать, все что тебе скажет Елена - говорю я Марку, въезжая на территорию - Блондинка с зеленой косынкой, ты понял?

- Да - Марк выглядит растерянным, явно не понимая куда он приехал, и какое отношение этот визит имеет к его тематическому воспитанию

- Одно правило - говорю я тихо, смотря в его растерянные глаза - До тех пор, пока ты находишься здесь, ты не имеешь право ко мне обращаться. Никак - подчеркиваю я жестко.

- Я понял - произносит он быстро, и мы выходим из машины

- Это хорошо - отвечаю я без каких-то эмоций и открываю багажник - Заноси внутрь

Он слышит меня, но не может отвести взгляд от неприметной вывески, расположенной возле входной двери у небольшого крыльца со сбитыми от старости ступенями

Я стою за его спиной, и беззвучно читаю надпись на вывеске вместе с ним

«Государственное бюджетное стационарное учреждение: Психоневрологический интернат».

Cлушайте, господа, а что же никто не комментирует? Вещь-то интересная. F/M со взрослым М не очень моё, но я поймал себя на том, что читаю не как тематический рассказ, а как мейнстримный с персонажами-тематиками.
Написано хорошо, чуть портят впечатление пара чисто редакторских мелочей (где-то не согласованы формы, где-то не то слово, много где хромает пунктуация), но именно чуть-чуть.
И совершенно искренне хочется знать, что будет дальше - и что было раньше: в рассказе много более или менее ясных намёков, но пока нет ясности, интрига остаётся.
Словом, по крайней мере один читатель ждёт продолжения.

А я разве говорил что-нибудь конкретное?