Клуб "Преступление и наказание"

Зацените лучше: https://youtu.be/o2rzvuUwaI8

Артур, просто лично мне так услышалось. Конечно, я субъективна, меня там не было с вами ))
Я не обижаюсь и вы не обижайтесь.

И про Любовь)

Ну, что, пора закругляться. Все, что хотел сказать — я сказал. Может не очень доходчиво, ну, как получилось. Заканчивать будем с любовью, а она, как всем известна — жестока! Как бы, вот именно с этого же и началось все, правда? С жестокости. И с любви. Уточним: с любви к жестокости!
Выпивая боль, прислушиваясь к ней, осязая и вдыхая ее аромат, я все больше и больше осознавал: до чего же мне это нравится! С каждой другой девушкой это было немного не так, немного по-другому. Другой вкус и оттенок, иногда другой аромат и звук, но в целом — отличный ансамбль! Как же его не любить, правда?
Я много раз задумывался: почему какие—то составляющие меняются? Почему одна порка вкуснее другой, но, допустим, менее ароматная? И, естественно, что же можно сделать, чтобы каждый компонент боли стал максимально качественным, а соединив все в одно можно было получить то, чего так жаждала моя душа?
Женщина. Все зарыто в ней. Ну, хорошо не зарыто. Заключено. Какая—то женщина может напоить тебя просто обалденным по вкусу напитком. А другая исполнит такую симфонию боли, что ее плач и стоны еще несколько часов эхом поют и обертонят в твоей душе. И, конечно, если хочется получить все и сразу, то придется молить судьбу о том, чтобы тебе попалась такая Нижняя, способная одарить своего Верха изысканным наслаждением.
Ну, или Нижнюю можно этому научить.

Успокоиться. Суета губит все и всех. Для того, чтобы научить Нижнюю испытывать вкусную для тебя боль - нужно быть абсолютно спокойным. Смотреть, как бы, сквозь все эти попытки вывести тебя на эмоции, раскачать нервную систему. Если есть время и желание, то можно долго сидеть и наблюдать, как она бьется об твою стену, в надежде словить хоть какой—то отклик. Если нет, то коротко и четко дать очень хороший совет — уняться. Потому что самую вкусную боль дает смирение. Только оно придает этому напитку такие потрясающие оттенки, от которых просто невозможно оторваться. Когда твоя Нижняя понимает, что все это будет так и не иначе, когда сама, добровольно принимает твой расклад — ее боль будет необычайно вкусной. Проверено.
Расслабиться. Я никогда не видел боль в другом цвете, кроме, как в серебре. И мне это нравится. Вообще, люблю этот цвет, особенно в сочетании с черным. Но, все же, серебро, люблю больше. Не из каждой нижней можно вытянуть цвет ее боли. И не всегда удается увидеть, какого цвета твоя боль. Цвет боли дает полная капитуляция. Ну, или подчинение, если хотите. Естественно, только добровольная (я про капитуляцию); даже если вы внутренне не согласны, но по факту — все равно сдаетесь. Сами. А что для этого нужно? Расслабиться. И отпустить себя. Допустить, то, что с тобой сделают и довериться тому, кто это будет делать с тобой. Это как белый флаг при полной сдаче позиции. Или красный, когда кто—то делает вызов. Дальше аналогии проводите сами. Какой бы флаг вы там не выкинули — итог все равно будет одним и тем же. Боль может быть красивой. И боль может менять свой цвет. Просто... видимо я безнадежно влюблен в цвет серебра.
Запах боли — это больная для меня тема, уж простите за тавтологию. Моя—то вообще ничего не дает в этом плане. Не знаю почему.
Сосредоточиться. Что делает хищник, когда чует добычу? Сосредотачивается и замирает. Перед самым прыжком. Прежде чем взять свое. Знаете, что придает Нижней самый упоительный, обалденный аромат? Стыд. Вот я сейчас опять извиняюсь за тавтологию, но мне, реально, стыдно признаваться в том, что эту эмоцию я испытываю крайне редко. Может поэтому у меня и не получается уловить запах своей боли? А вот чужой стыд пахнет просто обалденно! Почему нужно сосредоточиться, вызывая в нижней стыд? Потому что тут очень важно не терять контроля и не перегнуть палку. Стыд же бывает очень разным, и чем искреннее и нежнее это чувство, тем эксклюзивнее будет аромат.
Со звуками боли вообще все просто. Священная для любого Верха песнь, как по мне. И ее нужно просто принять в себя. Не воспринимать отстранено, как крики возмущения, стоны страдания, слезы огорчения. Нет, это же как партии разных групп симфонического оркестра! Где важен каждый всхлип, каждый вздох, где нет ничего лишнего. И каждый твой auftakt девайсом - предвосхищает ваш с Нижней шедевр. Вы сами выберете тональность и договоритесь о средствах выражения. Главное просто понять друг друга и принять. Сокральный договор дирижера и исполнителей его воли.
Вот так я вижу боль. Такой ее люблю. Все это, при желании, вы можете облечь в простые человеческие отношения. С походами в кино и театр, с посещением ресторанов и выставок. Флирт, секс, что вам там еще нужно, чтобы как—то облагородить свою жажду боли?
Я лично предпочитаю человеческое оставлять вне этого всего. Да, живой, и мне это все не чуждо. Но когда речь заходит о боли, я могу ее достать без всех этих движений.

Я лежу в полном покое, вытянувшись во всю длину на теплых, пахнущих океаном досках, позволяя ласковому солнцу вылизывать мне спину. В последнее время работы становится все больше и больше, гора дел заваливает просто, и ты уже забываешь, для чего вообще тебе нужно столько работать и зарабатывать, если это приводит только к увеличению работы и прочих забот. А тут, выдался отличный weekend и я зубами вцепился в этот шанс выбраться из душного города. Тело, уставшее от долгого заплыва, блаженно расслаблялось, а солнце медленно допивало мои силы, погружая в сон.
— Артур, стол накрыт!
— Я не хочу!
— Да, ладно! Ты же хотел суши!
— Давай позже, а? Ну вот просто нет такой силы, которая подняла бы меня сейчас с этого места!
— Мммм... ты уверен? — мягкое мурлыканье, на грани красивого, тихого смеха.
Лениво потягиваюсь и переворачиваюсь на бок. Да, возможно это и стоило того, чтобы нарушить мой покой.
— Я не люблю повторяться, но, видимо придется. Да?
Ее глаза распахиваются, а щеки мгновенно вспыхивают.
— Ты сердишься?
— Да прям! Я спокоен. Просил же не беспокоить.
— Я просто подумала, что раз суши...
— Ну, ничего, давай теперь вместе подумаем, что нам с этим делать.
Я ухмыляюсь, ощупывая ее тело жадным и голодным взглядом, и она невольно ежится, понимая к чему это все катится.
— Ну, вот и отлично! Снейк где?
— В машине...
— Иди!
Я смотрю ей в след и улыбаюсь.
Слышу, как она открывает машину. Пора. Натягиваю джинсы и босиком (так приятно!) иду по тропинке вверх. Она стоит, низко опустив голову, плеть вздрагивает в ее руках.
Робкий, полный надежды взгляд.
— Пожалуйста, не надо! Я забыла, но я больше так не буду! Ну, пожалуйста.
— Шшшш, тих—тихо! Спокойно. Что ты забыла?
— Я забыла, что тебя нельзя было беспокоить. Что сам придешь.
Сколько веры в ее словах! Веры в то, что ее простят.
— И?
— И... я виновата!
— А из этого следует что?
Еще несколько секунд она колеблется, но делает верное решение:
— Накажи меня...
И протягивает мне плеть. Я уже знаю вкус ее боли. Он похож на нежный, теплый киви, который так и исходит соком. Я облизываюсь и беру плеть из ее рук.
— Руки на капот и пол шага назад!
Короткий испуганный взгляд.
— Я... не смогу!
— Сможешь! Или я научу тебя!
Она разворачивается и кладет руки на капот моей машины.
— Отлично! А теперь скажи мне, пожалуйста, что не так?
— Я не выполнила твою просьбу.
— Да. А почему?
— Я забылась.
— Ну, просто замечательно! Ты с каждым разом делаешь успехи. И ты согласна с тем, что тебя нужно наказать за забывчивость и неисполнительность?
Ее плечи вздрагивают. Она очень боится плети.
— Ты можешь сказать честно. Если ты не согласна, мы можем это обсудить!
— Я... согласна. Я виновата.
Тянусь пальцами к ее бедру и дергаю шнуровку бикини. Она вздрагивает, понимая, что обнажена для наказания и плотно сжимает в напряжении колени. От предвкушения мои мышцы напрягаются и расслабляются, как бы играя сами с собой и проверяя работоспособность. По венам потекло серебро.
— Расставь ноги.
Она низко опускает голову, и я вижу, как ее слезы капают на капот.
— Еще! Да, вот так. Прогнись.
Аромат океанской воды, свежесть лимона, и, наверное, что—то с примесью табака. Ее стыд очень жаркий, терпкий, такой дразнящий. Свежий, юный, бодрящий. Я смотрю на ее спину и стараюсь запомнить момент. Следы этой порки пройдут не скоро.
Свист плети и на теле Нижней загорается первая полоса. Девушка громко вскрикивает и невольно оглядывается, меняя позу.
— Ты хочешь в дом и повисеть на карабине?
— Неееет, — в ее голосе звенят страх и мольба.
Да, ладно! Рано. Мы же только начали!
— Тогда в позу и не смей оглядываться. Можешь кричать.
И больше мы не тратимся на слова.
В музыке это называется lento. Когда ты никуда не торопишься. Спокойно и размеренно чередуешь доли. Удар, пауза, удар. Ровный, неторопливый темп. Он по-своему жесток и беспощаден. Ведь, кажется есть время принять боль, растворить и приготовиться к следующему удару. Но эта монотонность и неумолимость лишают надежды и нужно очень много воли, чтобы дождаться перемен. Уж я—то знаю. Но она только учит эти простые вещи.
Ее ноги дрожат, иногда она сгибает ногу в коленке, опираясь на бампер, но следующий удар напоминает ей, как держать позу при порке.
Она плачет очень красиво. Вплетая в свои слезы стоны, а потом уже и вой, когда терпеть почти нет силы. Выгнув спину, прижавшись лоном к капоту, она натягивает кожу на горле и широко раскрыв рот, запрокинув голову, воет от боли, содрогаясь и сжимая пальцы в кулаки. Плечи плавятся под очередным ударом, и она ложится на капот, не в вилах держать себя на руках. Кожа на ягодицах натягивается, и я не упускаю момента вытянуть ее, так, что девушка визжит долго и протяжно, пока ее не обрывает новый удар. На секунду моя Нижняя умолкает, а потом заходится новым криком. Я понимаю, как сложно стоять при такой порке. Но она молодец! Руки неизменно на капоте. То шаг вперед, то назад, немного в сторону, но все же, неизбежно, тело покорно встает в указанную позу, принимая удары плети.
Ее плоть дает все, что только можно получить от порки. Полный ансамбль, все ингредиенты. Я наслаждаюсь ее болью и полон благодарности за каждый крик, за каждую полосу на спине. За доверие, принятие и покорность, которую Нижняя преподносит мне со смирением и достоинством.
Девушка принимает последние удары резко втягивая в себя воздух, но подавляя вопли. Ее руки дрожат, и, если продолжить, она рухнет у моей машины.
Я опускаю плеть.
Нижняя стоит, наклонившись к капоту, не оглядываясь и не меняя позы. Если есть что—то более идеальное, чем это, то я вообще ничего не понимаю в боли.
Я подхожу ближе, кладу снейк на капот и вытираю ее слезы. А потом и обнимаю, крепко прижав к себе плачущую от благодарности и облегчения девушку.
Эта та боль, которую я люблю. Жестокая. Вкусная. Красивая. Ароматная. Звенящая во мне. Понятная. Доступная. Любимая.

The End