Клуб "Преступление и наказание"

Введение

Викторианская эпоха (1837-1901) — период правления королевы Виктории в Англии. Будучи одной из самых долгоправящих монархов в истории, Виктория пробыла на троне 63 года и стала символом Британской империи второй половины XIX века.
Викторианская эпоха — это эпоха урбанизма и промышленной революции, одним из последствий быстрого развития промышленности стало ухудшение экологической и санитарной обстановки в больших городах, что губительно сказывалось на здоровье их жителей. Страх, переходящий в манию, перед смертью, тьмой, сверхъестественным считают одним из ключевых и специфических характеристик эпохи правления королевы Виктории, особенно начиная с 1861-го года (год смерти принца Альберта). С этим связаны посмертные фотографии, долгий траур, пышные похороны, многочисленные памятные вещи вроде локона волос, спрятанного в медальоне.

Во-первых, знаменитые лондонские туманы — это, в сущности, фабричный (да и бытовой, ибо дома тоже топились углем) смог и угольная копоть, смешивающиеся с испарениями Темзы и образующие плотную завесу над всем городом. Если утром дама выходила из дома в белом платье и перчатках, то к концу дня ее туалет имел сероватый оттенок. Также все это насыщенное угольной пылью великолепие замечательно оседало в легких, увеличивая количество легочных заболеваний.


День первый. Родовое проклятие.

"Над нашим родом висит проклятие!" – Думала миссис Бернадетт у постели дочери. Болезнь отходила медленно, но к вечеру двадцатого мая можно было уже надеяться на выздоровление.
Хорошенькая юнная девушка, шестнадцати лет Салли перестала пылать и миссис Бернадетт, ее мама немного успокоилась.
– Розги и микстуры помогли! Теперь можно и самой поспать! – Она улеглась на модный диван с бархатной обивкой. Маленькая подушечка — думка, что не так давно приподнимала попку Салли над скамейкой, теперь поддерживала голову миссис Бернадетт, уносящуюся в чертоги сна.
Скамья выкованная из тонкого английского железа с кожаным верхом была гордостью мисс. Она собственноручно зарисовала проект карандашом на толстой почтовой бумаге и не пожалела золотых соверенов кузнецу и мебельщику обойщику за ее изготовление.
Кошмарное сновидение состояло в том, что миссис Бернадетт видела себя и дочь в незнакомом парке с подстриженными лабиринтами и античными статуями, которые, по мере того как миссис и Салли проходили мимо, оживали и махали новомодными длинными прутьями. Больше доставали Салли, которая была одета в короткое, порванное от ударов прутьев и грязное, с оторванным подолом, с распадающейся вышивкой.
– Будьте вы прокляты, шептали фигуры, махая прутьями.
– Мама, за что они нас? – Она тянула мать, куда-то вперёд, по розоватой гравийной дорожке, а сама миссис несла на себе тяжесть нескольких нижних юбок, так что все розги доставались дочери.
В свое время ее саму не раз секли в молодости, и регулярные порки прекратилась когда только вышла замуж, и она счастливая тем, что муж во время беременности решил отложить телесные наказания до полного выздоровления жены, нарожала кучу детей, а розги, связанные из тонких березовых веточек выписывала из Шотландии доставались уже не ей, а детям.
«Нет, нет! Положительно, это вещий сон! Такие прутья я уже приготовила для дочери! так что он наверняка сбудется! Уверена, если меня разложить на кованой скамье и задать солененьких, буду вертеться как девчонка! Но я на нее не хочу!»
Уснув слишком крепко, она не слышала приступа кашля Салли, который обеспокоил доктора Гленна, сидящего в холле второго этажа с утренним визитом.
– Надо осмотреть девушку! – рассуждал он. – Говорил я, бить надо совершенно голой, а не в новомодном корсете, который и так затрудняет дыхание. Можно свести на нет всю пользу от порки! Тут все мои капли буут бесполезны!
Но увы…дверь в будуар была закрыта, а миссис Бернадетт, сваленная усталостью, видела короткий, но очень содержательный сон, нарушать который доктор и друг семьи не посмел.
Проснувшись, женщина, вскочила, пощупала у дочери пульс ии накинув старомодную тальму, бросилась вниз, на двор, приказать закладывать коляску.
— Надо осудить детали завтрашней порки со старшей дочерью! – Миссис, резво сбегала вниз по лестнице.
До сих пор ей слышался скрип кожаных ремешков, придавливающего талию, к скамье для порки, словно ощущала хватку корсета, мешающего дышать и запах потного кучера, помогающего стянуть Салли руки и мальчика Гарри, удерживающего той лодыжки.
Если старшая дочь до замужества относились к порки со спокойствием и смирением, достойной настоящей английской леди, то Салли на скамью ложилась не без помощи кучера Сэмми. И с каждым годом это ей было сделать все труднее и труднее. Сэмми, который управлял в высокий лакированный фаэтоном и помогал пороть все их много численное семейство приводил ее в смущение, но разумения раздеться самой и перенести порку с достаточной учтивостью у нее не доставало.
— В Ислингтон, к Мэнни-Бэтт, моей старшей дочери. — Скомандовала миссис Бернадетт и хрусткий гравий вылетел из-под копыт лошади.
Через неделю крошке Салли исполняется восемнадцать… Я отдам ее замуж, за человека небогатого, но родовитого. Поэтому по традициям нашего дома ей предстоят розги. и дело не в рецептах эскулапа а в том, что только они могут снять проклятие с нашего рода. так что она их обязательно получит. Миссис принялась обдумывать ритуал, обязательный в честь такого дня рождения.
Позади остался маленький парк, сад и пруды с решетками, кованные ворота, и фаэтон, миновав усадебный выезд, оказался на пригородном шоссе, по которому ровно и мягко покатился, скрипя рессорами.
— Скажи, Сэмми, ты поможешь мне выпороть Салли, если жених откажется? — Спросила миссис, прикрываясь от моросящего дождика зонтиком, молодого рыжего кучера высокого роста и огромными плечами.
— Да, миссис! – Неохотно ответил он.
— Когда начнем?
— Как то… Уже несколько раз спрашивали. Начнем когда жених приедет! Надо, так разложу и барышню на скамейке! Первый раз что ли? Только она этого не любит! Длинные розги скоро будут готовы!
— Господь с тобой! – Я не розог, для Салли, а фамильного склепа для нее боюсь! Очень боюсь! Кашляет она плохо! От докторских розог пользы маловато!… Похоже, на нашей семье лежит родовое проклятие! Оно зачастую бывает вызвано тем, что кто-то из предков совершил ряд весьма тяжёлый проступок. За это он был проклят богом и людьми, затронутыми этими действиями напрямую при помощи магических обрядов или силой собственной ненависти. Родовое проклятие переходит из поколения в поколение, на протяжении многих поколений. В одном случае проклятие отрабатывают все представители данного рода, в других – проклятие передается либо по мужской, либо по женской линии.

— А по — моему, маринованные розги это очень сурово для юной леди! А склеп... все там будем! Рано или поздно! Конечно, рано туда никому не хочется! Но пути Господни неисповедимы! Надеюсь, на слуг родовое проклятие не распространяется!
"Над нашим домом проклятие! " – Миссис Бернадетт больше всего в жизни боялась фамильного склепа, в котором сорок последних лет несчастная женщина похоронила семерых детей и супруга. В живых осталось только две дочери. Казалось, смерть поджидала за каждым углом, готовая нанести свой роковой удар в любое мгновенье. Беспощадная, быстрая, невидимая и неуловимая, не разбирающая кто перед ней - бедняк из трущоб или член королевской семьи.
"Моя жизнь состоит из череды каких-то мистических случаев. Постоянно что-то происходит именно со мной!"
Салли была последней, самой младшей дочерью, которая родилась у отчаявшихся супругов случайно, когда миссис уже исполнилось сорок пять. Гарри, сводный брат Салли, родился от горичной и муж, стоя одной ногой в могиле, признал ребенка и взял обещание с супруги заботиться о нем, как о родном.
Старый дом Мэнни-Бэтт Виннер — Хофф, который занимал целый этаж краснокирпичного дома, неподалёку от башни Кэнонбери.
Сэмми остановился возле кокетливых окон, в которых уютно расположились гуттаперчевые манекены в нарядных платьях. Кучер, понимая, что ему надо сделать, с утра был понур и задумчив, после короткого разговора с доктором, успевшего осмотреть Салли и назначить ей порку, а за одно е ее сводному брату в лечебно-профилактических целях.
Сэмми, кучер и слуга, вообще не никуда спешил.
Они подъехали к дому с его элегантными коваными воротами и красивой ухоженной лужайкой. Миссис Бернадетт лихо соскочила с подножки, махнула ему тонкой лайковой перчатке и сказала :
— Когда я была молода… у нас служил лакей в жемчужно-серой ливрее. Он всегда подавал мне руку и подсаживал меня, а по субботам помогал лечь на скамью со всей возможной учтивостью.
– Миссис…– Виновато протянул Сэмми, — Я не успеваю спрыгнуть с козел, как вы всегда скорее меня оказываетесь на тротуаре, а по субботам я и так вам помогаю! Барышня вон, заневестилась, а вы ее как меленькую!
— Капор ровно сидит? — Спросила миссис Бернадетт, изъязвив Сэмми чёрными, как угольки, глазами.
— По отношению к пробору — да. Всё ровнёхонько.
— Вот и славно. И смотри, не трепись на кухне и проверь, как там розги.– Отрезала миссис Бернадетт и исчезла за массивной дверью модного дома, взвизгнув наддверным колокольчиком.– Знаю я ваши разговоры, после которых на меня косятся, как на сумасшедшую.
Сэмми покачал головой.
— Откуда в этой даме столько жизненных сил? Уедает она их что ли?– Сказал боязливо Сэмми.
Сэмми, хоть и был ещё молод, ему было слегка за тридцать, но лень уже овладевала его медленно полнеющим, упитанным телом.

— Лакеев уволили! Дорого они стоят! — Подумал он с обидой и пошёл осмотреть упряжь. – И мне не доплачивают!

Нельзя сказать, что молодая хозяюшка Мэнни-Бэтт плохо справлялась делами семьи.
Взгляд Мэнни-Бэтт был лукавым, быстрым и оценивающим.
Сама Мэнни -Бэтт, замужняя двадцатилетняя девица с светло-русыми кудрями, серо-голубыми, слишком широко поставленными глазами и с фигурой, чсобиралась стать мамой, и от корсета по совету доктора уже отказалась, хотя животик был еще не виден.
— Чего изволите? Доброго утра, мама. Как здоровье Салли?
Миссис Бернадетт замерла на мгновение, скользнула взглядом на декольте Мэнни — Бэтт и на её затянутые ботиночки.
— Это что, новая мода, что видать шнурки на башмачках? — Возопила миссис Бернадетт, ещё больше удивляясь на взбитые волосы и крашенные голубыми тенями веки дочери. — Я, понятно, стара…Я ровесница…ну нет, я конечно, моложе королевы ровно на двадцать лет… — Приврала она не моргнув глазом. — Но!
— Времена меняются. И нет ничего скоротечнее моды.– Ласково сказала Мэнни. — Кофе, крекеры, чашку шоколада и рокфор для миссис.
— Да. Я не завтракала.– Подтвердила миссис Бернадетт.
Служанка удалилась, а миссис, несколько тяжело плюхнулась на широкую тахту перед журнальным столиком.
— Закрой дверь, чтобы нам не помешали.– Отвлеклась миссис Бернадетт.
Мэнни-Бэтт газелью подскочила к двери.
— Уже выбрали гостей для порки?
— Только жених ,священик, доктор, ты будешь? – миссис Бернадетт смутилась. – Вот только Салли не моет смириться с предстоящим наказанием.
— Неужели мисс Салли не заслужила порку? — Удивилась Мэнни-Бэтт. – Не поверю!
После смерти супруга, миссис Бернадетт плавно передала Мэнни-Бэтт управление землями и поместьями, а так – же недвижимостью в Лондоне и Калькутте.
— Еще как заслужила. Она вообще, мылась в ванне, и не проверила, что этот сорванец Гарри над ней подглядывает! Кроме того, доктор убеждает Салли относиться к розгам, как к лекарству! Но она с ним не согласна и на скамью, похоже, добровольно не ляжет! Сэр Донован, ее жених, наконец-то, приедет из Ливерпуля и поможет ее выпороть! А от кажется – попрошу нашего кучера!
— О…неужели ты возьмешь кучера… Она с женизом, как я слышала от вас не виделись с момента обручения?
— Да, он учился, и выучился. А как твой муж?
Служанка внесла поднос и удалилась, странно взглянув на миссис Бернадетт, стояла, на расстоянии вытянутой руки, сощурив дальнозоркие глаза и ждала распоряжений
— Муж уехал по делам! Жаль, что его не будет! В свое время он меня высек перед свадьбой, в присутствии всей нашей семьи и ничего плохого со мной не случилось! Если не считать того, что муж заставляет меня спать с ним голой! – Женщина погладила себя по округлившемуся животику. – Но голой с мужем не очень страшно! Только крепче меня любит!
Через некоторое время, когда Сэмми вспотел на кухне от чая и внимания Мэри, а на улице солнце коснулось верха колокольни, миссис Бернадетт успокоилась и вышла на воздух, отдав должное крекерам и кофе.

Продолжение следует

_________________
С наилучшими пожеланиями

Кстати, по поводу "спать голой", -- ну это, вобще! )
...Невозможно было даже представить подобное: она бы потом всех священников на него напустила за разговор только один такой; а с представителями церкви в те времена шутки, всё ещё, были плохи. Да и -- с их точки зрения, -- какие это шутки?! Потребовать от жены, чтобы она догола разделась! Ну, не знаю... в тюрьму -- нет, всё же; но в дурдом его, наверное, определили бы.
Выпороть мог, да, -- имел право; но не в голом же виде! Панталончики, там, нижнее бельё -- всё это имело место быть: просто попку заголяли -- а в принципе, ведь, для воспитательного процесса вполне достаточно...

По-моему, это не тот рассказ, где надо выискивать исторические неточности.

Доктор (Новиков), это тоже перевод, или Ваше собственное?

Это перевод.

День второй. Доктор Глен и операция Гарри.

У молодого доктора Гленна Кита, аппетита не было совсем, чего нельзя было сказать о сегодняшней миссис Бернадетт.
Позавтракав, доктор достал маленькую сигару из отделанной кедром коробки на каминной полке и зажег ее. Предстояло сделать Гарри обрезание. Мальчик обожал делать сводной сестре гадости. Конечно, он понимал, что это нехорошо, но никак не мог удержаться. А вопли и крики Салли на скамейке только добавляли веселье к этому. А сейчас он наивно считал, что провидение послало ему возмездие в виде доктора Глена и его страшных инступентов.
Доктор не пытался сказать миссис новости, выжидая время. И ещё его голова кружилась от тяжёлых мыслей, с которыми он старался справляться самостоятельно.
— Я ни в коем случае не хочу идти в дом…я попросту боюсь. - Гарри просто трясло. - Понимаете вы меня?
— Понимаю! Вас поймали на подглядывании за купающейся в ванне Салли и занятиях юношеским грехом! мне приказано вылеяить вас от этой привычки.
— Не понимаю, что меня ждёт, и зачем я…
– Понимаю. Не знаете, зачем вы…
В тоне доктора читалась уже открытая насмешка, но сам не мог оценить её.
Бабочки витали в воздухе, почуяв доброе тепло наступающего лета, комары и мошка вились вокруг пахучего а Гарриа, облепляя его аристократические руки. Солнце клонилось к закату, освещая зелёные озимые поля, чересполосицей убегающие в крутеющие, к горизонту, дали. Их было хорошо видно: низкие облака, двигались со светлого запада, словно нескончаемые тяжи, перетекая друг в друга, линяли на востоке и делались невидными на фиолетовом мрачном небе. Там же, на востоке, разливалась тяжёлая, свинцовая тьма приближающейся грозы.
— И что? И что мне делать? Господи! Доктор! — Бормотал Гарри.– Я не хочу на скамью! Вы меня кастрируете?
– Нет, только обрежу! Это быстро и почти не больно! А ваша сестра Салли, которую вы обидели своим неподобающим джентльмену поведением, нам поможет! а вм, молодйо человек, надо вести себя как мужчина! Пошли в дом!
– Не захочет ли мисс нам помочь… – Гарри трясся, как Салли в ожидании порки – Н-нет… я не хочу на эту страшную операцию…
Где это поют? Кто поёт?
— Это в соседнем поместье поют. Они готовят майское древо.
— Вот…люди веселятся, а я? Бесславно помру после операции, угасну, как свечка. Проводите меня в последний путь? А?
Гарри подошёл на четвереньках к скамье, догола разделся и лег на спину.
— Привяжите меня крепче. Я боюсь…
— Миссис не позволила никого выпускать. – Доктор стянул узлы на руках и ногах мальчика под кроватью. Но Салли нам поможет и она будет мне ассистировать.
Гарри увидев Салли и застонал.
— Какой позор!
Доктор разражено пускал сигарный дым. Краска стыда залила лицо девушки.
— Не раскисайте, Гарри. Всё обойдётся. Вы плохо ухаживали за своей крайней плотью, она воспалилась и стала чесаться. Вот вы и занялись рукоблудием! Теперь ни воспаленного кусочка не зуда не будет! А позор не операция, а подглядывание за сестрой!
– Салли, разденьтесь, пожалуйста! Мне нужно возбуждение мальчика, тогда крови почти не булет! А голой он вас, да и я не раз видели!
Глаза Гарри закрылись и открылись снова, и в них блеснул гнев. Это были великолепные глаза очень необычного цвета. На таком близком расстоянии Хантер мог внимательно рассмотреть их. Зелено-голубые на ободках, они становились ближе к зрачку зелеными, затем золотыми. Она была рыжеволосой, но это был не морковный цвет - он больше напоминал пламя. И эти темные ресницы…
Салли не стала спорить и разделась за ширмой. Скоро ее все равно высекут публично, да и доктор не раз видел ее тело. Девушка была в расцвете юношеской красоты: прямой нос, пухлые губы, высокие скулы, большие глаза, длинные темные ресницы. Ее плечи сгорбились
– А теперь погладьте его, пока я готовлю инструменты! – Доктор проверил узлы и стал обжигать свои страшные инструменты на спиртовке.
Гарри, стараниями Салли возбудился, доктор подцепил пинцетом крайнюю плоть и щелкнул ножницами. Салли опустила голову, закусив нижнюю губу.
Ребенок взвизгнул, на лицо обнаженной Салли упала капелька крови.
- Вот и все! - Доктор обработал рану бренди, что вырвало у мальчика крик отчаяния. - Салли. Вы можете одеться и потом развяжите брата! Теперь Гарри не с может заниматься юношеским грехом, так как из христианина он стал евреем!
Доктор был человеком молодым, хотя и бывалым. Работал с юности, исступлённо учился, а около тридцати лет, случайно получив наследство, открыл частный кабинет в Вест-Энде. Здесь слухи о молодом и умелом докторе разнеслись мгновенно и доктор Гленн уже начал забывать голодную юность, бесконечные смерти друзей и врагов.
Опять-же, случайность привела его в дом Спайсов.
Как-то Салли настиг астматический приступ прямо в парке, где доктор, сидя под раскидистыми платанами, отдыхал, читая как во Франции, во всех тех случаях, где больные утрируют или симулируют болезнь, розга считалась самым действенным средством. Основательно и навсегда розга излечила многих от повторения эпилептических припадков, от так называемой «черной меланхолии» и двух десятков других болезней тела и души. Ему удивительно сильно хотелось верить во все эти чудеса , которые так живо рассказывались со страниц книги, жизненные истории вдохновляли смотреть на практику радужнее, чем она была на самом деле.
Доктор тогда оказался совсем рядом с миссис Бернадетт и ее дочерью. Он предложил и свою помощь и розги, которые всегда носил с собой в футляре от музыкального инструмента.
Лечение оказалось эффективным, и с тех пор доктор по любому зову приезжал к Спайсам, а в трудные для семьи времена просто переезжал к ним в дом.
Молодая леди Салли на его глазах взрослела, но астма не давала ей покоя, а вести её в тёплые края мать отказывалась, напуганная смертью своих прежних детей, умерших в путешествии, а прутья доктора оказались весьма эффективным средством, но средство действовало недолго, требуя частого повторения.

_________________
С наилучшими пожеланиями

День третий. Сомнения доктора.

Салли едва могла усидеть, покуда кухарки сушила ей волосы у огня, распутывая длинные пряди. Служанка была привлекательной. Широкое лицо с правильными чертами, большие карие глаза, пышные каштановые волосы. Осанка была такой прямой и царственной, что Кэт казалось, будто у нее под нижними юбками швабра. Когда она закончила, волосы Салли стали мягкими как шелк.
– За участие в операции я нахожу ваше поведение достойным порицания. По-моему, вас следует отослать подальше, в пансион, где девушек вроде вас учат повиноваться, быть благодарными и знать свое место в жизни.
– Мое место в этом доме, – ответила Салли, и не служанкам решать судьбы хозяев.
Лицо миссис Бернадетт, смуглое и гладкое, как натянутый пергамент, на котором были словно нарисованы линии морщин, не было ни радостным, ни грустным.
Ел доктор неторопливо, собираясь подняться к Салли, осмотреть ее и подготовить ее к лечебному сеансу. Руки его спокойно двигались, движения были легки.
В светлой столовой, где газовые занавеси колыхались от нежнейшего ветерка, было уже свежо, но доктор всегда настаивал на проветривании перед поркой и полном обнажении.

Доктор ел гренки и смотрел на миссис Бернадетт и молчаливо укорял её, вертя в двух пальцах подсалфетник.
Он снова и снова, сравнивал черты лица миссис, в которых так много было от черт Салли и печально рассматривал синий кобальтовый кофейник, окольцованный золотым ободком, чувствуя исподволь что-то страшное и зловещее.
Вы меня извините, сегодня была трудная ночь.
— Я мог бы вам помочь, миссис, вы сами отказались от моей помощи… – И доктор расстегнул верхнюю пуговичку, ощущая лёгкий жар.
Многие врачи считали пучок прутьев великолепным средством для механического массажа: оживления пониженной деятельности кожи, для повышения мышечной силы и для ускорения процесса обмена веществ в организме.
— Главное, будьте сегодня в доме. А я сама знаю, как справиться со своей дочерью и с гарри, разложив их по очереди на скамейке. Мне это нетрудно, а кучер поможет. Я уже…уже…уже…– И миссис Бернадетт часто заморгала глазами.
— Может быть, я подготовлю Салли и Гарри к порке? Обоих не мешало бы осмотреть!
— Я бы позволила вам медосмотр, но Салли бредит, а Гарри после операции молчит. – Женщина была в ярости, хотя явно испытывала колоссальное облегчение от беседы. – Вы просто не вынесете её бреда, она называет дьяволом вас, а ваши лечебные хирургические методы дьявольскими. Ах, этот детский бред од обрезании в присутствии сестры… Кстати, я вам согласия на участие ее в операции не давала, тем более на ее раздевание! Это страшнее адовых котлов для меня, не понимаю, почесу я врача до чих пор не сменила!
Миссис Бернадетт вдруг уронила вилку, с шумом втянула воздух носом и застыла над тарелкой.
— Миссис? Горячее? – Молчаливый Сэмми, верный слуга с пышными бакенбардами, громадного роста ирландец, широкоскулый и широконосый.
Миссис Бернадетт вздрогнула, оглянулась по стоСэммиам.
— Салли не поела…не попила даже шоколаду. Как же ее пороть?
Сэмми молча удалился за шоколадом.

Доктор вздохнул и бесшумно опустил подсалфетник.
— Ей сейчас нельзя шоколаду.
— Шоколад выпьет Гарри! Распорядитесь тогда, чтобы подали бульон. И яичницу с беконом.
— Миссис, ей нельзя яичницу с беконом.
— Яичницу с беконом – можно! – Твёрдо сказал доктор Гленн Кит.– Питьё, яичница и бульон… И пусть готовиться к большой порке! Это ее здоровью точно не повредит.
— Лечили бы вы так! – Раздосадовано хмыкнула миссис Бернадетт и настойчивым движением потёрла бледный лоб. Ванна… и немного отдыха. В одиночестве. Это было бы прекрасно! Если утром она проснется больной, то обещаю обратиться к доктору!

Со времен средневековья розгу взяли на вооружение не только педагоги и инквизиторы, но и врачи, окружив пучок прутьев ореолом величия и всемогущества, как панацею.
— Господи! Какой позор! меня публично высекут! – Услышав о том, что ее ждет, вскрикнула Салли и закрыв лицо руками, зашептала.– Ну, хорошо, хорошо…я подумаю, я решусь, я сделаю!
— Отказываться от еды…нормально в её положении. Порки видите ли боится! Это будет ещё продолжаться какое-то время… Пока вы не позволите мне её осмотреть. вы же знаете, что розга «проясняет голову», она облегчает желудок, гонит кровь, укрепляет нервы, короче – не существует той области, которую розга не могла бы оживить и облагодетельствовать: важно только умелое и разумное применение ее, и тут мнение доктора и миссис расходились.
— Сейчас я не позволю её осмотреть. Она не хочет, чтобы её осматривали, ей достаточно обнажения перед братом.
– А я ей объясню, что ее нагота помогла сделать операцию быстро и эффективно и что с глубокой древности розга почиталась как целебное средство, и многие врачи с античных веков назначают их при различных душевных заболеваниях и расстройствах умственных способностей. При душевных болезнях значение имеет не боль, а моральное действие розги: под влиянием страха и боли умалишенный вынужден вести себя благоразумно.
Вообще доктору стоило больших трудов убедить Салли не в жестокости, а в целесообразности, их обращения прутьев с ее нежным телом. С ее старшей сестрой Мэнни-Бэт таких проблем не было. Для докторов викторианской Англии розга представлялась универсальным средством, приводившем в движение застоявшиеся органические соки, растворяющим содержащие соли осадки, очистительным средством от сгустившихся выделений.
Миссис Бернадетт докончила салат. Она сама считала, что при врожденной лени розга отличалась изумительным действием, причем многие девушки, одержимые этим страданием и жаловавшиеся на самые невероятные болезненные явления, после применения розги окончательно избавлялись от своего недуга и великолепно исполняли возложенные на них обязанности, в то время как до лечения не в состоянии были справиться и с сотой частью их.
Вечером, Салли подошла к кровати и легла на покрывало, оставаясь неподвижной несколько секунд, чувствуя, как после порки у нее снова поднялась температура. Она была бледна и утомлена. Веки её покраснели, углы рта опустились.
Доктор, не зная, как сказать, двигал тщедушными усиками и косил серые круглые глаза. На редеющих волосах его высокого лба и на висках выступил пот.
— Сегодня вы снова не выспитесь. — Сказал он огорчённо. – а все из-за вашего упрямства! мне надо было осмотреть Салли и натереть ее уксусом.
– Отчего же? Сегодня уже высплюсь. Мне только нужно раньше лечь и не пить никаких ваших капель.
— Но они необходимы вам!
Сэмми принёс котлеты.
— Вот ещё! — Сказала миссис Бернадетт, вонзаясь в мясо ножом и вилкой. — Вы, вроде бы, знаете что-то лучше меня? Вас беспокоит кишечник или рассудок моей дочери?
– И то и другое! Разумеется, еще Целиус говорил о том, что умалишенных полезно бить розгами для того, «чтобы разум снова посетил их, ибо теперь он у них вовсе отсутствует». Она дрожит от каждого скрипа, предвкушая порку.
С тех пор, как умер лорд Спайс, муж миссис Бернадетт, она и Салли спали в одном будуаре. Лорд умер неожиданно, оставив жену и дочерей наследницами большого состояния.
Сейчас миссис немного сдала : сказались сильные душевные потрясения и все чаще для наказания дочери и пасынка она пользовалась услугами доктора кучера или прислуги. Доктор оценивал её жизненные силы, но не мог предположить, что в таком хрупком, костистом, быстром создании сидит такая крепкая душа.
— Чертовски крепкая.– Думал доктор вечерами, сидя в своей просторной комнате и цедя портер. — Она ещё нас всех переживёт.
Она вообще не смотрелась в облаке сиреневых кружев, фестончиков, оборок. Её голова торчала из этого нарядного нагромождения, словно кто-то ошибся, и воткнул в букет прекрасных цветов прут с головою чёрта.
— Вот только рогов не хватает. – Подумал доктор, и холодный пот снова пробил его.
– Мне пора! – миссис встала, захватив с собою тарелочку с жидкой кашей, которую Сэмми принёс для молодой хозяйки.
— Сегодня, после порки, из моих рук, она всё съест. Обещаю вам. О выздоровлении Салли, равно как и ее лечении не знал никто в городе.
— Может быть, если вы не пускаете меня, пригласить пастора? Он уже несколько дней ждёт в восточном флигеле.
Миссис Бернадетт округлила глаза.
— Сэр! Я сама знаю, когда и кого нужно пригласить! Пусть сидит и ждёт! За мои соверены можно и потерпеть некоторые неудобства. Кстати, вы меня убелили и корсета на салли не будет! Ничего не будет! Совсем! Как говорится нагая и босая перейдет от меня в дом мужа! Приданне поедет следом! Но она совем не арда такому одарку!
— Дьявол… Как же быть? – Спросил сам себя доктор, стукнув маленьким кулаком о вышитую скатерть.
— Послезавтра малышке исполниться восемнадцать лет… Розги уже замочены в маринаде. Мы все будем фотографироваться. И Салли во всех подробностях! Я уже послала Сэмми за фотографом. Не могу не запечатлеть прелестную Салли голую под розгой розги.
Он просидел в столовой ещё около часа, выпив несколько бокалов вина и, наконец, уверился, что его доброта и человеколюбие не знают границ.

_________________
С наилучшими пожеланиями

День третий. Сомнения доктора.

Салли едва могла усидеть, покуда кухарки сушила ей волосы у огня, распутывая длинные пряди. Служанка была привлекательной. Широкое лицо с правильными чертами, большие карие глаза, пышные каштановые волосы. Осанка была такой прямой и царственной, что Кэт казалось, будто у нее под нижними юбками швабра. Когда она закончила, волосы Салли стали мягкими как шелк.
– За участие в операции я нахожу ваше поведение достойным порицания. По-моему, вас следует отослать подальше, в пансион, где девушек вроде вас учат повиноваться, быть благодарными и знать свое место в жизни.
– Мое место в этом доме, – ответила Салли, и не служанкам решать судьбы хозяев.
Лицо миссис Бернадетт, смуглое и гладкое, как натянутый пергамент, на котором были словно нарисованы линии морщин, не было ни радостным, ни грустным.
Ел доктор неторопливо, собираясь подняться к Салли, осмотреть ее и подготовить ее к лечебному сеансу. Руки его спокойно двигались, движения были легки.
В светлой столовой, где газовые занавеси колыхались от нежнейшего ветерка, было уже свежо, но доктор всегда настаивал на проветривании перед поркой и полном обнажении.

Доктор ел гренки и смотрел на миссис Бернадетт и молчаливо укорял её, вертя в двух пальцах подсалфетник.
Он снова и снова, сравнивал черты лица миссис, в которых так много было от черт Салли и печально рассматривал синий кобальтовый кофейник, окольцованный золотым ободком, чувствуя исподволь что-то страшное и зловещее.
Вы меня извините, сегодня была трудная ночь.
— Я мог бы вам помочь, миссис, вы сами отказались от моей помощи… – И доктор расстегнул верхнюю пуговичку, ощущая лёгкий жар.
Многие врачи считали пучок прутьев великолепным средством для механического массажа: оживления пониженной деятельности кожи, для повышения мышечной силы и для ускорения процесса обмена веществ в организме.
— Главное, будьте сегодня в доме. А я сама знаю, как справиться со своей дочерью и с гарри, разложив их по очереди на скамейке. Мне это нетрудно, а кучер поможет. Я уже…уже…уже…– И миссис Бернадетт часто заморгала глазами.
— Может быть, я подготовлю Салли и Гарри к порке? Обоих не мешало бы осмотреть!
— Я бы позволила вам медосмотр, но Салли бредит, а Гарри после операции молчит. – Женщина была в ярости, хотя явно испытывала колоссальное облегчение от беседы. – Вы просто не вынесете её бреда, она называет дьяволом вас, а ваши лечебные хирургические методы дьявольскими. Ах, этот детский бред од обрезании в присутствии сестры… Кстати, я вам согласия на участие ее в операции не давала, тем более на ее раздевание! Это страшнее адовых котлов для меня, не понимаю, почесу я врача до чих пор не сменила!
Миссис Бернадетт вдруг уронила вилку, с шумом втянула воздух носом и застыла над тарелкой.
— Миссис? Горячее? – Молчаливый Сэмми, верный слуга с пышными бакенбардами, громадного роста ирландец, широкоскулый и широконосый.
Миссис Бернадетт вздрогнула, оглянулась по стоСэммиам.
— Салли не поела…не попила даже шоколаду. Как же ее пороть?
Сэмми молча удалился за шоколадом.

Доктор вздохнул и бесшумно опустил подсалфетник.
— Ей сейчас нельзя шоколаду.
— Шоколад выпьет Гарри! Распорядитесь тогда, чтобы подали бульон. И яичницу с беконом.
— Миссис, ей нельзя яичницу с беконом.
— Яичницу с беконом – можно! – Твёрдо сказал доктор Гленн Кит.– Питьё, яичница и бульон… И пусть готовиться к большой порке! Это ее здоровью точно не повредит.
— Лечили бы вы так! – Раздосадовано хмыкнула миссис Бернадетт и настойчивым движением потёрла бледный лоб. Ванна… и немного отдыха. В одиночестве. Это было бы прекрасно! Если утром она проснется больной, то обещаю обратиться к доктору!

Со времен средневековья розгу взяли на вооружение не только педагоги и инквизиторы, но и врачи, окружив пучок прутьев ореолом величия и всемогущества, как панацею.
— Господи! Какой позор! меня публично высекут! – Услышав о том, что ее ждет, вскрикнула Салли и закрыв лицо руками, зашептала.– Ну, хорошо, хорошо…я подумаю, я решусь, я сделаю!
— Отказываться от еды…нормально в её положении. Порки видите ли боится! Это будет ещё продолжаться какое-то время… Пока вы не позволите мне её осмотреть. вы же знаете, что розга «проясняет голову», она облегчает желудок, гонит кровь, укрепляет нервы, короче – не существует той области, которую розга не могла бы оживить и облагодетельствовать: важно только умелое и разумное применение ее, и тут мнение доктора и миссис расходились.
— Сейчас я не позволю её осмотреть. Она не хочет, чтобы её осматривали, ей достаточно обнажения перед братом.
– А я ей объясню, что ее нагота помогла сделать операцию быстро и эффективно и что с глубокой древности розга почиталась как целебное средство, и многие врачи с античных веков назначают их при различных душевных заболеваниях и расстройствах умственных способностей. При душевных болезнях значение имеет не боль, а моральное действие розги: под влиянием страха и боли умалишенный вынужден вести себя благоразумно.
Вообще доктору стоило больших трудов убедить Салли не в жестокости, а в целесообразности, их обращения прутьев с ее нежным телом. С ее старшей сестрой Мэнни-Бэт таких проблем не было. Для докторов викторианской Англии розга представлялась универсальным средством, приводившем в движение застоявшиеся органические соки, растворяющим содержащие соли осадки, очистительным средством от сгустившихся выделений.
Миссис Бернадетт докончила салат. Она сама считала, что при врожденной лени розга отличалась изумительным действием, причем многие девушки, одержимые этим страданием и жаловавшиеся на самые невероятные болезненные явления, после применения розги окончательно избавлялись от своего недуга и великолепно исполняли возложенные на них обязанности, в то время как до лечения не в состоянии были справиться и с сотой частью их.
Вечером, Салли подошла к кровати и легла на покрывало, оставаясь неподвижной несколько секунд, чувствуя, как после порки у нее снова поднялась температура. Она была бледна и утомлена. Веки её покраснели, углы рта опустились.
Доктор, не зная, как сказать, двигал тщедушными усиками и косил серые круглые глаза. На редеющих волосах его высокого лба и на висках выступил пот.
— Сегодня вы снова не выспитесь. — Сказал он огорчённо. – а все из-за вашего упрямства! мне надо было осмотреть Салли и натереть ее уксусом.
– Отчего же? Сегодня уже высплюсь. Мне только нужно раньше лечь и не пить никаких ваших капель.
— Но они необходимы вам!
Сэмми принёс котлеты.
— Вот ещё! — Сказала миссис Бернадетт, вонзаясь в мясо ножом и вилкой. — Вы, вроде бы, знаете что-то лучше меня? Вас беспокоит кишечник или рассудок моей дочери?
– И то и другое! Разумеется, еще Целиус говорил о том, что умалишенных полезно бить розгами для того, «чтобы разум снова посетил их, ибо теперь он у них вовсе отсутствует». Она дрожит от каждого скрипа, предвкушая порку.
С тех пор, как умер лорд Спайс, муж миссис Бернадетт, она и Салли спали в одном будуаре. Лорд умер неожиданно, оставив жену и дочерей наследницами большого состояния.
Сейчас миссис немного сдала : сказались сильные душевные потрясения и все чаще для наказания дочери и пасынка она пользовалась услугами доктора кучера или прислуги. Доктор оценивал её жизненные силы, но не мог предположить, что в таком хрупком, костистом, быстром создании сидит такая крепкая душа.
— Чертовски крепкая.– Думал доктор вечерами, сидя в своей просторной комнате и цедя портер. — Она ещё нас всех переживёт.
Она вообще не смотрелась в облаке сиреневых кружев, фестончиков, оборок. Её голова торчала из этого нарядного нагромождения, словно кто-то ошибся, и воткнул в букет прекрасных цветов прут с головою чёрта.
— Вот только рогов не хватает. – Подумал доктор, и холодный пот снова пробил его.
– Мне пора! – миссис встала, захватив с собою тарелочку с жидкой кашей, которую Сэмми принёс для молодой хозяйки.
— Сегодня, после порки, из моих рук, она всё съест. Обещаю вам. О выздоровлении Салли, равно как и ее лечении не знал никто в городе.
— Может быть, если вы не пускаете меня, пригласить пастора? Он уже несколько дней ждёт в восточном флигеле.
Миссис Бернадетт округлила глаза.
— Сэр! Я сама знаю, когда и кого нужно пригласить! Пусть сидит и ждёт! За мои соверены можно и потерпеть некоторые неудобства. Кстати, вы меня убелили и корсета на салли не будет! Ничего не будет! Совсем! Как говорится нагая и босая перейдет от меня в дом мужа! Приданне поедет следом! Но она совем не арда такому одарку!
— Дьявол… Как же быть? – Спросил сам себя доктор, стукнув маленьким кулаком о вышитую скатерть.
— Послезавтра малышке исполниться восемнадцать лет… Розги уже замочены в маринаде. Мы все будем фотографироваться. И Салли во всех подробностях! Я уже послала Сэмми за фотографом. Не могу не запечатлеть прелестную Салли голую под розгой розги.
Он просидел в столовой ещё около часа, выпив несколько бокалов вина и, наконец, уверился, что его доброта и человеколюбие не знают границ.

_________________
С наилучшими пожеланиями

Грамматические ошибки и описки десятками - я уже привык.
Но тут есть и более фееричные вещи.

"Хорошенькая юнная девушка, шестнадцати лет Салли"... "Через неделю крошке Салли исполняется восемнадцать…"

Быстро, однако.

"Осанка была такой прямой и царственной, что Кэт казалось, будто у нее под нижними юбками швабра" .

Я-то считал, что осанка - это спина прямая. Или швабра все же торчать должна из-под юбок, а не под юбками находиться?

Пишу урывками, на работе....
Извините

_________________
С наилучшими пожеланиями

http://www.proza.ru/2017/09/19/2110
Полностью повесть выставлена здесь

_________________
С наилучшими пожеланиями

Спасибо!

_________________
С наилучшими пожеланиями