Клуб "Преступление и наказание"

Это не мой рассказ сохранил с давно исчезнувшего сайта

Утреннее солнце разбудило Ваню, обласкав его лицо, пробравшись в дом сквозь большое окно его комнаты. Дом помещика еще спал. Вернее еще спал его хозяин, помещик Поляков, а также его жена, Елизавета Сергеевна, дама лет тридцати, всегда полагавшаяся на разумение своего мужа, и будучи дамой слабохарактерной не смела ему перечить. Помещик Поляков же, был человеком с твердым характером, и всегда имел собственные суждения по любому поводу, будь то недавний разгром Наполеона, или сбор пшеницы его крепостными.

Утреннее солнце уже полностью завладело всем домом, и его утренние лучи сочились через все окна помещачей усадьбы, пронизывая ее на сквозь. Было ясно, что через некоторое время все обитатели этого дома проснутся. Ванюша потянулся в своей кроватке и сладко зевнул. Он встал с кровати и побрел в своей короткой ночной рубашке прогуляться по дому. Он подошел к окну, выходящему на задний двор усадьбы. Там, на заднем дворе усадьбы, крепостные слуги его отца занимались своими повседневными делами. Кухарка Варвара раздувала самовар, истопник Варфаламей колол дрова, а сынишка Варвары Алеша, одиннадцати лет от роду, собирал многочисленные щепки после Варфоломея в корзину вдвое меньше самого мальчика. Утро уже было жарким, и из всего было видно, что день будет знойным. Ванюша знал, что скоро папенька с маменькой встанут, и произойдет утреннее чаепитие. Также Ванюша знал, что скоро придет Глаша, горничная, чтобы Ванюшу одеть. Ванюша поплелся обратно в свою комнату. Глаша пришла в скором времени и стянула ночную рубашонку с Ванюши, оставив его стоять голышом.

"Хорошо ль спалось, барин?" - прорычала Глаша, и не дожидаясь ответа мальчика, обхватила его светловолосую голову и принялась умывать его лицо. Ваня морщился от неудовольствия. Утренний туалет он не любил. После умывания, Глаша натянула на мальчика свежую, стиранную рубашонку и штаны. Мальчик за свои семь лет жизни уже привык, что Глаша каждое утро приходила, чтобы поднять или уложить его. По вечерам она также задувала свечку, когда Ваня засыпал.

"Скажи Глаша, встали ли маменька с папенькой", - спросил Ванюша в то время, когда горничная заправляла рубашку мальчика в штаны.

"Да уж встали, барин", - произнесла Глаша.

"Велели вас звать чай пить", - добавила она.

Ванюша выбежал из комнаты, оставив за собой Глашу, которая осталась прибрать постель и игрушки барина. Ваня бежал сквозь весь дом к беседке, которую по проекту его отца расположили на улице, и в которой вся семья так любила пить чай. Беседка была построена из древесины и покрашена белой краской, как впрочем и весь дом помещика Полякова. Когда мальчик подбежал к беседке, папенька с маменькой уже сидели и ждали, когда принесут чай. Ваня вбежал в беседку и, поклонившись обоим родителям, произнес: "Здравствуйте папенька, здравствуйте маменька".

"Хорошо ли спал, Ванюша?" - произнесла маменька улыбаясь.

"Спасибо маменька, хорошо", - вежливо ответил Ванюша.

При папе всегда надо было быть вежливым, так как папенька постоянно грозился выпороть Ванюшу, но ни разу этого не сделал, но мальчик все же боялся порки, и на всякий случай при папеньке вел себя особо хорошо. По правде говоря, Ваню еще никогда не пороли, хотя возраст уже позволял, ведь крепостных детишек секли уже с двух лет. Этим утром папенька был весьма молчалив и не в духе. Он мрачно сидел и перелистывал старую газету. Маменька сидела удобно в кресле и отмахивала от себя многочисленных назойливых слепней и мух, которые кружили в большом количестве, издавая постоянный гул. Наконец папенька отложил газету и произнес фразу, значение которой Ваня разумел не сразу:

"Уж восьмой тебе годик пошел Ванюша, пора и науку познавать тебе чадо. Давича я позвал отца Питирима. Он тебе будет закону божиему учить и грамоте нашей. А коли будешь ленивым и непослушным, то он тебя и наказывать будет. Строг отец Питирим", - произнес папенька с достоинством.

"Может не стоит звать Питирима, он слишком строг. Может нам, Даниил Иванович, выписать учителя из Франции", - спросила маменька у своего мужа.

"Что ты Лизанька", - возмутился муж, - "все французы жулики и пьяницы. Ничему они не научат нашего Ваню, только что и вдолбят ему свои мерси да оревуар. Жулики они все! Не позволю", - разозлился Данила Иванович.

Ваня тем временем сидел и поглядывал то на папеньку, то на маменьку, и после встал со своего места и выбежал с беседки, беззаботно подпрыгивая и размахивая руками. В это время, кухарка Варвара уже вскипятила самовар и подозвав своего сына Алешу, велела ему подать самовар на стол господам, при этом строго приказав не баловать там. Алеша осторожно взял самовар и понес к господской беседке. Ваня же в то время продолжал носиться по двору, подпрыгивая и размахивая руками. Алеша осторожно нес самовар, крепко ухватив его обоими руками. И так получилось, что во время своей беготни Ваня задел Алешу, и самовар с бульканьем упал около обоих мальчиков. Кипяток разлился на траву, растекаясь ручьями по сторонам. Алеша от испуга выкрикнул: простите барин, а Ваня взвизгнул и отскочил в сторону от ручьев кипятка.

"Ванечка, не обжегся ли ты?" - встревожено воскликнула маменька, соскочив со своего места, и подбежала к Ванечке.

Алеша стоял на месте, надеясь, что барчук не обварился, и что Алешу не сильно накажут. Тем временем, Даниил Иванович также подбежал к Ване, и убедившись, что с сыном все в порядке, схватил за волосы Алешу, крича:

"Ты что ж это холоп удумал? Сына моего обварить?" - и таская за волосы хнычущего мальчика, продолжал кричать: "Ты у меня об этом пожалеешь!"

Алеша знал, что наказание будет суровым, также он знал, как он будет наказан.

"Варфаламеееей", - кричал барин, кипя от гнева.

"Да барин", - промямлил подошедший мужик в грязной рубахе с засученными рукавами.

"Пороть его! Всыпь ему хороших розог", - прокричал помещик, передавая мальчика истопнику.

"Будет сделано, как вы велите, ваша милость", - ответил Варфаламей, беря уже плачущего Алешу под охапку, и понес в сторону сарая. Ваней овладело любопытство. Он никогда не видел, как порют розгами, и поэтому ему очень захотелось посмотреть, как Варфаламей будет сечь Алешу. Ваня уже было собрался идти за Варфаламеем, но папенька остановил его, велев не ходить. Ворота сарая были открыты. Варфаламей занес мальчика во внутрь постройки и прикрыл одну воротину. К Ваненому сожалению он не мог видеть порку, но он подошел вплотную к сараю и мог слышать все, что происходит внутри.

Занеся мальчика во внутрь сарая, Варфаламей наконец поставил на землю плачущего Алешу. После он выдвинул какой-то тяжелый предмет.

"Что хнычешь, Алешка? Заслужил! Здымай портки и ложись на лавку, пороть буду. Барин велел", - пробурчал Варфалавей. Ванюша услышал шелест развязывающегося пояска наказываемого мальчика и спадающих на голени штанов. Также послышался плеск воды и свист прутьев, рассекающих воздух.

"Добрые розги я срезал вчера", - была фраза Варфаламея, а далее последовало, - "ляг прямо, а не калачом. Дай руки завяжу", - и барчук услышал, как Варфаламей привязывает руки мальчика к лавке.

"Что ж ты, Алешка, и рубаху не задрал, уж и заду-то не видать, по чему пороть?" - Варфаламей задрал рубашонку на спину мальчика, оголив полностью тем самым попку своей жертвы.

"Вот теперь порядок", - промолвил одобрительно Варфаламей.

После Ванюша услыхал свист розги и удар ее о тело мальчика. ЩУ, АА!! - раздался жалобный крик наказываемого мальчишки.

"Чего орешь Алешка, еще и сечь-то не начал как следует", - проголосил мужик с азартом в голосе.

Варфаламей любил работать розгою и хорошо знал эту работу, поэтому помещик всегда поручал эту ответственную работу именно Варфаламею. Варфаламей часто сек крепостных детей, провинившихся перед господами. Также Варфаламей сек и других мужиков. Они покорно оголяли свои попы, ложились на лавку со словами:

"Помилосердствуй, Варфаламей"...

"А ну, ляг прямо, Алешка", - снова своим звучным голосом приказал мужик рыдающему от боли мальчику.

Ванюша закрыл глаза, слушая продолжение порки своего обидчика. ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! - раздавались звуки розги и крики мальчика.

"Не вертись как юла, Алешка, а то ноги повяжу", - снова послышался громкий голос Варфаламея сквозь истошные крики и плач мальчика. Через некоторое время раздалась новая порция ударов. ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, ААААААААА!!

"Помилуйте, Варфаламей Игнатич, я более не буууду", - кричал мальчик.

"Э, нет братец, я тебя еще не высек, дай розгу сменю", - сказал мужик, и снова в глубине сарая послышался плеск воды и звук березового прута, рассекающего воздух сквозь плач Алеши.

"А ну, ляг прямо", - скомандовал Варфаламей, и в сарае раздалось с новой силой: ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ЩУ, АА!! ААААААААА!!!!! - мальчик кричал на этот раз более истошно.

"А это тебе наперед", - заорал мужик, снова ударив дважды Алешу. Мальчик заорал снова, но постепенно стал затихать, и его крики перешли в плавные похлипывания и плач. "Вот теперича с тебя будет, Алешка", - проголосил Варфаламей, восхищенный своей работой.

"Ну, не хнычь, дай развяжу. Порты не надевай. Щас пойдем тебя барину показывать", - сказал мучитель все еще рыдающему от боли Алеше.

"Чай можешь идти, вставай, вставай, поганец", - доносился голос из сарая сквозь продолжающийся плач наказанного мальчика.

"Маа-меньк-аа поо-рет не та-ак сильно", - посетовал мальчик сквозь плач.

"То маменька, а то я", - проворчал грозно Варфаламей.

"Не хнычь, малец, скоро капусту приложим, к субботе все пройдет. Да смотри более не балуй, а то снова выдеру", - продолжал мужик.

"Меня-то драли шипче, а я тебя высек любя. Ты мне как сын, Алешка. Вот женюсь на твоей мамке, и будешь ты мне сыном. Батьку-то твоего уж три года как медведь задрал. Мамке-то твоей уж совсем без мужика нетерпимо. Вот спрошу у барина позволения, и женюсь на твоей мамке. Чай разрешит", - не унимался Варфаламей, успокаивая все еще всхлипывающего Алешку, поглаживая и трепля его по голове.

"Ну пойдем, будешь у его светлости Ивана Данилыча прощения просить. Чай можешь ходить?" - произнес мужик.

"Могу, Варфаламей Игнатич", - простонал Алешка и побрел с Варфаламеем к выходу из сарая.

Ванечка побежал обратно к беседке, впечатленный и немного испуганный происшедшим. Он заинтересовался поркой. Ему стало как-то страшно, но в то же время любопытно увидеть порку своими глазами. Он подумал, что если Алеша снова провинится, то папенька снова велит его высечь, и Ванечка сможет спрятаться в сарае и пронаблюдать всю сцену порки своими глазами. Но вот, Ванюша подбежал к беседке с криками:

"Папенька, Маменька, Варфаламей уже высек Алешу".

"Поделом ему, разбойнику", - прокричала маменька, отставляя чашку с чаем.

"Надеюсь, Варфаламей его хорошенько выдрал", - промолвил папенька, откладывая газету.

И в тот момент, все посетители беседки увидели Варфаламея, бредущего вместе с Алешей. Алеша был в одной рубашонке. Он прихрамывал, и его голые ноги лучились на фоне солнечного утра. Сквозь его грязную белую одежку просматривалось его красивое тельце. Его глаза были красны от слез. Он подошел вместе с истопником к беседке, опустив голову и не смея посмотреть в глаза господам. Господа же наоборот, внимательно рассматривали мальчика, пытаясь с первого взгляда определить, достаточно ли он был наказан за свою ужасную провинность. Первым заговорил Варфаламей:

"Вот ваша милость, выпорол".

"Ну, будешь еще самовары ронять?" - произнес помещик, прищуривая глаз.

"Не буду, ваша милость", - ответил Алеша, шмыгая носом.

"То-то, подлец", - снова произнес помещик.

"А ну, Варфаламей, покажи-ка свою работу", - промолвил помещик с дыханием.

Варфаламей развернул Алешу задом к беседке и задрал рубашонку на теле мальчика, тем самым выставив на показ его попу. На попке Алеши виднелись красные рубцы, оставленные розгами, они причудливо переплетались между собой. Одни из рубцов располагались выше ягодиц, переходя тем самым в область спины, другие находились ниже, переходя на ноги. Там как раз были самые чувствительные к розгам места на теле, и каждый раз, когда розги попадали на те самые места, а иногда задевая даже анус мальчика, тогда Алеша всегда кричал особенно истошно. Впрочем, он уже был привыкший к поркам.

Когда ему исполнилось только два года, отец сходил в рощу и срезал прут с орешника. Он вошел в избу, и велел своей жене выйти на улицу. После этого он сказал своему двухлетнему сынишке, что уж время попробовать розги, и стянув с него штанишки, переложил его через колено. Первый удар пришелся как раз поперек пухленьких ягодиц мальчика. Алеша взвизгнул от неожиданной боли и тут же прикрыл попку ручонкой, сильно почесывая больное место. Отец же отвел руку сына и, прижав ее у спины, нанес следующий, более сильный удар. Алеша извивался на коленях отца, переживая новые ощущения на своей мальчишеской попке. А отец сек мальчика, приговаривая: "Будет тебе наука сынок, так оно порют-то". После того, как отец отсчитал первые в жизни мальчика пять розог, маменька унесла Алешу и, раздев его полностью догола, положила на печку животом вниз и приложила большой капустный лист на иссеченную попку сына. В таком положении Алеша пролежал весь день. И так, до пяти лет, Алешу секли по субботам только розгами орешника, а когда ему исполнилось ровно пять, его высекли березовыми розгами, и кроме того, его стали пороть не только по субботам после бани, но и за все другие провинности в будние дни.

"Ну что ж, Варфаламей, довольно!" - с довольной улыбкой на лице произнес помещик Поляков.

Варфаламей отпустил рубашку Алешы, и она скатилась на ягодицы мальчика.

"Проси прощения у Ивана Данилыча!" - приказала помещица Полякова.

Варфаламей подтолкнул Алешу, и он подошел по ближе к Ванечке, и все хлюпая носом, произнес:

"Простите ваша милость, Иван Данилыч, я более не буду".

"Ну что ж, я тебя прощаю", - надменно произнес Ванюша.

На какое-то время Ванюше даже стало жаль выпоротого Алешу. Ведь он на самом деле не виноват, что его толкнули и он уронил самовар, но папенька распорядился высечь сына кухарки. Папенька был для Ванечки идеалом, заслуживающим подражания. Папенька был всегда прав. Если он что то велел, то это должно было быть исполнено тот час. Папенька был строг, но никогда не бил Ванечку, хотя он уже давно намеревался дать сыну розог, но маменька его каждый раз отговаривала. Она также было сторонницей воспитания с розгами, но ей было все же жалко свое чадо, и она хотела дождаться, когда Ванечка более подрастет для своей первой порки. Ванечка же был уверен, что розги - удел крепостных мальчишек, поэтому он мог шалить как хотел, зная, что все ему сойдет с рук. Но постепенно, жалость к бедному Алеше прошла, и он даже намеревался уличить Алешу в какой-либо провинности, и тут же рассказать папеньке, чтобы он позвал Варфаламея, и Ванечка смог бы подсмотреть порку Алеши.

"Ну да ладно, будет!" - воскликнул весело помещик Поляков. - "Пусть ступает к приказчику, он ему работу даст", - продолжал помещик в таком же веселом тоне.

Варфаламей что-то тихо шепнул на ухо Алеше, и он тот час же сорвался с места и побежал в сторону сарая, иногда мелькая выпоротой попкой, выглядывающей из-под короткой рубашки мальчика, когда та вилась на ветру. Мальчик забежал в сарай и через некоторое время выбежал оттуда уже в штанах. После этого он, не оглядываясь по сторонам, убежал в сторону полей, на которых крестьяне убирали сено.

"Иди пить чай, Ванечка!" - нежно позвала маменька, все продолжая сидеть в своей беседке.

"Конечно, маменька!" - ответил ей сын.

Ваня уселся на стул, и к господам подошла кухарка Варвара, принеся с собой пирожки. Она с настороженностью смотрела на господ, а также на их отпрыска, зная, что ее сын был только что выпорот за свою неосторожность. Варвара была грубой женщиной, и поэтому не очень хорошо относилась к сыну, но все же, по-своему его любила. Она его секла только по субботам. Но если он совершал какие-либо другие провинности в будние дни, то она просила Варфаламея или какого другого мужика за стакан водки. Но все же, Варфаламей был лучшим экзекутором. Он умел правильно нарезать розог и вымочить их в воде, а то иногда и в уксусе. Он знал особенности каждой мальчишеской попки в поместье. В отличии от настроения он мог доставить мальчику с помощью розги нестерпимую боль или пожалеть мальчугана и выпороть его так мягко и не больно, что тот мог сразу сесть на деревянную лавку, на которой только что был выдран. Варвара налила младшему господину чая и поспешно удалилась, осторожно, с опаской озираясь по сторонам. Ваня принялся спешно пить чай и, выпив его в один миг, хотел было сорваться гулять. Отец же остановил сына и сказал:

"Постой, Ваня! Итак, завтра с утра к нам придет отец Питирим, который тебя будет учить уму-разуму. Он строгий, и поэтому он будет тебя наказывать за каждый проступок".

"Да, папенька", - ответил Ванечка, выбегая с беседки гулять.

Ванечка бежал по простору имения своего отца. Он думал, что завтра он начнет азбуку и потом, выучив ее, сможет читать книги из библиотеки отца. Но если он даже и будет непослушен, то Питирим пожурит его, и на этом они сойдутся с миром. Ваня вернулся домой к обедне. Он весьма устал и был голоден. Папенька был в библиотеке, а маменька гуляла в саду с белым зонтиком. Ваня уже хотел обойти весь дом, но был остановлен Варфаламеем. Он учтиво поклонился и произнес:

"Барин, ваши папенька с маменькой велели с вас мерки взять", - и Варфаламей подошел к мальчику и измерил веревкой его рост.

После этого, Варфаламей откланился и удалился. Ваня съел с родителями свой обед и после этого убежал гулять на весь остаток дня. Вечером же Ваню ждала неожиданность. По возвращению с прогулки он пошел в свою комнату и обнаружил там гладкую, деревянную, только что выструганную скамейку. Он сел на нее, и посидев какое то время, забыл о ее существовании. Вечером пришла Глаша и как обычно уложила Ванечку спать. Вскоре он уснул, и Глаша задула свечку.

II.

Следующее утро было обычным в жизни Вани. Он как обычно проснулся до прихода горничной. Она его одела и умыла. Он спустился вниз к беседке пить чай и завтракать. Маменька с папенькой уже сидели и ждали самовар как и накануне. Ваня подумал, что было бы весело, если Алеша снова уронил бы самовар, а Варфаламей бы высек неосторожного Алешу. Ваня стал снова бегать по двору, размахивая руками. Он надеялся, что вот уже скоро Алеша выйдет с самоваром, он опять его уронит, опять его будут пороть. Сладкое томление посетило Ваню. Это было нечто среднее между страхом и любопытством. Его сердце билось как никогда от огромного волнения. Услышать снова крики страдающего Алеши было для Вани заветным желанием. Тайно для себя, в глубине своего подсознания, Ваня сам хотел выпороть несчастного мальчика.

Если бы только папенька позволил, думал Ваня, я бы заставил его орать истошнее. Но это были только мечты маленького барчука. Алеша выносил самовар. Ваня уже собрался снова задеть своими руками крепостного мальчишку, но Алеша, попа которого еще помнила прошлые побои, проворно увернулся от барского сынка, даже не обижаясь на его явную провокацию. Ваня не ожидал такого поворота событий, и поэтому был очень разозлен внезапной верткостью холопа. Он раздражительно фыркнул, топнул ногой, всей душой питая ненависть к сыну кухарки, но понимал, что теперь он уже ничего не сможет поделать. Порка из-за самовара сорвалась. Ваня уже впал в раздумья, в каких бы других грехах уличить Алешу. Он стоял молча в раздумьях, засунув безымянный палец в рот. Он бы мог так еще долго стоять, но маменька позвала Ваню пить чай, и он со вздохом удалился в беседку. Каково же было удивление Вани, когда он кроме папеньки с маменькой, увидел, сидящего в беседке священнослужителя. Он был высокий, плотного телосложения, носил рыжую бороду и был одет в длинную черную рясу. Ваня стал более пристально разглядывать попа, но папенька отвлек его ознакомления, приказав:

"Поклонись отцу Питириму, сын!"

Ваня испугался грозного голоса папеньки и сделал низкий поклон. С первого взгляда, отец Питирим не показался Ване добрым человеком. У него были страшные костлявые руки с кривыми пальцами, а из-под плотно посаженного на голову клобука выглядывали злобные глаза и нахмуренные брови. Отец Питирим занимался обучением детей в церковно-приходской школе. Он был весьма строг и в вопросах воспитания был весьма сведущ. Он знал, как правильно втолковать даже крестьянскому дитю закон божий и простейшую грамоту, хотя половину времени для обучения последний проводил на скамье отца Питирима, уложенным на живот и со спущенными портками. Крестьянских детишек отец Питирим драл от души. Многие мальчики после порок отцом Питиримом не могли сидеть еще неделю. Он засекал детей до крови. Его жгучие розги больно резали мальчишеские попки, оставляя кровавые рубцы на них. Отец Питирим был пожалуй самый жестокий экзекутор во всей Орловской губернии. Злые языки поговаривали, что отец Питирим не прочь и в половых отношениях позабавиться с мальчиками, но это были только грязные сплетни про столь всеми уважаемого человека, наделенного духовным саном.

"Поди, дитя еще не порото?" - метко заметил отец Питирим, внимательно разглядывая Ваню.

"Да, право же еще нет, ваша светлость. Но мы уж тут с матушкой Елизаветой Сергеевной уж собирались попороть Ванечку. Да, Елизавета Сергеевна, право же все отговаривала, жалела, мол мал еще для розог, говорит", - лебезил перед священником помещик Поляков.

"Дитя без розги портится", - коротко изрек Питирим. "Коли буду учить, буду и пороть", - договорил Питирим, допивая чай.

"Право же порите, порите, святой отец. Да порите так, чтоб розги боялся как черт ладана. Давно уж пора по субботам... Уж баловный он у нас вырос. А коли на службу к Батюшке Императору поступит да и опозорит там батюшку с матушкой, что тогда? Уж пора и розгу знать!" - не переставал лебезить папенька.

"Вы уж, отец Питирим, порите его за учебу, а я его буду пороть по субботам как полагается!" - не унимался помещик Поляков.

"Как же так, папенька, меня пороть, право же не надобно. Пусть лучше отец Питирим выпорет Алешу, а я не желаю", - заявил с испугом и недоумением Ваня.

"Нет сын, настало время тебя воспитывать. С этого дня тебя теперь будут пороть!" - твердо заявил папенька.

"Так сынок, дабы дети были умными и послушными - их порют. И тебя выпорют", - сказала маменька, поцеловав Ваню в лобик.

Ваня был растерян и напуган. Он никак не ожидал, что его тоже когда-нибудь высекут. Он от неожиданности и растерянности чуть не заплакал. Он в целом-то не боялся порки, так как его еще никогда не пороли, но по крикам Алеши он мог предположить, что это больно. Он не мог представить, как его будут пороть. Тем более его будет пороть мужик, которого он впервые видит. Ваня не выдержал и убежал в поле у усадьбы, сломя голову. Папенька рассерженно посмотрел Ване вслед.

"Надо пороть", - угрюмо произнес отец Питирим.

"Сегодня, батюшка, и выпорем", - ответил помещик Поляков. Папенька отправился разыскивать сына в поле, и найдя его там, привел домой, поставив перед Питиримом. Ваня был заплакан и молчалив. Питирим строго смотрел на мальчика.

"Пороть буду, ступай в свою светелку и жди", - приказал священник. Ваня совсем испугался, и не найдя ничего лучшего заумолял:

"Не надо батюшка, простите, не надо меня пороть!"

"Когда выпорю - прощу", - обрубил Питирим.

"Почто удрал?" - проворчал священник.

Ваня совсем отчаялся быть прощенным.

"Ступай в свою комнату, и жди отца Питирима!" - грозно скомандовал отец.

Ваня, опустив голову и потупившись, поплелся в свою комнату. Войдя в свою комнату, он сел на постель. Оглядевшись по сторонам, он ничего нового не увидел. Но, пройдясь еще раз глазами по комнате, его взгляд упал на узкою скамью, принесенную на кануне. И тут Ваня понял! Это скамья для порки! Папенька знал, что учитель будет наказывать Ваню розгами, и поэтому распорядился выстругать эту скамью. Ваней завладела обида и чувство горести и страх. Перед его глазами стояла попа Алеши. Иссеченая безжалостными розгами истопника, в красных разводах. Ваней овладел панический ужас. Неужели и с ним поступят так же? В конце концов, нервы мальчика не выдержали, он расплакался, уткнувшись носом в подушку. Ваня вслушивался в любые шорохи, чувство страха перед будущим наказанием гнетило мальчика. Страх сдавливал ему грудь, в животе что-то щекотало, а дыхание мальчика было не ровным.

И вот, в коридоре послышались шаги. Ваня побледнел, но, вслушавшись в ритм этих шагов, он понял, что это пришла Глаша. Зачем? Она тихо вошла в комнату, прикрыв за собой дверь. Ваня посмотрел на нее с недоумением. Неужели она его будет пороть?

"Зачем ты пришла, Глаша?" - спросил Ваня, лежа на своей постели на животе и смотря на горничную из-за плеча, немного приподнявшись.

"Папенька ваш, Данила Иванович, велел вас раздеть, барин", - ответила Глаша, поднимая Ваню с постели.

Она поставила мальчика перед собой, и принялась медленно его раздевать. Сначала, она сняла с Вани кафтан.

"Глаша, скажи, больно ли, когда порют?" - спросил Ваня с дрожащим голосом.

"Кому как, барин", - ответила горничная, расстегивая пуговицы на брюках мальчика.

"Папенька ваш послал Варфаламея за розгами", - добавила Глаша, шумно спуская брюки Вани.

"Глаша, а тебя пороли?" - спросил мальчик.

"Пороли барин, пороли", - ответила горничная.

Глаша была вообще неразговорчивая девушка. Она старалась лишний раз не разговаривать с господами. Особенно она боялась барыню, так как Глаша была моложе барыни, да и помещик Поляков, муж барыни, оказывал Глаше всяческие знаки внимания, что очень тревожило ее. Он несколько раз насильно ее целовал, а однажды даже пытался изнасиловать. Но Глаша вырвалась от цепких рук помещика и, покраснев, убежала.

Ваня стоял на полу около постели совсем голый. Он понял, что уже скоро поп придет его пороть. Страх все более пронизывал тело ребенка. То ли от страха, то ли от холода, тело Вани покрылось пупырышками. Ваня от растерянности и горя сел на край кровати. В коридоре послышались грузные мужские шаги. "Отец Питирим!" - пронеслось у Вани в голове. Дверь распахнулась, и на пороге показался Варфаламей. У него в руках была деревянная кадка, из которой торчали около двух десятков березовых прутьев.

"Вас уж раздели, ваша милость", - проголосил Варфаламей, так хитро улыбнувшись, как умеют только мужики Орловской губернии.

"Папенька ваш уж с отцом Питиримом чай допивают. Скоро уж придут", - добавил мужик и поспешно ушел.

Ваня уже смирился в душе с участью перенести первую его в жизни порку, но ожидание своей участи было хуже всего. Ваня чуть не расплакался, но не желая плакать перед холопом, сдержался. Варфаламей ушел. В ту минуту для Вани каждый человек был дорог. Он смотрел на каждого как на того взрослого, который его сможет спасти. Но взрослые были все за одно - против мальчика.

Ваня в глубине своей души надеялся, что сейчас придет добрая сказочная фея, которая скажет: Ваня, я заберу тебя с собой! Но вместо доброй феи, на пороге появились отец Питирим с Папенькой.

Папенька с умилением посмотрел на своего голенького сына, сидящего на краю своей кровати. А отец Питирим осмотрел беглым взглядом тело мальчика и, перекрестившись на красный угол, сказал:

"Ну, приступим, с Богом".

Папенька подошел к сидящему на кровати сыну, встав подле него. Отец Питирим выдвинул на середину комнаты скамью для порки, а позже сходил за кадкой с розгами и поставил ее около скамьи. Ваня сидел и с ужасом наблюдал за действиями священника. Далее, отец Питирим стал одну за одной доставать розги из кадки и, проверяя их на гибкость, отставлял их к краю емкости. После того, как процесс подготовки был завершен, священник, снова перекрестясь, промолвил ужасные для бедного Вани слова:

"Ну, ложи отрока".

Папенька взял за плечи сына и, подняв его с постели, повел к лавке. Эти несколько шагов от постели к месту порки казались Ване адом. Ноги его не слушались, а страх уж полностью сковал все тело. Отец подвел Ваню к лавке, и они остановились около нее. Мальчик беглым и испуганным взглядом осмотрел лавку, розги, отца Питирима и папеньку. Недолгую паузу прервал отец:

"Сын, ляг на лавку. На живот!"

Ваня медленно, с чуством глубокого ужаса, с дрожью во всем теле, растянулся вдоль скамьи. Сердце мальчика билось в ритме барабанов, в которые бьют на площадях во время казни. Скамья была холодная, и поэтому мальчик съежился, ложась на живот. Холод пробежал по всему телу Вани. В ожидании первого удара, он напрягся, зажмурился. Его мальчишеская попка сжалась, и по бокам его ягодиц образовались впадины. Ваня с ужасом и дрожью ожидал удара. Его попа дрожала. Пауза перед ударом все затягивалась. Ваня осмелился и посмотрел из-за спины, приподняв голову. Оказалось, что отец Питирим связывал розги в пучок, похожий на метлу, которой дворник подметает двор."Что, не терпится розги отведать?" - ехидно справился поп. Мальчик в ответ отвел испуганные глаза, уткнувшись носом в скамью.

"А ну отрок, свесь голову, а то разобьешься", - добавил поп со знанием дела.

Ваня медленно сполз к краю скамьи, свесив указанную священником часть тела. На миг Ваня расслабился, но, мгновенно вспомнив, зачем он здесь, его тело сжалось в комочек. Его ягодицы снова стали напоминать пару зачерствевших белых булочек. Он затрясся. Холодная дрожь с новой силой прокатилась по его детскому тельцу. Поп это заметил. Он с недоброй ухмылкой произнес, похлопывая розгами, с которых капала вода, о ладонь, съязвил:

"Не боись, я тебя на первый раз не сильно. С десяток всыплю, и будет".

Ваня сделал все так, как приказал ему батюшка. Внезапно мальчик услышал резкий свист и почуствовал, как прутья врезались ему в кожу. Он еще секунду не мог осознать: больно это или нет. Но вдруг на его ягодицах вспыхнул пожар. Казалось, что его попу разрубили пополам. Такой резкой боли мальчик еще никогда не чуствовал. Затаив дыхание, Ваня Ваня помолчал, но вскоре душераздирающий крик вырвался из горла мальчика. На попе мальчика появились красные полосы.

"Так оно и бывает, коль отца не слушаешь", - выкрикнул поп, замахиваясь розгой, чтобы нанести следующий удар.

Ваня от боли стал извиваться на лавке, корчась от боли. Он, корчась, извиваясь, пытался высвободить руки, приподнимал зад, его лицо исказилось в гримасе боли и страданий. Священик нанес следующий удар. Раздался отчаянный вопль мальчика. Его попа более не была молочно-белого цвета. Она сжалась и вся была покрыта красными полосами и рубцами. Все лицо мальчика было залито слезами и соплями. Ему было стыдно, что он лежит на этой лавке голый. Что он рыдает...

Порка закончилась. Ваню отвязали. Глаша пришла, чтобы обработать его ушибы и обмыть лицо. Ваня был уложен на кровать животом вниз. Служанка принесла с собой мазь и, сев рядом с мальчиком, принялась смазывать ею его раны. Ваня продолжал горько рыдать, уткнувшись лицом в подушку. Его мальчишеское тело вздрагивало при каждом всхлипе.

Так у Вани началась новая жизнь

Хотелось бы увидеть коментарии к рассказу
И еще вопрос если бы Ваня был девочкой думаете вошел бы в его жизнь отец Питирим?

Мне очень понравилось,жаль только рассказ не полный.)) Уверена что после фразы про "новую жизнь" были еще главы или что-то в виде продолжения)А вообще еще раз повторюсь мне понравилось,необычно довольно таки)

Вообще-то оба эти рассказа Пискулюса до сих пор присутствуют на моем сайте.

Вопрос снимается.

Так расел автор или нет?
Если нет, то зачем это здесь?

Разумеется, нет.

Вынужден признать, что Квазар прав.

Я оставил рассказ "в качестве исключения", но, если смотреть честно, никаких оснований для такого исключения нет. Правила абсолютно однозначны.

Его придётся убрать - у всех была возможность прочесть

Вико, был бы благодарен, если бы Вы дали ссылку - тогда можно будет по крайней мере перенести ветку в "разное", заменив текст ссылкой, чтобы не пропало обсуждение.

_________________
Вы имеете право думать обо мне, как сочтете нужным.
Я имею право, не соответствовать вашим представлениям.

.Печально.Мне рассказ так понравился.Не хотелось бы чтобы его убрали(((

А по ссылке пройти - рука отсохнет?