Клуб "Преступление и наказание"

Продолжение - не хуже .

да-да, по-крепче, просим)!

Запах Боли

Предлагаю сделать «монтаж» и промотать 8 лет моей жизни. Ничего важного мы не пропустим. У меня было классическое советское детство и юность. Учеба, спорт, друзья. Первая сигарета, первый алкоголь, первый секс. Все, как у большинства моих ровесников.
Семья у нас интернациональная и по менталитету мы больше немцы, чем молдаване.
Отец и дед всегда мечтали выехать на Запад. Как только появилась такая возможность — каждый осуществил свою мечту. Дед отошел в лучший мир в Германии, в окружении многочисленных родственников, в присутствии своих единоверцев, абсолютно удовлетворенный и счастливый, как говорится: «насыщенный днями». Мы с отцом переехали в Детройт. Мать не захотела так резко все менять в своей жизни, но родители сохранили добрые отношения по сей день. Сестра осталась с матерью, это не оговаривалось. Нам с Максом позволили выбирать. В итоге, после окончания 9 класса, с отцом улетел только я. Позже мои родственники переедут в Москву.

В 17 лет я вполне серьезно мучился и терзался тематическим голодом. К тому времени я прочел несколько книг по психологии с разделами о садомазохизме и уже понимал, что со мной происходит, и как можно сбросить это напряжение.
Доставали меня две проблемы. Первая — это как принять себя. Такого странного, с тягой к жестокости, с желанием причинить боль, и как нести потом последствия за осуществление своих деяний. Вторая — чисто техническая. Требовалось найти девушку, которая захотела бы принять от меня боль. Ну и территория.
Вечно у меня все выходило не так, как у других. Никакой тяги к жестокости в сексе у меня не было. Наоборот, девушки казались мне добрыми и прекрасными феями, стремящимися излить на меня всю свою нежность, ласку и прочую благодать. Льщу себе мыслью, что я тоже был отзывчивым и щедрым парнем, хотя и с повернутой не в ту сторону моралью. Пороть девушку, подарившей тебе упоительно красивый секс мне не хотелось. Я пробовал. Мог шлепнуть. Как—то поиграли в насилие, и я достаточно жестко нагнул свою подругу к столу. Нет, не то. Все мое существо вопило, что с девушками так не поступают. Но в тайных грезах все время присутствовала юная, прекрасная незнакомка, которую я порол ремнем. Кто она и почему я хочу ее выпороть — я не понимал. Любая девушка, к которой я испытывал нежность и заботу, автоматически выпадала из списка тех, кого я хотел бы высечь. Может я бы так и не страдал, но все, что я читал на этот счет утверждало, что желание садизма и сексуальность идут рука об руку. От этого всего мои запросы казались мне еще более страшными и извращенными.
Зайти в тему мне помог случай. Молодежная вечеринка, алкоголь. Хозяйка всего этого безобразия, хорошо за полночь, нежно мурлыкая, попросила меня задержаться, чтобы помочь ей прибраться. Я, естественно, развесил уши и повелся, решив, что меня просят остаться как парня. Кончилось тем, что я вылизал девчонке весь дом, а она потом вполне недвусмысленно поставила меня на место. Но, зато, дала телефон своей подруги, на которую я давно засматривался, но всерьез подкатить не решался. Все-таки, в семнадцать, каким бы здоровяком ты не выглядел, замутить с девушкой, которой за двадцать было не ловко.
История miss, ставшей моей дверью в тематический мир, проста и банальна, как сотни тысяч других. Неблагополучная семья, рывок во взрослую жизнь, попытка выжить, получить образование и искушение получить быстрых, легких денег. Ее звали Кэндис и она подрабатывала проституцией.
Я собрал денег, выбрал момент, когда отца не было дома и пригласил Кэндис к себе, не предупредив ее о моих планах на ее тело. Не сразу, но мы поладили в тот день.

У Кэндис действительно было очень красивое тело, это не просто грезы молодого пацана. И когда она легла поперек моей кровати, согласная получить 10 ударов ремнем, меня не хило так накрыло от наплыва самых разнообразных чувств. И мысль о том, что может не выпендриваться, а просто поиметь это согласное на все тело, была не самой последней. Но, во—первых, я понимал, что такой шанс, как выпороть девчонку — редкая удача в моей ситуации. Во—вторых, у меня была подруга для плотских утех. Переспав с Кэндис, я бы больше потерял, чем получил. Все-таки с сексом напряга у меня в тот период не было, а вот тематический голод был. Это поставило точку в моих колебаниях, и я снял с себя ремень.
Сознание словно разложилось на несколько личностей. Одна, точно в пьяном угаре, голодная, ничего не контролирующая и не собирающаяся за что—либо отвечать орала:
— Да! Со всей дури! С оттяжкой. Так, чтобы заорала, завизжала от боли, умоляла отпустить. Заломить ей на спину руки, прижать коленом и тогда можно даже пряжкой. Так, чтобы кровь брызнула во все стороны! Чтобы при каждом ударе от тела отлетал мокрый чавкающий звук!
Вторая, тоже голодная, но куда более осторожная тихо шептала:
— Нет, так нельзя. Напугаем! Она больше не придет, не согласится. Давай слегка, только попробуем. Напиться можно будет потом, когда она будет больше нам доверять.
Третья стояла рядом и ржала. Безумно, запрокинув голову.
— Ну что, маньяк, встрял? Сегодня, завтра, через год, какая разница, когда ты ее убьешь? Конец—то этой истории все равно один — электрический стул.
На самом деле этих сущностей было на много больше, и каждая предлагала какой—то свой вариант. Я выбрал второй. Выпороть так, чтобы Кэндис не отказалась прийти еще. Прикормить, приручить, убедить ее в том, что я безопасен и она ничем не рискует.
Я больше не смотрел на нее, как на красивое женское тело. Это был напиток.
С первого же удара я почувствовал, как по моему горлу потек нектар. Да, он был кислым, но не таким мерзко-тошнотворным, как то, что я пил у себя. Нет, боль Кэндис была, как свежий апельсиновый сок, только куда вкуснее и богаче на вкус. И она была ароматной. Так пахнут мандарины из детского новогоднего подарка и свежие апельсины, которые ты купил любимой девушке. Еще это немного аромат дыни и манго. И все это — подобно свежему ветру потрясающе красивым, ранним утром.
Чужая боль в разы вкуснее и ароматнее своей. Моя вообще ничем не пахнет. Ну хоть выглядит красиво. На вкус — ни о чем. Боль Кэндис была по консистенции такой же, как и у меня — тягучей. Как же приятно было ее пить! Чем она вообще думала, когда соглашалась за тройную таксу получить от меня ремня?! Как я тогда смог оторваться от нее?
Помню, как после порки она облегченно смеялась и радовалась на сколько легко ей достались деньги. Игриво намекала на возможность секса. Слегка флиртовала, теша себя мыслью, что мое неадекватное состояние — это возбуждение.
А я смотрел на нее и видел бутылку Fanta. Как будто передо мной, издыхающим от жажды, кто-то тряс бутылкой, а в ней дразняще—маняще плескалась моя живая вода: кисло—сладкая, одуряюще ароматная, искрящаяся, красивая. Желанная.

Я больше никогда не рисковал спрашивать у отца, как он ассоциирует свою боль. Хватит, выросли! Но был разговор, который получился спонтанно.
Я просился у отца в одну поездку, а он не отпускал. И я, проверяя барьеры, шутливо отозвался, что уеду без разрешения. Отец принял игру, поднес к моему лицу громадный кулак и улыбнулся:
— Только рискни! Чем пахнет знаешь?
Я мягко свернул свою разведку и отшутился:
— Одеколоном.
Отец оценил шутку, и мы оба посмеялись. И тогда я как бы между прочим спросил:
— А по—твоему боль как пахнет?
— Боль пахнет потом, — не задумываясь ответил отец.
Больше я не терзался, почему мы такие разные. Просто усвоил и принял, как факт.

(надо? )

Очень интересно .
Кислый-серебристый-мандарины.
Соленый-красный-пот.
Задумался, как у меня. Ничего не надумал: не привык оценивать в таких категориях .