Клуб "Преступление и наказание"

Звенья цепи в ядовитом дыму

Проматывая колёсами своего малинового «КоссатоГигля» улочки мирного Хэнсвилля, до самого центра города водительница кабриолета, Элис Нелькенбаум, ловила на себе удивлённые, испуганные и даже возмущённые взгляды пешеходов. Это вводило Элис в недоумение и заставляло ехать осторожнее, чем всегда. Других автомобилей было мало, но они всё же попадались на дорогах этого необъятного, но забытого остальным человечеством, городка, так что вариант с праздником и перекрытием движения отпадал.
Наконец, уже в центре, с обеих сторон мостовой наперерез «КоссатоГиглю» выбежали двое полицейских. Элис даже обрадовалась, что её остановили.
- В чём дело, офицер? – промурлыкала Элис без приветствия, приготовляя водительские документы для досмотра. – Вы хотели предупредить, чтобы я подняла откидной верх своего автомобиля? – она одним лишь взглядом вверх, к почти безоблачному небу, риторически вопросила о возможности грозы и дождя. – Как я могла заметить, в вашем милом городе принято слишком уж пялиться на юных леди.
В ответ старший полицейский молча протянул руку за правами. Это было вполне в границах почтительности. Всего одна ламинированная карточка – и столько возни, будто у неё там ещё ворох медицинских справок к обязательному предъявлению.
- Доброго дня, мисс… Элис Нелькенбаум, - прочёл офицер, своим приветствием удостоверяя статусный разрыв. Младший же в их жандармской паре, стоя ближе к водительнице, перестал даже подавать вид, что имеет что-то добавить. –Майор Мэн, городская полиция. Сожалею о Вашем дискомфорте, - Элис кивнула было проявленному пониманию к её раздражению от тех пялившихся, - …но, боюсь, продолжение Вашего путешествия невозможно самостоятельно. Вам придётся дождаться водителя мужского пола для своего моторного средства.
- Что-о?!
- Вам придётся дождаться супруга, мэм, брата, или же заказать водителя по муниципальному абонементу, по номеру 2-91-22-008, - протараторил старший с каменным лицом. И вдруг спохватился, вернувшись взглядом к удостоверению Элис: - Прошу Вашего пардона, мэм! Ведь Вы не местная. Муниципальный абонемент Вам недоступен; с водителем мужского пола могут возникнуть трудности…
- Я вообще не понимаю, что происходит! Почему я не могу ехать?
Словно в обескураживающий ответ, зашебуршала допотопная рация у младшего напарника на поясе: «Митшоурайн стрит, 100-2, обнаружен объект 2601-90, возможно, требуется подкрепление, Уорг,где Вы?
- Уорг на связи! Вызов принял; у нас тут…
- Иди, Алекс, - перебил его старший, - у нас тут всё в порядке с мисс… эээ… Некленбаум
- Нелькенбаум, - эффектная блондинка уже начала закипать, вот-вот посыплются ослепительные молнии.
- … можешь взять машину, - хамским образом проигнорировал её уточнение полицейский.
- Она не понадобится, сэр! Это в квартале отсюда, и это не гонки, там осада. Буду на месте через 3 минуты! – Он побежал забавно, вперевалочку, на ходу проверяя что-то, спрятанное под мундиром. Пистолет?!
- Вы что же, криминальная полиция? Может быть, объясните, наконец, за что вы меня задержали?
- Мэм, разве Вы не читали объявления при въезде в Хэнсвилль?
- О нет…
- О нет – то есть, да, мэм, или же – нет, не читали? Они повсюду, ими просто усеяны все въезды в город, это огромные билборды. Водителю следует быть очень внимательным на дороге. Вы не могли не заметить эти плакаты, если только не гоняете, как…
- Но что же у нас с Вами может быть в порядке, сэр?! В чём дело?
- Дело в атмосферных выбросах, мисс. Уже несколько лет в Хэнсвилле и окрестностях Хэнсвилля дамы не допускаются за руль из-за малоисследованного природного явления. Местные испарения в непредсказуемый момент, в непредсказуемый день, моментально погружают женщину в сон – причём, это действует только на женщин. Не смейтесь, мадам, я говорю совершенно серьёзно. Об этом не пишут в газетах и не говорят по телевидению, поскольку тема щекотливая, эти гендерные вопросы, и уже несколько лет журналисты ожидают, когда всё уйдёт в историю и можно будет мифологизировать, как угодно…
- При чём здесь мой кабриолет?! Почему я не могу доехать до гостиницы?
- Всё дело в скорости, мэм, с которой засыпают дамы. Испарения не ядовиты, после пробуждения дама не приобретает никаких недомоганий, но… Вам знакомо такое вещество – хлороформ? Есть ли у Вас дети… ах, нет, это-то у вас происходит без наркоза: там нужна чувствительность - офицер с видимым усилием сдержал похабную ухмылку, будто нарочно делал всё, чтобы подраться с Элис. – В общем, если человеку предстоит болезненная операция, ему спускают маску с хлороформом и усыпляют за десять вдохов, так, что он ничего не почувствует. Так вот, «Хэнсвилльские выбросы» действуют за два вдоха. Вы представляете себе, что будет, если мы позволим дамам садиться за руль? Обычно у нас более оживлённое движение на улицах, и если…
- Достаточно, я всё поняла. Офицер, вот карта города, моя гостиница – видите? - находится в трёх перекрёстках отсюда, я ведь умею читать карту? Я уже доехала от самых окраин до самого центра города, и…
- Боюсь, продолжение движения всё равно невозможно, мэм. Никто не знает, в какой момент случится очередной цикл испарений. И потом, лично Вы можете ехать предельно осторожно и заглушить двигатель тормозом, чуть только Вас начнёт клонить в сон. Но важен прецедент. Я не могу позволить, чтобы на моём участке дамы садились за руль, и настоятельно рекомендую воспользоваться моей помощью.
- Это как раз действительно невозможно. Этот «КоссатоГигль» - МОЯ машина, и никто другой не может занимать водительское кресло.
- Тогда Вам придётся идти пешком. Позвольте, мадам, я помогу Вам с чемоданами, но сначала всё-таки отгоню машину к обочине с центра перекрёстка!
- Я что, даже этого не имею права сделать сама?!
- Боюсь, что нет… МАДАМ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ, ОПОМНИТЕСЬ!
Заговорившись, он машинально выдал права в протянутую за ними руку. Плотоядно ухмыльнувшись, сексапильная блондинка стартанула, как реактивный самолёт, чуть не повалив ненавистного полицейского одной только засасывающей воздушной струёй в след от колёс, в пылевой взрыв. В следующий миг пришло осознание, что ехать в сторону гостиницы нужно вовсе не вперёд, а в ещё следующий миг – в отражении возник мгновенно сориентировавшийся майор: под мундиром полицейских Хэнсвилля действительно оказался пистолет, который офицер выхватил и на бегу уже направил в сторону колёс автомобиля.
- Не стреляйте! – она так же резко притормозила и вырулила на обочину. – Вот видите, как всё просто.
- Мэм, Вы за это ответите! Серьёзно ответите!
- Это нападение на полицейского? Оскорбление при исполнении? Я угрожала Вашей безопасности или просто напугала такого сильного вооружённого мужчину? Офицер, я не боюсь скандала. Если мы сейчас отправимся с Вами в участок, Вам придётся ответить МНЕ за грязные приставания…
- Нет, не в участок, мисс, - рявкнул полицейский, в надежде хоть как-то перехватить инициативу. – Собирайтесь уж, полиция Хэнсвилла в моём лице с радостью поможет Вам донести Ваши вещи до Вашей гостиницы.
Это была его очередная ошибка. Выйдя из машины и захлопнув тент, с самой безобидной, самой очаровательной широкой улыбкой, вся светящаяся Элис шагнула навстречу осанистому джентльмену в тёмном костюме, застывшему неподалёку на тротуаре, пронаблюдавшему всю сцену досмотра и будто ожидавшему, что машина «причалит» перед ним, даже не шелохнувшемуся при торможении Элис.
- Уважаемый сэр, к сожалению, не знаю Вашего имени, но я бы хотела попросить Вас о помощи. Я новенькая в Вашем городе, остановилась в гостинице Ремелтинг. Это совсем недалеко отсюда…
- Джентри, мэм. Моё имя - Дуглас Джентри. Чем могу быть полезен?
- Я Элис Нелькенбаум, предприниматель. Гостиница Ремелтинг, по карте, осталась позади, в трёх перекрёстках отсюда…
- Да-да, мне знакома эта гостиница. Точнее, я знаю, где это.
- Вы ведь местный, джентльмен? Я в беспомощном положении из-за своего огромного чемодана. Раньше я всегда оставляла его внизу, в багажнике автомобиля, на стоянке гостиницы. Можно было спускаться с большой сумкой и брать наверх, в номер, только те вещи, которые сейчас нужны, а ненужные спускать обратно вниз. Но в этом «славном» городе женщинам запрещено водить автомобиль, а позволить кому-либо садиться за руль своей крошки я не могу; не только мужчины имеют право на предрассудки насчёт собственного авто…
- Чемодан – без ручки? - не удержался от автоматической остроты Дуглас.
- О нет, сэр, - расхохоталась Элис, запрокинув голову, чтобы сбить прицел злой искорки своего взгляда. – Но чего у него действительно нет – так это колёсиков. Его придётся нести в руках…
- Мисс Нелькенбаум, - вмешался полицейский, - я ведь составлю на Вас протокол!
- А для задержания меня нет оснований, так? Моё имя Вам известно, номер автомобиля, гостиница – тоже. Что ж, надеюсь, я «потяну» штраф… Спасибо, офицер! Я больше не сяду за руль иначе как в противогазе. Полиция Хэнсвилля может быть свободна; всё для блага горожан и гостей города, - уничтожающе развернулась Элис.
От её внимания не укрылся обмен какими-то понимающими взглядами между Джентри и удаляющимся Мэном, но она тогда списала его на мужское признание чужой победы в самой главной конкуренции.
- Вы такой любезный, мистер Джентри… и сильный… - ворковала блондиночка, продолжая строить из себя восторженную девочку, в своей стройнящей пиджачной паре, клубах парфюма, заметных разноцветных кольцах и погремушках минималистских бус и серёг. Насчёт силы это была не лесть: восьмидесятифунтовый, как минимум, чемодан – он нёс в одной руке, не кособочась, без видимого напряжения, будто робот. – Наверное, у Вас есть всё, чего хотела бы добиться я, и, может быть, больше.
По своему опыту, Нелькенбаум знала, что, если огорошивать мужчин очарованием и инициативой, непристойные предложения и фантазии, которых она избежит, непропорционально огромнее, чем все обязательства, которые так придётся принять на себя самой. Что бы мог потребовать от неё Джентри, в её поистине беспомощном положении? Даже ночь любви далеко не казалась пределом притязаний.
Но Дуглас не смотрел на Элис, не любовался ею, не играл бровями, не пропускал мечтательных улыбок и полуулыбок. Как оказалось, он ещё более по-деловому блюл свой честный интерес:
- Мисс… Нелькенбаум, - пауза минимальна; ей льстило, что он сразу запомнил её фамилию, - Вы так говорите, как будто я считал бы себя вправе что-то у Вас попросить взамен за свою помощь. Но я просто местный, а Вы – гость.
- Отчего же, мистер Джентри; я вот замерла в ожидании, чем Вы пожелаете озадачить бедную девушку, ибо Вы вправе: Ваша помощь сегодня для меня действительно неоценима. И ещё этот мерзкий Мэн…
- Что же, - позволил себе прервать её Дуглас, всё так же не удостаивая семенящую у его локтя «девочку» взглядом, - позвольте мне КАК-НИБУДЬ вечером угостить Вас ужином, или, если Вас не устраивает, - пусть каждый платит за себя, - и покончим с этим, потому что мне правда очень неловко. Больше Вы мне не должны ничего.
- Дорогой сэр! – пролепетала Элис, по-прежнему рассчитывая опрокинуть инициативой собрата – делового человека, - я свободна для Вас уже этим вечером. Но спасибо за понимание: разумеется, каждый платит сам за себя.
- Вот и прекрасно…
- Тем более, моя поездка – не романтическая; я приехала сюда на деловые переговоры, - она резко осеклась, недоумевая на себя. До сих пор совершенно не в её привычках было – забалтываться, льстить, уговаривать – тем более, мужчин, торопить знакомство с мужчиной… Видимо, дело было в отсутствии встречной инициативы.
Это слово «инициатива» было одним из заветных для Элис. Оно значило так же много в её жизни, как, например, «непредвзятость», «свобода», «искоренение стереотипов».
- Добро пожаловать в «Ремелтинг», мадам! – завёл свой разговор портье, когда Дуглас удалился в предвкушении совместного вечера. Портье поднялся на этаж вместе с ними, сразу переняв чемодан из рук мистера Джэнтри и нимало не смущаясь очевидным своим проигрышем в выносливости этому джентльмену (явно знакомому). Всё равно, донести, пыхтя и кривясь, чемодан до номера или довезти его в багажной тележке было его, портье, работой, за которую он мог рассчитывать на хорошие чаевые. Элис обожала «считывать» мужчин, особенно, парируя их попытки «считать» её саму по скудному шовинистическому алфавиту.
- Ваш персональный телефон здесь, мадам! Вы спрашивали телефонную книгу – сейчас я принесу её; Вы можете забрать её с собой, это будет подарок от заведения.
В те времена, такое изобретение, как сотовые телефоны, уже было известно жителям Фикшенландии, но не получило ещё практического распространения.
- Не позволяйте «женоненавистническим» испарениям нимало побеспокоить Вас: здесь у нас газоизоляция в номерах, как в подводной лодке. Автономная вытяжка, автономный резерв кислорода, насосы. Вот только окно не открывается без отключения всей системы. Вот этот рубильник в Вашей комнате. Но мы настоятельно не рекомендуем им пользоваться: на него «завязана» и противопожарная сигнализация тоже. Конечно же, если Вы захотите воспользоваться индивидуальным балконом… прошу Вашего пардона, мадам, мы решили отключать ещё и электричество в номере по этому рубильнику. То есть, сидя на балконе, Вы не сможете забыть выключить свои бигуди, мадам, - усмехнулся портье. – Зато они не расплавятся…
Пример с бигуди и в целом инфантильный стиль объяснения моментально взбесили Элис.
- Не очень-то хорошо придумано. Потом, насколько я поняла, коридоры гостиницы у вас не изолированы, то есть, система не замкнутая. Ей просто не хватает мощности, чтобы справиться с потоком воздуха с улицы. Неужели ваши чудо-изобретатели, МУЖИЧКИ местного разлива, не могли за несколько лет пристроить воздушные фильтры помощнее? Или придумать более изящное решение?
- Мисс Розенбаум, простите, мисс Нелькенбаум, - возразил портье с достоинством маленького человека, - такие технологии, несомненно, возможны в наши время, но если бы их переводить на постоялые дворы – пускай и первоклассные, как наш, - Фикшенландия никогда бы не рассчитывала выйти в космос!
- А так всего лишь дата пилотируемого полёта переносится и переносится на следующий год, сколько себя помню, - съязвила Элис. – Впрочем, я ещё очень юна. Вы собирались мне принести телефонную книгу, сэр – буду Вам весьма признательна.
Портье покорно удалился; на лице его проступило осознание, что перспектива по-настоящему щедрого вознаграждения отступила.

- Представляешь, они откровенно смеются мне в лицо, - жаловалась Элис на «денежных тузов» местного масштаба, уже вечером, за ужином с Дугласом. Прекрасный ресторанчик, средиземноморская кухня, печёное мясо козла и домашнее вино. Здоровый аппетит при безукоризненной фигуре у обоих.
- Элис, я думаю, нельзя «смеяться в лицо» через телефонную трубку.
- Ах-ха-ха, - деланно пророкотала Элис, но в этот раз не приняла замечание близко к сердцу. – Ну, а как ты ещё это назовёшь: любые переговоры – только в Рустервилле, а там и гостиниц-то нет. Я уже смотрела по карте: Рустервилль – это ваш пригород, до этого пригорода добрых двадцать миль, они там осели все, не желают выбираться, кроме как на гонки на своих спортивных «монстрах», а весь бизнес делают в Хэнсвилле, все деньги делают здесь. Даже если я отправлюсь пешком – кто знает, не смотрит ли меня по дороге, не рухну ли я прямо в канаву на обочине в своих платьях, с этими вашими газами…
- Да, действительно, до самого Рустервилля циклы испарений вполне докатываются… но разве ты носишь платья?
- Чёртовы таксисты как будто в сговоре против бизнес-леди: ломят такие цены, не гарантируют свободный автомобиль… На всю телефонную книгу – один голос, одни и те же слова. Я не понимаю, неужели же эти мужланы – мои, простите, «партнёры», - рассчитывают, что я заночую у кого-то из них в особняке? Боже мой, неужели в этом городке совсем никуда не выбиться девушкам? – всю эту гневную тираду она промурлыкала впечатляюще расслабленно, завораживающим ровным голоском, не выпуская бокала вина из изящного захвата голой тонкой ручки.
- Не похоже, чтобы тебе было приятно обсуждать подобные версии, касательно особняка. Давай поговорим немного о другом, - предложил Джентри. – Например, о твоём бизнесе. Имею ли я право поинтересоваться, какое дело ты собираешься открыть у нас?
Конечно же, Элис не была дурой, чтобы так уж выбалтывать свой бизнес-проект направо и налево, но Джентри захватил её доверие, будто загипнотизировал её. Все её мысли и сомнения оказались заняты его непроницаемостью; не могло быть и речи о том, чтобы «считывать» Дугласа. К тому же, кроме стартового капитала, который Элис рассчитывала собрать на паях, для открытия дела в незнакомом городе необходим союзник…
Это не было ещё страстью, не было романтическим возбуждением, но было чем-то незнакомым лично Элис, не описуемым её словами. Если бы в государственном языке Фикшенландии существовало разделение личных местоимений по степени близости, Элис хотя бы могла приблизительно охарактеризовать это ощущение как: окончательный переход на «ты».
Она отставила в сторону тарелку, перегнулась через столик и заговорила тихо, отчётливо и направленно:
- Я хотела бы открыть свою пиццерию. Ты знаешь, вообще, что это такое – пицца? В Хэнсвилле совсем не готовят пиццу, эта ниша свободна. Я узнала об этом случайно, но об этом мало кто знает, это и будет мой коммерческий секрет. Пицца – блюдо, которое нравится всем. Даже в тех местностях, где народ, вроде бы, не признаёт никакую другую кухню, кроме своей, пицца будет продаваться.
- Окей, хорошая идея! – нарочито громко высказался Дуглас, подавая тем знак, что вся конфиденциальная информация им усвоена и Элис может выпрямиться, ведь ей, должно быть, неудобно. Странным образом, она не вспыхнула, что он манипулирует её телом, как голосовой марионеткой. – Ты ищешь долевое финансирование, помещение, поставщиков?
- Всё так. У меня уже есть открытые пиццерии, в разных штатах Фикшенландии, и кое-какой собственный стартовый капитал.
- Но сведения о нашем рынке и вообще о Хэнсвилле – такие, обрывочные?
- Ну, с чего ты взял? Разве что, я не знала самого главного: об этих ваших газах. Ну да главное ведь – ниша, конкурентное преимущество, а оно у меня есть. Остальное – местные нюансы, но не должно влиять на показатели.
Как только он предложил бы ей вложиться в её проект, пришлось бы ему решительно отказывать. Лишний повод поговорить об условиях сохранения приятельских отношений с этим мужчиной – и, возможно, о чём-то большем. Однако в разговоре с ней он пока даже не заикался о своих деньгах. Если это и был подставной знакомец, то очень, очень опытный и опасный, совершенно себе на уме. От таких молодая предпринимательница склонна была держаться подальше, но жертвовать знакомством с Джентри не было ни повода, ни желания. Элис вслушивалась и вглядывалась, но видела только мускулистого брюнета, гладко выбритого, с идеальным римским профилем. Нет, положительно, надо что-то делать, возвращать инициативу.
- А вот эти ваши испарения… о них ведь даже из местных вообще никто не знает ничего достоверного? Я до сих пор сомневаюсь, что это всё не мистификация. Вот… как ваши женщины так живут, без права водить машину, управлять механизмами, без свободы передвижения?
- Ты ещё почувствуешь на себе, что это не мистификация.
- Если ты откуда-то знал, что у меня и так бывает анемия, что меня иногда смаривает буквально на ходу…
- Что ты, я ничего от тебя не скрываю, мы познакомились только сегодня. Что же до женщин Хэнсвилля… Я бы рассказал тебе – как, – засмеялся Джентри, - но мне ты всё равно не поверишь. Спроси у них лучше сама. Ты как, легко сходишься с новыми подружками?
- О нет! – вскричала Элис. И только потом осознала своё очередное поражение. Разговор о равенстве полов, на который чуть не удалось было вытянуть этого галантного кавалера, тут же перескочил на её личность, Элис Нелькенбаум.
Поговорили о ведении бизнеса, безо всякой конкретики. Во главе переходивших на самоуправление заведений в других штатах Элис принципиально ставила одних только женщин и здесь не собиралась поступаться принципом, но с опасными печами под началом женщин будут, в местных условиях, работать мальчики. Так даже лучше: после каждого провала «наместницы» в сон, можно будет устраивать выволочку парням. Поставить же за кассу женщину, отправить даму с подносом – и безо всяких испарений решительно невозможно. Законы бизнеса ведь запрещают обслуживающему персоналу делать замечания клиенту, если только тот не переходит в своей грубости и хамстве границы, но эти границы определяются мужчинами. Мужчинам угодно согласиться, что нецензурная брань в адрес женщины, допустим, преступление, но не в адрес заведения или по каким-то своим поводам. Однако в наступающей новой эре, женщина – это не только работа, бизнес и самореализация наравне с мужчинами, женщина – это ещё и превосходящие манеры. Она вправе и должна учить человечество деликатности, уважению, сдержанности…
Лёгкое вино пилось в изобилии. В своих попытках «опрокинуть» Дугласа, Элис переусердствовала, выруливая разговор обратно на женщин. Обсуждение в первый же вечер знакомства выбросило в весьма интимную область, но Дуглас, даже излагая необходимые подробности эпизодов своего прошлого, не смущался и не эпатировал, не склонял Элис к флирту (чего та всё ещё немного побаивалась), не жаловался на прошлых жён и любовниц (какового проявления слабости она сильно боялась, но и добивалась от него). Он произнёс фразу, незамысловатую и вовремя – настолько, что парадоксальным образом эта фраза покорила Элис: «самое приятное – доставить удовольствие девочке».
Если днём, при знакомстве, Элис «отыгрывала» «девочку», почти подростка, то теперь взялась за роль взрослой женщины, немного циничной и бесстрашной, но главное - умной.
- Ты мог бы мне оказать ещё одну услугу… Я всё ещё про транспорт до места переговоров… Ты мог бы меня иногда отвозить? Нет-нет, моя малышка «Коссато» не обсуждается, прости.
- Я думаю, что её уже и эвакуировала полиция…
- Чёрт возьми, я даже не задумывалась об этом, когда скандалила с полицейскими…
- Конечно же, мой «буйвол» в твоём распоряжении. Однако проблема в другом. Далеко не все рестораторы осели в Рустервилле. Я – твой конкурент, Элис. Прости, что не признался сразу, но этот ресторан принадлежит мне. То, что для тебя – занятие пустой ниши, с моей стороны будет воспринято, как передел территории. Не то, чтобы нас там вообще нельзя было видеть вместе…
Ситуация снова требовала агрессивного включения.
- Я не могу позволить тебе на этом основании не брать с меня плату за ужин. Я обещаю, - процедила Нелькенбаум, - что не воспользуюсь нашими дружескими отношениями для нарушения принципов честной конкуренции. Я не испрошу у тебя, прикрываясь дружбой или этикетом отношений мужчины с женщиной, ни контакта поставщика, ни благожелательных отзывов в твоём холле, ни рекламной площадке. Всё это мне будет даже оскорбительно заполучить на том лишь основании, что я – женщина, нравящаяся тебе.
- О да… Ты – очень умная женщина, Элис, – и очень умная персона. Ведь это – действенный способ получить от меня предложение всего перечисленного не компрометирующим образом. И позволить мне подтвердить, что ты мне нравишься. Что ж, боюсь, я ещё не готов тебе сразу столько всего предложить, но я всё обдумаю. И, конечно же, за любую свою помощь и сотрудничество я буду ждать реальную плату, но не буду ждать отношений.
- О, и я готова достойно платить, деньгами и бизнес-активами. Даже некоторым из тех, кто мне не мешает, но тем более, тем, кто помогает, - Она встала из-за столика и злой кошкой приблизилась вплотную к Джентри. - Начиная с ресторанного счёта: двадцать пять «беленьких» и пятёрка на чай. А это – если угодно, моя благодарность за хорошую рекомендацию заведения…
Дуглас с готовностью подхватил её спортивную фигурку за талию и слился с Элис в страстном долгом пьяном поцелуе.
Элис начисто снесло её хвалёный самоконтроль, и эта ночь досталась им двоим, раздевшимся.

Их первая ночь. Остатки гордости цеплялись как скалолаз за мысль, что преимущество внезапности – на её стороне.

Дни заскользили одинаковые, без досады и особых восторгов, рождающихся обыкновенно из уничтожения нажитых залежей скуки. Дуглас, понятное дело, стал завсегдатаем в номере Элис; переговоры ещё некоторое время откладывались, гостиница оказалась дёшева.
Наконец, в очередное утро Дуглас раздобыл ей эти промышленные противогазы и расселся наблюдать за примеркой с вальяжностью, в которой прежняя Элис неизбежно различила бы возмутительную издёвку.Но и сейчас девушка была не больно-то ласкова в интонациях и жестах, воплощая свою дерзкую радикальную задумку.
- Ну, нет, в этих масочках я похожа на бешеного кабана!
- Да, забавная ассоциация.
Элис вдруг услышала собственное грозное тяжёлое дыхание.
- Что же, имеешь в виду, что я сейчас и так похожа на кабана, даже без противогаза? – метнула она в него молнию через окуляры.
- О нет, я этого не говорил, - произнёс Дуглас с такой интонацией, с которой мужчины врут.
- А что же ты сейчас говорил? Разве другие девушки Хэнсвилля, которые решились бы выйти на люди в этой пластиковой маске, не становились бы в глазах местных кабанихами в тот самый момент? – Она опасным, особенно для волос, рывком сдёрнула противогаз. - Я не видела на улицах ни одной, ни одной девушки в химзащите! Поэтому все эти модели, которые здесь выпускают, - не приспособлены под женщин.
Он чуть ли не зарычал:
- Если уж тебе, прости, угодно сравнение тебя с животным – точнее, моя фантазия о том, что понавыдумывает Рустервилльский бомонд, накидавшись виски и чего ещё у них там есть, при виде женщины за столом переговоров, - советую обратить внимание вот на ту модель с огромными окулярами и боковыми фильтрами. Уточнение: именно её мы можем исключить. Гораздо хуже, если какая-нибудь шовинистическая свинья тебя за глаза сравнит с овцой, ты согласна? И так, методом исключения…
- Ты издеваешься надо мной?!
- Элис, возьми себя в руки; ты говоришь дело, и я говорю дело. Ты спросила про унижения – я ответил про дурацкие других мужчин фантазии. Хорошо, что ты понимаешь, что переговоры будут непростыми и длительными даже без твоей радикальной повестки из стекла, пластика и резины. А для меня ты – белая кошечка; нет, сейчас – стрекозка, которой вечно не хватает живого воздуха…
- Я – человек!
- Точно, дорогая. Подойди ко мне, посмотри мне в глаза, разве я сомневался в этом хоть на минуту, что ты человек? И, не прими пожалуйста за иронию, я не пытаюсь тебя разозлить, но: ты – человек, и ты… куришь. И ещё теперь этот проклятый противогаз…
- Я бросаю курить, практически бросила. –Что-то как будто перещёлкнуло в голове Элис: сейчас она выставила перед Дугласом, как щит, ослепительную слегка виноватую улыбку.
- Красивые зубы, малыш, замечательные ровные зубки… - он встал, клюнул губами эту улыбку. Сейчас в его интонации ничего не свидетельствовало ни об издёвке, ни об осуждении, лишь искренняя обеспокоенность звучала в ней.– Но – прости меня, милая – ведь в номере отключена газоизоляция, а на балкон ты не выходишь.
Она потупила глазки, засмущалась ещё очаровательнее.
- Понимаешь, курение перед сном – это… привычка, с которой я совершенно не готова расставаться СЕЙЧАС. К сожалению.
- Ты куришь прямо в постели?
- К сожалению.

Они выбрали наиболее инфантильную модель противогаза из не забракованных, «свинских»; Элис сама предложила называть её «поросёнком». Остальные же модели из принесённых Дугласом предстояло вернуть в магазин, и если бы продавец, даром, что тоже старый знакомец, отказался бы принять некоторые обратно, за них бы Элис, хоть она и не надевала бы их, всё равно пришлось бы рассчитаться с Дугласом. Итак, первый выход в свет в «поросёнке» предстоял - до магазина «Стройтоварыи спецодежда у Майка».
- За эту неделю, - сообщил осведомлённый Дуглас, - было не меньше четырёх циклов испарений. У меня официантки попАдали с подносами, как ни страховался, как ни говорил им всюду использовать тележки… А тебя оно накрыло?
- Трудно сказать. На улице – ни разу, и не видела даже, но я почти целыми днями сижу в своём номере, и иногда действительно смаривало головой в книжку… Или прямо в… понял ситуацию? Не пойму, это ваши газы или моя чёртова анемия. А теперь, с этими чёртовыми противогазами – боюсь, усилится, и будет срубать в десять раз чаще, чем всю женскую половину Хэнсвилля… Можно номинироваться на почётного гражданина города даже без пиццерии.
- Ты уверена, что это у тебя анемия?
- Нет же, я о том и говорю!
- Я имею в виду, ты уверена, что то, что ты считаешь анемией, это она и есть? Я догадываюсь, что ты не сама себе её диагностировала, а какой-то врач. Однако ты консультировалась с другими врачами?
Чуть позже в разговоре они снова вернулись к теме въедливых вредных привычек и борьбе с ними. И снова. Чувствовалось, как Элис тяготится своим недостатком силы воли.
- Эти никотиновые пластыри – такие противные… Вообще, лечиться от курения – всё противно. Все способы лечения не создают отвращение от самих сигарет, а от жизни в целом… Я массу всего перепробовала: иголки, нитки, липучки, тарелки…
- У тебя ещё и общий стресс, милая. По себе знаю, нелегко – делать бизнес где-либо в Фикшенландии. Сейчас, конечно, самое подходящее время форсировать избавление от пристрастия к сигаретам. Ты в гостиничном номере, всё спокойно и благополучно, у тебя ещё пара дней в запасе…
- Да, я действительно сделала на этой неделе большие успехи, честно. Но курить перед сном – это та привычка, от которой я не готова избавиться СЕЙЧАС – повторила Элис слово в слово. Уточнила: - Понимаешь, это не значит – «не хочу»: ещё как хочу, но ненавижу…
- Общий стресс, - повторил Дуглас, будто был терпеливым врачом. – Но, послушай, даже эти переговоры, если сорвутся, это ещё не конец проекта. Я не собираюсь оказывать тебе большую поддержку, чем эти рустервилльские компаньоны, - но и меньшую тоже; мы можем попытаться открыть этот бизнес с тобой вместе. Я не буду красть твою идею, даю слово джентльмена, - да одному мне она и не интересна, это не профильный бизнес, но вместе… Вообще, хотелось бы, конечно, чтобы ты задержалась у нас ещё подольше.
Элис игриво накрутила прядь его волос на кончик пальца и обняла его.
- Да, - притворился он, что услышал в этом определённый вопрос, - справиться со вредными привычками я тоже могу тебе помочь.
- Ты будешь лечить меня… нежностью?
Дуглас хмурился, но её радовало, что он видит какой-то новый выход.
- Прости, но нет. Ты знаешь, я бы не отказался, но нет. Это просто не работает. Даже наоборот: я знаю противоположный способ. Нужно создать резко негативную ассоциацию именно на сигареты, понимаешь? Как условный рефлекс.
Элис любила эти биологические трюки, научную смелость и механический анимализм, хотя гордилась званием человека. В этом не было парадокса; напротив, тот, кто отрицал связь человека с животным миром, в её глазах представал и лицемером, и животным, поскольку объективная реальность уклонялась от такого проповедника либо варвара. Тем не менее, когда Дуглас снял и показал ей чёрный тяжёлый ремень из грубой кожи, гордая блондинка, разумеется, запротестовала.
- Ведь я не мазохистка.
- Это-то и хорошо. Пожалуй, это что-то сексуальное, ведь это касается твоего восхитительного тела. Но, послушай, разве я пытаюсь тебя унизить? Если ты действительно хочешь избавиться от привычки, нужно, чтобы ассоциация была незабываемая, это должна быть сильная боль, но не что-то опасное для здоровья. Если же ты недостаточно по-настоящему захочешь, то можешь ещё столько же лет…
В таком духе он убеждал её ещё несколько минут, наконец, она достала пачку сигарет, схватила вместе с зажигалкой, улеглась на живот наискосок застеленной кровати и резким, как всё, имевшее отношение к их сексу, движением криво сдёрнула миниюбку почти до колен.
- Лицом, наверное, лучше ко мне: мне важно видеть, правильно ли я делаю, - с напускной задумчивостью инструктировал Дуглас. – и кофточку слегка приподними.
Она беспрекословно развернулась и задрала подол тонкой умеренно вульгарной блузы. Согнула ножку и поболтала ею в воздухе
- Ты куришь так? Расслабленно, развратно так… - ободряюще улыбнулся её мужчина. – Хорошо, начинай.
Она зажгла сигарету, отбросила зажигалку и затянулась. Выпустила дым изо рта через сигарету между изящно отогнутых пальчиков. После третьей затяжки он влез в этот дым, сжал её руку вместе с сигаретой, рискуя обжечься, и, став как бы продолжениемсигареты и дыма, рукой с ремнём нанёс три мощных удара со всей силой, с размаху, по диагонали, с пересечением. Захлестнул ягодицы, ноги и даже поясницу; на коже сразу вспухли красные полоски. Элис звонко закричала с запозданием, где-то через секунду-две, когда боль достигла пика. Сами собой проступили слёзы.
- Хватит! Пожалуйста, прекрати! Ты не говорил, что это ТАК больно!
Поспешно одеваясь, вставая и одёргиваясь, через собственный громкий учащённый пульс она повторяла одну и ту же фразу: «Я не знала, что это ТАК больно»!
- Неужели тебя никогда не наказывали в детстве? – заговорил Дуглас. Он понимал, что извиниться сейчас значило обессмыслить всё мероприятие. – Это ТАК больно, да; а таким образом ты мне говоришь «спасибо за сеанс, док»?
Неуместная ирония оказалась ошибкой Дугласа. Сейчас же случилась их первая ссора, и первое примирение, и она снова поверила, что сама всё решила, и затем они пошли-таки вместе к старине Майку. Дуг время от времени придерживал пошатывавшуюся подругу за талию или за плечики; после сегодняшнего, его руки не перестали у неё ассоциироваться в основном с нежностью.
Переговоры мисс Нелькенбаум ожидаемо быстро зашли в тупик, позволив, однако, хваткой хитрой предпринимательнице скопить гораздо больше ценной практической информации, чем изначально с нею планировали делиться, - даже больше, порой, чем осознавали невольные информаторы. Дуглас клялся, что не причастен к просочившемуся в загородные бизнес-круги подробному знанию (а не просто какому-то слуху) об их с Элис связи и сотрудничестве, из-за чего, в немалой степени, и сорвались обсуждения. Но факт оставался фактом: постепенно этот мужчина «подгребал под себя» всё больше влияния на Элис, всё больше возникало общих вопросов и решений, и всё больший объём (по большей части, потенциальных) совместных активов подлежал в ближайшем будущем скрупулёзному дележу.
Разумеется, Элис с подозрительностью приглядывалась к находчивости, покладистости и удачливости с ней этого господина-всезнайки, к тому, как все окружающие их жители немаленького города оказываются его близкими – именно близкими – знакомыми и друзьями. Прислушивалась с опаской – к городу, к своим провалам в сон и обстановке во время пробуждений, но также, с большей опаской – к своим приступам ужаса, которые то и дело вызывали у неё, казалось бы, нейтральные замечания и остроты Джентри. К своей тоске по нему в те дни, что им не приходилось видеться, к своей откровенности перед ним, готовности выложить такие планы и факты, которые она ни в жизнь...
Однако, - говорила себе здесь Элис Нелькенбаум, - мир велик и пёстр, а как раз так циклиться на Себе и Нём – это и есть то, чего я опасаюсь… то, что порочнее, чем самая деструктивная любовь.
Тем более, что Дело затмевало многие эти тревоги и сомнения; контуры будущего успеха вырисовывались всё зримее и реальнее. В сущности, до открытия первой пиццерии в Хэнсвилле дело уже стало лишь за первой женщиной-управляющей, рекомендации и отбор по которым Элис не желала доверить Джентри, но и сама никак не решалась, мало и плохо знакомилась с возможными кандидатками на эту роль… Впрочем, и управляющая признана была не насущной необходимостью, когда Элис осознала, что всё-таки хочет осесть в Хенсвилле на какое-то время.
Что же до рядового персонала – всех официантов, кассиров и бухгалтеров, - в этой миссии Джентри был готов, способен помочь, - да попросту незаменим.
Он же отговорил её вывесить на фасад пиццерии такой фирменный знак, как: пластмассовая женская голова в «Поросёнке», с бешеным взглядом голубых глаз и со стальными сжатыми губами – да-да, именно губы, которых почти и не видно было из-под окуляров противогаза, должны были быть выполнены из стали. Символизировать это должно было независимую, изобретательную, свободную хладнокровную женщину со стальным прикусом - какой видела себя сама Элис. Дуглас в очередной раз подтвердил, что разделяет её жизненные ценности, но излучаемая враждебность – даже если это враждебность несправедливым порядкам – для маленького семейного заведения – это ноль клиентов сразу и навсегда.
- Но кто-то из молодёжи тоже разделит наше видение… Этот свинячий противогаз – ты не понимаешь, как мне это важно, это была страховка от позора; мне тогда настолько важно было, что ни при каких обстоятельствах, ни за что, я не могу последи переговоров уронить голову на стол и уснуть – и эти мерзкие стереотипы, под эти их ухмылочки, этих мужланов… Вместо этого они испытали шок, просто от женской дерзости сами испытали страх, страх, который так же изо всех сил пытались заставить друг друга забыть, неожиданность и страх, который обесценивал весь их сарказм, всё их потное «понимание» и «мудрость»… Они в своём вонючем болоте отвыкли от женщин, которые способны торчать у них на виду столько, сколько это ИМ надо.
- Как видишь, это оказалось совершенно не важно. Всё равно они все нам все не пригодились. Наши поставщики – из других районов, их поставки обойдутся нам даже дешевле, и никто из наших не имеет на них выходов, хотя ты выудила информацию прямо из-под носа у этих балбесов. Конечно, всё относительно… Но для посторонних это просто Элис, которая хочет войти в историю в маске поросёнка. Это никак не поможет тебе продавать пиццу с беконом и грибами, точно тебе говорю. Разве что, пиццу с беконом из человечины…
- Да ну тебя, - уже соглашаясь, протянула Элис.
В день открытия первой пиццерии «Нель» Дуглас поинтересовался:
- Это успех, огромный успех, а как у тебя обстоит с успехами в работе над собой?
- О нет… ты опять о курении в постели?
- О да! Я горжусь твоей решимостью и целеустремлённостью, знаешь? Тот сеанс создания правильных ассоциаций – он помог?
- О… да-а… - пробормотала белокурая триумфаторша сегодняшнего дня, уставившись в пол. – Мне стало гораздо противнее курить – именно курить, а не жить…
- Но… помог не до конца. – мягко направил Дуглас разговор в русло нужной темы.
Она не унизилась перед собою до того, чтобы соврать ему:
- Честно говоря, да. Я всё ещё иногда не могу себе отказать в ароматной сигаретке перед сном. И ощущения…ну, от ремня, - уже начинают забываться. Что же, когда это ощущение забудется – всё придётся повторять по новой?
- Не думаю, сигареты же – не алкоголизм: ты не остаёшься курильщицей-всё-равно после долгих лет завязки!
В эту «сессию» Элис пришлось перенести уже целую дюжину ударов – она сама поражалась, как ей это удалось. Возможно, сами удары были в этот раз гораздо слабее, но «целитель» очень хвалил её и благодарил её за мужество, а ночью решительно невозможным оказалось перевернуться на спину и трудно – на бок; спать пришлось на животе. Она рассказала об этом Дугласу, когда тот пришёл под утро и во время обычных предварительных ласк предложил «закрепить эффект», то есть повторить.
Он поджал губы и слегка отстранился от неё затылком, имитируя глубокое раздумье.
- Спать на животе – это хорошо. Гораздо полезнее, кстати, если ты будешь не забывать представлять себе, что засыпаешь, во время создания негативных ассоциаций.
Когда близость между ними прошла, они оделись, он не спеша достал ремень, она же всерьёз взбунтовалась:
- Дуг, мне не приемлема такая «терапия»! Я поняла, что такое мне всё-таки не нужно! Это унизительно, я же вижу, что тебе ещё и нравится бить меня. – громкость реплики, визгливые, истерические нотки в её голосе побуждали её мужчину к решительным действиям, как бы исключали вероятность бесконфликтного разрешения коллизии, даже в случае отказа от затеи с поркой.
Он вальяжно присел на краешек кровати, но это был лишь жест успокоения, напряжённость проступала в поигрывании сложенным ремнём в руках, в его глазах, интонациях:
- Элис, милая, мы ведь с тобою уже разобрались, что это никакое не унижение, что это твоё мужество и твоё терпение, это твоё сильное стремление исправиться. Наоборот, унижение – это если тебя застукает персонал гостиницы за курением, или, когда ты уже, в тот или иной день, спалишь гостиницу. Ты понимаешь, КАКОЕ это серьёзное нарушение пожарной безопасности?
Впервые за всё время их пылких чувственных отношений она расслышала в его словах… шантаж. В этот раз – шантаж доносом. Но ничего не сказала, не могла сказать. Распахнула глаза широко-широко, на поллица, а первые росинки слёз уже раньше побежали.
- Не в том дело, - продолжал Джентри. – Это вопрос ТВОЕЙ безопасности, Элис. Забота о твоей безопасности – пойми, это не моя привилегия, как мужчины, это моя ОБЯЗАННОСТЬ, как мужчины. Если тебя придётся спасать из дымящегося окна четвёртого этажа, мужчина поднимается…
- Если меня выгонят из этой гостиницы, я пойду в другую, - пропищала Элис как бы невпопад, - или я пойду на вокзал… Вызову такси…
- Твой чемодан, детка, твой знаменитый чемодан… – надо отдать Дугу должное, он не позволил себе ни тени торжествующей ухмылки. – Действовать придётся стремительно… Тебя могут забрать в полицию, тебя могут просто обмануть с носильщиком, а я этим вечером могу не оказаться рядом. Это было бы ужасно, Элис, но…
Элис молча накинулась на него с кулаками.
Вместо того, чтобы отбиваться от неё ремнём, силой навязывая очередную порку, он тут же отбросил пояс в сторону и перехватил запястья взбешённой красавицы, придавил её к кровати, чтобы она не могла брыкаться, и навис над ней. Навязывал – взгляд, в котором не читалось ничего, кроме сочувствия, пока она всхлипывала: «Ты! Ты это всё сам выдумал, и про испарения, и про сигареты, и про дорожные знаки, и полицию подговорил! Ты и твои рустервилльские дружки-подонки».
- Не выдумал, Элис, ты же сама знаешь, что нет. Хоть немного же тебе удалось пообщаться с местными женщинами. Это бы называлось – мистификация, но не может весь город жить в моей мистификации: мужчины, женщины… Для этого мне надо было бы быть миллиардером.
Послушай меня ещё в этот раз, детка… Ты не понимаешь, ты не так поняла, если думала, что я тебя угрожаю бросить в беде. Я очень хочу, я сделаю всё, чтобы оказаться рядом с тобой, если что-то случится, если тебя выгонят из гостиницы. Кто тебе будет в этом случае нужнее, чем я, кого ты больше всех захочешь видеть рядом, готового помочь? Нас многое связывает, милая, и это – не бизнес: наши паи справедливо поделены, дело может разрастаться и без моего участия, а если оставить всё как есть – одну пиццерию, - то и тебе нет необходимости ни о чём заботиться. Но между нами – чувства, понимание, и мы помогаем друг другу стать лучше…
Наконец, вертлявая блондинка ползком стала выбираться из-под мужчины в сторону, вбок. Он не препятствовал тому; больше она не намеревалась нападать. Свернулась на краю кровати калачиком и редко заныла, а он встал, подобрал ремень и ласково-хозяйским жестом положил ладонь на её плечо. Он даже не думал навязывать ей поглаживания, ласки – и она не сбрасывала его руку. Ремень в левой руке Дугласа выражал сомнение: заправить уже обратно в брюки или отхлестать уже им Элис.
Наконец, она вытянулась на животе и медленно стащила брючки с «разрисованных» сзади нежных бёдер. Здесь осталась, кажется, последняя возможность для неё что-либо решить за него. Но логическая цепь – будто то была цепь из стали, приковывающая её к этому городу, с этим человеком, - проступила ясно и сокрушительно.
Замусоленный раздавленный окурок тлел в зубах, воображение вряд ли в эти минуты прокручивало момент засыпания. Десяток захлёстов по вчерашним следам вызывал в уткнувшейся лбом в подушку женщине маленькие взрывы по всему телу, но вслух доносился только треск ломаемой фанеры, только тихий отрывистый злой всхлип после каждого удара.
- Пока тебя всю колотит, я всё равно не уйду. Ты меня прогоняешь? – вопрос сформулирован так, чтобы помешать ей принять новое решение.
- А когда ты собираешься уйти? – зарёванная Элис не поддалась на уловку.
- Когда ты успокоишься.
- А как ты увидишь, что я успокоилась? – Элис попыталась съязвить.
Он улыбнулся: всё, как он и добивался. Осторожно, избегая резких движений, улёгся рядом и крепко поцеловал её.
- Я… больше не теряю контроль…
- Не думаю, что это плохо – очень серьёзно отозвался Дуглас.
- … так что мне кажется, будто нас подслушивают, - тихо-тихо выразила Элис свою усталость от борьбы.
- Хорошо, я выйду посмотрю, - шёпотом отозвался мужчина.
Уже в дверях он сообразил, что кошкой скользнуть с постели к дверям и запереться изнутри вместе с его ключами и кейсом, - дело одной-двух секунд. Чтобы не стать жертвой истерического импульса и не потерять эту женщину навсегда, он оставил приоткрытой дверь номера и придержал её плечом, выходя в коридор.
- Ого! – громко воскликнул он. – Элис, посмотри-ка!
- Кто там? – хмуро отозвалась красавица. Она подозрительно шустро поднялась, нашла ногами тапочки и вышла к Дугласу. Действительно, готовилась.
Горничная лежала навзничь прямо на ковролине пола. Чуть поодаль виднелась другая, сползшая стеной по стене, тоже неподвижная.
- Они… в обмороке?
- Они спят, Элис! Это очередной цикл!
- Чудесно… я даже и в это должна поверить?
- Если не веришь, давай пронаблюдаем за ними до самого пробуждения.
- У меня есть идея получше, - зло процедила Элис на ушко Дугласу. - Отдери своим жутким ремнём ещё вон ту красотку, чтобы она проснулась быстрее. Если именно это снимает действие ваших испарений… Да и поможет тебе насытиться, наконец.
- Я серьёзно, - перевёл он в шутку всего лишь её слова.
Жизнь в гостинице, в целом, устраивала Элис. Она всё больше осваивалась в городке, привыкала к тайному ощущению реального превосходства над другими местными женщинами. Постепенно она соглашалась с Джентри, что ничего никогда не происходит в точности так, как нам хотелось, но – гораздо лучше, если это успехи. Сама она, однако, привыкла считать, что события в жизни – это то, как мы к ним относимся, какой смысл мы им придаём. В чём же противоречие? В том, что она не хотела, вернее, не решалась провозгласить «терапию» мистера Джентри своей победой. Однако настоящая сила ведь проявляется в том, чтобы уметь радоваться НЕ СПЛОШНЫМ победам.
Победа и не должна быть лёгкой, свобода – не подарок Небес. Ни для женщин, ни даже для мужчин. Раз ей не удалось отстоять статус Неприступной Элис – что ж, не стоит застревать на этом, как дуре, годами переживать горе. В сущности, ничего ужасного не произошло и, главное, ничего невыносимого не предвиделось в перспективе. Ей теперь предстоит – только предстоит – стать Очень Хитрой Элис. Расставлять приоритеты, помнить свой интерес и оставшиеся границы. Расти, развиваться – и побеждать не только бравых полицейских, но и свою ровню из предпринимателей-мужчин.
Ближайшая цель: открыть вторую пиццерию в Хэнсвилле. Выполнено.
Подобрать дам-управляющих. Есть успехи.
Третью пиццерию. В процессе.
Узаконить отношения с Джентри.
Цель?!
Калейдоскоп мыслей, эмоций, сомнений.
Настал, однако, тот день, когда он явился забрать её из гостиничного номера в свои владения, и она вышла к нему в длинном тонком зелёном платье с красивым вырезом, произведении хэнсвилльских ателье.
Приветствие продолжил страстный поцелуй.
- Ты опять курила, - проворчал он ей в губы и потянулся привычным движением к ремню, не отрываясь от неё.
Она отклонилась, чтобы объясниться:
- Но, дорогой, я больше никогда не курю в постели. Я выходила на балкон, честно!
- Не так важно, - Джентри на время оставил в покое пряжку. – Ты всё ещё куришь. Знаешь, мне не нравится, что моя девочка курит. Но, кажется, мне понравится… сравнивать твой вкус до и после, - и он продолжил её целовать.
Их «сессии» были нерегулярны, совсем редки, но каким-то образом, затрагивая кое-какие другие вредные привычки предпринимательницы, дошли до двух дюжин ударов за раз, и за сопротивление и даже за требование прекратить теперь следовали «штрафы». Элис никогда не удерживалась полностью от сопротивления и получила сегодня всего тридцать ударов.
- Не надо сразу, пожалуйста, не надо сразу меня целовать!
Он успокаивал её подолгу; каждый раз, снова и снова, ей было по-настоящему важно слышать, что она «молодчина», что он гордится ею…
- Ну как? - поинтересовалась Элис после поцелуя.
- О, незабываемо. Такая послушная, расслабленная, и никакого привкуса табака, к тому же. Одни гормоны нежности…
- Злости, - поправила Элис, стыдливо потупясь. – Меня ещё никогда не пороли за курение на балконе.
- Раньше было раньше, - на этом трюизме Дуг ласковым тоном намекнул на перспективу чего-то несравнимо более счастливого, разумеется, чем дисциплина, и прижал Элис к себе покрепче.
Цепь роковых обстоятельств, начавшаяся с галантной помощи в переносе восьмидесятифунтового чемодана, теперь сложилась и замкнулась окончательно.
Когда они выходили, истерзанное тело Элис под платьем, безупречно скрывавшим все следы, вдруг ощутило такую необъяснимую лёгкость и энергию, что в сознании возник испуг, что её неправильно поймут. Нужно было предупредить Его: Она не сбежит сейчас.
- Расплатись, пожалуйста, с ними, а я… побегу. Встретимся у «Нелл-1»!
Он не уставал с её чемоданом, не терял дыхание, и сейчас она тоже не теряла дыхание, сколько бы ни пробежала. Мимо распластавшихся по углам спящих горничных на этаже, посреди бела дня, мимо лобби, у стойки которого задремал даже… мальчик – новый портье.
Ну, кому теперь-то уже нужен весь этот странный спектакль, - спросила она себя на бегу. Мимо идеально ухоженных фруктовый парков; здесь всё, что не двор, не гостиница, не ресторан и не магазин, - идеально выстриженный фруктовый и акациевый парк с газонами.
А может быть - в отличие от музыкальной оперетты, рождавшейся и почти до галлюцинации проявлявшейся в её сознании, - и не спектакль вовсе.

Милый кошмарик.
И тоже содержит стабильный - низкий,но неизменный - процент трэшовости.
Но вот вопрос к уважаемой Ведущей: чемодан здесь сюжетообразующий, но где астрономическое явление или стихийное бедствие? Болотные испарения, что ли? А так можно?

_________________
Следите за фигурой, где Игрок я;
Лай, плеть, перешибая лицепальмы!
А.Е.М.

Начало было небезынтересным.

Автор - явно нижняя феминистка, а её героиня - феминистка, не сразу осознающая свою нижнесть. Вот только очень медленно и затянуто.

Название-то у него женское... Как у англичанок...
Но есть сомнения в принадлежности автора к женскому полу.
Даже, скорее, наоборот: узнаю по себе тягостное заблуждение, будто все женщины в принципе - мазохистки, только не все - выявленные. Или наоборот: мазохисток не бывает, только кого-то жизнь заставила. (последнее, конечно, ближе к феминистскому учению, но не к глубинному самопониманию авторши, если это тян).
И это не единственная моя претензия к тексту - к тому, что в нём, кажется, автором повествуется серьёзно, помимо спасительной иронии.
Но прежде чем продолжить, хотелось бы уточнить у организатора вопрос прохождения условий конкурса.

_________________
Следите за фигурой, где Игрок я;
Лай, плеть, перешибая лицепальмы!
А.Е.М.

текст просто нечитаемый. у меня не получилось продраться сквозь искусственные пластмассовые диалоги.

Имена... Испарения... Целых пятнадцать если я верно посчитал ударов - в фантазии автору не занимать но читать даже мне очень тяжело и как то все очень путано изложено.

Ну вот, наконец, мы увидели настоящего Ковальского. Александр мастерски одолел блондинку в двух сетах. Первый сет был прекрасен, во втором автор немного устал, но несколько сильных ударов под заднюю линию выправили ситуацию.

Ivanov_I, ударов - я насчитал 55, вместе с финалом, и ещё автор упоминает, что были ещё сессии.
В общем, организатор молчит, но похоже, что с выполнением условий - как конкурса, так и публикации на ПиН, - у этого рассказа всё в порядке; испарения тянут на природный катаклизм вместо землетрясения. (А чемодан - даже и чуть-чуть неожиданно обыгран. Не как вместилище чего-то/кого-то - хотя там вещи героини, вроде как, - а как... инструмент манипуляции, что ли).
Можно теперь высказать основные претензии по реалистичности.
Автор "пугает, а не страшно". Эти сюжетные тенета и силки... Сложно ли продраться через их описание, просто ли - сказать не могу объективно по прочтении: кому как! мне вот через "Море" тяжело было продираться, знаете ли, а кому-то - зашло на вдохе. (тот рассказ я вообще комментировать не буду, пожалуй, разве что при проставлении оценок). А здесь - вроде, спотыкачей языковых нет (кроме англицизмов зачем-то в репликах) - и ладно, читать можно. Ну, хотел вот автор скрупулёзно так доказать, что героиня - не ХЖМ, а объективно реально ПОПАЛАСЬ. Ничего противозаконного не совершив - попалась.
Только вот...
В реальном-то мире у женщин два главных орудия ВЛАСТИ.
Власть Выбирать. Как говорится, "не дашь женщине того, чего она хочет - она всё равно получит это, но не от тебя". Все мужское сообщество здесь стоит на страже.
Власть Не Давать Ему - сюда входит утрата либидо по самым разным причинам, вплоть до "ничего не сломано, не беременна, но больно и тошнит". Поймите правильно, я вовсе не уверен, что таким образом женщина непременно сознательно манипулирует, реализует свою личную власть, а не, возможно, проводит чужую, сама служит высказыванием для сфер... эх, вот заносит меня откуда угодно то ли в политические, то ли в теологические споры! В тысячный раз осекаюсь.
Здесь героиня, вроде, совсем не задействует эти мощные механизмы для САМОЗАЩИТЫ от ремня героя, хотя это, вроде как, на инстинктах... так что же, делаем вывод, что ей на самом деле нравится? А зачем тогда всё нагромождение обстоятельств?

_________________
Следите за фигурой, где Игрок я;
Лай, плеть, перешибая лицепальмы!
А.Е.М.

_________________
Следите за фигурой, где Игрок я;
Лай, плеть, перешибая лицепальмы!
А.Е.М.

Да, начало было интересным, напомнило "Визит в Паддлтаун":
http://kprn.clubpn.org/club/libr/html/trans/045.php

Потом... Потом автор не удержал сюжет, растекшийся, словно тесто.
Чрезмерное многословие, отсутствие ясной картинки, зацикленность на странных отношениях двоих в ущерб обилию других возможностей и линий.
Конкурсные условия выполнены.

"Невозмутимо стоит на большой дороге" - это сильно .
Я все ждал, что у пана Дугласа окажется некое второе дно, но он невозмутимо простоял до самого финала .