Клуб "Преступление и наказание"

Терпеть и не сдаваться
Глава пятая
Понедельник (продолжение)
Розги-1

В начале десятого, когда заканчивалась самоподготовка, Лена опять вызвала в кабинет Соню. Воспитанница стояла перед ней внешне спокойная, но Лена видела, что Соня очень волнуется. На самом деле Соня не просто волновалась – она жутко боялась. Прямо панически!
Всё время после занятий с Леной французским она буквально не находила себе места: почти ничего не съела за ужином, и уроки сделала формально – мысли были не о них. В голове звучал голос Лены: «Ремни откладываются. Пока она будет получать наказание за субботний проступок».
« Что же она ещё придумала?» – с тоской думала девушка.
- Сначала я хочу дать тебе кое-что послушать.
Лена достала свой мобильник, выбрала функцию «диктофон» и включила режим воспроизведения. В тишине кабинета раздался голос Марины.
“ Соня, здравствуй! Лена передала мне твои извинения. Спасибо! Ни о чём не беспокойся, я не сержусь и прощаю тебя от всей души! А в моей болезни себя не вини. Я сама виновата, мне надо было сказать о своём плохом самочувствии раньше.
Мне очень жаль, что так получилось, и тебя так строго наказали. Держись! Знай, что я очень прошу Лену быть к тебе помягче. Надеюсь, со временем она выполнит мою просьбу, но пока упирается. Желаю тебе больше мужества и стойкости. До свидания!”
У Сони перехватило дыхание, на глазах выступили слёзы.
- Спасибо, - еле слышно проговорила она. – Надеюсь, Марине лучше?
- Нет! – резко ответила Лена. – Ей хуже! Она опять в реанимации!
Соня испуганно вздрогнула.
- У неё нарушение ритма, - гневно продолжала Лена. – И что бы Марина там ни говорила – виновата в этом ты!
Соня видела, что воспитательница еле сдерживается.
- Простите, Елена Сергеевна! Мне правда очень жаль! И я… - произнесла она убитым голосом.
- Всё! – резко оборвала её Лена. – Теперь отвечай, почему ты не знала инструкцию!
- Простите, я забыла про папку! Совсем! Хотя и Юля, и Инна Владимировна мне её показывали.
- В этой папке – подробные дополнительные инструкции по всем сферам жизни в «Центре». Их учить наизусть не надо, но необходимо знать и выполнять. Когда я тебя ещё в первый раз отправила «на колени», я тоже тебе велела заглянуть туда и найти нужную инструкцию. Как же ты могла забыть, если и в группе тебе её показали?
- Я на неё посмотрела, а потом на что-то отвлеклась, и начисто забыла. Совсем! Простите, я буду внимательнее!
Лена покачала головой.
- Дальше! – продолжала она. – Как ты могла не выполнить прямой приказ Ирины Викторовны?
Воспитатель говорила отрывисто и резко.
- Простите, я виновата. Я думала, что Ирина Викторовна смягчится, если узнает, что я не специально это сделала, а по незнанию.
- Сейчас ты уже так не думаешь?
- Нет! Такого больше не повторится! – горячо сказала Соня.
- Хорошо. А что за дерзкий ответ воспитателю?
- Ирина Викторовна после порки спросила, запомнила ли я теперь инструкцию. Она меня очень строго наказала, было ужасно больно! И ещё я была очень зла: и на себя, и вообще на всё. Ну и не сдержалась – ответила соответственно своему настроению. Простите!
Соня замолчала.

Лена тоже немного помолчала. Соня давала грамотные продуманные объяснения. Всё, как положено. Видно было, что девушка действительно поняла свои ошибки и постарается не допустить их вновь. Любой другой воспитаннице Лена после такого разговора сделала бы какое-то снисхождение. Однако насчёт наказания Сони решение было принято заранее, и Лена не хотела его менять.
- В итоге мы имеем сразу три нарушения с твоей стороны. Два из них – грубейшие! – тон воспитателя не предвещал ничего хорошего. – Ни одна из моих воспитанниц уже давно себе такого не позволяла! То, что ты новенькая – тебя не оправдывает!
За каждое из этих нарушений ты получишь по 40 ударов и по 5 часов «на коленях». Считать умеешь?
- Да. Слушаюсь, - быстро ответила Соня.
- Но есть одно уточнение. Жди здесь, - произнесла Лена и вышла в санузел для воспитателей. Там, рядом с умывальником стояла широкая пластиковая труба, заглушенная с одной стороны и прикрытая сверху крышкой. В ней, дожидаясь применения, на всю длину пропитывались влагой и солью гибкие прутья красной ивы. В то же время труба не занимала много места.
“Вот они, солененькие, но не сухарики!”
Доставая из трубы прутья, которые срезала в парке «Центра» сегодня утром, Лена поморщилась от неприятных воспоминаний. Она вспомнила, что из-за этого мероприятия чуть было не опоздала сегодня на очередной урок, который должна была проводить в 202-ой группе. А такого вопиющего нарушения внутренней дисциплины девушка ещё ни разу себе не позволяла. Решение высечь Соньку розгами пришло к ней прошлой ночью, когда Лена, потрясённая известием о новом ухудшении в состоянии Марины, без сна лежала в своей кровати. После вчерашнего посещения подруги в реанимации это решение стало совсем твёрдым. Однако сегодня утром, возвращаясь после выходного в “Центр”, Лена торопилась привести себя в порядок и не хотела опоздать на встречу со Светланой, поэтому не могла задерживаться, заготавливая прутья. Пришлось во время очередного “окна” между уроками класть в сумочку секатор и спускаться в парк. Времени было не так уж и много, и Лена с трудом не поддалась искушению срезать прутья с кустов краснотала, мирно растущих в ближайшей к зданию аллее. Однако законопослушание было в крови у воспитателей, особенно у тех, кто сам полностью прошел суровую школу стажеров. В основной части парка категорически запрещается портить растения. Для “воспитательных” целей специально была насажена целая аллея краснотала, орешника и красной бузины, однако эта аллея была довольно удалена, и идти туда пешком Лене пришлось довольно долго. “Ладно, лучше пройдусь, - думала по дороге девушка. - А то ведь заметят, что срезаю не там – хорошо, если штрафом отделаюсь”. Розги были официально разрешены в “Центре”, но, поскольку использовались не так уж часто, то специальной службы по их заготовлению не существовало. Желающим воспользоваться розгами воспитателям приходилось заботиться об этом самим, и прутья они выбирали по своему вкусу – кому что нравится. Лена предпочитала краснотал.
Наконец, девушка достигла нужной аллеи. Длинные ветви нужного ей кустарника смотрели почти вертикально вверх.
«Это конечно не те розги, которыми наказывали каторжников во времена Достоевского, – Лена достала секатор и аккуратно срезала прутья длиной чуть меньше метра, с трудом подавляя искушение выбирать те, которые по толщине были практически с её мизинец. – Ладно, такие не для первого раза. Сегодня возьму чуть потоньше и гладкие, без сучков. Всё равно Соньке мало не покажется! Жаль, времени вымочить не так много осталось! Но ничего, для первого раза сойдёт».
Лена видела, что куст явно совсем недавно уже делился с воспитателями ветками. Многие прутья были срезаны кем-то до нее. Возвращаться пришлось уже практически бегом. Лена едва успела заскочить в кабинет и поместить прутья в трубу, хорошо, хоть рассол она подготовила заранее. В класс она вошла практически в последнюю минуту. Дежурный воспитатель 202-ой группы Екатерина Юрьевна посмотрела на неё с явным разочарованием. За опоздание Лене бы очень сильно влетело, а с Екатериной у девушки были натянутые отношения, и та бы явно этому порадовалась. “Обломайся”, - Лена торжествующе взглянула на Екатерину Юрьевну и гордо проследовала к своему месту преподавателя.
Сейчас, вспоминая об этом, Лена нахмурилась: “Очень хочется как следует отомстить Соньке за подругу. Но как бы эта жажда мести не довела до неприятностей! Ведь раньше я бы так рисковать не стала! Ладно, потом об этом подумаю”
Она внимательно рассмотрела прутья. “Маловато в рассоле лежали, ну да ничего, остальные будут лучше!”
Держа зловещие инструменты воспитания на виду, Лена вернулась в кабинет и встала напротив Сони.
- Так вот! Эти наказания я буду проводить не ремнём, а розгами, - сообщила она воспитаннице.
У Сони потемнело в глазах. И в учебных организациях, и в «Центрах» по-особому относились к розгам. Это было самое ужасное и постыдное наказание, которое только можно было придумать. А лично у Сони перед мокрыми прутьями был совершенно непреодолимый ужас, и, самое главное, Лена об этом знала.
Лидеры в учебных организациях проходили специальное обучение технике телесных наказаний и периодически сдавали зачёты. Регулярно, по специальному графику, они должны были отрабатывать методики наказаний друг на друге. Все лидеры обязаны были испытать на себе, что чувствуют во время наказаний их воспитанницы, мало того, от них требовалось проявлять максимально возможную в каждом случае выдержку. Без этой обязательной практики лидер не мог получить (или подтвердить) свой допуск на данный вид наказания.
Когда отрабатывали наказания розгами, Лена и Соня оказались в одной группе. В тот день зачёт по технике наказания сдавали три девушки, а ещё трём – в том числе Лене и Соне, предстоял первый этап: они должны были сами вынести порку. В классе стояла только одна воспитательная кушетка, поэтому девушек выстроили в очередь. Сделано было это не случайно: зрители должны были видеть чужие ошибки, чтобы самим потом их не допускать.
Совершенно неожиданно у Сони проявился какой-то необъяснимый, просто животный страх. Вначале, когда повторяли теорию, всё было ещё ничего. Но, как только начала работать первая пара – у Сони подкосились ноги, и сильно засосало в животе, да так, что девушка с трудом могла стоять прямо. Соня и сама не могла объяснить, в чём дело. Такие занятия были привычными, боль девушка умела переносить мужественно, и волноваться особо вроде бы не стоило. Но Соня расширенными глазами смотрела, как первую девушку, Катю Поленову, которую Соня хорошо знала тоже как очень сильного лидера, её напарница Оксана готовит к порке. Согласно инструкции, Оксана тщательно закрепила Катю на кушетке, подложила ей под живот валик, затем взяла заранее вымоченный гибкий длинный прут.
Валик применялся в особо строгих случаях для усиления воспитательного эффекта. Соня с ужасом следила за этими зловещими приготовлениями.
Свист розги, рассекающей воздух, едва не лишил Соню чувств. Она увидела, как на голом теле Кати появилась чёткая белая полоса, мгновение спустя трансформировавшаяся в красный рубец. Удары следовали один за другим. Время от времени они сопровождались резкими замечаниями инструктора типа: «Спину прямо»! «Не части»! «Да что у тебя за размах такой?»
Катя сначала просто дёргалась и стонала, ещё стараясь терпеть, но на лице девушки отражались все испытываемые ею муки. Наконец, где-то после десятого удара, испытуемая не выдержала и начала нечленораздельно вопить.
Картина, рисованная прутом, менялась с каждой минутой. Класть удары строго параллельно друг другу, как учили, у Оксаны не совсем получалось: наказываемая вертелась, насколько позволяла привязь, и полосы часто перекрещивались. Там, те кончик прута касался бедра, уже проступали капельки темной крови.
Инструктор через каждые пять-семь ударов приказывала экзекуторше перейти на другую сторону кушетки. Катя продолжала громко кричать. Если она и хотела что-то сказать – разобрать ничего было нельзя. Соня слышала просто какой-то вой одними гласными буквами, что-то похожее на «А-а-о-о-а-а-ы-ы». Соню от этого продирал мороз по коже. Она побледнела, прислонилась от внезапной слабости к стене и заметила, что Лена, её вечный недруг, смотрит на неё насмешливо, а инструктор – с удивлением. Удивляться было чему: у Сони к тому времени сложилась прочная репутация сильной и мужественной, и сейчас она, конечно, вела себя странно. Ведь Лена тоже, как и Соня, ожидала своей очереди, но держалась абсолютно невозмутимо. Если и волновалась, то никто этого не замечал.
Тем временем, ударов уже перевалило за тридцать, и у Кати, наряду с воплями начали вырываться неотчётливые слова: «Н-е-е-е-т х-ва-а-а-ти-и-т». Инструктор сделала исполнительнице сигнал прекратить и сердито проговорила:
- Катя, мы уже обсуждали, ты можешь кричать. При «крепком» наказании розгами это не стыдно.
«Как это не стыдно? - подумала Соня, представив на минутку, что это она лежит на кушетке и вопит перед всеми. - Ещё как стыдно»!
– Но ты должна вытерпеть настоящую порку, такую, какую будешь устраивать своим «поднадзорным»! Поверь, есть разница: перенести 30 розог или 60. И ты обязана эту разницу прочувствовать, - продолжала инструктор, затем повернулась к Лене и Соне и добавила:
– И вы тоже!
– А если не хочешь получить допуск, - она опять обращалась к Кате, - то говори «контрольное слово».
Если лидеры, испытывающие учебное наказание, произносили заранее оговоренное «контрольное слово», то порка прекращалась, но это считалось позором. Да и допуск такая девушка не получала, по крайней мере, в этот раз.
Катя, похоже с трудом понимала, что ей говорят, но всё же, давясь слезами, отрицательно покачала головой. Инструктор приказала Оксане: «Дальше! У тебя пока всё хорошо. Молодец!»
Экзекуция продолжилась, но окончания её Соня не помнила. Она очнулась лежащей на кушетке в медицинском кабинете. Как выяснилось, она вскоре после возобновления наказания просто тихо сползла по стенке на пол и потеряла сознание. Причём, обычные меры: нашатырный спирт, холодная вода, морозный воздух сразу не привели девушку в чувство. Потребовалась врачебная помощь.
Придя в себя, Соня подписала отказ от сдачи зачёта и категорически отказалась в дальнейшем иметь с розгами дело вообще. Хотя девушка прекрасно осознавала, что это может повредить её карьере, она ничего не могла с собой поделать.
Естественно, Соня не была аттестована по этому виду наказаний и не имела права использовать розги в своей работе. Впрочем, серьёзных последствий для Сони вся эта история не имела. Её школьный куратор была, конечно, удивлена, но Соня считалась одним из лучших лидеров, безупречно работала, показывала блестящие результаты. Поэтому руководитель закрыла на это происшествие глаза. В конце концов, ремнём Соня владела мастерски, имела все возможные допуски, и в дальнейшем успешно их подтверждала. Вполне можно было обойтись и без розог. Но Соне ещё долгое время потом снились кошмары: как её укладывают на кушетку, привязывают и секут розгами. Это заставляло девушку кричать во сне и просыпаться в холодном поту.
Кстати, и Лена, и остальные девушки, присутствовавшие тогда на зачёте, повели себя достойно. Лена, правда, встретив Соню на следующий день в школе, позволила себе ироническую реплику:
– Хоть в чём-то твоим «поднадзорным» будет теперь легче!
Но ни она, ни другие Соню не высмеивали и никому о случившемся не рассказали.
Но вот теперь, почти через два года после этого случая, Лена об этом вспомнила! Кошмар, который мучил Соню во снах долгое время, теперь сбывается наяву! Лена реально угрожает ей розгами.
Так что сейчас Соня была просто шокирована. Она знала, что в «Центрах» применяются розги, но, надеялась, что Лена не посмеет... Ведь она всё знает! Это так жестоко!
А ведь кроме психологических моментов, имелись ещё и физические. Существовала огромная разница, что вытерпеть, например – 30 ударов ремнём или столько же розгами. Разница явно не в пользу Сони.
«Нет! Только не это!» - мысленно завопила Соня, ощущая предательскую дрожь в коленях.
Но, к её ужасу, оказалось, что она на самом деле выкрикнула это вслух. Сама девушка этого не заметила, но Лена удивлённо спросила:
- Нет? С какой стати?
- Но почему? – непослушные губы еле двигались.
Лена насмешливо посмотрела на неё:
- Если тебе нужен формальный ответ – то вспомни пункт 14/8. Можешь просто вспомнить, мне цитировать не обязательно.
Соня вспомнила: «Воспитатели имеют право по своему усмотрению использовать и другие инструменты наказания, в том числе, и розги …»
На лице несчастной отразились все её внутренние ощущения: страх, ужас, отчаяние.
- Вижу, что вспомнила, - усмехнулась Лена. – Это формально. А неформальный ответ ты и сама, я думаю, знаешь.
Соня кивнула. В горле у неё пересохло, сил бороться не осталось. Она тихо, но проникновенным голосом еле выговорила:
- Елена Сергеевна! Я очень вас прошу! Пожалуйста! Не надо! Накажите меня ремнём! Я не перенесу этого!
Слёзы уже текли по лицу.
- Я умоляю вас! Проявите великодушие! Пожалуйста!
- Великодушие? – Лена гневно вскинула брови. – Ты просишь о великодушии? А сама ты его часто проявляла? К Марине? К другим девочкам?
Поскольку Соня молчала, Лена крикнула, хлопнув ладонью по столу:
- Отвечай!
– Слушаюсь. Нет, - ответила Соня. Она почти потеряла способность соображать и поэтому, в последней отчаянной попытке как-то избежать предстоящего ей кошмара, ляпнула явную глупость.
– Елена Сергеевна! Но ведь к Марине я розги не применяла!
Лена покраснела от возмущения и обуревавших её чувств.
– Да только потому, что ты зачёт завалила! И допуска не имела! А то бы ты и это сделала! Ни минуты бы не сомневалась!
Соне крыть было нечем. Она уже поняла, что надеяться не на что. Несчастная представила, как Лена всё это придумала, потом специально спускалась в парк, чтобы срезать там прутья, поставила их в воду, чтобы они были прочными и больнее били – вон капли блестят.
«Как же она меня ненавидит, – мелькали отчаянные мысли. - Что же делать? Остаётся только взять себя в руки и всё вытерпеть».
Однако Соня чувствовала, что в данный момент это было выше её сил.
- Так вот, - заявила Лена. – Никакого великодушия не будет! Слово-то какое вспомнила! Не думала, что ты вообще его знаешь!
Лена говорила презрительно, но очень эмоционально. Она раскраснелась, непослушная прядь тёмно-каштановых волос выбилась из строгой причёски и спадала на лоб. Воспитательница быстрым движением вернула её под зажим и продолжала:
- Более того. Сейчас ты тоже допустила несколько нарушений. Может быть, сама скажешь, какие?
Соня стояла перед Леной совершенно бледная. На её лице, казалось, не было ни кровинки. Она постаралась хоть немного собраться и заговорила:
- Я не сказала: « Слушаюсь». Затем попыталась оспорить наказание, когда спросила: «Почему». И ещё – просила о замене наказания, а вы этого не разрешаете.
Всё это Соня произнесла обречённым голосом, уже ни на что не надеясь.
- Ну, да. Всё так и есть, - Лена удивлённо кивнула. – Лидер есть лидер! Чётко всё разложила. Так вот – за всё это - дополнительно ещё 40 розог.
Получишь их в два захода. Сегодня, на первый раз, всыплю тебе шестьдесят! И не волнуйся – с твоим драгоценным здоровьем ничего не случится!
Соня потрясённо молчала.
– Единственное, чем могу тебя утешить, - продолжала воспитательница. - Пороть розгами при всей группе я тебя не буду. Только здесь, в кабинете.
Она перевела дух и добавила:
- В одном тебе не откажешь. Держишься во время наказаний ты очень мужественно. Мне это....импонирует. Поэтому я решила не позорить тебя перед девочками. Им вовсе не обязательно слышать, как ты будешь вопить под розгами, а кабинет у нас звуки не пропускает.
Несмотря на угнетённое состояние, Соня почувствовала, как внутри нарастает волна возмущения.
- Я не буду вопить! - почти твёрдым голосом произнесла она.
- Да ну? - усмехнулась Лена. - Будешь. Ещё как запоёшь! Если бы ты сдала тогда зачёт вместе с нами, то не говорила бы таких глупостей. Розги – это тебе не ремень! А я, как-никак, профессионал.
«Посмотрим», - подумала Соня.
Лена разозлила её, и это немного помогло девушке собраться. Но именно немного. Чувствовала себя Соня всё равно ужасно.
- А теперь – раздевайся и ложись!
- Слушаюсь, - Соня постаралась ответить по правилам – чётко и громко, хотя сама уже плакала, даже не пытаясь остановиться, и ей было как-то всё равно.
Лена набрала номер Инны:
- Инна Владимировна! Я занята. Все мои входящие звонки перевожу на вас.
Тем временем Соня разделась и легла на кушетку. Лена, не медля, очень ловко обхватила её щиколотки довольно крепкими узкими кожаными ремешками и тщательно прикрепила их к металлической перекладине.
“Сначала ноги как следует закреплю. Руки вытянуть легче. А растянуть красавицу надо как следует. “Танцевать” ей не позволю, перебьётся”.
Лена перешла к изголовью кушетки, и, довольно сильно вытянув покорно протянутые руки воспитанницы, проделала ту же операцию с её запястьями.
«Валик под живот не положила! И на том спасибо!» – Соня теперь лежала на кушетке, как бы вытянувшись по струнке. Девушка и раньше обращала внимание, что кушетка оборудована ещё парой дополнительных поперечных ремней, явно предназначенных для фиксации. И вот теперь Соне пришлось убедиться, что это так и есть. Лена, используя эти ремни, крепко пристегнула девушку к кушетке. Ремни обхватили Соню поперёк спины и за икры, причём обхватили настолько крепко, что вначале Соне показалось, что она задыхается. На самом деле ремни не мешали свободно вбирать ртом воздух.
– Елена Сергеевна, - почти жалобно проговорила она. - Ну, пожалуйста, не надо так! Я обещаю, что не буду вырываться.
– Помолчи лучше, - поморщилась Лена. - Ты совершенно не владеешь вопросом. Уж теоретические моменты могла бы и запомнить. А вырываться теперь точно не сможешь, только, если немного попой покрутишь.
Соня испытывала леденящий ужас. Она и не представляла, как это страшно и унизительно – когда тебя вот так готовят к явно жестокому наказанию!
А Лена совсем не спешила. Покончив с фиксацией, она немного отошла в сторону и полюбовалась на свою работу. Результаты ей понравились. Соня лежала совершенно беспомощная, и явно изнемогала от стыда и страха. Лена прекрасно знала, какие это доставляет моральные страдания – лежать привязанной к кушетке в ожидании порки.
Лена не была по натуре жестокой, но переживания за Марину оказались настолько сильными, что явно внесли какие-то изменения в её характер. По крайней мере, злость на Соню девушка ощущала безумную, особенно после вчерашнего посещения своей подруги в реанимации. Лена обычно всегда в душе сочувствовала своим воспитанницам, когда приходилось их наказывать, и старалась не подвергать девушек дополнительным моральным мукам.
Но к Соне сейчас воспитательница не испытывала никакой жалости. Наоборот, ей хотелось причинить воспитаннице как можно больше страданий. Лене казалось: какие кары она ни придумала бы для Сони – всё равно этого будет недостаточно.
Она ещё раз окинула довольным взглядом стройную фигурку полностью обнажённой девушки, распластанной на кушетке. У Сони явно уже не осталось сил выносить мучительное ожидание. Несчастная дрожала мелкой дрожью и от страха непроизвольно то сжимала, то расслабляла ягодицы, отчего её круглая аккуратная попка ёрзала по кушетке. Но и эта картина не вызвала в Лене сочувствия к Соне.
«Скоро ты у меня ещё и не так попой повиляешь. Надолго запомнишь», - с чувством мрачного удовлетворения подумала она. Подойдя к своей и так уже насмерть перепуганной воспитаннице, Лена взяла со столика один из мокрых прутьев и прикоснулась им к Сониным губам. Соня вздрогнула, ощутив солёный вкус. “Не просто мокрые! В рассоле выдерживала! - запаниковала девушка. – Ну, давай уже, начинай скорее! Хватит меня мучить!”. А Лена спокойно произнесла:
– Вот полежи тут немного и вспомни, за что сейчас будешь наказана.
Она вернула розгу на место и вышла из кабинета в класс. Соня проводила её отчаянным стоном и задёргалась в своих путах.
«Проклятье! Не могу больше! Скорей бы всё кончилось! Господи, но ведь ещё даже и не начиналось! Как мне вытерпеть? Господи, помоги!»
Розги лежали прямо перед Соней на невысоком столике: длинные толстые мокрые прутья – 6 штук.
«В пучок не связала! Собирается пороть отдельными прутьями!» - с тоской думала приговорённая. Соня знала, что наказание пучком розог выдержать всё-таки легче, следы на теле остаются не такие страшные, да и заживают скорее. Нет, на себе девушка этого не испытывала, но теорию помнила хорошо.
Чтобы не видеть розги, Соня закрыла глаза.
Лена вернулась через пять минут, сразу подошла к изнывающей, уже вспотевшей от страха воспитаннице и строго спросила:
– Вспомнила?
– Да, Елена Сергеевна, - быстро ответила Соня. - Я нарушила...
– Стоп, - приказала Лена. - Можешь не озвучивать. Что же, приступим.
Она взяла со столика один из прутьев, причём, не крайний, а выбрала потолще, и встала с левой стороны от кушетки.
– Смотри в мою сторону, - напомнила воспитатель.
– Слушаюсь.
Соня усилием воли повернула голову. Видеть Лену с розгой в руке ей совсем не хотелось, но это требование соответствовало «Правилам». Да, если бы и не соответствовало... Это прямой приказ. Деваться было некуда.
Увидев, что воспитатель уже размахнулась, девушка, тут же, забыв всю теорию, непроизвольно дёрнулась и крепко сжала ягодицы. И вот так, на напряжённое тело, пришёлся первый удар. Соня дёрнулась ещё сильнее. Боль оказалась настолько резкой, обжигающей и совершенно непереносимой, что у девушки перехватило дыхание. Некоторое время она думала только о том, как бы вдохнуть.
«Хорошо вошло! – Лена любовалось реакцией на первый удар, и не торопилась продолжать наказание. – То ли еще будет!»
Наконец, Соня смогла вздохнуть, но тут последовал следующий удар – не менее мучительный. А дальше считать девушка не смогла. Град последующих ударов совершенно ошеломил её. К такой боли Соня не была готова совершенно! Воспитаннице казалось, что её тело разрывает на части раскалённая проволока.
Терпеть это казалось невозможным, однако вначале Соне каким-то образом удалось не совсем ударить лицом в грязь. Да, она продолжала плакать, слёзы непрерывно текли по её лицу; она стонала и извивалась под ударами, насколько позволяли ремни. Слышать свист розги, рассекающей воздух, было невыносимо, а когда прут хлёстко бил по голому телу, накатывала жуткая боль, от которой не было никакого спасения. Это не шло ни в какое сравнение с ударами ремнём, даже строгими! Но Соня пока ещё не орала, и тем более не умоляла о пощаде.
«Только не кричать! Только не кричать!» - приказывала она себе, прикусывая до крови губы, но не в силах сдержать жалобный стон.
Расслабить мышцы никак не получалось. Лена выдерживала между ударами некоторую паузу («Всё делает по правилам» - успела промелькнуть у Сони мысль), но боль была слишком сильной, она сразу лишала девушку способности думать о чём-то ещё, а как только такая возможность появлялась – уже обрушивался следующий удар.
Очень скоро Соня почти обезумела от боли. Её стоны превратились в подвывания, а затем - в протяжный непрерывный громкий вой. От этого собственного воя у девушки закладывало уши. Соня не могла поверить, что это она издаёт такие звуки! Звук получался средний между «А» и «О», какое-то время он тянулся монотонно, но после очередного удара резко взлетал на несколько нот выше.
Иногда наступали какие-то просветления в мозгу, и Соня думала: «Что это я? Как же так?»
Но додумать, а, тем более, предпринять что-то не успевала: новая волна боли накрывала её с головой, заставляя вопить и метаться. Впрочем, слишком метаться девушка не могла, и это вызывало дополнительные страдания. Хотелось колотить ногами и руками, попытаться увернуться от розог, но ремни держали крепко. Как и обещала Лена, Соня имела возможность лишь немного повертеть попой, и она делала это отчаянно и беспрерывно.
Инстинктивные попытки освободить руки и ноги, естественно, ни к чему не приводили, только отбирали силы.
Лена порола свою воспитанницу крепко и добросовестно. Перед началом наказания она усилием воли приказала себе выключить на время негативные эмоции по отношению к Соне, и это ей удалось. Поэтому воспитательница проводила наказание достаточно беспристрастно, что не мешало ей как следует выполнять свою работу. Лена не злорадствовала по поводу того, что Соня не смогла удержаться от крика. Она прекрасно знала, что так и будет. Ведь сама Лена в своё время сдала тот зачёт, да и в бытность воспитанницей во время стажёрской практики ей пару раз досталось розгами от ответственного воспитателя.
На первый раз она решила не применять никаких усиливающих боль приёмов, типа «оттяжки». Лена прекрасно помнила, что Соня получает розги первый раз в своей жизни, да ещё и испытывает перед ними неподдельный ужас. Необходимо соблюдать осторожность: никаких неприятных последствий воспитатель допустить не могла. “И передышечек сегодня побольше ей дам, - решила Лена. - Не буду рисковать, а то совсем не хочется на её месте оказаться. Ничего, своё эта мерзавка всё равно получит”.
В начале наказания Лена уже через пять ударов позволила Соне отдышаться и перешла на другую сторону кушетки. Ещё через пять – вернулась на левую сторону и поменяла прут. Затем, посчитав, что с первым шоком воспитанница уже справилась, ужесточила порку. Следующие 20 ударов она нанесла Соне подряд, очень сильно и с меньшими интервалами между ними. С удовольствием отметив, что последовательно вспухающие на ягодицах рубцы получаются именно такие, как ей и хотелось – не тонкие розовые, а сочные, бордовые, Лена опять отбросила использованный прут на пол, взяла свежий и снова поменяла сторону. На этот раз небольшой отдых требовался и ей самой.
Соня, избавившись на какое-то время от ударов, вспомнила каким-то чудом о приказе и повернула к Лене мокрое от слёз лицо. Теряясь в догадках: очередная передышка это или конец, она слегка приподняла голову и посмотрела на воспитателя.
– Правильно. Теперь сюда смотри, - спокойно сказала ей Лена.
Уловив отчаянную надежду в глазах девушки, она покачала головой:
– Ещё только 30.
– Не-е-е-е-е-т! - вырвалось у Сони.
– Увы, да! И не вопи, а лучше отдышись перед новой порцией.
Лена пока хлестала девушку только по ягодицам, поэтому к этому моменту вся «зона воспитания» наказываемой оказалась исполосована очень даже впечатляющими рубцами.
Порка продолжалась. Воспитательница удвоила усилия. К тому же розги часто ложились уже на прежние следы или пересекали их, отчего в местах этих пересечений выступала кровь, а боль было вытерпеть в несколько раз труднее.
Ещё через несколько ударов Соня уже даже не выла, а громко орала, периодически, после особенно болезненных ударов, взвизгивая тонким голосом. Причём, что она орала – понять и сама не могла. Ничего членораздельного из этих звуков не складывалось.
Последняя передышка оказалась чуть длиннее предыдущих, но и она закончилась, и кошмар продолжался.
Соня в отчаянных попытках хоть немного облегчить боль перепробовала всё: глубоко дышать, сильнее крутить попой, даже громче кричать. Но ничего не помогало. Спасения не было. Соне казалось, что она вот-вот от жуткой боли потеряет сознание. Измученная, доведённая болью до отчаяния, девушка уже даже надеялась на это. Однако ничего подобного не происходило, и ей приходилось терпеть эту пытку дальше.
Соня готова была умолять о пощаде, просить свою мучительницу сжалиться, но не могла этого сделать: способность к членораздельной речи куда-то пропала.
И вдруг всё резко прекратилось.
Не веря своему счастью, Соня осторожно приподняла голову.
«Всего-навсего передышка или конец?» - отчаянно подумала она. Соображала несчастная ещё плохо, хорошо ещё, что помнила, как её зовут и где она находится. Тело горело огнём, одновременно Соня начала испытывать зуд в наказанном месте. Страшно хотелось вырвать руку из креплений и унять его.
Лена подбирала с пола использованные прутья, которые во время наказания отшвыривала, не глядя. Их оказалось четыре. Две нетронутые розги так и остались лежать на столе, под ними от воды образовалась лужица.
Выпрямившись с прутьями в руках, воспитатель сообщила Соне:
– Это всё. Лежи спокойно, скоро отвяжу.
Облегчение было таким сильным, что наказанная не выдержала и разрыдалась. Плечи её сотрясались, слёзы текли по лицу ручьём. Вся верхняя часть кушетки и так была полностью мокрая от слёз, слюней и пота. Было ещё очень больно, кроме того, Соня потихоньку начала осознавать, как она себя вела во время порки, и испытывала жгучий стыд.
«Что она обо мне будет теперь думать?» - мелькнула мысль. - «Какой стыд! Мало того, что она всё-таки выдрала меня розгами, это само по себе ужасно! Но я ещё и вопила как резаная!»
Эти мысли совершенно не способствовали успокоению, и Соня продолжала рыдать одновременно от счастья, что всё кончилось, а также от боли, унижения и обиды.
Тем временем Лена вынесла использованные прутья в санблок и задержалась там, чтобы немного привести себя в порядок. От приличных физических усилий на лбу выступили капли пота. Воспитательница протёрла лицо очищающей салфеткой, попутно уже не в первый раз порадовавшись, что тушь у неё качественная, абсолютно водостойкая и в таких случаях не размазывается. Затем распустила густые каштановые волосы, расчесала и снова собрала в причёску. Перед тем, как выйти в кабинет, ещё раз бросила быстрый взгляд в зеркало и осталась довольна: от тех же физических усилий она разрумянилась, выразительные серые глаза блестели, и всё это ей очень шло.
Оказавшись в кабинете, Лена обнаружила, что Соня всё ещё рыдает, и нахмурилась.
– А ну-ка, быстро успокаивайся! Это уже вполне в твоих силах.
Она потянулась через плечо Сони и взяла со столика ещё один свежий прут.
– А то сейчас ещё десяток добавлю.
– Не на-адо-о! - иступлённо завопила Соня и опять отчаянно заметалась.
– Елена Сергеевна, пожа-а-луйста, не надо больше! Умоляю вас!
– Жду 30 секунд, - лаконично, но твёрдо произнесла Лена, и для усиления эффекта прикоснулась розгой к Сониным ягодицам.
Соня напряглась, но приложила все усилия, чтобы успокоиться и прекратить рыдания. Новая угроза Лены привела наказанную в ужас, и Соня не сомневалась, что воспитатель претворит её в жизнь. А вынести сейчас ещё 10 розог... Да лучше сразу умереть!
Уже через несколько секунд в кабинете наступила тишина. Соня лежала молча, даже слёзы уже не текли, а только стояли в глазах.
– Что же, - Лена неохотно водворила прут на место. - Надеюсь, ты получила достаточный урок.
По «Правилам», Соня не обязана была отвечать на подобную реплику, и она промолчала. Вот, если бы воспитатель построила эту фразу в форме вопроса...
– Имей в виду, моя дорогая, сегодня я тебя ещё пощадила, - услышала девушка. - Делала перерывы, не применяла никаких «усилений». Да и розог ты получила всего шестьдесят. В следующий раз всыплю сотню.
Соне и так ещё было очень плохо, а после этих слов у неё и совсем потемнело в глазах. Но Лене явно казалось, что и этого воспитуемой мало.
Она усмехнулась.
– А какие бывают «усиления», ты знаешь, правда? На учебных занятиях лидеров это тоже разбирали.
Соня, всхлипнув, кивнула.
– Должна тебя огорчить, - продолжала Лена. - Всё это на себе испробуешь.
– Всё! - гневно воскликнула она. - И продолжим уже послезавтра. Никакой тебе не будет пощады, поняла? Валик обязательно подложу! Бить буду с оттяжкой! Да ещё по одному месту по нескольку раз! Ноги каждую отдельно привяжу и по бёдрам как следует получишь!
Лена опять схватила один из прутьев и резко сверху вниз провела между бёдер Сони.
– Да и розги побольше в рассоле полежат, - добавила она. - В общем, мало тебе не покажется! Поняла или нет?
Лена чувствовала, что, как только закончилось наказание, от её беспристрастности не осталось и следа. Более того, злость на Соню почему-то накатила с новой силой, хотя девушка лежала перед ней совершенно измученная, униженная и покорная.
У Сони от страха и ужаса перехватило дыхание, но она нашла в себе силы почтительно и скромно ответить:
– Да, Елена Сергеевна.
Но и это Лену не смягчило. Поколебавшись только секунду, она убрала обратно в карман баллончик спрея с нейтральным антисептиком, которым уже собралась воспользоваться для обработки ран.
“Так легко не отделается. Зато запомнит надолго”.
Воспитатель подошла к медицинскому шкафчику и решительно достала оттуда флакон с камфорным спиртом.
“И никто не придерётся, - Лена была очень довольна своей выдумкой. - Это более сильная профилактика воспалений. Конечно, камера всё записывает, но сошлюсь на то, что после розог необходима более тщательная обработка. Ну, а то, что эта садистка при этом почувствует – её проблемы. Сама-то она никого не жалела. Ей пойдёт на пользу”
Лена вернулась к ещё привязанной беспомощной девушке и, не торопясь, начала обрабатывать ей раны.
– А-а-а-а-а, - не выдержав, громко закричала Соня. - Спирт с камфарой не только вернули телу начинающую уже стихать боль, а многократно усилили её. - Пожалуйста, не надо!
Не отвечая, и не обращая на продолжающиеся вопли внимания, Лена хладнокровно довела обработку до конца, и только после этого освободила Соню от привязей. Когда ремни перестали держать тело, наказанная облегчённо вздохнула полной грудью, получилось это с каким-то всхлипом.
– Вставай.
– Слушаюсь.
С помощью Лены воспитанница с трудом поднялась с кушетки, стараясь не стонать, хотя было очень больно. Попу сильно припекало. Свободная рука невольно потянулась к ягодицам, но, собрав остатки воли, Соня резко отдёрнула её («Нет! Ни при ней!»).
– Одевайся, - последовал новый приказ. - Только носки и форму. Трусы – в карман.
В помещении «Центра» воспитанницы носили не колготки, а серые эластичные носки, под цвет формы, причём их тоже требовалось снимать во время наказаний. По «Правилам» девушки должны были принимать телесные наказания абсолютно раздетыми. К тому же воспитатели имели возможность каждую наказываемую заодно проверить на аккуратность: выяснить, в каком состоянии у неё ногти на ногах, и нет ли на пятках запрещённых мозолей.
Однако воспитанницы считали, что требование снимать и носки перед поркой направлено на то, чтобы причинить им дополнительные страдания. Конечно, во время наказания девушке явно всё равно – есть на ней носки или нет. Но вот потом...
Не всегда удаётся быстро и не испытывая дополнительной боли их натянуть после хорошей порки. Ведь бывает, что и с кушетки-то еле слезаешь.
А далеко не всегда воспитатели спокойно терпят, если девушка после наказания одевается долго. Бывает, что разгневанная медлительностью выпоротой воспитанницы, воспитательница просто выталкивает полуголую девушку из кабинета, а одежда летит за ней следом. И тогда приходится надевать и носки, и трусы, и всё остальное на глазах у одноклассниц.
А Соне ещё вообще ни разу не приходилось одеваться после наказания перед воспитателем. И в изоляторе, и уже в группе, в субботу Лена порола её ремнём настолько беспощадно, что после окончания порки даже не вставал вопрос о немедленном одевании: сначала Соня отлёживалась в постели.
Однако про розги Соня знала, что, при умелом использовании, можно заставить воспитуемую испытывать невыносимую боль, но она вполне сможет после наказания одеться и продолжить, например, выполнять свои обязанности. Именно это девушке сейчас и предстояло.
Ответив: «Слушаюсь», Соня, пошатываясь, но уже без помощи подошла к специальной низкой банкетке, на которую воспитанницы складывали свою одежду перед наказанием. Наклонившись и поочерёдно опираясь о банкетку ступнями, она благополучно натянула носки. Стоять при этом пришлось, повернувшись к Лене исхлёстанной покрасневшей задницей; это ужасно напрягало.
Справившись с носками, Соня выпрямилась и непослушными ещё руками, путаясь в застёжке, надела скромный белый лифчик.
Лена стояла на прежнем месте и внимательно наблюдала за Соней. Под пристальным холодным взглядом воспитателя полуголая девушка чувствовала себя очень неуютно. Она старалась одеваться быстро, и от этого всё получалось неловко. В рукава форменного платья Соня попала с трудом и, торопясь, потянула наверх молнию.
Лена, к счастью, её не подгоняла.
Белые трусики оставались одиноко лежать на банкетке. Покончив с молнией платья, Соня торопливо схватила их и засунула в довольно просторный боковой карман формы.
После этой незабываемой порки девушка испытывала перед Леной настоящий ужас. Соне казалось, что если она хоть что-то сделает сейчас не так, воспитательница немедленно отправит её обратно на кушетку и принесёт новый пучок розог.
Боль к этому времени уже чуть-чуть отпустила, но после такой жестокой “антисептической обработки” Соню беспокоило сильное жжение. Невольно девушка бросила взгляд в зеркало, расположенное над раковиной у входа, и ужаснулась, увидев своё багрово-красное, зарёванное и опухшее лицо и растрёпанные волосы. Убедившись, что Соня готова, Лена подошла к ней и протянула воспитаннице учётную карточку.
– Очередная встреча с розгами у тебя в среду вечером, - напомнила она. - А завтра тоже не отдохнёшь, не надейся. Будешь “науку” ремнём получать.
Соня внутренне вздрогнула.
– У тебя есть 20 минут, чтобы привести себя в порядок, - продолжала Лена. - Потом пойдёшь «на колени». А пока ступай в спальню.
– Слушаюсь, - покорно проговорила девушка.
«Даже умыться в кабинете не позволила» - с досадой подумала Соня, на ходу вытирая оставшиеся слёзы ладонью.
Она, наконец, вышла в спальню. Тело горело, от слабости подкашивались ноги. Инна Владимировна сидела за своим столом и что-то набирала на компьютере. Девушки, почти все, кроме Наташи Леоновой и Гали, тоже были здесь и занимались своими делами – до отбоя оставалось меньше часа. По «Правилам», Соня должна была отдать свою карточку дежурному воспитателю. Инна Владимировна внимательно посмотрела на воспитанницу, заглянула в карточку и велела:
- Иди умойся.
- Слушаюсь, - Соня рада была скрыться в санитарном блоке, но идти туда нужно было мимо одноклассниц, а вид у девушки явно был плачевный. Все воспитанницы изумлённо посмотрели на неё. Юля направилась было за Соней, но Инна Владимировна резко сказала ей:
- Соколова! Вернись! Подойди ко мне!
Когда Юля подошла, Инна сердито проговорила:
- Оставь её пока в покое. Что у тебя, совсем такта нет? Ей надо одной побыть!
- Слушаюсь. Инна Владимировна, но с Соней не всё в порядке! –Юля явно была озабочена.
– Я сама проконтролирую! – твёрдо ответила Инна.
В санблоке Соня, как могла, привела себя в порядок: умылась, тщательно расчесала волосы, затем подошла к большому зеркалу, приподняла подол платья и рассмотрела свои ягодицы. Вид иссечённого тела её ужаснул. Соня опустила подол и поморщилась, когда довольно грубая ткань платья коснулась израненных мест.
Внезапно девушку охватило какое-то безразличие. Все чувства притупились, исчез даже страх перед грядущей поркой, обещающей быть гораздо более суровой. В спальню Соне идти не хотелось. Она не представляла, как будет разговаривать с одноклассницами, отвечать на их вопросы, выслушивать утешения. На это не было сил.
Воспитатели не любили, когда девушки без необходимости задерживались в санблоке и обычно пресекали такие попытки, хотя прямого нарушения «Правил» в этом не было. Но Соня так же безразлично подумала:
«Да ладно. Одной поркой больше, одной меньше...»
Девушка присела на корточки у стены, запрокинула голову, касаясь холодной стенки затылком, и закрыла глаза. Она прекрасно знала, что Инна Владимировна сейчас внимательно наблюдает за ней по монитору, а, может быть, и Елена тоже, и кто-нибудь из них вполне может сейчас появиться в санблоке и заставить Соню выйти. Однако ничего подобного не происходило. Очевидно, воспитатели решили дать наказанной возможность немного придти в себя.
Несмотря на охватившее Соню безразличие, чувство самосохранения работало чётко. В положенное время она вышла из санблока, расстелила свою кровать, взяла ночную рубашку и подошла к Инне Владимировне.
- Я должна идти «на колени», - тихо сказала она.
Инна молча кивнула, выписала Соне пропуск, так же молча они прошли к выходу из спальни, и воспитательница открыла девушке дверь.
(продолжение следует)

От автора.
Уважаемые читатели, я специально выставила эту часть отдельно. Эта сцена одна из моих самых любимых и выстраданных , и я буду рада услышать любые советы, касающиеся литературной, технической, психологической сторон, в надежде, что они помогут мне сделать её ещё лучше.
С уважением.
Елена

Бузина и орешник. высаженные в качестве материала для розог это пять ... ржунимагу

_________________
Я добрый, но верхний

У меня моральные претензии к системе. Смотрите:

> Специальные сотрудники “Системы” по всей стране выискивали способных молодых людей – лидеров, которые проходили тщательный отбор, включающий независимое личностное тестирование.

1. Как туда попала Соня, которая просто издевалась над своими подопечными... или даже учительница немецкого? По каким критериям ведётся отбор, если не на способность не развращаться от неограниченной власти?

2. О наказании Сони. В рассказе Лена может её выпороть за нарушение мелких правил, но не за то, что та довела Марию до больницы. Получается, что систематическое издевательство над Марией и другими девушками - меньшее преступление, чем забыть сказать "слушаюсь". В идеальной системе было бы не так: довёл человека до инфаркта? Получи 10 тысяч розог (не за один присест, естественно). Именно за инфаркт, а не за случайные нарушения правил.

Сцена порки получилась мощной и психологически довольно выверенной. А то, что все больше вопросов возникает по поводу этого дивного общества, так что ж тут удивительного? Это заявлено как "главы из романа". Какие-то куски, в которых есть тематические сцены - публикуются тут. Может на каком-то другом форуме публикуются другие куски, где убедительно показаны политика и экономика этого Новопока.

Лично мне это все напоминает Саудовскую Аравию, только без религии. Нефтедоллары, а потому иностранные машины (и вообще все!) и хорошие бытовые условия, строгие нравы, телесные наказания. Все сходится почти идеально. А государственным рабством, кстати, там совсем и не пахнет. Пахнет другим - экономически народ там совершенно не нужен, поскольку есть нефть. Бесполезны они! И чтобы от сознания собственной бесполезности они ничего с собой не сотворили, им и создают такую железную дисциплину.