Клуб "Преступление и наказание"

Возможрно кому то интересно это возражение Чуковскому


В истории новейшей детской литературы, на наших глазах, произошел факт совершенно небывалый: появилась писательница, которая буквально заполонила сердца юных читателей и читательниц, стала их кумиром, вызвала их любовь к себе, писательница, произведениями которой дети всех возрастов положительно зачитываются, писательница, которую они ставят рядом с величайшими корифеями русской художественной литературы.
Писательница эта — Л. А. Чарская.
Она начала писать недавно: первая её книга появилась в 1901 году, а теперь, можно (казать, нет в России грамотного ребенка, который не знал бы этой писательницы, не читал бы её произведений, при чем большинство читает их по нескольку раз, с каждым разом все больше и больше восторгаясь ими.
В то время как другие писатели годами добиваются успеха у юных читателей, Чарская как-то сразу, первыми же своими большими повестями завоевала себе среди читающего юного поколения симпатии — и притом весьма прочные.
Это факт, отрицать который не решаются даже те, которые относятся скептически к литературному дарованию столь быстро завоевавшей сердца юных читателей писательницы и находят в нем всевозможные недостатки.
Так, 3. Масловская, в своей пространной работе на тему о наших детях и наших педагогах в произведениях Чарской, пишет:
Но не было писательницы, к которой девочки относились бы с такой любовью, с таким обожанием, как к Чарской. На вопрос, кто любимый писатель, большинство девочек ставят ее на первое место. В восьми женских гимназиях (I, II, III и IV кл.) в сочинении, заданном учительницей на тему — «любимая книга», девочки почти единогласно указали на произведения Чарской. При анкете, сделанной в одной детской библиотеке, на вопрос, чем не нравится библиотека, было получено в ответ: «Нет книг Чарской». Когда я спросила одну маленькую приятельницу, как у неё в классе относятся к Чарской, то получила в ответ: «Из 40 воспитанниц 38 ее обожают, а двум она не нравится и они ее не читают. Так мы с ними даже не разговариваем». Сочинения Чарской фигурируют постоянно в списке подарков, о которых мечтают дети, и я знаю многих девочек, которые просят вместо билета в театр купить им одну из её книг. Героини её рассказов служат всегдашней темой разговоров, примером для подражания; она сама является не далекой волшебницей, как Тур и др., а близкой, родной, которой пишут письма, поздравляют с днем ангела, посылают подарки. «Мы ее любим за то, — говорят девочки, — что она пишет только правду и описывает девочек так, как они есть». Да и от многих матерей, просмотревших книги Чарской, мне приходилось не редко слышать: «Как великолепно Чарская описывает институтскую жизнь. Я сама была в институте и могу подтвердить, что ни слова вымысла: все написанное в книге — сама жизнь».
[З. Масловская «Наши дети и наши педагоги в произведениях Чарской», "Русская школа" 1911 г. №9]
Другой критик, В. Фриденберг, задавшийся целью выяснить причины успеха Чарской, признает, что:
Чарская является властительницей дум и сердец современного поколения девочек всех возрастов. Все, кому приходится следить за детским чтением, и педагоги, и заведующие библиотеками, и родители, и анкеты, произведенные среди учащихся, единогласно утверждают, что книги Чарской берутся девочками нарасхват и всегда вызывают у детей восторженные отзывы и особое чувство умиления и благодарности к автору. Девочки нежно, восторженно любят Чарскую и создается интимная близость, ласковая дружба между ними и героями её произведений. Под влиянием Чарской у огромного большинства девочек, складываются девические мечты, сладкие грезы о том неизвестном, жутком и манящем будущем, которое их ожидает в самостоятельной жизни.
[В. Фриденберг «За что дети любят и обожают Чарскую?» «Новости детской литературы», 1912 г., № 6,]
Известный детский писатель, Евгений Шведер, свидетельствуя, что Л. А. Чарская стала «другом малышей», пишет:
Книги Чарской, пользуются широкой и вполне заслуженной популярностью среди детей и юношества. Тысячи читателей не раз перечли её «Записки институтки», «Княжну Джаваху», «Газават», «Смелая жизнь» и другие не менее популярные повести, написанные увлекательно, прекрасным литературным языком. Дети, — прибавляет Шведер, — лучшие судьи и притом, надо сознаться, судья беспристрастные, а популярность книг талантливой писательницы в детском мирке служит лучшим доказательством того, что они пришлись, как говорится, «ко двору». Маленький народ вполне заслуженно считает ее «с в о е ю писательницею». А это лучшая похвала, лучшая критика.
[«Виленский Курьер», 1911. 1. I.]
3. Вахтерова, в статье о задачах комиссии детских библиотек, заявляет, что
ребята горячо защищают Чарскую: «всем советую прочесть Чарскую», — пишет в тетради для читателей пятнадцатилетняя умная девочка, а на предложение назвать несколько самых интересных книг, ребята перечисляют произведения той же Чарской и с удовольствием выставляют ей полный балл 5+.
[3. Вахтерова. Задачи подкомиссии по детским библиотекам. «Народный учнтель», 1912 г., №19 и №20.]
Н. Чехов в своем сочинении «Детская литература» замечает:
Если считать наиболее популярным писателем того, чьи сочинения расходятся в наибольшем числе экземпляров, то самым популярным детским писателем должна быть признана в настоящее время Л. Чарская.
[Н.Чехов. Детская литература. М. 1910, стр. 141.]
«Новое Время», в фельетоне, посвященном обзору детской литературы за 1912 год, говоря о произведениях Чарской, подтверждает, что
писательница пользуется неизменным успехом у молодых читателей (1912. XII. 19.)
М. Гловский отмечает:
Успех автора «Княжны Джавахи» среди юных читателей представляет собой явление почти небывалое, можно даже сказать, стихийное. Молодая писательница, благодаря особенностям ее дарования, благодаря знанию детской души, благодаря умению заинтересовывать юных читателей и внушать им добрые чувства, прочно завоевала себе любовь среди своих читателей и читательниц.
[М. Гловский. Задушевная поэтесса. «Вестник Литературы» 1910. №2.]
Даже отчаянный противник и враг Чарской, Чуковский, не может скрыть, что вся «молодая Россия поголовно преклоняется перед нею».
«Детским кумиром доныне считался у нас Жюль Верн. Но куда же Жюлю Верну до Чарской! По отчету одной библиотеки дети требовали в минувшем году сочинения:
Чарской — 790 раз,
Жюля Верна — 232 раза.
Не угнаться за ней старику Жюлю Верну! Сейчас передо мною триста сорок шесть детских писем о различных прочитанных книгах, из них двести восемьдесят два письма (то есть больше восьмидесяти процентов) посвящено восхвалению Чарской. Вы только подумайте: восемьдесят процентов! Небывалая, грандиозная цифра!»
[К. Чуковский. «Чарская.» „Речь" 1912. № 1679]
Просматривая библиотечные отчеты как столичных, так и провинциальных библиотек, мы видим, что юные читатели больше всего спрашивают Чарскую.
Так, например, из отчета библиотеки Общества народных университетов в Самаре за 1910 год видно, что из детских писателей требовались за год:
Чарская......... 318 раз
Жюль Верн....... 191 раза
Марк Твен....... 101 раз
Евгения Тур......... 78 раз
Лукашевич........ 76 раз
Томсон......... 66 раз
Майн-Рид........ 65 раз
Олкотт......... 58 раз
Засодимский........ 56 раз
Гофман......... 51 раз
Алтаев......... 43 раз
Эмар.......... 38 раз
Бернетт......... 36 раз
Федоров-Давыдов..... 32 раза
Круглов......... 31 раз
Мамин-Сибиряк ..... 31 раз
Поздняков ........ 19 раз
Желиховская....... 16 раз
Согласно отчету библиотечной секции того же Самарского общества народных университетов, за время с 11 января 1911 года по 1 июля 1912 года спрашивали:
Чарскую.......... 1372 раза
Лукашевич........ 362 раза
Жюля Верна........ 344 раз
По данным наблюдательного комитета библиотеки служащих Закавказской железной дороги, по отделу книг для детей и юношества в течении 1911 года требовались сочинения:
Чарской......... 790 раз
Жюля Верна....... 232 раза
Желиховской....... 100 раз
По отчету комиссии при московском обществе распространения технических знаний, доложенному на съезде по библиотечному делу в 1911 году, в учебных заведениях дети среднего возраста (9 — 12 лет) читали:
Гоголя.......... 34,1 %.
Пушкина......... 23,3 %
Чарскую......... 21,6 %
Твена........ ........18 %
Жюля Верна........ 16 %
Желиховскую....... 13,8 %
Тургенева......... 11,8 %
Рубакина......... 4,1 %
Однородные по результатам подсчеты имеются во многих других детских библиотеках и свидетельствуют, что Чарская заняла безусловно первое место среди писателей для детей и юношества.
Но кроме этих наглядных цифровых доказательств огромной популярности Чарской, имеются еще и другие, не менее убедительные.
Повести Чарской через небольшие промежутки времени выходят все новыми и новыми изданиями, раскупаются нарасхват, являются по общему мнению книгопродавцев «самыми ходкими книгами» в настоящее время, оттеснили на задний план другие книги и, в отношении сбыта, успешно конкурируют с такой классической детской литературой, как сочинения Бичер-Стоу, Олкотт, де Амичис, Бернет, графини Сегюр и др.
На опросных листках, рассылаемых детям, последние сплошь и рядом называют сочинения Чарской своим любимым чтением, ставят их впереди всех других книг.
По приведенному уже свидетельству госпожи Масловской, в восьми женских гимназиях, в I II, III и IV класса, воспитанницы, в сочинении, заданном на тему «Любимая книга», почти единогласно указали на произведения Чарской. Такой же результат дает опрос девочек в большинстве учебных заведений, где только дана возможность девочкам знакомиться с произведениями этой писательницы.
Во многих библиотеках, пишет госпожа Масловская, дети, возвращая прочитанную ими какую-нибудь книгу Чарской, записываются, чтобы опять получить ее недели через три-четыре.
По свидетельству многих воспитательниц, дети, раньше равнодушно относившиеся к книгам, неохотно читавшие, с появлением книг Чарской резко изменили свое отношение к книгам, стали зачитываться сначала её повестями, перенося затем свою любовь к чтению и на произведении других авторов, более серьезных, на классиков: Чарская научила их читать.
Но мало того, что книги Чарской перечитываются по нескольку раз и читаются значительно больше сочинений других писателей и писательниц для юношества: дети не только с восхищением читают Чарскую, но стараются, так или иначе, завязать оношения с любимою писательницею, пишут ей письма, поверяют свои тайны.
Можно смело утверждать, что еще не было случая, чтобы юные читатели и читательницы так осаждали письмами детского писателя или детскую писательницу, как Чарскую. Со всех концов России ежедневно, не преувеличивая, на имя Чарской, частью непосредственно, частью через редакцию «Задушевного Слова», поступают десятки писем от детей, подростков, юношей. Как по содержанию, так и по форме эти письма отличаются большим разнообразием. В одном письме — выражение восторга писательнице, ;просьба «прислать несколько строк на память»; в другом — длинная исповедь детских впечатлений и переживаний; в третьем — жалоба на неудовлетворенность окружающей жизнью; в четвертом — просьба дать совет, как поступить в том или другом случае, какую выбрать жизненную дорогу и т.д., и т. д. Встречаются наивные письма с просьбою сообщить, какая судьба постигла ту или другую героиню повести, того или другого героя, запрос — из действительной ли жизни взяты факты, описанные в повестях писательницы. Весьма значительный процент писем приходится на долю тех юных читательниц, которые, делясь своими впечатлениями с писательницею, удивляются тому, что тот или другой тип или характер из числа изображенных Чарской в её повестях поразительно похож на тип или характер юных корреспонденток. «Я буквально видела себя в зеркале, читая вашу повесть «За что?» — пишет одна шестнадцатилетняя гимназистка. «Мне показалось, что вы с меня писали портрет княжны Джавахи, — пишет другая, прибавляя: — за исключением некоторых подробностей и трагического конца, я узнала в княжне Джавахе себя саму», и т. д. Многие корреспондентки подносят любимой писательнице свои рукоделия, просят позволения прислать ей свою карточку и пр.
Во время пребывания Чарской в Сестрорецке летом 1911 года, дети петербургских дачников, живших но линии Приморской железной дороги, устроили ей целую овацию, с подношением цветов, подарков и пр. Каждое появление Чарской где либо в кругу детей сразу приковывает к ней внимание детворы, которая жадно ловит каждое её слово. Когда Чарская однажды посетила один из петербургских женских институтов, все институтки, как один человек, выбежали посмотреть на свою любимицу, и их не в состоянии были удержать классные дамы и опасение наказания. На кладбище Александро-Невской лавры, где, по рассказу Чарской, похоронена героиня одной из её повестей — юная княжна Джаваха, девочки приносят целыми десятками и ищут могилу этой героини, ставшей для многих идеалом, и т. д., и т. д.
Все эти факты лишний раз свидетельствуют об огромной популярности Чарской, о том, как искренне полюбила ее её юная аудитория.
Чем же объяснить этот огромный успех Чарской? Чем объяснить тот факт, что писательница эта заняла такое видное место в умах наших детей?
Попыток ответить на этот вопрос было уже несколько. Постараемся и мы осветить этот, безусловно интересный вопрос.
II.

Придерживаясь того взгляда, что дети — прежде всего люди, а не только объекты воспитательного на них воздействия, и что в вопросах, касающихся детей, необходимо, до известной, по крайней мере, степени, считаться так же и с мнениями и взглядами их самих, подвергая их мнения, если это нужно, тщательному анализу, мы постараемся прежде всего выяснить, как сами дети объясняют свое восторженное отношение к произведениям Чарской.
Известно, что даже взрослому читателю часто очень трудно объяснить, почему он восторгается тем или другим писателем, почему его, читателя, симпатии на стороне того, а не другого автора. Тем труднее, конечно, это сделать детям. «Мне этот писатель ужасно нравится», «Этот писатель пишет хорошо», или «он очень занимателен» — вот обыкновенный, непосредственный, искренний ответ, который в большинстве случаев получает спрашивающий. Однако, бывают и другие ответы. Случается, что и юные читатели стараются проанализировать самих себя, свои симпатии, ответить более определенно на предложенный вопрос. Наглядным доказательством этого является результат анкеты, предложенной юным читателям, анкеты, в которой предлагалось этим читателям не только назвать их любимого писателя или писательницу, но и ответить, чем именно писатель или писательница вызвали любовь к себе, что в их произведениях больше всего нравится, что производит наиболее сильное впечатление. И вот относительно Чарской подучились такие ответы:
— Мне нравится, что Чарская описывает сильных, смелых, самостоятельных девочек.
— Мне нравится Чарская, потому что она интересно пишет.
— Больше всего мне нравится в Чарской сердечность, искренность, теплота.
— Я не в состоянии объяснить, что именно меня так увлекает в повестях Чарской, но я читаю их с восхищением.
— Чарская хорошо описывает институтскую жизнь.
— Мне нравится Чарская, потому что она выводит типы, мне знакомые.
— Чарская нас понимает, и мы ее любим за то, что она умеет так тепло описывать наши радости и наше горе, — пишут три институтки.
— Читая Чарскую, мы видим себя, наших подруг, наших учительниц. Она верно все описывает.
— Чарская захватила нас, унесла в какой-то хороший мир.
— На меня герои и героини Чарской произвели такое впечатление, что я их представляю себе живыми.
— Больше всего люблю читать книги Чарской, потону что в её повестях встречаются часто самоотверженные, сильные натуры, которые преодолевают всякие преграды на пути их жизни.
— Главное достоинство Чарской, как мне кажется, это умение изобразить людей, и в особенности юношество, метко и правдиво.
— Книги Чарской до того интересны, что всегда одинаково увлекаешься.
— Книги Чарской так верно описывают нашу жизнь, что точно живешь между её героинями.
— Чарская пишет увлекательно.
— Чарская привлекает интересной фабулой и красивым рассказом.
— Мы любим Чарскую, потому что она пишет так интересно, как никто.
— У Чарской особые люди, особые характеры, но такие увлекательные, что хочется стать похожими на них.
[Приведенные ответы заимствованы из анкеты между юными читателями журнала «Задушевное Слово».]
Здесь взято лишь небольшое число из тех сотен и тысяч ответов, которые явились откликом на ряд последовательных анкет в течение нескольких лет. Но и эти немногие ответы характерны. Они показывают, что причины, вызывающие восторженное отношение к Чарской, причины, почему ее любят юные читатели, довольно разнообразны, хотя доминирует здесь все-таки взгляд, что Чарская пишет интересно, увлекательно, что она производит своими произведениями большое впечатление на своих юных друзей, что в её повестях они видят правду жизни, что она увлекает выведенными ею, сильными, не совсем заурядными натурами.
III

Но не одни дети «за» Чарскую: анкета, произведенная среди родителей, показывает, что огромное большинство следящих за чтением детей ставит Чарскую среди современных детских писателей на первое место, считает её произведения высоко полезными, желательными в детских библиотеках, высказывает свою радость, что нашлась писательница, которая сумела заинтересовать детей, отвлечь их от чтения неподходящих, вредных книг.
«Заметив, с каким увлечением обе мои дочери читают все повести, все рассказы Чарской, — пишет одна мать, — хотела убедиться, чем объясняется успех этой писательницы. И вот, на основании расспросов, я пришла к убеждению, что тайна успеха Чарской просто в том, что каждая её повесть дает толчок мысли юных читателей, и не только их мысли, но и совести. А прочитав сама несколько её повестей, я пришла к заключению, что произведения Чарской воспитывающе влияют на детей, приохочивают их к чтению, знакомят с такими сторонами жизни, которые обыкновенно в детской беллетристике оставляют без внимания.»
Другая мать заявляет, что:
«повести Чарской главным образом тем хороши, что заставляют детей призадумываться над их поступками и поступками их ровесниц, вводят детей в мир, хота им и известный, но лишь редко верно изображаемый.»
По мнению третьей матери,
«повести Чарской, совершенно независимо от их увлекательного интереса для детей, достойны похвалы за то, что незаметно прививают детям уважение к труду, таланту, что они изображают положительные и отрицательные типы детей, проникнуты горячей любовью к родителям, к родине, ко всему хорошему.»
Еще одна мать находит, что
«важная заслуга Чарской в том, что она, не выходя из сферы детских интересов и обычных детских увлечений, умело направляет их на верный путь»
[Ответы на анкету среди родителей юных читателей Задушевного Слова.]
Сличим теперь эти отзывы детей и родителей с отзывами печати, указывавшей на достоинства произведений Чарской, и посмотрим, не совпадают ли те и другие.
А. Измайлов в «Русском Слове» (1911. 22. XII) говорит:
Я вполне понимаю, что детям может нравиться то, что пишет Чарская о детях добрых и злых, о людях сердечных и жестоких, о гонимых девочках, которые потом побеждают своим благородством даже врагов, о девочках, не спящих ночей у одра больной подруги, и т. п. Только взрослый, собираясь мерить дарование Чарской, должен оставить свои аршин... Детям нужна такая литература, и Чарская не научит их ничему злому. Повторяю, у неё есть черта искренности. Я даже положительно думаю, что ни одна из ее читательниц впоследствии вспомнит ее, как учительницу добра, не при одном добром движении своего сердца.
Фриде в «Неделе Вестника Знания» (1911. 48) пишет:
Каждая повесть Чарской, как и небольшие рассказы, проникнуты серьезным, вдумчивым отношением к маленьким читателям... Надо удивляться её плодовитости и новизне сюжетов. Она одинаково удачно пишет и для детей младшего возраста, и для юношества.
Н. Геккер в фельетоне «Одесских Новостей», посвященном детским книгам (1909. 21. XII), замечает:
Не можем не остановиться на произведениях нашей талантливой и неутомимой писательницы, госпожи Чарской. Большая часть из них предназначена для девушек среднего и переходного возраста. Написаны они безусловно красиво и даже художественно и всегда проникнуты высоко моральной, облагораживающей тенденцией.
Лебедев, критический обозреватель детской литературы «Закавказья» и сам детский писатель, находит, что:
Чарская явилась полной владычицей детских сердец потому, что она уловила, что именно занимает, интересует, увлекает детей, и силою своего таланта производит на своих читателей впечатление. Не её вина, что не нашлось другого писателя, который в более художественной форме отвечал бы потребностям детей.
М. Гловский полагаеть, что
самое важное, самое дорогое, самое ценное в произведениях Чарской «чуткое сердце» писательницы, ее умение подойти к детской душе, умение заставлять дрожать самые нежные струны её... За чтобы ни взялась писательница, о чем бы она ни говорила, она всегда одинакова, всюду видно её любовное отношение ко всему миру, полному, в её глазах, красивых чудес и сказок, полному добра и светлых грез (Вестник Литературы 1910.2).
Родников в своих «Очерках детской литературы» (Киев, 1912) объясняет успех Чарской героическим романтизмом и вообще романтическим элементом, которым проникнуты произведения писательницы и который «в значительной степени присущ детской природе, так жадной ко всему неизведанному, таинственному».
«Журнал Министерства Народного Просвещения» (1904. VIII) в оценке «Княжны Джавахи» находит, что
Чарская создает свои произведения исключительно из живых впечатлений детства и юности. Оттого правдой и жизнью веет всегда от её рассказов.
«Педагогический Сборник» (1904. VII) замечает:
Повести Чарской пользуются хорошей репутацией у той публики, для которой она пишет. Она хорошо рассказывает, герои её с характером, действуют в не совсем обычной обстановке, испытывают необычные впечатления и тем самым заинтересовывают и привлекают к себе читателей.
«Россия» (1911. 23. ХII) дает такой общий отзыв о Чарской:
Все произведения известной детской писательницы, госпожи Чарской заслуживают безусловно внимания родителей. Спокойная и вдумчивая манера, с какой госпожа Чарская разрабатывает взятую ею тему, умение заинтересовать молодых читателей, несмотря на обыденность сюжета, несложность интриги, а главное, гуманное чувство, которое проникает все произведения госпожи Чарской — все это делает её книги действительно полезными подарками для юношества.
«Псковская Жизнь» (1909. 21. и 29. VII) находит, что
немудрено, что Чарская сделалась популярнейшею и любимейшею детскою писательницею: маленький народец чутко улавливает искренность рассказчика. Повести Чарской отличаются своей простотою, жизненностью, правдивостью, задушевной искренностью и могут быть причислены к образцовым детским книгам.
«Виленский Вестник» (1909. 4. IV, 1909. 10. VII и 1909. 6. XI) пишет:
Имя Л. А. Чарской пользуется заслуженной популярностью среди юных читателей. Повести её живы, картинны, образны и увлекательны... Они написаны прекрасным языком, живо и увлекательно, чужды какой бы то ни было тенденциозности, скучной морали и слащавой подделки под детский язык и понимание. Книги Чарской с удовольствием прочтутся и взрослым читателем. Отличительною чертою большинства произведений писательницы является их искренность, и этим главным образ и объясняется успех её книг. Чарская не придумывает, не сочиняет сюжетов своих повестей, а берет их из действительной, настоящей жизни, и это чутко улавливается юными читателями.
В приведенных отзывах, до известной степени, косвенно объяснена тайна успеха Чарской: правдивость и жизненность содержания, красивое, художественное изложение, высоко моральная, облагораживающая тенденция, картинность, образность, живость и увлекательность, живой язык, драматизм сцен, уменье дать колорит различных событиям.
Нам кажется, однако, что успех Чарской объясняется гораздо более тем, что она с в о и м и п р о и з в е д е н и я м и о т в е ч а е т з а п р о с а м д е т с к о й д у ш и. Иначе говоря, она осуществила в своих произведениях то, на что теоретически совершенно верно указал, как на важнейший фактор успеха детской книги, Н. Бахтин («Педагогический Сборник», 1912. V):
Нужно знать, каковы в данный период з а п р о с ы юного читателя, и суметь найти подходящую для этого периода книгу, которая при том не столько давала бы готовые ответы, сколько будила бы мысль читателя и заставляла его приходить к тому или иному выводу самостоятельно.
Чарская отлично узнала запросы детской души и пошла им навстречу. Конечно, не будь у Чарской таланта — ей не удалось бы, при всем старании, при всей удачливости достигнуть успеха. Но вот именно сочетание таланта, — таланта совершенно особенного, — с умением пойти навстречу естественным вкусам и наклонностям юных читателей и будить их мысль положила основу её успеха.
Характерная черта всех произведений Чарской — интересный, захватывающий юных читателей сюжет, увлекательная фабула, заставляющая читать все её книги с напряженным вниманием.
Детские писатели, — говорит Белинский, — подобно поэтам, родятся, а не делаются... Это своего рода призвание. Тут требуется не только талант, но и своего рода гений...
У Чарской бесспорно призвание — быть детской писательницей. Она родилась детскою писательницею, хотя характер её таланта, способ письма резко отличается от обычного шаблона авторов детских книг.
Много нужно условий для образования детского писателя, — говорит тот же Белинский, — нужны душа, благодарная, любящая, кроткая, спокойная, младенчески-простодушная; ум возвышенный, образованный; взгляд на предметы просветленный, и не только живое воображение, но и живая поэтическая фантазия.
В таланте Чарской мы видим целый ряд этих именно качеств, вернее, этих условий, необходимых для детской писательницы.
И в них-то кроется причина её успеха. Сама Чарская на вопрос, предложенный ей, чем объясняет она себе своей огромный успех у детей (впрочем, не только у русских детей, потому что её повести, переведенные на чешский язык, пользуются среди чехов небывалою популярностью), ответила: «Я сохранила детскую душу и свежесть детских впечатлений. И еще — я люблю, искренно люблю детство, сохранила «любовь святую к заветам юности»...
Но если этим и можно объяснить успех Чарской, то нельзя еще объяснить той любви у юных читателей, которую приобрела писательница.
Л. Н. Толстым высказано мнение, что дети никогда не полюбят того, кто не достоин их любви: детским своим инстинктом они отличают своих доброжелателей от врагов. Очевидно, недаром полюбили Чарскую дети, очевидно, они почувствовали, что писательница достойна их любви, что она влечет их к добру. А так как речь идет не о какой-нибудь случайной группе детей, а о детях самых различных слоев общества, в разных концах России, и при том детях уже нескольких детских поколений, то следует полагать, что в основе любви детей к Чарской лежит нечто серьезное, достойное внимания, нечто такое, над чем следует призадуматься. Что же именно?
IV

Великий русский педагог Пирогов требует от тех, кто так или иначе причастен к воспитанию юного поколении, прежде всего уважения к человеку.
— Научитесь уважать человека. Уважать человека в ребенке, в школьнике, в каждом члене общества.
Чарская инстинктивно следует этому завету великого педагога: она именно у в а ж а е т ч е л о в е к а в р е б е н к е. Это уважение сквозит и в выводимых ею типах детей, и в самой обработке сюжета, и в изложении. Писательница смотрит на всех детей, которых она выводит в своих повестях, будь это институтка, уличный бродяга, оборвыш, шалун-гимназист, цыганенок, крестьянский мальчик-сирота и т. д., как на людей, маленьких людей, имеющих свои хорошие и дурные стороны, свои особенности, свои недостатки. Она рисует хороших и злых, забитых и жизнерадостных, униженных и счастливых, — с одинаковою любовью отыскивая в каждом из них ч е л о в е ч е с к о е. И в этом, несомненно, кроется одна из причин той любви, которую она приобрела у юных читателей. Чуткие юные сердца отлично поняли эту особенность писательницы.
На юного читателя Чарская смотрит, как на равноправного маленького гражданина, который имеет полное основание требовать, чтобы с ним говорили серьезно, не сюсюкая. В своих повестях, даже для самых маленьких детей, она никогда не прибегает к трафаретной подделке под речь ребенка, избегает шаблонного, искусственного, деланного «торжества добродетели», ни в одном её произведении вы не встретите прописной мещанской морали.
Но тем не менее Чарская старается действовать благотворно на душу ребенка и, с одной стороны, подмечать то хорошее, что кроется в глубине детской души; с другой — сохранить, а иногда и вызвать, добрые чувства.
Большинство детских писателей задается прямо целью провести в своих произведениях ту или другую педагогическую цель, но делает это настолько грубо, неумело, что юные читатели сразу угадывают затаенную мысль автора и остаются к ней равнодушны. Чарская не ставит никаких определенных вех, она далека от морализирований, от ординарной педагогической морали, от узких поучительных тенденций. И тем не менее почти в каждой её повести не мало поучительного, почти в каждой затрагивается какой-нибудь вопрос, который будит мысль в юном читателе, вызывая вдумчивое отношение к окружающему, и благотворно влияет на юные души.
Любовное, нежное отношение к душе ребенка невольно прорывается в стихотворении Чарской «Озеро», где она сравнивает душу ребенка с хрустальной водой озера:
Хрустальные души детишек живых
Не те же ль живые озера?
Ничто не пройдет незаметным для них,
Для светлого, детского взора.
Они отражают, как в чистых водах,
И счастье, и боль, и невзгоду...
Храните же в этих хрустальных сердцах
Прозрачную, чистую воду!

Одна из особенностей Чарской — уменье подойти к детскому миропониманию, умение так комбинировать жизненные отношения как юных, так и взрослых героев и героинь повестей, что в душе маленького читателя естественно и незаметно вырастают высокие чувства любви и жалости к обиженным и угнетенным. При этом Чарская показала, что детская жизнь не только не бедна интересными, новыми, незатронутыми сюжетами, а напротив, что эта жизнь чрезвычайно разнообразна, что в ней можно найти неисчерпаемый источник для детской беллетристики, нужен только талантливый писатель, который способен и умеет спуститься в детский мир.
В своих исторических повестях Чарская, живых, талантливых, увлекательным изображением различных эпох, пережитых Россиею, старается возбуждать и несомненно возбуждает в юных читателях интерес к русской истории и к её изучению. В этих исторических повестях писательница воскрешает перед юным читателем жизнь и быт русского народа, его отдельных героев и страдальцев, стремясь всегда интересную фабулу соединить с научными сведениями. И, как истинный художник, на фоне истории она творит и создает живые образы, живые лица. Благодаря этому, в памяти юных читателей ярко запечатлеваются все изображенные Чарской герои и эпизоды, и юные читатели, как это свидетельствуют отчеты библиотек, по нескольку раз читают каждую историческую повесть писательницы, где в числе героев иди героинь всегда выведены юные, сильные, из ряда выдающиеся натуры, рядом с обычными «средними» людьми.
За десять лет литературной деятельности Чарская написала свыше 70 больших произведений для детей и юношества, не считая мелких очерков и сборников небольших рассказов. Тут и повести из институтской жизни («Записки институтки», «Княжна, Джаваха», «Люда Влассовская»), тут и повести из кавказского быта («Вторая Нина», «Джаваховское гнездо»), тут и сказки («Сказки голубой феи»), и сборник кавказских песен и предании («Вечера княжны Джавахи»), большие исторические повести («Смелая жизнь», «Паж цесаревны», «Газават», «Грозная дружина», «Царский гнев»), рассказы из истории для маленьких читателей («Так велела царица», «На радость царевичу»), повести из жизни мальчиков («Дом шалунов», «Первые тсварищи», «Счастливчик», «Щелчок»), из жизни бедных детей улицы («Записки сиротки», «Серый дом», «Лизочкино счастье»), веселые рассказы для малюток («Рыжик и Чернушка», «Когда мы были маленькие»), большая повесть из жизни сестер милосердия («Сестра Марина»), облеченное в повествовательную форму жизнеописание святого Сергия Радонежского («Один за всех»), серия автобиографических повестей («За что?», «Большой Джон», «На всю жизнь») и прочее и прочее. Есть затем у Чарской и юмористические произведения, есть и такие, в которые вставлены юмористические эпизоды («Дом шалунов», «Первые товарищи» и др.). Есть и серьезные повести, рисующие театральный быт («Лесовичка») и так далее, и так далее.
Уже один этот перечень показывает, как богата фантазия писательницы, как разнообразны затрагиваемые ею темы.
Конечно, среди такой массы произведений есть вещи более и менее талантливые, более и менее удачные. Но все безусловно проникнуты искреннею, горячею любовью к юному поколению, все направлены к тому, чтобы будить в юных читателях добрые чувства, показать светлые и темные стороны их жизни, их поступков, а рядом выставить и жизнь взрослых, открыть перед детьми настоящую жизнь, насколько это доступно юным читателям и насколько желательно вообще.
Кроме повестей, рассказов и исторических книг, Чарская выпустила и две книги стихов для старшего и для младшего возраста («Голубая волна», «Веселая дюжинка»). Печать отметила в них «изящество, грациозность, признала многие из них прекрасным материалом для декламации» («Литературно-Театральный Курьер», 1911. 29.1), нашла их хорошенькими и признала в них искорки настоящего поэтического таланта («Нива», 1910. 5), признала, что стихотворения Чарской, вызывая в детской головке живые образы и фантазию, легко запоминаются маленькими читателями («Московские Ведомости», 1910. 23. XII), нашла, что по свежести и чистоте настроений и мотивов стихи Чарской хороши именно для детства и первой юности («Новая Русь», 1910. 9. II)
Вообще большинство отзывов печати о произведениях Чарской вполне признает несомненные достоинства её таланта.
Из огромного числа таких отзывов приведем лишь несколько, как доказательство, что успех Чарской основывается не только на вкусах детей.
М. Соколовский, отмечая на столбцах «Голоса Правды» (1908. 11. XII), что повести Чарской пользуются большим успехом среди юных читателей, что на них предъявляется большой спрос, объясняет это тем, что написаны они очень литературно, читаются легко, вполне пригодны для детских подарков.
По мнению Н. Чехова («Детская литература»), Чарская обладает живою фантазиею и вполне литературным слогом... Среда, описание которой наиболее удается Чарской, это жизнь женского института.
Рецензент «Нивы» (1911. 50) находит, что
Чарская пишет литературно и хорошо знакома с изображаемым бытом.
«Новая Русь» отметила, что Чарская «умеет беседовать с детьми и знает путь к их сердцам» (1910. 9. II).
О «Газавате» Чарской «Известия по народному образованию» пишут:
Эта прекрасная книга читается с живейшим интересом... Она будет украшением всякой библиотеки (1907. II).
«Исторический Вестник» о том же «Газавате» пишет:
Это безусловно талантливо написанная повесть для юношества, которая долго будет читаться, в виду интереса и задушевности, веющим с каждой страницы... События героической борьбы настолько трогательно, тепло и живо запечатлены на страницах этой книги, что невольно переживаешь все тревоги, все надежды каждого из героев (1911. ХII).
«Русская Школа» указывает, что
Чарская стремится привлечь внимание молодого читателя, главным образом, правдивостью психологической подкладки, художественностью картин (1906. IV).
«Правительственный Вестник» в рецензии о повести «Люда Влассовская» (1904. 23. XII) находит, что
по описанию сцен и психологическому анализу в повести можно думать, что сам автор перечувствовал немало в своих воспоминаниях, и отсюда та теплота, которою веет от его рассказа... Весьма живой язык, драматизм сцен, уменье дать местный колорит различным событиям делают повесть не только занимательной, по и полезной... У юных читателей она пробудит лучшие, благородные чувства...
Тот же «Вестник» в отзыве о «Записках сиротки» и «Лизочкином счастье» говорит:
Госпожа Чарская умеет выбирать яркие, живые характеры, понимает психологию «классной» жизни (1906. 176).
«Варшавский Дневник», по поводу «Записок маленькой гимназистки» Чарской, замечает:
Все повести талантливой на редкость, и весьма чутко понимающей детскую душу писательницы, представляют большой интерес и весьма ценные книги для детского чтения (1911. 20. ХII).
«Товарищ» в отзыве о «Второй Нине» Чарской пишет (1907. 21. VII).
Этот дивный роман из кавказской жизни, полный благоуханных магнолий и роз, живо переносит в роскошную Карталинию и может увлечь любого читателя.
«Биржевые Ведомости» говорят о «Записках институтки»:
Просто, общедоступно и с увлекательною нежностью автор рассказывает историю жизни институтки... Быт института, типы его, радости и печали воспитанниц, первые огорчения и первые проявления красивой дружбы очерчены автором со знанием дела, наблюдательностью и симпатичною мягкостью (1905. 620).
«Сказки голубой феи» «Речь» находить «написанными занимательно» (1909. 13. XII), а «Новое Время» «написанными красивым и грациозным языком (1909. 08. XII), «Россия» — «проникнутыми сознанием воспитательного значения» (1909. 13. XII), «Нижегородский Листок» — «красивыми и поэтическими, заслуживающими одобрения» (1909. 24. XII), «Педагогический Листок» считает их безусловно интересно задуманными, нередко в изящной форме затрагивающими общечеловеческие вопросы (1910. VII).
«Грозную дружину» Чарской, по мнению «Нового Времени», можно смело рекомендовать для детей в возрасте 13 — 15 лет; написана повесть вполне литературно и хорошим языком; симпатии автора на стороне всех храбрых, любящих свою родину и свободу (1909. 18. XII), «Московские Ведомости» находят, что эту книгу «нельзя не порекомендовать, как приятное и полезное чтение для юношества» (1909. 23. XII), «Русский Инвалид» заявляет, что такая книга, как «Грозная дружина» должна особенно рекомендоваться людьми, чтущими героев (1910. 7. II).
О романе Чарской «Евфимия Старицкая» «Исторический Вестник» говорит, что он написан не только с знанием эпохи, но и вое его персонажи выведены тепло и талантливо (1905. XII).
«Смелую жизнь» Чарской «Русский Инвалид» считает книгой, которую
полезно иметь в военной семье, в офицерской библиотеке, даже в солдатской читальне (1910. 31. X).
«Педагогический Сборник» пишет о «Записках институтки» Чарской:
Рассказ ведется живо и читается с интересом... Книга содержит такие положительные данные, что чтение ее принесет пользу и кадетам младшей роты (1903. XII).
«Слово» в оценке исторической повести «Паж цесаревны» подчеркивает
живой, красочный язык, историческую правдивость изложения, яркую обрисовку характеров и нравов (80. 656).
«Новое Время» о той же повести говорит, что
автор старается заинтересовать юных читателей не только умело выбранной фабулой рассказа, но и ввести в круг тех интеллектуальных стремлений, которые являются характерными для изображаемого времени (80.11.774).
«Киевская Мысль» (1911. 23. ХII) признает, что
Чарская пишет живо и занимательно и умеет заинтересовать свою аудиторию.
«Петербургский Герольд» находит, что
Чарская несомненно даровитая писательница. О крупном таланте рассказчицы свидетельствуют в особенности её книги из школьной жизни. Сцены, разыгрывающиеся в школе, всегда очень пластичны, полны юмора, и нежности (1911, 18. XII),
В отзыве «России» (1907. 25. ХII) отмечается, что
у Чарской очень образный, красивый стиль.
«Голос Либавы(?)» (1911. 17. ХII) пишет, что
все рассказы Чарской дышат удивительной простотой, что так особенно прельщает маленький читательский мир.
Здесь приведена лишь незначительная часть одобрительных, а иногда и прямо восторженных отзывов о Чарской. Таких отзывов в органах печати самых разнообразных направлений — целые сотни.
VI

Согласно результатам анкеты, произведенной Комиссиею по детскому чтению при Учебном отделе О. Р. Т. З. в учебных заведениях Москвы, больше всего увлекаются Чарской дети 13 — 14 лет, причем, сказано в докладе комиссии, положительно зачитываются ею как девочки, так и мальчики.[Труды Первого Всероссийского Съезда по Библиотечному делу 1911 г. «Результаты анкеты по вопросу: какие книги нравятся детям»]
Но по данным тех анкет, которые имел в своем распоряжении пишущий эти строки, увлечение Чарскою захватывает гораздо более широкий круг читателей и читательниц: среди усердных и восторженных юных почитателей и почитательниц Чарской имеются и дети 7-ми летнего возраста (для которых у Чарской имеются особые повести и рассказы, приноровленные к пониманию и миросозерцанию малышей), и взрослые 17-ти летние барышни. Некоторые из прежних читательниц Чарской успели уже стать совершенно взрослыми, стали матерями и воспитательницами, и среди них есть значительное число таких, которые сохранили наилучшие воспоминания о некогда «любимейшей» своей писательнице.
Однако, само собою разумеется, что среди юных читателей и читательниц повестей Чарской есть и такие, которые не разделяют восторга своих сверстников и сверстниц. Это, впрочем, по указаниям упомянутой комиссии, не относится к детям до 14 лет: «только позже, к 15 годам, появляется критическое отношение к Чарской».
Чем же однако недовольны юные читатели и читательницы, относящиеся отрицательно к Чарской?
В упомянутой анкете комиссии приведено несколько объяснений со слов самих детей.
«Книги Чарской мне нравятся, только она больше пишет о богатых», — заявляет одна из учениц Городского училища. «Чарская пишет только про счастливых и богатых людей, а если про бедных, то с каким-нибудь талантом» — жалуется другая.
Чарская, действительно, в большинстве своих произведений рисует более ей близкий и знакомый мир зажиточных детей. Но в числе повестей писательницы немало и таких, где обрисован мир нищеты, описана жизнь несчастных бедных детей, сирот и прочих.
Затем в анкете той же комиссии, приводится мнение одной ученицы, которая нашла, что «смысл в повестях Чарской одинаковый», содержание «однообразное».
Правда, при огромной литературной плодовитости Чарской и при той ограниченной сфере, которую представляет детский мир, из которого черпает свои сюжеты писательница, в её произведениях встречаются иногда одинаковые положения, повторяются подчас схожие типы. Но, тем не менее, богатая фантазия Чарской и её знание детского мира дают ей возможность создавать повести совершенно разнородного характера и содержания. Этим и объясняется, что юные читатели с одинаковым интересом и увлечением читают по нисколько повестей любимой писательницы и с нетерпением ждут новых её произведений.
Нельзя не указать еще, что в то время как большинство юных читателей и читательниц в восторге от храбрых и самоотверженных героев и героинь, которых облюбовала Чарская, другие — правда немногие — заявляют, что им такие характеры не нравятся.
Однако, число детей, относящихся отрицательно к Чарской, совершенно ничтожно сравнительно с огромною массою восторженных почитателей и почитательниц писательницы.
VII.

Исключительный, можно сказать, небывалый успех произведений Чарской, как это бывает всегда в подобных случаях, вызвал и массу нападок, сначала в виде небольших газетных заметок, а затем и объемистых статей.
«Имя госпожи Чарской, одной из самых популярных детских писательниц, вызывает почти всегда ожесточенные споры, — пишет Саввин в «Опыте ежегодника детской литературы» (М. 1910). — Одни стоят за нее, признавая ее за писательницу выдающуюся, талантливую; другие — не только отрицают всякое достоинство за ее литературными произведениями, по готовы находить в основных мотивах её творчества, в самой трактовке сюжета нечто вредное».
Банальность некоторых упреков невольно наводит на мысль, что отрицательные мнения о произведениях Чарской не всегда основаны на беспристрастных, свободных от посторонних влияний, суждениях и что, очевидно, есть какие-нибудь особые причины, почему Чарская приходится «не по душе» иным критикам, в то время как за нее «горой стоит» юная публика...
Первый, так сказать общий упрек, который посылают Чарской её противники, — это то, что её повести слишком занимательные, чересчур приковывают внимание юных читателей и увлекают их. Этот упрек проходить красною нитью через целые ряд отрицательных отзывов о повестях Чарской. Люди, привыкшие к скучным, нравоучительным, деланным повестям для детей, были поражены, что нашлась писательница, которая в небогатой, казалось бы, событиями детской жизни и среди ограниченного количества тем, доступных детскому возрасту, нашла неиссякаемый, почти незатронутый источник сюжетов, бесконечное число самых разнообразных детских типов и сумела с внешней стороны придать им жгучий интерес, заинтересовать оригинальной фабулою. Если то недостаток, то безусловно Чарская в нем повинна. Можно ли однако упрекать автора, что он пишет интересно и умеет приковывать внимание читателя? И неужели детская книга тогда хороша, когда она скучна и не дает сердцу юного читателя никакой пищи?
Следующий упрек, который ставят Чарской, это немного вычурный, приподнятый язык в некоторых её произведениях и свойственное вообще женскому перу восторженное отношение ко многим изображаемым писательницею героиням.
«У Чарской, — пишет один из критиков, — если девочка хороша, то она уж красавица; если мальчик умен, то у него «ума палата»; если она описывает отрицательный тип, то выводит непременно отчаянного негодяя. Среднего типа она не знает, обыденных людей она как будто не признает». В этом упреке несомненно есть доля правды и, как отмечает тот же критик, Чарская в этом отношении является в детской литературе ницшеанкой, у которой сплошь и рядом встречаются сверх-дети, сверх-люди, и в хорошем, и в дурном отношении.
Обвиняют затем Чарскую, что она писательница условная (?), что она писательница-романтик, что иногда впадает в мелодраматичный тон и так далее.
Герои рассказов Чарской, — читаем у госпожи Масловской, — наделены талантами, красотой, умом, смелостью; они страдают от того, что их никто не понимает, но под конец всегда оказываются победителями. Главный интерес сосредоточен на конфликтах, возникающих на этой ночве. Это-де тоже недостаток.
Родников в своих «Очерках детской литературы», считая Чарскую одной из представительниц героического романтизма, ставит ей в вину «яркую обрисовку типов, изобилие сильных сцен» и, признавая, что повести её написаны «языком легким, но в тоне несколько приподнятом», находит, однако, что романтизм Чарской принимает иногда «характер фантастический»,и ставит ей в упрек «беспощадность в описании нелюбимых героев». Соглашаясь, что романтическая литература, поскольку она ставит своею задачею будить в читателе лучшие чувства и создавать возвышенное настроение, имеет право на почетное место в библиотеке ребенка, он все же опасается, что девочки, зачитавшись произведениями Чарской, «способны к совершению нелепых эксцентричностей». При этом Родников уверяет, будто ему даже «лично приходилось знать пример подобного вредного влияния романтизма на подростков». Критику можно возразить одно: «к нелепым эксцентричностям» способны только заведомо ненормальные, нездоровые натуры, и такие натуры будут совершать «эксцентричности», несомненно, совершенно независимо от влияния той или другой книги. Неужели же из-за того, что иные дети способны отравить себя красками, не следует вообще давать детям заниматься раскрашиванием, живописью?
Другой критик госпожи Чарской, Фриденберг, признавая, что «её произведения захватывают широкую среду детской жизни и дают не только забавную фабулу, но рассказывают также и о переживаниях действующих лиц», возмущается тем, что «героини ее произведений постоянно обнаруживают уродливые наросты женской психики, а герои, в большинстве случаев, представлены золотой молодежью, которая рукоплещет всем особенностям девушек» и т. д. Тут, таким образом, Чарской ставится в упрек, что она рисует действительную жизнь юного поколения такою, какая она есть на самом деле. От писательницы требуют, чтобы она лгала, чтобы она изображала сказочные, идеальные подвиги героев и выдавала свою фантазию за реальную правду. Критик совершенно забывает, что юные читатели отлично умеют отличать правду от лжи и что они отвернулись бы от автора, который выводил бы перед ними одних только благонравных Ваней и Машей. Именно заслуга Чарской, между прочим, в том, что в своих повестях из институтской жизни она дает верное зеркало, в котором, как в фокусе, сосредоточены все недостатки, свойственные современному учащемуся юному поколению. Но в то же время Чарская, отлично понимая, для кого она пишет, кто её читатели, никогда не переступает границы того, что допустимо не только с художественной, но и с педагогической точки зрения.
Третий хулитель Чарской, Чуковский, прибег к обычному, уже истасканному способу порицания путем сопоставления выхваченных из разных мест и разных произведений отдельных эпизодов и фраз, не имеющих между собой ничего общего, и на основании этих-то фраз делает свои выводы, упрекая писательницу во всевозможных недостатках. К сожалению, совершенно не литературный и лишенный элементарной порядочности тон Чуковского лишает нас возможности цитировать его и доказывать ему неосновательность его обвинений.
Иных критиков возмущает, что дети, восторгающиеся Чарской, ставят ее в один ряд с такими корифеями литературы, как Пушкин, Гоголь, Тургенев, и в анкетах и письмах на вопрос, кто ваши любимые писатели, отвечают: «Пушкин и Чарская», «Гоголь и Чарская», «Чарская и Тургенев» и так далее и тому подобное. Но разве в этих наивных ответах не сквозить прямодушное, искреннее, задушевное отношение к писательнице, сумевшей завладеть сердцами детей? Придет время, и юные «обожатели» и «обожательницы» Чарской, сохранив благодарную память о писательнице, увлекавшей их своими повестями, поймут и разницу между нею и теми великими писателями, с которыми они сравнивали ее.
VIII

В числе упреков по адресу Чарской видное место отводят, как это ни странно, верному отражению ею детской жизни, детской психики, маленьких и больших детских недостатков и пороков. «Сами дети, — заявляет госпожа Масловская, — признают за Чарской полное знание их жизни и их душевного состояния. И всякий, близко стоящий к детскому миру, — продолжает она, — согласится с тем, что Чарская указывает на такие стороны детской жизни и психологии, на которые педагогами недостаточно обращено было внимания, но которые бесспорно существуют. Она бессознательно (?) обличает детей и педагогов, и как все, написанное без тенденции, это тем более и тем рельефнее указывает нам на страшное зло наших дней». «Певец институтской жизни, Чарская, раскрывает страницу за страницей жизнь в четырех стенах, показывает, по какому трафарету складываются отношения к родителям, педагогам, друг к другу, как проявляется дружба, любовь, негодование, раскаяние; она (Чарская) ясно показывает нам, как мало-помалу убивается в детях всякая индивидуальность, всякая искренность для того, чтобы дать место механической искусственной сентиментальности, ходульному и пошлому фразерству.»
Все это говорится в упрек Чарской. Нам же кажется, что это скорее похвала, и что в верном отражении институтской жизни, со всеми её недостатками, кроются достоинства писательницы; она смело вскрывает и показывает детям темные стороны этой жизни. Нечего на зеркало пенять, коль рожа крива. Скрывать от детей их собственные пороки решительно нет никакой надобности, и для устранения этих пороков верное их изображение может бесспорно оказать большую услугу.
Но вот беда: изображая недостатки институток, Чарская все-таки с такою любовью и в таких ярких и привлекательных красках сумела изобразить институтскую жизнь, что дети, как удостоверяет сама же госпожа Масловская, начитавшись Чарской, бредят институтской жизнью, заставляют определять их в институт, не хотят на за что уходить из института и так далее. Строгий критик и этим недоволен, как недоволен он тем, что Чарская в одной из своих повестей изобразила злую бонну, притесняющую бедных детей, не ангелом доброты, а «пугалом и страшилищем»; возмущается госпожа Масловская тем, что писательница заносит на страницы своих книг те обычные прозвищ», которыми во всех учебных заведениях искони веков дети наделяют своих воспитателей и воспитательниц, а в защите педагогов талантливыми ученицами усматривает нечто оскорбительное.
Совершенно забывая о том, что Чарская во всех своих повестях из школьной жизни, выводя отрицательные типы педагогов, в то же время рисует и положительные, что она старается показать наглядно, как несправедливо и жестоко ученики и ученицы относятся иногда к иным из своих учителей и учительниц, — госпожа Масловская считает нужным выступить адвокатом педагогов. И она с пафосом восклицает: «если это не клевета, если есть хоть сколько-нибудь правды в написанном Чарской о педагогах и институте, то остается только сказать родителям: прочтите хоть одну книгу Чарской, и, если вы после этого решитесь отдать ваших детей в руки таких воспитателей, обречь ваших детей на подобную жизнь, то Бог вам судья».
Госпожа Масловская не заметила, что, выступая защитницей педагогов против мнимых нападок на них Чарской, она уподобилась... Дон-Кихоту, воевавшему, как известно, с мельницами. Уж если Ученый Комитет Министерства Народного Просвещения и Главное Управление военно-учебных заведений, стоящие на страже интересов педагогов, не только не нашли в повестях Чарской никакой клеветы на представителей педагогического мира, но даже одобрили повести Чарской, признали их заслуживающими внимания при пополнении библиотек, и если на съезде директоров средне учебных заведений С.Петербургского Учебного Округа докладчиком по вопросу о внешкольном чтении «3аписки институтки» Чарской причислены к произведениям художественной литературы, рисующим школьную жизнь, которые следует давать учащимся [Труды первого съезда директоров, 1912 г., стр. 65] — нечего госпожам Масловским выступать в качестве запоздавших обличительниц.
IX

В известном критическом указателе «Что читать народу», составленном харьковскими учительницами под редакцией X. Алчевской, находим следующие слова:
«Взрослый человек обладает правом иметь любимые книги, почему же не предоставить этого нрава маленькому человеку-ребенку, если в этом любимом чтении нет ничего ни опасного, ни вредного. К чему, пользуясь преимуществом сильного, посягать на его вкусы и симпатии и стараться переделать их по-своему?»
Эти слова невольно приходят на память, когда слышишь или читаешь протесты против увлечения юных читателей и читательниц произведениями Чарской.
Нельзя, конечно, не согласиться с мнением, что если критике разрешается идти наперекор вкусам и увлечениям взрослых читателей, то странно было бы отнять у неё это право, когда дело касается детей. Тем не менее мы настаиваем на том, что разумной и справедливой критике детской литературы необходимо, хотя бы до известной степени, считаться с вкусами и требованиями самих детей, и игнорировать их совершенно это значит совершать насилие над детьми. Что зачитывающаяся произведениями Чарской юная публика и относящаяся к ним с некоторым оттенком иронии известная часть критики расходятся между собою, отнюдь не свидетельствует еще, что произведения Чарской не удовлетворяют своему назначению.
Но допустим на минуту, что все наши дети глупы, наивны, что они ничего не понимают, что они сплошь заблуждаются в своих восторгах; допустим, что Достоевский жестоко ошибается, утверждая, что «дети понимают гораздо больше, нежели мы думаем. Допустим, что мнениям и восторгам детей не следует придавать никакого значения. Но ведь не одни только дети признают достоинства Чарской, как детской писательницы! Если у Чарской и есть противники, отрицающие ее, как детскую писательницу, то, как уже указано выше, есть и рьяные защитники. Первые составляют при этом лишь очень ничтожный процент.
Кроме того, нельзя не указать, что целый ряд книг Чарской одобрен такими учреждениями, как Ученый Комитет Министерства Народного Просвещения, как Ученый Комитет Главного Управления военно-учебных заведений; отдельные её книги удостоились одобрения комиссии по организации детского чтения при Учебном Отделе Московского Общества распространения технических знаний, Кружка преподавателей во главе с А. Анненской. В. Гердом и др.; многие произведения Чарской включены в списки книг, заслуживающих внимания при пополнении ученических библиотек, одобрены для приобретения в библиотеки коммерческих учебных заведений, рекомендованы или допущены для чтения воспитанников кадетских корпусов. Трудно допустить, чтобы эти коллективные учреждения, в состав которых входят многие компетентные и известные в педагогическом и литературном мире лица, заблуждались.
А критика в периодической печати? Ведь имеются многие сотни благожелательных, одобрительных и иногда даже восторженных отзывов о произведениях Чарской — как в общем их составе, в виде характеристики литературного творчества Чарской, так, и в особенности, об отдельных её произведениях! Из одних похвальных отзывов о произведениях Чарской можно бы составить целую книгу.

На чьей же стороне правда: па стороне отдельных неблагожелателей и хулителей или же на стороне остальной массы её сторонников?
Читая нападки на Чарскую, невольно вспоминаешь, каким жестоким нападкам подвергался в свое время, со стороны известной части русских педагогов и критиков, знаменитый Жюль Верн. Ведь и его произведения считали вредными, опасными, старались закрыть им доступ в библиотеки. И у немногих лишь хулителей Жюля Верна хватило мужества поступить так, как поступил один из известнейших педагогов (А. Н. Острогорский), который, спустя тридцать лет, публично высказал свое раскаяние и признал, что он в свое время ошибался и что, прочитывая вновь произведения великого французского писателя популяризатора, он пришел к убеждению, что они отличаются огромными достоинствами, что все в них полно глубокой веры в силу и значение науки, в её могущество и пр.
Если бы господа хулители спокойно, без предвзятой мысли, принялись за разбор произведении Чарской, они тоже должны были бы признать, что и у нее огромные, незамеченные ими достоинства и что подкладка большинства её беллетристических и беллетристическо-исторических трудов гораздо серьезнее, нежели это принято думать.
В таланте не отказывает Чарской даже её злейший враг и хулитель Чуковский, после целого ушата грязи, который он пытался вылить на писательницу, после подбора выхваченных из разных мест её произведений отдельных выражений и эпизодов, не может удержаться, чтобы не сказать, « а Чарская несомненно талантлива» [К. Чуковский. Чарская. «Речь», 1912. №1 1.679.]
Если в чем можно упрекнуть Чарскую, то лишь в том, что она заметно пробила брешь в детской литературе, заменив всех «благонравных Катей и Ваней», которых так усердно описывали старые детские писатели, живыми детскими современными типами. Правда, герои и героини Чарской большей частью натуры незаурядные, исключительные, сильные, но, рисуя их, Чарская несомненно преследует определенную благую цель — вызвать энергию, смелость, веру в собственные силы, в возможность достижения намеченной цели. Рядом с такими типами Чарская изображает и другие: нервных, развинченных юношей и девиц, то есть типы, так часто встречающиеся теперь в среде детей, но здесь у писательницы заметно стремление показать все недостатки их.
Упрекают Чарскую в том, что многие из её произведений сентиментальны. До известной степени упрек этот основателен. Но сентиментальность у Чарской не искусственная, не шаблонная и проявляется в мягком, сердечном, задушевном, полном участия отношении к несчастным, забитым и угнетенным, в теплом сострадании к обиженным судьбою или людьми. Сентиментализм Чарской тем хорош, что дает возможность незаметно воздействовать на чувства читателя и пробуждать мягкость его сердца. При этом Чарская, даже в сентиментальных вещах, никогда не нарушает чувства меры.
Для полной, беспристрастной, справедливой оценки Чарской очевидно еще не наступило время. Но оно придет. Явится компетентная критика, которая выяснит значение Чарской не только в детской литературе, но и в детской жизни. Быть может, эта критика отбросит некоторые менее удачные её произведения, но она несомненно выдвинет и те достоинства писательницы, которые создали ей такую огромную аудиторию, сделали ее самой популярной детской писательницей, любимицей детворы. До сих пор такой компетентной критики в области детской литературы мы не имеем: все случайные похвалы или случайные порицания случайных рецензентов, подчас даже целых групп случайных людей, руководствующихся нередко личными симпатиями и антипатиями.
Этим и объясняются диаметрально противоположные отзывы о Чарской: с одной стороны, восторженные похвалы, с другой — резкое осуждение. Допуская, что часть этих упреков справедлива, нельзя все-таки не признать несомненно благотворного влияния, которое имеет большинство произведении писательницы, бесспорно достигающей той главной цели, которую преследует и должна преследовать детская литература — будить в юных читателях добрые чувства.
Недоброжелатели, завистники и враги Чарской упрекают се в том, что она увлекает за собою детей, подобно сказочному немецкому «ловцу из Гаммельна». Да, несомненно, Чарская увлекает детей, но увлекает их в область добра и, не скрывая перед ними темных сторон жизни, показывает им всегда и светлые, ясные, солнечные точки в ней.
Чарская в праве поэтому спокойно относиться к тем отдельным хулам и нападкам, которым она подвергается, и, гордая сознанием, что за нее стоят чистые, искренние, неиспорченные детские сердца, может ответить своим хулителям словами древнего писателя: «Я сделала, что могла; пусть другие сделают лучше».

Скачал из Интернета "Записки маленькой гимназистки" и "Записки институтки". Если хватит сил прочитать напишу свое мнение. А пока и почитатели и критики сходятся в том, что дети книгами Чарской зачитываются, саму Лидию Чарскую обожают, пишут ей письма, спрашивают совета и т.д. То есть признают ее талант. Так же получил подтверждение, что Институт она описывает правдиво. Так что вопрос, вредно или не вредно детям читать ее книги, просто не стоит. Если каким-то детям читать ее книги вредно, значит с этими детьми что-то не в порядке. Если у персонажей Чарской критик Масловская обнаруживает отрицательные черты, то это не претензия к писательнице, раз характеры и поступки ее персонажей соответствуют реальности. А то, что неосознанно разоблачая Институт, институток и преподавателей, Чарская вызывает любовь к Институту, так я бы очень хотел, чтобы и нынешние деятели культуры, показывая негатив в нашей истории, не лили помои на наше прошлое. Свою Родину и ее историю нормальному человеку положено любить, как самого себя. А что себя надо любить в первую очередь, - это утверждают и западные и наши прозападные спецы по нашим душам (психологи), подтверждая тем самым фразу из песни: "Я люблю тебя, жизнь..."