Клуб "Преступление и наказание"

11 «А» класс лениво досиживал последние десять минут урока французского – учительница уже давно выполнила план урока на сегодня, но отпускать учеников не спешила, все же, нужно было соблюдать формальную дисциплину от греха и директорского гнева подальше. Девчонки тихонько болтали и хихикали, а парни тайком плевались в друг друга бумажными комочками из ручек.
- Катьк, после уроков за арку, n’est-ce pas? - толкнула локтем свою соседку по парте бойкая рыжая Наташка.
- Наташ, ты же знаешь, что никаких больше арок! - оторвалась от учебника Катя, - Мне отец такую взбучку задал в прошлый раз за сигареты, грозился, что в следующий раз вообще прибьёт.
- Потому что ты, дурочка, духами волосы не побрызгала, как я тебе говорила! Сделаешь все четко, парочку жвачек скушаешь, пальцы влажными салфетками вытрешь, и ничего он не заметит!
- Ага, конечно, а если он там решит пройти и меня с сигаретой увидит? Я вообще-то недалеко от арки живу, – покачала головой Катя.
- Да брось ты, никогда такого не было же. Да и тем более наверняка он у тебя на работе, - Наташа игриво улыбнулась, – Ну пойдём, Катьк, я вон Собрание разноцветное купила.
- Ну ладно, уговорила ты меня, искусительница хренова, - вздохнула Катя. На самом деле, ей не особенно нравилось курить, просто безумно нравилась эта атмосфера, этот дух свободы и независимости – собираться с самой хулиганистой частью класса после уроков за аркой, курить сигареты и рассказывать друг другу всякие приколы.
- Ну, слава Богу, наконец-то, - хмыкнула Наташка. К тому, что её подругу всегда приходится уговаривать ходить за арку, она уже привыкла, ведь отец у Кати действительно был строгий и наказывал уже восемнадцатилетнюю девушку ремнем за каждую провинность. Катя этот факт особенно не скрывала, все равно её нередко выдавали синяки на попе, когда она переодевалась на физкультуру, а своей лучшей подруге, Наташе, она сама частенько жаловалась на отца. Для одноклассников Кати такое воспитание было дикостью, если кого и пороли, то только в глубоком детстве, однако над Катей никто из-за этого не смеялся, так как ребята были хоть и хулиганистые, но добрые, так что ей только сочувствовали, тем более, что она была к тому же еще и самой красивой девушкой в классе. Высокий рост, светлые волосы и голубые глаза она унаследовала от отца, а тонкость и изящность конечностей от матери. Матери, которой, однако, уже давно с ней не было. Марина, мать Кати, погибла в автокатастрофе, когда девочке было всего четыре года. Катю решили воспитывать бабушка с дедушкой, чтобы дать возможность Максиму, ее отцу, тогда еще совсем молодому парню, нормально обустроить свою личную жизнь. Но городскому ребенку было слишком скучно в деревне, да и Катя очень скучала по отцу, так что через пару лет Максим сдался и забрал девочку к себе. Личную жизнь, впрочем, он так себе и не обустроил – не потому что не мог, а потому что просто не хотел. У него было достаточно знакомых девушек для удовлетворения чисто физических потребностей, а заводить вновь серьезные отношения он не желал. На работе вся женская часть коллектива с ума сходила по красивому и холодному вдовцу, однако Максима только забавляли эти попытки флирта со стороны гидроперитных полнеющих тридцатилетних дам, выглядящих лет на десять—пятнадцать старше своего возраста. Зарабатывал Максим хорошо, а потому старался своей дочке ни в чем не отказывать – можно сказать, что Катя жила как принцесса, но как принцесса отнюдь не избалованная, а всегда знающая, что за проступок её ждет отцовский ремень.
Наконец, прозвенел звонок и ребята засобирались. Катя слегка зевнула и потянулась, разминая руки.
- Кать, какие же у тебя руки красивые, - засмотрелась Наташа, - Была бы я парнем, только бы с тобой и встречалась!
- А с чего ты взяла, что я бы с тобой встречалась? - немного смущенно хихикнула в ответ Катя.
- Да ты бы просто не посмела мне отказать, - подмигнула Наташка.
- Отказать бы не посмела, - решила немного подыграть ей Катя, - но ты же знаешь, что отец бы мне все равно запретил.
- Ага, сейчас, - ухмыльнулась Наташа, - это я бы ему запретила тебя пороть ремнем. Ладно, хватит болтать, пойдем отравлять наши юные организмы!

***
Стояла достаточно промозглая погода и Катя немного закашлялалась, затягиваясь красивой розовой сигареткой из Наташиной пачки, однако курить не перестала. Весело захохотала над очередной шуткой местного заводилы Лёхи, как вдруг почувствовала, что кто-то резко рванул её за руку.
- Что, черт возьми… - она недовольно обернулась к обидчику и её сердце буквально провалилось – это был её отец.
«Папа… Но как, он ведь должен быть на работе! Ах, черт, сегодня же суббота! Все время забываю, что по субботам остальная страна отдыхает, это только мы, несчастные, учимся! Ну все, мне конец» - лихорадочно пронеслось в голове Кати, пока Максим испепелял её строгим взглядом. Компания курящих школьников замерла, встревоженно наблюдая за этой сценой.
- Катерина, ты совсем с ума сошла?! – отец дал дочери пару несильных пощечин. – Что ты творишь?!
Катя выронила сигарету и вся буквально задрожала от страха и унижения. Отец пару раз поднимал на нее руку при Наташе, однако вот так, по лицу, при всех – никогда.
- Папа, пожалуйста, не надо… - беспомощно пролепетала она.
- Еще как надо, - Максим крепко ухватил дочь за руку повыше локтя, - Быстро домой, буду драть тебя ремнем.
- Она уже взрослая для ремня-то, - не слишком уверенно начал Лёха, - Может, не надо, Максим Валерьевич...
- Я лучше знаю, что надо, а что нет, Алексей, - ухмыльнулся Максим, - Катя, быстро домой!
Катя на ватных ногах поплелась за отцом, всеми силами стараясь не плакать. Наташа стояла, потупившись в асфальт, чувствуя стыд за то, что из-за нее подруге опять попадёт. «Впрочем, как же хорош всё-таки её отец, не то, что мой пузатый. От такого мужчины я бы и сама не отказалась получить ремня», вдруг неожиданно для самой себя подумала девушка.

***
- Так, дрянь мелкая, быстро в свою комнату и чтобы была через пять минут готова к наказанию. Драть буду больно. Ты поняла?
- Да, папа, - прошептала Катя и последовала отцовскому приказу. В комнате она сняла с себя все ниже пояса, достала из шкафа ремень, который отец использовал специально для порки, встала на колени перед диваном и улеглась на него животом, положив рядом с собой орудие наказания. Минут через десять в комнату зашел Максим. Катя знала, что противиться отцу нет никакого смысла, однако можно было попытаться хоть как-то смягчить наказание.
- Папа, милый, пожалуйста, не наказывай меня сильно. Ты и так меня уже наказал, унизив при одноклассниках.
- Катя, закрой рот и слушай меня. Я уже третий раз замечаю, что ты куришь. Такое складывается впечатление, что ты теперь делаешь это на регулярной основе. Я тебе уже сто раз говорил, что недопустимо так гробить свое и так не слишком хорошее здоровье. В прошлый раз мы с тобой читали, насколько это вредно, но на тебя все равно это не оказало никакого эффекта, как я вижу. Поэтому сейчас ты будешь наказана. Сильно. Дам тебе пятьдесят крепких ударов ремнем. А ты будешь смирно лежать и терпеть. Если вздумаешь вырываться или закрываться руками, получишь еще больше.
- Папа…
- Я сказал, закрой рот, - Максим уже взял руки в ремень и сложил его пополам. Прицелился и со всего размаха ударил им по беззащитной девичьей попе.
- Ох, - Катя закусила губу и попыталась максимально расслабить ягодицы. Отец бил очень больно, не жалея, однако при этом порол равномерно и каждые пять ударов менял позицию, чтобы половинкам доставалось одинаково.
- Ты, - удар, - тварь такая, - удар, - больше курить, - удар, - у меня, - удар, - не вздумаешь.
Катя всхлипывала и стонала при каждом ударе, отчаянно пытаясь не вертеться и не закрываться, однако на тридцатом десятке она не выдержала, закрыла попу руками и запричитала:
- Папочка, милый, пожалуйста, мне очень-очень больно!
- Руки быстро убрала! – Максим несильно хлестнул по рукам и Катя, всхлипывая, отняла руки от попы, - Я тебе для того и наказываю, чтобы было больно, тварёныш. В прошлый раз жалел, вполсилы хлестал, и ты расслабилась, я смотрю, подумала, что за сигареты будешь легко отделываться. Ан нет. Лежи и терпи. За руки пять дополнительных ударов получишь.
Отец вновь принялся за порку. Катя все громче стонала и вздрагивала. Попа горела, и каждый удар причинял все более и более нестерпимую боль. Казалось, экзекуция не закончится никогда, однако Максим вдруг остановился и спросил уже более спокойным голосом:
- Катя, ты все поняла?
- Да, папа.
- Что ты поняла?
- Что курить нельзя. Я больше не буду, папа, прости меня, пожалуйста!
Максим невольно засмотрелся на тело девушки. Этот контраст длинных тонких ног с круглыми и весьма объёмными ягодицами, малиновыми от ремня, на которых уже начали проступать синяки… Мужчина нервно сглотнул. Который раз он жадно засматривается на уже давно половозрелое тело дочери и ничего не может с собой поделать. Оставался еще десяток ударов, но Максиму уже стало слишком жаль Катю.
- Всё, можешь одеваться, - вздохнул он и вышел из комнаты.
И Катя оделась. Как всегда дома в обтягивающие леггинсы и в не менее обтягивающую футболку. Смыла в ванной потекшую от слёз тушь и, еще немного всхлипывая, пошла на кухню, где отец заваривал чай.
- Ну, иди сюда, - он притянул дочку к себе и усадил на колени лицом к себе, – Неужели действительно так больно было?
- Вообще-то, да, - надула губы Катя, уже начиная переходить из состояния наказанной девчонки в состояние принцессы. – Ты очень строгий.
- Котёнок, я очень строгий, потому что я очень тебя люблю, - Максим убрал мокрую от слез прядку волос с лица Кати, - И я не позволю, чтобы ты портила свое здоровье. Ты понимаешь это?
- Да. Я тоже тебя очень люблю, - Катя уткнулась отцу в плечо, - Только вот люблю и боюсь одновременно.
- Правильно, ведь я твой отец, - усмехнулся Максим и еще крепче прижал к себе девушку. В груди его ныло и щемило чувство бесконечной нежности к Кате, смешанное с ничем не преодолимой страстью и стыдом за то, что он такой, какой есть. Нет, Максим не был педофилом. Желать свою дочь он стал уже тогда, когда она превратилась из девочки в красивую и женственную девушку, именно поэтому он не перестал её наказывать, ведь наказания стали приносить ему удовольствие. Он вдыхал такой вкусный и родной запах Катин волос, думая о том, что максимум, что он может сделать, это вот так вот посадить ее на колени, прижать к себе и погладить по голове, хотя и это уже не совсем нормально делать со своей дочерью. Максим думал еще о том, что ни один мужчина в мире, включая его самого, не достоин этой прекрасной девочки. Как же он ненавидел свою судьбу за то, что девушка, которую он бесконечно любит и страстно желает, является его дочерью и он, безусловно, никогда не позволит себе сделать с ней то, что он так хочет.
А что Катя? Она, несмотря на возраст, пока еще не осознавала всего полностью. Она просто знала, что не слишком злится на отца за наказания, знала, что боль проходит, а теплое чувство некой защищенности остается, знала, что не хочет покидать этот мир, где папин ремень это самое страшное, что может с ней случиться… А еще она знала, что её совершенно не интересуют прыщавые и неуклюжие сверстники, и что ей очень хорошо рядом с таким вот сильным, строгим и заботливым отцом.
- Ладно, все, не бойся и не переживай, - потрепал Максим Катю по голове, - У меня такое вот предложение: давай не париться с ужином, закажем твою любимую гавайскую пиццу и скушаем ее под какой-нибудь сериальчик, там как раз второй сезон «Очень странных дел» вышел.
- Просто отличное предложение, - улыбнулась Катя, будто ее только что и не наказывали ремнем. – Все же ты очень классный, пап.
И прижалась к нему еще крепче.

Написано легко и занимательно, но, на мой вкус, слишком уж схематично; порка за курение - в избранном жанре стародавний штамп, да и незыблемую триаду "проступок - наказание - примирение" неплохо было бы, по-моему, как-нибудь развить, разнообразить, подрасшатать... Несколько выбиваются за рамки мэйнстрима мотивы инцеста - и в самом деле, дать прочувствовать терзания отца, возжелавшего родную дочь - достойная писателя задача, но тут нужна несколько иная оптика, несколько более вдумчивый подход.

Приветствую Вас на форуме, Чайка!

_________________
Hi.

Из гостеприимства к новому человеку выскажусь сдержано. - ПОШЛОСТЬ, а потому скука. Смакуемые автором мотивы инцеста, ради которых огород и нагорожен - пошлость (и соответственно - скука) в квадрате,
Возможно, если бы автор себя отпустил, оттянулся от души, то вышел бы неплохой "акын".

Да, тут бы лучше или более психологично, или более оторванно. А так - ни то, ни се.
Особенно умилило утверждение, что Максим не был педофилом .

А педофилия то тут причем?